Страница:
Он без сна ворочался в постели, память услужливо подсовывала подробности, одну отвратительнее другой. Прохладный ночной воздух не остужал лихорадочного жара. Оставив бесплодные попытки заснуть, Кензи поднялся. Натянув одежду, он взял в кухне фонарик и вышел в сад в поисках свежего воздуха и забвения. Кругом та же пустота, что и в его душе.
Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел, что взошла луна и фонарик ему не понадобится. По счастью, он сразу нашел тропинку, которая вела к холмам.
Он начал карабкаться вверх. Прохладный горный воздух был напоен запахом сосновой хвои, осин и чего-то еще, что он не мог определить. Сразу позади за строениями ранчо находилась небольшая лужайка, окруженная соснами. Полевые цветы, залитые лунным светом, чуть покачивали головками от легкого ветерка. Слишком измученный, чтобы восхищаться волшебной красотой ночи, Кензи упрямо поднимался по тропе.
Какие-то строки из ролей и обрывки стихотворений всплывали в его памяти. Некоторые как нельзя кстати совпадали с его ситуацией, в других связь просматривалась не столь очевидно. Прожив больше шести лет в доме профессора Тревора Скотта-Уоллеса, он прошел углубленный курс английской литературы. Ему пришли на ум слова Ариэля из шекспировской «Бури»:
Мальчиком он любил представлять себе отца жителем гор, гулявшим с Мэгги по вересковым пустошам. Потом воображаемый отец поступил в полк и отправился посмотреть мир, как многие молодые шотландцы. Даже сейчас в армию набирают добровольцев в маленьких шотландских городках, прельщая этой возможностью скучающих молодых людей, жаждущих приключений. Возможно, возлюбленный Мэгги обещал вернуться, но погиб во время одного из военных конфликтов, которые постоянно вспыхивают в разных точках мира.
Разумеется, отцом Кензи мог оказаться какой-нибудь клерк, который был не прочь выпить и платил Мэгги пять фунтов за любовные утехи. Иди какой-то родственник изнасиловал ее и она в ужасе покинула дом? Теперь этого уже не узнать. Но может быть, думал Кензи, своим существованием он чуть-чуть скрасил тяжелую жизнь матери? Ведь она знала так мало радости!
На вершине холма он остановился, запыхавшись от быстрого подъема. Черт возьми, как ему поступить с Рейни? Он приобрел это уединенное ранчо отчасти для того, чтобы иметь дом, где ничто не напоминало бы ему о ней, и вот теперь она спит под его крышей. Он был неисправимым одиночкой, и Рейни – единственная, чье присутствие он способен терпеть. Но она хочет, чтобы они начали все сначала, а это уж совсем не входило в его планы. Сейчас он даже думать не мог о сексе и сомневался, смогут ли они когда-нибудь вновь предаться страсти, которая когда-то была краеугольным камнем их отношений.
Семь долгих лет воздержания прошло со времени его сексуального рабства до тех пор, когда он, повзрослев, отважился на интимные отношения с женщиной. Эти годы позволили ему как бы отстраниться от своего прошлого, воспринимать самого себя как совершенно иного человека. Со своей первой подругой он чувствовал себя взволнованным девственником. Она была актрисой, старше его на пятнадцать лет и преподавала в театральной академии мастерство. Ее раскованность и откровенная чувственность помогли ему обрести нормальную сексуальную ориентацию.
Но теперь он больше не может отделить Джейми от Кензи. Малейший намек на близость с Рейни провоцировал приступы тошноты и вызывал к жизни призраки прошлого.
В отчаянии он смотрел на расстилавшуюся внизу долину. Зеркальная гладь небольшого озера поблескивала в лунном свете, неподалеку виднелись очертания нового жилища Грейди. В доме было темно, люди в эту пору уже давно спят.
Вконец измученный, но не обретший и капли душевного покоя, он медленно пошел вниз по тропе. Завтра он сообщит Сету Коуэну, что не будет участвовать в фильме, съемки которого планировалось начать через два месяца в Австралии. Контракт он не подписал, так что его не могут привлечь к суду, но Сет будет вне себя. Лучше пораньше оставить сообщение на автоответчике, он не в состоянии обсуждать этот вопрос.
Что же ему делать? Он разоблачен, опустошен и вряд ли когда-нибудь сможет вернуться к актерской профессии. Большинство людей строят планы, чем бы они занялись, будь у них свободное время, у него же единственное страстное желание – стать отшельником и больше никогда не общаться с миром. Но чем отшельники заполняют бесконечные свободные часы?
Он снова взглянул на озеро. Оно было удивительно правильной формы, точно круглое серебряное зеркало. В его уме вдруг всплыл лабиринт в Морчард-Хаусе. Странно, но прогулка по извилистой тропе тогда успокоила его. Видимо, физическое движение поглощало энергию отчаяния, освобождая ум и душу.
Он старался не вспоминать тот страстный порыв, который охватил их обоих у лабиринта. Теперь это казалось чем-то далеким, к чему он не имел отношения. Но сам по себе лабиринт манил его.
Почему бы не построить такой же здесь? Работа продлится несколько недель, а когда будет закончена, прогулки по таинственной извилистой тропе, возможно, излечат его раненую душу.
Послышался лай. Хэмбони, добродушный друг Грейди, высунув язык, спешил ему навстречу. Кензи потрепал пса по голове, почесал за ухом, обрадованный появлению компаньона, общение с которым не причиняло боли. Пока он спускался с холма, Хэмбони весело трусил рядом.
Он заведет себе собаку. Отшельнику необходима собака.
Глава 34
Глава 35
Но герой «Поэмы о старом моряке» Кольриджа убил альбатроса, и его страдания были наказанием за бессмысленную жестокость. А что совершил маленький Джеймс Маккензи? За что на его детскую голову обрушилась такая кара?
Один, один, всегда один,
Один среди зыбей!
И нет святых, чтоб о душе
Подумали моей.
Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел, что взошла луна и фонарик ему не понадобится. По счастью, он сразу нашел тропинку, которая вела к холмам.
Он начал карабкаться вверх. Прохладный горный воздух был напоен запахом сосновой хвои, осин и чего-то еще, что он не мог определить. Сразу позади за строениями ранчо находилась небольшая лужайка, окруженная соснами. Полевые цветы, залитые лунным светом, чуть покачивали головками от легкого ветерка. Слишком измученный, чтобы восхищаться волшебной красотой ночи, Кензи упрямо поднимался по тропе.
