Перемолотов Владимир. Тесные контакты четвертого рода

   Командировка выдалась не простой, я бы сказал даже, где-то опасной, но после полутора часов муторного и загоняющего в сон доклада я стал думать о ней иначе. Там-то все было ясно. Даже когда Чен застрял в переходном отсеке, понятно было, как его оттуда вытаскивать. Не то, что тут…
   — Есть работа? — осведомился Чен на правах старшего.
   — Конечно, — кивнул Адам Иванович. Он откинулся в кресле и, сложив руки на животе, завертел пальцами. — Аварийному комиссару всегда работа найдется. Такая уж у него доля, у аварийного комиссара…
   Он вздохнул, обозначая вздохом изрядную долю лицемерия.
   — Слаб человек по сути своей. Все суетится чего-то, придумывает… Все пытается обмануть ближнего.
   Глаза у него были спокойные — никакого страдания за род человеческий. Работа есть работа. Нам по своей службе с другими людьми и сталкиваться-то не приходилось. Все больше с проходимцами, с наглецами…
   — Ну, мы-то ему не ближние, — все-таки глубокомысленно возразил я, пытаясь разглядеть в стеклянной стенке старомодного шкафа за его спиной экран вычислителя. Что-то там было красное, с синей каймой. Определенно что-то экстренное. Если б шеф позволил я бы с ним поспорил, что это — экстренный вызов, а, скорее всего, письмо от нашего коллеги аварийного комиссара. Только ведь не будет он спорить.
   — Это еще что за упадничество? — удивился шеф, прекратив шевелить пальцами. — Да ближние мы ему! Ближе нас ему никого нет! Кто из родственников ему денег даст и назад не попросит? А?
   В такой постановке вопроса был свой резон, но за меня согласился Чен.
   — Точно. Только мы. Только страховая компания.
   Шеф вздохнул, словно выражал сожаления по поводу того, что мы еще недостаточно прониклись, и поэтому не в полной мере готовы к выполнению….
   — Нужно тут съездить в одно место…
   Он задумался, как будто искал доводы, чтоб передумать, но не нашел. Между электродов в бесконечной игре продолжали извиваться электрические змейки.
   — Да. Придется…
   Мы с Ченом переглянулись, гордясь собственной проницательностью.
   — Куда?
   — Вот это и есть вопрос.
   Он смотрел на нас, словно решал доверять нам тайну или нет. На посторонних это производило впечатление, но мы-то его уже знали. Как бы не сомневался, а все равно скажет.
   — Пропал корабль с лабораторным оборудованием.
   — И что?
   — Есть подозрения, что «Двойная оранжевая» что-то хитрит… — наконец сказал он, выразив лицом нешуточное борение с сомнениями. — Что-то они там, вроде бы шевелятся непотребно… Дело пахнет, Пованивает дельце-то…
   Знакомое выражение… Вспомнилось, как только вчера я тащил Чена, из такого же, может быть вонючего дела, а стены на глазах сдвигались одна к другой, секунды убегали и Чен казался слишкорм тяжелым и неповоротливым… Ну, да Бог с ним. Это дело прошлое.
   «Двойная оранжевая» считалась одним из крупнейших клиентов компании и до сих пор никаких неприятностей нам не доставляла. Конечно, я мог, по молодости лет, чего-то не знать и посмотрел на Чена. Тот смотрел на шефа с тем же удивлением во взоре, что и я сам. Но раз сам Большой Шеф говорит, что дело пахнет, то оставалось довериться его неохватному опыту.
   — Так все-таки куда?
   — Если б я знал…
   Чудит старик. Непонятно, но ладно. Куда-нибудь да направят.
   — А почему такая честь?
   Большой Шеф смотрел не понимая.
   — Почему именно нас? — поправился Чен. — Вы же знаете, что мы только-только вернулись…
   Начальник усмехнулся, словно радовался возможности разъяснить кому-нибудь прописную истину. Есть такие люди — хлебом их не корми, а дай прописную истину разжевать и в рот положить.
   — Вернулись?
   — Да.
   — Дело сделали?
   — А то вы не знаете, — слегка обиделся Чен. Черный ящик, как это, собственно и полагалось, он лично передал в руки Большому Шефу.
   Тот покачал головой, словно ждал именно этого ответа.
   — Вот потому и идете, что умеете возвращаться и не с пустыми руками.
   Он наклонился к нам и, поманив пальцем, чтоб мы наклонились поближе, доверительно добавил.
   — Вообще-то идут все. Даже не профильные отделы. В системе Белюля шесть планет, четырнадцать спутников, два пояса астероидов и очень-очень много просто пустого пространства. Отыскать корабль там будет непросто.
   «Что ж… По крайней мере, скучно не будет», — подумал я. По глазам Чена видно было, что и он исполнился не меньшего энтузиазма. Знание страховой терминологии все-таки не делало только что прослушанную нами первую половину доклада более привлекательной, чем оставшаяся вторая, да и не видно ему вчера было, как стенки у него под ногами сходились.
   — Найдем, если он там.
   — Это если там… — вздохнул Адам Иванович. — Если там…
 

