Поляков И.. Донские казаки в борьбе с большевиками

Ярко всплывала шкурная трусость. Растерянность, охватившая высшие сферы, еще крепче засела в обывателя. Одни зайцами запрятались в погреба и шевеля настороженными ушами над сложенными чемоданами, глубокомысленно обдумывали куда и как безопаснее улизнуть из Новочеркасска. Другие готовились с прежней гибкостью позвонков пресмыкаться перед новыми владыками и мечтали быстро сделать красную карьеру. Все ненавидели большевиков, однако, несмотря на это, вместо дружного им отпора с оружием в руках, большинство свою энергию и силы тратило на то, чтобы какой угодно ценой, но только не открытым сопротивлением, сохранить свою жизнь. Тщетно Каледин взывал к казакам, но они на зов его не откликались. Уже в казачьих станицах местами начали появляться комиссары, чужие казакам люди, вместо атаманов стали создаваться советы, приказы атамана Каледина на местах не исполнялись. Столь же безуспешны били попытки и Походного атамана ген. Назарова поднять на борьбу с большевиками городское население, в частности, многочисленное офицерство пассивно проживавшее в Новочеркасске. Все как будто сознавали опасность, но охотников, взяться за оружие, было очень мало. С большим трудом, удалось из всего многочисленного праздного офицерства, сколотить небольшой отряд для внутреннего порядка и охраны города.17) При таких условиях вопрос - где найти источник пополнения боевых отрядов, был главный и собой затемнял все другие. В силу этого, все остальное признавалось второстепенным и потому нередко вооружения, снаряжения, боевых припасов, обмундирования и даже продовольствия не хватало именно там, где требовалось, несмотря на то, что в городе было много и оставалось неиспользованным. Было видно, что начальник штаба Походного атамана уделяет чересчур большое внимание лицам, предлагавшим услуги по организации партизанских отрядов, наивно веря, что эти люди каким-то чудом смогут достать нужных бойцов. На этой почве появилось много лиц, которые, обычно, украсив себя с ног до головы, оружием, уверяли начальника штаба, а иногда Походного или Донского Атамана, что они смогут сформировать отряды и найти людей. Для этого им необходимы только официальное разрешение и, главное, деньги. Им верили, хватаясь за них, как утопающий за соломинку. В результате, произошли огромные злоупотребления казенными деньгами, распутывать которые мне пришлось уже весной и летом 1918 года. К моменту моего приезда в Новочеркасск, Донское Правительство именуемое "паритетным", доживало свои последние дни. Не касаясь этого вопроса подробно, я укажу только насколько такое Правительство пользовалось авторитетом среди военных кругов с одной стороны, а с другой - как сильно было его влияние на казачью массу. Возникло оно еще в декабре месяце 1917 года, под непосредственным влиянием Атамана Каледина, считавшего, что управлять областью, опираясь на одну часть населения, невозможно, необходимо к местным делам привлечь все население. Исходя из численного отношения казачьего и неказачьего населения края Войсковой Круг 3-го созыва, несмотря на горячие протесты некоторых депутатов, решил в конструкцию ввести арифметическое начало, - паритетное. Так создался пресловутый паритет. Предполагалось, что привлечением к управлению краем элементов неказачьего происхождения, будут избегнуть осложнения внутреннего характера, вырвана почва для агитации большевиков и иногородних, обвинявших казаков в захвате власти на Дону за счет "трудящихся масс" и вместе с тем иногородние станут на защиту области. В результате такого решения, после состоявшегося 29 декабря 1917 года съезда иногороднего населения к коллективу из 16 казачьих членов Правительства (8 членов Правительства и 8 Войсковых "есаулов" с правом совещательного голоса) было пристегнуто еще 16 членов от неказачьего населения (8 членов Правительства и 8 эмиссаров). Курьезно то, что выборы членов Правительства происходило от округов, по принципу популярности и хорошей репутации в округе, независимо от их способности быть полезными советниками и действительными помощниками Атаману в предстоящей огромной и ответственной работе. Кроме того, портфели разбирались уж после выборов и потому никто заранее но знал для какой роли и работы