Страница:
– Это был поджог, – мрачно заключил Кеннет. – Я случайно подошел к окну моей мастерской и увидел какого-то человека, запустившего чем-то в окно. Как я догадываюсь, он наполнил бутылку порохом, залил горлышко воском, вставил туда фитиль, который можно поджечь в долю секунды, – и вот самодельная бомба готова. Остальное лишь ловкость рук.
– Но почему? – спросил обескураженный сэр Энтони.
– Кто знает? Это мог быть разгневанный критик ваших картин, ревнивый соперник, рассерженный муж, а может, какой-то бонапартист, которому не понравилась ваша серия «Ватерлоо». – Кеннет с трудом поднялся на ноги. – Я советую вам нанять людей, которые могли бы охранять дом по ночам, пока все не выяснится.
– Великолепная мысль! – воскликнула Лавиния. – А сейчас я предлагаю выпить всем бренди и баиньки.
Кеннет взглянул на слуг, толпившихся в холле. На их лицах были усталость и торжество победы.
– Если бы не наши общие старания, дом бы неминуемо сгорел дотла, а с ним и половина квартала. Я считаю, что вы все заслужили награду.
Сэр Энтони одобрительно кивнул, и слуги радостно закивали головами. Обвив рукой талию художника, Лавиния повела его в спальню. Ребекка последовала за ними, по-прежнему избегая взгляда Кеннета.
Отпустив прислугу, за исключением швейцара и дворецкого, Кеннет вместе с ними еще раз обследовал мастерскую сэра Энтони и убедился, что огонь затушен основательно. Затем он приказал оставшимся слугам идти спать, намереваясь остаться внизу до утра, чтобы понаблюдать за домом.
– Я сам покараулю, милорд, – сказал дворецкий. – Вам досталось больше всех, и вы совершенно измотаны. Вам надо отдохнуть.
Кеннет попытался возразить, но Минтон и слушать ничего не желал.
– В армии это бы назвали нарушением субординации, – заметил Кеннет с вымученной улыбкой.
– Мы не на военной службе, милорд, и самое большее, что вы можете сделать, – это уволить меня.
– У меня никогда не появлялось такого желания. – Кеннет положил руку на плечо дворецкого. – Спасибо, Минтон.
Измученный Кеннет поднялся к себе в спальню. Он открыл дверь и увидел в своей комнате Ребекку. Кеннет с сожалением отметил ее тяжелый бесформенный халат, полностью скрывающий изящную соблазнительную фигурку. По холодному выражению ее лица Кеннет понял, что его не ждет ничего хорошего. Ребекка встала и протянула ему стакан с бренди.
– Я подумала, что вам следует подкрепиться, – сказала она.
– Вы не ошиблись. – Кеннет сделал большой глоток. Бренди обожгло горло. Он подошел к тазу с водой и вымыл лицо и руки. – События стали развиваться с молниеносной быстротой, – сказал он, взглянув на Ребекку.
– Вы считаете, что это как-то связано с гибелью матери?
– Возможно, и нет, но нельзя исключать вероятность, что у вашей семьи два смертельных врага. – Кеннет взбил подушки и растянулся на кровати поверх стеганого одеяла; в горле у него саднило, все тело начало ломить. – Итак, мы имеем уже три факта, говорящих сами за себя: передозировка опия, загадочная гибель вашей матери и сегодняшний случай с поджогом. События нарастают со скоростью снежного кома и становятся все драматичнее.
Глаза Ребекки потемнели от гнева.
– Каким же надо быть негодяем, чтобы из-за личной мести подвергать опасности жизнь ни в чем не повинных людей! Вы сказали, что у нашей семьи есть враг, значит, намеченная им жертва – мой отец. Я слишком незаметная личность, чтобы пытаться меня убить. За исключением, конечно, вас.
– Поверьте мне, Ребекка, что у меня и в мыслях нет причинить вам вред, – сказал Кеннет, прижав руки к груди.
Ребекка отвела взгляд в сторону.
– Не пора ли рассказать отцу, что поджог – это лишь часть спланированной мести?
Кеннет задумался, затем покачал головой.
– В этом пока нет необходимости. После сегодняшнего случая он будет более осторожен, даже если и не узнает о моих подозрениях.
– Вам виднее, – Ребекка поднялась и направилась к двери. – Спокойной ночи, капитан.
Кеннет с трудом подавил в себе желание броситься за Ребеккой, поднять ее на руки и отнести в постель. Нет, не для того, чтобы заняться с ней любовью, а только припасть к ставшему родным существу, восстановить то душевное доверие, которое было между ними.
Но он прекрасно понимал всю невозможность своих желаний. Тяжело вздохнув, Кеннет поставил на столик пустой стакан.
– Значит, я ничем не заслужил вашего прощения, – сказал он, – ни тем, что я спас ваш дом от огня, ни тем, что было хорошего между нами?
Уже взявшись за ручку двери, Ребекка остановилась.
– Я никогда не сомневалась в вашей храбрости, капитан. Просто я перестала верить вам. – Ребекка вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Горе молодой женщины было настолько очевидным, она так глубоко страдала, что у Кеннета защемило сердце. Ему невольно пришла в голову мысль, что причина ее страданий лежит гораздо глубже и связана не только с их ссорой. Ее первая любовь была несчастной, ее отец, хотя и любил ее, не был образцом добродетели и являлся для нее, скорее, отрицательным примером. Она рано поняла, что на мужчин нельзя полагаться и тем более доверять им.
Если причина кроется в этом, ему никогда не заслужить ее прощения, так как он сам далек от совершенства. Как жаль, что у них ничего не получается!
Кеннет с трудом оторвался от мыслей о Ребекке и стал думать о поджоге. Как выглядел тот человек? Он едва разглядел его в темноте. Среднего телосложения и среднего роста, ну, может, чуть повыше.
Кеннет стал засыпать, когда в дверь постучали.
– Войдите, – устало отозвался он.
В комнату вошла Лавиния. Кеннет попытался подняться с кровати, но она взмахом руки уложила его обратно.
– Простите, что беспокою вас, – сказала она, – но, так как вы с Ребеккой поссорились, она не станет возражать против моего визита в вашу спальню.
– Вы очень наблюдательны, – сухо заметил Кеннет.
– Хоть один человек в этом доме должен быть нормальным.
– Вы не боитесь, что сэр Энтони заметит, куда вы ушли?
– Он крепко спит. – Лавиния поплотнее прикрыла дверь. – Сэр Энтони в опасности?
– Такое вполне возможно.
Лавиния села на краешек единственного в комнате стула.
– Чем я могу помочь?
Предложение Лавинии, с ее умом и обширным кругом знакомых, заинтересовало Кеннета.
– Постарайтесь вспомнить, есть ли у сэра Энтони враг, который желает его смерти.
