Страница:
Я уже давно ждал звонка, открыл дверь и увидел перед собой плотного пожилого человека в форме немецкого фельдфебеля. Он взглянул в свою очередь на меня. Описание, по-видимому, совпало с оригиналом.
– Это вас я должен отвезти в Лиелупе? – спросил фельдфебель.
– Да, – ответил я. – Поторопимся?
– Не спешите, – сказал он. – Знаете, кто меня послал?
– С вами должна быть дама, – сказал я.
– К сожалению, она не одна, – сказал шофер. – Кроме нее, в машине начальник гестапо и офицер из канцелярии гаулейтера: они увязались ее провожать. Мне велено передать, что баронесса фон Третнов просит вас спуститься.
– Как же быть? – спросил я.
– У вас, конечно, есть оружие? – спросил шофер. Я похлопал себя ладонью по карману.
– И у меня есть, – сказал шофер. – Я передам, что вы просите господина Польмана и его спутника подняться. Полагаю, мы с ними справимся, другого выхода нет.
Раздумывать было некогда.
– Зовите, – согласился я.
Штамм спустился и через минуту поднялся опять.
– Его не проведешь, – с досадой сказал он. – Польман говорит, чтобы вы сами спустились.
Заставлять даму ждать себя дольше было бы неприлично, я спустился. Штамм распахнул дверцу машины. Дама протянула мне руку:
– Господин Берзинь?
Я поцеловал ей руку и раскланялся с Польманом и незнакомым мне офицером.
– К вашим услугам, баронесса!
Мне показалось, что я ее где-то видел… Баронесса кокетливо посмотрела на своих спутников.
– Господа, мне необходимо посекретничать с господином Берзинем. Моя приятельница…
Польман неохотно вышел из машины, офицер последовал за ним. Они остановились неподалеку.
Рвануть, дать газ и умчаться под носом у Польмана было невозможно, он тотчас же организовал бы погоню, пристрелить его на улице тоже было нельзя.
– Как от него отвязаться? – вполголоса спросила меня та, которая называла себя баронессой фон Третнов.
– Черт его знает! – пробормотал я.
Положение, как говорится, было безвыходное, и тут я припомнил многочисленные намеки Янковской по поводу Польмана. Гренер был связан с заокеанской разведкой, а ведь именно Гренер добивался назначения Польмана в Ригу. Янковская все время называла его своим человеком. Вспомнил я и то, что говорил мне Тейлор, и решил воспользоваться своим талисманом. Янковская пророчила, что он выручит меня в трудную минуту.
– У меня есть одно средство, – сказал я незнакомке и подошел к Польману.
– Господин обергруппенфюрер, разрешите попросить вас на два слова.
– Что вы хотите? – недоверчиво спросил Польман, идя за мной.
Я остановился под фонарем, порылся в кармане и разжал ладонь со своей пуговицей.
– Вам приходилось видеть подобную безделицу?
Польман ничем не выразил своих чувств, но было непохоже, чтобы вид этой медяшки привел его в восторг.
– Откуда она у вас? – бесцеремонно спросил он.
– Купил у одного оборванца, – невозмутимо ответил я. – Я ведь коллекционирую пуговицы, милейший Польман.
– Сейчас не время шутить, – оборвал он меня. – Я слышал об этих трилистниках. Вы получили ее от этого…
Однако он не осмелился произнести имя Тейлора.
– От кого бы ни получил, трилистник, если мне не изменяет память, считается символом счастья. И я решил проверить свой талисман на вас!
В ответ на это Польман криво улыбнулся.
– Мне не все ясно в вашем поведении, капитан Блейк, но, судя по этой эмблеме, вам покровительствует…
Он опять не договорил, кто мне покровительствует. Тогда я перешел в наступление.
– У нас одни покровитель, – грубо сказал я. – Генерал Тейлор.
– Т-с-с-с! – зашипел на меня Польман. – Не называйте его!
– Вы мне мешаете, Польман, – произнес я как можно небрежнее. – У меня с баронессой особые дела.
– Подождите, войдем в подъезд, – остановил меня Польман и повернулся к своему спутнику.
Тот стоял с баронессой у машины.
– Кюнце, я поднимусь на несколько минут! – крикнул ему Польман. – А вы не отходите от машины…
Я понял, что и гостья, до тех пор, пока не будет сдана с рук на руки своей тетке, и, с этого момента, даже я сам – находимся как бы под конвоем.
Мы поднялись по лестнице и остановились на площадке перед моей дверью.
– Говорите! – раздраженно обратился ко мне Польман. – Чего вы от меня хотите?
Нет, убивать его не было расчета…
Если бы даже удалось убить и самого Польмана, и его спутника, в лучшем случае через какие-нибудь полчаса поднялась бы такая паника, что вряд ли нам удалось бы ускользнуть от погони.
Живого Польмана я еще мог нейтрализовать на какое-то время, но, мертвый, он принялся бы преследовать меня с места в карьер.
– Слушайте внимательно, Польман, – сказал я возможно более спокойно и деловито. – Я выполняю особо ответственную операцию по личному указанию…
Ладно, не будем его называть, вы знаете его имя! Попробуйте только ее сорвать! С нашим шефом шутки плохи…
Несмотря на слабый свет на лестнице, я заметил, что Польман побледнел от волнения.
– Вы хотите сказать, что вас решили…
– Вас не должно интересовать, что там решили, если не сочли нужным поставить вас об этом в известность, – произнес я возможно более пренебрежительно. – Забудьте, что вы начальник гестапо. Сейчас я вижу в вас сотрудника другого ведомства…
– А… список? – неуверенно спросил Польман. – До того как будет получен список…
– Список передан по принадлежности, – ответил я. – Мне уже дано другое задание!
– Гренеру?! – Польман с трудом сдержал свое волнение. – Он-таки обошел меня!
– Ну, это уж меня не касается, – примирительно заметил я. – А сейчас мне нужно, чтобы вы оставили меня с баронессой и захватили с собой своего фендрика…
Польман угрюмо покачал головой:
– А если я…
Я сдержанно ему пригрозил:
– Жалеть об этом придется не мне!
Он отвел от меня свои глаза.
– Хорошо, – неохотно согласился он. – Если резидент подтвердит ваши полномочия, я не буду мешать…
Я не знал, кого он имел в виду, но подумал, что скорее всего это мог быть Гренер.
После этого короткого, но выразительного разговора мы вернулись на улицу и подошли к машине.
– Дорогая баронесса, господин обергруппенфюрер приносит вам тысячи извинений, – галантно произнес я. – У него возникла необходимость срочно побывать в своей канцелярии, но он надеется, что ни с вашей стороны, ни со стороны вашей тетушки не встретится возражений, если он завтра заедет засвидетельствовать вам свое почтение
Польман только молча поклонился.