Место высадки.

Эпицентр.

   Надрывая двигатель, Десятый выбирался из кучи каких-то обломков.
   Железо свалилось с него, но звук от этого даже не родился. Ему не было места в воздухе, наполненном грохотом, визгом и скрежетом.
   Дым и пламя крутились вокруг него.
   Дым, пламя и пышущее жаром железо.
   Черные раскаленные вихри обдавали жаром, но не разгоняли черного, жирного дыма. За ним, за стеной огня что-то гремело и выло, но определить, что там такое происходит, он не мог. Время от времени налетавший откуда-то горячий ветер расталкивал дым, и тогда вылезали оттуда перекрученные причудливыми узлами пучки труб, куски камня и даже, кажется несгоревшая органика, но за ними стелился все тот же дым, скрывавший все вокруг. Единственно в чем он был уверен абсолютно, так это в том, что где-то за ним прятались враги, что постараются доделать то, что не успели. Знать бы, что им помешало.
   Это было важно, так как врагов-то он как раз и не видел. Ни локатор, ни ультразвуковой щуп не работали. Радиоволны вязли тут, словно в пустоте — уходили и не возвращались.
   Одно было хорошо — «крысы» работали, не покладая лап. Что-то меняли, переставляли, он чувствовал, как вспыхивают внутри него огоньки сварки и как со схемы повреждения исчезают черные провалы бездействующих агрегатов. Заработал радар. Он послал во внешний мир идентификационный импульс «я свой» и ту же получил ответ.
   Радости не было. Только что-то похожее на удовлетворение. Не смотря на затишье, бой еще не кончен, и любая помощь могла стать той крошкой, которая принесет победу.
   Рывком Десятый выпрыгнул на холм, оставив под собой стелющийся во всех сторонах дым. Приборы сканировали пространство вокруг, давая главному вычислителю информацию.
   Ему хватило четырех секунд, чтоб оценить ситуацию. Вообще-то в условиях реальных боевых действий хватило бы и полсекунды, но тут был другой случай.
 

Имперский город Эмиргергер

Дворец Императора.