он предназначается. К этому следует добавить, что представители неказачьей части правительства, большей частью - случайный элемент на Дону, не были даже знакомы с особенностями краевой жизни, часто не обладали никакими специальными знаниями, без всякого административного опыта, с весьма ограниченным кругозором, ибо образовательный ценз некоторых из них, не простирался далее ценза сельского учителя. До известной степени то же самое было применимо и к представителям казачьей части Правительства. Но у них неопытность в административных вопросах и в управлении несколько компенсировалась знанием быта и особенностей жизни всего населения Донской области. Наконец, если вторые все-таки пользовались известным влиянием среди казачьей массы, то первые никакого авторитета среди иногородних не имели. Думаю, что и этой краткой характеристики достаточно, чтобы представить себе убогую конструкцию многочисленного коллектива, составлявшего Донскую власть. Каждый вопрос решался миром, председательствовал Атаман, блистал своим красноречием донской баян - его помощник М. П. Богаевский. Происходили ежедневные жестокие словесные дебаты. После бесконечных словопрений, выносились кой-какие резолюции, чаще всего запоздалые, ибо жизнь идя быстрым темпом, опережала их. Весьма ярко работу донского Правительства рисует член его Г. П. Янов, говоря: "Все заседания Правительства происходили в зале бывшего Областного Правления18) и имели характер политического собрания, а не делового заседания правительственного органа. С первых же дней функционирования власти "Объединенное" донское ; Правительство оказалось разъединенным. Казачьи представители "Паритета", стараясь создать деловую обстановку управления, неизменно встречали со стороны некоторых неказачьих представителей умышленное непонимание нагромождающихся событий и "политическую обструкцию" во всех вопросах, касающихся как обороны, так и внутреннего распорядка в крае. Выступления в заседаниях проф. Кожанова, швейцарского подданого Боссе и эмиссаров Воронина и Ковалева, постепенно создавали убеждение, что в донском Правительстве не так уж единодушно смотрят на необходимость борьбы с большевиками и не все благополучно со стороны большевизма ... После первых же дней заседаний донского Правительства - стало ясно, что представители неказачьей части, за исключением Светозарова, Мирандова и Шошникова, со всеми эмиссарами являются не союзниками в деле борьбы с большевиками, а тормазом и что найти общий язык при создавшейся обстановке является невозможным. В связи с этим, надежда на привлечение в ряды защитников Дона иногородних совершенно отпала: среди же "фронтовиков", в возвращающихся частях и в станицах, съезд "неказачьего" населения и "Паритет" дал новую возможность к уклонению от исполнения своего долга перед родным краем. Казаки "фронтовики" перестали нападать на "добровольцев" и партизан, перестали обвинять Войсковое Правительство и говорить о "контрреволюции", организуемой на Дону, но зато для успокоения совести выдвинули новый мотив: "иногородним теперь все дали. Их люди тоже в Правительстве. Пусть Правительство организует иногородних. Пойдут они против большевиков и мы возьмемся за винтовки. А одним нам большевиков не осилить". Далее: "неказачья часть, получив все права, напротив не чувствовала никаких обязанностей19) и делала все возможное, чтобы не отдалить, а приблизить катастрофу. Для усиления средств, вернее обстановки обороны Атаману и командованию Добровольческой армии необходимо было ввести осадное положение. Согласно существовавшему соглашению между казачьей частью и неказачьей Атаман без одобрения Правительства такого приказа самостоятельно отдать не мог. И вот по поводу осадного положения происходят в течение двух дней горячие дебаты ... Та же история повторилась и с объявлением железных дорог на военном положении... Чтобы создать устойчивое20) положение в городе Новочеркасске и парализовать всякую возможность выступления местных большевиков, все офицеры были взяты на учет и сведены в сотни офицерского резерва, который и нес патрульную и караульную службу в городе. Не успел соорганизоваться "офицерский резерв", как со стороны неказачьей части Правительства последовал не запрос, а форменный допрос Атамана: