Страница:
– Тебя пугает, что ты снимаешься в Голливуде?
– Не только. – Шариф сглотнул слюну. – Вы тоже… сэр. Я видел вас в роли Ромео в Стратфорде. Он у вас получился такой живой… Весь спектакль держался на вас. Тогда я понял, что хочу стать актером.
Так вот в чем дело! Еще студентом театральной академии Кензи пришлось, играя одну маленькую роль, встретиться на сцене с сэром Алеком Гиннессом. Он почти задыхался от благоговения. Хотя он не стал бы себя сравнивать с Гиннессом и был всего лишь на десяток лет или чуть больше старше Шарифа, идол оставался идолом.
– Так, значит, я твой идеал?
– Да, сэр.
Круто повернувшись, Кензи посмотрел в глаза Шарифу.
– Я не твой идеал, – прорычал он. – Я англичанин, сын продажной суки, я плюю на тебя и всю твою мерзкую страну…
Явно потрясенный, Шариф смотрел на Скотта во все глаза.
– Что… что это вы говорите? Я родился в Бирмингеме и такой же англичанин, как и вы.
Кензи скрипнул зубами.
– У моих людей оружие лучше, и Бог лучше, поэтому мы высшая раса. Понятно? Твои несчастные вонючие рабы должны быть благодарны христианской нации, что мы еще заботимся о вас.
– Ты выродок, – подхватил Шариф, наконец сообразив, чего от него хотят.
Кензи увидел, как сжались кулаки молодого человека, и принял защитную позу, чтобы успеть уклониться от удара, если потребуется. Но Шариф перевел дыхание и успокоился.
– Я понял, сэр. Вы считаете, что я должен прекратить думать про Голливуд и просто делать свою работу. Быть Мустафой, а не рефлексирующим актером.
– Правильно. Но я не сэр. Я свинья. Проклятый неверный, и, уж конечно, никакого пьедестала.
– Да, сэр Свинья. – Шариф рассмеялся. С этого момента он будет воспринимать Кензи как своего брата-актера, а не какой-то недосягаемый образец.
Кензи похлопал молодого человека по плечу:
– Пошли назад и попробуем еще разок. И попытайся вселить ужас в сердце Рандалла.
Восемнадцатый дубль был снят без остановки.
Глава 8
Глава 9
– Не только. – Шариф сглотнул слюну. – Вы тоже… сэр. Я видел вас в роли Ромео в Стратфорде. Он у вас получился такой живой… Весь спектакль держался на вас. Тогда я понял, что хочу стать актером.
Так вот в чем дело! Еще студентом театральной академии Кензи пришлось, играя одну маленькую роль, встретиться на сцене с сэром Алеком Гиннессом. Он почти задыхался от благоговения. Хотя он не стал бы себя сравнивать с Гиннессом и был всего лишь на десяток лет или чуть больше старше Шарифа, идол оставался идолом.
– Так, значит, я твой идеал?
– Да, сэр.
Круто повернувшись, Кензи посмотрел в глаза Шарифу.
– Я не твой идеал, – прорычал он. – Я англичанин, сын продажной суки, я плюю на тебя и всю твою мерзкую страну…
Явно потрясенный, Шариф смотрел на Скотта во все глаза.
– Что… что это вы говорите? Я родился в Бирмингеме и такой же англичанин, как и вы.
Кензи скрипнул зубами.
– У моих людей оружие лучше, и Бог лучше, поэтому мы высшая раса. Понятно? Твои несчастные вонючие рабы должны быть благодарны христианской нации, что мы еще заботимся о вас.
– Ты выродок, – подхватил Шариф, наконец сообразив, чего от него хотят.
Кензи увидел, как сжались кулаки молодого человека, и принял защитную позу, чтобы успеть уклониться от удара, если потребуется. Но Шариф перевел дыхание и успокоился.
– Я понял, сэр. Вы считаете, что я должен прекратить думать про Голливуд и просто делать свою работу. Быть Мустафой, а не рефлексирующим актером.
– Правильно. Но я не сэр. Я свинья. Проклятый неверный, и, уж конечно, никакого пьедестала.
– Да, сэр Свинья. – Шариф рассмеялся. С этого момента он будет воспринимать Кензи как своего брата-актера, а не какой-то недосягаемый образец.
Кензи похлопал молодого человека по плечу:
– Пошли назад и попробуем еще разок. И попытайся вселить ужас в сердце Рандалла.
Восемнадцатый дубль был снят без остановки.
Глава 8
Закончив съемки последнего эпизода, намеченного на этот день, Рейни потянулась, разминая затекшие плечи. Осталось сделать несколько крупных планов в сцене первой встречи Рандалла и Мустафы. И потом они вернулись к предыдущему эпизоду, где Рандалл, рискуя жизнью, спасает одного из своих солдат от укуса ядовитой змеи.
Кензи был превосходен – крепко сжатые губы, бесстрашный взгляд, абсолютное самообладание. Она надеялась, что при монтаже найдется место для этого эпизода, который как нельзя лучше демонстрирует не только храбрость Рандалла, но и его заботливое отношение к подчиненным. Так как строгие взгляды Рандалла могли показаться несколько устаревшими современному зрителю, очень важно показать, что он был примерным офицером в соответствии со стандартами сегодняшнего времени.
Подойдя к Кензи, она не могла удержаться от похвалы:
– Ты был великолепен.
Не взглянув на нее, он продолжал расстегивать тяжелый мундир из красного сукна. Под ним открылась вполне современная майка.
– Это всего лишь первый съемочный день. Впереди еще долгие два месяца. – Потирая отметину на шее от жесткого воротничка, он направился к своему вагончику.
Она шла следом за ним, стараясь не отстать.
– Спасибо тебе за Шарифа. Стоило тебе поговорить с ним, и он стал работать просто замечательно.
– Очень талантливый парень, – отвечал Кензи на ходу. – И наделен редким отрицательным обаянием. В его привлекательности есть что-то тревожное… и опасное.
– Знаешь, – сказала Рейн, – между вами возникает такое напряжение… Я думаю, этого вполне достаточно, чтобы поверить в то, что случится позже…
Она хотела сказать больше, но осеклась, не в силах отвести глаза от Кензи. Он был такой неотразимый в военной форме!
– И поэтому ты не отходишь от меня ни на шаг?
Рейни остановилась как вкопанная, ее щеки густо покраснели.
– Как… как твой режиссер, я хотела посмотреть, хорошо ли ты устроился.
– Как твой экс-муж в скором будущем, я нахожу подобную опеку слишком утомительной.