   — …и, наконец, о знамении, которое видели многие.
   Старший Брат Барра окинул слушателей цепким взглядом. Все тут было как всегда — пятна яркого света на коврах и шкурах, каменные и деревянные столбы, украшенные картинами первых четырех воплощений, ну и конечно те же, что и всегда лица. В отсутствие Императора Аденты Эмирга, в Зале Совета сидел его сын и наследник Мовсий и куча его прихлебателей — молодых, горластых, увешанных оружием, непочтительных и при этом ничего из себя не представляющих. Император проводил смотр ополчения в южных провинциях, а лучше бы не уезжал он из Эмиргергера. Ей Богу, лучше…
   Солнце косыми лучами било в раскрытые окна и света хватало, чтоб увидеть всех и каждого, кто сидел в зале Совета. Увидеть и расплеваться от огорчения. Непочтительные, ухмыляющиеся рожи. Рушатся устои, рушится Империя, если такие люди придут к кормилу власти…. Она надежда на Императора.
   Библиотекарь этот еще за Императором увязался… Вот кого не жалко, так уж этого безбожника.
   — Что замолчал, монах? — спросил Мовсий. Старший Брат очнулся, вздел руку.
   — Полагать надо это знаком недовольств Кархи, о чем говорят багровые облака в том месте, где скрылось небесное чудовище…
   Иркон наклонился к уху наследника и, заранее улыбаясь, зашептал что-то непочтительное, глазом кося на монаха. Губы у наследника дрогнули, начали разъезжаться в улыбку. Ну, точно, гадость какую-то сказал. Давно этот лицемер к Покаянной пляске просится, ой давно…
   — Сейчас как раз Братья ищут объясненье знамения, не связанно ли оно с происками дьявола Пеги, однако…
   Мовсий отвернулся, заставив монаха замолчать.
   — А что наши эркмассы? Никто не сообщил ничего нового о загадочном небесном чудовище?
   Точности ради Старший Брат посмотрел в свиток с записями, хотя и так все было ясно, и твердо ответил:
   — Никто… Птичья почта пришла отовсюду, кроме Саара.
 

Имперский город Саар.

Городская кузня.

   Поцур Кувалда помянул шепотом четырех небесных помощников, и, страшась, что и в этот раз ничего не выйдет, нажал на доску плечом. Позади заорал кот, словно предостерегал от чего-то, но что уж в таких делах котов бояться что ли? Кот этот сроду ничего умного не сказал и не сделал, а тут жизнь на кону. Ну-ка, ну-ка, еще, еще….
   Помогли Божьи помощники! Поделились силой и удачей!
   Доска зашипела, словно второй рассерженный кот и стронулась. На пол пальца, не больше, но ведь стронулась же! Вышло! Вышло!!
   Лицо обдало жаром. Поцур задышал, поняв, что приходит конец его страданиям. Натерпелся! Хватит! Кот позади продолжал орать, но уже радуясь. Ну, еще немного… Человек, упершись ногой в выступ захрипел, вжимая в пальцы остатки сил, и доска с великим трудом отодвинулась с дороги, давая возможность просунуть голову.
   После того, что случилось с погребом, кузнец не удивился бы ничему, а уж тому, что увидел — и подавно. Прямо у порога лежал кто-то заваленный камнями, досками и кусками угля. Поцур Кувалда уже повидал на своем веку покойников и сразу понял, что этому уже ничего не поможет — из-под кучи вытекла и засохла кровавя лужа. Над ней лениво крутились мухи. Этим вообще ничего. Эти все переживут.
   Издалека долетел конский топот и звяканье. На всякий случай Поцур отодвинулся внутрь, в темноту, не переставая искать глазами и удивляться переменам во дворе. Много чего изменилось там — исчезла поленница, от стены сарая осталась только чадящая куча бревен, и даже предполагать не стоило, что же стало с самим сараем. Во дворе не осталось ни травы, ни цветов, ни собачьей будки, ни даже деревьев. Вместо всего это лежало крошево из бревен и камня, придавленной кое-где остатками забора. Звяканье приблизилось и в проломе стали видны закованные в железо всадники. По флажку, что торчал над трубачом, узнал малую дружину эркмасса.
   Пока Поцур смотрел на всадников, цепляясь когтями за куртку, кот запрыгнул на плечо и с непотребным мявом сиганул наружу.
   Сверху тут же посыпалась какая-то труха, ручейком заструился песок, в лицо пахнуло дымом, но он был слаще того, чем он дышал последние два дня. Кузнец вздохнул, наслаждаясь, потом посмотрел назад.
   Ну, ладно… У эркмасс свои дела — у него свои.
   Позади остались покосившиеся стены погреба. Залетевший в щель солнечный луч высветил покосившиеся, выбившиеся из пазов доски и бревна, разбитые кувшины и кадки. Из темноты нудно и муторно тянуло рассолом. Поцур содрогнулся и чихнул. Этот запах преследовал его уже три дня — все время, что он сидел в погребе.
   Что тут произошло, он и сейчас не понимал, но очень надеялся на то, что все-таки поймет.
   Должен же кто-то за все это ответить и заплатить?
   Ухватив доску руками, он начал расшатывать её, освобождая выход. Дерево пружинило, трещало, упиралось и, наконец, не выдержало. С сухим хрустом доска обломилась, и Поцур не устояв на ногах выпал в дыру. Лежал он там не более мгновения и подскочил как ужаленный. Рядом со знакомым уже покойником лежало еще двое.
   Несколько мгновений хозяин смотрел на три пары хороших, со стальными подковками покойницких сапог и ноги сами собой начали отплясывать благодарственную. Вот это называется, повезло! Да еще как повезло-то!!!
 

