Страница:
Ребекка направилась к мольберту, по дороге скручивая волосы в узел. Неостывшее желание будоражило кровь, обостряя восприятие окружающего, и ей не терпелось начать работу.
– Вы готовы, лорд Кимболл?
Кеннет направился к дивану, снимая с себя сюртук, развязывая галстук, расстегивая пуговицы рубашки.
– Мое имя все еще Кеннет.
«Но ты еще и виконт», – подумала Ребекка. Внезапно ей в голову пришла неплохая мысль, как поправить его финансовое положение. Интересно, как он воспримет ее предложение?
– Если вы хотите спасти Саттертон, женитесь на богатой наследнице. У вас есть титул. – Ребекка пристально посмотрела на Кеннета. – Вы человек приятной наружности. Многие богатые буржуа спят и видят, как бы им выдать дочерей за благородного человека, например как вы. Получите кучу денег, а дочь какого-нибудь торговца – титул.
Кеннет с неподдельным испугом посмотрел на Ребекку.
– Вы мне не поверите, но такая мысль никогда не приходила мне в голову. Это просто отвратительно.
– Но такие браки существовали всегда.
– И после этого говорят, что мужчины эгоисты. Лучше займитесь своим делом, Рыжик.
Ребекке начинало нравиться прозвище, которым Кеннет наградил ее; в нем было что-то игривое и сокровенное. Она перевела взгляд на холст. Пока на нем были только контуры ее замысла. Все пропорции соблюдены отлично. Сегодня можно нарисовать все более детально, отразить игру света и тени. Набрав с палитры немного краски, Ребекка положила тени вокруг лица на портрете, и внезапно ее пронзила мысль, которая неизбежно вытекала из ее полусерьезного предложения: ведь она сама богатая наследница. Она единственная наследница отца, да и мать оставила ей немалое состояние, которым распоряжалась только она сама.
Возможно, Кеннету претит мысль жениться на незнакомой ему женщине, тогда почему бы ему не жениться на ней? Если его заинтересует такое предложение, готова ли она принять его? Все это вызвало в душе Ребекки целую гамму чувств. С одной стороны, ей не хотелось терять свободу, с другой – ей была ненавистна мысль, что Кеннет будет прозябать в бедности из-за легкомыслия своего отца и жадности мачехи.
– В чем дело? – спросил Кеннет. Ребекка даже не заметила, как опустила палитру и уставилась на него. Как хорошо, что он не догадывается, о чем она думает.
– Просто оцениваю освещение, – ответила она, переводя взгляд на холст.
Ребекка решила не торопиться и все хорошенько обдумать. Кеннет, ее возможный брак с ним и, главное, ее собственные устремления – над всем этим ей еще предстоит поломать голову. Сейчас же надо работать не теряя времени.
Наступившая тишина позволила Кеннету собраться с мыслями. Непостижимая способность Ребекки чувствовать его настроение пугала его. К счастью, она поверила его словам о клятве самому себе никогда не причинять вреда невинным. Оставалось только надеяться, что сэр Энтони ни в чем не виноват.
Ее нерастраченная потребность в любви была такой же острой, как и восприятие окружающего мира. В ней причудливо сочетались застенчивость и бесстыдство, и одному Богу известно, как ему удалось вовремя остановиться.
Кеннет стал размышлять над предложением Ребекки жениться на богатой наследнице. Неизвестно почему, он чувствовал неодолимое отвращение к таким бракам, которые были распространены повсеместно. Уж лучше быть шпионом, чем охотником за приданым.
Время шло, и тело постепенно затекало. Кеннет стал развлекать себя, наблюдая, как непокорные волосы Ребекки выбивались из прически с каждым поворотом головы. Узел, стянутый на затылке, пришел в движение, выбрасывая прядь за прядью, и вскоре волосы золотистым потоком рассыпались по плечам. Таким волосам позавидовала бы любая принцесса.
Боль в затекшем теле стала невыносимой, и Кеннет со стоном поднялся.
– На сегодня хватит, Рыжик. Время движется к обеду. Вы не знаете милосердия.
Ребекка с трудом оторвалась от работы.
– Я же говорила вам, что вы можете прервать меня в любое время. – Она отложила палитру и потянулась, словно кошечка. – Тот джентльмен, с которым вы разговаривали внизу, – ваш боевой товарищ? У него военная выправка.
– Майкл – тот самый человек, которому я обязан званием капитана. Его совершенно не интересовало мое прошлое, поэтому только ему я поведал о своем происхождении. Как выпускник Итона, он скептически отнесся к тому, что я учился в Харроу, но вскоре смирился и с этим.
– Мне кажется, он спокойно принял ваше сообщение, что вы работаете простым секретарем. – Ребекка стянула волосы в узел. – Кто такая Эми, о которой они говорили?
Несмотря на то, что Ребекка старалась казаться равнодушной, Кеннет заметил в ее голосе нотки ревности.
– Тринадцатилетняя дочь Катарины. Я давал ей уроки рисования.
Кеннет подошел к столу и взял пирожное, затем снова посмотрел на Ребекку.
– Так как мой титул вам теперь известен, то следует воспользоваться им.
– Каким образом?
– Для того чтобы восстановить вашу репутацию. Майкл – герой войны, его брат – герцог, и он пользуется большим уважением в обществе. Я уверен, что мой друг и его жена будут рады принять вас у себя и представить друзьям. Не успеете оглянуться, как вы снова будете везде приняты.
Ребекка закусила губу, ее лицо не выражало радости.
– Почему вы думаете, что они захотят принять ничем не примечательную женщину, да еще с сомнительной репутацией?
– Прежде всего они примут вас, потому что я попрошу их об этом. – Кеннет расправился с пирожным. – Ну а познакомившись с вами, они и в дальнейшем будет держать двери своего дома для вас открытыми. Я уверен, что вы им понравитесь.
Ребекка потупилась и принялась вытирать кисти.
– Не думаю, чтобы такой красавице, как Катарина, пришлась по вкусу другая женщина.
– Она чудесное создание и человек необыкновенной души. В армии ее прозвали Святая Катарина, так как она выносила раненых с поля боя.
– Ну просто образец добродетели, – с хмурым видом заметила Ребекка и в сердцах швырнула кисти в банку со скипидаром.
– Может, вам станет легче, если я скажу, что она не стеснялась носить бриджи и подобрала паршивого пса, которого назвала Луи Ленивый.
– Вот это уже интереснее, – сказала Ребекка, неохотно улыбнувшись. – Однако я пока не уверена, есть ли у меня желание восстанавливать свою репутацию. Светская жизнь всегда наводила на меня тоску.