для чего, для какой цели организуются офицерские сотни и т. д." "Областное Правление "превратилось в какую-то ярмарку. А рядом21) с этим, ежедневные вечерние заседания, а иногда и утренние при нервной обстановке и при наличии, хотя и при полной корректности, но заметного холодка взаимной отчужденности неказачьей и казачьей частей Правительства. В дополнение к этому-разделение прав и обязанностей по отделам управления совершенно не было ... Дела, по всем отделам управления, как административного, так и экономического характера, решались коллективно, да и для такого решения не хватало времени, так как политические вопросы и вопросы обороны доминировали ... И естественно, что при отсутствии системы, фактически - было отсутствие и управления ... Беспристрастная оценка событий в январские дни "паритета", - говорит Г. Янов, - дает право сказать, что трагедия создавшегося общего положения была в том, - что не было веры в победу, не было риска выявления твердой власти и единой воли, - у власти стоял коллектив, фактически состоящий из 36 человек, контролирующий, применяющийся к массе, коллектив разнородный по своей психологии, разуму, убеждениям, чувствам. И в результате, вместо быстрых решений и обсуждения каждого проекта, вместо твердых приказов акты соглашений, опровержений и уговариваний... И рядовая масса это чувствовала, а казаки особенно, так как в их представлении о власти, прежде всего, требовались импозантность, сила и воля. И чувство бессилия власти, неуверенности в завтрашнем дне,, перебрасывалось не только на рядовую массу, но и на интеллигенцию". Такой же отзыв о Донском Правительстве дает Г. Щепкин22), говоря "...Прежняя, существовавшая непосредственно перед приходом большевиков, власть на Дону обладала многими недостатками. Еще покойный незабвенный соподвижник Великого Атамана-мученика Каледина, М. П. Богаевский говорил, что заседания Правительства превращались в бесконечные разговоры и споры: время проходило в выработке соглашений, в рассуждениях и колебаниях. Власть была бессильна и произошла драма, страшную историю которой с ужасом прочтут потомки". Нет нужды доказывать, что такое Правительство пользоваться авторитетом среди населения области не могло. Круга своей деятельности оно точно не установило, а, вместе с тем, своим возникновением, оно в конец расстроило административную деятельность бывшего ранее аппарата Областного правления. Силы власти не чувствовалось, власть существовала только номинально. Недовольство и неудовлетворенность Донским парламентом возростали прогрессивно. И простые казаки, и офицерство, и донская интеллигенция косо и недоверчиво смотрели на свое Правительство. В военных кругах, росту этого недовольства значительно способствовала опубликованная в начале января широкая амнистия политическим арестантам, иначе говоря - большевикам, с которыми уже фактически шла ожесточенная борьба. Резало глаза и то, что в составе Правительства находятся члены из того крестьянского съезда, который осуждал Донскую власть за то, что она сделала Новочеркасск центром буржуазии и контрреволюции и вынес резолюцию о разоружении и роспуске Добровольческой армии, борющейся против наступающих войск революционной демократии, смягченную, правда, затем и вылившуюся в форму политического контроля над Добровольческой армией. Крестьянское население Области не изменило своей непримиримой позиции по отношению к казакам, совершенно не считалось со своими представителями в Правительстве, склоняясь больше к большевикам, местами, кое где, открыто их поддержива23). События развивались сами собой, вне влияния Правительства, чаще всего направляясь на местах случайными деятелями, неизвестными Правительству. Штаб походного Атамана всегда был в курсе всех заседаний Донского парламента и нередко постановления или намеченные мероприятия служили не только злободневной темой и объектом насмешек и анекдотов в обществе, но и давали достаточную пищу для резкой критики деятельности Донского Правительства. Для нас не было тайной, что в составе Правительства находятся агенты большевиков (Кожанов, Боссе, Воронин и др.) и потому целый ряд мероприятий, настойчиво диктовавшихся чрезвычайным моментом, как правило, задерживался проведением в жизнь. По