Апприбатский лес.

Берег Эйбера.

   Река катила волны, словно ей никакого дела не было до того, что тут делается. Правду сказать она уже и смотрелась не так ужасно, как два дня назад. Прихорашиваясь, вода унесла или выбросила на берег все, что в ней каким-то чудом очутилось — стволы деревьев, спутанные, словно передравшиеся между собой коты, клубки кустов, трупы животных. Мути и то поубавилось. Местами, там где помельче, река проглядывалась до самого дна. Некоторые воины не смотря на запрет уже пили воду, правда, через окуренные священным дымом платки с вышивкой Третьего воплощения Кархи и — ничего. Брюхом не маялись. Картину портили только деревья, что кронами рухнув воду, уцепились корнями за берег и лежали так, взывая к людской жалости. Река бурлила, обтекая их, ворчала маленькими водоворотами, и эркмасс Кори с сожалением думал, что нет тут ни одного ствола, котиорый мок бы стать мостом с одного берега на другой.
   К несчастью для города то, что случилось, случилось на той стороне реки. Вон она, башня-то… Стоит. Нелепище железное. Не иначе как дьявол воткнул. Эркмасс угрюмо посмотрел на неё. Ничего… Посмотрим… Самое время посмотреть на то, что Карха послал им по милости своей или, это тоже возможно, то, что Пега по своему общеизвестному коварству в Империю сунул. Самое время было кончать привал. Он уже видел, как десятники переминаются с ноги на ногу, понимая, что не может отдых длиться вечно. Эркмасс поднялся, но, команду кончать дневку перебил чей-то голос.
   — Человек! Человека нашли!
   Кусты на самом берегу колыхались, переливаясь зеленью. Из них, спинами вперед, выдрались двое латников серого десятка. На ходу они развернулись и, повернувшись, поволокли находку к эркмассу. Губы латников блестели, один утирался свободной рукой. Серые шли, чуть отстранившись друг от друга, а между ними висела находка. По всему видно только что храбрые латники выловили её из реки — с человека текло, и босые ноги распухли от речной воды и побелели.
   — Живой?
   — Дышит!
   С незваного гостя текла вода. Похоже было, что у него все-таки хватило сил вылезти из воды наполовину и теперь половина его одежды была грязной и сухой, а вот вторая половина расползлась почти в тесто — кожа размякла, краску с этой половины смыло… Голова болталась как у тряпичной куклы, которые делают бедняки для своих детей. За спутанными волосами лица не было видно. По одежде, похоже, из благородных, только не ясно как этот благородный сюда попал?
   Гостей, конечно, не гонят, но это если добрый гость. Его, конечно, могла принести река, но кто скажет, река его принесла или, может, он спустился с той башни, не иначе как колдовством поднявшейся в самой середине леса? А может быть это и не колдуны вовсе, а альригийцы? Может быть и впрямь это все альригийские происки? Если это самый настоящий альригиец? Уж больно кстати он тут выплыл, как знал.
   Кори повелительно махнул рукой и латник, ухватив за волосы, поднял голову незнакомца. Лицо тонкое. Хоть на нем и слой засохшей грязи толщиной с палец, все равно видно благородного человека, даром, что без сапог. Ну, да после того, что тут случилось можно было встретить вещи и поудивительнее. Вроде утром виденной по дороге деревянной часовни Братства, что неведомым образом занесло на верхушку гром-дерева. И ничего. Стоит, не падает Божьим соизволением. Так что дворянин без сапог это не самое удивительное.
   Несколько мгновений эркмасс смотрел, а потом, повернувшись к лесу, приказал.
   — В обоз. И лекаря ему…