– Согласен. – Кеннет взял с тарелки миндальное пирожное. – Но быть парией тоже не сахар. Представьте себе, какое удовольствие вы получите, встретив там одну из своих школьных подруг. Она лопнет от зависти, узнав, что вы почетная гостья лорда и леди Майкл Кеннан.
– Вы пытаетесь воздействовать на мои низменные инстинкты.
– Ну, в этом деле мне за вами не угнаться, – сухо заметил Кеннет.
Ребекка покраснела и опустила глаза.
– Я подумаю над вашим предложением. Кеннету оставалось надеяться, что она согласится. Ей нужны друзья, и если он поможет ей вновь обрести их, то хоть немного успокоит свою совесть.
Но этого мало. Ох как мало.
Глава 14
– Вы готовы, лорд Кимболл?
Кеннет направился к дивану, снимая с себя сюртук, развязывая галстук, расстегивая пуговицы рубашки.
– Мое имя все еще Кеннет.
«Но ты еще и виконт», – подумала Ребекка. Внезапно ей в голову пришла неплохая мысль, как поправить его финансовое положение. Интересно, как он воспримет ее предложение?
– Если вы хотите спасти Саттертон, женитесь на богатой наследнице. У вас есть титул. – Ребекка пристально посмотрела на Кеннета. – Вы человек приятной наружности. Многие богатые буржуа спят и видят, как бы им выдать дочерей за благородного человека, например как вы. Получите кучу денег, а дочь какого-нибудь торговца – титул.
Кеннет с неподдельным испугом посмотрел на Ребекку.
– Вы мне не поверите, но такая мысль никогда не приходила мне в голову. Это просто отвратительно.
– Но такие браки существовали всегда.
– И после этого говорят, что мужчины эгоисты. Лучше займитесь своим делом, Рыжик.
Ребекке начинало нравиться прозвище, которым Кеннет наградил ее; в нем было что-то игривое и сокровенное. Она перевела взгляд на холст. Пока на нем были только контуры ее замысла. Все пропорции соблюдены отлично. Сегодня можно нарисовать все более детально, отразить игру света и тени. Набрав с палитры немного краски, Ребекка положила тени вокруг лица на портрете, и внезапно ее пронзила мысль, которая неизбежно вытекала из ее полусерьезного предложения: ведь она сама богатая наследница. Она единственная наследница отца, да и мать оставила ей немалое состояние, которым распоряжалась только она сама.
Возможно, Кеннету претит мысль жениться на незнакомой ему женщине, тогда почему бы ему не жениться на ней? Если его заинтересует такое предложение, готова ли она принять его? Все это вызвало в душе Ребекки целую гамму чувств. С одной стороны, ей не хотелось терять свободу, с другой – ей была ненавистна мысль, что Кеннет будет прозябать в бедности из-за легкомыслия своего отца и жадности мачехи.
– В чем дело? – спросил Кеннет. Ребекка даже не заметила, как опустила палитру и уставилась на него. Как хорошо, что он не догадывается, о чем она думает.
– Просто оцениваю освещение, – ответила она, переводя взгляд на холст.
Ребекка решила не торопиться и все хорошенько обдумать. Кеннет, ее возможный брак с ним и, главное, ее собственные устремления – над всем этим ей еще предстоит поломать голову. Сейчас же надо работать не теряя времени.
Наступившая тишина позволила Кеннету собраться с мыслями. Непостижимая способность Ребекки чувствовать его настроение пугала его. К счастью, она поверила его словам о клятве самому себе никогда не причинять вреда невинным. Оставалось только надеяться, что сэр Энтони ни в чем не виноват.
Ее нерастраченная потребность в любви была такой же острой, как и восприятие окружающего мира. В ней причудливо сочетались застенчивость и бесстыдство, и одному Богу известно, как ему удалось вовремя остановиться.
Кеннет стал размышлять над предложением Ребекки жениться на богатой наследнице. Неизвестно почему, он чувствовал неодолимое отвращение к таким бракам, которые были распространены повсеместно. Уж лучше быть шпионом, чем охотником за приданым.
Время шло, и тело постепенно затекало. Кеннет стал развлекать себя, наблюдая, как непокорные волосы Ребекки выбивались из прически с каждым поворотом головы. Узел, стянутый на затылке, пришел в движение, выбрасывая прядь за прядью, и вскоре волосы золотистым потоком рассыпались по плечам. Таким волосам позавидовала бы любая принцесса.
Боль в затекшем теле стала невыносимой, и Кеннет со стоном поднялся.
– На сегодня хватит, Рыжик. Время движется к обеду. Вы не знаете милосердия.
Ребекка с трудом оторвалась от работы.
– Я же говорила вам, что вы можете прервать меня в любое время. – Она отложила палитру и потянулась, словно кошечка. – Тот джентльмен, с которым вы разговаривали внизу, – ваш боевой товарищ? У него военная выправка.
– Майкл – тот самый человек, которому я обязан званием капитана. Его совершенно не интересовало мое прошлое, поэтому только ему я поведал о своем происхождении. Как выпускник Итона, он скептически отнесся к тому, что я учился в Харроу, но вскоре смирился и с этим.
– Мне кажется, он спокойно принял ваше сообщение, что вы работаете простым секретарем. – Ребекка стянула волосы в узел. – Кто такая Эми, о которой они говорили?
Несмотря на то, что Ребекка старалась казаться равнодушной, Кеннет заметил в ее голосе нотки ревности.
– Тринадцатилетняя дочь Катарины. Я давал ей уроки рисования.
Кеннет подошел к столу и взял пирожное, затем снова посмотрел на Ребекку.
– Так как мой титул вам теперь известен, то следует воспользоваться им.
– Каким образом?
– Для того чтобы восстановить вашу репутацию. Майкл – герой войны, его брат – герцог, и он пользуется большим уважением в обществе. Я уверен, что мой друг и его жена будут рады принять вас у себя и представить друзьям. Не успеете оглянуться, как вы снова будете везде приняты.
Ребекка закусила губу, ее лицо не выражало радости.
– Почему вы думаете, что они захотят принять ничем не примечательную женщину, да еще с сомнительной репутацией?
– Прежде всего они примут вас, потому что я попрошу их об этом. – Кеннет расправился с пирожным. – Ну а познакомившись с вами, они и в дальнейшем будет держать двери своего дома для вас открытыми. Я уверен, что вы им понравитесь.
Ребекка потупилась и принялась вытирать кисти.
– Не думаю, чтобы такой красавице, как Катарина, пришлась по вкусу другая женщина.