каждому, даже срочному вопросу в Донском парламенте возникали бесконечные пререкания, что понижало его авторитет в наших глазах, вызывало чувство негодования, а вместе с тем и подрывало веру в конечную победу над противником. И нужно признать, что совокупность всех этих условий уже дало большевикам моральную победу над нами, физическое же наше поражение было вопросом ближайшего будущего. Вероятно это сознавал и Атаман Каледин, но тем не менее, он не решался выступить против течения. Подвергаясь разнообразным и противоположным влияниям, ген. Каледин не находил в себе сил изменить курс и продолжал задыхаться в атмосфере нерешительности и колебаний. Вокруг него, всюду царила беспочвенность и пустота. Беспомощно борясь против силы вещей и обстоятельств, он мучительно искал себе действительную поддержку делом, а не словом, но все его усилия были тщетны... Правительство вязало его не грубыми, грузными цепями, а тончайшей проволокой, которая хотя и не была сразу видна, но держала однако не менее крепко. Не подлежит сомнению, что и Каледин и Назаров мучительно искали верный выход из создавшегося положения и напрягали все силы, чтобы изменить обстоятельства. Но мне казалось, обстановка была такова, что все уже было бесполезно. Изменить положение могло только чудо, но не люди, ибо тогда, когда многое зависело от людей, когда можно было еще многое поправить и создать солидную оборону Края, ничего не сделали, время упустили и спохватились слишком поздно. В период атаманства Каледина, поддержание порядка в Области, а затем и оборона границ Дона от большевистского нашествия, как известно, сначала возлагались на казачьи части (8-я казачья дивизия и другие), случайно очутившиеся на Дону. Когда же эти части, вследствие морального разложения, стали неспособными в боевом отношении, Донское Правительство льстило себя надеждой, что казачьи полки возвращающиеся с фронта послужат надеждой опорой Донскому краю. Однако и это не оправдалось. Фронтовики оказались настолько деморализованными, что ген. Каледин вынужден был отдать приказ об их демобилизации, надеясь, что в обстановке родных станиц, влияния семьи и стариков, они быстро излечатся от большевистского угара. Чтобы иметь хоть какую-нибудь реальную силу, в конце 1917 года обратились к партизанству24) и набору добровольцев, куда потянулась учащался молодежь и первый партизанский отряд Чернецова был сформирован 30-го ноября 1917 года. Вот те главные основания, на которых в течение более полугода зиждились и поддержание внутреннего порядка в области и внешняя оборона ее границ. До сих пор обойдено молчанием и невыяснено, почему не призвали своевременно молодых казаков последнего призыва и не сформировали из них 2-3 хороших конных дивизии? Почему для той же цели не использовали уже обученные очередные сменные команды казачьей молодежи в количестве более 10 тыс. человек, накопившихся в области25). Для оправдания этих формирований в глазах Временного Правительства найти предлоги было нетрудно: в целях лучшего обучения пополнений для отправки на фронт, в видах "самоопределения" и "широкой автономии Края", для поддержания порядка в области и для защиты от покушений и "слева" и "справа", для создания милиции и т. д. Еще легче было объяснить казачьей массе цель этих формирований, указав, что благодаря им, казаки старших возрастов, утомленные войной и уже отслужившие свой срок, смогут, вернувшись домой, сразу попасть в свои станицы, и приступить к мирному устройству своей жизни. Нет сомнения, что эти начинания Донского Правительства встретили бы в казачестве не только сочувствие, но и всемерную поддержку, не говоря уже о стариках, но даже и со стороны фронтовиков, считавших бы, что свое они своевременно отслужили, а теперь очередь за молодежью. Помню, по дороге на Дон, я часто слышал заявления казаков, что они свою службу уже кончили, - "буде", говорили они, - "пусть теперь послужат молодые, как мы когда-то служили", а казаки, последнего призыва, слыша это ничего не возражали, очевидно считая такое положение вещей совершенно нормальным. Стань Донское Правительство на такой путь, откажись от пустых разговоров и ненужной болтовни, не теряя ни минуты времени возьмись энергично за дело формирования и обучения новых казачьих