Лавиния вздрогнула и плотнее закуталась в халат. Ее лицо застыло и заметно поблекло. Бледность и усталость выдавали ее отнюдь не юный возраст.
– Такому преуспевающему человеку, как сэр Энтони, завидуют многие, но мне даже в голову не могло прийти, что кто-то захочет сжечь его в собственном доме со всеми домочадцами.
– Вы ведь любите его, не так ли? – тихо спросил Кеннет.
– С самого первого дня, как мы встретились, – без утайки ответила Лавиния. – Мне было семнадцать, когда я стала его натурщицей. Я могла бы легко соблазнить его, но мне не хотелось стать одной из длинной вереницы его любовниц. Я подумала, что дружба продлится дольше, чем любовь, и не ошиблась. – Лавиния вздохнула и откинулась на спинку стула. – Как-то раз Элен сказала мне, что, если с ней что-то случится, я должна буду позаботиться об Энтони. Ей не хотелось, чтобы он попал в руки какой-нибудь гарпии, жаждущей только его богатства и славы.
Сейчас было самое время задать вопрос, столь важный для Кеннета.
– Была ли любовница у сэра Энтони накануне смерти Элен? И если да, то кто она? Я слышал, он очень увлекался женщинами, и пришел к заключению, что у него могло возникнуть желание обзавестись новой женой. Если бы он этого захотел, то легко бы получил развод, сославшись на любовную связь Элен с Хэмптоном.
– Он бы никогда не сделал этого, – убежденно заявила Лавиния. – Уверена, что ему и в голову не приходило жениться на мегере, с которой он в то время делил постель. Да и в ее планы это не входило, она была замужем.
– Кто была эта женщина? – настаивал Кеннет.
– Ваша мачеха, – ответила Лавиния после некоторого колебания.
Кеннет не почувствовал ничего, кроме легкого удивления. Именно в это время сэр Энтони писал портрет Гермион, а тогда она была очень красива и соблазнительна. Оставалось надеяться, что отец ничего не знал о ее связи.
– Овдовев, она могла возобновить попытки соблазнить сэра Энтони. Что вы об этом думаете?
– После смерти Элен он сразу порвал с ней и больше никогда не встречался, – с явным удовлетворением сообщила Лавиния. – Элен была бы довольна, потому что ваша мачеха и есть та самая гарпия, против которой она меня предостерегала. – Лавиния усмехнулась. – Гермион зря времени не теряла и уже нашла замену своей бывшей пассии. Из достоверных источников мне известно о ее намерениях выйти замуж за лорда Фидона еще до окончания срока своего траура. Он сказочно богат, но на редкость омерзителен. Она не раз пожалеет о своем замужестве.
Итак, Кеннет пришел к заключению, что Гермион не особо рассчитывает на брак с герцогом Ашбертоном; в конце концов лучше богатый граф, который уже у нее в руках, чем герцог, будущее с которым еще очень и очень туманно.
– Надеюсь, ваш источник достоверен. Лично я считал, что Гермион никогда снова не выйдет замуж, так как это будет ей дорогого стоить. По завещанию моего отца, если она снова выйдет замуж, все ее состояние, за исключением вдовьей доли, возвращается нам с сестрой. Я получу ее городской особняк и часть ренты.
– Можете не сомневаться: даже такое завещание не остановит ее перед новым замужеством. Лорд Фидон не просто очень богат, но и обладает великолепными драгоценностями, на которые Гермион так падка и которых вы ее лишили. Уж не знаю, как вам удалось добиться этого, но примите мои поздравления.
– Я и пальцем не пошевелил для этого, – поспешил заверить Лавинию Кеннет. – Может сэру Энтони угрожать женщина, любовь которой он отверг? – спросил Кеннет, возвращаясь к прежнему разговору.
Лавиния покачала головой.
– Его романы всегда были легкими и ни к чему не обязывающими. Я говорю вам это с полной уверенностью, так как все они проходили на моих глазах.
– Возможно, нам что-нибудь прояснит дневник сэра Энтони, который остался в Рэйвенсбеке, – задумчиво произнес Кеннет.
– Думаю, что лучшим источником новых сведений могут стать дневники самой Элен.
Кеннет так и подскочил.
– Она вела дневники? Вот уж не думал.
– О них никто не знает: ни сэр Энтони, ни Ребекка. Элен записывала в них отдельные мысли и свои впечатления.
– А где они сейчас?
– У меня, – преспокойно ответила Лавиния. – Во время нашего разговора, когда Элен просила меня позаботиться об Энтони, она упомянула о своих дневниках и просила меня уничтожить их в случае ее смерти. Меня до сих пор не оставляет ощущение, что она предчувствовала свою гибель.
– Но вы ведь не сожгли их? – спросил Кеннет без всякой надежды.
– Нет. Они для меня часть Элен. Сжечь их – значит оборвать все связи с ней и с прошлым. Однако у меня не хватило мужества прочитать их. Это было бы слишком мучительно.
– Разрешите мне просмотреть их. Возможно, там я найду разгадку таинственного поджога.
– Ну что ж, попытайтесь. Дело того стоит. – Лавиния поднялась. – Я уверена, вам удастся докопаться до истины, хотя сейчас для вас наступили далеко не лучшие времена.
– Все-то вы знаете, Лавиния.
– Я просто вижу, что делается вокруг меня, – ответила Лавиния, одарив Кеннета ангельской улыбкой. – Спокойной ночи, капитан.
Лавиния ушла, а Кеннет стал медленно раздеваться, размышляя над ее словами. Если Гермион выйдет замуж, его будущее обеспечено. Можно будет подумать и о женитьбе.
Но прежде всего надо найти негодяя, убийцу Элен, который сейчас пытается уничтожить сэра Энтони. Как бы хотелось Кеннету, чтобы ключ к разгадке нашелся в дневниках Элен! Если ему удастся спасти отца, Ребекка, возможно, простит его.
Однако в глубине души Кеннет чувствовал, что этого никогда не произойдет. Легче будет найти убийцу, чем вернуть доверие Ребекки.
Глава 30
– Но почему? – спросил обескураженный сэр Энтони.
– Кто знает? Это мог быть разгневанный критик ваших картин, ревнивый соперник, рассерженный муж, а может, какой-то бонапартист, которому не понравилась ваша серия «Ватерлоо». – Кеннет с трудом поднялся на ноги. – Я советую вам нанять людей, которые могли бы охранять дом по ночам, пока все не выяснится.
– Великолепная мысль! – воскликнула Лавиния. – А сейчас я предлагаю выпить всем бренди и баиньки.
Кеннет взглянул на слуг, толпившихся в холле. На их лицах были усталость и торжество победы.
– Если бы не наши общие старания, дом бы неминуемо сгорел дотла, а с ним и половина квартала. Я считаю, что вы все заслужили награду.