– Она чудесное создание и человек необыкновенной души. В армии ее прозвали Святая Катарина, так как она выносила раненых с поля боя.
– Ну просто образец добродетели, – с хмурым видом заметила Ребекка и в сердцах швырнула кисти в банку со скипидаром.
– Может, вам станет легче, если я скажу, что она не стеснялась носить бриджи и подобрала паршивого пса, которого назвала Луи Ленивый.
– Вот это уже интереснее, – сказала Ребекка, неохотно улыбнувшись. – Однако я пока не уверена, есть ли у меня желание восстанавливать свою репутацию. Светская жизнь всегда наводила на меня тоску.
– Согласен. – Кеннет взял с тарелки миндальное пирожное. – Но быть парией тоже не сахар. Представьте себе, какое удовольствие вы получите, встретив там одну из своих школьных подруг. Она лопнет от зависти, узнав, что вы почетная гостья лорда и леди Майкл Кеннан.
– Вы пытаетесь воздействовать на мои низменные инстинкты.
– Ну, в этом деле мне за вами не угнаться, – сухо заметил Кеннет.
Ребекка покраснела и опустила глаза.
– Я подумаю над вашим предложением. Кеннету оставалось надеяться, что она согласится. Ей нужны друзья, и если он поможет ей вновь обрести их, то хоть немного успокоит свою совесть.
Но этого мало. Ох как мало.
Глава 14
На следующее утро Ребекка завтракала в своей комнате. Ей не хотелось встречаться с Кеннетом. Настроение у нее было не самое лучшее, и она боялась наговорить ему дерзостей.
После завтрака она решила навестить отца в его мастерской, зная, что к этому времени он уже обсудил все предстоящие дела со своим секретарем и вот-вот должен приступить к работе. Если она хочет поговорить с ним, то ей надо спешить, пока он не окунулся с головой в работу.
Отец стоял у мольберта и внимательно разглядывал свою новую картину «Веллингтон». Увидев дочь, он спросил:
– Что ты о ней думаешь?
Ребекка внимательно оглядела полотно.
– Я чувствую запах дыма и грохот пушек. Герцог похож на человека, прошедшего через горнило войны и сумевшего повести за собой армию.
– Советы Кеннета мне очень пригодились. Раньше картина была просто хорошей, теперь она – шедевр. – Сэр Энтони с гордостью посмотрел на полотно. – Моя серия «Ватерлоо» станет главным событием выставки Королевской академии искусств.
– В этом можно не сомневаться, – с улыбкой заметила Ребекка. Иногда отец с его простодушной самоуверенностью напоминал ей ребенка. – Кстати, Кеннет оказался виконтом.
– Да? – Слова Ребекки поначалу не вызвали удивления сэра Энтони, и только спустя минуту он осознал их смысл и нахмурился. – Виконт, говоришь? Уилдинг… Значит, он виконт Кимболл?
Ребекка кивнула.
– Ты работал над портретом его мачехи.
– Я помню, – сухо ответил сэр Энтони. – Прекрасное тело и потрясающая самоуверенность.
Решив, что сейчас самое подходящее время поведать отцу об истинной цели своего визита, Ребекка с деланной небрежностью обронила:
– Кеннет предлагает воспользоваться его связями, чтобы восстановить мою репутацию в обществе. Что ты об этом думаешь?
Отец растерялся и побледнел.
– Тебе это так необходимо?
– Ты что, все забыл? Меня с восемнадцати лет никуда не приглашают.
Отец открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова. Постепенно к нему снова вернулся прежний цвет лица.
– Ты хочешь сказать, что не выезжала в свет потому, что там тебя не принимали?
Ребекка с удивлением посмотрела на отца.
– Совершенно верно. Неужели ты забыл о той старой истории?
– Нет, не забыл, но я никогда не думал о последствиях. Твоим воспитанием занималась мать. Мне казалось, что, после того, как о скандале забыли, ты просто сама предпочла сидеть дома. – Губы сэра Энтони задрожали. – Я знаю, что всегда был плохим отцом, но мне неприятно, когда ты напоминаешь мне об этом.
– Ты хороший отец, – сказала Ребекка, которой стало жаль его. – Кто бы еще научил меня рисовать и предоставил полную свободу действий?
– Ты уже родилась художницей, и мне даже не пришлось тебя учить. – Сэр Энтони тяжело вздохнул. – Вы с матерью сделали из меня эгоиста. Между свободой и долгом лежит невидимая черта, и я очень часто переходил ее. Мне следовало уделять вам больше внимания. На этот счет есть твердые правила.
– Надеюсь, ты не собираешься начать все сначала? – встревоженно спросила Ребекка. – Я уже достаточно взрослая и вышла из повиновения.
Сэр Энтони невесело улыбнулся.
– В этом нет нужды. Ты ведешь себя безупречно, и я надеюсь, что в этом есть и моя заслуга.
– Ты не должен беспокоиться обо мне, отец. Если бы я нуждалась в обществе, то давно бы стала там появляться. Просто предложение Кеннета взбудоражило меня, и я пришла с тобой посоветоваться. Честно говоря, мне больше нравится сидеть дома.
– Последуй совету Кеннета, – приказал отец. – По своему рождению ты принадлежишь к сливкам общества, и этим нельзя пренебрегать. Я предложу Кеннету свою помощь, но думаю, что он и сам справится. У меня никогда еще не было такого отличного секретаря.
Ребекка была разочарована ответом отца. В глубине души она надеялась, что он отговорит ее. Но почему ей так не хочется появиться в обществе? Что это, страх или врожденная застенчивость?
Скорее всего, это просто страх. Она, как и все художники, легко ранима, но, видимо, придется ей воспользоваться предоставленной возможностью. Оставаться затворницей легче, чем жить в мире, полном людей. Пусть она рискует быть отвергнутой, но не делать никаких попыток выбраться из скорлупы – преступление по отношению к самой себе и своему таланту.
Приняв решение, Ребекка обошла мастерскую и подошла к завешенной холстом картине. Приподняв завесу, она обнаружила незаконченный портрет сестер-близнецов.
Так вот, оказывается, они какие. Ну что же, портрет будет великолепным.
– Вся трудность заключается в том, чтобы показать на портрете особенности каждой женщины, несмотря на их потрясающее сходство. – Отец подошел к дочери и встал рядом. – Справа – леди Стратмор, а слева – леди Маркленд. Ты можешь определить их характеры?
Ребекка пристально изучала портрет.
– Леди Маркленд очень общительна. Ее глаза светятся озорством. У леди Стратмор более сдержанный характер. Она застенчива, склонна к размышлению.