Она почувствовала себя так, словно получила пощечину.
– Я… мне казалось, мы хорошо ладим. Я надеялась, мы и дальше сможем работать вместе как друзья.
Мускулы дернулись на его щеке.
– Друзья? Великолепная идея для женщины и ночной кошмар для мужчины! Ты мне не друг, Рейни. Ты моя жена, по крайней мере пока. Ты думаешь о дружбе, а я вспоминаю, как мне нравилось спать с тобой. И ничего не могу поделать. Я мужчина, и все мы такие. Обычно мы умеем прятать наши естественные желания, но когда я снимаюсь в кино, у меня нет на это сил, прости.
– Ты воображаешь, только мужчины думают о сексе? – возразила она. – Как устарело.
Его брови вопросительно изогнулись.
– Да? Ты тоже?
– Нет, просто не могу отделаться от нашего прошлого. – Она вздохнула. – Мы оба знали, что это будет непросто. И я не хочу, чтобы стало еще хуже, пока я рядом с тобой. Я просто тревожусь. О тебе, о кино, обо всем.
Он криво усмехнулся:
– Немного беспокойства не помешает, но не переусердствуй. Ведь нам еще предстоят съемки в Англии.
– Ты прав, но трудно расслабиться по приказу. – Заметив блеск в его глазах, она подумала: если бы он прямо сейчас предложил ей секс, это помогло бы ей избавиться от стресса? Раньше, когда она не могла прийти в себя от усталости и была на грани нервного срыва, он уже воспользовался этим средством.
Воспоминания нахлынули, и она сдалась, позволив им унести себя далеко-далеко… Они любили друг друга долго и истово и теперь, усталые и пресыщенные, лежали в постели. Свеча, распространяя сосновый аромат, тихо потрескивала на столе. Где же это было? Она никак не могла вспомнить, может, в гостинице на побережье Бретани? Вероятнее всего, именно там, потому что снаружи шумел прибой… Но свои ощущения помнила с удивительной точностью. Мысли, не дававшие ей покоя, постепенно оставили ее.
Кензи тоже полностью расслабился. Обняв ее, зарывшись лицом в ее волосы, он лежал, прижавшись к ней всем телом. В словах не было никакой необходимости. Им было так хорошо вместе! Кто бы мог подумать тогда, что разлука не за горами?
Она проглотила комок в горле, поймав себя на том, что не в силах отвести взгляд от поросшей темными волосами груди в разрезе кителя. Тряхнув головой, словно пытаясь отбросить навязчивые мысли, Рейн спросила:
– Твое отношение к этой истории теперь изменилось в позитивную сторону?
– Нет, – хмуро отозвался он. – Я чувствую себя хуже, потому что она стала еще более реальной. Но не волнуйся, я справлюсь.
– Не сомневаюсь. Увидимся завтра утром. – Она повернулась и пошла назад к съемочной площадке. Аппаратура была сложена и надежно укрыта на ночь. Что ж, пора возвращаться в маленький пустынный отель на лыжном курорте, где разместили членов группы и актеров. Здесь она могла вечерами просматривать отснятый материал.
Если она поработает подольше, возможно, ей удастся уснуть и ее не будут преследовать воспоминания о Кензи Скотте.
Сняв грим и переодевшись, Кензи зашел за взятым напрокат джипом, который был его единственной радостью и отдохновением на этом фильме, и с ревом умчался прочь, подальше от каньона, где проходили съемки. Господи, как он выдержит два месяца? Прошел всего лишь первый день работы, а его нервы уже натянуты до предела, особенно когда он общается с Рейни. Разумеется, он никуда не денется и продолжит работу. Он дал слово, но представить страшно, что с ним будет к концу съемок.
Дорога проходила через открытую безлюдную равнину, и езда действовала на него успокаивающе. Так как он приехал в Ныо-Мексико за несколько дней до начала работы, то смог воспользоваться свободным временем и поколесить по окрестностям: от скалистых горных пиков до затерянных посреди гор и равнин озер, от зеленых пустынных лугов до впечатляющих лыжных трасс, которые заполнялись людьми во время сезона. Он останавливался в маленьких закусочных, чтобы выпить чашечку кофе. Посещал заброшенные индейские стойбища и современные поселения индейцев. И однажды нашел удивительное место, где за умеренную плату предлагали ночлег и завтрак. Заведение приютилось в нише, вырубленной в скале, и напоминало жилище древних. Это место так приглянулось ему, что он зарезервировал место на субботнюю ночь, чтобы поспать в каменной пещере.
Он хотел испробовать все. Ему казалось, что этот удивительный край беседовал с ним, даже пустынный каньон, где шли съемки. В свое время он побывал в районах, прилегающих к Аризоне, которые были чем-то похожи на здешние места, но рождали другое ощущение. Штат Нью-Мексико таил в себе чистую энергетику, не похожую ни на что, ему не доводилось ощущать такого прежде. Если бы его заставили описать свою реакцию, он мог бы сказать, что эта земля запала ему в душу. Оставалось только пожалеть, что не все сцены снимали здесь.
Сумерки сгущались, еще пара часов, и совсем стемнеет. Ему хватит времени, чтобы обрести равновесие, хотя бы на сегодня. Он свернул на проселочную дорогу. Одно название дорога, скорее тропинка.
Что хуже: играть Рандалла или быть все время рядом с Рейни? На данный момент второе. Для начинающего режиссера она вела себя безупречно, проявляла характер, но ни на кого не кричала, и всегда было ясно, чего она хочет. Она высказывала замечания и предложения, когда сцена буксовала. Ее искреннее и страстное отношение к делу, как и прежде, не оставляло его равнодушным. Неудивительно, что он не мог отделаться от воспоминаний.
«Пурпурный цветок» был грандиозным проектом с многочисленным составом актеров. Пять месяцев ушло на съемки во Франции и в Англии. Во время съемок Кензи и Рейн придерживались договоренности, так и не став любовниками. Хотя с каждым днем им становилось все труднее сдерживать себя. Страсть между их героями была абсолютно достоверной, не наигранной. Не один раз Скотт готов был умолять мисс Марло продолжить то, что они делали перед камерой, и довести до естественного разрешения.
Но он так и не попросил. И дело не только в упоении отказа, ведь они оба знали, что это всего лишь вопрос времени.
Но за время съемок они имели возможность по-настоящему узнать друг друга. Напряженная работа заставляет актера отбрасывать все наносное и показывает его истинный темперамент. Он обнаружил, что Рейн свойственна искренность в игре, а хорошее настроение не покидает ее даже во время стресса. Хотя она часто бывала измучена и напряжена, но ее никогда не оставляло спасительное чувство юмора.
