Страница:
Ребекка от всей души радовалась за них. И однако, в ее сердце была пустота. Она смотрела невидящими глазами на до боли знакомые пейзажи и думала о Кеннете. Ее счастье было таким коротким, что его можно было принять за мираж, который безвозвратно растаял, чтобы никогда не повториться снова.
Кеннет хлопотал целый день в поисках плотников, маляров, штукатуров. К счастью, один из его друзей, служивший у герцога Кэндовера, порекомендовал ему отличных мастеров. Кеннет забежал и к своему адвокату, чтобы рассказать о предполагаемом замужестве своей мачехи. Последний настолько не выносил леди Кимболл, что с радостью согласился помочь Кеннету в этом вопросе.
После обеда Кеннет составил подробный список работ для Минтона. К радости Кеннета, дворецкий оказался весьма расторопным и дельным человеком. Будущему секретарю сэра Энтони не придется уделять так много времени хозяйственным хлопотам. Большую часть работы сможет взять на себя Минтон.
Покончив с делами, Кеннет приступил к чтению следующего дневника Элен Ситон. По мере продвижения вперед, когда события стали приближаться к последним дням жизни женщины, Кеннет становился все внимательнее, стараясь не пропустить неуловимого присутствия тайного недруга. Элен писала обо всем понемножку: о своей ревности, о злословии окружающих и даже о политике, но ни словом не обмолвилась о грозящей ей опасности.
Кеннет получал истинное удовольствие от чтения дневников Элен. Она была прекрасной рассказчицей, хорошо владела словом, умела в нескольких фразах обрисовать законченный портрет того или иного человека. Кеннет решил, что по прошествии лет пятидесяти, когда многих героев повествования не будет в живых, дневники можно будет опубликовать. Правда, в них было много очень личного, и семья вряд ли согласится на публикацию. Внимание Кеннета привлек абзац, мимолетно касающийся Ребекки. Он относился к тому времени, когда ей было всего два года.
«Лучше бы у меня родился сын. Господи, почему я никак не могу выплакаться? Я отчаянно скучаю по матери. Ни одно важное событие в моей жизни не проходит без воспоминаний о ней: помолвка, замужество, рождение Ребекки, и каждый раз она в моих мыслях, как будто смерть унесла ее только вчера. Я ее помню, тоскую, но плакать не могу. Возможно, еще не настало время для моих слез, или оно давно прошло, и сейчас я обречена на вечную печаль. Моя печаль как бескрайний океан, и, однако, я не могу выдавить из себя ни слезинки».
Эти слова Элен разбередили душу Кеннета. Отложив дневник, он глубоко задумался.
Ему было знакомо такое горе. Подобно Элен, он долго носил его в себе. Иногда оно притуплялось, но бессонными ночами давало о себе знать с новой силой. Ребекка научила его избавляться от мучивших его кошмаров, и он ей бесконечно благодарен.
По иронии судьбы, подарив ему ключ к свободе, молодая женщина сама не могла справиться со своей болью. Как и Элен, она тяжело переживала смерть матери и точно так же, Кеннет не сомневался в этом, не могла выплакать свое горе. Он ни разу не заметил ни единой слезинки в ее глазах, как бы опечалена она ни была.
Возможно, когда они увидятся снова, ему удастся помочь ей найти утешение, но пока ему надо справиться со своими собственными кошмарами, которые все еще терзают его душу.
Кеннет направился в мастерскую. Он будет писать акварелью: так легче и быстрее. Кеннет молил Бога, чтобы душа его освободилась и видения оставили его, когда он выплеснет весь этот ужас на полотно.
Кеннет работал до самого рассвета, воссоздавая свой последний ночной кошмар. Картина была еще не закончена, но в работе капитан сумел найти успокоение. Несмотря на драматичность сюжета, картина не останется незамеченной. Вне всякого сомнения, она понравится Джорджу Хэмптону, и тот присоединит ее к пиренейской серии. Правда, в этой картине много личного, не предназначенного для чужого глаза, и не все смогут понять ее. Вот Ребекка бы поняла. От мысли, что его отношения с Ребеккой безвозвратно разрушены, Кеннету стало невыносимо больно.
Весь следующий день он провел в работе, занимаясь подготовкой к ремонту. Он старался успеть как можно больше, чтобы в ближайшие два дня отправиться на север.
Уставший от бессонной ночи и дневной суеты, Кеннет тем не менее приступил к чтению третьего, последнего дневника Элен. По всему чувствовалось, что в этот период ее особенно терзала меланхолия.
«Почему те вещи, которые делают меня счастливой в мае, в январе приносят одни страдания? Всю прошедшую неделю жизнь была сплошным кошмаром и мне временами хотелось уснуть и никогда не просыпаться. Не сомневаюсь, что всем – Энтони, Ребекке и Джорджу – будет гораздо лучше без меня. Только сознание того, и то без всякой надежды, что все изменится к лучшему, удерживает меня от последнего шага. Это да еще моя нерешительность свести счеты с жизнью».
Пробежав глазами эти строки, Кеннет сокрушенно покачал головой. Теперь ему было понятно, почему близкие Элен так боялись, что случится непоправимое.
Шли годы, и записи в дневнике становились все реже, особенно в зимние месяцы. Кеннет догадался, что у Элен не было сил писать или она просто боялась собственных тяжелых мыслей.
Дневник был почти прочитан, а Кеннет так и не сумел напасть на след врага, и тем не менее он все еще не терял надежды.
Оставалось всего несколько страниц, когда Кеннет наткнулся на строки, сразившие его в самое сердце: «Энтони нарисовал самый чудесный мой портрет. На нем я весело смеюсь, глядя на зеленую лужайку Рэйвенсбека. Он назвал меня своей музой. Энтони выставил портрет в гостиной, чтобы все могли полюбоваться им после обеда. У Малькольма было странное выражение лица, когда он смотрел на мой портрет. Он сказал мужу, что я его сердце и что без меня он перестанет быть великим художником. Какая бессмыслица!»
Кеннет мгновенно вспомнил о кольце. Отсутствующее звено с сердцем – это знак, поданный не Элен, а Фрейзером. Это он убил женщину, которая была для сэра Энтони его сердцем и вдохновением.
В юности от Фрейзера ждали многого, но он не оправдал этих надежд. Его картины были незначительными, в них не чувствовалось души. Почти три десятилетия он, терзаясь завистью, наблюдал, как восходила звезда сэра Энтони.