– Неплохо, неплохо, – согласился сэр Энтони. – Значит, я уловил их различие.
– Тебе надо поработать над фигурой темноволосого джентльмена. Его левая нога короче правой.
– Гм, пожалуй. На следующем сеансе я все подправлю. – Сэр Энтони завесил портрет. – Как продвигается твоя работа над портретом Кеннета?
– Очень успешно. – Ребекка на мгновение задумалась и добавила: – У него такое интересное лицо!
Отец обладал не меньшим художественным чутьем и понимал, что дочь старается не замечать в нем многое из того, чего бы ей не хотелось видеть.
Колени Ребекки дрожали, когда она выходила из кареты. Лил сильный дождь, мраморные ступени лестницы, по которой они с Кеннетом поднимались, были скользкими, и ей пришлось покрепче ухватиться за руку своего спутника, чтобы не упасть: ноги совсем не держали ее.
– Я уже начинаю жалеть, что дала себя уговорить, – прерывающимся шепотом проговорила она.
Кеннет протянул руку к медному дверному молотку, сделанному в виде львиной головы, и постучал в дверь.
– Вы не разочаруетесь, – сказал он ободряюще. – Это всего лишь неофициальный обед в обществе очень приятной супружеской пары.
«Может быть, и так», – подумала Ребекка, чувствуя, как сердце ее замирает от страха. Она вспомнила надменные взгляды, презрительные усмешки, недоуменное пожатие плечами, которыми сопровождался каждый ее выход в свет. Что она будет делать, когда мужчины покинут дам и она останется наедине с Катариной-Само-Совершенство?
Отступать было поздно. Дверь отворилась, и на пороге появился чрезвычайно благообразный дворецкий. Сняв с гостей плащи, он проводил их в гостиную, обставленную элегантной мебелью. Навстречу Ребекке и Кеннету поднялись мужчина и женщина. И хотя они не держались за руки, с первого взгляда было понятно, что эта пара составляет одно целое. Они как нельзя лучше подходили друг другу. Вблизи Катарина Кеннан оказалась еще красивее.
Кеннет подвел Ребекку к своим друзьям и слегка отступил назад.
– Майкл, Катарина, разрешите представить вам мисс Ситон, моего хорошего друга.
Катарина приветливо улыбнулась и пожала Ребекке руку.
– Счастлива познакомиться с вами, – сказала она, и по ее лицу было видно, что она не кривит душой.
– Для меня это тоже огромное удовольствие, леди Майкл, – еле слышно ответила Ребекка.
– Пожалуйста, зовите меня Катариной.
– А меня зовут Ребекка.
Лорд Майкл склонился в поклоне, приветствуя новую гостью. У него были зеленые и удивительно ясные глаза. Отец всегда говорил, что по глазам солдата можно узнать, бывал ли он в настоящих сражениях, и сейчас Ребекка убедилась в его правоте. В глазах Майкла был тот же стальной блеск и уверенность в своих силах, который отличал и Кеннета, его друга.
Размышляя вслух, Ребекка сказала:
– Вы послужили бы прекрасной моделью для Александра Великого, – и тут же залилась краской, поняв, что совершила бестактность.
Лорд Майкл улыбнулся.
– Кеннет рассказывал, что вы художница от Бога. Теперь я вижу, что он нисколько не преувеличивал.
– Если Кеннет имел в виду, что я сильно отличаюсь от обычных людей, то, боюсь, здесь он прав, – ответила Ребекка с вымученной улыбкой.
– У каждого из нас свои странности, – заметила Катарина, приглашая гостей к камину. – Вам так не кажется?
Ребекка улыбнулась и почувствовала себя непринужденнее, а ко времени обеда она уже полностью освоилась. Кеннет оказался прав: супружеская пара была изумительной. Удовольствие, которое они получали в обществе Кеннета, распространялось и на нее. Когда пришло время оставить мужчин наедине, Ребекка уже беззаботно болтала с Катариной.
Женщины удалились, оставив мужчин одних.
– Мне ужасно неловко оставлять вас одну, – сказала Катарина, но мне нужно подняться в детскую, чтобы покормить сына.
Она поправила на плечах индийскую шаль, непроизвольно коснувшись груди. – Вы не сочтете меня бестактной, если я провожу вас в библиотеку и ненадолго покину?
– Не хочу быть навязчивой, но мне бы очень хотелось взглянуть на вашего малыша, – неожиданно для себя самой сказала Ребекка.
Лицо Катарины засияло.
– Для матери нет большего удовольствия, чем проявление интереса со стороны гостей к ее детям. Жаль только, что моя дочь гостит сегодня у друзей.
Они поднялись в детскую, где средних лет няня баюкала младенца.
– Вы как раз вовремя, миледи, – сказала она. – Молодой хозяин начал капризничать: наверное, он проголодался.
Передав ребенка Катарине, няня ушла на кухню выпить чаю.
Ребенок мигом успокоился на руках у матери. Ребекка как завороженная не спускала с него глаз. Ей никогда не приходилось видеть так близко грудных детей. Какие у него маленькие ручки, какие мягкие волосики!
– Какой же он хорошенький! – воскликнула она. – Как его зовут?
– Николас, в честь одного из старых друзей Майкла. Вам не кажется, что он как две капли воды похож на отца? – спросила Катарина, усаживаясь в кресло-качалку.
Одной рукой Катарина расстегнула лиф платья, предназначенного для кормящих матерей, и приложила младенца к груди, который тотчас же принялся ее сосать, двигая при этом ножками и сжимая крошечные ладошки в кулачки.
– Пожалуйста, присядьте, – сказала Катарина. – Это займет некоторое время.
Ребекка расположилась в кресле и принялась с удовольствием наблюдать за матерью и сыном.
– Я слабо разбираюсь в таких вещах, – сказала она, – но мне всегда казалось, что знатные дамы не кормят грудью своих детей.
Катарина весело рассмеялась.
– Сейчас я леди Майкл, но в то время, когда родилась моя дочь, я была просто солдатской женой и мне самой приходилось кормить ребенка. После кормления Эми я пришла к заключению, что только недалекая женщина может лишать себя такого удовольствия, отдавая малыша в чужие руки.
Вид матери, кормящей ребенка, переполнил Ребекку нежностью. Кеннет говорил, что хочет разнообразить ее скучную жизнь, и ему удалось сделать это всего лишь за один сегодняшний вечер. Только сейчас Ребекка осознала, какую огромную ошибку сделала, отказавшись от замужества и материнства.
Женщины непринужденно болтали, пока маленький Николас не насытился. Катарина застегнула лиф платья и легонько постучала сына по спинке, давая ему возможность срыгнуть.