Ему особенно нравилось ее вежливое и внимательное отношение к окружающим, причем это было абсолютно естественно для нее, как дыхание. Все члены группы обожали Рейн. Ему всегда претили звездные замашки некоторых актеров, сам он обычно ладил с коллегами и был настоящим подарком для всех членов съемочной группы. Однако естественное дружелюбие Рейн Марло было ему несвойственно. Кензи Скотт всегда стоял поодаль от мира обычных людей. За исключением Рейн. Он не мог представить, что их детские годы в чем-то похожи, но они легко находили общий язык.
К тому времени, когда все собрались на вечеринку, чтобы отметить окончание съемок, усталость была всеобщей, эмоции бурлили, как шампанское. За время работы все участники проекта превратились в большую сплоченную семью, хотя это было и не всегда к лучшему. Так как фильм удался и все получили удовлетворение, сознание, что эта семья вот-вот вынуждена будет прекратить свое существование, провоцировало объятия даже между людьми, которые никогда не испытывали особой симпатии друг к другу.
Кензи и Рейни обменялись несколькими красноречивыми взглядами через зал лондонского ресторана, арендованного для вечеринки. Но он не делал попытки подойти к ней до самого конца, а когда наконец решился, его на полпути остановил режиссер.
– Кензи, – начал Гомолко, обнимая своего главного актера за плечи, – вы сделали все, на что я рассчитывал, и даже больше. Черт побери, готов поспорить, что вы лучший сэр Перси.
Кензи мягко высвободился – он не особенно любил обниматься с мужчинами.
– Это ваша заслуга, Джим. Вы сумели превосходно снять все сцены, не только любовные, но и авантюрные. – И Кензи, и Рейн часто спорили с Гомолко, убеждая снять любовные сцены более иллюзорными, как воспоминания героев, но такие споры обычно забываются, когда фильм сделан. – Это будет настоящий «Цветок».
Смеясь, Гомолко направился к художнице по костюмам, чтобы выразить ей благодарность за превосходную работу. Кензи снова устремился к Рейн, избегая вероятности встретиться глазами с кем-то еще, чтобы его опять не перехватили на полпути. Он распрощался со всеми, и сейчас она была единственная, кого он хотел.
Несмотря на круги под глазами, она встретила его с трепетной улыбкой. Сыграв последнюю сцену, Рейн сбросила ненавистный корсет, не в силах сдержать возглас ликования, и осталась в кружевном белье Маргариты. Если у Кензи нет больше собственных сцен, то он может увезти ее.
Сегодня на ней было платье, похожее на полупрозрачную тунику. Легкий, словно дымка, зеленый шелк обвивал ее лодыжки при каждом шаге. Протянув к нему руки, она проговорила:
– Кензи, за все это я должна благодарить тебя. Спасибо, что рекомендовал меня в этот фильм. Эти съемки, пожалуй, один из лучших моментов моей жизни.
Он хотел обнять ее, так как у обоих дрожали колени. И с галантностью, присущей его герою – сэру Перси, наклонился поцеловать ее руку.
– Но я выбрал тебя не только из-за этого фильма. Мы договорились о свидании после того, как съемки закончатся. Тебе это по-прежнему интересно?
– Да. – Ее голос задрожал. – Но я предупреждаю тебя, что сейчас мне больше всего хочется лечь в постель и спать целую неделю.
– Какое совпадение! Я мечтаю о том же. – Она не успела ничего понять, как он уже подхватил ее на руки и понес через ресторан. И ей ничего не оставалось, как удобно устроиться, положив голову ему на плечо и обняв его за шею.
Под восторженные возгласы и аплодисменты коллег он вышел на улицу к лимузину, который предварительно заказал. Рейн, смеясь, скользнула на кожаное сиденье.
– Раньше женщину увозили на белом коне, похоже, у нас современная версия. А ты, оказывается, романтик, Скотт.
Он зажал ее лицо в ладонях, заглядывая в серо-зеленые глаза и любуясь тонкими чертами ее лица. Не выдержал и прижался губами к ее губам. В течение пяти месяцев они целовались перед камерой. Этот поцелуй был только для них двоих – проникновенный, интимный, неторопливый.
Когда он оставил ее, она глубоко вздохнула:
– Чудесно. Почти так же романтично, как в кино, когда мы обменивались клятвенными заверениями в любви перед камерой.
– Как ты сказала, у меня есть вкус, – пробормотал он, едва касаясь губами ее шеи. Хотя он страшно хотел ее, усталость удержала его от поспешных действий, заставив наслаждаться прелюдией без желания сорвать с нее одежду. Чуть позже у них будет достаточно времени.
Они подъехали к лондонскому аэропорту, до этого момента Рейн ни разу не посмотрела в окно.
– Черт побери, что мы здесь делаем?
– Летим в Калифорнию.
– Но мои вещи? У меня даже паспорта с собой нет.
– Не волнуйся. Я подкупил Эмми, все твои вещи ждут тебя.
Тихонько смеясь, Рейн беспомощно отклонилась на белое кожаное сиденье.
– Меня похитили! Что за странный способ заканчивать работу? Я надеюсь, мы летим первым классом?
– Даже лучше…
Ассистент Кензи очень постарался, и все приготовления их исчезновения планировались с величайшей тщательностью. Когда они подъехали к частному самолету, глаза Рейн стали величиной с блюдце.
– Кензи, это твой самолет?
– И да, и нет. Я владею акциями в сети частных самолетов. Когда владелец акций хочет куда-то полететь, акционерное общество должно предоставить ему самолет. – Они поднялись по ступенькам и вошли в салон, обставленный как уютная гостиная. Стюардесса обратилась к ним с мелодичным французским акцентом:
– Месье Скотт, мадемуазель Марло, я Рашель. Могу я что-то сделать для вас?
Он обменялся взглядами с Рейни, бедняжка еле держалась на ногах.
– Мы оба ужасно устали и хотим спать. И пожалуйста, не будите нас до Бостона.
Когда Рашель скрылась в кабине пилота, Рейн огляделась по сторонам.
– А где же кровать?
Кивнув на стену позади них, Кензи опустился в глубокое кожаное кресло, застегнул ремень.
– В хвосте есть прелестная маленькая спальня и ванная, я выбрал этот самолет по этой причине.
Она села рядом с ним, застегнула ремень и потянулась к его руке.
– Это делает салон первого класса похожим на каюту океанского лайнера.
Он переплел свои пальцы с ее.