Постепенно дружба двух равных художников омрачалась завистью и ненавистью одного из них. Кеннет вспомнил, как однажды Фрейзер сказал, что картины сэра Энтони стали намного хуже после смерти его жены. Жалкий себялюбец выдавал желаемое за действительное и понял свою ошибку только после успеха серии «Ватерлоо» на последней выставке. Сокрушительный удар по самолюбию Фрейзера был нанесен, когда сэру Энтони предложили выдвинуть свою кандидатуру в президенты Королевской академии искусств, а это значило, что он станет самым известным художником Британии, в то время как Фрейзер так и останется младшим членом академии без малейшей надежды продвинуться дальше.
Кеннет взглянул на часы. Близилась полночь. Время было позднее, но только не для предотвращения убийства.
Конечно, Фрейзер будет все отрицать, но он выбьет из него правду и сделает это с удовольствием. Фрейзер заслуживает сурового наказания за убийство ни в чем не повинной женщины. Кеннет подошел к комоду и вынул из ящика небольшой блестящий пистолет. Фрейзер не тот человек, который станет защищаться как джентльмен. Кеннет сунул пистолет в карман.
Четверть часа пути, и вот он у дома Фрейзера. В окнах света не было, но Кеннета это не остановило. Он поднялся по лестнице и потянулся к дверному молотку.
Молотка не оказалось.
Страх обуял Кеннета: отсутствие дверного молотка означало, что хозяин дома был в отъезде. Негодяй покинул город.
Глава 31
Кеннет хлопотал целый день в поисках плотников, маляров, штукатуров. К счастью, один из его друзей, служивший у герцога Кэндовера, порекомендовал ему отличных мастеров. Кеннет забежал и к своему адвокату, чтобы рассказать о предполагаемом замужестве своей мачехи. Последний настолько не выносил леди Кимболл, что с радостью согласился помочь Кеннету в этом вопросе.
После обеда Кеннет составил подробный список работ для Минтона. К радости Кеннета, дворецкий оказался весьма расторопным и дельным человеком. Будущему секретарю сэра Энтони не придется уделять так много времени хозяйственным хлопотам. Большую часть работы сможет взять на себя Минтон.
Покончив с делами, Кеннет приступил к чтению следующего дневника Элен Ситон. По мере продвижения вперед, когда события стали приближаться к последним дням жизни женщины, Кеннет становился все внимательнее, стараясь не пропустить неуловимого присутствия тайного недруга. Элен писала обо всем понемножку: о своей ревности, о злословии окружающих и даже о политике, но ни словом не обмолвилась о грозящей ей опасности.
Кеннет получал истинное удовольствие от чтения дневников Элен. Она была прекрасной рассказчицей, хорошо владела словом, умела в нескольких фразах обрисовать законченный портрет того или иного человека. Кеннет решил, что по прошествии лет пятидесяти, когда многих героев повествования не будет в живых, дневники можно будет опубликовать. Правда, в них было много очень личного, и семья вряд ли согласится на публикацию. Внимание Кеннета привлек абзац, мимолетно касающийся Ребекки. Он относился к тому времени, когда ей было всего два года.
«Лучше бы у меня родился сын. Господи, почему я никак не могу выплакаться? Я отчаянно скучаю по матери. Ни одно важное событие в моей жизни не проходит без воспоминаний о ней: помолвка, замужество, рождение Ребекки, и каждый раз она в моих мыслях, как будто смерть унесла ее только вчера. Я ее помню, тоскую, но плакать не могу. Возможно, еще не настало время для моих слез, или оно давно прошло, и сейчас я обречена на вечную печаль. Моя печаль как бескрайний океан, и, однако, я не могу выдавить из себя ни слезинки».
Эти слова Элен разбередили душу Кеннета. Отложив дневник, он глубоко задумался.
Ему было знакомо такое горе. Подобно Элен, он долго носил его в себе. Иногда оно притуплялось, но бессонными ночами давало о себе знать с новой силой. Ребекка научила его избавляться от мучивших его кошмаров, и он ей бесконечно благодарен.
По иронии судьбы, подарив ему ключ к свободе, молодая женщина сама не могла справиться со своей болью. Как и Элен, она тяжело переживала смерть матери и точно так же, Кеннет не сомневался в этом, не могла выплакать свое горе. Он ни разу не заметил ни единой слезинки в ее глазах, как бы опечалена она ни была.
Возможно, когда они увидятся снова, ему удастся помочь ей найти утешение, но пока ему надо справиться со своими собственными кошмарами, которые все еще терзают его душу.
Кеннет направился в мастерскую. Он будет писать акварелью: так легче и быстрее. Кеннет молил Бога, чтобы душа его освободилась и видения оставили его, когда он выплеснет весь этот ужас на полотно.
Кеннет работал до самого рассвета, воссоздавая свой последний ночной кошмар. Картина была еще не закончена, но в работе капитан сумел найти успокоение. Несмотря на драматичность сюжета, картина не останется незамеченной. Вне всякого сомнения, она понравится Джорджу Хэмптону, и тот присоединит ее к пиренейской серии. Правда, в этой картине много личного, не предназначенного для чужого глаза, и не все смогут понять ее. Вот Ребекка бы поняла. От мысли, что его отношения с Ребеккой безвозвратно разрушены, Кеннету стало невыносимо больно.
Весь следующий день он провел в работе, занимаясь подготовкой к ремонту. Он старался успеть как можно больше, чтобы в ближайшие два дня отправиться на север.
Уставший от бессонной ночи и дневной суеты, Кеннет тем не менее приступил к чтению третьего, последнего дневника Элен. По всему чувствовалось, что в этот период ее особенно терзала меланхолия.
«Почему те вещи, которые делают меня счастливой в мае, в январе приносят одни страдания? Всю прошедшую неделю жизнь была сплошным кошмаром и мне временами хотелось уснуть и никогда не просыпаться. Не сомневаюсь, что всем – Энтони, Ребекке и Джорджу – будет гораздо лучше без меня. Только сознание того, и то без всякой надежды, что все изменится к лучшему, удерживает меня от последнего шага. Это да еще моя нерешительность свести счеты с жизнью».
Пробежав глазами эти строки, Кеннет сокрушенно покачал головой. Теперь ему было понятно, почему близкие Элен так боялись, что случится непоправимое.
Шли годы, и записи в дневнике становились все реже, особенно в зимние месяцы. Кеннет догадался, что у Элен не было сил писать или она просто боялась собственных тяжелых мыслей.
Дневник был почти прочитан, а Кеннет так и не сумел напасть на след врага, и тем не менее он все еще не терял надежды.