Какие-то строки из ролей и обрывки стихотворений всплывали в его памяти. Некоторые как нельзя кстати совпадали с его ситуацией, в других связь просматривалась не столь очевидно. Прожив больше шести лет в доме профессора Тревора Скотта-Уоллеса, он прошел углубленный курс английской литературы. Ему пришли на ум слова Ариэля из шекспировской «Бури»:
Но Кензи понятия не имел, кто его отец. Он не знал, какой он национальности, жив или мертв. Интересно, думал Кензи, знал ли тот неизвестный мужчина, что у него есть сын? Та женщина, мать его ребенка, была слишком юна и неопытна, чтобы понимать, что она делает.
Отец твой спит на дне морском.
Он тиною затянут.
И станет плоть его песком,
Кораллом кости станут.
Он не исчезнет, будет он
Лишь в дивной форме воплощен.
Мальчиком он любил представлять себе отца жителем гор, гулявшим с Мэгги по вересковым пустошам. Потом воображаемый отец поступил в полк и отправился посмотреть мир, как многие молодые шотландцы. Даже сейчас в армию набирают добровольцев в маленьких шотландских городках, прельщая этой возможностью скучающих молодых людей, жаждущих приключений. Возможно, возлюбленный Мэгги обещал вернуться, но погиб во время одного из военных конфликтов, которые постоянно вспыхивают в разных точках мира.
Разумеется, отцом Кензи мог оказаться какой-нибудь клерк, который был не прочь выпить и платил Мэгги пять фунтов за любовные утехи. Иди какой-то родственник изнасиловал ее и она в ужасе покинула дом? Теперь этого уже не узнать. Но может быть, думал Кензи, своим существованием он чуть-чуть скрасил тяжелую жизнь матери? Ведь она знала так мало радости!
Автор этих строк Теннисон тоже хлебнул горя.
Бей, бей, бей
В берега, многошумный прибой!
Я хочу говорить о печали своей,
Неспокойное море, с тобой.
На вершине холма он остановился, запыхавшись от быстрого подъема. Черт возьми, как ему поступить с Рейни? Он приобрел это уединенное ранчо отчасти для того, чтобы иметь дом, где ничто не напоминало бы ему о ней, и вот теперь она спит под его крышей. Он был неисправимым одиночкой, и Рейни – единственная, чье присутствие он способен терпеть. Но она хочет, чтобы они начали все сначала, а это уж совсем не входило в его планы. Сейчас он даже думать не мог о сексе и сомневался, смогут ли они когда-нибудь вновь предаться страсти, которая когда-то была краеугольным камнем их отношений.
Семь долгих лет воздержания прошло со времени его сексуального рабства до тех пор, когда он, повзрослев, отважился на интимные отношения с женщиной. Эти годы позволили ему как бы отстраниться от своего прошлого, воспринимать самого себя как совершенно иного человека. Со своей первой подругой он чувствовал себя взволнованным девственником. Она была актрисой, старше его на пятнадцать лет и преподавала в театральной академии мастерство. Ее раскованность и откровенная чувственность помогли ему обрести нормальную сексуальную ориентацию.
Но теперь он больше не может отделить Джейми от Кензи. Малейший намек на близость с Рейни провоцировал приступы тошноты и вызывал к жизни призраки прошлого.
В отчаянии он смотрел на расстилавшуюся внизу долину. Зеркальная гладь небольшого озера поблескивала в лунном свете, неподалеку виднелись очертания нового жилища Грейди. В доме было темно, люди в эту пору уже давно спят.
Вконец измученный, но не обретший и капли душевного покоя, он медленно пошел вниз по тропе. Завтра он сообщит Сету Коуэну, что не будет участвовать в фильме, съемки которого планировалось начать через два месяца в Австралии. Контракт он не подписал, так что его не могут привлечь к суду, но Сет будет вне себя. Лучше пораньше оставить сообщение на автоответчике, он не в состоянии обсуждать этот вопрос.
Что же ему делать? Он разоблачен, опустошен и вряд ли когда-нибудь сможет вернуться к актерской профессии. Большинство людей строят планы, чем бы они занялись, будь у них свободное время, у него же единственное страстное желание – стать отшельником и больше никогда не общаться с миром. Но чем отшельники заполняют бесконечные свободные часы?
Он снова взглянул на озеро. Оно было удивительно правильной формы, точно круглое серебряное зеркало. В его уме вдруг всплыл лабиринт в Морчард-Хаусе. Странно, но прогулка по извилистой тропе тогда успокоила его. Видимо, физическое движение поглощало энергию отчаяния, освобождая ум и душу.
Он старался не вспоминать тот страстный порыв, который охватил их обоих у лабиринта. Теперь это казалось чем-то далеким, к чему он не имел отношения. Но сам по себе лабиринт манил его.
Почему бы не построить такой же здесь? Работа продлится несколько недель, а когда будет закончена, прогулки по таинственной извилистой тропе, возможно, излечат его раненую душу.
Послышался лай. Хэмбони, добродушный друг Грейди, высунув язык, спешил ему навстречу. Кензи потрепал пса по голове, почесал за ухом, обрадованный появлению компаньона, общение с которым не причиняло боли. Пока он спускался с холма, Хэмбони весело трусил рядом.
Он заведет себе собаку. Отшельнику необходима собака.
Глава 34
Зевая, Валентина спускалась по узкой лестнице гостиницы, где они с Лаурой остановились на ночь. Она уже пресытилась ирландскими красотами, убедилась, что Изумрудный остров действительно зеленый, и ловила себя на желании насвистывать зажигательные ирландские мотивы. Лаура любила поспать, но Вэл была ранней пташкой.
– Доброе утро, мисс Ковингтон, – добродушно приветствовала ее в столовой хозяйка дома миссис О'Брайен. – Хотите чаю?
– С удовольствием.
Миссис О'Брайен скрылась в кухне, чтобы приготовить завтрак гостье. Оставшись одна, Вэл взяла пачку газет и углубилась в чтение.
Заголовки статей были рутинными и не сулили неожиданностей, пока в ее руки не попал лондонский таблоид. На первой странице красовалась огромная фотография Кензи и Рейни и рядом набранный крупным шрифтом вопрос: «Кензи Скотт – гомосексуалист?»