частей где-либо в Задонье, в районе наиболее стойких станиц, дальше от городов и, следовательно, дальше от пагубного влияния всевозможных революционных настроении, - уже к концу октября оно имело бы в своих руках 2-3 отличных дивизии молодых казаков, которые и послужили бы действительной опорой Дону и надежным прикрытием для дальнейших формирований, а в руках Правительства представили бы ту реальную силу, без которой ни одна власть существовать не может. При этих условиях, едва ли могли иметь какое-либо значение и развить преступную деятельность изменники казачества - Голубовы, Подтелковы, Мироновы, Лагутины и другие, а также едва ли бы имело место присоединение возвращающихся с фронта казачьих частей к большевикам. Но повторяю, по неизвестным мне причинам, никаких попыток в этом отношении Донской властью сделано не было, время проговорили и дело обороны Дона докатили до пропасти. Возможно, что Донское Правительство не совсем ясно представляло себе сущность большевизма, ибо жило иллюзиями, наивно веря, что людей воспринявших большевизм, можно излечить словами. Не имея за собой надежной силы, Донская власть в средних числах января вступила в переговоры с Каменским "революционным Комитетом" и пригласила в Новочеркасск большевистских главарей Подтелкова и К?. "Комитет" возглавляя главным образом далеко не полные 10, 27, 35 и гвардейские казачьи полки, большевистски настроенные, обещал сохранить "нейтралитет". Правительство его заявлению поверило, а в итоге, от руки этих казаков погиб краса Дона - партизан Чернецов. Наступивший временный период недовольства и возмущения вскоре прошел и Донская власть, забыв горький опыт, через короткий срок снова стала на путь соглашательства с большевиками, чтобы опять получить хороший урок, и, в конечном результате, снова заплатить за него жизнью лучших сынов казачества: Назарова, Волошинова, Усачева, Груднева и др., расстрелянных большевиками, после взятия Новочеркасска. И даже теперь, на краю гибели, Правительство устраивало бесконечные заседания, произносились длинные речи, происходили горячие споры, взаимные упреки, вырабатывались декларации и воззвания, шло соревнование в словопрении и красноречии, принимаемое и видимо совершенно искренно, под влиянием психоза того времени, за деятельную и полезную работу в борьбе с большевиками. Те же явления наблюдались, к сожалению, и в нашем штабе Походного Атамана. Не было решительности и необходимой быстроты в проведении в жизнь тех или иных мероприятий и главное, - не было веры в конечный результат. Моральная подавленность совершенно убила всякую инициативу. Принятию каждого решения обычно предшествовала долгая ненужная волокита и многократные обсуждения у высших чинов штаба. А дело стояло, ждало... В общем, вспоминая то время, могу сказать, что охотников поговорить и из пустяка создать шумиху ненужных дебатов, было очень много, но настоящих работников, самоотверженно, с любовью и полной верой в успех дела исполнявших бы свою маленькую, быть может, мало заметную, но чрезвычайно полезную работу, почти не было. Дети, иногда даже 12-летние птенцы, тайно убегая из дому, пополняли партизанские отряды, совершали легендарные подвиги, а в это же время, взрослые - под всякими предлогами уклонялись от исполнения своего долга перед Родиной. Я слышал, что присутствуя однажды на похоронах детей-героев в Новочеркасске, ген. Алексеев в надгробной речи сказал, что над этими могилами следовало бы поставить такой памятник: одинокая скала и на ней разоренное орлиное гнездо и убитые молодые орлята... "Где они были, орлы?" спросил ген. Алексеев. Лица, стоявшие близко к Каледину, утке с января месяца замечали в нем сильную перемену: Атаман стал замкнутым, часто находился в удрученном состоянии и, видимо, переживал мучительную тяжелую душевную драму. С глубокой верой в былую доблесть донцов - всегда верных своему долгу, всегда надежная опора Русского государства, ехал ген. Каледин на Дон, будучи убежден, что и теперь, как и всегда раньше, казачество в тяжелую минуту поможет России. Но мечта его не сбылась и горячая вера скоро сменилась разочарованием. Став Атаманом, Каледин стремится установить порядок в Области и оградить донцов от тлетворного влияния революции, а также восстановить