Оставалось всего несколько страниц, когда Кеннет наткнулся на строки, сразившие его в самое сердце: «Энтони нарисовал самый чудесный мой портрет. На нем я весело смеюсь, глядя на зеленую лужайку Рэйвенсбека. Он назвал меня своей музой. Энтони выставил портрет в гостиной, чтобы все могли полюбоваться им после обеда. У Малькольма было странное выражение лица, когда он смотрел на мой портрет. Он сказал мужу, что я его сердце и что без меня он перестанет быть великим художником. Какая бессмыслица!»
Кеннет мгновенно вспомнил о кольце. Отсутствующее звено с сердцем – это знак, поданный не Элен, а Фрейзером. Это он убил женщину, которая была для сэра Энтони его сердцем и вдохновением.
В юности от Фрейзера ждали многого, но он не оправдал этих надежд. Его картины были незначительными, в них не чувствовалось души. Почти три десятилетия он, терзаясь завистью, наблюдал, как восходила звезда сэра Энтони.
Постепенно дружба двух равных художников омрачалась завистью и ненавистью одного из них. Кеннет вспомнил, как однажды Фрейзер сказал, что картины сэра Энтони стали намного хуже после смерти его жены. Жалкий себялюбец выдавал желаемое за действительное и понял свою ошибку только после успеха серии «Ватерлоо» на последней выставке. Сокрушительный удар по самолюбию Фрейзера был нанесен, когда сэру Энтони предложили выдвинуть свою кандидатуру в президенты Королевской академии искусств, а это значило, что он станет самым известным художником Британии, в то время как Фрейзер так и останется младшим членом академии без малейшей надежды продвинуться дальше.
Кеннет взглянул на часы. Близилась полночь. Время было позднее, но только не для предотвращения убийства.
Конечно, Фрейзер будет все отрицать, но он выбьет из него правду и сделает это с удовольствием. Фрейзер заслуживает сурового наказания за убийство ни в чем не повинной женщины. Кеннет подошел к комоду и вынул из ящика небольшой блестящий пистолет. Фрейзер не тот человек, который станет защищаться как джентльмен. Кеннет сунул пистолет в карман.
Четверть часа пути, и вот он у дома Фрейзера. В окнах света не было, но Кеннета это не остановило. Он поднялся по лестнице и потянулся к дверному молотку.
Молотка не оказалось.
Страх обуял Кеннета: отсутствие дверного молотка означало, что хозяин дома был в отъезде. Негодяй покинул город.
Глава 31
Они приехали в Рэйвенсбек уже в сумерках, чему Ребекка была очень рада. От усталости она не могла ни о чем думать. Кеннет уведомил прислугу о приезде хозяев; путешественников ждали заботливо приготовленные спальни и горячий ужин. После ужина все быстро разошлись по своим комнатам.
Освеженная сном, Ребекка поднялась рано и, вскочив с постели, подбежала к окну. Она ездила на Озера всю свою жизнь, и каждый раз после долгого отсутствия от вида, открывающегося из окна, у нее захватывало дух. Долины были подернуты дымкой, и пики холмов напоминали острова в бескрайнем, затянутом тучами небе.
Хотя Ребекка и предпочитала жить в Лондоне, вдали от столицы она чувствовала себя более счастливой: меньше людей, меньше хлопот, чистый воздух и глубокая, первозданная тишина. Внезапно ей пришло в голову, что она могла бы жить здесь круглый год, так как ничто не удерживало ее в городе.
Эта мысль так понравилась ей, что она всерьез задумалась. Отец с Лавинией могут жить в городском особняке и наслаждаться своим браком. Что же касается ее, то она с удовольствием будет жить в уединении и заниматься живописью, тем более что сюжетов для картин здесь было предостаточно: великолепные пейзажи, честные и бесхитростные лица местных жителей, портреты которых писать гораздо интереснее, чем горожан.
Но главное – здесь не будет Кеннета. Сейчас, когда он на пути к большому искусству, их встречи в Лондоне станут неизбежными.
С легким сердцем Ребекка спустилась на завтрак: вареные яйца, тосты, крепкий чай. Отец с Лавинией еще не спускались, чему она была очень рада, так как хотела побыть одна.
Набрав букет весенних цветов, Ребекка села на лошадь и поехала в деревню. Подъехав к церкви, она привязала кобылу и пошла к могиле матери. За девять месяцев все заросло травой, которая ковром стелилась под ногами. Надгробие, сделанное по эскизу отца, было уже установлено. Ребекка прочитала: «Элен Косгроув Ситон. 1768 – 1816. Любимой жене, матери и музе».
Слова, высеченные из камня, породили в сердце Ребекки нестерпимую боль. Она положила цветы на могилу и долго стояла там с опущенной головой, надеясь, что мать незримо присутствует рядом. Горе Ребекки было безгранично.
– Вот ты и успокоилась, мама, – прошептала она и, повернувшись, пошла к воротам.
Рядом с лошадью она увидела Лавинию, придерживающую свою кобылу.
– Мне не хотелось беспокоить тебя, – тихо сказала она.
Увидев букет в руке Лавинии, Ребекка улыбнулась.
– Садовник будет недоволен, что ты обобрала его клумбы.
– Надо сказать ему, чтобы он посадил цветы здесь, тогда и клумбы будут целы, – ответила Лавиния. – Скажи, ты действительно хочешь, чтобы я вышла замуж за Энтони?
– Действительно хочу, – заверила ее Ребекка. – Мой отец очень занят работой, и кто-то должен ухаживать за ним. Я тоже очень занята и не могу этого делать.
– И тем более что ты скоро сама выходишь замуж.
– Сомневаюсь, – сухо ответила Ребекка.
– Неужели твои отношения с Кеннетом зашли в тупик? – нахмурившись, спросила Лавиния.
– Да, – твердо ответила Ребекка, не желая продолжать разговор о Кеннете. Она посмотрела на цветущую долину и вздохнула. – Странно думать, что родовое поместье Ситонов расположено меньше чем в десяти милях отсюда, и тем не менее мы с ними никогда не встречаемся. На одном из балов я познакомилась с леди Ситон. Она была очень мила со мной, несмотря на семейную вражду.
– Маргарет всегда была очаровательной леди. Вражду затеял ее муж. Думаю, Энтони был бы рад положить ей конец.
– Ты знаешь лорда Боудена?
– Немного. Он презирает меня. Боюсь, он опять поссорится с Энтони, если мы поженимся.
– Значит, он совсем дурак, – сказала Ребекка, садясь на лошадь и давая тем самым возможность Лавинии одной постоять у могилы. Она направилась к дому. Одно дело было сделано. Завтра она обязана сделать второе, более трудное: оказаться на месте гибели своей матери.