Встревожившись, она просмотрела первый абзац статьи, потом более тщательно рассмотрела фотографию. Кензи оцепенел от шока, Рейни не в силах скрыть замешательство.
Итак, Найджел Стоун нанес решающий удар, который готовил несколько недель. Инстинкт юриста подсказывал Валентине, что пора вмешаться в эту историю. Она симпатизировала Кензи, а Рейни была ее лучшей подругой, даже и говорить нечего, как ранит ее этот скандал.
По профессиональной привычке она обдумывала, может ли заявление Стоуна оказаться правдой и действительно ли Кензи – гей. Нет, она не могла в это поверить. Она знала толк в мужчинах.
А может, он бисексуал? Но это тоже казалось ей сомнительным. Она не замечала со стороны Кензи никакого интереса к мужчинам, хотя в съемочной группе была подходящая парочка. И готова свидетельствовать в суде, что Кензи был именно тем, кем казался, – мужчиной с нормальной ориентацией.
Следующая страница подробно излагала улики, собранные Найджелом Стоуном. Он располагал свидетельством о рождении некоего Джеймса Маккензи, якобы это подлинное имя Кензи. Этот документ ничего не значит, пока Стоун не докажет, что Кензи Скотт и Джеймс Маккензи – один и тот же человек.
Найджел также заявлял, что разговаривал с мужчинами, которые поклялись, что платили за секс с Джейми Маккензи. Это тоже ничего не значит, пока эти господа не пожелают официально выступить под собственными именами. Чего, вероятно, не произойдет – мало кто захочет публично признать, что развлекался с малолетним.
Прочитав следующий абзац, она тихо выругалась. Стоун заявлял, что располагает порнографической видеозаписью с участием Кензи. Выбранный кадр изображал несчастного ребенка. Она внимательно изучала нечеткую фотографию. Едва уловимое сходство есть, но черты лица другие. Похоже на те фотографии, которые присылали читатели, откликнувшиеся на призыв газеты, – похоже, но не то. Если это главная улика Найджела, то его обвинения построены на зыбкой почве.
Миссис О'Брайен вернулась с подносом, на котором стояли горячий чайник и тарелка с беконом, сосисками, яйцами и запеченными на гриле помидорами. Несмотря на то что после знакомства с газетой аппетит Вэл поубавился, она без зазрения совести одолела половину тарелки. Ведь ей понадобятся силы!
Покончив с едой, она вернулась в свою комнату и достала сотовый телефон. В Калифорнии еще не пробило полночь. Кому звонить первому? Эмми Герман – лучший выбор, она точно знает, что происходит, но беременные женщины нуждаются в отдыхе. Сначала надо позвонить Рейн.
Хотя ее подруге уже следовало быть дома, в квартире сработал автоответчик. Вэл оставила сообщение и позвонила Гордонам. Она сблизилась с Наоми и Маркусом на съемках и была главным связным с продюсерами.
– Хэлло, – сняла трубку Наоми Гордон.
– Наоми, это Вэл Ковингтон. Я в Ирландии и только что увидела «Лондон инкуайер». Что происходит и чем я могу помочь?
– Вэл, я так рада вас слышать. Подождите секунду, сейчас Маркус возьмет другую трубку.
– Хорошо, что вы подключились, Вэл, – без предисловий сказал Маркус. – Может быть, вы придумаете что-нибудь, что мы упустили?
– Я видела только статью Стоуна, которая, естественно, выражает его мнение. Можете мне объяснить, что произошло на самом деле?
– Найджел Стоун поймал Кензи врасплох на ступенях церкви после окончания панихиды по Чарлзу Уинфилду, – мрачно сказала Наоми. – Британские репортеры еще хуже американских.
– Вот мерзавец! И что дальше?
– Рейни и Кензи улетели, не дав никаких комментариев, – продолжил разговор Маркус. – Рейни просто трясло, когда она звонила нам и своим агентам, чтобы сообщить, что случилось. Мы делаем все возможное, чтобы замять историю, пока она не попала на страницы нашей печати.
– Жаль, что я плохо знаю британское общество, – огорченно протянула Вэл. – Поиск фактов – моя стихия. Не сомневаюсь, что в Штатах найду чем защищаться, но с чего начать в Лондоне – просто не знаю.
– Мы можем нанять хороших сыщиков, – вставила Наоми. – Скажите, что им искать?
Вэл задумалась.
– Для начала я проверю австралийскую карьеру нашего дорогого Найджела. Он долго там работал. Посмотрим, не обвиняли ли его в публикации ложных историй и вымышленных улик, не судили ли за клевету. Даже если он выиграл процесс, подобная информация подорвет доверие к нему.
– Хорошая мысль. Я и не подумал покопаться в его австралийском прошлом, – ответил Маркус. – У меня есть связи в Сиднее. Я сразу же позвоню туда.
– Вы видели кадры из порнофильма, в котором якобы снят Кензи? – спросила Наоми. – Мы до сих пор ничего не знаем.
– В газете есть фотография, но я не думаю, что этот мальчик – Кензи. Цвет волос и глаз такой же, но подбородок и скулы совсем другие. Должно быть, это какой-то другой ребенок.
– Значит, Стоун немногим располагает. Проблема в том, что подобные вещи трудно опровергнуть, пока мы не докажем, что в то время, к которому относятся обвинения в проституции, Кензи находился совсем в другом месте, – рассудительно сказал Маркус. – Может быть, Кензи наконец расскажет нам о своем прошлом, чтобы мы могли доказать ложность обвинений.
– Он в очередной раз заявит, что будь он проклят, если из-за какого-то папарацци изменит своим принципам, – сухо заметила Наоми. – Несмотря на его безупречные английские манеры, он страшно упрям. Едва ли он станет рассказывать о своей частной жизни.
Вэл нахмурилась.
– Пошлите кого-нибудь в лондонские школы просмотреть документы за соответствующий период, пусть подберут полдюжины мальчиков, похожих на Кензи. Нужно разыскать этих людей и убедить выступить на пресс-конференции. Начните конференцию с показа фотографии и объявите: «Это Джеймс Маккензи». Потом пригласите изображенного на фото человека. Идеально, если он окажется маленьким, толстеньким и лысоватым. Затем сообщите: «На самом деле это Реджи Смазер из Кройдена, но разве он не похож на Джеймса Маккензи?» После того как журналисты как следует посмеются, повторите эту процедуру несколько раз. Таким образом вы покажете, что нет никакой связи между свидетельством о рождении, нечеткой детской фотографией и Кензи Скоттом.