Сэр Энтони одобрительно кивнул, и слуги радостно закивали головами. Обвив рукой талию художника, Лавиния повела его в спальню. Ребекка последовала за ними, по-прежнему избегая взгляда Кеннета.
Отпустив прислугу, за исключением швейцара и дворецкого, Кеннет вместе с ними еще раз обследовал мастерскую сэра Энтони и убедился, что огонь затушен основательно. Затем он приказал оставшимся слугам идти спать, намереваясь остаться внизу до утра, чтобы понаблюдать за домом.
– Я сам покараулю, милорд, – сказал дворецкий. – Вам досталось больше всех, и вы совершенно измотаны. Вам надо отдохнуть.
Кеннет попытался возразить, но Минтон и слушать ничего не желал.
– В армии это бы назвали нарушением субординации, – заметил Кеннет с вымученной улыбкой.
– Мы не на военной службе, милорд, и самое большее, что вы можете сделать, – это уволить меня.
– У меня никогда не появлялось такого желания. – Кеннет положил руку на плечо дворецкого. – Спасибо, Минтон.
Измученный Кеннет поднялся к себе в спальню. Он открыл дверь и увидел в своей комнате Ребекку. Кеннет с сожалением отметил ее тяжелый бесформенный халат, полностью скрывающий изящную соблазнительную фигурку. По холодному выражению ее лица Кеннет понял, что его не ждет ничего хорошего. Ребекка встала и протянула ему стакан с бренди.
– Я подумала, что вам следует подкрепиться, – сказала она.
– Вы не ошиблись. – Кеннет сделал большой глоток. Бренди обожгло горло. Он подошел к тазу с водой и вымыл лицо и руки. – События стали развиваться с молниеносной быстротой, – сказал он, взглянув на Ребекку.
– Вы считаете, что это как-то связано с гибелью матери?
– Возможно, и нет, но нельзя исключать вероятность, что у вашей семьи два смертельных врага. – Кеннет взбил подушки и растянулся на кровати поверх стеганого одеяла; в горле у него саднило, все тело начало ломить. – Итак, мы имеем уже три факта, говорящих сами за себя: передозировка опия, загадочная гибель вашей матери и сегодняшний случай с поджогом. События нарастают со скоростью снежного кома и становятся все драматичнее.
Глаза Ребекки потемнели от гнева.
– Каким же надо быть негодяем, чтобы из-за личной мести подвергать опасности жизнь ни в чем не повинных людей! Вы сказали, что у нашей семьи есть враг, значит, намеченная им жертва – мой отец. Я слишком незаметная личность, чтобы пытаться меня убить. За исключением, конечно, вас.
– Поверьте мне, Ребекка, что у меня и в мыслях нет причинить вам вред, – сказал Кеннет, прижав руки к груди.
Ребекка отвела взгляд в сторону.
– Не пора ли рассказать отцу, что поджог – это лишь часть спланированной мести?
Кеннет задумался, затем покачал головой.
– В этом пока нет необходимости. После сегодняшнего случая он будет более осторожен, даже если и не узнает о моих подозрениях.
– Вам виднее, – Ребекка поднялась и направилась к двери. – Спокойной ночи, капитан.
Кеннет с трудом подавил в себе желание броситься за Ребеккой, поднять ее на руки и отнести в постель. Нет, не для того, чтобы заняться с ней любовью, а только припасть к ставшему родным существу, восстановить то душевное доверие, которое было между ними.
Но он прекрасно понимал всю невозможность своих желаний. Тяжело вздохнув, Кеннет поставил на столик пустой стакан.
– Значит, я ничем не заслужил вашего прощения, – сказал он, – ни тем, что я спас ваш дом от огня, ни тем, что было хорошего между нами?
Уже взявшись за ручку двери, Ребекка остановилась.
– Я никогда не сомневалась в вашей храбрости, капитан. Просто я перестала верить вам. – Ребекка вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Горе молодой женщины было настолько очевидным, она так глубоко страдала, что у Кеннета защемило сердце. Ему невольно пришла в голову мысль, что причина ее страданий лежит гораздо глубже и связана не только с их ссорой. Ее первая любовь была несчастной, ее отец, хотя и любил ее, не был образцом добродетели и являлся для нее, скорее, отрицательным примером. Она рано поняла, что на мужчин нельзя полагаться и тем более доверять им.
Если причина кроется в этом, ему никогда не заслужить ее прощения, так как он сам далек от совершенства. Как жаль, что у них ничего не получается!
Кеннет с трудом оторвался от мыслей о Ребекке и стал думать о поджоге. Как выглядел тот человек? Он едва разглядел его в темноте. Среднего телосложения и среднего роста, ну, может, чуть повыше.
Кеннет стал засыпать, когда в дверь постучали.
– Войдите, – устало отозвался он.
В комнату вошла Лавиния. Кеннет попытался подняться с кровати, но она взмахом руки уложила его обратно.
– Простите, что беспокою вас, – сказала она, – но, так как вы с Ребеккой поссорились, она не станет возражать против моего визита в вашу спальню.
– Вы очень наблюдательны, – сухо заметил Кеннет.
– Хоть один человек в этом доме должен быть нормальным.
– Вы не боитесь, что сэр Энтони заметит, куда вы ушли?
– Он крепко спит. – Лавиния поплотнее прикрыла дверь. – Сэр Энтони в опасности?
– Такое вполне возможно.
Лавиния села на краешек единственного в комнате стула.
– Чем я могу помочь?
Предложение Лавинии, с ее умом и обширным кругом знакомых, заинтересовало Кеннета.
– Постарайтесь вспомнить, есть ли у сэра Энтони враг, который желает его смерти.
Лавиния вздрогнула и плотнее закуталась в халат. Ее лицо застыло и заметно поблекло. Бледность и усталость выдавали ее отнюдь не юный возраст.
– Такому преуспевающему человеку, как сэр Энтони, завидуют многие, но мне даже в голову не могло прийти, что кто-то захочет сжечь его в собственном доме со всеми домочадцами.
– Вы ведь любите его, не так ли? – тихо спросил Кеннет.
– С самого первого дня, как мы встретились, – без утайки ответила Лавиния. – Мне было семнадцать, когда я стала его натурщицей. Я могла бы легко соблазнить его, но мне не хотелось стать одной из длинной вереницы его любовниц. Я подумала, что дружба продлится дольше, чем любовь, и не ошиблась. – Лавиния вздохнула и откинулась на спинку стула. – Как-то раз Элен сказала мне, что, если с ней что-то случится, я должна буду позаботиться об Энтони. Ей не хотелось, чтобы он попал в руки какой-нибудь гарпии, жаждущей только его богатства и славы.
Сейчас было самое время задать вопрос, столь важный для Кеннета.