Баронесса милостиво пожала ему руку.
– Пойдемте, Кюнце, – промолвил Польман своему спутнику.
Я сел в машину, Штамм взялся за баранку, и мы поехали.
Я наклонился к шоферу:
– Я не знаю, как вас зовут…
– Штамм, – сказал он.
– Товарищ Штамм, – предупредил я его, – на минуту задержитесь у гостиницы “Даугава”, а затем жмите изо всей мочи.
– Я знаю, – ответил он.
Та, которая называла себя баронессой фон Третнов, не вмешивалась в наш разговор и вообще не произносила больше ни слова.
Минут через пять мы подъехали к “Даугаве”. Можно сказать, мы даже не остановились. Железнов сел в машину почти что на ходу. Он был в мундире гауптштурмфюрера, и я бы не сразу его узнал, если бы не был предупрежден о маскараде.
Я прекрасно понимал, что Польман не замедлит обратиться к Гренеру и что нам важен каждый час выигранного времени…
Мы мчались по улицам Риги, и я напряженно соображал, какое препятствие можно воздвигнуть на пути наших преследователей.
Дорога была каждая минута, но мне подумалось, что для задержки противника стоило пожертвовать даже десятком минут!
– Товарищ Штамм, поезжайте к цирку, – приказал я. – Остановитесь неподалеку и ждите. Я вернусь самое большее через четверть часа.
– Для чего это? – спросил Железнов.
– Потом! Потом! – бросил я ему. – Сейчас нет времени!
Штамм затормозил перед цирком, и я бегом устремился к артистическому подъезду.
– Где господин Гонзалес? – крикнул я на ходу какому-то цирковому служителю. – Проведите меня!
Я не видел Гонзалеса с того памятного вечера, когда он исполнял свою серенаду под окнами госпожи Лебен…
Он встретил меня в коридоре, одетый в темное пальто, накинутое поверх расшитого блестками камзола.
Гонзалес почти не изменился, разве чуть обрюзг и стал еще мрачнее.
– Добрый вечер, синьор Гонзалес, – поздоровался я. – Вы еще не отказались от госпожи Янковской?
– Что вы хотите этим сказать? – мрачно спросил он, не отвечая на мое приветствие.
– Мне некогда, но я решил оказать вам услугу, – сказал я, не обращая внимания на его тон. – Если вы еще не оставили намерения привести на свое ранчо госпожу Янковскую, вам следует что-то предпринять. Сегодня ночью Янковская и Гренер собираются покинуть Латвию, а господин Польман должен организовать их отъезд. Если вы поторопитесь, вы успеете еще ее задержать. Самое главное, помешайте Гренеру встретиться с Польманом!
– Не знаю, что побудило вас сообщить мне об этом предательстве, – произнес он свистящим шепотом. – Возможно, она пыталась обмануть вас, как и меня, но у вас не хватает характера для мести… – Он протянул мне руку. – Можете рассчитывать на мою благодарность! – И устремился к выходу, опережая меня.
Кто-то закричал ему вслед:
– Рамон! Рамон! А как же ваш выход?!
Но Гонзалеса уже след простыл…
Я не сомневался в том, что он не замедлит появиться в квартире Гренера и внесет немалую сумятицу. Появление Гонзалеса предвещало по крайней мере хороший скандал. Во всяком случае, он близко не подпустит Польмана к Гренеру, пока там разберутся что к чему. Я был убежден, что благодаря темпераменту техасца мы получим значительную фору во времени!
Машина ждала неподалеку от цирка.
Штамм коротко спросил:
– Ехать?
– И побыстрее, – ответил я. – Больше нам задерживаться нечего!
Штамм прибавил газу, и мы понеслись через город. Вся Рига знала машину гаулейтера. Мы неслись с такой скоростью, что шуцманы не успевали нас приветствовать.
– Однако вы заставили меня поволноваться, – упрекнул Железнов.
– Если бы ты знал… – только и ответил я.
Мы миновали пригороды Риги и вынеслись на шоссе.
– Все-таки желательно было бы объехать контрольные посты, – проговорил Штамм. – Будет лучше, если никто не увидит, в каком направлении ушла наша машина.
– А разве вы не знаете, где контрольные посты? –удивился Железнов.
– В том-то и дело, что знаю, – сказал Штамм. – Я всегда езжу мимо контрольных постов и не знаю, как их объехать.
– Вы сможете сориентироваться по карте? – спросил я Штамма.
Я достал карту окрестностей Риги, которая имелась у Блейка, мы задержались на минуту, выбрали дорогу, на которой была наименьшая вероятность с кем-либо встретиться, и помчались опять.
– Загляните под сиденье! – крикнул Штамм.
Под сиденьем мы нашли автоматические пистолеты – это оружие было посерьезнее того, что лежало у меня в кармане, – ракетный пистолет и несколько ручных гранат.
Мы тут же поделили между собой пистолеты и гранаты, и я как-то увереннее стал вглядываться в ночную тьму.
Штамм вел машину на предельной скорости.
Я посматривал на нашу спутницу…
Наконец-то я ее узнал! Это была та самая девушка, которая сопровождала Пронина в Межапарке. За то время, что я ее не видел, она сильно похудела, а нарядный костюм очень изменил ее внешность…
Я хотел ее спросить, помнит ли она меня, но она держалась столь отчужденно, что я так ее ни о чем и не спросил.
Приблизительно на полдороге к Лиелупе наша “баронесса” обернулась ко мне и указала на окно. Я помнил слова Пронина.
– Штамм! – крикнул я. – Стойте!
Он тотчас остановился. Наша незнакомка открыла дверцу. Вокруг была сплошная ночь, машина тонула в темноте, лишь где-то вдалеке мерцал слабый огонек.
– Прощайте, товарищи, – сказала наша спутница и выскочила из машины.
– Как вы будете добираться в такой темноте? – участливо спросил ее Железнов.
Мы только услышали, как под ее ногами зашуршал гравий, мелькнула неясная тень, и тут же пропала.
Я с опасением посмотрел в черную пустоту. Куда она пошла? Что ждет ее в этом мраке? Было тревожно на душе…
– Поехали, товарищ Штамм, – сказал Железнов.
Теперь, оставшись втроем, мы распределили наши роли, каждый должен был знать, что ему в том или ином случае придется делать.
Стремглав миновали Лиелупе, свернули на знакомую дорогу, и перед нами появилась высокая каменная ограда.
Над аркой горела лампочка, ворота были раскрыты.
– Что за черт! – воскликнул я. – Почему раскрыты?