– Вэл, почему вы не хотите работать с нами? – спросила Наоми. – У вас блестящая фантазия. Если вас привлекают деловые вопросы или производство, то мы моем предложить вам заняться рекламой.
– Нет уж, спасибо. Юриспруденция меня больше устраивает, нужно только найти подходящее место, – нахмурилась Вэл. – Думаю, журналисты также поймут, что кем бы ни был тот ребенок, он жертва и не по доброй воле занимался постыдным делом.
– Как подумаю, скольких несчастных детей, живущих на улице, эксплуатируют всякие негодяи, меня просто в дрожь бросает, – печально вздохнула Наоми. – Давайте не будем об этом, иначе меня не остановить.
Это замечание породило новое предположение.
– Наверное, существовал реальный Джеймс Маккензи, который занимался проституцией, – сказала Вэл. – Вероятно, Найджел Стоун искренне верит, что этот мальчик вырос и превратился в Кензи. Но уличная жизнь слишком опасна, особенно для тех, кто вступает в нее в столь раннем возрасте. Дело давнее, но я поищу свидетельство о смерти настоящего Джеймса Маккензи.
Маркус тихо присвистнул.
– Если бы удалось его найти, Стоун был бы повержен. Отличная идея, Вэл. А теперь продолжайте отдыхать и выбросите все это из головы. Думаю, мы сумеем опровергнуть все доводы журналиста без ущерба для Кензи и снятого Рейни фильма.
– Вы действительно считаете, что я могу вычеркнуть это из памяти? – сокрушенно вздохнула Вэл.
– Следите за новостями, – посоветовала Наоми. – Поверьте моему слову, недели через две эта неприятная история забудется.
Вэл положила трубку, молясь про себя, чтобы Гордоны оказались правы. Фильм, возможно, не пострадает, но что будет с мужем Рейни?
Тук! Тук! Тук! Монотонно повторяющийся звук проник в затуманенное сознание Рейн; заставив проснуться. Не открывая глаз, она пыталась сообразить, где находится и как тут оказалась. Жаль, что не удалось убедить себя, что все это дурной сон, но она определенно в Нью-Мексико. Котята примостились рядом с ней на одеяле, а это не так уж плохо.
Звук ударов несколько изменился, но они повторялись с завидным постоянством. Что это? Самый большой в мире дятел?
Она выбралась из теплой постели и, чувствуя боль во всем теле, поплелась в ванную. Котята вертелись у ее ног. Господи, неужели уже два часа дня? Из-за разницы во времени у нее все перепуталось в голове. Можно сказать: она жертва авиаперелета.
Душ быстро вернул силы, хотя накопившаяся усталость давала о себе знать. Надев шорты цвета хаки и свободную зеленую майку, Рейни отправилась на кухню в сопровождении котят, которые всем своим видом показывали, что давным-давно не ели и теперь умирают от голода.
В кухне нашелся пакет с кошачьим кормом. Альма позаботилась, чтобы под рукой было все необходимое: в буфете и холодильнике – изобилие продуктов. Оставив занявшихся едой котят, Рейн налила себе стакан апельсинового сока и отправилась на поиски источника странного звука.
На ранчо размещалось несколько построек, включая конюшню и дом для рабочих. Как и в главном доме, их толстые стены были сложены из необожженного кирпича. В загоне за конюшней паслись две лошади. Интересно, Грейди не будут возражать, если она или Кензи на них покатаются, подумала Рейн. Прокатиться верхом по округе было бы просто замечательно!
У дальней стены дома для рабочих она нашла наконец источник шума. Оказывается, Кензи рубил дрова. Дров было много. Солнце припекало, и он скинул рубашку. Рельефные мышцы спины и рук перекатывались под кожей, когда он орудовал топором. Черт, этого еще не хватало, одернула себя Рейн, чувствуя, как ее просто распирает от желания.
Казалось, с их последней ночи прошла целая вечность. Ей так хотелось обнять его, прижаться к его груди, ощутить знакомый запах и целовать, целовать, целовать, ощущая солоноватый привкус кожи. Она надеялась, что интимная близость залечит открывшиеся раны его прошлого и исцелит ее уставшую, измученную душу. Но образ беспомощного ребенка, служившего игрушкой извращенцев, подавил желание. При одной мысли о том, как он постигал искусство любви, к горлу подступила тошнота.
– Запасаешь дрова на зиму? – полюбопытствовала она, стараясь, чтобы голос звучал безмятежно.
Тук! Топор разрезал воздух, и полено развалилось на две половинки. Кензи отбросил их в кучу у стены дома.
– Пожалуй, на ранчо это единственная работа, которую горожанин может делать без тренировки.
На его ладонях вздулись волдыри. Он, разумеется, знал, как держать топор, но его руки не привыкли к такой работе. Дело вовсе не в дровах, подумала она. Это способ излить свою горечь.
– Ты хорошо сделал, выбрав это место, Кензи, – огляделась вокруг Рейни. – Красивое. Уединенное. Успокаивает ум и душу.
– Надеюсь, папарацци сюда не доберутся. – Он вытащил новое полено. – Они скверно действуют на душевное спокойствие.
Рейн заглянула в окно дома и увидела просторную комнату с четырьмя кроватями. Дверь вела в другое помещение.
– Замечательный гостевой домик.
Снова стук топора.
– Я не планирую приглашать гостей.
Жалел ли он, что позволил ей остаться? Он избегал встречаться с ней глазами. От той откровенности, которую он позволил себе во время полета сюда, не осталось и следа. Он снова спрятался за непроницаемой броней. Трудно любить актера, ведь никогда не поймешь, о чем он думает. Потому что он, как никто другой, умеет скрывать свои мысли.
– Ты завтракал? Пожалуй, уже пора подумать о ленче. – Он пожал плечами. Расценив это как положительный ответ, Рейни продолжила: – Как насчет омлета? Я уже и не помню, когда ела его в последний раз.
Он заколебался.
– Что ж, если тебе не трудно…
– Приготовить омлет – пустячное дело. Пока будешь принимать душ, все будет готово, Кен.
Он подхватил лежавшую на поленнице рубашку и натянул ее через голову.
– Звучит заманчиво.