– Была ли любовница у сэра Энтони накануне смерти Элен? И если да, то кто она? Я слышал, он очень увлекался женщинами, и пришел к заключению, что у него могло возникнуть желание обзавестись новой женой. Если бы он этого захотел, то легко бы получил развод, сославшись на любовную связь Элен с Хэмптоном.
– Он бы никогда не сделал этого, – убежденно заявила Лавиния. – Уверена, что ему и в голову не приходило жениться на мегере, с которой он в то время делил постель. Да и в ее планы это не входило, она была замужем.
– Кто была эта женщина? – настаивал Кеннет.
– Ваша мачеха, – ответила Лавиния после некоторого колебания.
Кеннет не почувствовал ничего, кроме легкого удивления. Именно в это время сэр Энтони писал портрет Гермион, а тогда она была очень красива и соблазнительна. Оставалось надеяться, что отец ничего не знал о ее связи.
– Овдовев, она могла возобновить попытки соблазнить сэра Энтони. Что вы об этом думаете?
– После смерти Элен он сразу порвал с ней и больше никогда не встречался, – с явным удовлетворением сообщила Лавиния. – Элен была бы довольна, потому что ваша мачеха и есть та самая гарпия, против которой она меня предостерегала. – Лавиния усмехнулась. – Гермион зря времени не теряла и уже нашла замену своей бывшей пассии. Из достоверных источников мне известно о ее намерениях выйти замуж за лорда Фидона еще до окончания срока своего траура. Он сказочно богат, но на редкость омерзителен. Она не раз пожалеет о своем замужестве.
Итак, Кеннет пришел к заключению, что Гермион не особо рассчитывает на брак с герцогом Ашбертоном; в конце концов лучше богатый граф, который уже у нее в руках, чем герцог, будущее с которым еще очень и очень туманно.
– Надеюсь, ваш источник достоверен. Лично я считал, что Гермион никогда снова не выйдет замуж, так как это будет ей дорогого стоить. По завещанию моего отца, если она снова выйдет замуж, все ее состояние, за исключением вдовьей доли, возвращается нам с сестрой. Я получу ее городской особняк и часть ренты.
– Можете не сомневаться: даже такое завещание не остановит ее перед новым замужеством. Лорд Фидон не просто очень богат, но и обладает великолепными драгоценностями, на которые Гермион так падка и которых вы ее лишили. Уж не знаю, как вам удалось добиться этого, но примите мои поздравления.
– Я и пальцем не пошевелил для этого, – поспешил заверить Лавинию Кеннет. – Может сэру Энтони угрожать женщина, любовь которой он отверг? – спросил Кеннет, возвращаясь к прежнему разговору.
Лавиния покачала головой.
– Его романы всегда были легкими и ни к чему не обязывающими. Я говорю вам это с полной уверенностью, так как все они проходили на моих глазах.
– Возможно, нам что-нибудь прояснит дневник сэра Энтони, который остался в Рэйвенсбеке, – задумчиво произнес Кеннет.
– Думаю, что лучшим источником новых сведений могут стать дневники самой Элен.
Кеннет так и подскочил.
– Она вела дневники? Вот уж не думал.
– О них никто не знает: ни сэр Энтони, ни Ребекка. Элен записывала в них отдельные мысли и свои впечатления.
– А где они сейчас?
– У меня, – преспокойно ответила Лавиния. – Во время нашего разговора, когда Элен просила меня позаботиться об Энтони, она упомянула о своих дневниках и просила меня уничтожить их в случае ее смерти. Меня до сих пор не оставляет ощущение, что она предчувствовала свою гибель.
– Но вы ведь не сожгли их? – спросил Кеннет без всякой надежды.
– Нет. Они для меня часть Элен. Сжечь их – значит оборвать все связи с ней и с прошлым. Однако у меня не хватило мужества прочитать их. Это было бы слишком мучительно.
– Разрешите мне просмотреть их. Возможно, там я найду разгадку таинственного поджога.
– Ну что ж, попытайтесь. Дело того стоит. – Лавиния поднялась. – Я уверена, вам удастся докопаться до истины, хотя сейчас для вас наступили далеко не лучшие времена.
– Все-то вы знаете, Лавиния.
– Я просто вижу, что делается вокруг меня, – ответила Лавиния, одарив Кеннета ангельской улыбкой. – Спокойной ночи, капитан.
Лавиния ушла, а Кеннет стал медленно раздеваться, размышляя над ее словами. Если Гермион выйдет замуж, его будущее обеспечено. Можно будет подумать и о женитьбе.
Но прежде всего надо найти негодяя, убийцу Элен, который сейчас пытается уничтожить сэра Энтони. Как бы хотелось Кеннету, чтобы ключ к разгадке нашелся в дневниках Элен! Если ему удастся спасти отца, Ребекка, возможно, простит его.
Однако в глубине души Кеннет чувствовал, что этого никогда не произойдет. Легче будет найти убийцу, чем вернуть доверие Ребекки.
Глава 30
При хмуром свете утра мастерская сэра Энтони выглядела намного хуже, чем ночью. Кеннет заскочил туда перед завтраком и застал там хозяина, подсчитывающего убытки.
– У меня стынет в жилах кровь, – сказал художник. – Если бы это произошло, когда моя серия «Ватерлоо» находилась еще здесь, я бы лишился своих самых лучших картин.
– Слава Богу, вы их не потеряли, – ответил Кеннет, оценивающе оглядывая мастерскую. Закопченные стены, обгоревшая мебель, изуродованный паркет – все это требовало замены. – Могло случиться непоправимое, если бы неизвестный запустил свой снаряд в вашу спальню. Вам с леди Клэкстон не удалось бы выбраться живыми.
– Признаться, я об этом уже думал, – мрачно ответил сэр Энтони. – Как же нам найти этого негодяя?
– Не знаю. Можно нанять сыщика, но у него не будет улик. Как можно раскрыть преступление, если даже не представляешь, за какой конец потянуть! Может, все-таки у вас есть недруги?
– Конечно же, нет, – раздраженно ответил сэр Энтони. – Хотя, может, и есть, но откуда мне знать? Человек моего положения легко вызывает зависть. Возможно, я был неосторожен в высказываниях о картине какого-нибудь художника, ему передали, он разъярился и решил мне отомстить. Художники – очень обидчивый народ.
– Согласен с вами, но если вы припомните что-нибудь еще, сообщите мне. – Кеннет еще раз огляделся. – Какие картины пострадали?
– В основном еще не законченные портреты. Больше всего обгорели портреты Стратмора-младшего и Маркленда. Последний был почти завершен. Мне придется писать их заново. – Сэр Энтони назвал имена еще четырех клиентов. – Сообщите им о задержке и попросите их о дополнительных сеансах позирования. Боюсь, я уже не смогу здесь работать. Придется перейти в малую гостиную.
Кеннет открыл обгоревшие двери, которые вели в малую гостиную.