– Из вас бы получилась прекрасная картина «Мадонна с младенцем», – восхищенно воскликнула Ребекка.
– Видеть мир через картины – вот что отличает художника от простых людей, – задумчиво произнесла Катарина. – Я завидую вашему таланту. У меня, к сожалению, нет никаких способностей, я умею только ухаживать за больными и ранеными.
«Эта богиня заблуждается, – подумала Ребекка. – У нее необыкновенный талант любить и быть любимой, и этот Божий дар посильнее ее красоты».
– Хотите немного подержать Николаса? – предложила Катарина, поднимаясь с кресла.
– Я? – с испугом спросила Ребекка. – А вдруг я его уроню?
– Не уроните, – ответила Катарина, передавая сына гостье.
Ребенок в это время открыл глазки и сквозь пелену сна посмотрел на Ребекку. Он был похож на отца, но в нем было что-то и от матери. Его кожа была прозрачной, и для портрета понадобились бы краски нежнейших тонов.
«Интересно, какое чувство испытывает мать, когда держит на руках своего ребенка? – подумала Ребекка. – Что, если бы это был мой сын? Как, наверное, приятно смотреть на него и находить собственные черты? А что, если бы это был ребенок мой и Кеннета?»
Эта неожиданная мысль потрясла Ребекку до глубины души. Конечно, их ребенок не был бы таким красивым, как отпрыск этой ангельской пары, но разве это важно? Ребекка вдруг ощутила в себе жажду материнства. С большой осторожностью она передала младенца матери.
– Он будет у вас сердцеедом.
– Уже стал, – ответила Катарина, укладывая сына в колыбель с гербом дома Ашбертонов. Она нежно поцеловала его в бархатную щечку. – В нем все души не чают, особенно моя дочь.
Ребекка оглядела детскую.
– У Николаса есть двоюродные братья или сестры? – спросила она.
– К сожалению, нет. Брат Майкла, Стефан, был женат много лет, но, к несчастью, Бог не дал супругам детей. Год назад его жена умерла, и Стефан носит по ней траур. Сейчас он живет в своем поместье. Надеюсь, когда-нибудь он снова женится и будет счастлив. Наступит время, когда Майкл унаследует титул герцога, а мне совсем этого не хочется. Стефан – герцог, но это не сделало его счастливым.
В детскую вернулась няня, и женщины собрались спуститься в гостиную. Ребекка в последний раз окинула взглядом спящего ангелочка и снова подумала о Кеннете.
Что с ней будет дальше?
– Что ты предпочитаешь? – спросил Майкл Кеннета, указывая на два графина, поданные дворецким, после того как дамы покинули столовую. – Портвейн моего брата или превосходное шотландское виски?
– Виски. Вспомним былые времена. Хозяин разлил по рюмкам виски, и они уютно расположились у камина.
– Твоя молодая леди просто восхитительна, – сказал Майкл. – Правда, она очень застенчива.
– Возможно, но она вовсе не моя молодая леди.
Майкл недоверчиво поднял брови, но решил не уточнять.
– Какие картины она пишет? – спросил он.
– Портреты маслом и, как правило, женские. В основном это мифологические сюжеты, но в них ярко отражается ее личность и оригинальное восприятие сюжета. Я предложил ей выставить несколько картин в Королевской академии, но она наотрез отказалась.
– Наверное, боится сравнения со своим знаменитым отцом, – заметил Майкл. – Ты говорил, что ей предстоит восстановление своей репутации в свете. Что же такое с ней стряслось?
– Когда ей было восемнадцать, она тайно сбежала со своим возлюбленным. К счастью, вовремя опомнившись, она вернулась домой, но светское общество было возмущено. – Кеннет нахмурился. – Ее родителям следовало бы повременить годика два-три, а затем незаметно начать вывозить ее в свет. Вместо этого они заточили ее в четырех стенах, и она с головой окунулась в работу. Сейчас она в полном одиночестве. Я знаю, вы с Катариной не любите выезжать в свет, но надеюсь, что у вас есть друзья, которые смогут принять ее. Ей нельзя избегать людей.
Майкл задумался.
– Мой друг Раф, герцог Кэндовер, – ты его знаешь – дает на следующей неделе бал. Я попрошу его прислать приглашения тебе и Ребекке.
Кеннет одобрительно кивнул.
– Вот что значит иметь связи. Если ее увидят на балу у герцога, двери многих домов незамедлительно распахнутся перед ней. Не думаю, что Ребекке захочется порхать с одного бала на другой, но по крайней мере у нее будет свобода выбора. К сожалению, мне не удастся избежать приглашения.
– Этот бал пойдет на пользу и тебе, – сурово заметил Майкл. – Расскажи о своей работе. Неужели ты нанялся секретарем к сэру Энтони только для того, чтобы быть поближе к художникам? С трудом верится.
Прежде чем решиться поведать эту историю, Кеннет долго молчал, сомневаясь, посвящать ли друга в свою тайну.
– Хорошо, – согласился он наконец. Меня попросили расследовать причины загадочной смерти, но, скажу тебе, это самая мерзкая работа, которую мне когда-либо приходилось делать.
В двух словах он рассказал о предложении лорда Боудена и о тех сложностях, с которыми ему пришлось столкнуться при попытке расследовать обстоятельства гибели Элен Ситон. Рассказав другу о своей задаче и связанных с ней переживаниях, Кеннет почувствовал несказанное облегчение.
– Я понимаю желание Боудена узнать правду, – сказал Майкл, внимательно выслушав рассказ Кеннета, – но ты попал в весьма щекотливое положение. Судя по всему, тебе нравится Ребекка, да и сэр Энтони тоже.
Кеннет подумал обо всех сомнительных друзьях сэра Энтони. Каждый из них по-своему мог быть замешан в этой трагической истории.
– Меня мучит мое двусмысленное положение. Я уже подумывал над тем, чтобы разрубить этот гордиев узел, но я дал слово сэру Боудену, и теперь это для меня вопрос чести.
– Было бы замечательно, если бы ты сумел доказать вину сэра Энтони, но, скорее всего, из этого ничего не выйдет. Это приведет в бешенство лорда Боудена и поставит тебя в невыгодное положение.
– По крайней мере я выиграю в финансовом отношении.
«И во многих других», – подумал Кеннет, которого, однако, не покидало предчувствие, как бы не пришлось заплатить непомерно высокую цену.
– Уж коль скоро мы заговорили о чести, расскажи мне о своей злой мачехе. Как я понимаю, если в завещании прямо не указано, кто должен наследовать фамильные драгоценности, она вправе объявить себя их хозяйкой.