– Частные самолеты куда большая редкость.
Они не говорили, пока самолет брал разбег и отрывался от земли. Когда он набрал высоту, опять появилась Рашель и проводила их в спальню.
– Месье, мадемуазель, пожалуйста, позвоните мне, когда захотите позавтракать.
Когда Рашель удалилась, закрыв за собой дверь, Рейн с интересом осмотрелась вокруг. Постель королевского размера была накрыта покрывалом, отделанным кружевом, в изголовье гора подушек, на стене вазы с розами в специальных кронштейнах, на полу алый плюшевый ковер.
– Маленький бордель в небесах.
Он рассмеялся:
– Но очень высокого класса.
Она подавила зевок.
– Я не шутила, когда говорила, что просто умираю, так хочу спать.
– Согласен, но не прекрасно ли поспать вдвоем? – Он кивнул на дверь за ними. – Там должна быть и ночная рубашка. Ты первая идешь в душ и ложишься.
– Я уже засну, когда ты придешь ко мне.
– Не волнуйся. Минуту спустя я тоже буду спать. – Он потушил верхний свет, оставив лишь слабый ночник, и внезапно почувствовал страшную усталость.
Рейн вышла из ванной в кремовом пеньюаре, который Кензи купил для нее. С ее прекрасным лицом и персиковыми волосами она могла поднять из могилы любого мужчину. Снова позевывая, она юркнула в постель.
– Заниматься любовью в ночной рубашке! Не могу поверить, чтобы это как-то соединялось в твоем воображении!
– Лучше ничего не делать, если нельзя сделать хорошо.
Когда он вышел из ванной, ее дыхание было ровным и спокойным. Но стоило ему лечь рядом с ней, как она тотчас сонная повернулась к нему. Нежная и женственная, волосы пахли розмарином, она устроилась в его руках, словно они были две половинки целого. Он вздохнул с облегчением, когда все мысли, мучившие его, медленно улетучились и… Рейни…
Он проснулся через несколько часов, когда Рейн перевернулась на спину и сладко потянулась. Покрывало сползло с ее груди, сорочка не скрывала изгибов ее стройного тела.
– Господи, я чувствую себя отдохнувшей. Сколько мы уже летим?
Он взглянул на настенные часы:
– Около пяти часов.
Она приподняла голову и задумчиво посмотрела на него.
– Ты выспался?
– Вполне, – проговорил он, но не шевельнулся.
Их взгляды встретились.
– Странно, – прошептала она. – Я мечтала об этом несколько месяцев. Я сходила с ума, полная вожделения и желания обладать тобой… А сейчас, когда мы наконец вместе, я чувствую стыд.
– И я тоже. – Он колебался. – Я хочу, чтобы все было совершенно. А это невозможно.
– Занятие любовью не может быть совершенным. Оно должно быть реальным. – Она потянулась к нему, и их губы встретились, мягко, нежно.
Страсть, которую он сдерживал так долго, наконец расцвела. За время съемок они многое узнали друг о друге. Он знал ее кожу на ощупь, гладкую, как шелк, знал изгибы ее плеч, присущий только ей одной ее собственный провокационно женский запах.
Но все это было всего лишь прелюдией полного физического и эмоционального слияния. И вот сейчас они имели возможность осуществить это. Они познавали друг друга с возрастающей откровенностью, с потрясающим вниманием прислушивались к сигналам, угадывали желание другого и незамедлительно отвечали, и все для того, чтобы испытать взаимное удовлетворение. Пока оно не стало полным и совершенным.
Потом они долго лежали в объятиях друг друга, не нуждаясь в словах. Позволяя своим мыслям спокойно плыть, переходя то в прошлое, то в будущее, он мечтал навсегда остаться в настоящем.
– Это стоило того, чтобы ждать.
– Да, но я рада, что нам не пришлось ждать дольше. Я могла бы умереть от желания. – Она потерлась носом о его шею. – Ты знаешь, а есть что-то особенно эротичное в вибрации самолета.
– Вибрация… Вибратор… В этом есть какая-то связь.
– Фу, Кензи, какая гадкая мысль! – Она провела рукой по его груди. – Я рада, что ты не сбриваешь волосы на груди, как делают некоторые актеры.
– А я счастлив, что здесь все мягко и естественно и нет силикона, – проговорил он, лаская ее грудь.
– Я думала об имплантации, но потом решила, что если мне не хватит таланта, чтобы сыграть хорошо, то вряд ли силикон поможет.
– Любой может усовершенствовать свое тело, но лишь немногие соответствуют твоему таланту.
– Ты, как всегда, умеешь сделать комплимент. – Она улыбнулась. – Но это не означает, что мужчине следует говорить красивой женщине об ее уме и умной – о ее привлекательности.
– Так как ты имеешь и то, и другое, я вообще не должен делать тебе комплиментов?
– Ах ты, великий льстец! – Она повернулась к нему так, что ее ноги захватили его лодыжки, а ее шелковые волосы щекотали его грудь. – Мне нравится идея провести неделю в постели.
– Мне тоже. – Он провел рукой по ее спине. Рейн была божественно сложена, упругие мышцы под нежной кожей. – У меня есть две с половиной недели, до того как я уеду в Аргентину на другую картину.
– Черт… – Она очаровательно покусывала нижнюю губу. – Я должна быть в Нью-Йорке через две недели, и мне придется по крайней мере несколько дней провести в вертикальном положении и сделать кое-какие дела до отъезда.
Он ощутил легкое разочарование. Он надеялся, что она поедет с ним в Аргентину, потому что уже не хотел расставаться с ней. Он поцеловал ее плоский живот…
– Мы просто должны как можно продуктивнее использовать отпущенное нам время.
И они сделали это…
Кензи обнаружил, что сбился с дороги. Лицо покрылось потом, а пульс участился. Проклятие, с тех пор как Рейни подала на развод, он старался не вспоминать их первые счастливые дни, полные блаженства и лишенные горечи.
Воспоминания были болезненны.
Кензи был превосходен – крепко сжатые губы, бесстрашный взгляд, абсолютное самообладание. Она надеялась, что при монтаже найдется место для этого эпизода, который как нельзя лучше демонстрирует не только храбрость Рандалла, но и его заботливое отношение к подчиненным. Так как строгие взгляды Рандалла могли показаться несколько устаревшими современному зрителю, очень важно показать, что он был примерным офицером в соответствии со стандартами сегодняшнего времени.
Подойдя к Кензи, она не могла удержаться от похвалы:
– Ты был великолепен.