   Башню было видно и отсюда. Кори нашел место, где деревья стояли не так часто и, приставив ладонь ко лбу, засмотрелся. Двадцать вздохов он оглядывал её, все прикидывая на что же она похожа, и так и не подобрал нужного слова. Ни на что она не была похожа! Правы были Братья, когда говорили о нечеловеческой природе. Не было в ней ничего привычного глазу — ни лестниц, ни бойниц, ни зубцов… От нее просто веяло скорбью, дерзостью и колдовством. Кто бы её не воздвиг, он не мог сделать этого без помощи колдовства. За одну ночь такого без колдовства не построишь.
   Мелкий камень позади хрустнул под чьим-то шагом. Кори бросил взгляд за спину. Та-а-ак. Племяник и Брат.
   — Что зубами стучишь? — спросил он увязавшегося следом племянника. — Боязно?
   — Боязно, — не побоялся признаться юноша. — Как это они?
   — А вот придем — узнаем. Колдовство, конечно.
   На фоне неба башня стояла так, как ни один нормальный строитель её не поставил бы — с наклоном.
   «Словно не строил, — мелькнула мысль, — а бросил и воткнул».
   — Мозги у них там… — непонятно сказал эркмасс. — Или у их каменщиков руки кривые?
   — Колдуны, — отозвался Младший Брат Пэх, хотя его никто и не спрашивал. — Колдунов, что ли не видел?
   Они втроем смотрели на нее, и не могли понять, из чего её сделал неведомый строитель. Никто не мог даже определить цвет. Под бегущими по небу облаками она меняла цвет от угольно-черного до темно-коричневого.
   — Это место не для благочестивых… — сказал, наконец, Младший Брат. — Страх и суета суть его.
   Ни страха ни суеты эркмасс не испытывал и от этих слов только плечами пожал.
 

Эпицентр.

Периметр.

   Покрутившись вокруг непонятных железных развалин Десятый нашел-таки себе место, устроившее его если не на сто, то на девяносто процентов точно. Отпустив обеих «крыс» мародерствовать среди окружавшего железного хлама, он встал на небольшом пригорке, чье подножье устилали размолотые в щепу и обугленные бревна. С возвышенности открывался неплохой вид на окрестности. Неплохой в том смысле, что отсюда он мог видеть практически весь сектор, выделенный для наблюдения и Седьмого, что стоял на таком же пригорочке в двух тысячах пятисот шестидесяти двух метрах и десяти сантиметрах.
   Во все стороны от него тянулось заваленное бревнами и плющенным железом поле, ограниченное вдалеке стеной из поваленных деревьев. За стеной стоял уже зеленый лес. Столбы солнечного света сквозь прорехи облаков падали на него, заставляя диафрагмы бортовой оптики срабатывать, уменьшая потоки света. За эти дни атмосфера очистилась, пожары попритихли, прибитые ливнями, и оптические датчики добросовестно прошаривали пространство.
   Люди, создавшие их позаботились и о том, чтоб они постоянно ждали схватки, и чтоб уцелеть в ней, наблюдали за врагами.
   А враги были.
   Точнее их не могло не быть. Не Седьмой, не Десятый не представляли себе мира без врагов.
   Таких миров не бывало, и быть не могло, и даже если сейчас по какой-нибудь нелепой случайности врагов не было рядом, это всего лишь означало, что они где-то хорошо спрятались и поэтому нужно быть настороже, ожидая нападения в любой момент.
   Со своего места Десятый уже обнаружил какие-то искусственные сооружения, почему-то не входящие, ни в одну известную фортификационную классификацию. Там, правда, с течением времени ничего не менялось. Каменные, судя по отраженному сигналу стены, оставались на своем месте, не предпринимая никаких попыток изменить своего положения, но это ничего не значило. Он знал, что это не может продолжаться вечно, и не ошибся.
   Долгожданные враги обнаружились на шестой день.
 