Чтобы быстрее добраться до Рэйвенсбека, Кеннет решил ехать Королевской почтовой каретой. Выкрашенная в черный и темно-бордовый цвета, карета предназначалась для быстрой доставки почты и не была рассчитана на удобства пассажиров, которые теснились там, как сельди в бочке. Карета редко останавливалась, чтобы дать людям возможность размять ноги и перекусить, но пассажиры терпели все неудобства, лишь бы поскорее добраться до места, а более скорой кареты, чем Королевская почта, трудно было найти.
Зная, что его средства скоро увеличатся, Кеннет не мог отказать себе в удовольствии купить для себя целых два места: только так можно было избежать того, чтобы тебе намяли бока. Все остальные неудобства возместились тем, что уже через два дня он был в Кендале, городе, расположенном недалеко от Рэйвенсбека, а это значило, что прошло всего два с половиной дня с того момента, как Ситоны уехали в свое поместье.
Всю дорогу Кеннет убеждал себя, что он напрасно беспокоится. Не может быть, чтобы Фрейзер устремился в Озерный край с целью убить сэра Энтони. Скорее, его отъезд из Лондона совсем не связан с семьей Ситонов.
Но с другой стороны, любительская бомба, брошенная в дом Ситона, могла быть началом необъявленной войны, и хуже всего, если в этой войне пострадает Ребекка.
Беспокойство Кеннета все возрастало по мере продвижения на север. Используя свой титул и военную выправку, Кеннет нанял на постоялом дворе крепкого коня, способного вынести его самого и его поклажу, и быстро поскакал в Рэйвенсбек.
Он никогда раньше не был в Озерном краю и был поражен его красотой. Если бы не беспокойство, терзавшее его, Кеннет не преминул бы остановиться, чтобы полюбоваться красотами природы и сделать зарисовки, но сейчас он что есть мочи гнал коня. Вот когда он будет полностью уверен в безопасности Ребекки, только тогда полюбуется природой и порисует в свое удовольствие.
Леди Боуден допила чай и, осторожно поставив фарфоровую чашку на блюдце, устремила задумчивый взгляд на мужа.
– Мне сказали, что Энтони с дочерью уже приехали на лето в Рэйвенсбек.
Рука Боудена с чашкой застыла на полпути ко рту.
– И какое тебе до этого дело, Маргарет?
– Сегодня чудесный день, и я хочу поехать туда, чтобы выразить свое соболезнование по поводу кончины Элен, так же как я делала это прошлым летом.
Боуден со стуком поставил чашку.
– У нас нет ничего общего с этой семьей, и я не хочу иметь с ними никаких дел.
– Возможно, ты и не хочешь, но я бы желала, – твердо заявила Маргарет. – Все годы нашего брака я не обращала внимания на твою навязчивую идею относительно Элен, на твою ненависть к брату, но теперь с меня довольно. Энтони и Элен полюбили друг друга и поженились. Конечно, они пренебрегли мнением сливок общества, но в этом нет никакого преступления. Безнравственно нанимать прекрасного молодого человека, для того чтобы он сумел доказать, что Энтони убил свою жену.
– Как ты узнала об этом?
– Ты сам себя выдал. – Маргарет поднялась из-за стола. – Ты никогда по-настоящему не знал Элен. Она была человеком настроения и могла бы сделать твою жизнь невыносимой. Ты прекрасно знаешь, что у нее были любовники. Тебе бы хотелось иметь такую жену? Сомневаюсь. Довольно тоски по прошлому! Тебе уже не семнадцать лет.
– Я запрещаю тебе ездить в Рэйвенсбек! – закричал Боуден, вскакивая из-за стола.
– Неужели ты будешь держать меня взаперти, дорогой? – с иронией спросила Маргарет. – Или выгонишь меня из моего собственного дома? Не думаю.
– Может, ты ездила к Энтони все эти годы? – со злостью спросил Боуден. – Навещала его тайком, как все его потаскушки?
– Не будь так наивен, Маркус, – ледяным тоном сказала его жена. – Хочешь ты того или нет, но я поеду.
Маргарет повернулась и вышла из комнаты; руки ее дрожали. За все годы их брака она никогда не испытывала терпения мужа. Может, она просто боялась его? Но сколько можно жить в тени другой женщины? Двадцать восемь лет – достаточно большой срок для этого. Пора освободить их семью от вечного присутствия Элен.
Чувствуя, что сейчас земля разверзнется у него под ногами и он упадет в бездну, лорд Боуден тяжело опустился на стул. Что толкнуло Маргарет на такое предательство?
А разве он не предавал жену, думая все эти годы о другой женщине? Время от времени он видел Элен в своем воображении и каждый раз задавался вопросом, какой бы была его жизнь с ней, если бы Энтони не похитил невесту. Если Маргарет сказала правду о ее характере и любовных похождениях, значит, он действительно запутался.
Он вспомнил красоту Элен и вдруг со всей очевидностью понял, что никогда по-настоящему не любил ее, а любил в ней только свою мечту. Женщина его мечты никогда бы не сбежала с другим мужчиной. Женщина его мечты существовала только в его воображении.
«Энтони и Элен полюбили друг друга и поженились. Конечно, они пренебрегли мнением сливок общества, но в этом нет никакого преступления», – вспомнил он слова супруги.
Если Энтони явился причиной гибели Элен, то он, конечно, совершил преступление, но совершал ли он убийство? Еще недавно лорд Боуден не сомневался в этом. Подтверждением служило и отсутствующее звено с сердцем из кольца Элен. А если это ошибка? Что, если он в своей злости на то, что Элен предпочла ему брата, возвел на него напраслину?
Лорд Боуден поморщился, как от боли. Кто сделал его жизнь счастливой, окружил его покоем и уютом? Маргарет. Он знал ее еще совсем крошкой. Именно она сумела незаметно и ненавязчиво пронести любовь через все эти годы. Неужели он теперь потерял то, что принимал как должное? Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Лорд Боуден приказал оседлать лошадь.
Выбежав на дорогу, он вскочил на коня и помчался вслед за женой.
– Я собираюсь устроить себе пикник и посвятить день рисованию, – объявила Ребекка за завтраком.
Сэр Энтони рассеянно взглянул на дочь.
– И где прикажешь тебя искать, если ты забудешь вернуться к обеду? – спросил он.
– На западе, я хочу пойти к скале Скелуит. Отец понимающе кивнул, и Ребекка догадалась, что он и сам желал бы направиться туда, как только соберется с духом.