Не взглянув на нее, он продолжал расстегивать тяжелый мундир из красного сукна. Под ним открылась вполне современная майка.
– Это всего лишь первый съемочный день. Впереди еще долгие два месяца. – Потирая отметину на шее от жесткого воротничка, он направился к своему вагончику.
Она шла следом за ним, стараясь не отстать.
– Спасибо тебе за Шарифа. Стоило тебе поговорить с ним, и он стал работать просто замечательно.
– Очень талантливый парень, – отвечал Кензи на ходу. – И наделен редким отрицательным обаянием. В его привлекательности есть что-то тревожное… и опасное.
– Знаешь, – сказала Рейн, – между вами возникает такое напряжение… Я думаю, этого вполне достаточно, чтобы поверить в то, что случится позже…
Она хотела сказать больше, но осеклась, не в силах отвести глаза от Кензи. Он был такой неотразимый в военной форме!
– И поэтому ты не отходишь от меня ни на шаг?
Рейни остановилась как вкопанная, ее щеки густо покраснели.
– Как… как твой режиссер, я хотела посмотреть, хорошо ли ты устроился.
– Как твой экс-муж в скором будущем, я нахожу подобную опеку слишком утомительной.
Она почувствовала себя так, словно получила пощечину.
– Я… мне казалось, мы хорошо ладим. Я надеялась, мы и дальше сможем работать вместе как друзья.
Мускулы дернулись на его щеке.
– Друзья? Великолепная идея для женщины и ночной кошмар для мужчины! Ты мне не друг, Рейни. Ты моя жена, по крайней мере пока. Ты думаешь о дружбе, а я вспоминаю, как мне нравилось спать с тобой. И ничего не могу поделать. Я мужчина, и все мы такие. Обычно мы умеем прятать наши естественные желания, но когда я снимаюсь в кино, у меня нет на это сил, прости.
– Ты воображаешь, только мужчины думают о сексе? – возразила она. – Как устарело.
Его брови вопросительно изогнулись.
– Да? Ты тоже?
– Нет, просто не могу отделаться от нашего прошлого. – Она вздохнула. – Мы оба знали, что это будет непросто. И я не хочу, чтобы стало еще хуже, пока я рядом с тобой. Я просто тревожусь. О тебе, о кино, обо всем.
Он криво усмехнулся:
– Немного беспокойства не помешает, но не переусердствуй. Ведь нам еще предстоят съемки в Англии.
– Ты прав, но трудно расслабиться по приказу. – Заметив блеск в его глазах, она подумала: если бы он прямо сейчас предложил ей секс, это помогло бы ей избавиться от стресса? Раньше, когда она не могла прийти в себя от усталости и была на грани нервного срыва, он уже воспользовался этим средством.
Воспоминания нахлынули, и она сдалась, позволив им унести себя далеко-далеко… Они любили друг друга долго и истово и теперь, усталые и пресыщенные, лежали в постели. Свеча, распространяя сосновый аромат, тихо потрескивала на столе. Где же это было? Она никак не могла вспомнить, может, в гостинице на побережье Бретани? Вероятнее всего, именно там, потому что снаружи шумел прибой… Но свои ощущения помнила с удивительной точностью. Мысли, не дававшие ей покоя, постепенно оставили ее.
Кензи тоже полностью расслабился. Обняв ее, зарывшись лицом в ее волосы, он лежал, прижавшись к ней всем телом. В словах не было никакой необходимости. Им было так хорошо вместе! Кто бы мог подумать тогда, что разлука не за горами?
Она проглотила комок в горле, поймав себя на том, что не в силах отвести взгляд от поросшей темными волосами груди в разрезе кителя. Тряхнув головой, словно пытаясь отбросить навязчивые мысли, Рейн спросила:
– Твое отношение к этой истории теперь изменилось в позитивную сторону?
– Нет, – хмуро отозвался он. – Я чувствую себя хуже, потому что она стала еще более реальной. Но не волнуйся, я справлюсь.
– Не сомневаюсь. Увидимся завтра утром. – Она повернулась и пошла назад к съемочной площадке. Аппаратура была сложена и надежно укрыта на ночь. Что ж, пора возвращаться в маленький пустынный отель на лыжном курорте, где разместили членов группы и актеров. Здесь она могла вечерами просматривать отснятый материал.
Если она поработает подольше, возможно, ей удастся уснуть и ее не будут преследовать воспоминания о Кензи Скотте.
Сняв грим и переодевшись, Кензи зашел за взятым напрокат джипом, который был его единственной радостью и отдохновением на этом фильме, и с ревом умчался прочь, подальше от каньона, где проходили съемки. Господи, как он выдержит два месяца? Прошел всего лишь первый день работы, а его нервы уже натянуты до предела, особенно когда он общается с Рейни. Разумеется, он никуда не денется и продолжит работу. Он дал слово, но представить страшно, что с ним будет к концу съемок.
Дорога проходила через открытую безлюдную равнину, и езда действовала на него успокаивающе. Так как он приехал в Ныо-Мексико за несколько дней до начала работы, то смог воспользоваться свободным временем и поколесить по окрестностям: от скалистых горных пиков до затерянных посреди гор и равнин озер, от зеленых пустынных лугов до впечатляющих лыжных трасс, которые заполнялись людьми во время сезона. Он останавливался в маленьких закусочных, чтобы выпить чашечку кофе. Посещал заброшенные индейские стойбища и современные поселения индейцев. И однажды нашел удивительное место, где за умеренную плату предлагали ночлег и завтрак. Заведение приютилось в нише, вырубленной в скале, и напоминало жилище древних. Это место так приглянулось ему, что он зарезервировал место на субботнюю ночь, чтобы поспать в каменной пещере.
Он хотел испробовать все. Ему казалось, что этот удивительный край беседовал с ним, даже пустынный каньон, где шли съемки. В свое время он побывал в районах, прилегающих к Аризоне, которые были чем-то похожи на здешние места, но рождали другое ощущение. Штат Нью-Мексико таил в себе чистую энергетику, не похожую ни на что, ему не доводилось ощущать такого прежде. Если бы его заставили описать свою реакцию, он мог бы сказать, что эта земля запала ему в душу. Оставалось только пожалеть, что не все сцены снимали здесь.
Сумерки сгущались, еще пара часов, и совсем стемнеет. Ему хватит времени, чтобы обрести равновесие, хотя бы на сегодня. Он свернул на проселочную дорогу. Одно название дорога, скорее тропинка.