Бок о бок, но все же не вместе они вернулись к дому. Она успокаивала себя, понимая, что ему понадобится время, чтобы чувствовать себя в ее обществе по-прежнему. У нее в запасе есть неделя, потом она должна вернуться в Лос-Анджелес – продолжить работу над фильмом.
Но Рейни нутром чувствовала, что недели не хватит.
– Доброе утро, мисс Ковингтон, – добродушно приветствовала ее в столовой хозяйка дома миссис О'Брайен. – Хотите чаю?
– С удовольствием.
Миссис О'Брайен скрылась в кухне, чтобы приготовить завтрак гостье. Оставшись одна, Вэл взяла пачку газет и углубилась в чтение.
Заголовки статей были рутинными и не сулили неожиданностей, пока в ее руки не попал лондонский таблоид. На первой странице красовалась огромная фотография Кензи и Рейни и рядом набранный крупным шрифтом вопрос: «Кензи Скотт – гомосексуалист?»
Встревожившись, она просмотрела первый абзац статьи, потом более тщательно рассмотрела фотографию. Кензи оцепенел от шока, Рейни не в силах скрыть замешательство.
Итак, Найджел Стоун нанес решающий удар, который готовил несколько недель. Инстинкт юриста подсказывал Валентине, что пора вмешаться в эту историю. Она симпатизировала Кензи, а Рейни была ее лучшей подругой, даже и говорить нечего, как ранит ее этот скандал.
По профессиональной привычке она обдумывала, может ли заявление Стоуна оказаться правдой и действительно ли Кензи – гей. Нет, она не могла в это поверить. Она знала толк в мужчинах.
А может, он бисексуал? Но это тоже казалось ей сомнительным. Она не замечала со стороны Кензи никакого интереса к мужчинам, хотя в съемочной группе была подходящая парочка. И готова свидетельствовать в суде, что Кензи был именно тем, кем казался, – мужчиной с нормальной ориентацией.
Следующая страница подробно излагала улики, собранные Найджелом Стоуном. Он располагал свидетельством о рождении некоего Джеймса Маккензи, якобы это подлинное имя Кензи. Этот документ ничего не значит, пока Стоун не докажет, что Кензи Скотт и Джеймс Маккензи – один и тот же человек.
Найджел также заявлял, что разговаривал с мужчинами, которые поклялись, что платили за секс с Джейми Маккензи. Это тоже ничего не значит, пока эти господа не пожелают официально выступить под собственными именами. Чего, вероятно, не произойдет – мало кто захочет публично признать, что развлекался с малолетним.
Прочитав следующий абзац, она тихо выругалась. Стоун заявлял, что располагает порнографической видеозаписью с участием Кензи. Выбранный кадр изображал несчастного ребенка. Она внимательно изучала нечеткую фотографию. Едва уловимое сходство есть, но черты лица другие. Похоже на те фотографии, которые присылали читатели, откликнувшиеся на призыв газеты, – похоже, но не то. Если это главная улика Найджела, то его обвинения построены на зыбкой почве.
Миссис О'Брайен вернулась с подносом, на котором стояли горячий чайник и тарелка с беконом, сосисками, яйцами и запеченными на гриле помидорами. Несмотря на то что после знакомства с газетой аппетит Вэл поубавился, она без зазрения совести одолела половину тарелки. Ведь ей понадобятся силы!
Покончив с едой, она вернулась в свою комнату и достала сотовый телефон. В Калифорнии еще не пробило полночь. Кому звонить первому? Эмми Герман – лучший выбор, она точно знает, что происходит, но беременные женщины нуждаются в отдыхе. Сначала надо позвонить Рейн.
Хотя ее подруге уже следовало быть дома, в квартире сработал автоответчик. Вэл оставила сообщение и позвонила Гордонам. Она сблизилась с Наоми и Маркусом на съемках и была главным связным с продюсерами.
– Хэлло, – сняла трубку Наоми Гордон.
– Наоми, это Вэл Ковингтон. Я в Ирландии и только что увидела «Лондон инкуайер». Что происходит и чем я могу помочь?
– Вэл, я так рада вас слышать. Подождите секунду, сейчас Маркус возьмет другую трубку.
– Хорошо, что вы подключились, Вэл, – без предисловий сказал Маркус. – Может быть, вы придумаете что-нибудь, что мы упустили?
– Я видела только статью Стоуна, которая, естественно, выражает его мнение. Можете мне объяснить, что произошло на самом деле?
– Найджел Стоун поймал Кензи врасплох на ступенях церкви после окончания панихиды по Чарлзу Уинфилду, – мрачно сказала Наоми. – Британские репортеры еще хуже американских.
– Вот мерзавец! И что дальше?
– Рейни и Кензи улетели, не дав никаких комментариев, – продолжил разговор Маркус. – Рейни просто трясло, когда она звонила нам и своим агентам, чтобы сообщить, что случилось. Мы делаем все возможное, чтобы замять историю, пока она не попала на страницы нашей печати.
– Жаль, что я плохо знаю британское общество, – огорченно протянула Вэл. – Поиск фактов – моя стихия. Не сомневаюсь, что в Штатах найду чем защищаться, но с чего начать в Лондоне – просто не знаю.
– Мы можем нанять хороших сыщиков, – вставила Наоми. – Скажите, что им искать?
Вэл задумалась.
– Для начала я проверю австралийскую карьеру нашего дорогого Найджела. Он долго там работал. Посмотрим, не обвиняли ли его в публикации ложных историй и вымышленных улик, не судили ли за клевету. Даже если он выиграл процесс, подобная информация подорвет доверие к нему.
– Хорошая мысль. Я и не подумал покопаться в его австралийском прошлом, – ответил Маркус. – У меня есть связи в Сиднее. Я сразу же позвоню туда.
– Вы видели кадры из порнофильма, в котором якобы снят Кензи? – спросила Наоми. – Мы до сих пор ничего не знаем.
– В газете есть фотография, но я не думаю, что этот мальчик – Кензи. Цвет волос и глаз такой же, но подбородок и скулы совсем другие. Должно быть, это какой-то другой ребенок.
– Значит, Стоун немногим располагает. Проблема в том, что подобные вещи трудно опровергнуть, пока мы не докажем, что в то время, к которому относятся обвинения в проституции, Кензи находился совсем в другом месте, – рассудительно сказал Маркус. – Может быть, Кензи наконец расскажет нам о своем прошлом, чтобы мы могли доказать ложность обвинений.