Ребекка сложила в корзинку кисти, краски, хлеб и сыр, а также две небольшие бутылки: одну с сидром, вторую с водой для разведения акварели – и отправилась в путь.
В Озерном краю было холоднее, чем в Лондоне, и на вершинах холмов все еще лежал снег, поэтому она захватила с собой шаль. Прохладный воздух будоражил кровь. Ребекка все больше привыкала к мысли постоянно жить в Рэйвенсбеке.
Она шла не торопясь, по дороге собирая цветы. Чем ближе она приближалась к месту, тем сильнее стучало ее сердце.
Несмотря на название, это была вовсе не скала, а высокий холм, поросший березами. С одной стороны открывался вид на плодородную долину, где протекала река.
Ребекка вошла в березовую рощицу и поставила корзину на траву. Придерживая рукой волосы от ветра, Ребекка оглядела знакомую картину: шесть озер с зеркальной поверхностью, извилистые маленькие ручейки, полноводные после таяния снегов, хорошо возделанная земля между ними. Прекрасный вид для человека в последние минуты его жизни!
Ребекка стала внимательно изучать саму скалу, а вернее, высокий холм, который уходил вниз двумя уступами: первый небольшой, второй – подальше и поменьше, и сразу под ним крутой обрыв. Здесь было невозможно случайно оступиться и мгновенно скатиться вниз.
Так что же все-таки здесь произошло? Несчастный случай? Самоубийство? Или убийство? Ребекка сомневалась, что когда-нибудь это откроется. Душевная боль становилась нестерпимой, и она задалась вопросом, сможет ли хоть когда-нибудь выплакать свое горе.
Один за другим она стала бросать с обрыва полевые цветы, и, подхваченные ветром, они разлетелись далеко внизу. Ребекка нашла солнечный, защищенный от ветра уголок и села на землю, прислонившись к камню. Если бы она была более религиозной, то сейчас непременно помолилась бы о душе матери. Элен Ситон поняла бы ее.
Ребекка открыла альбом.
Фрейзер поднялся на чердак снятого в аренду дома и настроил телескоп на долину. Его взгляд невольно задержался на скале Скелуит. К его удивлению, там кто-то был. Одинокая женщина в синем платье сидела на земле.
Фрейзер чуть не задохнулся от восторга, когда в сидевшей на земле женщине узнал дочь Энтони, эту бездарную потаскушку. Прекрасно!
Он спустился в комнату и взял тонкое золотое колечко. Засунув его в карман, он направился в конюшню. Он сумеет добраться до скалы всего за час. Раз Ребекка рисует, то за это время она никуда не уйдет.
А уж если и уйдет, то навеки.
Поздно утром Кеннет на взмыленном коне прискакал в Рэйвенсбек. Не обращая внимания на внушительный особняк из белого известняка, он, шагая через три ступени, поднялся по лестнице. Дверь была незаперта, и он вошел в холл.
Слуга, прибывший с Ситонами из Лондона, шагнул ему навстречу.
– Лорд Кимболл, мы не ждали вас так рано. Хотите поскорее увидеться с Ребеккой? Я вас прекрасно понимаю.
– Совершенно верно. Где она?
– Насколько мне известно, она отправилась на прогулку.
– А сэр Энтони и леди Клэкстон?
– Они в саду. Проводить вас к ним?
– Пожалуйста, – ответил Кеннет, охваченный тревогой.
Сэр Энтони и Лавиния сидели в саду, наслаждаясь весенним солнышком. Увидев Кеннета, оба раскрыли рты от изумления.
– Вы уже разделались с ремонтом? – спросил сэр Энтони. – Если бы в войну вы командовали армией, то Наполеон был бы разбит за полгода.
– Я так спешил потому, что очень беспокоюсь за вашу безопасность. Вы не встречали Фрейзера?
– Он в Лондоне, насколько мне известно.
– Возможно, он уже здесь, – вмешалась Лавиния. – Я слышала, как одна из местных жительниц сказала, что в этом году лондонцы рано приезжают на лето. Я тогда не придала значения ее словам, а теперь думаю, что это мог быть Фрейзер. Его летний домик всего в нескольких милях отсюда. Возможно, девушка видела именно его.
Кеннет глухо выругался.
– У меня есть все основания полагать, что это он убил леди Ситон и бросил бомбу в ваш дом.
Повисла глубокая тишина.
– Что за ерунда! – вскричал сэр Энтони. – С Элен произошел несчастный случай. Грех утверждать, что ее убил один из моих самых близких друзей!
– Это не могло быть несчастным случаем. Кроме того, все близкие ей люди считают, что она покончила жизнь самоубийством и поэтому никто не имеет желания говорить о ее гибели.
Лицо сэра Энтони побледнело.
– Это со слов Ребекки?
Кеннет кивнул.
– Из того, что она поведала мне, я понял, что если бы леди Ситон захотела покончить с собой, то сделала бы это зимой, во время одного из приступов меланхолии, но никак не летом.
Лавиния дотронулась до руки сэра Энтони.
– Послушай его, дорогой. Кеннет отдает себе отчет в том, что говорит. Если он подозревает Фрейзера, то имеет на то основания. Я замечала, как меняется голос Фрейзера, когда он говорит о тебе. Он завидует твоему успеху и выходит из себя; эта злоба может толкнуть его на преступление.
Сэр Энтони уставился на свою подругу.
– Я объясню все позже, – сказал Кеннет, – а сейчас мне нужно поскорее разыскать Ребекку. Вы не знаете, в каком месте она собиралась гулять?
– У скалы Скелуит, там, где погибла Элен, – ответил сэр Энтони.
Лавиния нахмурилась.
– Мне кажется, эту скалу видно из дома Фрейзера, – сказала она. – Если он там, то ему легко ее увидеть. Но у него нет причин убивать Ребекку.
– А зачем ему понадобилось убивать леди Ситон? – спросил Кеннет. – Мне кажется, что он выжил из ума, но не стоит терять времени. Дайте мне сопровождающего, который покажет мне туда дорогу.
– Я сделаю это сам. – Сэр Энтони поднялся. – Я вам не верю, но вы заразили меня своим волнением.
– Тогда по коням.
Не теряя ни минуты они направились в конюшню. По дороге к месту гибели Элен Кеннет начал сбивчиво рассказывать о своих подозрениях. Когда он рассказал о задании лорда Боудена и своей собственной роли в этом деле, сэр Энтони сухо заметил:
– Так значит, это ему я обязан прекрасным секретарем? Мой дом поблагодарит его за оказанную услугу. Представляю, как он разозлится.
– Вы прощаете мне мой обман? – удивился Кеннет.