– Здесь все закоптилось и залито водой. Вода просочилась даже в гостиную. – Внезапно ему в голову пришла блестящая идея. – Почему бы вам прямо сейчас не отправиться в Озерный край? За лето мы сделаем здесь основательный ремонт.
Лицо сэра Энтони просветлело.
– Замечательно! Вы можете остаться в Лондоне, чтобы все устроить, а потом присоединитесь к нам.
Это было совсем не то, чего ждал Кеннет. Ему не хотелось отпускать сэра Энтони одного, без своей защиты, но, с другой стороны, неизвестный враг пока оставался в Лондоне и, по всей вероятности, не сразу покинет его. Кеннет решил подготовить дом к ремонту и через неделю отправиться на север, в Озерный край.
– Слушаю, сэр. Если мы начнем собираться, не откладывая это в долгий ящик, то послезавтра вы сможете отправляться.
– Распорядитесь, чтобы все готовились к отъезду.
Кеннет кивнул и спустился вниз. В холле он встретил лорда Фрейзера, Джорджа Хэмптона и других друзей сэра Энтони, которые, прослышав о пожаре, явились выразить ему свое сочувствие. Кеннет цепко всматривался в лица гостей, надеясь найти на них выражения удовлетворения или разочарования, но увидел только обеспокоенность и любопытство. Уже позже, направляясь в столовую, Кеннет невольно задумался, кто же из них первым устремится в Озерный край вслед за сэром Энтони.
Следующие полтора дня в доме Ситона царила суматоха: готовились к отъезду. Когда наконец кареты и повозка с багажом скрылись из вида, у Кеннета осталось ощущение, будто он готовил генеральное сражение.
Отъезд семьи Ситонов напомнил ему и последнее прощание с Марией. Тогда он расставался с ней с тяжелым сердцем. Ему все время казалось, что они больше никогда не увидятся, но девушка только посмеялась над его страхами и уехала, несмотря на все его уговоры.
Умом Кеннет понимал, что здесь нельзя сравнивать. Мария была партизанкой и уходила на захваченную врагом землю; Ребекка же отправилась в путешествие с отцом и прислугой по мирным дорогам. Более того, в Озерном краю ей будет гораздо безопаснее, чем в Лондоне, где оставался враг ее отца. И все же душа его переполнялась страхом за любимую женщину. Ему было бы гораздо спокойнее не отпускать ее от себя.
– Вам плохо, милорд?
Кеннет очнулся и увидел перед собой дворецкого, который с несколькими слугами должен был оставаться на лето в Лондоне и наблюдать за ремонтом.
– Просто мне жаль, что я не скоро увижу мисс Ребекку, – без утайки ответил Кеннет.
– Все молодые люди нетерпеливы. Не грустите, милорд. Вы увидитесь с ней всего через несколько дней.
Кеннет приказал себе не волноваться. С Ребеккой ничего не может случиться. А вдруг она за это время соскучится и ее сердце оттает?
Однако тяжелое предчувствие не покидало Кеннета, пока он ездил по магазинам, заказывая мебель и драпировку для дома, что оказалось делом непростым. И все же ему удалось подыскать все необходимое.
Большая часть вечера ушла на то, чтобы разобраться с делами сэра Энтони. Было уже поздно, когда он наконец собрался просмотреть дневники Элен, которые Лавиния тайком передала ему утром. Кеннет долго не решался открыть первый дневник, понимая, что они предназначались не для чужих глаз. Он постарался убедить себя, что делает это ради самой же Элен. Вряд ли она бы хотела, чтобы ее мужа убили, а виновник ее гибели остался безнаказанным.
Он перелистал самый ранний из ее дневников, чтобы понять, какие заметки она делала. Лавиния оказалась права: это были отрывочные впечатления, часто даже без указания даты. Он как будто слышал голос леди Ситон, такой живой и веселый.
Элен начала вести дневник в семнадцатилетнем возрасте, когда она только что потеряла родителей, умерших от лихорадки. После окончания траура опекун привез ее в Лондон, чтобы представить в свете. Успех был грандиозный, «несмотря на мои отвратительные рыжие волосы».
На глаза Кеннету попалось имя лорда Боудена, и он начал читать историю ее помолвки, а затем тайного бегства:
«Маркус Ситон, наследник лорда Боудена, сделал мне предложение. Я приняла его, так как он мне нравится больше, чем другие кавалеры. Мне кажется, я в него влюблена, хотя я пока не знаю, что это такое. Он приятный, благородный и обожает меня, а мне это нравится. Я думаю, что мы с ним поладим. На следующей неделе мы отправляемся с ним в его родовое поместье в Озерном краю, где он представит меня своим родным и где мы будем жить после свадьбы».
Кеннет перевернул несколько страниц.
«Имение Ситонов чудесное, а окрестности просто великолепны. Я рада, что буду здесь хозяйкой. Сегодня я познакомилась с соседской дочерью Маргарет Уиллиард. Не красавица, но очень хорошенькая, с большими выразительными глазами. Мне кажется, она влюблена в Маркуса, потому что в его присутствии она замолкает и заливается краской. Он же ничего не замечает. Таковы уж мужчины. Маргарет должна ненавидеть меня, но она держится приветливо. Надеюсь с ней подружиться. Возможно, она станет женой младшего брата Маркуса, сумасшедшего художника. Он со своими друзьями приедет завтра. Мне будет любопытно познакомиться с ними…
Сегодня приехали эти сумасшедшие художники. Лорд Фрейзер – красивый молодой человек. Пожалуй, он слишком высокого мнения о себе, но в галантности ему не откажешь. Он нарисовал меня в образе Афродиты. Джордж Хэмптон попроще и поэтому немного тушуется в обществе знатных особ. Но он очень мил, не лишен благородства, и с ним легко и просто. Что же касается брата Маркуса Энтони…
Боже, я просто не знаю, что о нем написать».
Следующая запись сделана неделей позже:
«Энтони предложил мне тайно бежать с ним и пожениться. Всего через день мы будем в Гретна-Грин. Меня совершенно не волнуют последствия, которые нетрудно предугадать: разразится скандал, мне уже не быть леди Боуден, хозяйкой поместья Ситонов. Ничто не может разлучить нас с Энтони, а крыша над головой всегда найдется. Все остальное не имеет значения. Пусть Господь и Маркус простят мне мою слабость»,
Кеннет продолжал читать, захваченный историей жизни Элен. Читая следующую запись, он не мог сдержать улыбки:
«Мне кажется, Энтони был слегка разочарован, что я не родила ему сына, но сейчас он в полном восторге от своей крошечной дочки с ее рыжими кудряшками. Он все время рисует ее: спящей, играющей, стараясь запечатлеть каждое ее движение. Можно подумать, что она единственный на земле ребенок».