– Ничего нет удивительного, нас ждут, – объяснил Железнов. – Надо полагать, Пронин позвонил и предупредил охрану, что на аэродром Гренера выехал гаулейтер.
Штамм сбавил скорость, и мы въехали в ворота. Навстречу бежал начальник охраны, эсэсовский офицер, с поднятой для приветствия рукой.
– Это вас я должен отвезти в Лиелупе? – спросил фельдфебель.
– Да, – ответил я. – Поторопимся?
– Не спешите, – сказал он. – Знаете, кто меня послал?
– С вами должна быть дама, – сказал я.
– К сожалению, она не одна, – сказал шофер. – Кроме нее, в машине начальник гестапо и офицер из канцелярии гаулейтера: они увязались ее провожать. Мне велено передать, что баронесса фон Третнов просит вас спуститься.
– Как же быть? – спросил я.
– У вас, конечно, есть оружие? – спросил шофер. Я похлопал себя ладонью по карману.
– И у меня есть, – сказал шофер. – Я передам, что вы просите господина Польмана и его спутника подняться. Полагаю, мы с ними справимся, другого выхода нет.
Раздумывать было некогда.
– Зовите, – согласился я.
Штамм спустился и через минуту поднялся опять.
– Его не проведешь, – с досадой сказал он. – Польман говорит, чтобы вы сами спустились.
Заставлять даму ждать себя дольше было бы неприлично, я спустился. Штамм распахнул дверцу машины. Дама протянула мне руку:
– Господин Берзинь?
Я поцеловал ей руку и раскланялся с Польманом и незнакомым мне офицером.
– К вашим услугам, баронесса!
Мне показалось, что я ее где-то видел… Баронесса кокетливо посмотрела на своих спутников.
– Господа, мне необходимо посекретничать с господином Берзинем. Моя приятельница…
Польман неохотно вышел из машины, офицер последовал за ним. Они остановились неподалеку.
Рвануть, дать газ и умчаться под носом у Польмана было невозможно, он тотчас же организовал бы погоню, пристрелить его на улице тоже было нельзя.
– Как от него отвязаться? – вполголоса спросила меня та, которая называла себя баронессой фон Третнов.
– Черт его знает! – пробормотал я.
Положение, как говорится, было безвыходное, и тут я припомнил многочисленные намеки Янковской по поводу Польмана. Гренер был связан с заокеанской разведкой, а ведь именно Гренер добивался назначения Польмана в Ригу. Янковская все время называла его своим человеком. Вспомнил я и то, что говорил мне Тейлор, и решил воспользоваться своим талисманом. Янковская пророчила, что он выручит меня в трудную минуту.
– У меня есть одно средство, – сказал я незнакомке и подошел к Польману.
– Господин обергруппенфюрер, разрешите попросить вас на два слова.
– Что вы хотите? – недоверчиво спросил Польман, идя за мной.
Я остановился под фонарем, порылся в кармане и разжал ладонь со своей пуговицей.
– Вам приходилось видеть подобную безделицу?
Польман ничем не выразил своих чувств, но было непохоже, чтобы вид этой медяшки привел его в восторг.
– Откуда она у вас? – бесцеремонно спросил он.
– Купил у одного оборванца, – невозмутимо ответил я. – Я ведь коллекционирую пуговицы, милейший Польман.
– Сейчас не время шутить, – оборвал он меня. – Я слышал об этих трилистниках. Вы получили ее от этого…
Однако он не осмелился произнести имя Тейлора.
– От кого бы ни получил, трилистник, если мне не изменяет память, считается символом счастья. И я решил проверить свой талисман на вас!
В ответ на это Польман криво улыбнулся.
– Мне не все ясно в вашем поведении, капитан Блейк, но, судя по этой эмблеме, вам покровительствует…
Он опять не договорил, кто мне покровительствует. Тогда я перешел в наступление.
– У нас одни покровитель, – грубо сказал я. – Генерал Тейлор.
– Т-с-с-с! – зашипел на меня Польман. – Не называйте его!
– Вы мне мешаете, Польман, – произнес я как можно небрежнее. – У меня с баронессой особые дела.
– Подождите, войдем в подъезд, – остановил меня Польман и повернулся к своему спутнику.
Тот стоял с баронессой у машины.
– Кюнце, я поднимусь на несколько минут! – крикнул ему Польман. – А вы не отходите от машины…
Я понял, что и гостья, до тех пор, пока не будет сдана с рук на руки своей тетке, и, с этого момента, даже я сам – находимся как бы под конвоем.
Мы поднялись по лестнице и остановились на площадке перед моей дверью.
– Говорите! – раздраженно обратился ко мне Польман. – Чего вы от меня хотите?
Нет, убивать его не было расчета…
Если бы даже удалось убить и самого Польмана, и его спутника, в лучшем случае через какие-нибудь полчаса поднялась бы такая паника, что вряд ли нам удалось бы ускользнуть от погони.
Живого Польмана я еще мог нейтрализовать на какое-то время, но, мертвый, он принялся бы преследовать меня с места в карьер.
– Слушайте внимательно, Польман, – сказал я возможно более спокойно и деловито. – Я выполняю особо ответственную операцию по личному указанию…
Ладно, не будем его называть, вы знаете его имя! Попробуйте только ее сорвать! С нашим шефом шутки плохи…
Несмотря на слабый свет на лестнице, я заметил, что Польман побледнел от волнения.
– Вы хотите сказать, что вас решили…
– Вас не должно интересовать, что там решили, если не сочли нужным поставить вас об этом в известность, – произнес я возможно более пренебрежительно. – Забудьте, что вы начальник гестапо. Сейчас я вижу в вас сотрудника другого ведомства…
– А… список? – неуверенно спросил Польман. – До того как будет получен список…
– Список передан по принадлежности, – ответил я. – Мне уже дано другое задание!
– Гренеру?! – Польман с трудом сдержал свое волнение. – Он-таки обошел меня!
– Ну, это уж меня не касается, – примирительно заметил я. – А сейчас мне нужно, чтобы вы оставили меня с баронессой и захватили с собой своего фендрика…
Польман угрюмо покачал головой:
– А если я…
Я сдержанно ему пригрозил:
– Жалеть об этом придется не мне!
Он отвел от меня свои глаза.
– Хорошо, – неохотно согласился он. – Если резидент подтвердит ваши полномочия, я не буду мешать…
Я не знал, кого он имел в виду, но подумал, что скорее всего это мог быть Гренер.
После этого короткого, но выразительного разговора мы вернулись на улицу и подошли к машине.
