Поляков И.. Донские казаки в борьбе с большевиками

С целью пресечь большевикам возможность бегства из Новочеркасска, запретил временно выезд из города. Вследствие полного отсутствия и в то же время крайней нужды в технических частях, приступили к спешному формированию инженерной сотни. 67) Есаулу Алексееву было разрешено формировать партизанский отряд. С этой целью им было выпущено следующее характерное, по тому времени воззвание: " Орлы-партизаны! Зову вас в свой отряд. Время не ждет. Запись в реальном училище при входе (с 9 час. утра до 2 ч. дня и с 4 до 6 ч. вечера). Там же будут даны записавшимся дальнейшие указания. Есаул Алексеев". Очень остро стоявший вопрос о продовольствии казаков, занявших город, решили в первые два дня возложить на население Новочеркасска, объяснив эту необходимость следующим обращением: "От штаба казачьего отряда. Граждане. Столица Дона Новочеркасск вновь в руках казаков. Штаб казачьего отряда обращается к гражданам города всеми силами и средствами прийти на помощь Штабу, в деле скорейшей организации продовольственного вопроса для защитников Тихого Дона. Поэтому штаб просит граждан не отказать в продовольствии казакам, которые не останутся в долгу и в свою очередь с благодарностью ответят тем же. Квартальных старост Штаб просит немедленно организовать дело продовольствия в своих кварталах".68) Выпуская такое объявление надеялись, что, быть может, числом довольствующихся, хотя бы примерно будет установлено количество казаков, находящихся в городе. Комендантом Новочеркасска назначили В. Ст. Туроверова. Ему было приказано безотлагательно приступить к сбору казенного имущества и оружия, запретить продажу спиртных напитков и изъять учащуюся молодежь из рядов дружин и отрядов.169) На проведение последнего я особенно настаивал. Даже в тяжелые и критические дни борьбы на Дону, мне казалось нельзя рисковать жизнью детей и оборону Края надо стремиться сразу поставить на прочные и нормальные основания. Я считал, что бороться с большевиками обязаны все граждане, достигшие призывного возраста, а не дети. И позднее, при Атамане Краснове, мне пришлось неуклонно проводить в жизнь то же самое. И странно было, что некоторые не только не разделяли этого взгляда, но даже за это негодовали на меня. Но еще знаменательнее то, что после ухода ген. Краснова и моего, новый Атаман ген. А. Богаевский, вероятно, в угоду лицам, на детях делавшим карьеру, опять возродил детские партизанские отряды. И вновь погибли сотни юношей не окупив своими жертвами достигнутых результатов.70) Организация милиции была поручена известному старожилу города ген. Смирнову. Он только счастливым случаем остался жив и был освобожден казаками утром 1-го апреля. С большой энергией ген. Смирнов принялся за установление в городе порядка. Он особенно умело вылавливал оставшихся большевиков и очень быстро создал внутреннюю охрану города, для чего широко использовал и самих жителей. Учредили также и должность инспектора артиллерии, возложив на него сбор оружия, его исправление и снабжение войск огнестрельными припасами. продовольствием поручили областному интенданту, дав ему соответствующие инструкции и весьма широкие полномочия. Когда самые острые вопросы были, если не разрешены, то во всяком случае не забыты, было решено вновь обратиться к населению с таким призывом: "К вам обыватели и казаки наше последнее слово. Вы пережили уже одну Вандею; ужасы большевистской резни и террора до сих пор жуткой дрожью пробегают по Черкасску и смертельным холодом сжимает ваши сердца... Сколько отцов, мужей, братьев и детей не досчитываетесь вы? Неужели недостаточно? Неужели же вы и до сих пор останетесь безучастными зрителями происходящих событий? Идите в ряды наших войск и помните, что ваша жизнь и судьба в ваших же собственных руках. Позорно и преступно быть безучастным. Дон оскорблен и прислав вам с окрестных станиц своих казаков, властно требует от каждого из вас стать под ружье. Спасайте свою жизнь и поруганную честь седого Дона как один, а не прячьтесь поодиночке в задних дворах ваших домов... Помните, что над нами реют тоскующие тени убитых атаманов и зовут вас очистить некогда Великий Дон от большевистского сора. Запись производится: 1) В Областном правлении 2) В 6-м батальоне (Реальное училище). Командующий корпусом Фетисов. 