Первый дневник на этом кончался, и Кеннет решил сделать перерыв. К своему удивлению, он обнаружил, что уже далеко за полночь. Пора ложиться спать.
Но прежде чем лечь в постель, он не смог отказать себе в удовольствии нарисовать ребенка с рыжими кудряшками и задумчивыми глазами.
Уже не первый раз Ребекка с тоской думала о том, как далеко от Лондона находится Озерный край. Отцу пришлось заплатить значительную сумму за почтовых лошадей, которые смогли бы довезти их туда самое малое за четыре дня. Четыре долгих тревожных дня, когда делать совсем нечего и некуда спрятаться от тревожных мыслей, отнимающих покой.
Мысли Ребекки метались от Кеннета к отцу, которому грозила серьезная опасность, и поэтому путешествие для нее было не из приятных. Кроме того, они ехали к месту гибели ее матери. Каждый поворот дороги напоминал Ребекке о ней. Оставалось только надеяться, что пройдет несколько дней и боль притупится. Будет ужасно несправедливо, если тяжелые воспоминания не дадут ей возможности насладиться прелестью этих мест.
Карета подпрыгнула на ухабах, и Ребекка чуть не упала на Лавинию. Если бы не ремни, она бы головой ударилась в грудь подруги отца, и еще неизвестно, чем бы кончилось дело.
– У меня такое впечатление, что дороги с каждым годом становятся все хуже, – заметил сэр Энтони со своего места.
– Ты говоришь это каждый год, – с невольной улыбкой сказала Ребекка. – К счастью, ты быстро забываешь об утомительном путешествии.
– И ты говоришь это мне каждый год. Вот видишь, я все помню.
– Слава Богу, у нас хорошие лошади, и они быстро домчат нас до дома, – отозвалась Лавиния.
– А об этом всегда говорила Элен, – вспомнил сэр Энтони.
Наступила неловкая тишина. Взгляд Ребекки перебегал с отца на Лавинию. Этих двоих связывала многолетняя дружба, которая сейчас переросла в нечто большее. От дружбы и взаимопонимания, всегда существовавших между ними, их отношения перешли в более нежные и глубокие; каждая мелочь выдавала взаимную привязанность. Теперь, когда у Ребекки был некоторый опыт в амурных делах, она могла сказать об этом с уверенностью.
Но ее отец, постоянно винивший себя в загадочной гибели жены, не понимал своего счастья. Он явно нуждался в чьих-то советах, которые смогли бы подтолкнуть его к верному шагу. «Пусть хоть эти двое будут счастливы», – подумала Ребекка, решив вмешаться в личную жизнь отца.
– Скоро закончится срок траура по маме, – сказала она. – Почему бы вам не пожениться?
Ее слова прозвучали как гром среди ясного неба, и две пары глаз с удивлением уставились на нее.
– Мне не делали предложения, дорогая, – после долгого молчания сказала Лавиния, и на ее лицо набежало облачко.
Ребекка посмотрела на отца.
– Почему ты не сделал этого? – спросила она. – Многое связывает вас, и твой долг сделать из нее порядочную женщину.
– И это говорит моя дочь! – возмутился сэр Энтони. – Неужели у тебя не осталось ни капли уважения ко мне?
– Я еще и не тому научилась под крышей твоего дома, – не сдавалась Ребекка. – Твой новый брак не оскорбит памяти мамы. Не думаю, чтобы она хотела видеть тебя в одиночестве на склоне лет. Кто, кроме Лавинии, сможет вынести твой несносный характер капризного художника? Сомневаюсь, что найдется еще хоть одна такая женщина. После того как лорд Кимболл уйдет от нас, только Лавиния сумеет восстановить порядок в доме.
– Если ты скажешь еще хоть одно слово, я выброшу тебя из кареты и тебе придется идти пешком, – рявкнул отец, лицо которого побагровело от возмущения.
– Вот и хорошо, – огрызнулась Ребекка. – По крайней мере у меня не будет разламываться спина от этой тряски.
Отец что-то прошептал себе под нос и, отвернувшись к окну, стал смотреть на проплывающие мимо зеленые поля. В полной тишине они проехали целую милю.
– Я не просила Ребекку вступаться за меня, Энтони, – нарушила тишину Лавиния.
– Знаю, – почти грубо ответил художник. – Надеюсь, ты и дальше будешь терпеть мой характер.
– Конечно, буду. Ты же знаешь, что я всегда любила тебя.
Они беседовали, как будто находились в карете совсем одни.
– Да, – ответил сэр Энтони. – Я тоже люблю тебя с тех пор, как ты пришла в мою мастерскую семнадцатилетней девочкой. Ты была самой лучшей моделью для библейской Иезавели. – Сэр Энтони тяжело вздохнул. – Но я не заслуживаю любви такой щедрой и великодушной женщины, как ты. Я ведь и Элен любил, но всегда был плохим мужем.
– Ты был тем мужем, которого она хотела, и я хочу именно такого. Я вела себя непростительно в глазах общества, вступала в связь со множеством мужчин, и все потому, что не могла быть рядом с единственным, которого я хотела. Мы оба не святые, Энтони, и может, это к лучшему.
Лавиния протянула своему возлюбленному руку, и он судорожно схватил ее. Ребекка отвернулась и стала смотреть на проплывающие за окном ярко-зеленые луга. Она слышала, как Лавиния пересела к отцу, и они начали о чем-то шептаться.
Жизнерадостная Лавиния будет отцу лучшей женой, чем Элен с ее постоянными перепадами настроения. Только сейчас Ребекка поняла причину, почему ее родители были неверны друг другу. Оба темпераментные, неуравновешенные, со вспыльчивыми характерами, они нуждались в отдыхе друг от друга. Элен находила покой в объятиях добродушного Джорджа Хэмптона, а отца утешала Лавиния, полная противоположность его супруге. Этот брак с Лавинией будет не таким бурным, как с матерью, и, возможно, сэр Энтони обретет наконец душевный покой.
– У меня стынет в жилах кровь, – сказал художник. – Если бы это произошло, когда моя серия «Ватерлоо» находилась еще здесь, я бы лишился своих самых лучших картин.
– Слава Богу, вы их не потеряли, – ответил Кеннет, оценивающе оглядывая мастерскую. Закопченные стены, обгоревшая мебель, изуродованный паркет – все это требовало замены. – Могло случиться непоправимое, если бы неизвестный запустил свой снаряд в вашу спальню. Вам с леди Клэкстон не удалось бы выбраться живыми.
– Признаться, я об этом уже думал, – мрачно ответил сэр Энтони. – Как же нам найти этого негодяя?
– Не знаю. Можно нанять сыщика, но у него не будет улик. Как можно раскрыть преступление, если даже не представляешь, за какой конец потянуть! Может, все-таки у вас есть недруги?