Что хуже: играть Рандалла или быть все время рядом с Рейни? На данный момент второе. Для начинающего режиссера она вела себя безупречно, проявляла характер, но ни на кого не кричала, и всегда было ясно, чего она хочет. Она высказывала замечания и предложения, когда сцена буксовала. Ее искреннее и страстное отношение к делу, как и прежде, не оставляло его равнодушным. Неудивительно, что он не мог отделаться от воспоминаний.
«Пурпурный цветок» был грандиозным проектом с многочисленным составом актеров. Пять месяцев ушло на съемки во Франции и в Англии. Во время съемок Кензи и Рейн придерживались договоренности, так и не став любовниками. Хотя с каждым днем им становилось все труднее сдерживать себя. Страсть между их героями была абсолютно достоверной, не наигранной. Не один раз Скотт готов был умолять мисс Марло продолжить то, что они делали перед камерой, и довести до естественного разрешения.
Но он так и не попросил. И дело не только в упоении отказа, ведь они оба знали, что это всего лишь вопрос времени.
Но за время съемок они имели возможность по-настоящему узнать друг друга. Напряженная работа заставляет актера отбрасывать все наносное и показывает его истинный темперамент. Он обнаружил, что Рейн свойственна искренность в игре, а хорошее настроение не покидает ее даже во время стресса. Хотя она часто бывала измучена и напряжена, но ее никогда не оставляло спасительное чувство юмора.
Ему особенно нравилось ее вежливое и внимательное отношение к окружающим, причем это было абсолютно естественно для нее, как дыхание. Все члены группы обожали Рейн. Ему всегда претили звездные замашки некоторых актеров, сам он обычно ладил с коллегами и был настоящим подарком для всех членов съемочной группы. Однако естественное дружелюбие Рейн Марло было ему несвойственно. Кензи Скотт всегда стоял поодаль от мира обычных людей. За исключением Рейн. Он не мог представить, что их детские годы в чем-то похожи, но они легко находили общий язык.
К тому времени, когда все собрались на вечеринку, чтобы отметить окончание съемок, усталость была всеобщей, эмоции бурлили, как шампанское. За время работы все участники проекта превратились в большую сплоченную семью, хотя это было и не всегда к лучшему. Так как фильм удался и все получили удовлетворение, сознание, что эта семья вот-вот вынуждена будет прекратить свое существование, провоцировало объятия даже между людьми, которые никогда не испытывали особой симпатии друг к другу.
Кензи и Рейни обменялись несколькими красноречивыми взглядами через зал лондонского ресторана, арендованного для вечеринки. Но он не делал попытки подойти к ней до самого конца, а когда наконец решился, его на полпути остановил режиссер.
– Кензи, – начал Гомолко, обнимая своего главного актера за плечи, – вы сделали все, на что я рассчитывал, и даже больше. Черт побери, готов поспорить, что вы лучший сэр Перси.
Кензи мягко высвободился – он не особенно любил обниматься с мужчинами.
– Это ваша заслуга, Джим. Вы сумели превосходно снять все сцены, не только любовные, но и авантюрные. – И Кензи, и Рейн часто спорили с Гомолко, убеждая снять любовные сцены более иллюзорными, как воспоминания героев, но такие споры обычно забываются, когда фильм сделан. – Это будет настоящий «Цветок».
Смеясь, Гомолко направился к художнице по костюмам, чтобы выразить ей благодарность за превосходную работу. Кензи снова устремился к Рейн, избегая вероятности встретиться глазами с кем-то еще, чтобы его опять не перехватили на полпути. Он распрощался со всеми, и сейчас она была единственная, кого он хотел.
Несмотря на круги под глазами, она встретила его с трепетной улыбкой. Сыграв последнюю сцену, Рейн сбросила ненавистный корсет, не в силах сдержать возглас ликования, и осталась в кружевном белье Маргариты. Если у Кензи нет больше собственных сцен, то он может увезти ее.
Сегодня на ней было платье, похожее на полупрозрачную тунику. Легкий, словно дымка, зеленый шелк обвивал ее лодыжки при каждом шаге. Протянув к нему руки, она проговорила:
– Кензи, за все это я должна благодарить тебя. Спасибо, что рекомендовал меня в этот фильм. Эти съемки, пожалуй, один из лучших моментов моей жизни.
Он хотел обнять ее, так как у обоих дрожали колени. И с галантностью, присущей его герою – сэру Перси, наклонился поцеловать ее руку.
– Но я выбрал тебя не только из-за этого фильма. Мы договорились о свидании после того, как съемки закончатся. Тебе это по-прежнему интересно?
– Да. – Ее голос задрожал. – Но я предупреждаю тебя, что сейчас мне больше всего хочется лечь в постель и спать целую неделю.
– Какое совпадение! Я мечтаю о том же. – Она не успела ничего понять, как он уже подхватил ее на руки и понес через ресторан. И ей ничего не оставалось, как удобно устроиться, положив голову ему на плечо и обняв его за шею.
Под восторженные возгласы и аплодисменты коллег он вышел на улицу к лимузину, который предварительно заказал. Рейн, смеясь, скользнула на кожаное сиденье.
– Раньше женщину увозили на белом коне, похоже, у нас современная версия. А ты, оказывается, романтик, Скотт.
Он зажал ее лицо в ладонях, заглядывая в серо-зеленые глаза и любуясь тонкими чертами ее лица. Не выдержал и прижался губами к ее губам. В течение пяти месяцев они целовались перед камерой. Этот поцелуй был только для них двоих – проникновенный, интимный, неторопливый.
Когда он оставил ее, она глубоко вздохнула:
– Чудесно. Почти так же романтично, как в кино, когда мы обменивались клятвенными заверениями в любви перед камерой.
– Как ты сказала, у меня есть вкус, – пробормотал он, едва касаясь губами ее шеи. Хотя он страшно хотел ее, усталость удержала его от поспешных действий, заставив наслаждаться прелюдией без желания сорвать с нее одежду. Чуть позже у них будет достаточно времени.
Они подъехали к лондонскому аэропорту, до этого момента Рейн ни разу не посмотрела в окно.
– Черт побери, что мы здесь делаем?
– Летим в Калифорнию.
– Но мои вещи? У меня даже паспорта с собой нет.
– Не волнуйся. Я подкупил Эмми, все твои вещи ждут тебя.
Тихонько смеясь, Рейн беспомощно отклонилась на белое кожаное сиденье.
– Меня похитили! Что за странный способ заканчивать работу? Я надеюсь, мы летим первым классом?
– Даже лучше…
Ассистент Кензи очень постарался, и все приготовления их исчезновения планировались с величайшей тщательностью. Когда они подъехали к частному самолету, глаза Рейн стали величиной с блюдце.