– Он в очередной раз заявит, что будь он проклят, если из-за какого-то папарацци изменит своим принципам, – сухо заметила Наоми. – Несмотря на его безупречные английские манеры, он страшно упрям. Едва ли он станет рассказывать о своей частной жизни.
Вэл нахмурилась.
– Пошлите кого-нибудь в лондонские школы просмотреть документы за соответствующий период, пусть подберут полдюжины мальчиков, похожих на Кензи. Нужно разыскать этих людей и убедить выступить на пресс-конференции. Начните конференцию с показа фотографии и объявите: «Это Джеймс Маккензи». Потом пригласите изображенного на фото человека. Идеально, если он окажется маленьким, толстеньким и лысоватым. Затем сообщите: «На самом деле это Реджи Смазер из Кройдена, но разве он не похож на Джеймса Маккензи?» После того как журналисты как следует посмеются, повторите эту процедуру несколько раз. Таким образом вы покажете, что нет никакой связи между свидетельством о рождении, нечеткой детской фотографией и Кензи Скоттом.
– Вэл, почему вы не хотите работать с нами? – спросила Наоми. – У вас блестящая фантазия. Если вас привлекают деловые вопросы или производство, то мы моем предложить вам заняться рекламой.
– Нет уж, спасибо. Юриспруденция меня больше устраивает, нужно только найти подходящее место, – нахмурилась Вэл. – Думаю, журналисты также поймут, что кем бы ни был тот ребенок, он жертва и не по доброй воле занимался постыдным делом.
– Как подумаю, скольких несчастных детей, живущих на улице, эксплуатируют всякие негодяи, меня просто в дрожь бросает, – печально вздохнула Наоми. – Давайте не будем об этом, иначе меня не остановить.
Это замечание породило новое предположение.
– Наверное, существовал реальный Джеймс Маккензи, который занимался проституцией, – сказала Вэл. – Вероятно, Найджел Стоун искренне верит, что этот мальчик вырос и превратился в Кензи. Но уличная жизнь слишком опасна, особенно для тех, кто вступает в нее в столь раннем возрасте. Дело давнее, но я поищу свидетельство о смерти настоящего Джеймса Маккензи.
Маркус тихо присвистнул.
– Если бы удалось его найти, Стоун был бы повержен. Отличная идея, Вэл. А теперь продолжайте отдыхать и выбросите все это из головы. Думаю, мы сумеем опровергнуть все доводы журналиста без ущерба для Кензи и снятого Рейни фильма.
– Вы действительно считаете, что я могу вычеркнуть это из памяти? – сокрушенно вздохнула Вэл.
– Следите за новостями, – посоветовала Наоми. – Поверьте моему слову, недели через две эта неприятная история забудется.
Вэл положила трубку, молясь про себя, чтобы Гордоны оказались правы. Фильм, возможно, не пострадает, но что будет с мужем Рейни?
Тук! Тук! Тук! Монотонно повторяющийся звук проник в затуманенное сознание Рейн; заставив проснуться. Не открывая глаз, она пыталась сообразить, где находится и как тут оказалась. Жаль, что не удалось убедить себя, что все это дурной сон, но она определенно в Нью-Мексико. Котята примостились рядом с ней на одеяле, а это не так уж плохо.
Звук ударов несколько изменился, но они повторялись с завидным постоянством. Что это? Самый большой в мире дятел?
Она выбралась из теплой постели и, чувствуя боль во всем теле, поплелась в ванную. Котята вертелись у ее ног. Господи, неужели уже два часа дня? Из-за разницы во времени у нее все перепуталось в голове. Можно сказать: она жертва авиаперелета.
Душ быстро вернул силы, хотя накопившаяся усталость давала о себе знать. Надев шорты цвета хаки и свободную зеленую майку, Рейни отправилась на кухню в сопровождении котят, которые всем своим видом показывали, что давным-давно не ели и теперь умирают от голода.
В кухне нашелся пакет с кошачьим кормом. Альма позаботилась, чтобы под рукой было все необходимое: в буфете и холодильнике – изобилие продуктов. Оставив занявшихся едой котят, Рейн налила себе стакан апельсинового сока и отправилась на поиски источника странного звука.
На ранчо размещалось несколько построек, включая конюшню и дом для рабочих. Как и в главном доме, их толстые стены были сложены из необожженного кирпича. В загоне за конюшней паслись две лошади. Интересно, Грейди не будут возражать, если она или Кензи на них покатаются, подумала Рейн. Прокатиться верхом по округе было бы просто замечательно!
У дальней стены дома для рабочих она нашла наконец источник шума. Оказывается, Кензи рубил дрова. Дров было много. Солнце припекало, и он скинул рубашку. Рельефные мышцы спины и рук перекатывались под кожей, когда он орудовал топором. Черт, этого еще не хватало, одернула себя Рейн, чувствуя, как ее просто распирает от желания.
Казалось, с их последней ночи прошла целая вечность. Ей так хотелось обнять его, прижаться к его груди, ощутить знакомый запах и целовать, целовать, целовать, ощущая солоноватый привкус кожи. Она надеялась, что интимная близость залечит открывшиеся раны его прошлого и исцелит ее уставшую, измученную душу. Но образ беспомощного ребенка, служившего игрушкой извращенцев, подавил желание. При одной мысли о том, как он постигал искусство любви, к горлу подступила тошнота.
– Запасаешь дрова на зиму? – полюбопытствовала она, стараясь, чтобы голос звучал безмятежно.
Тук! Топор разрезал воздух, и полено развалилось на две половинки. Кензи отбросил их в кучу у стены дома.
– Пожалуй, на ранчо это единственная работа, которую горожанин может делать без тренировки.
На его ладонях вздулись волдыри. Он, разумеется, знал, как держать топор, но его руки не привыкли к такой работе. Дело вовсе не в дровах, подумала она. Это способ излить свою горечь.
– Ты хорошо сделал, выбрав это место, Кензи, – огляделась вокруг Рейни. – Красивое. Уединенное. Успокаивает ум и душу.
– Надеюсь, папарацци сюда не доберутся. – Он вытащил новое полено. – Они скверно действуют на душевное спокойствие.
Рейн заглянула в окно дома и увидела просторную комнату с четырьмя кроватями. Дверь вела в другое помещение.
– Замечательный гостевой домик.
Снова стук топора.
– Я не планирую приглашать гостей.