– Да, и здесь ничего не попишешь. Если бы драгоценности попали ко мне, я бы тоже никогда с ними не расстался.
– Интересно, – заметил Майкл с лукавым блеском в глазах.
– Скорее печально, чем интересно. – Кеннет налил себе виски. – Теперь твой черед. Расскажи мне о своем счастливом браке и отцовстве.
Казалось, Майкл только этого и ждал. Он без конца мог говорить о своем семейном счастье. Кеннет подумал о Ребекке. Она со своим острым язычком и неистовой жаждой творчества была бы совсем другой женой, полной противоположностью мягкой и любящей Катарине. Но скорее всего, она вообще не захочет быть чьей-либо женой.
После завтрака она решила навестить отца в его мастерской, зная, что к этому времени он уже обсудил все предстоящие дела со своим секретарем и вот-вот должен приступить к работе. Если она хочет поговорить с ним, то ей надо спешить, пока он не окунулся с головой в работу.
Отец стоял у мольберта и внимательно разглядывал свою новую картину «Веллингтон». Увидев дочь, он спросил:
– Что ты о ней думаешь?
Ребекка внимательно оглядела полотно.
– Я чувствую запах дыма и грохот пушек. Герцог похож на человека, прошедшего через горнило войны и сумевшего повести за собой армию.
– Советы Кеннета мне очень пригодились. Раньше картина была просто хорошей, теперь она – шедевр. – Сэр Энтони с гордостью посмотрел на полотно. – Моя серия «Ватерлоо» станет главным событием выставки Королевской академии искусств.
– В этом можно не сомневаться, – с улыбкой заметила Ребекка. Иногда отец с его простодушной самоуверенностью напоминал ей ребенка. – Кстати, Кеннет оказался виконтом.
– Да? – Слова Ребекки поначалу не вызвали удивления сэра Энтони, и только спустя минуту он осознал их смысл и нахмурился. – Виконт, говоришь? Уилдинг… Значит, он виконт Кимболл?
Ребекка кивнула.
– Ты работал над портретом его мачехи.
– Я помню, – сухо ответил сэр Энтони. – Прекрасное тело и потрясающая самоуверенность.
Решив, что сейчас самое подходящее время поведать отцу об истинной цели своего визита, Ребекка с деланной небрежностью обронила:
– Кеннет предлагает воспользоваться его связями, чтобы восстановить мою репутацию в обществе. Что ты об этом думаешь?
Отец растерялся и побледнел.
– Тебе это так необходимо?
– Ты что, все забыл? Меня с восемнадцати лет никуда не приглашают.
Отец открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова. Постепенно к нему снова вернулся прежний цвет лица.
– Ты хочешь сказать, что не выезжала в свет потому, что там тебя не принимали?
Ребекка с удивлением посмотрела на отца.
– Совершенно верно. Неужели ты забыл о той старой истории?
– Нет, не забыл, но я никогда не думал о последствиях. Твоим воспитанием занималась мать. Мне казалось, что, после того, как о скандале забыли, ты просто сама предпочла сидеть дома. – Губы сэра Энтони задрожали. – Я знаю, что всегда был плохим отцом, но мне неприятно, когда ты напоминаешь мне об этом.
– Ты хороший отец, – сказала Ребекка, которой стало жаль его. – Кто бы еще научил меня рисовать и предоставил полную свободу действий?
– Ты уже родилась художницей, и мне даже не пришлось тебя учить. – Сэр Энтони тяжело вздохнул. – Вы с матерью сделали из меня эгоиста. Между свободой и долгом лежит невидимая черта, и я очень часто переходил ее. Мне следовало уделять вам больше внимания. На этот счет есть твердые правила.
– Надеюсь, ты не собираешься начать все сначала? – встревоженно спросила Ребекка. – Я уже достаточно взрослая и вышла из повиновения.
Сэр Энтони невесело улыбнулся.
– В этом нет нужды. Ты ведешь себя безупречно, и я надеюсь, что в этом есть и моя заслуга.
– Ты не должен беспокоиться обо мне, отец. Если бы я нуждалась в обществе, то давно бы стала там появляться. Просто предложение Кеннета взбудоражило меня, и я пришла с тобой посоветоваться. Честно говоря, мне больше нравится сидеть дома.
– Последуй совету Кеннета, – приказал отец. – По своему рождению ты принадлежишь к сливкам общества, и этим нельзя пренебрегать. Я предложу Кеннету свою помощь, но думаю, что он и сам справится. У меня никогда еще не было такого отличного секретаря.
Ребекка была разочарована ответом отца. В глубине души она надеялась, что он отговорит ее. Но почему ей так не хочется появиться в обществе? Что это, страх или врожденная застенчивость?
Скорее всего, это просто страх. Она, как и все художники, легко ранима, но, видимо, придется ей воспользоваться предоставленной возможностью. Оставаться затворницей легче, чем жить в мире, полном людей. Пусть она рискует быть отвергнутой, но не делать никаких попыток выбраться из скорлупы – преступление по отношению к самой себе и своему таланту.
Приняв решение, Ребекка обошла мастерскую и подошла к завешенной холстом картине. Приподняв завесу, она обнаружила незаконченный портрет сестер-близнецов.
Так вот, оказывается, они какие. Ну что же, портрет будет великолепным.
– Вся трудность заключается в том, чтобы показать на портрете особенности каждой женщины, несмотря на их потрясающее сходство. – Отец подошел к дочери и встал рядом. – Справа – леди Стратмор, а слева – леди Маркленд. Ты можешь определить их характеры?
Ребекка пристально изучала портрет.
– Леди Маркленд очень общительна. Ее глаза светятся озорством. У леди Стратмор более сдержанный характер. Она застенчива, склонна к размышлению.
– Неплохо, неплохо, – согласился сэр Энтони. – Значит, я уловил их различие.
– Тебе надо поработать над фигурой темноволосого джентльмена. Его левая нога короче правой.
– Гм, пожалуй. На следующем сеансе я все подправлю. – Сэр Энтони завесил портрет. – Как продвигается твоя работа над портретом Кеннета?
– Очень успешно. – Ребекка на мгновение задумалась и добавила: – У него такое интересное лицо!
Отец обладал не меньшим художественным чутьем и понимал, что дочь старается не замечать в нем многое из того, чего бы ей не хотелось видеть.
Колени Ребекки дрожали, когда она выходила из кареты. Лил сильный дождь, мраморные ступени лестницы, по которой они с Кеннетом поднимались, были скользкими, и ей пришлось покрепче ухватиться за руку своего спутника, чтобы не упасть: ноги совсем не держали ее.