– Дорогая баронесса, господин обергруппенфюрер приносит вам тысячи извинений, – галантно произнес я. – У него возникла необходимость срочно побывать в своей канцелярии, но он надеется, что ни с вашей стороны, ни со стороны вашей тетушки не встретится возражений, если он завтра заедет засвидетельствовать вам свое почтение
Польман только молча поклонился.
Баронесса милостиво пожала ему руку.
– Пойдемте, Кюнце, – промолвил Польман своему спутнику.
Я сел в машину, Штамм взялся за баранку, и мы поехали.
Я наклонился к шоферу:
– Я не знаю, как вас зовут…
– Штамм, – сказал он.
– Товарищ Штамм, – предупредил я его, – на минуту задержитесь у гостиницы “Даугава”, а затем жмите изо всей мочи.
– Я знаю, – ответил он.
Та, которая называла себя баронессой фон Третнов, не вмешивалась в наш разговор и вообще не произносила больше ни слова.
Минут через пять мы подъехали к “Даугаве”. Можно сказать, мы даже не остановились. Железнов сел в машину почти что на ходу. Он был в мундире гауптштурмфюрера, и я бы не сразу его узнал, если бы не был предупрежден о маскараде.
Я прекрасно понимал, что Польман не замедлит обратиться к Гренеру и что нам важен каждый час выигранного времени…
Мы мчались по улицам Риги, и я напряженно соображал, какое препятствие можно воздвигнуть на пути наших преследователей.
Дорога была каждая минута, но мне подумалось, что для задержки противника стоило пожертвовать даже десятком минут!
– Товарищ Штамм, поезжайте к цирку, – приказал я. – Остановитесь неподалеку и ждите. Я вернусь самое большее через четверть часа.
– Для чего это? – спросил Железнов.
– Потом! Потом! – бросил я ему. – Сейчас нет времени!
Штамм затормозил перед цирком, и я бегом устремился к артистическому подъезду.
– Где господин Гонзалес? – крикнул я на ходу какому-то цирковому служителю. – Проведите меня!
Я не видел Гонзалеса с того памятного вечера, когда он исполнял свою серенаду под окнами госпожи Лебен…
Он встретил меня в коридоре, одетый в темное пальто, накинутое поверх расшитого блестками камзола.
Гонзалес почти не изменился, разве чуть обрюзг и стал еще мрачнее.
– Добрый вечер, синьор Гонзалес, – поздоровался я. – Вы еще не отказались от госпожи Янковской?
– Что вы хотите этим сказать? – мрачно спросил он, не отвечая на мое приветствие.
– Мне некогда, но я решил оказать вам услугу, – сказал я, не обращая внимания на его тон. – Если вы еще не оставили намерения привести на свое ранчо госпожу Янковскую, вам следует что-то предпринять. Сегодня ночью Янковская и Гренер собираются покинуть Латвию, а господин Польман должен организовать их отъезд. Если вы поторопитесь, вы успеете еще ее задержать. Самое главное, помешайте Гренеру встретиться с Польманом!
– Не знаю, что побудило вас сообщить мне об этом предательстве, – произнес он свистящим шепотом. – Возможно, она пыталась обмануть вас, как и меня, но у вас не хватает характера для мести… – Он протянул мне руку. – Можете рассчитывать на мою благодарность! – И устремился к выходу, опережая меня.
Кто-то закричал ему вслед:
– Рамон! Рамон! А как же ваш выход?!
Но Гонзалеса уже след простыл…
Я не сомневался в том, что он не замедлит появиться в квартире Гренера и внесет немалую сумятицу. Появление Гонзалеса предвещало по крайней мере хороший скандал. Во всяком случае, он близко не подпустит Польмана к Гренеру, пока там разберутся что к чему. Я был убежден, что благодаря темпераменту техасца мы получим значительную фору во времени!
Машина ждала неподалеку от цирка.
Штамм коротко спросил:
– Ехать?
– И побыстрее, – ответил я. – Больше нам задерживаться нечего!
Штамм прибавил газу, и мы понеслись через город. Вся Рига знала машину гаулейтера. Мы неслись с такой скоростью, что шуцманы не успевали нас приветствовать.
– Однако вы заставили меня поволноваться, – упрекнул Железнов.
– Если бы ты знал… – только и ответил я.
Мы миновали пригороды Риги и вынеслись на шоссе.
– Все-таки желательно было бы объехать контрольные посты, – проговорил Штамм. – Будет лучше, если никто не увидит, в каком направлении ушла наша машина.
– А разве вы не знаете, где контрольные посты? –удивился Железнов.
– В том-то и дело, что знаю, – сказал Штамм. – Я всегда езжу мимо контрольных постов и не знаю, как их объехать.
– Вы сможете сориентироваться по карте? – спросил я Штамма.
Я достал карту окрестностей Риги, которая имелась у Блейка, мы задержались на минуту, выбрали дорогу, на которой была наименьшая вероятность с кем-либо встретиться, и помчались опять.
– Загляните под сиденье! – крикнул Штамм.
Под сиденьем мы нашли автоматические пистолеты – это оружие было посерьезнее того, что лежало у меня в кармане, – ракетный пистолет и несколько ручных гранат.
Мы тут же поделили между собой пистолеты и гранаты, и я как-то увереннее стал вглядываться в ночную тьму.
Штамм вел машину на предельной скорости.
Я посматривал на нашу спутницу…
Наконец-то я ее узнал! Это была та самая девушка, которая сопровождала Пронина в Межапарке. За то время, что я ее не видел, она сильно похудела, а нарядный костюм очень изменил ее внешность…
Я хотел ее спросить, помнит ли она меня, но она держалась столь отчужденно, что я так ее ни о чем и не спросил.
Приблизительно на полдороге к Лиелупе наша “баронесса” обернулась ко мне и указала на окно. Я помнил слова Пронина.
– Штамм! – крикнул я. – Стойте!
Он тотчас остановился. Наша незнакомка открыла дверцу. Вокруг была сплошная ночь, машина тонула в темноте, лишь где-то вдалеке мерцал слабый огонек.
– Прощайте, товарищи, – сказала наша спутница и выскочила из машины.
– Как вы будете добираться в такой темноте? – участливо спросил ее Железнов.
Мы только услышали, как под ее ногами зашуршал гравий, мелькнула неясная тень, и тут же пропала.
Я с опасением посмотрел в черную пустоту. Куда она пошла? Что ждет ее в этом мраке? Было тревожно на душе…
– Поехали, товарищ Штамм, – сказал Железнов.
Теперь, оставшись втроем, мы распределили наши роли, каждый должен был знать, что ему в том или ином случае придется делать.
Стремглав миновали Лиелупе, свернули на знакомую дорогу, и перед нами появилась высокая каменная ограда.