Жалел ли он, что позволил ей остаться? Он избегал встречаться с ней глазами. От той откровенности, которую он позволил себе во время полета сюда, не осталось и следа. Он снова спрятался за непроницаемой броней. Трудно любить актера, ведь никогда не поймешь, о чем он думает. Потому что он, как никто другой, умеет скрывать свои мысли.
– Ты завтракал? Пожалуй, уже пора подумать о ленче. – Он пожал плечами. Расценив это как положительный ответ, Рейни продолжила: – Как насчет омлета? Я уже и не помню, когда ела его в последний раз.
Он заколебался.
– Что ж, если тебе не трудно…
– Приготовить омлет – пустячное дело. Пока будешь принимать душ, все будет готово, Кен.
Он подхватил лежавшую на поленнице рубашку и натянул ее через голову.
– Звучит заманчиво.
Бок о бок, но все же не вместе они вернулись к дому. Она успокаивала себя, понимая, что ему понадобится время, чтобы чувствовать себя в ее обществе по-прежнему. У нее в запасе есть неделя, потом она должна вернуться в Лос-Анджелес – продолжить работу над фильмом.
Но Рейни нутром чувствовала, что недели не хватит.
Глава 35
Запах жареного лука дразнил ноздри. Рейн ловко орудовала ножом, кроша сладкий перец. Мгновение – и он уже шипит на сковородке. Дай Бог памяти, когда же она в последний раз стояла у плиты? Любой ребенок, получивший воспитание Вирджинии Марло, мог чувствовать себя на кухне как рыба в воде. Рейни любила готовить, несмотря на критические замечания бабушки, что масло растерто с сахаром не добела, белки недостаточно крепко взбиты, и прочие упреки. Бывало, они вместе готовили праздничный обед.
Но у звезд кино нет времени упражняться в изысках кулинарии. У Кензи этим занималась экономка, а у Рейни был собственный повар, изобретавший на диво вкусные и низкокалорийные блюда. Честно говоря, если Рейни что-то и готовила в последние годы, то только кофе.
Она нашла в холодильнике картофель и решила добавить его в омлет вместе с луком и сладким перцем. Когда она взбивала яйца, зазвонил телефон. Зная, что Кензи в ванной, секунду поколебавшись, она подняла трубку:
– Хэлло?
– Рейни? Это Маркус.
Она облегченно вздохнула:
– Слава Богу, я думала, кто-то из журналистов разузнал этот номер.
– Только нам с Наоми, Вэл и Эмми известно, где вы находитесь, а мы не проболтаемся.
– Вы лучше предупредите команду Кензи, – посоветовала Рейн. – Их инфаркт хватит, если они не будут знать, где он.
– Я звонил Сету Коуэну, он все уладит.
– Как мир реагирует на откровения Найджела Стоуна?
– Как ты и предполагала. Респектабельные газеты не обратили внимания на его заявления, посчитав их надувной уткой. А падкая на сенсации желтая пресса ухватилась за эту историю. Пара газетенок раскопала так называемых экспертов в области кино, которые с большим энтузиазмом утверждают, что Скотт играет роли крутых мачо специально, чтобы скрыть свои пагубные наклонности.
– Меня это не удивляет.
– Один идиот, – усмехнулся Маркус, – даже договорился до того, что ты тайная лесбиянка и вы поженились, дабы замаскировать свои пороки.
– Что за чушь! – возмутилась Рейн. – Вы что-нибудь предпринимаете, чтобы покончить с этим?
– Барби Рифкин задействовала свои связи в средствах массовой информации, вероятно, поэтому история не получила широкой огласки. Вэл звонила из Ирландии, у нее хорошие идеи для контратаки.
Маркус кратко изложил планы Валентины. Слушая, Рейни одобрительно кивала, но под конец нахмурилась.
В кухню вошел Кензи. Волосы влажные, лицо непроницаемое.
– Это Маркус, – шепнула она, прикрыв трубку рукой. – Хочешь поговорить с ним?
Кензи отрицательно покачал головой. Она попрощалась и повесила трубку.
– Прости, омлет еще не совсем готов. Может быть, апельсиновый сок?
На этот раз последовал одобрительный кивок. Она налила сок в высокий стакан. Заметив, что Кензи небрит, Рейни спросила:
– Решил отрастить бороду для маскировки?
– Может быть.
Судя по всему, сегодня от него слова не добьешься.
– Ты не против, если я накрою стол в саду? Ты не поможешь мне?
Снова кивок. Держа в руке стакан, он распахнул дверь. Котята, тесня друг друга, устремились вслед за ним. Рейни вылила взбитые яйца на сковородку, приготовила кофе и тосты.
К тому времени, когда Кензи разложил столовые приборы и салфетки, завтрак был готов. Рейни наполнила тарелку Кензи двумя третями омлета, прочее оставила себе и водрузила на поднос баночку джема и тосты.
Подняв поднос, она спросила:
– Ты принесешь кофе?
Он налил дымящийся напиток в кружки и вышел вслед за ней в сад, утопавший в пышной растительности позднего лета. Вьющиеся виноградные лозы сплошь покрывали стену, воздух был напоен тонкими ароматами. Рейни заметила притаившуюся в кустах шалфея статую святого Франциска. Судя по ее виду, она давно стояла под открытым небом. В середине круглого стола восседал серый котенок.
Кензи поставил кружки и снял котенка со стола.
– Извини, Дымок, но так не полагается.
– Его зовут Дымок?
Рейни расставила тарелки и села.
– По-моему, подходящее имя. А ты можешь назвать его полосатого братца, раз уж он взобрался тебе на колени.
Рейни погладила котенка, тот довольно замурлыкал.
– Он говорит, что его зовут Медок, поскольку у него шкурка золотисто-медового цвета. – Она осторожно опустила котенка на каменную плитку, которой была вымощена площадка. – Надеюсь, омлет тебе понравится. Слава Богу, что я еще не забыла, как включать плиту.
Кензи попробовал омлет.
– Превосходно, надо же, а я и не знал, что ты умеешь готовить.
Рейни подавила улыбку и тоже принялась за еду. Что ни говори, а это им обоим на пользу. Сколько же она не ела? Из-за разницы во времени она совсем запуталась.
Солнце золотило воздух, пропитанный ароматом цветов, котята тихонько мурлыкали – все дышало покоем и безмятежностью. Казалось, Лондон и Лос-Анджелес где-то далеко, на другой планете.