– Вы вошли в мой дом обманом, но это еще не значит, что вы предатель.
– Жаль, что Ребекка думает иначе.
– Теперь понятно, почему она не носит ваше кольцо.
– Вот уж не думал, что вы это заметили.
– Я замечаю очень многое, но предпочитаю не вмешиваться.
Они подъехали к развилке дорог, и сэр Энтони повернул налево.
– Боюсь, что моя дочь никому не доверяет. Она стала видеть в людях только зло. – Сэр Энтони вздохнул. – Ребекка была таким спокойным ребенком. Она никогда ни на что не жаловалась и всегда спокойно переносила черную меланхолию матери или мои вспышки гнева. Такой она была до того, как убежала с этим гнусным поэтом. Во всем виноваты мы, потому что не смогли дать ей должного воспитания. А теперь время ушло. У меня так болит сердце за нее. У моей дочери нет ничего, кроме ее работы. Вот почему я решил, что вы будете ей хорошим мужем. Ей нужен человек с твердым характером, человек, на которого она могла бы положиться и который всегда поддержит ее.
Слова сэра Энтони объяснили Кеннету многое в поведении его дочери. Теперь ему было понятно, почему Ребекка так тяжело переживала его обман. Она мало кому доверяла, а Кеннет своими действиями только усилил это недоверие. Господи, если бы все можно было исправить!
Освеженная сном, Ребекка поднялась рано и, вскочив с постели, подбежала к окну. Она ездила на Озера всю свою жизнь, и каждый раз после долгого отсутствия от вида, открывающегося из окна, у нее захватывало дух. Долины были подернуты дымкой, и пики холмов напоминали острова в бескрайнем, затянутом тучами небе.
Хотя Ребекка и предпочитала жить в Лондоне, вдали от столицы она чувствовала себя более счастливой: меньше людей, меньше хлопот, чистый воздух и глубокая, первозданная тишина. Внезапно ей пришло в голову, что она могла бы жить здесь круглый год, так как ничто не удерживало ее в городе.
Эта мысль так понравилась ей, что она всерьез задумалась. Отец с Лавинией могут жить в городском особняке и наслаждаться своим браком. Что же касается ее, то она с удовольствием будет жить в уединении и заниматься живописью, тем более что сюжетов для картин здесь было предостаточно: великолепные пейзажи, честные и бесхитростные лица местных жителей, портреты которых писать гораздо интереснее, чем горожан.
Но главное – здесь не будет Кеннета. Сейчас, когда он на пути к большому искусству, их встречи в Лондоне станут неизбежными.
С легким сердцем Ребекка спустилась на завтрак: вареные яйца, тосты, крепкий чай. Отец с Лавинией еще не спускались, чему она была очень рада, так как хотела побыть одна.
Набрав букет весенних цветов, Ребекка села на лошадь и поехала в деревню. Подъехав к церкви, она привязала кобылу и пошла к могиле матери. За девять месяцев все заросло травой, которая ковром стелилась под ногами. Надгробие, сделанное по эскизу отца, было уже установлено. Ребекка прочитала: «Элен Косгроув Ситон. 1768 – 1816. Любимой жене, матери и музе».
Слова, высеченные из камня, породили в сердце Ребекки нестерпимую боль. Она положила цветы на могилу и долго стояла там с опущенной головой, надеясь, что мать незримо присутствует рядом. Горе Ребекки было безгранично.
– Вот ты и успокоилась, мама, – прошептала она и, повернувшись, пошла к воротам.
Рядом с лошадью она увидела Лавинию, придерживающую свою кобылу.
– Мне не хотелось беспокоить тебя, – тихо сказала она.
Увидев букет в руке Лавинии, Ребекка улыбнулась.
– Садовник будет недоволен, что ты обобрала его клумбы.
– Надо сказать ему, чтобы он посадил цветы здесь, тогда и клумбы будут целы, – ответила Лавиния. – Скажи, ты действительно хочешь, чтобы я вышла замуж за Энтони?
– Действительно хочу, – заверила ее Ребекка. – Мой отец очень занят работой, и кто-то должен ухаживать за ним. Я тоже очень занята и не могу этого делать.
– И тем более что ты скоро сама выходишь замуж.
– Сомневаюсь, – сухо ответила Ребекка.
– Неужели твои отношения с Кеннетом зашли в тупик? – нахмурившись, спросила Лавиния.
– Да, – твердо ответила Ребекка, не желая продолжать разговор о Кеннете. Она посмотрела на цветущую долину и вздохнула. – Странно думать, что родовое поместье Ситонов расположено меньше чем в десяти милях отсюда, и тем не менее мы с ними никогда не встречаемся. На одном из балов я познакомилась с леди Ситон. Она была очень мила со мной, несмотря на семейную вражду.
– Маргарет всегда была очаровательной леди. Вражду затеял ее муж. Думаю, Энтони был бы рад положить ей конец.
– Ты знаешь лорда Боудена?
– Немного. Он презирает меня. Боюсь, он опять поссорится с Энтони, если мы поженимся.
– Значит, он совсем дурак, – сказала Ребекка, садясь на лошадь и давая тем самым возможность Лавинии одной постоять у могилы. Она направилась к дому. Одно дело было сделано. Завтра она обязана сделать второе, более трудное: оказаться на месте гибели своей матери.
Чтобы быстрее добраться до Рэйвенсбека, Кеннет решил ехать Королевской почтовой каретой. Выкрашенная в черный и темно-бордовый цвета, карета предназначалась для быстрой доставки почты и не была рассчитана на удобства пассажиров, которые теснились там, как сельди в бочке. Карета редко останавливалась, чтобы дать людям возможность размять ноги и перекусить, но пассажиры терпели все неудобства, лишь бы поскорее добраться до места, а более скорой кареты, чем Королевская почта, трудно было найти.
Зная, что его средства скоро увеличатся, Кеннет не мог отказать себе в удовольствии купить для себя целых два места: только так можно было избежать того, чтобы тебе намяли бока. Все остальные неудобства возместились тем, что уже через два дня он был в Кендале, городе, расположенном недалеко от Рэйвенсбека, а это значило, что прошло всего два с половиной дня с того момента, как Ситоны уехали в свое поместье.
Всю дорогу Кеннет убеждал себя, что он напрасно беспокоится. Не может быть, чтобы Фрейзер устремился в Озерный край с целью убить сэра Энтони. Скорее, его отъезд из Лондона совсем не связан с семьей Ситонов.
Но с другой стороны, любительская бомба, брошенная в дом Ситона, могла быть началом необъявленной войны, и хуже всего, если в этой войне пострадает Ребекка.