Над аркой горела лампочка, ворота были раскрыты.
– Что за черт! – воскликнул я. – Почему раскрыты?
– Ничего нет удивительного, нас ждут, – объяснил Железнов. – Надо полагать, Пронин позвонил и предупредил охрану, что на аэродром Гренера выехал гаулейтер.
Штамм сбавил скорость, и мы въехали в ворота. Навстречу бежал начальник охраны, эсэсовский офицер, с поднятой для приветствия рукой.
19. ПОЛЕТ НА ЛУНУ
Я так назвал эту главу потому, что полет, описанный здесь, совершить было столь же трудно, как лететь на Луну…
Мы въехали в ворота, и они тотчас за нами захлопнулись. Штамм затормозил. Начальник охраны подбежал к машине. Занавески на ее окнах были задернуты, и нельзя было видеть, кто в ней находится. Железнов выскочил из машины и обменялся с начальником приветствиями.
– Господин лейтенант, барон просит немедленно собрать всю охрану, – сказал Железнов. – Он лично передаст свои инструкции.
– Где и когда? – лаконично спросил офицер.
– Здесь, немедленно, – распорядился Железнов. – Господин гаулейтер торопится.
По-видимому, такие внезапные приезды не были здесь редкостью: на аэродроме не один раз принимались самолеты с гостями, чьи посещения следовало хранить в тайне.
Минуты через три возле машины выстроились эсэсовцы: вместе с офицером их было одиннадцать человек.
– Все? – спросил Железнов.
– Все, – подтвердил офицер.
– А вон тот, на вышке? – указал Железнов.
– Он на посту, – объяснил офицер.
– На посту только один человек? – удивился Железнов.
– Да, – объяснил офицер. – Ограда обтянута поверху проволокой, через которую пропущен электрический ток.
– Позовите и часового… – распорядился Железнов. – Господин гаулейтер хочет лично проинструктировать все подразделение.
Офицер послал к вышке одного из эсэсовцев.
Затем все двенадцать человек выстроились прямо против машины. Железнов распахнул дверцу, и мы со Штаммом прошили их очередью из своих автоматов.
Железнов остался у ворот, а мы поехали к аэродрому.
По нашим расчетам, самолет должен был вскоре приземлиться.
Все было тихо и безлюдно: в эту ночь, очевидно, не ждали никого.
У края поля находилась какая-то будка.
Мы вошли туда, повернули выключатель. В тесной комнатке стояли стол и стулья, на стене чернел рубильник. Мы рискнули его включить и выключить: на поле на мгновение вспыхнули сигнальные электрические лампочки.
– Это удача, – сказал Штамм. – Я думал, придется сигналить ракетами.
С аэродрома поехали к домикам, в которых находились дети.
Там тоже было тихо. Мы зашли в одно из помещений.
Стояли кроватки, в них спали дети.
Их было что-то мало, часть из них уже успели куда-то деть…
В одной из комнат мы нашли трех женщин, уж не знаю, как их назвать: няньками, сиделками или надсмотрщицами.
Одна из них проснулась, когда мы вошли. Она стыдливо натянула одеяло до самого носа.
– Господин офицер! – воскликнула она, хотя я был в штатском платье, а Штамм в солдатской форме: вероятно, большинство здешних посетителей, в штатской ли они были одежде или военной, являлись офицерами.
Ее восклицание разбудило остальных. Женщины не понимали, зачем мы пришли.
– Пойдите, Штамм, поглядите, – сказал я, – не найдется ли для них подходящего местечка.
Штамм быстро отыскал какой-то чулан, в котором не было окон, но зато снаружи имелся большой, крепкий засов.
– Отличный бокс, – сказал он. – Как раз для таких, как эти.
Мы подняли женщин и загнали их в чулан.
– Если будете сидеть тихо, с вами ничего не случится, – строго сказал Штамм. – Но если вздумаете орать и безобразничать, мы вас расстреляем.
Одна из них принялась просить, чтобы их не запирали, клялась, что они ничего себе не позволят, но мы им не поверили.
В соседнем доме не оказалось никого – ни детей, ни взрослых.
На самой даче обнаружили двоих – кухарку и денщика, этих мы заперли в погреб.
Вернулись к детям, принялись поднимать их с кроватей, и отнесли в машину.
Перевезли и поехали к Железнову.
Он стоял возле вышки с автоматом в руках.
– Самолет запаздывает, – с досадой сказал он. – Неспокойно что-то…
Но тут мы услышали долгожданный рокот, и я со Штаммом поехал обратно на аэродром.
Штамм подъехал к будке, вбежал в нее.
Дети, сбившись кучкой, сидели в темноте, прижавшись друг к другу, как цыплята: кто-то плакал, кто-то спал, но большинство только сопели и молчали.
Штамм включил рубильник – в поле загорелись огоньки, и несколько минут спустя большой, тяжелый самолет побежал по полю.
Мы подъехали к нему на машине.
Самолет содрогался: пилот не заглушал мотора.
Он выскочил из кабинки, вгляделся в меня в темноте.
– Беда с вами, – сказал он. – Товарищ Железнов?
– Нет, я Макаров, – сказал я. – Железнов охраняет вход.
– Ну, здравствуй, – сказал он и назвался: – Капитан Лунякин.
– Видите ли, обстановка такова… – начал я.
Но Лунякин закричал:
– Какая там обстановка! Где ваш груз?! Где груз?! Давайте скорее, иначе все тут останемся!
Штамм по-немецки сказал, что пойдет за детьми.
Лунякин подозрительно на меня посмотрел.
– А это что за немчура? – спросил он.
– Это один товарищ, – сказал я. – Проверенный товарищ. Он идет за детьми.
– Ладно, коли проверенный, – сказал Лунякин. – Все пойдем, давайте грузить побыстрее.
Около него стояли уже два его помощника – штурман и радист.
– Где они? – спросил кто-то из них, по-видимому, они знали, в чем дело.
Мы все побежали к будке.
Скажем прямо, в эту ночь мы обращались с детьми не так, как принято в детских учреждениях: не было времени ни уговаривать, ни нежничать с ними, мы хватали их под мышки, по двое, и даже по трое, бегом тащили к самолету, запихивали в кабину и бежали за другими.
В это время со стороны ворот раздался выстрел.
– Это еще что? – спросил Лунякин.
– Не знаю, – сказал я. – Но ясно, что ничего хорошего.
– Поглядим! – сказал Лунякин.
Он оставил возле самолета штурмана, и мы вчетвером – Лунякин, радист, Штамм и я – помчались к ворогам.
Железнов стоял на вышке.
Мы подбежали к нему.
– Что случилось, Виктор?