4 апреля 1918 г." Мы надеялись, что этот призыв не останется без результата и найдет живой отклик в сердцах горожан. Нам казалось, что Новочеркассцы, испытавшие уже на себе всю тяжесть красного режима, не останутся больше инертными и в подавляющем количестве станут на защиту родного Края и собственной жизни. Но наши ожидания далеко не оправдались. К сожалению, приходится признать, что большевикам потребовалось еще раз основательно и жестоко похозяйничать в Новочеркасске, дабы, наконец, окончательно пробудить обывателя из спячки и побудить его взяться за оружие. Одновременно с мерами, принятыми по упорядочению военной стороны дела, происходило и конструирование власти. 1-го апреля в 5 часов вечера в помещении зимнего театра состоялось соединенное заседание членов бывшего Правительства (Калединского), оказавшихся в городе, "войсковых есаулов", советников Областного Правления, членов войсковых кругов и офицеров Штаба по вопросу создания власти на Дону. В принципе было постановлено воздержаться пока от избрания постоянного органа власти, образовав лишь Временное Правительство из представителей дружин Новочеркасска. При обсуждении этого вопроса, в его основание были положены соображения о необходимости, чтобы власть опиралась на реальную силу; последняя же фактически была в руках казачьих дружин, поднявших восстание, следовательно, представители этих дружин и должны были составить главный остов новой власти, поддерживая, в нужных случаях, ее авторитет силой оружия. На вечернем заседании было закончено формирование "Совета Обороны" Донского края, как высшего временного органа власти в Области. В состав его, кроме представителей станичных дружин вошло еще 8 человек (7 казаков и 1 неказак) с правом решающего голоса, избранных представителями дружин, как лица, пользовавшиеся их доверием и могущие принести своей работой пользу обороне Дона. Вместе с тем "Совет Обороны" просил принимать участие в его работе всех наличных членов Войскового Круга. Наконец, в его состав вошли и представители штаба. Я лично, ни на одном заседании "Совета Обороны" не присутствовал. Произошло это не потому, что я умышленно избегал участия в работе "Совета", а лишь оттого, что у меня не было ни одной свободной минуты и все время днем и ночью я находился в штабе. Хотя номинально начальником штаба считался подп. Рытиков, но как-то, само собою вышло, что вся спешная организационная работа лежала на мне. Ко мне обращались за всеми справками, разъяснениями, указаниями и я же отдавал все распоряжения и приказания, то от имени В. Ст. Фетисова, то начальника штаба, а чаще всего непосредственно от себя. При тогдашней обстановке резко и часто менявшейся и при отсутствии мало-мальски налаженного управления войсками, я не мог отлучиться из штаба. Но о работе нового органа власти, я был отлично осведомлен, ибо все его заседания посещал или Войск. Ст. Фетисов, либо кто-либо из офицеров штаба, всегда детально меня информировавшие. Председателем "Совета Обороны" единогласно был избран есаул Г. П. Янов. Человек большой энергии, прекрасно владевший даром слова. Он энергично приступил к работе, воодушевляя своим примером и остальных. Без излишних разговоров и дебатов, "Совет Обороны" сразу повел деловую работу. Прежде всего, он категорически запретил всякие самовольные реквизиции без его или командующего армией согласия и выделил из своего состава комиссию для разбора дел арестованных, число каковых было уже весьма велико. Вместе с тем, принял меры улучшения положения дружинников и назначил два своих представителя для встречи и устройства, прибывающих в город станичных дружин. Одновременно, "Совет Обороны" стремился насколько возможно лучше решить продовольственный и финансовый вопросы и с этой целью провел ряд соответствующих мероприятий. В первую очередь, было решено использовать деньги в сумме 620 тыс. рублей, собранных большевиками с жителей города, как контрибуция и случайно оставшиеся в Новочеркасске. Что касается золотого запаса, который был оставлен большевикам 12 февр. при бегстве из Новочеркасска штаба Походного Атамана 73), то несмотря на все самые тщательные розыски, нам не удалось отыскать никаких его следов. "Совет Обороны" крайне озабочивала судьба М. Богаевского, увезенного большевиками, как известно читателю,74) в Ростов, почему было постановлено послать Ростовским большевикам ультиматум с требованием немедленно освободить как М. П. Богаевского,75) так и других казаков, содержащихся в Ростовских тюрьмах.76) Дабы подействовать на Ростовский совдеп и побудить его выполнить это наше требование, решено было сообщить ему, что в случае его