Хорошо, что она сидит здесь рядом с Кензи. Несмотря на беспокойную жизнь, им частенько удавалось уединиться в каком-нибудь укромном уголке. Она расслабилась и позволила себе роскошь на несколько минут притвориться, что все в порядке.
Покончив с едой, Рейн налила себе вторую чашку кофе.
– Я начинаю вспоминать, что такое настоящая жизнь.
– Наслаждайся, пока есть возможность. Впереди тебя ждет большая работа по монтажу фильма.
Она без всякого энтузиазма подумала о возвращении в Калифорнию.
– Наверное, ты прав.
Кензи нервно вертел в руках кружку.
– Что сказал Маркус?
– Все идет нормально. – Она коротко изложила разговор с продюсером, потом замялась и неохотно добавила: – Найджел Стоун опубликовал кадр из порнографического фильма, в котором якобы снят ты.
Но у звезд кино нет времени упражняться в изысках кулинарии. У Кензи этим занималась экономка, а у Рейни был собственный повар, изобретавший на диво вкусные и низкокалорийные блюда. Честно говоря, если Рейни что-то и готовила в последние годы, то только кофе.
Она нашла в холодильнике картофель и решила добавить его в омлет вместе с луком и сладким перцем. Когда она взбивала яйца, зазвонил телефон. Зная, что Кензи в ванной, секунду поколебавшись, она подняла трубку:
– Хэлло?
– Рейни? Это Маркус.
Она облегченно вздохнула:
– Слава Богу, я думала, кто-то из журналистов разузнал этот номер.
– Только нам с Наоми, Вэл и Эмми известно, где вы находитесь, а мы не проболтаемся.
– Вы лучше предупредите команду Кензи, – посоветовала Рейн. – Их инфаркт хватит, если они не будут знать, где он.
– Я звонил Сету Коуэну, он все уладит.
– Как мир реагирует на откровения Найджела Стоуна?
– Как ты и предполагала. Респектабельные газеты не обратили внимания на его заявления, посчитав их надувной уткой. А падкая на сенсации желтая пресса ухватилась за эту историю. Пара газетенок раскопала так называемых экспертов в области кино, которые с большим энтузиазмом утверждают, что Скотт играет роли крутых мачо специально, чтобы скрыть свои пагубные наклонности.
– Меня это не удивляет.
– Один идиот, – усмехнулся Маркус, – даже договорился до того, что ты тайная лесбиянка и вы поженились, дабы замаскировать свои пороки.
– Что за чушь! – возмутилась Рейн. – Вы что-нибудь предпринимаете, чтобы покончить с этим?
– Барби Рифкин задействовала свои связи в средствах массовой информации, вероятно, поэтому история не получила широкой огласки. Вэл звонила из Ирландии, у нее хорошие идеи для контратаки.
Маркус кратко изложил планы Валентины. Слушая, Рейни одобрительно кивала, но под конец нахмурилась.
В кухню вошел Кензи. Волосы влажные, лицо непроницаемое.
– Это Маркус, – шепнула она, прикрыв трубку рукой. – Хочешь поговорить с ним?
Кензи отрицательно покачал головой. Она попрощалась и повесила трубку.
– Прости, омлет еще не совсем готов. Может быть, апельсиновый сок?
На этот раз последовал одобрительный кивок. Она налила сок в высокий стакан. Заметив, что Кензи небрит, Рейни спросила:
– Решил отрастить бороду для маскировки?
– Может быть.
Судя по всему, сегодня от него слова не добьешься.
– Ты не против, если я накрою стол в саду? Ты не поможешь мне?
Снова кивок. Держа в руке стакан, он распахнул дверь. Котята, тесня друг друга, устремились вслед за ним. Рейни вылила взбитые яйца на сковородку, приготовила кофе и тосты.
К тому времени, когда Кензи разложил столовые приборы и салфетки, завтрак был готов. Рейни наполнила тарелку Кензи двумя третями омлета, прочее оставила себе и водрузила на поднос баночку джема и тосты.
Подняв поднос, она спросила:
– Ты принесешь кофе?
Он налил дымящийся напиток в кружки и вышел вслед за ней в сад, утопавший в пышной растительности позднего лета. Вьющиеся виноградные лозы сплошь покрывали стену, воздух был напоен тонкими ароматами. Рейни заметила притаившуюся в кустах шалфея статую святого Франциска. Судя по ее виду, она давно стояла под открытым небом. В середине круглого стола восседал серый котенок.
Кензи поставил кружки и снял котенка со стола.
– Извини, Дымок, но так не полагается.
– Его зовут Дымок?
Рейни расставила тарелки и села.
– По-моему, подходящее имя. А ты можешь назвать его полосатого братца, раз уж он взобрался тебе на колени.
Рейни погладила котенка, тот довольно замурлыкал.
– Он говорит, что его зовут Медок, поскольку у него шкурка золотисто-медового цвета. – Она осторожно опустила котенка на каменную плитку, которой была вымощена площадка. – Надеюсь, омлет тебе понравится. Слава Богу, что я еще не забыла, как включать плиту.
Кензи попробовал омлет.
– Превосходно, надо же, а я и не знал, что ты умеешь готовить.
Рейни подавила улыбку и тоже принялась за еду. Что ни говори, а это им обоим на пользу. Сколько же она не ела? Из-за разницы во времени она совсем запуталась.
Солнце золотило воздух, пропитанный ароматом цветов, котята тихонько мурлыкали – все дышало покоем и безмятежностью. Казалось, Лондон и Лос-Анджелес где-то далеко, на другой планете.
Хорошо, что она сидит здесь рядом с Кензи. Несмотря на беспокойную жизнь, им частенько удавалось уединиться в каком-нибудь укромном уголке. Она расслабилась и позволила себе роскошь на несколько минут притвориться, что все в порядке.
Покончив с едой, Рейн налила себе вторую чашку кофе.
– Я начинаю вспоминать, что такое настоящая жизнь.
– Наслаждайся, пока есть возможность. Впереди тебя ждет большая работа по монтажу фильма.
Она без всякого энтузиазма подумала о возвращении в Калифорнию.
– Наверное, ты прав.
Кензи нервно вертел в руках кружку.
– Что сказал Маркус?
– Все идет нормально. – Она коротко изложила разговор с продюсером, потом замялась и неохотно добавила: – Найджел Стоун опубликовал кадр из порнографического фильма, в котором якобы снят ты.