Апприбатский лес.

Берег Эйбера.

   Когда Эвин открыл глаза, ночное небо стало дневным. По голубому куполу над его головой, догоняя друг друга, бежали волны белых облаков, а над ними в неизмеримой человеком вышине сверкал Божественный свет. От того, что он видел, веяло теплом и спокойствием. Стоило бы удивиться этому — последнее, что он помнил была ночь, смерть Бомплигавы и падение в реку — но его удивило другое.
   — Живой, — прошептал он. — Неужели опять живой?
   Сил нашлось не так много, чтоб вскочить и плясать от радости, но все же их достало на то, чтоб повернуть голову и удивиться еще больше. Вокруг не было не только ночи, но и реки. Сейчас он лежал в телеге посреди леса, и не мог вспомнить, как очутился тут. Он помнил, что боролся с водой, боролся не для того, чтоб победить, а для того, чтоб выжить и, кажется, выжил, но на это ушли все силы. Несколько вздохов Лоэр оценивал их, но тут ноздри уловили слабый запах съестного и руки сами собой начали ворошить сено, отыскивая еду.
   Ломоть хлеба, завернутый в листья, нашелся на самом дне и он, вонзив зубы в него, мельком подумал, что не ел, наверное, дня три, если учуял его на такой глубине.
   Когда треск, что стоял за ушами стих, он прислушался к тому, что твориться рядом.
   Вокруг стояла тишина, только шумели листья, да позвякивало где-то рядом железо. Он много наслушался в своей жизни железного звона и даже по этой малости мог угадать, что звон этот мирный, не военный. Ухватившись за деревяшку, он бесстрашно потянул себя наверх, разглядывая то, что появлялось над стенкой телеги. Деревья, деревья, лошадь. Лошадь трясла головой и уздечка на морде мирно звякала… Та-а-а-ак, а это что? Он оттолкнулся ногой и присел.
   Мирным был тут только железный звон, да может быть эта телега — войне, по большому счету, нет разницы, на чем ездить — можно и на такой вот простой телеге. Только приметы мира на этом и кончились.
   Сама телега, оказывается, стояла посреди воинского лагеря — палатки, брошенные прямо на землю копья, мешки, разбитые сундуки, охапки сена. В некоторых местах трава была смята и вырвана с корнем, обнажая серый пласт земли, словно кто-то могучий хлестнул по ней бичом. В воздухе витал сладковатый запах близкой смерти и гари.
   — Эй! — позвал он. Голос был его не просто слаб, его почти не было. — Живые есть? Подойдите!
   Он повидал на своем веку разные военные лагеря и отлично представлял суету, какая неизбежно сопровождает жизнь в таком месте, только тут ничего такого не было. Что-то ему подсказывало, что никто ему не ответит, и он не ошибся. С трудом перевалившись через борт коснулся земли. На дрожащих ногах дошел до груды мешков и опустился рядом. Хлеб, мясо, фляга с вином.
   Жуя и прихлебывая, человек вертел головой, размышляя над тем, что же тут произошло.
   Судя по тому, что ни одной живой души не было, то произойти могло многое. Только ничего из того, что пришло в голову не объясняло того, что люди исчезли, а столько добра побросали. Вокруг лежала не только еда, лежало оружие — копья мечи, рассыпанные стрелы.