– Конечно же, нет, – раздраженно ответил сэр Энтони. – Хотя, может, и есть, но откуда мне знать? Человек моего положения легко вызывает зависть. Возможно, я был неосторожен в высказываниях о картине какого-нибудь художника, ему передали, он разъярился и решил мне отомстить. Художники – очень обидчивый народ.
– Согласен с вами, но если вы припомните что-нибудь еще, сообщите мне. – Кеннет еще раз огляделся. – Какие картины пострадали?
– В основном еще не законченные портреты. Больше всего обгорели портреты Стратмора-младшего и Маркленда. Последний был почти завершен. Мне придется писать их заново. – Сэр Энтони назвал имена еще четырех клиентов. – Сообщите им о задержке и попросите их о дополнительных сеансах позирования. Боюсь, я уже не смогу здесь работать. Придется перейти в малую гостиную.
Кеннет открыл обгоревшие двери, которые вели в малую гостиную.
– Здесь все закоптилось и залито водой. Вода просочилась даже в гостиную. – Внезапно ему в голову пришла блестящая идея. – Почему бы вам прямо сейчас не отправиться в Озерный край? За лето мы сделаем здесь основательный ремонт.
Лицо сэра Энтони просветлело.
– Замечательно! Вы можете остаться в Лондоне, чтобы все устроить, а потом присоединитесь к нам.
Это было совсем не то, чего ждал Кеннет. Ему не хотелось отпускать сэра Энтони одного, без своей защиты, но, с другой стороны, неизвестный враг пока оставался в Лондоне и, по всей вероятности, не сразу покинет его. Кеннет решил подготовить дом к ремонту и через неделю отправиться на север, в Озерный край.
– Слушаю, сэр. Если мы начнем собираться, не откладывая это в долгий ящик, то послезавтра вы сможете отправляться.
– Распорядитесь, чтобы все готовились к отъезду.
Кеннет кивнул и спустился вниз. В холле он встретил лорда Фрейзера, Джорджа Хэмптона и других друзей сэра Энтони, которые, прослышав о пожаре, явились выразить ему свое сочувствие. Кеннет цепко всматривался в лица гостей, надеясь найти на них выражения удовлетворения или разочарования, но увидел только обеспокоенность и любопытство. Уже позже, направляясь в столовую, Кеннет невольно задумался, кто же из них первым устремится в Озерный край вслед за сэром Энтони.
Следующие полтора дня в доме Ситона царила суматоха: готовились к отъезду. Когда наконец кареты и повозка с багажом скрылись из вида, у Кеннета осталось ощущение, будто он готовил генеральное сражение.
Отъезд семьи Ситонов напомнил ему и последнее прощание с Марией. Тогда он расставался с ней с тяжелым сердцем. Ему все время казалось, что они больше никогда не увидятся, но девушка только посмеялась над его страхами и уехала, несмотря на все его уговоры.
Умом Кеннет понимал, что здесь нельзя сравнивать. Мария была партизанкой и уходила на захваченную врагом землю; Ребекка же отправилась в путешествие с отцом и прислугой по мирным дорогам. Более того, в Озерном краю ей будет гораздо безопаснее, чем в Лондоне, где оставался враг ее отца. И все же душа его переполнялась страхом за любимую женщину. Ему было бы гораздо спокойнее не отпускать ее от себя.
– Вам плохо, милорд?
Кеннет очнулся и увидел перед собой дворецкого, который с несколькими слугами должен был оставаться на лето в Лондоне и наблюдать за ремонтом.
– Просто мне жаль, что я не скоро увижу мисс Ребекку, – без утайки ответил Кеннет.
– Все молодые люди нетерпеливы. Не грустите, милорд. Вы увидитесь с ней всего через несколько дней.
Кеннет приказал себе не волноваться. С Ребеккой ничего не может случиться. А вдруг она за это время соскучится и ее сердце оттает?
Однако тяжелое предчувствие не покидало Кеннета, пока он ездил по магазинам, заказывая мебель и драпировку для дома, что оказалось делом непростым. И все же ему удалось подыскать все необходимое.
Большая часть вечера ушла на то, чтобы разобраться с делами сэра Энтони. Было уже поздно, когда он наконец собрался просмотреть дневники Элен, которые Лавиния тайком передала ему утром. Кеннет долго не решался открыть первый дневник, понимая, что они предназначались не для чужих глаз. Он постарался убедить себя, что делает это ради самой же Элен. Вряд ли она бы хотела, чтобы ее мужа убили, а виновник ее гибели остался безнаказанным.
Он перелистал самый ранний из ее дневников, чтобы понять, какие заметки она делала. Лавиния оказалась права: это были отрывочные впечатления, часто даже без указания даты. Он как будто слышал голос леди Ситон, такой живой и веселый.
Элен начала вести дневник в семнадцатилетнем возрасте, когда она только что потеряла родителей, умерших от лихорадки. После окончания траура опекун привез ее в Лондон, чтобы представить в свете. Успех был грандиозный, «несмотря на мои отвратительные рыжие волосы».
На глаза Кеннету попалось имя лорда Боудена, и он начал читать историю ее помолвки, а затем тайного бегства:
«Маркус Ситон, наследник лорда Боудена, сделал мне предложение. Я приняла его, так как он мне нравится больше, чем другие кавалеры. Мне кажется, я в него влюблена, хотя я пока не знаю, что это такое. Он приятный, благородный и обожает меня, а мне это нравится. Я думаю, что мы с ним поладим. На следующей неделе мы отправляемся с ним в его родовое поместье в Озерном краю, где он представит меня своим родным и где мы будем жить после свадьбы».
Кеннет перевернул несколько страниц.
«Имение Ситонов чудесное, а окрестности просто великолепны. Я рада, что буду здесь хозяйкой. Сегодня я познакомилась с соседской дочерью Маргарет Уиллиард. Не красавица, но очень хорошенькая, с большими выразительными глазами. Мне кажется, она влюблена в Маркуса, потому что в его присутствии она замолкает и заливается краской. Он же ничего не замечает. Таковы уж мужчины. Маргарет должна ненавидеть меня, но она держится приветливо. Надеюсь с ней подружиться. Возможно, она станет женой младшего брата Маркуса, сумасшедшего художника. Он со своими друзьями приедет завтра. Мне будет любопытно познакомиться с ними…
Сегодня приехали эти сумасшедшие художники. Лорд Фрейзер – красивый молодой человек. Пожалуй, он слишком высокого мнения о себе, но в галантности ему не откажешь. Он нарисовал меня в образе Афродиты. Джордж Хэмптон попроще и поэтому немного тушуется в обществе знатных особ. Но он очень мил, не лишен благородства, и с ним легко и просто. Что же касается брата Маркуса Энтони…
Боже, я просто не знаю, что о нем написать».