– Я уже начинаю жалеть, что дала себя уговорить, – прерывающимся шепотом проговорила она.
Кеннет протянул руку к медному дверному молотку, сделанному в виде львиной головы, и постучал в дверь.
– Вы не разочаруетесь, – сказал он ободряюще. – Это всего лишь неофициальный обед в обществе очень приятной супружеской пары.
«Может быть, и так», – подумала Ребекка, чувствуя, как сердце ее замирает от страха. Она вспомнила надменные взгляды, презрительные усмешки, недоуменное пожатие плечами, которыми сопровождался каждый ее выход в свет. Что она будет делать, когда мужчины покинут дам и она останется наедине с Катариной-Само-Совершенство?
Отступать было поздно. Дверь отворилась, и на пороге появился чрезвычайно благообразный дворецкий. Сняв с гостей плащи, он проводил их в гостиную, обставленную элегантной мебелью. Навстречу Ребекке и Кеннету поднялись мужчина и женщина. И хотя они не держались за руки, с первого взгляда было понятно, что эта пара составляет одно целое. Они как нельзя лучше подходили друг другу. Вблизи Катарина Кеннан оказалась еще красивее.
Кеннет подвел Ребекку к своим друзьям и слегка отступил назад.
– Майкл, Катарина, разрешите представить вам мисс Ситон, моего хорошего друга.
Катарина приветливо улыбнулась и пожала Ребекке руку.
– Счастлива познакомиться с вами, – сказала она, и по ее лицу было видно, что она не кривит душой.
– Для меня это тоже огромное удовольствие, леди Майкл, – еле слышно ответила Ребекка.
– Пожалуйста, зовите меня Катариной.
– А меня зовут Ребекка.
Лорд Майкл склонился в поклоне, приветствуя новую гостью. У него были зеленые и удивительно ясные глаза. Отец всегда говорил, что по глазам солдата можно узнать, бывал ли он в настоящих сражениях, и сейчас Ребекка убедилась в его правоте. В глазах Майкла был тот же стальной блеск и уверенность в своих силах, который отличал и Кеннета, его друга.
Размышляя вслух, Ребекка сказала:
– Вы послужили бы прекрасной моделью для Александра Великого, – и тут же залилась краской, поняв, что совершила бестактность.
Лорд Майкл улыбнулся.
– Кеннет рассказывал, что вы художница от Бога. Теперь я вижу, что он нисколько не преувеличивал.
– Если Кеннет имел в виду, что я сильно отличаюсь от обычных людей, то, боюсь, здесь он прав, – ответила Ребекка с вымученной улыбкой.
– У каждого из нас свои странности, – заметила Катарина, приглашая гостей к камину. – Вам так не кажется?
Ребекка улыбнулась и почувствовала себя непринужденнее, а ко времени обеда она уже полностью освоилась. Кеннет оказался прав: супружеская пара была изумительной. Удовольствие, которое они получали в обществе Кеннета, распространялось и на нее. Когда пришло время оставить мужчин наедине, Ребекка уже беззаботно болтала с Катариной.
Женщины удалились, оставив мужчин одних.
– Мне ужасно неловко оставлять вас одну, – сказала Катарина, но мне нужно подняться в детскую, чтобы покормить сына.
Она поправила на плечах индийскую шаль, непроизвольно коснувшись груди. – Вы не сочтете меня бестактной, если я провожу вас в библиотеку и ненадолго покину?
– Не хочу быть навязчивой, но мне бы очень хотелось взглянуть на вашего малыша, – неожиданно для себя самой сказала Ребекка.
Лицо Катарины засияло.
– Для матери нет большего удовольствия, чем проявление интереса со стороны гостей к ее детям. Жаль только, что моя дочь гостит сегодня у друзей.
Они поднялись в детскую, где средних лет няня баюкала младенца.
– Вы как раз вовремя, миледи, – сказала она. – Молодой хозяин начал капризничать: наверное, он проголодался.
Передав ребенка Катарине, няня ушла на кухню выпить чаю.
Ребенок мигом успокоился на руках у матери. Ребекка как завороженная не спускала с него глаз. Ей никогда не приходилось видеть так близко грудных детей. Какие у него маленькие ручки, какие мягкие волосики!
– Какой же он хорошенький! – воскликнула она. – Как его зовут?
– Николас, в честь одного из старых друзей Майкла. Вам не кажется, что он как две капли воды похож на отца? – спросила Катарина, усаживаясь в кресло-качалку.
Одной рукой Катарина расстегнула лиф платья, предназначенного для кормящих матерей, и приложила младенца к груди, который тотчас же принялся ее сосать, двигая при этом ножками и сжимая крошечные ладошки в кулачки.
– Пожалуйста, присядьте, – сказала Катарина. – Это займет некоторое время.
Ребекка расположилась в кресле и принялась с удовольствием наблюдать за матерью и сыном.
– Я слабо разбираюсь в таких вещах, – сказала она, – но мне всегда казалось, что знатные дамы не кормят грудью своих детей.
Катарина весело рассмеялась.
– Сейчас я леди Майкл, но в то время, когда родилась моя дочь, я была просто солдатской женой и мне самой приходилось кормить ребенка. После кормления Эми я пришла к заключению, что только недалекая женщина может лишать себя такого удовольствия, отдавая малыша в чужие руки.
Вид матери, кормящей ребенка, переполнил Ребекку нежностью. Кеннет говорил, что хочет разнообразить ее скучную жизнь, и ему удалось сделать это всего лишь за один сегодняшний вечер. Только сейчас Ребекка осознала, какую огромную ошибку сделала, отказавшись от замужества и материнства.
Женщины непринужденно болтали, пока маленький Николас не насытился. Катарина застегнула лиф платья и легонько постучала сына по спинке, давая ему возможность срыгнуть.
– Из вас бы получилась прекрасная картина «Мадонна с младенцем», – восхищенно воскликнула Ребекка.
– Видеть мир через картины – вот что отличает художника от простых людей, – задумчиво произнесла Катарина. – Я завидую вашему таланту. У меня, к сожалению, нет никаких способностей, я умею только ухаживать за больными и ранеными.
«Эта богиня заблуждается, – подумала Ребекка. – У нее необыкновенный талант любить и быть любимой, и этот Божий дар посильнее ее красоты».
– Хотите немного подержать Николаса? – предложила Катарина, поднимаясь с кресла.
– Я? – с испугом спросила Ребекка. – А вдруг я его уроню?