– Приехали! – сказал он. – Первые гости!
Оказалось, что к воротам подъехала было легковая машина, но Железнов отогнал ее выстрелом.
Теперь машина стояла поодаль, в тени деревьев, и приехавшие пользовались ею как прикрытием.
Я всматривался, но людей различить было трудно.
Прикоснулся к руке Железнова:
– Как думаешь, кто это?
Он усмехнулся:
– Я же сказал: первые гости. Сейчас начнут прибывать!
Люди у машины чего-то выжидали… И вдруг мы услышали женский крик. Я сразу узнал: кричала Янковская.
– Август! Август! – кричала она. – Берзинь, откликнитесь!
Даже здесь, даже этой ночью она была верна профессиональным навыкам и соблюдала правила конспирации, не назвав меня ни одним из других моих имен.
Я поднялся на вышку.
– Я вас слушаю! – крикнул я и пригнулся, опасаясь выстрела.
– Не бойтесь, мы не будем стрелять! – крикнула Янковская.
В темноте взметнулось что-то белое… Она привязала к обломанной ветке носовой платок и подняла его вместо белого флага.
– Не стреляйте! – крикнула Янковская. – Я иду к воротам.
Она решительно пошла по дороге. Этого у нее отнять было нельзя: она была смелая женщина.
– Что вы хотите? – спросил я ее, когда она подошла к воротам.
– Разве так разговаривают с парламентерами? – насмешливо сказала она. – Впустите меня.
– Зачем? – спросил я.
– Неужели вы боитесь безоружной женщины? – ответила она. – Мне необходимо с вами поговорить!
– Впустим, – решил Железнов.
Он не стал слезать с вышки, и мы со Штаммом впустили Янковскую.
– Говорите, – сказал я. – Чего вы хотите?
– Мне надо говорить лично с вами, – сказала она. – Отойдем в сторону.
Она сошла с дорожки, и я невольно последовал за ней.
– Зачем вы приехали? – спросил я. – Кто с вами?
– Никого! – Она рассмеялась. – Кому же еще быть? Вы не представляете, какой спектакль устроил мой чичисбей. Вы здорово его растравили. Я приехала бы раньше, но Гонзалес никому не давал говорить, и я не могла понять, чего добивается Польман…
Она потянула меня за руку.
– Что вы собираетесь делать? – продолжала она. – Подозрения Польмана подтвердились. Гренер ни о чем не знал. Он не получал ни списка от вас, ни указаний от шефа…
Мне об этом можно было не сообщать!
– Для чего вы все это говорите? – остановил я ее.
– Для вас! – воскликнула она. – В течение нескольких минут Польман установит, куда последовала ваша машина, и все станет ясно. С минуты на минуту сюда прибудут специальные войска. Я хочу вас спасти. Все равно вам не прорваться через линию фронта. Помогите обезоружить команду самолета, и вам обеспечено прощение. Вас не пошлют в Россию. У вас будут деньги, положение, свобода…
Она принялась торопливо уговаривать меня, сулила всяческие блага, запугивала всевозможными ужасами.
Может быть, дорогой она еще воображала, что сможет меня уговорить, но, едва заговорив, я думаю, сразу поняла бесполезность затеянного разговора. Она торопливо повторяла фразу за фразой о красивой жизни, личной свободе и обеспеченном положении, но сама уже не верила в убедительность своих доводов. Она продолжала говорить, а в сознании ее зрело другое решение, потому что внезапно она отскочила от меня и выхватила из кармана пистолет.
У меня мелькнула мысль, что на этот раз она не пощадит Макарова, но нет, она целилась в Лунякина!
Не знаю, случайно она его выбрала или угадала в нем пилота, но этим выстрелом она могла погубить нас всех…
Она умела принимать молниеносные решения!
Одним прыжком я очутился возле нее и сбил с ног.
Ко мне подбежал Лунякин, и ремнями, снятыми с мертвых эсэсовцев, мы скрутили ей руки и ноги.
– Что там у вас, Андрей Семенович? – закричал Железнов.
– Янковская хотела его застрелить! – объяснил я, указывая на Лунякина.
Я приблизился к вышке и передал Железнову слова Янковской о том, что с минуту на минуту должны прибыть специальные части.
– Чего же вы медлите? – сказал он. – Не пропадать же всем. – Он поискал глазами Штамма. – Товарищ Штамм! – подозвал он его. – На два слова.
Они перекинулись между собой несколькими отрывочными словами.
– Так вот, товарищи, – внятно и не торопясь произнес Железнов, – решение принято. Экипаж возвращается в самолет, и товарищ Макаров тоже, а мы с товарищем Штаммом постараемся вас прикрыть.
– Ты можешь лететь с нами! – воскликнул я.
Железнов указал на ограду:
– Думаешь, эти не попытаются проникнуть сюда? А мы не знаем всех секретов здешнего аэродрома! Нельзя рисковать ни самолетом, ни людьми. Да и выезда мне никто не разрешал! Пока что мы не впустим тех, что за воротами, и будем задерживать тех, что прибудут…
– Нет, – сказал я. – Я не согласен! Ты полетишь с нами!
– Вы недостаточно дисциплинированны, товарищ Макаров, – сказал Железнов. – Но на этот раз номер не пройдет. Вас ждут в штабе армии. Понятно? Приказ командования! Посмейте ослушаться, и вас расстреляют за невыполнение боевого приказа!
Он тотчас от меня отвернулся и пожал руку Лунякину.
– Большое спасибо за помощь… – Голос его на мгновение перехватило, но он сейчас же оправился. – Передайте…
Но так больше ничего и не сказал.
– Майор Макаров, подмените шофера, – приказал он. – Садитесь.
Он указал головой в сторону Янковской.
– И заберите с собой эту особу, – сказал он. – Не-< зачем оставлять ее здесь, сдадите в особый отдел.
Он опять обернулся к Лунякину:
– Товарищ Лунякин, попрошу…
Пилот и штурман подошли к Янковской, подняли ее, как мешок, и довольно бесцеремонно сунули в машину.
– Товарищ Штамм, забирайте автомат и гранаты и лезьте на крышу, – сказал Железнов. – А я останусь на вышке.
Штамм поднял автомат.
– Пожми ему руку, – сказал Железнов.
Я простился со Штаммом, и он пошел к сторожке.
– А теперь торопись, – сказал Железнов. – Поцелуемся.
Мы поцеловались, я отвернулся и, не оглядываясь, побежал к машине.
И почти тут же услышал выстрелы…
Сперва несколько одиночных выстрелов, а затем частую непрекращающуюся стрельбу. Стреляли где-то в отдалении, за оградой. Выстрелы раздавались со стороны поля, но потом стрельба послышалась и со стороны дороги…
Я прислушался и вернулся к Железнову.