– Кензи, это твой самолет?
– И да, и нет. Я владею акциями в сети частных самолетов. Когда владелец акций хочет куда-то полететь, акционерное общество должно предоставить ему самолет. – Они поднялись по ступенькам и вошли в салон, обставленный как уютная гостиная. Стюардесса обратилась к ним с мелодичным французским акцентом:
– Месье Скотт, мадемуазель Марло, я Рашель. Могу я что-то сделать для вас?
Он обменялся взглядами с Рейни, бедняжка еле держалась на ногах.
– Мы оба ужасно устали и хотим спать. И пожалуйста, не будите нас до Бостона.
Когда Рашель скрылась в кабине пилота, Рейн огляделась по сторонам.
– А где же кровать?
Кивнув на стену позади них, Кензи опустился в глубокое кожаное кресло, застегнул ремень.
– В хвосте есть прелестная маленькая спальня и ванная, я выбрал этот самолет по этой причине.
Она села рядом с ним, застегнула ремень и потянулась к его руке.
– Это делает салон первого класса похожим на каюту океанского лайнера.
Он переплел свои пальцы с ее.
– Частные самолеты куда большая редкость.
Они не говорили, пока самолет брал разбег и отрывался от земли. Когда он набрал высоту, опять появилась Рашель и проводила их в спальню.
– Месье, мадемуазель, пожалуйста, позвоните мне, когда захотите позавтракать.
Когда Рашель удалилась, закрыв за собой дверь, Рейн с интересом осмотрелась вокруг. Постель королевского размера была накрыта покрывалом, отделанным кружевом, в изголовье гора подушек, на стене вазы с розами в специальных кронштейнах, на полу алый плюшевый ковер.
– Маленький бордель в небесах.
Он рассмеялся:
– Но очень высокого класса.
Она подавила зевок.
– Я не шутила, когда говорила, что просто умираю, так хочу спать.
– Согласен, но не прекрасно ли поспать вдвоем? – Он кивнул на дверь за ними. – Там должна быть и ночная рубашка. Ты первая идешь в душ и ложишься.
– Я уже засну, когда ты придешь ко мне.
– Не волнуйся. Минуту спустя я тоже буду спать. – Он потушил верхний свет, оставив лишь слабый ночник, и внезапно почувствовал страшную усталость.
Рейн вышла из ванной в кремовом пеньюаре, который Кензи купил для нее. С ее прекрасным лицом и персиковыми волосами она могла поднять из могилы любого мужчину. Снова позевывая, она юркнула в постель.
– Заниматься любовью в ночной рубашке! Не могу поверить, чтобы это как-то соединялось в твоем воображении!
– Лучше ничего не делать, если нельзя сделать хорошо.
Когда он вышел из ванной, ее дыхание было ровным и спокойным. Но стоило ему лечь рядом с ней, как она тотчас сонная повернулась к нему. Нежная и женственная, волосы пахли розмарином, она устроилась в его руках, словно они были две половинки целого. Он вздохнул с облегчением, когда все мысли, мучившие его, медленно улетучились и… Рейни…
Он проснулся через несколько часов, когда Рейн перевернулась на спину и сладко потянулась. Покрывало сползло с ее груди, сорочка не скрывала изгибов ее стройного тела.
– Господи, я чувствую себя отдохнувшей. Сколько мы уже летим?
Он взглянул на настенные часы:
– Около пяти часов.
Она приподняла голову и задумчиво посмотрела на него.
– Ты выспался?
– Вполне, – проговорил он, но не шевельнулся.
Их взгляды встретились.
– Странно, – прошептала она. – Я мечтала об этом несколько месяцев. Я сходила с ума, полная вожделения и желания обладать тобой… А сейчас, когда мы наконец вместе, я чувствую стыд.
– И я тоже. – Он колебался. – Я хочу, чтобы все было совершенно. А это невозможно.
– Занятие любовью не может быть совершенным. Оно должно быть реальным. – Она потянулась к нему, и их губы встретились, мягко, нежно.
Страсть, которую он сдерживал так долго, наконец расцвела. За время съемок они многое узнали друг о друге. Он знал ее кожу на ощупь, гладкую, как шелк, знал изгибы ее плеч, присущий только ей одной ее собственный провокационно женский запах.
Но все это было всего лишь прелюдией полного физического и эмоционального слияния. И вот сейчас они имели возможность осуществить это. Они познавали друг друга с возрастающей откровенностью, с потрясающим вниманием прислушивались к сигналам, угадывали желание другого и незамедлительно отвечали, и все для того, чтобы испытать взаимное удовлетворение. Пока оно не стало полным и совершенным.
Потом они долго лежали в объятиях друг друга, не нуждаясь в словах. Позволяя своим мыслям спокойно плыть, переходя то в прошлое, то в будущее, он мечтал навсегда остаться в настоящем.
– Это стоило того, чтобы ждать.
– Да, но я рада, что нам не пришлось ждать дольше. Я могла бы умереть от желания. – Она потерлась носом о его шею. – Ты знаешь, а есть что-то особенно эротичное в вибрации самолета.
– Вибрация… Вибратор… В этом есть какая-то связь.
– Фу, Кензи, какая гадкая мысль! – Она провела рукой по его груди. – Я рада, что ты не сбриваешь волосы на груди, как делают некоторые актеры.
– А я счастлив, что здесь все мягко и естественно и нет силикона, – проговорил он, лаская ее грудь.
– Я думала об имплантации, но потом решила, что если мне не хватит таланта, чтобы сыграть хорошо, то вряд ли силикон поможет.
– Любой может усовершенствовать свое тело, но лишь немногие соответствуют твоему таланту.
– Ты, как всегда, умеешь сделать комплимент. – Она улыбнулась. – Но это не означает, что мужчине следует говорить красивой женщине об ее уме и умной – о ее привлекательности.
– Так как ты имеешь и то, и другое, я вообще не должен делать тебе комплиментов?
– Ах ты, великий льстец! – Она повернулась к нему так, что ее ноги захватили его лодыжки, а ее шелковые волосы щекотали его грудь. – Мне нравится идея провести неделю в постели.
– Мне тоже. – Он провел рукой по ее спине. Рейн была божественно сложена, упругие мышцы под нежной кожей. – У меня есть две с половиной недели, до того как я уеду в Аргентину на другую картину.
– Черт… – Она очаровательно покусывала нижнюю губу. – Я должна быть в Нью-Йорке через две недели, и мне придется по крайней мере несколько дней провести в вертикальном положении и сделать кое-какие дела до отъезда.
