Первухина Надежда. Выйти замуж за дурака

   – Что это у тебя там? – поинтересовалась Марья Моревна, заметив, как я растерянно уселась перед небольшим запыленным мешком.
   – Национальное достояние, – попыталась отшутиться я.
   Марья Моревна развязала узел и заглянула в мешок.
   – Вот они, значит, какие, эти волшебные вещи… протянула она.
   – Ты на них особо не рассчитывай, – предупредила я. Мне Василиса Прекрасная сказала, что у них срок годности истек.
   Но Марья Моревна, не слушая меня, целеустремленно рылась в мешке, бормоча при этом:
   – Если Руфина его не промотала, оно должно быть здесь…
   – Ты что ищешь? – удивилась я, но тут все разъяснилось.
   Марья Моревна двумя пальчиками аккуратно достала из мешка легендарное кольцо.
   – Я-то думала, оно золотое, – чуть разочарованно сказала она.
   – Если тебе известно назначение этого колечка, то металл, из которого его изготовили, необязательно должен быть драгоценным. Вспомни, на какое место его надевать положено!.. усмехнулась я.
   Марья Моревна чуть покраснела, а потом изменившимся до твердым голосом сказала:
   – Испытать колечко надобно. То ли оно самое?
   Я хихикнула:
   – На ком испытывать будешь? Мужиков тут, конечно, много, но согласятся ли они на… проведение испытаний?
   – Мужикам такое даже показывать нельзя! – категорически заявила Марья Моревна. А то они всю работу побросают и до ночи будут мерить: у кого длиннее получается.
   – Да, недаром считается, что это для них больной вопрос… Тогда на чем проведем эксперимент?
   – А вон метла в углу стоит. Ей на черенок и наденем,
   – Сработает ли? – Я уже увлеклась ролью эксперта по, тестированию афродизиака.
   – Должно, – лаконично высказалась Марья Моревна. При этом в глазах ее светилась какая-то странная надежда.
   Я подхватила метлу, подставила черенок:
   – Надевай! Только не глубоко, всего на один ноготок! Ой!!!
   Не слушая моего совета, Марья Моревна надела удивительным образом растянувшееся кольцо на черенок и провела его до самого основания. В результате черенок вытянулся настолько, что пробил потолок. И, кажется, еще продолжал удлиняться.
   – Работает! – восторгалась Марья Моревна.
   – Это да, но ты подумай, как мы кольцо снимать будем?
   Сверху послышался звон разбитого стекла.
   – Это черенок чердачное окошко пробил! – прошептала воительница. Вот так колечко!
   – Снимай его быстрей!
   – Как?!
   Я распотрошила саму метлу и сдернула колечко с другого конца черенка.
   – Хватит экспериментов!
   – Василиса, – с мольбой в глазах глянула на меня Марья Моревна, – дай мне это колечко.
   – Руфина мне велела вещи волшебные хранить!
   – Да ведь ты все равно с собой их в Кутеж не возьмешь! Да и зачем тебе кольцо?! У тебя все равно муж заколдованный!
   – А тебе зачем? Ты вообще не замужем!'
   – Так я и прошу кольцо не для развлечения, Василиса! А для военного назначения…
   – Это как?
   – Военная тайна, – уперлась Марья Моревна.
   – Тогда не получишь кольца, – заупрямилась я. Мы помолчали, глядя друг на друга.
   – Ладно, – решилась воительница. Скажу. Но только на ушко, как великую тайну.
   Когда она вышептала мне свою великую тайну, я со спокойным сердцем отдала ей кольцо:
   – Бери. Только смотрите, не переусердствуйте. В таком деле важен не размер, а мощность…
   – Разберемся, – усмехнулась Марья Моревна, пряча кольцо в рукав.
   – Ты уж тогда и за остальными раритетами пригляди, – попросила я ее. Пропадут ковер-самолет или сапоги-скороходы, Руфина с меня три шкуры спустит.
   – Хорошо, – кивнула Марья Моревна.
   – Что хорошо?
   – Что три шкуры спустит!– засмеялась воительница.