отказа, все арестованные в Новочеркасске большевики будут расстреляны. Сначала предполагали с таким ультиматумом послать делегацию в Ростов, но опасение что большевики могут ее арестовать и расстрелять, побудили нас воздержаться от этого и прибегнуть к переговору с большевиками по телефону. Приведение этого в исполнение было поручено мне. Я приказал восстановить прерванную с Ростовом телефонную связь. После долгих попыток, в конце концов, удалось получить Ростовский исполнительный комитет. К телефону подошел какой-то субъект назвавший себя заместителем председателя комитета. Когда он узнал о цели моего вызова, он разразился по моему адресу потоком площадной брани, высказал сожаление, что меня не розыскали в Новочеркасске и не расстреляли и обещал при новом занятии города не забыть это сделать. Я предложил ему за М. Богаевского отпустить всех комиссаров и видных большевиков, арестованных нами в Новочеркасске, а за каждого казака - по несколько красногвардейцев, но он и это мое предложение категорически отвергнул. Моя угроза в случае неисполнения нашего требования - расстрелять всех пленных большевиков также не подействовала. Она вызвала лишь новую брань с его стороны и угрозы, не оставить камня на камне при будущем занятии большевиками Новочеркасска. Я видел, что всякие дальнейшие переговоры бесполезны и потому, предупредив говорившего со мной, что за каждого расстрелянного ими казака, мы будем расстреливать 10 красногвардейцев, приказал прервать телефонное сообщение. Так неудачно окончилась попытка спасти М. Богаевского тогда, когда его фактически в живых не было.77) Что касается моих угроз по отношению к пленным большевикам, то мы от этого воздержались. Объяснялось это многими причинами. С одной стороны не хотелось уподобляться большевикам и расстреливать всех без разбора, а с другой - у нас не было уверенности, что мы удержим город. Хотя настроение дружинников и не оставляло желать ничего лучшего и они горели ненавистью к большевикам, но мне казалось, что одного этого еще мало. При всяком успехе они сильно воодушевлялись, но еще острее станичники воспринимали неудачу. Последнее объяснялось главным образом тем, что дружинники далеко еще не были по-настоящему организованы и вооружены и вступали в бой толпой без начальников-офицеров. Отсутствие нужной спайки и начальников, делало их чрезвычайно впечатлительными. Были случаи, когда при неуспехе станичники просто распылялись. Для устранения этих недостатков и придания дружинникам минимальной устойчивости, нужно было время. Во всяком случае, требовалось несколько дней, дабы создать организованные ячейки отрядов, которые могли бы впитать в себя казаков дружин и дать им некоторую стойкость. Но большевики не дремали и нельзя было рассчитывать, что они дадут нам время и своим наступлением не расстроят наши планы. Поэтому, было рисковано применять к арестованным нами большевикам особо жестокие меры. Ведь в случае вынужденного нами оставления города, весь свой гнев за наши действия, красные вылили бы на беззащитных жителей. Это свое мнение я высказал В. Ст. Фетисову и последний со мной вполне согласился. По сведениям, полученным с боевых участков, к полудню 3-го апреля, обстановка складывалась так: на Ростовском направлении станичные дружины продвинулись далее ст. Кизитеринка (на линии Новочеркасск-Ростов, в 15 верстах от последнего), где разобрали полотно железной дороги, лишив возможности броневые поезда красных продвигаться в нашу сторону. В Нахичевани находились большевики. Время от времени они пытались производить разведку, которую легко прогоняло ружейным огнем наше сторожевое охранение. По словам бежавших из Ростова, там царила паника. Большевики спешно вызывали подкрепления из Таганрога. Судя по донесениям, настроение дружинников было превосходное и они усиленные казаками Аксайской и Александровской станиц, крепко держали свои позиции. Как бы в подтверждение этого в штабе был получен и приговор Аксайской станицы.78) Благополучно было и на северном направлении. Там дружины Раздорцев, поддержанные Заплавцами и Новочеркассцами, после непродолжительного боя, заняли Персияновку. Отобрав у крестьян ближайших хуторов оружие, они успешно продвигались вперед. Уже овладели Каменоломней (примерно в одном переходе от Новочеркасска) и безостановочно продолжая наступление, имели целью захватить и Александровск-Грушевский - оплот большевиков шахтеров. Такие блестящие действия казачьего отряда были отмечены в приказе