Он ощутил легкое разочарование. Он надеялся, что она поедет с ним в Аргентину, потому что уже не хотел расставаться с ней. Он поцеловал ее плоский живот…
– Мы просто должны как можно продуктивнее использовать отпущенное нам время.
И они сделали это…
Кензи обнаружил, что сбился с дороги. Лицо покрылось потом, а пульс участился. Проклятие, с тех пор как Рейни подала на развод, он старался не вспоминать их первые счастливые дни, полные блаженства и лишенные горечи.
Воспоминания были болезненны.
Глава 9
Так как съемки проходили в разных местах, актеров и персонал предпочитали перевозить на грубых внедорожниках, а не на роскошных лимузинах, как принято в большинстве компаний. Рейн это мало волновало, для уставшей женщины заднее сиденье джипа вполне годилось, чтобы вздремнуть и набраться сил.
Режиссеру всегда необходим определенный заряд энергии, потому что работа не кончается никогда. По вечерам она обязательно просматривала отснятый за день материал, прежде чем отправить его в Лос-Анджелес для дальнейшей обработки, а затем вернуть назад в Нью-Мексико для просмотра. Оценка материала требовала сосредоточенности, Рейн по нескольку раз просматривала каждую сцену, делала пометки и отбирала лучший дубль. Параллельно редактор картины Ева Яньес, находясь в Лос-Анджелесе, занималась черновым монтажом, что впоследствии позволит сэкономить время и деньги.
Прежде чем лечь спать, Рейн изучала график съемок на следующий день, чтобы решить, хочет она продолжить работу в соответствии с планом или ее намерения изменились. Для режиссера очень важно показать полную уверенность в том, что он делает, потому что если он попусту тратит время, это дезориентирует и актеров, и всю группу.
Услышав звонок сотового телефона, она, не открывая глаз, поднесла трубку к уху:
– Да?
Звонил Маркус Гордон.
– Как продвигаются съемки, Рейни?
– Все в порядке. – Большинство звонков, на которые она отвечала, раздражали ее, но беседа с Гордоном обычно приносила покой. И сейчас его невозмутимый спокойный голос растворил неприятный осадок от разговора с Кензи. – Мы идем в графике, и материал что надо. Грег Марино снимает именно так, как я хочу, – красивый кадр, но такое щемящее чувство одиночества… Бесконечно долгий путь, который проходит Рандалл, прощаясь со своими понятиями о цивилизации.
– Должно быть, ты ведешь себя правильно, так как огромнейшая часть твоей работы состоит в том, чтобы вдохновлять всю остальную команду. А как Шариф?
– Потрясающе. Он обладает очень сильной энергетикой, ничуть не уступает Кензи.
– Значит, хорошо? Черт побери, не дождусь увидеть это кино. Я прилечу завтра ночью денька на два.
Ее глаза широко открылись.
– Это обязательно? Неужели у исполнительного продюсера нет более интересных занятий, чем скучать на съемочной площадке?
– Когда я выбивал для тебя деньги, то одним из условий было то, что я буду приглядывать за тем, что ты делаешь. Инвесторы особенно пугливы, когда режиссер новичок.
Да еще к тому же женщина, подумал Маркус. Но он был слишком тактичен, чтобы произнести это вслух.
– Жду с нетерпением. Наоми тоже приедет?
– На этот раз нет, но она надеется побывать на съемках в Англии.
Рейн закончила разговор, радуясь, что уже через несколько часов приедет Вэл. Ее подруге потребовалось несколько дней, чтобы уладить свои дела, и временный ассистент Рейни уже многому научился. Вэл тоже потребуется время, чтобы войти в курс дела, но Рейн не сомневалась в организаторских способностях подруги.
Режиссеру всегда необходим определенный заряд энергии, потому что работа не кончается никогда. По вечерам она обязательно просматривала отснятый за день материал, прежде чем отправить его в Лос-Анджелес для дальнейшей обработки, а затем вернуть назад в Нью-Мексико для просмотра. Оценка материала требовала сосредоточенности, Рейн по нескольку раз просматривала каждую сцену, делала пометки и отбирала лучший дубль. Параллельно редактор картины Ева Яньес, находясь в Лос-Анджелесе, занималась черновым монтажом, что впоследствии позволит сэкономить время и деньги.
Прежде чем лечь спать, Рейн изучала график съемок на следующий день, чтобы решить, хочет она продолжить работу в соответствии с планом или ее намерения изменились. Для режиссера очень важно показать полную уверенность в том, что он делает, потому что если он попусту тратит время, это дезориентирует и актеров, и всю группу.
Услышав звонок сотового телефона, она, не открывая глаз, поднесла трубку к уху:
– Да?
Звонил Маркус Гордон.
– Как продвигаются съемки, Рейни?
– Все в порядке. – Большинство звонков, на которые она отвечала, раздражали ее, но беседа с Гордоном обычно приносила покой. И сейчас его невозмутимый спокойный голос растворил неприятный осадок от разговора с Кензи. – Мы идем в графике, и материал что надо. Грег Марино снимает именно так, как я хочу, – красивый кадр, но такое щемящее чувство одиночества… Бесконечно долгий путь, который проходит Рандалл, прощаясь со своими понятиями о цивилизации.
– Должно быть, ты ведешь себя правильно, так как огромнейшая часть твоей работы состоит в том, чтобы вдохновлять всю остальную команду. А как Шариф?
– Потрясающе. Он обладает очень сильной энергетикой, ничуть не уступает Кензи.
– Значит, хорошо? Черт побери, не дождусь увидеть это кино. Я прилечу завтра ночью денька на два.
Ее глаза широко открылись.
– Это обязательно? Неужели у исполнительного продюсера нет более интересных занятий, чем скучать на съемочной площадке?
– Когда я выбивал для тебя деньги, то одним из условий было то, что я буду приглядывать за тем, что ты делаешь. Инвесторы особенно пугливы, когда режиссер новичок.
Да еще к тому же женщина, подумал Маркус. Но он был слишком тактичен, чтобы произнести это вслух.
– Жду с нетерпением. Наоми тоже приедет?
– На этот раз нет, но она надеется побывать на съемках в Англии.
Рейн закончила разговор, радуясь, что уже через несколько часов приедет Вэл. Ее подруге потребовалось несколько дней, чтобы уладить свои дела, и временный ассистент Рейни уже многому научился. Вэл тоже потребуется время, чтобы войти в курс дела, но Рейн не сомневалась в организаторских способностях подруги.