   Юморочек у нее какой-то… солдатский. Приняв на хранение волшебные раритеты, Марья Моревна заторопила меня в путь:
   – Засветло надобно тебе в Кутеж попасть, поэтому пойдем-ка на нашу скоробеглую дорожку.
   Мы вышли из терема и в сенях столкнулись с Тудыратымом.
   – Моя с вами идти! – жизнерадостно сообщил он. Моя женщину от беды защищать!
   – А ведь это мысль… –Марья Моревна смерила взглядом учкудукца. Одной-то тебе страшновато будет в дороге, а этот лисий салоп тебя, глядишь, развлечет. Все равно он мне тут без надобности.
   Тудыратым оскорблено поправил побитый молью лисий воротник:
   – Моя тоже храбрый батыр! Моя Нунчак-хану нунчаки оторвал, могучего батыра Аоса в море смыл!
   – Ай, перестань! – махнула рукой Марья Моревна. Все вы, мужики, только хвастаться горазды, а как до дела доходит, так в кусты прячетесь…
   – Моя не прятаться в кусты! – гордо возразил Тудыратым. В пустыня нет кустов!
   – Ладно, храбрец. Будешь сопровождать сию премудрую жену, именем Василиса, на дороге в град Кутеж.
   – Моя хорошо сопроводит! Моя караван сопровождал: золото везли, вино, ткани, самоцветы…
   – Надеюсь, караван прибыл в место назначения, – пробормотала я.
   Вслед за Марьей Моревной мы вышли из центра партизанского городка, миновали несколько строений стратегического значения (над одним из них витал сладкий пряничный дух), аккуратно прошли сквозь заградительный отряд пасечников и их жужжащих подопечных, кружащихся над бесконечными рядами ульев, и наконец, оказались в глубине Чертоногого леса.
   При солнечном свете лес вовсе не казался мрачным и запущенным. Наоборот, в нем чувствовался, если так можно выразиться, стиль. Встречавшиеся нам пни были эстетично покрыты темным пушистым мхом только с северной; стороны. Гнилые коряги, элегантно смотрелись в обрамлении роскошных, кроваво-красных мухоморов. А что касается вековых деревьев, то они скрипели исключительно в строгом соответствии с канонами сольфеджио. Сказка, а не лес!
   Мы миновали две ухоженные берлоги, причем Марья Моревна приветливо раскланялась с вышедшими из этих берлог медведями, полдюжины лисьих нор (некоторые лисы провожали шубу Тудыратыма очень неприязненными взглядами), а потом нам встретился леший, – Тот самый, дед Мартемьян.
   – Здравствуйте, красавицы! – приветственно помахал он своими лапами. Позвольте вас проводить?
   – Да у нас вроде уже есть провожатый, – рассмеялась Марья Моревна, но было видно, что от общества лешего она не откажется.
   Дед Мартемьян, увязавшись за нами, потихоньку выболтал все лесные новости. По-моему, внимательно слушала его только Марья Моревна. И вообще, леший оказывал на нее странное воздействие: неприступная воительница то рдела от его скабрезных шуточек, как курсистка, то изображала полное внимание к довольно бессвязным Мартемьяновым рассказам. Картина ясна. Отвергающая предложения самых красивых, самых могучих и эффектных богатырей, гордая Марья Моревна оказалась неравнодушна к лесным волосатым меньшинствам! Хотя… В этом лешем что-то есть!
   Но что именно, я определить не успела. Лес перешел в мелколесье, стало трудно идти: тропинка явно вела в гору. Дедка Мартемьян это только подтвердил:
   – На Рогатую горку идете? Ох, рисковые вы люди! Туда мне ход заказан – не моя вотчина.
   – До свидания, дедушка Мартемьян! – улыбнулась лешему я.
   Тудыратым скорчил гримасу, а Марья Моревна кокетливо намекнула:
   – Я не прощаюсь, мне еще обратно в городок идти. Проводил бы кто…
   И они с лешим обменялись понимающими взглядами.