Беспокойство Кеннета все возрастало по мере продвижения на север. Используя свой титул и военную выправку, Кеннет нанял на постоялом дворе крепкого коня, способного вынести его самого и его поклажу, и быстро поскакал в Рэйвенсбек.
Он никогда раньше не был в Озерном краю и был поражен его красотой. Если бы не беспокойство, терзавшее его, Кеннет не преминул бы остановиться, чтобы полюбоваться красотами природы и сделать зарисовки, но сейчас он что есть мочи гнал коня. Вот когда он будет полностью уверен в безопасности Ребекки, только тогда полюбуется природой и порисует в свое удовольствие.
Леди Боуден допила чай и, осторожно поставив фарфоровую чашку на блюдце, устремила задумчивый взгляд на мужа.
– Мне сказали, что Энтони с дочерью уже приехали на лето в Рэйвенсбек.
Рука Боудена с чашкой застыла на полпути ко рту.
– И какое тебе до этого дело, Маргарет?
– Сегодня чудесный день, и я хочу поехать туда, чтобы выразить свое соболезнование по поводу кончины Элен, так же как я делала это прошлым летом.
Боуден со стуком поставил чашку.
– У нас нет ничего общего с этой семьей, и я не хочу иметь с ними никаких дел.
– Возможно, ты и не хочешь, но я бы желала, – твердо заявила Маргарет. – Все годы нашего брака я не обращала внимания на твою навязчивую идею относительно Элен, на твою ненависть к брату, но теперь с меня довольно. Энтони и Элен полюбили друг друга и поженились. Конечно, они пренебрегли мнением сливок общества, но в этом нет никакого преступления. Безнравственно нанимать прекрасного молодого человека, для того чтобы он сумел доказать, что Энтони убил свою жену.
– Как ты узнала об этом?
– Ты сам себя выдал. – Маргарет поднялась из-за стола. – Ты никогда по-настоящему не знал Элен. Она была человеком настроения и могла бы сделать твою жизнь невыносимой. Ты прекрасно знаешь, что у нее были любовники. Тебе бы хотелось иметь такую жену? Сомневаюсь. Довольно тоски по прошлому! Тебе уже не семнадцать лет.
– Я запрещаю тебе ездить в Рэйвенсбек! – закричал Боуден, вскакивая из-за стола.
– Неужели ты будешь держать меня взаперти, дорогой? – с иронией спросила Маргарет. – Или выгонишь меня из моего собственного дома? Не думаю.
– Может, ты ездила к Энтони все эти годы? – со злостью спросил Боуден. – Навещала его тайком, как все его потаскушки?
– Не будь так наивен, Маркус, – ледяным тоном сказала его жена. – Хочешь ты того или нет, но я поеду.
Маргарет повернулась и вышла из комнаты; руки ее дрожали. За все годы их брака она никогда не испытывала терпения мужа. Может, она просто боялась его? Но сколько можно жить в тени другой женщины? Двадцать восемь лет – достаточно большой срок для этого. Пора освободить их семью от вечного присутствия Элен.
Чувствуя, что сейчас земля разверзнется у него под ногами и он упадет в бездну, лорд Боуден тяжело опустился на стул. Что толкнуло Маргарет на такое предательство?
А разве он не предавал жену, думая все эти годы о другой женщине? Время от времени он видел Элен в своем воображении и каждый раз задавался вопросом, какой бы была его жизнь с ней, если бы Энтони не похитил невесту. Если Маргарет сказала правду о ее характере и любовных похождениях, значит, он действительно запутался.
Он вспомнил красоту Элен и вдруг со всей очевидностью понял, что никогда по-настоящему не любил ее, а любил в ней только свою мечту. Женщина его мечты никогда бы не сбежала с другим мужчиной. Женщина его мечты существовала только в его воображении.
«Энтони и Элен полюбили друг друга и поженились. Конечно, они пренебрегли мнением сливок общества, но в этом нет никакого преступления», – вспомнил он слова супруги.
Если Энтони явился причиной гибели Элен, то он, конечно, совершил преступление, но совершал ли он убийство? Еще недавно лорд Боуден не сомневался в этом. Подтверждением служило и отсутствующее звено с сердцем из кольца Элен. А если это ошибка? Что, если он в своей злости на то, что Элен предпочла ему брата, возвел на него напраслину?
Лорд Боуден поморщился, как от боли. Кто сделал его жизнь счастливой, окружил его покоем и уютом? Маргарет. Он знал ее еще совсем крошкой. Именно она сумела незаметно и ненавязчиво пронести любовь через все эти годы. Неужели он теперь потерял то, что принимал как должное? Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Лорд Боуден приказал оседлать лошадь.
Выбежав на дорогу, он вскочил на коня и помчался вслед за женой.
– Я собираюсь устроить себе пикник и посвятить день рисованию, – объявила Ребекка за завтраком.
Сэр Энтони рассеянно взглянул на дочь.
– И где прикажешь тебя искать, если ты забудешь вернуться к обеду? – спросил он.
– На западе, я хочу пойти к скале Скелуит. Отец понимающе кивнул, и Ребекка догадалась, что он и сам желал бы направиться туда, как только соберется с духом.
Ребекка сложила в корзинку кисти, краски, хлеб и сыр, а также две небольшие бутылки: одну с сидром, вторую с водой для разведения акварели – и отправилась в путь.
В Озерном краю было холоднее, чем в Лондоне, и на вершинах холмов все еще лежал снег, поэтому она захватила с собой шаль. Прохладный воздух будоражил кровь. Ребекка все больше привыкала к мысли постоянно жить в Рэйвенсбеке.
Она шла не торопясь, по дороге собирая цветы. Чем ближе она приближалась к месту, тем сильнее стучало ее сердце.
Несмотря на название, это была вовсе не скала, а высокий холм, поросший березами. С одной стороны открывался вид на плодородную долину, где протекала река.
Ребекка вошла в березовую рощицу и поставила корзину на траву. Придерживая рукой волосы от ветра, Ребекка оглядела знакомую картину: шесть озер с зеркальной поверхностью, извилистые маленькие ручейки, полноводные после таяния снегов, хорошо возделанная земля между ними. Прекрасный вид для человека в последние минуты его жизни!
Ребекка стала внимательно изучать саму скалу, а вернее, высокий холм, который уходил вниз двумя уступами: первый небольшой, второй – подальше и поменьше, и сразу под ним крутой обрыв. Здесь было невозможно случайно оступиться и мгновенно скатиться вниз.