   Жаль было уходить от мешков, но любопытство толкало его отойти подальше и посмотреть, что же тут произошло. Уж больно все более и более нелепыми становились предположения, что рождались в голове. Он понял это, когда сообразил, что ищет глазами следы трёхпалых лап, что свидетельствовали о пребывании на поляне дьявола Пеги или кого-нибудь из его подручных приспешников. Ум тщился хоть как-то объяснить тишину и разруху.
   Присев на корточки перед полосой взрытой земли Эвин растер в пальцах прах. Земля не успела подсохнуть, липла к пальцам. Кто бы не оставил этот след он оставил его совсем недавно. Человек покрутил головой, выбирая оружие. Выбрать было из чего. Подобрав с земли копье, он оперся на него и тяжело передвигая ноги пошел туда, куда указывали сломанные ветки. Возможно, что ответ был как раз за кустами.
   Тут запах недалёкого пожара смешивался с запахом раздавленной зелени и близкой воды. Волоча копье за собой он крался сквозь кусты, стараясь не треснуть сучком, не шевельнуть ветку. Нехорошо вокруг было и тихо так, словно не лес вокруг стоял, а раскинулось кладбище.
   Через двадцать ползучих шагов Эвин вышел к воде. Это был один из притоков Эйбера — маленькая речушка, но одного взгляда на берег хватило, чтоб понять, что совсем недавно тут творились нешуточные дела. Вдоль всего берега, насколько хватало глаз, лежали люди. Он присмотрелся повнимательнее и понял, что, скорее всего, ошибается. Скорее всего, там лежали трупы — именно на такую мысль наводила их неподвижность. Десятка два трупов. Кто-то на берегу, а кто-то наполовину в воде.
   Эвин не стал выскакивать на берег, а напротив, прилег в кустах и стал со всем вниманием рассматривать это удивительное поле боя.
   Странным тут было многое.
   Во-первых, те самые полосы взрытой земли. Отчетливо видно было, что они уходили с этого берега в воду и появлялись на другом берегу. Там они обрывались около откоса, словно тот, кто их оставил, одним прыжком преодолел высоту в четыре человеческих роста.
   Второй странностью было то, что большая часть трупов лежала головами к этому берегу. Такое могло быть только если сила, умертвившая воинский отряд, появилась на том берегу и преследовала их до собственного лагеря.
   Третьей странностью было то, что ни в одном из трупов он не увидел ни одной стрелы.
   Вот этого-то быть никак не могло.
   Что-то жуткое было во всем этом.
   Получалось так странно, что… Выходит, что сперва три десятка человек неплохо вооруженных и обученных (дуракам и неумехам не доверят такого оружия, что лежало рядом с ними) что-то напугало так, что они разом, не помня ни себя, ни воинской чести бежали от появившегося на том берегу врага, а потом этот неведомый враг, каким-то неведомым оружием в один момент положил их так, как они бежали — одной шеренгой, не дав сделать лишнего шага. Сколько же для этого времени надо? Вздох? Два?
   Да и интересно чем их так приложило? Случалось ему видеть людей, убитых сразу несколькими стрелами, но так чтоб безо всяких стрел… Да и по другому как? Секирой? Мечом? Только со своего места он не мог рассмотреть ни одной рубленой раны.
   «Нда-а-а-а-а, — подумал Эвин. — Что-то больно много неведомого вокруг объявилось, хоть в три горла ешь, в три руки хватай…»
   Он не почувствовал страха. Только растерянность. Как человек сведущий в военном деле он искал разумное объяснение и не находил его, а объяснять такую простую штуку как смерть чудом — глупость. Эдак можно зайти вообще неизвестно куда….