   Когда кончился мелколиственный лесок, я поняла, что мы действительно идем на гору. Ну, или на холм.
   Тут Марья Моревна объявила кратковременный привал и взялась меня инструктировать на предмет моих дальнейших действий:
   – Высадишься ты аккурат на задворках Потеряевской улицы.
   – Высажусь?
   – Да, не перебивай. Там помойка главная общегородская, но ты не бойся, ступай смело. Держи путь на пугало огородное. Оно здоровенное такое, его сразу заметно со всех концов помойки. Да, учти, ежели на пугале рубаха зеленая, то можешь идти без опасения, а если красная…
   – Если красная?..
   Марья Моревна призадумалась.
   – А, не помню! – Она легкомысленно махнула рукой. Сама же все это придумывала и сама забыла. Словом, иди к этому пугалу. У него на правой руке висит болванка медная…
   – На правой – по отношению ко мне или на правой – по отношению к нему?
   Воительница захлопала глазами:
   – Это как?
   Я попыталась объяснить. Марья Моревна терпеливо выслушала мои объяснения, а потом, прикинув что-то в уме, сказала:
   – Ошиблась я. Не на правой. На левой.
   – Дай-ка я все это запишу. Меня душил смех, но я постаралась этого не показывать, иначе Марья Моревна наверняка обидится. Так… Помойка, пугало, медная болванка… Что делать с медной болванкой?
   – Стукнуть по ней дважды по три раза.
   – «Дважды по три раза». Записала. Извини, а с каким интервалом?
   – Чего?
   – Ладно, проехали. Инструктируй дальше.
   – К тебе подойдет человек на деревянной ноге. На плече у него будет сидеть…
   – Неужели попугай?!
   – Ворон черно-зеленой расцветки. Человек тебя спросит, все ли у тебя дома.
   Я подавилась смехом и закашлялась. Откашлявшись же, спросила:
   – Что я должна ему ответить?
   – «Золовка с деверем и младшего брата шурином с вечера ушли по ягоды и еще не возвращались».
   – «Не возвращались». Это понятно. Человек на деревянной ноге – из ваших подпольщиков?
   – Да, верный мужик. С ним не пропадешь… Ты лучше все запоминай, а не разговоры разговаривай! – сурово потребовала Марья Моревна. Хочешь идти в кутежанские мстители, веди себя соответственно. А то всю явку нам провалишь!
   Я сделала максимально серьезное лицо:
   – Выполню. Не подведу. Что дальше?
   – Человек проведет вас с Тудыратымом… Эй, Тудыратым! Жарамайды тусти матаар! Салып жууфа!
   Сын пустынь и степей в ответ пробормотал что-то невнятное. Просто его сморило на жаре, и он задремал, повалившись носом в васильки.
   – Ладно, потом разбудим… В общем, человек поведет вас с помойки через три переулка на задний двор большого терема. Подведет к забору и стукнет три раза в калитку, на которой нарисовано… ох, запамятовала, что же там нарисовано-то! То ли розами крест, то ли змея и чаша… Из калитки выйдет женщина в переднике.
   – В одном переднике? И все?
   Воительница посмотрела на меня и веско сказала:
   – Важен именно передник.
   – Понятно.
   – Женщина спросит: «Как здоровье тётушки?» Ты ответишь…
   – Не так быстро, я же конспектирую!
   – Ты ответишь; «Тетушка мирно преставилась, чего и вам желает».
   – Фу, какой мрачный у вас, партизан, юмор! Это, наверное, лесная жизнь так воздействует…
   – Не до шуток нам, Василиса. Женщина приведет тебя в терем. Это не простой терем, а дом нихтферштейнского посла, господина фон Кнакена.
   – Ого!
   – Да. Господин фон Кнакен уже давно ведет в столице подпольную работу и сотрудничает с нами. Благодаря его поддержке мы смогли осуществить некоторые наши замыслы…
   – Да? Странно.
   – Что странно?
   – Что иноземный посол встает на сторону партизанского движения. Значит, у него или свои интересы, или… Ты говоришь, замыслы ваши помог вам осуществить?