– Слышишь? – спросил я. – Что это может значить?
– Наши! – закричал Виктор. – Тут неподалеку действует одно партизанское соединение. Им послали приказ – подойти и обеспечить операцию. Следовательно, получили!
Мы въехали в ворота, и они тотчас за нами захлопнулись. Штамм затормозил. Начальник охраны подбежал к машине. Занавески на ее окнах были задернуты, и нельзя было видеть, кто в ней находится. Железнов выскочил из машины и обменялся с начальником приветствиями.
– Господин лейтенант, барон просит немедленно собрать всю охрану, – сказал Железнов. – Он лично передаст свои инструкции.
– Где и когда? – лаконично спросил офицер.
– Здесь, немедленно, – распорядился Железнов. – Господин гаулейтер торопится.
По-видимому, такие внезапные приезды не были здесь редкостью: на аэродроме не один раз принимались самолеты с гостями, чьи посещения следовало хранить в тайне.
Минуты через три возле машины выстроились эсэсовцы: вместе с офицером их было одиннадцать человек.
– Все? – спросил Железнов.
– Все, – подтвердил офицер.
– А вон тот, на вышке? – указал Железнов.
– Он на посту, – объяснил офицер.
– На посту только один человек? – удивился Железнов.
– Да, – объяснил офицер. – Ограда обтянута поверху проволокой, через которую пропущен электрический ток.
– Позовите и часового… – распорядился Железнов. – Господин гаулейтер хочет лично проинструктировать все подразделение.
Офицер послал к вышке одного из эсэсовцев.
Затем все двенадцать человек выстроились прямо против машины. Железнов распахнул дверцу, и мы со Штаммом прошили их очередью из своих автоматов.
Железнов остался у ворот, а мы поехали к аэродрому.
По нашим расчетам, самолет должен был вскоре приземлиться.
Все было тихо и безлюдно: в эту ночь, очевидно, не ждали никого.
У края поля находилась какая-то будка.
Мы вошли туда, повернули выключатель. В тесной комнатке стояли стол и стулья, на стене чернел рубильник. Мы рискнули его включить и выключить: на поле на мгновение вспыхнули сигнальные электрические лампочки.
– Это удача, – сказал Штамм. – Я думал, придется сигналить ракетами.
С аэродрома поехали к домикам, в которых находились дети.
Там тоже было тихо. Мы зашли в одно из помещений.
Стояли кроватки, в них спали дети.
Их было что-то мало, часть из них уже успели куда-то деть…
В одной из комнат мы нашли трех женщин, уж не знаю, как их назвать: няньками, сиделками или надсмотрщицами.
Одна из них проснулась, когда мы вошли. Она стыдливо натянула одеяло до самого носа.
– Господин офицер! – воскликнула она, хотя я был в штатском платье, а Штамм в солдатской форме: вероятно, большинство здешних посетителей, в штатской ли они были одежде или военной, являлись офицерами.
Ее восклицание разбудило остальных. Женщины не понимали, зачем мы пришли.
– Пойдите, Штамм, поглядите, – сказал я, – не найдется ли для них подходящего местечка.
Штамм быстро отыскал какой-то чулан, в котором не было окон, но зато снаружи имелся большой, крепкий засов.
– Отличный бокс, – сказал он. – Как раз для таких, как эти.
Мы подняли женщин и загнали их в чулан.
– Если будете сидеть тихо, с вами ничего не случится, – строго сказал Штамм. – Но если вздумаете орать и безобразничать, мы вас расстреляем.
Одна из них принялась просить, чтобы их не запирали, клялась, что они ничего себе не позволят, но мы им не поверили.
В соседнем доме не оказалось никого – ни детей, ни взрослых.
На самой даче обнаружили двоих – кухарку и денщика, этих мы заперли в погреб.
Вернулись к детям, принялись поднимать их с кроватей, и отнесли в машину.
Перевезли и поехали к Железнову.
Он стоял возле вышки с автоматом в руках.
– Самолет запаздывает, – с досадой сказал он. – Неспокойно что-то…
Но тут мы услышали долгожданный рокот, и я со Штаммом поехал обратно на аэродром.
Штамм подъехал к будке, вбежал в нее.
Дети, сбившись кучкой, сидели в темноте, прижавшись друг к другу, как цыплята: кто-то плакал, кто-то спал, но большинство только сопели и молчали.
Штамм включил рубильник – в поле загорелись огоньки, и несколько минут спустя большой, тяжелый самолет побежал по полю.
Мы подъехали к нему на машине.
Самолет содрогался: пилот не заглушал мотора.
Он выскочил из кабинки, вгляделся в меня в темноте.
– Беда с вами, – сказал он. – Товарищ Железнов?
– Нет, я Макаров, – сказал я. – Железнов охраняет вход.
– Ну, здравствуй, – сказал он и назвался: – Капитан Лунякин.
– Видите ли, обстановка такова… – начал я.
Но Лунякин закричал:
– Какая там обстановка! Где ваш груз?! Где груз?! Давайте скорее, иначе все тут останемся!
Штамм по-немецки сказал, что пойдет за детьми.
Лунякин подозрительно на меня посмотрел.
– А это что за немчура? – спросил он.
– Это один товарищ, – сказал я. – Проверенный товарищ. Он идет за детьми.
– Ладно, коли проверенный, – сказал Лунякин. – Все пойдем, давайте грузить побыстрее.
Около него стояли уже два его помощника – штурман и радист.
– Где они? – спросил кто-то из них, по-видимому, они знали, в чем дело.
Мы все побежали к будке.
Скажем прямо, в эту ночь мы обращались с детьми не так, как принято в детских учреждениях: не было времени ни уговаривать, ни нежничать с ними, мы хватали их под мышки, по двое, и даже по трое, бегом тащили к самолету, запихивали в кабину и бежали за другими.
В это время со стороны ворот раздался выстрел.
– Это еще что? – спросил Лунякин.
– Не знаю, – сказал я. – Но ясно, что ничего хорошего.
– Поглядим! – сказал Лунякин.
Он оставил возле самолета штурмана, и мы вчетвером – Лунякин, радист, Штамм и я – помчались к ворогам.
Железнов стоял на вышке.
Мы подбежали к нему.
– Что случилось, Виктор?
– Приехали! – сказал он. – Первые гости!
Оказалось, что к воротам подъехала было легковая машина, но Железнов отогнал ее выстрелом.
Теперь машина стояла поодаль, в тени деревьев, и приехавшие пользовались ею как прикрытием.
Я всматривался, но людей различить было трудно.