Следующая запись сделана неделей позже:
«Энтони предложил мне тайно бежать с ним и пожениться. Всего через день мы будем в Гретна-Грин. Меня совершенно не волнуют последствия, которые нетрудно предугадать: разразится скандал, мне уже не быть леди Боуден, хозяйкой поместья Ситонов. Ничто не может разлучить нас с Энтони, а крыша над головой всегда найдется. Все остальное не имеет значения. Пусть Господь и Маркус простят мне мою слабость»,
Кеннет продолжал читать, захваченный историей жизни Элен. Читая следующую запись, он не мог сдержать улыбки:
«Мне кажется, Энтони был слегка разочарован, что я не родила ему сына, но сейчас он в полном восторге от своей крошечной дочки с ее рыжими кудряшками. Он все время рисует ее: спящей, играющей, стараясь запечатлеть каждое ее движение. Можно подумать, что она единственный на земле ребенок».
Первый дневник на этом кончался, и Кеннет решил сделать перерыв. К своему удивлению, он обнаружил, что уже далеко за полночь. Пора ложиться спать.
Но прежде чем лечь в постель, он не смог отказать себе в удовольствии нарисовать ребенка с рыжими кудряшками и задумчивыми глазами.
Уже не первый раз Ребекка с тоской думала о том, как далеко от Лондона находится Озерный край. Отцу пришлось заплатить значительную сумму за почтовых лошадей, которые смогли бы довезти их туда самое малое за четыре дня. Четыре долгих тревожных дня, когда делать совсем нечего и некуда спрятаться от тревожных мыслей, отнимающих покой.
Мысли Ребекки метались от Кеннета к отцу, которому грозила серьезная опасность, и поэтому путешествие для нее было не из приятных. Кроме того, они ехали к месту гибели ее матери. Каждый поворот дороги напоминал Ребекке о ней. Оставалось только надеяться, что пройдет несколько дней и боль притупится. Будет ужасно несправедливо, если тяжелые воспоминания не дадут ей возможности насладиться прелестью этих мест.
Карета подпрыгнула на ухабах, и Ребекка чуть не упала на Лавинию. Если бы не ремни, она бы головой ударилась в грудь подруги отца, и еще неизвестно, чем бы кончилось дело.
– У меня такое впечатление, что дороги с каждым годом становятся все хуже, – заметил сэр Энтони со своего места.
– Ты говоришь это каждый год, – с невольной улыбкой сказала Ребекка. – К счастью, ты быстро забываешь об утомительном путешествии.
– И ты говоришь это мне каждый год. Вот видишь, я все помню.
– Слава Богу, у нас хорошие лошади, и они быстро домчат нас до дома, – отозвалась Лавиния.
– А об этом всегда говорила Элен, – вспомнил сэр Энтони.
Наступила неловкая тишина. Взгляд Ребекки перебегал с отца на Лавинию. Этих двоих связывала многолетняя дружба, которая сейчас переросла в нечто большее. От дружбы и взаимопонимания, всегда существовавших между ними, их отношения перешли в более нежные и глубокие; каждая мелочь выдавала взаимную привязанность. Теперь, когда у Ребекки был некоторый опыт в амурных делах, она могла сказать об этом с уверенностью.
Но ее отец, постоянно винивший себя в загадочной гибели жены, не понимал своего счастья. Он явно нуждался в чьих-то советах, которые смогли бы подтолкнуть его к верному шагу. «Пусть хоть эти двое будут счастливы», – подумала Ребекка, решив вмешаться в личную жизнь отца.
– Скоро закончится срок траура по маме, – сказала она. – Почему бы вам не пожениться?
Ее слова прозвучали как гром среди ясного неба, и две пары глаз с удивлением уставились на нее.
– Мне не делали предложения, дорогая, – после долгого молчания сказала Лавиния, и на ее лицо набежало облачко.
Ребекка посмотрела на отца.
– Почему ты не сделал этого? – спросила она. – Многое связывает вас, и твой долг сделать из нее порядочную женщину.
– И это говорит моя дочь! – возмутился сэр Энтони. – Неужели у тебя не осталось ни капли уважения ко мне?
– Я еще и не тому научилась под крышей твоего дома, – не сдавалась Ребекка. – Твой новый брак не оскорбит памяти мамы. Не думаю, чтобы она хотела видеть тебя в одиночестве на склоне лет. Кто, кроме Лавинии, сможет вынести твой несносный характер капризного художника? Сомневаюсь, что найдется еще хоть одна такая женщина. После того как лорд Кимболл уйдет от нас, только Лавиния сумеет восстановить порядок в доме.
– Если ты скажешь еще хоть одно слово, я выброшу тебя из кареты и тебе придется идти пешком, – рявкнул отец, лицо которого побагровело от возмущения.
– Вот и хорошо, – огрызнулась Ребекка. – По крайней мере у меня не будет разламываться спина от этой тряски.
Отец что-то прошептал себе под нос и, отвернувшись к окну, стал смотреть на проплывающие мимо зеленые поля. В полной тишине они проехали целую милю.
– Я не просила Ребекку вступаться за меня, Энтони, – нарушила тишину Лавиния.
– Знаю, – почти грубо ответил художник. – Надеюсь, ты и дальше будешь терпеть мой характер.
– Конечно, буду. Ты же знаешь, что я всегда любила тебя.
Они беседовали, как будто находились в карете совсем одни.
– Да, – ответил сэр Энтони. – Я тоже люблю тебя с тех пор, как ты пришла в мою мастерскую семнадцатилетней девочкой. Ты была самой лучшей моделью для библейской Иезавели. – Сэр Энтони тяжело вздохнул. – Но я не заслуживаю любви такой щедрой и великодушной женщины, как ты. Я ведь и Элен любил, но всегда был плохим мужем.
– Ты был тем мужем, которого она хотела, и я хочу именно такого. Я вела себя непростительно в глазах общества, вступала в связь со множеством мужчин, и все потому, что не могла быть рядом с единственным, которого я хотела. Мы оба не святые, Энтони, и может, это к лучшему.
Лавиния протянула своему возлюбленному руку, и он судорожно схватил ее. Ребекка отвернулась и стала смотреть на проплывающие за окном ярко-зеленые луга. Она слышала, как Лавиния пересела к отцу, и они начали о чем-то шептаться.
Жизнерадостная Лавиния будет отцу лучшей женой, чем Элен с ее постоянными перепадами настроения. Только сейчас Ребекка поняла причину, почему ее родители были неверны друг другу. Оба темпераментные, неуравновешенные, со вспыльчивыми характерами, они нуждались в отдыхе друг от друга. Элен находила покой в объятиях добродушного Джорджа Хэмптона, а отца утешала Лавиния, полная противоположность его супруге. Этот брак с Лавинией будет не таким бурным, как с матерью, и, возможно, сэр Энтони обретет наконец душевный покой.