   – Ну…
   – Значит, он обо всех этих замыслах осведомлен. И в случае необходимости сможет раскрыть, ваши секреты, допустим, Аленке.
   Марья Моревна сердито посмотрела на меня:
   – Ты что же, считаешь, что он предать сумеет? Да господин фон Кнакен честнейший человек! Он, между прочим, сам предложил свои услуги: в его доме некоторое время скрывались от расправы наши люди.
   – Я не собираюсь тебе противоречить. Просто странно это… Что должен сделать со мной партизанолюбивый посол?
   – А это уж вы сами с ним обсудите. Ты ему передашь от меня привет, скажешь, что принесла книгу, которая необходима Аленке. Посол поможет проникнуть тебе в царские палаты.
   – Я и без посла туда могу войти. Легко!
   – В общем, посмотрите по обстановке. Ладно, вроде все я тебе сказала. За вещами твоими присмотрю, вестей от тебя ждать буду о том, как твои дела продвигаются… – Марья Моревна встала, давая понять, что привал окончен.
   Следом поднялась и я.
   – Марья Моревна, – заговорила я, старательно сводя ехидство в голосе к приемлемому минимуму. А как же я тебе вести-то буду посылать? С голубиной почтой?
   Воительница призадумалась.
   – Нет, с голубиной уже не выйдет, – сокрушенно сказала она. У нас тут в начале весны перебои были с горячей пищей, так всех голубей под нож пустили. Ты знаешь что, Василиса? Ты Тудыратыма посылай. Он человек верный, и нюх у него собачий, и глаз – как у орла. Дорогу сюда завсегда найдет, верно говорю. Тудыратым, эй! Буйымдарды! Просыпайся!
   Человек с, собачьим нюхом вскочил, словно и не спал вовсе.
   – Моя к дороге готов! – заявил он и отряхнул лисью шубу.
   – Тогда вперед! – скомандовала Марья Моревна и первой двинулась на вершину, холма.
   Вид с этой вершины открывался просто прекрасный. А также величественный, живописный, монументальный и офигенный. Пятном темного малахита казался с вершины Рогатого холма Чертоногий лес, серебряными ленточками фольги – речки Махла и Калинка, а мелкие озера и пруды вообще напоминали пайетки, слетевшие с костюма какой-нибудь эстрадной певицы.
   Но не пейзаж, описанию которого я отдала целый абзац, заставил меня онеметь и ослабеть конечностями. На вершине холма начиналось нечто, строением и общим видом напоминавшее канатную дорогу, уходящую в даль туманную.
   А еще я вдруг поняла, что сегодня очень ветреный день. Баллов пять-шесть, не меньше! Почти штормовое предупреждение! Ишь как мотаются туда-сюда эти ненадежные даже на вид веревки!..
   – Вот! – гордо указала на канатную дорогу Марья Моревна. Это и есть наш самый быстрый путь в столицу! Между прочим, нам подсказал, как его сделать, именно господин фон Кнакен.
   – Кто бы сомневался, – процедила я сквозь зубы.
   Тудыратым Жарамдылык молчал и только с любопытством смотрел на этот ужас.
   – Что хочешь делай, Марья! – отступая, медленно заговорила я. Но я с детства боюсь высоты. И скорости! И самолетов! Поэтому. Я. Не. Поеду. По. Этой. Дороге. Лучше через болото пойду!
   – Василиса, через болото ты месяц будешь до Кутежа брести! И потом, это же совсем безопасно! Смотри: садишься в эту корзинку плетеную, отцепляешь замок – и поехала! С ветерком! У нас дети малые катались и не боялись!
   – Это ничего не значит. Просто у вас дети особенные: И потом: как ни крути, а вдвоем с Тудыратымом нам в этой корзинке не поместиться!
   – Да ладно тебе! Ты что, такая толстая, что ли?!
   – Нет, вовсе не в этом дело, а просто…
   – Вы хоть попробуйте, – бесхитростно и честно предложила Марья Моревна. Не влезете – пойдем другим путем…
   И надо ж мне было на это купиться!