Прикоснулся к руке Железнова:
– Как думаешь, кто это?
Он усмехнулся:
– Я же сказал: первые гости. Сейчас начнут прибывать!
Люди у машины чего-то выжидали… И вдруг мы услышали женский крик. Я сразу узнал: кричала Янковская.
– Август! Август! – кричала она. – Берзинь, откликнитесь!
Даже здесь, даже этой ночью она была верна профессиональным навыкам и соблюдала правила конспирации, не назвав меня ни одним из других моих имен.
Я поднялся на вышку.
– Я вас слушаю! – крикнул я и пригнулся, опасаясь выстрела.
– Не бойтесь, мы не будем стрелять! – крикнула Янковская.
В темноте взметнулось что-то белое… Она привязала к обломанной ветке носовой платок и подняла его вместо белого флага.
– Не стреляйте! – крикнула Янковская. – Я иду к воротам.
Она решительно пошла по дороге. Этого у нее отнять было нельзя: она была смелая женщина.
– Что вы хотите? – спросил я ее, когда она подошла к воротам.
– Разве так разговаривают с парламентерами? – насмешливо сказала она. – Впустите меня.
– Зачем? – спросил я.
– Неужели вы боитесь безоружной женщины? – ответила она. – Мне необходимо с вами поговорить!
– Впустим, – решил Железнов.
Он не стал слезать с вышки, и мы со Штаммом впустили Янковскую.
– Говорите, – сказал я. – Чего вы хотите?
– Мне надо говорить лично с вами, – сказала она. – Отойдем в сторону.
Она сошла с дорожки, и я невольно последовал за ней.
– Зачем вы приехали? – спросил я. – Кто с вами?
– Никого! – Она рассмеялась. – Кому же еще быть? Вы не представляете, какой спектакль устроил мой чичисбей. Вы здорово его растравили. Я приехала бы раньше, но Гонзалес никому не давал говорить, и я не могла понять, чего добивается Польман…
Она потянула меня за руку.
– Что вы собираетесь делать? – продолжала она. – Подозрения Польмана подтвердились. Гренер ни о чем не знал. Он не получал ни списка от вас, ни указаний от шефа…
Мне об этом можно было не сообщать!
– Для чего вы все это говорите? – остановил я ее.
– Для вас! – воскликнула она. – В течение нескольких минут Польман установит, куда последовала ваша машина, и все станет ясно. С минуты на минуту сюда прибудут специальные войска. Я хочу вас спасти. Все равно вам не прорваться через линию фронта. Помогите обезоружить команду самолета, и вам обеспечено прощение. Вас не пошлют в Россию. У вас будут деньги, положение, свобода…
Она принялась торопливо уговаривать меня, сулила всяческие блага, запугивала всевозможными ужасами.
Может быть, дорогой она еще воображала, что сможет меня уговорить, но, едва заговорив, я думаю, сразу поняла бесполезность затеянного разговора. Она торопливо повторяла фразу за фразой о красивой жизни, личной свободе и обеспеченном положении, но сама уже не верила в убедительность своих доводов. Она продолжала говорить, а в сознании ее зрело другое решение, потому что внезапно она отскочила от меня и выхватила из кармана пистолет.
У меня мелькнула мысль, что на этот раз она не пощадит Макарова, но нет, она целилась в Лунякина!
Не знаю, случайно она его выбрала или угадала в нем пилота, но этим выстрелом она могла погубить нас всех…
Она умела принимать молниеносные решения!
Одним прыжком я очутился возле нее и сбил с ног.
Ко мне подбежал Лунякин, и ремнями, снятыми с мертвых эсэсовцев, мы скрутили ей руки и ноги.
– Что там у вас, Андрей Семенович? – закричал Железнов.
– Янковская хотела его застрелить! – объяснил я, указывая на Лунякина.
Я приблизился к вышке и передал Железнову слова Янковской о том, что с минуту на минуту должны прибыть специальные части.
– Чего же вы медлите? – сказал он. – Не пропадать же всем. – Он поискал глазами Штамма. – Товарищ Штамм! – подозвал он его. – На два слова.
Они перекинулись между собой несколькими отрывочными словами.
– Так вот, товарищи, – внятно и не торопясь произнес Железнов, – решение принято. Экипаж возвращается в самолет, и товарищ Макаров тоже, а мы с товарищем Штаммом постараемся вас прикрыть.
– Ты можешь лететь с нами! – воскликнул я.
Железнов указал на ограду:
– Думаешь, эти не попытаются проникнуть сюда? А мы не знаем всех секретов здешнего аэродрома! Нельзя рисковать ни самолетом, ни людьми. Да и выезда мне никто не разрешал! Пока что мы не впустим тех, что за воротами, и будем задерживать тех, что прибудут…
– Нет, – сказал я. – Я не согласен! Ты полетишь с нами!
– Вы недостаточно дисциплинированны, товарищ Макаров, – сказал Железнов. – Но на этот раз номер не пройдет. Вас ждут в штабе армии. Понятно? Приказ командования! Посмейте ослушаться, и вас расстреляют за невыполнение боевого приказа!
Он тотчас от меня отвернулся и пожал руку Лунякину.
– Большое спасибо за помощь… – Голос его на мгновение перехватило, но он сейчас же оправился. – Передайте…
Но так больше ничего и не сказал.
– Майор Макаров, подмените шофера, – приказал он. – Садитесь.
Он указал головой в сторону Янковской.
– И заберите с собой эту особу, – сказал он. – Не-< зачем оставлять ее здесь, сдадите в особый отдел.
Он опять обернулся к Лунякину:
– Товарищ Лунякин, попрошу…
Пилот и штурман подошли к Янковской, подняли ее, как мешок, и довольно бесцеремонно сунули в машину.
– Товарищ Штамм, забирайте автомат и гранаты и лезьте на крышу, – сказал Железнов. – А я останусь на вышке.
Штамм поднял автомат.
– Пожми ему руку, – сказал Железнов.
Я простился со Штаммом, и он пошел к сторожке.
– А теперь торопись, – сказал Железнов. – Поцелуемся.
Мы поцеловались, я отвернулся и, не оглядываясь, побежал к машине.
И почти тут же услышал выстрелы…
Сперва несколько одиночных выстрелов, а затем частую непрекращающуюся стрельбу. Стреляли где-то в отдалении, за оградой. Выстрелы раздавались со стороны поля, но потом стрельба послышалась и со стороны дороги…
Я прислушался и вернулся к Железнову.
– Слышишь? – спросил я. – Что это может значить?
– Наши! – закричал Виктор. – Тут неподалеку действует одно партизанское соединение. Им послали приказ – подойти и обеспечить операцию. Следовательно, получили!