Так что же все-таки здесь произошло? Несчастный случай? Самоубийство? Или убийство? Ребекка сомневалась, что когда-нибудь это откроется. Душевная боль становилась нестерпимой, и она задалась вопросом, сможет ли хоть когда-нибудь выплакать свое горе.
Один за другим она стала бросать с обрыва полевые цветы, и, подхваченные ветром, они разлетелись далеко внизу. Ребекка нашла солнечный, защищенный от ветра уголок и села на землю, прислонившись к камню. Если бы она была более религиозной, то сейчас непременно помолилась бы о душе матери. Элен Ситон поняла бы ее.
Ребекка открыла альбом.
Фрейзер поднялся на чердак снятого в аренду дома и настроил телескоп на долину. Его взгляд невольно задержался на скале Скелуит. К его удивлению, там кто-то был. Одинокая женщина в синем платье сидела на земле.
Фрейзер чуть не задохнулся от восторга, когда в сидевшей на земле женщине узнал дочь Энтони, эту бездарную потаскушку. Прекрасно!
Он спустился в комнату и взял тонкое золотое колечко. Засунув его в карман, он направился в конюшню. Он сумеет добраться до скалы всего за час. Раз Ребекка рисует, то за это время она никуда не уйдет.
А уж если и уйдет, то навеки.
Поздно утром Кеннет на взмыленном коне прискакал в Рэйвенсбек. Не обращая внимания на внушительный особняк из белого известняка, он, шагая через три ступени, поднялся по лестнице. Дверь была незаперта, и он вошел в холл.
Слуга, прибывший с Ситонами из Лондона, шагнул ему навстречу.
– Лорд Кимболл, мы не ждали вас так рано. Хотите поскорее увидеться с Ребеккой? Я вас прекрасно понимаю.
– Совершенно верно. Где она?
– Насколько мне известно, она отправилась на прогулку.
– А сэр Энтони и леди Клэкстон?
– Они в саду. Проводить вас к ним?
– Пожалуйста, – ответил Кеннет, охваченный тревогой.
Сэр Энтони и Лавиния сидели в саду, наслаждаясь весенним солнышком. Увидев Кеннета, оба раскрыли рты от изумления.
– Вы уже разделались с ремонтом? – спросил сэр Энтони. – Если бы в войну вы командовали армией, то Наполеон был бы разбит за полгода.
– Я так спешил потому, что очень беспокоюсь за вашу безопасность. Вы не встречали Фрейзера?
– Он в Лондоне, насколько мне известно.
– Возможно, он уже здесь, – вмешалась Лавиния. – Я слышала, как одна из местных жительниц сказала, что в этом году лондонцы рано приезжают на лето. Я тогда не придала значения ее словам, а теперь думаю, что это мог быть Фрейзер. Его летний домик всего в нескольких милях отсюда. Возможно, девушка видела именно его.
Кеннет глухо выругался.
– У меня есть все основания полагать, что это он убил леди Ситон и бросил бомбу в ваш дом.
Повисла глубокая тишина.
– Что за ерунда! – вскричал сэр Энтони. – С Элен произошел несчастный случай. Грех утверждать, что ее убил один из моих самых близких друзей!
– Это не могло быть несчастным случаем. Кроме того, все близкие ей люди считают, что она покончила жизнь самоубийством и поэтому никто не имеет желания говорить о ее гибели.
Лицо сэра Энтони побледнело.
– Это со слов Ребекки?
Кеннет кивнул.
– Из того, что она поведала мне, я понял, что если бы леди Ситон захотела покончить с собой, то сделала бы это зимой, во время одного из приступов меланхолии, но никак не летом.
Лавиния дотронулась до руки сэра Энтони.
– Послушай его, дорогой. Кеннет отдает себе отчет в том, что говорит. Если он подозревает Фрейзера, то имеет на то основания. Я замечала, как меняется голос Фрейзера, когда он говорит о тебе. Он завидует твоему успеху и выходит из себя; эта злоба может толкнуть его на преступление.
Сэр Энтони уставился на свою подругу.
– Я объясню все позже, – сказал Кеннет, – а сейчас мне нужно поскорее разыскать Ребекку. Вы не знаете, в каком месте она собиралась гулять?
– У скалы Скелуит, там, где погибла Элен, – ответил сэр Энтони.
Лавиния нахмурилась.
– Мне кажется, эту скалу видно из дома Фрейзера, – сказала она. – Если он там, то ему легко ее увидеть. Но у него нет причин убивать Ребекку.
– А зачем ему понадобилось убивать леди Ситон? – спросил Кеннет. – Мне кажется, что он выжил из ума, но не стоит терять времени. Дайте мне сопровождающего, который покажет мне туда дорогу.
– Я сделаю это сам. – Сэр Энтони поднялся. – Я вам не верю, но вы заразили меня своим волнением.
– Тогда по коням.
Не теряя ни минуты они направились в конюшню. По дороге к месту гибели Элен Кеннет начал сбивчиво рассказывать о своих подозрениях. Когда он рассказал о задании лорда Боудена и своей собственной роли в этом деле, сэр Энтони сухо заметил:
– Так значит, это ему я обязан прекрасным секретарем? Мой дом поблагодарит его за оказанную услугу. Представляю, как он разозлится.
– Вы прощаете мне мой обман? – удивился Кеннет.
– Вы вошли в мой дом обманом, но это еще не значит, что вы предатель.
– Жаль, что Ребекка думает иначе.
– Теперь понятно, почему она не носит ваше кольцо.
– Вот уж не думал, что вы это заметили.
– Я замечаю очень многое, но предпочитаю не вмешиваться.
Они подъехали к развилке дорог, и сэр Энтони повернул налево.
– Боюсь, что моя дочь никому не доверяет. Она стала видеть в людях только зло. – Сэр Энтони вздохнул. – Ребекка была таким спокойным ребенком. Она никогда ни на что не жаловалась и всегда спокойно переносила черную меланхолию матери или мои вспышки гнева. Такой она была до того, как убежала с этим гнусным поэтом. Во всем виноваты мы, потому что не смогли дать ей должного воспитания. А теперь время ушло. У меня так болит сердце за нее. У моей дочери нет ничего, кроме ее работы. Вот почему я решил, что вы будете ей хорошим мужем. Ей нужен человек с твердым характером, человек, на которого она могла бы положиться и который всегда поддержит ее.
Слова сэра Энтони объяснили Кеннету многое в поведении его дочери. Теперь ему было понятно, почему Ребекка так тяжело переживала его обман. Она мало кому доверяла, а Кеннет своими действиями только усилил это недоверие. Господи, если бы все можно было исправить!