   Разумеется, мы с Тудыратымом в корзинке поместились.
   – Вот видите, – улыбнулась Марья Моревна и забросила в корзину мой вещмешок, – А вы говорили – не получится. И одним махом вышибла запирающий корзину березовый клин. Счастливо добраться!– донесся до меня сквозь рев ветра в ушах ее голос.
   Человек привыкает ко всему. Женщина тоже привыкает ко всему, только в два раза быстрее. Потому что у нее сильно развиты адаптационные способности. Одна моя знакомая говорила: «Если ты застряла в лифте с насильником и понимаешь, что выхода нет, то расслабься и хотя бы получи удовольствие». Так что, вися, нет, несясь в корзине над землей (высота неизвестна), я честно постаралась хотя бы расслабиться.
   – Тудыратым!
   – Ыак!
   – Тудыратым, делай это не в корзину, а за борт!.
   – Ыак!
   – У тебя что, морская болезнь? Только этого мне не хватало! Я тебя сейчас выкину!
   – Ыак! Не надо выкину! Моя мало-мало в себя приходить.
   – То-то же. Слушай, а мы далеко улетели!
   – Далеко. Горы не видно.
   – Финиша тоже не видно. Тудыратым, выпить хочешь?
   – Хочешь.
   – Тогда держи.
   Тудыратым глотнул воды из баклажки и растерянно посмотрел на меня:
   – Простой вода?
   – Не простой! – назидательно сказала я. А золотой! Сейчас тебе станет хорошо и совсем не, страшно.
   – Моя и так не страшно, – заявил Тудыратым. Сейчас песня петь буду, сочиню только.
   – Давай, – согласилась я. Нам песня все пережить помогает.
   Тудыратым прикрыл глаза, меланхолично покачал головой и. действительно запел:
   Под небом голубым
   Летит Тудыратым,
   Летит, как птица гордая.
   И Василиса с ним.
   Они летят туда,
   Где горе и беда.
   Но если постараются,
   То встретят их тогда:
   Ни лев, ни вол, а человек простой.
   Ни стол, ни дол, ни город золотой.
   Встретит их большой орел небесный.
   И от встречи этой не опомнится!
   – Ты что поешь? – удивилась я. Откуда мелодию такую знаешь?
   – Моя сам сочиняй, сам пой.
   – Ага, так я и поверила… Ладно, летим дальше. Только песен больше не надо.
   – Жалко, – огорчился Тудыратым. А то я еще бы смог:
   Я больше не играю на своем кимвале…
   – Хватит! – сказала я. Верю. Ты у нас просто рок-звезда, Тудыратым.
   – Моя мало-мало звезда есть, – самодовольно согласился мой поющий попутчик, Но на пении больше не настаивал, поэтому остаток пути ;мы проделали в относительном молчании.
   Посадка оказалась мягкой. Корзина со свистом влетела в кучу какого-то тряпья и прочно в нем застряла.
   – Прибыли, Тудыратым, – объявила я слабым голосом и подхватила свой вещмешок. Вылазь из корзины.
   – Уже, – сообщил Тудыратым.
   Я осмотрелась.
   Никогда бы не подумала, что в сказках тоже имеются помойки!
   Да еще такие… обширные и пахучие.
   – Не стоит здесь задерживаться, – решила я. Ищи пугало, Тудыратым! Желательно в зеленой рубашке.
   Впрочем, пугало я увидела раньше своего певучего спутника.
   И никакой рубашки на этом пугале вообще не было.
   До пугала мы добирались, поминутно поминая все нехорошие слова. Потому что помойка настойчиво лезла нам под ноги, цеплялась за одежду, привлекала к себе внимание мощной волной сероводорода и вообще всячески давала о себе знать. Наконец наши мучения увенчались успехом – перед нами стояло пугало, правда, никаких медных болванок на нем не наблюдалось.
   – Печально, – сказала я. Что будем делать? Может, постучим по дырявому чугунку, который этому пугалу заменяет голову?
   Я сверилась со своим конспектом и постучала строго дважды по три раза. Получилось громко, я бы даже сказала, мощно. Но на стук никто не отозвался.