– Не уроните, – ответила Катарина, передавая сына гостье.
Ребенок в это время открыл глазки и сквозь пелену сна посмотрел на Ребекку. Он был похож на отца, но в нем было что-то и от матери. Его кожа была прозрачной, и для портрета понадобились бы краски нежнейших тонов.
«Интересно, какое чувство испытывает мать, когда держит на руках своего ребенка? – подумала Ребекка. – Что, если бы это был мой сын? Как, наверное, приятно смотреть на него и находить собственные черты? А что, если бы это был ребенок мой и Кеннета?»
Эта неожиданная мысль потрясла Ребекку до глубины души. Конечно, их ребенок не был бы таким красивым, как отпрыск этой ангельской пары, но разве это важно? Ребекка вдруг ощутила в себе жажду материнства. С большой осторожностью она передала младенца матери.
– Он будет у вас сердцеедом.
– Уже стал, – ответила Катарина, укладывая сына в колыбель с гербом дома Ашбертонов. Она нежно поцеловала его в бархатную щечку. – В нем все души не чают, особенно моя дочь.
Ребекка оглядела детскую.
– У Николаса есть двоюродные братья или сестры? – спросила она.
– К сожалению, нет. Брат Майкла, Стефан, был женат много лет, но, к несчастью, Бог не дал супругам детей. Год назад его жена умерла, и Стефан носит по ней траур. Сейчас он живет в своем поместье. Надеюсь, когда-нибудь он снова женится и будет счастлив. Наступит время, когда Майкл унаследует титул герцога, а мне совсем этого не хочется. Стефан – герцог, но это не сделало его счастливым.
В детскую вернулась няня, и женщины собрались спуститься в гостиную. Ребекка в последний раз окинула взглядом спящего ангелочка и снова подумала о Кеннете.
Что с ней будет дальше?
– Что ты предпочитаешь? – спросил Майкл Кеннета, указывая на два графина, поданные дворецким, после того как дамы покинули столовую. – Портвейн моего брата или превосходное шотландское виски?
– Виски. Вспомним былые времена. Хозяин разлил по рюмкам виски, и они уютно расположились у камина.
– Твоя молодая леди просто восхитительна, – сказал Майкл. – Правда, она очень застенчива.
– Возможно, но она вовсе не моя молодая леди.
Майкл недоверчиво поднял брови, но решил не уточнять.
– Какие картины она пишет? – спросил он.
– Портреты маслом и, как правило, женские. В основном это мифологические сюжеты, но в них ярко отражается ее личность и оригинальное восприятие сюжета. Я предложил ей выставить несколько картин в Королевской академии, но она наотрез отказалась.
– Наверное, боится сравнения со своим знаменитым отцом, – заметил Майкл. – Ты говорил, что ей предстоит восстановление своей репутации в свете. Что же такое с ней стряслось?
– Когда ей было восемнадцать, она тайно сбежала со своим возлюбленным. К счастью, вовремя опомнившись, она вернулась домой, но светское общество было возмущено. – Кеннет нахмурился. – Ее родителям следовало бы повременить годика два-три, а затем незаметно начать вывозить ее в свет. Вместо этого они заточили ее в четырех стенах, и она с головой окунулась в работу. Сейчас она в полном одиночестве. Я знаю, вы с Катариной не любите выезжать в свет, но надеюсь, что у вас есть друзья, которые смогут принять ее. Ей нельзя избегать людей.
Майкл задумался.
– Мой друг Раф, герцог Кэндовер, – ты его знаешь – дает на следующей неделе бал. Я попрошу его прислать приглашения тебе и Ребекке.
Кеннет одобрительно кивнул.
– Вот что значит иметь связи. Если ее увидят на балу у герцога, двери многих домов незамедлительно распахнутся перед ней. Не думаю, что Ребекке захочется порхать с одного бала на другой, но по крайней мере у нее будет свобода выбора. К сожалению, мне не удастся избежать приглашения.
– Этот бал пойдет на пользу и тебе, – сурово заметил Майкл. – Расскажи о своей работе. Неужели ты нанялся секретарем к сэру Энтони только для того, чтобы быть поближе к художникам? С трудом верится.
Прежде чем решиться поведать эту историю, Кеннет долго молчал, сомневаясь, посвящать ли друга в свою тайну.
– Хорошо, – согласился он наконец. Меня попросили расследовать причины загадочной смерти, но, скажу тебе, это самая мерзкая работа, которую мне когда-либо приходилось делать.
В двух словах он рассказал о предложении лорда Боудена и о тех сложностях, с которыми ему пришлось столкнуться при попытке расследовать обстоятельства гибели Элен Ситон. Рассказав другу о своей задаче и связанных с ней переживаниях, Кеннет почувствовал несказанное облегчение.
– Я понимаю желание Боудена узнать правду, – сказал Майкл, внимательно выслушав рассказ Кеннета, – но ты попал в весьма щекотливое положение. Судя по всему, тебе нравится Ребекка, да и сэр Энтони тоже.
Кеннет подумал обо всех сомнительных друзьях сэра Энтони. Каждый из них по-своему мог быть замешан в этой трагической истории.
– Меня мучит мое двусмысленное положение. Я уже подумывал над тем, чтобы разрубить этот гордиев узел, но я дал слово сэру Боудену, и теперь это для меня вопрос чести.
– Было бы замечательно, если бы ты сумел доказать вину сэра Энтони, но, скорее всего, из этого ничего не выйдет. Это приведет в бешенство лорда Боудена и поставит тебя в невыгодное положение.
– По крайней мере я выиграю в финансовом отношении.
«И во многих других», – подумал Кеннет, которого, однако, не покидало предчувствие, как бы не пришлось заплатить непомерно высокую цену.
– Уж коль скоро мы заговорили о чести, расскажи мне о своей злой мачехе. Как я понимаю, если в завещании прямо не указано, кто должен наследовать фамильные драгоценности, она вправе объявить себя их хозяйкой.
– Да, и здесь ничего не попишешь. Если бы драгоценности попали ко мне, я бы тоже никогда с ними не расстался.
– Интересно, – заметил Майкл с лукавым блеском в глазах.
– Скорее печально, чем интересно. – Кеннет налил себе виски. – Теперь твой черед. Расскажи мне о своем счастливом браке и отцовстве.
Казалось, Майкл только этого и ждал. Он без конца мог говорить о своем семейном счастье. Кеннет подумал о Ребекке. Она со своим острым язычком и неистовой жаждой творчества была бы совсем другой женой, полной противоположностью мягкой и любящей Катарине. Но скорее всего, она вообще не захочет быть чьей-либо женой.