старинные формы казачьего управления и ввести жизнь в нормальную колею. Однако, при проведении этого в жизнь, он натолкнулся на ряд препятствий, обусловливаемых влиянием революции. Преодолеть их Каледину не удалось, ибо положив в основу своих решений крайнюю осторожность и нерешительность, он не рисковал открыто выступить против разрушительных сил и, быть может, даже наперекор настроениям казаков - фронтовиков. Атаман Каледин держался средней линии и в результате - все его попытки поднять казачество на защиту родного края, применяя осторожно, то одни, то другие средства и возможности, оказались безуспешны и он не смог осуществить свою заветную мечту - создать на Дону базу для будущего восстановления России. Эти его замыслы, как известно, всецело совпадали со взглядами ген. Алексеева, неоднократно говорившего, что Россия гибнет и казачество должно отстоять свои области и дать основу, откуда началось бы освобождение нашей Родины. До последних дней ген. Каледин не терял веры и тщетно надеялся, что казаки одумаются, возьмутся за оружие и спасут Дон от красного нашествия. Ко времени моего приезда на Дон, Добровольческая армия и генералы Алексеев и Корнилов уже покинули Новочеркасск и перешли в Ростов, сделав его центром формирования своей армии. По просьбе ген. Каледина, в составе донских частей для усиления обороны Новочеркасска был оставлен офицерский батальон с батареей Добровольческой организации. Положение руководителей Добровольческой армии, как мне казалось, было довольно щекотливое. Неоспоримо одно, что со стороны . Атамана они встречали полную поддержку, но не всегда видели таковую со стороны всех членов Донского Правительства. Нахождение центра формирования частей Добровольческой армии в столице Дона, давало повод к яростным нападкам на Донскую власть. Негодовали иногородние, поддерживали их "фронтовики", усматривавшие в организации на Дону Добровольческой армии главную причину активных действий со стороны большевиков. Но, в общем, можно сказать, донская интеллигенция и казачья масса, относились к Добровольческой армии, довольно безразлично. Во всяком случае, с переездом в Ростов (не чисто казачий город) эти нападки совершенно стихли, а вместе с тем, вожди Добровольческой армии, получили большую свободу действий. Официально взаимоотношения Донского Атамана с Добровольческой армией основывались на особом соглашении, подписанном ген. Калединым, отчасти под влиянием представителей Национального Центра, приехавших из Москвы на Дон. Смысл названного соглашения заключался в том, что ген. Алексеев брал на себя ведение финансовых дел и вопросы внешней и внутренней политики; ген. Корнилов - организацию и командование Добровольческой армией; ген. Каледин - формирование Донской армии и ведение всех дел войска Донского, а верховная власть в крае и решение принципиальных вопросов принадлежала "Триумвирату" этих лиц. Не лишено интереса, что создание такого "Триумвирата", настойчиво требовали представители Московского Центра, заявляя, что только при этом условии и совместной работе генералов Каледина, Алексеева и Корнилова, они могут рассчитывать на моральную и материальную помощь Московских общественных организаций и, кроме того, только в этом случае, можно будет получить от союзников денежную помощь. Упорно ходил слух о том, будто бы и сами представители союзных военных миссий, прибывшие в Новочеркасск еще в конце декабря 1917 года, обещали широкую материальную помощь. Но в итоге, ни Москва, ни союзники ничего не дали. Жили, расходуя местные наличные запасы, каковые, кстати сказать, были весьма ограничены. Если память не изменяет, то с разрешения ген. Каледина из Ростовского отделения Государственного банка Добровольческой армии один раз было отпущено около 15 миллионов рублей. По мере численного уменьшения, в виду потерь, наших партизанских отрядов и значительного роста сил красных за счет разного сброда (ЬРОНТОВЫХ дезертиров, предвкушавших богатую наживу в тополе. - обстановка все более и более складывалась не в нашу ПОЛЬЗУ. Учитывая это ген. Каледин решил устроить 26 января заседание совместно с высшими руководителями Добровольческой армии, с целью выработки плана дальнейшей борьбы с большевиками, придавая ему чрезвычайно важное значение.