   – Так. Похоже, я начинала нервничать. Возможно, человек на деревянной ноге, глухой и не услышал нашего сигнала. Также возможно, что он отстегнул свою деревянную ногу и не может оперативно явиться на место стрелки, поскольку нога отказывается пристегиваться… Стучи теперь ты, Тудыратым.
   Тудыратым честно исполнил мою просьбу. Никакого эффекта,
   – Замечательно! – воскликнула я. Придется нам отсюда выбираться самостоятельно. При том, что я совершенно незнакома с этой частью города!
   – Это вы тут, что ли, стучите? – сердито осведомился кто-то тонким голоском.
   Я обернулась. На возвышении из трухлявых досок стоял некрупный, прощелыжного вида ворон. Правда, расцветка у него была, как и полагалось по плану, черно-зеленая.
   – Ты один? – невольно вырвалось у меня.
   – А у тебя че, в глазах двоится? – нахально ответил разноцветный ворон и выпустил из-под растрепанного хвоста белесоватую струю помета.
   Я поморщилась, но спросила:
   – Нам нужен человек на деревянной ноге…
   – Хворает, – лаконично ответил ворон. Я за него. У тебя все дома?
   – Б-боюсь, что нет. Я принялась вспоминать текст отзыва. Золовка с деверем и младшего брата шурином…
   – Понял, можешь не продолжать. Ворон великодушно решил меня не мучить. Этот придурок в шубе с тобой?
   – Со мной. И он не придурок.
   – Моя тебе голову оторвет и под хвост засунет! – пообещал наглой птице оскорбленный Тудыратым.
   – Понятно. Тогда пошли.
   Ворон долго петлял по каким-то улочкам и закоулочкам с подозрительным запахом и архитектурой. А тут еще послеполуденное солнце пекло спину так, что хотелось сесть, в тень и больше никуда не идти. Не понимаю, как Тудыратым не испечется заживо в своей шубе?!
   – Ворон, – периодически интересовалась я. Нам еще долго идти?
   – Не, не очень…
   – Может, ты дорогу забыл?
   – Я че, дебил?
   – Кто тебя знает…
   – Все, пришли, жми на тормоз, – неожиданно гаркнул ворон. Вот она; искомая калиточка.
   Калиточка как калиточка. За ней и за крепким забором действительно угадывался большой солидный дом, подходящий по статусу иностранному послу.
   – Ну, я полетел. Заявил ворон. Дальше без меня разбирайтесь.
   Летел он очень неуклюже. Видимо, разучился. Сквозь щель в калитке я попыталась осмотреть посольский двор, но ничего особенного не увидела. Аккуратный двухэтажный особняк, не имеющий ничего общего со стандартным теремом, вокруг разбиты изящные клумбы с анютиными глазками и крупными садовыми ромашками; вдали имеется нечто вроде гамака, привешенного к стволам двух крепких яблонь… С крыльца спустилась миловидная женщина моих лет в белом кружевном чепчике и просторном платье, не скрывавшем уже большой живот. Взяв миниатюрную леечку, женщина принялась поливать клумбу.
   – Ну что, стучимся? – оторвавшись от смотровой щели, поинтересовалась я у Тудыратыма. Дама есть. Правда, на даме отсутствует передник, но, учитывая, что с момента нашего появления здесь все идет не по плану, полагаю, она нам поможет. Эй, Тудыратым! Ты где?!
   – Моя здесь, – донесся горячий шепот из густых кустов шиповника, – моя смотри, что будет, и потом Марье Моревне сообщай.
   – Как хочешь, – пожала я плечами. Только тебя из-за кустов видно.
   – Ничего. Ты давай, мало-мало стучи! Я послушно «мало-мало» постучала. Спустя некоторое время с той стороны калитки .послышались осторожные шаги.
   – Кто там? – осведомились нежным голоском. Такого вопроса я не ожидала, поэтому ответила первое, что в голову пришло:
   – Партизаны!
   Калитка немедленно открылась. Передо мной стояла та самая женщина с леечкой. В ее синих глазах плясал ужас.
   – Найн! Уходите отсюда бистро! – шепотом закричала она мне. Здесь опасность! Все пропало! Уходите в лес и передайте своим, что… Ах, сюда идет мой супруг! Ужасно! Бегите!
   В самом деле, с крыльца стремительно спустился и несся к калитке человек с такими зубами, которые невозможно забыть, увидев хоть раз.
   – Мари, мой ангел! – с фальшивой улыбкой закричал он. Кто там?
   – Это просто нищая женщина, Готфрид, – отчаянно звонким голосом сказала Мари и притянула к себе калитку. Она попросила воды…
   – И ты дала ей напиться из своей леечки? Ха. Ха. Ха. Зубастый тип был уже рядом.
   – Да, Готфрид! – почти кричала Мари. И мне, за калитку, шепотом: – Бегите же, несчастная!
   Но было поздно. Готфрид фон Кнакен, посол княжества Нихтферштейн, подошел к калитке и распахнул ее так, что я чуть не упала в кусты, прятавшие Тудыратыма. Упасть мне не дал господин Готфрид. Он вцепился в мою руку мертвой хваткой немецкой овчарки и втащил во двор. Мари, прижав леечку к груди, с тоской и ужасом смотрела на него.
   – Ты не умеешь лгать, мой ангел, – насмешливо сверкнул зубами бывший Щелкунчик. Это не нищенка. Я даже могу уверенно сказать, откуда явилась эта дама.
   – Готфрид, как ты можешь! – залилась слезами Мари. Это низко!
   – Мари, ступай в дом, тебе нельзя волноваться. А я побеседую с нашей гостьей. Так как здоровье тетушки, милая?
   Мари с отчаянием посмотрела на меня и побрела к дому. А я хмуро ответила послу, понимая, что все идет не так, как задумано:
   – Померла тетка. Чего и вам желает.
   Готфрид фон Кнакен еще раз продемонстрировал свои великолепные зубы:
   – Помирать нам еще рановато. Кажется, так поется, в вашей партизанской песне?
   – Какие люди! – радостно воскликнула Аленка завидев мою мрачную физиономию. А я уж думала, ты сбежала от нас. В другие страны.
   – Не могу, – честно ответила я. Визы нету. И загранпаспорта.
   – Чаво?– Личико узурпаторши сразу слегка поглупело, и она кинулась за утешениями к фон Кнакену:
   – Готфрид, чаво она словами похабными тут нас охаживает?!
   – Это не похабные слова, моя царица, – ощерился фон Кнакен. Никто и ничто не смеет осквернить твой слух.
   «Моя царица»?! Лихо!
   – Что вы в ней нашли, Щелкунчик? – Я постаралась преисполнить свой голос презрением. Она же страшна как смертный грех! Бедная Мари! Мне жаль эту женщину, ведь отец ее ребенка – подлец и предатель!
   – Не бросайтесь оскорблениями, любезнейшая! – Теперь Готфрид скалился в мою сторону. Вы находитесь не в том положении, чтобы позволять себе подобные выходки!
   – Я ее на дыбу отправлю, – брякнула Аленка, посмурнев лицом. Или колесую. Или четвертую. Или…
   – Успеете, моя царица. Для начала нам нужно узнать у этой чертовки, каковы намерения партизан на ближайшее время.
   – Не надейтесь! – ответствовала я гордо. Вам от меня ничего не добиться. И вообще, я пришла не за этим.
   – Вы ошибаетесь, – Голос нихтферштейнского посла стал стеклянно-оловянным. Вы не пришли. Вас привели.
   – Это вы ошибаетесь, посол. Вы привели меня сюда лишь потому, что я этого хотела. Ясно? И вообще, подите вон. Я буду разговаривать с царицей только наедине.
   Фон Кнакен скривился, так как понял, что Аленка сейчас его выпрет за дверь, потому что заинтригована моей многообещающей фразой.
   – Выйди, Готфрид, – строго приказала Аленка. Понадобишься – позову.