по армии No 11 от 3-го апреля 1918 года: "К вечеру 2-го апреля доблестные казачьи дружины станиц Раздорской, Заплавской и Новочеркасской оттеснили красногвардейцев к Александровск-Грушевский. По полученным донесениям казаки действовали выше всякой похвалы. Благодарю этих верных сынов Тихого Дона, грудью вставших на защиту его и народных прав. Командующий армией Фетисов". В общем, положение на боевых участках, как видно, было для нас благоприятное. Много сложнее была обстановка в городе. Формирование новых частей шло вяло. Офицеры записывались в отряды неохотно. Не была даже приблизительно установлена численность казаков в городе, которыми мы могли располагать, как бойцами. Не успели еще наладить, как следует вопросы расквартирования и продовольствия казаков, прибывающих в город. Во главе небольших казачьих отрядов появлялись нередко неизвестные начальники. Могли быть, конечно и большевистские агенты. Часть офицеров, хотя и зарегистрировалась, но разгуливала по городу и уклонялась от поступления в ряды войск. Не было и порядка в городе: все еще продолжались самочинные незаконные реквизиции, а иногда попытки расправы самосудом с ранеными красногвардейцами, оставшимися в больницах. Часто ночью происходила беспричинная стрельба, сильно волновавшая население. Дабы уменьшить хаос и сколько-нибудь упорядочить положение, 2-го апреля 1918 г. был отдан следующий приказ: "Приказываю начальникам станичных дружин ежедневно к 12 часам дня доносить в штаб армии (атаманский дворец79): 1) Численный состав дружин (пеших и конных отдельно) 2) Число вооруженных (система винтовки и количество к ним патронов) 3) Фамилии начальников дружин. В случае прибытия пополнений из станиц доносить об этом немедленно. 4) Ввиду того, что офицеры без дела разгуливают по городу, приказываю под страхом предания военному суду немедленно забрать у инспектора артиллерии оружие и присоединиться к станичным дружинам, согласно сделанного при регистрации распределения. 5) Строго воспрещаю брать из лечебных заведений каких бы то ни было больных и раненых, без согласия старших врачей впредь до их выздоровления, в необходимых случаях нужно приставлять караул и считать то или другое лицо арестованным. Виновные в неисполнении приказа будут предаваться военному суду. 6) Какие бы то ни было реквизиции могут производиться лишь с разрешения и письменного приказания командующего армией или начальника штаба армии. Подтверждается, что обыски и аресты могут производиться лишь по письменному приказанию начальника милиции или коменданта города. Командующий казачьей армией Фетисов". Одновременно для пополнения дружин, командующий казачьим корпусом В. Ст. Фетисов объявил мобилизацию всех казаков в возрасте от 17 до 50 лет включительно, как Новочеркасской, так казаков и других станиц, проживавших в городе и его окрестностях. Не лишено интереса то, что название высшего соединения казачьих дружин, захвативших Новочеркасск, установлено еще не было. В одном случае В. Ст. Фетисов именовал себя "начальником отряда", в другом - "командующим отделом", в третьих - "командиром казачьего корпуса" и наконец"командующим армией". В эти дни в Новочеркасск прибыл председатель районного штаба 80). Он сообщил, что 1-го апреля в ст. Манычской состоялся съезд 11 станиц Черкасского округа, начавших борьбу с большевиками и что казаки Кагальницкой, Хомутовской, Мечетинской и Егорлыцкой станиц, после боя с красными, отбросили большевиков к Ростову. Дошли сведения и из 1-го Донского округа о том, что в округе настроение бодрое, что все станицы и хутора мобилизуют казаков и посылают в Новочеркасск дружины. Шли утешительные слухи и с крайнего севера - Хоперского округа, о восстании казаков против советов. Если эти вести в известной степени были правдоподобны, то наряду с ними в городе циркулировали, находя место даже в печати, самые фантастические и нелепые слухи. Приведу только некоторые из них, подтверждающие, как местная пресса обманывала доверчивого обывателя. Газета "Вольный Дон" 81) в рубрике "на фронте" печатала буквально следующее: "Корнилов и Великий князь Николай Николаевич двигаются на Ростов с юга" и там же: "Отряды генерала Корнилова берут Батайск. Гайдамаки подходят к окрестностям Таганрога и заняли Гуково" (в 17 верстах от ст. Зверево). Не отставая от "Вольного Дона" газета "Свободный Дон" сообщала: "С часу на час ожидается вступление в Новочеркасск отрядов ген. Попова и Семилетова, находящихся где-то неподалеку" 82). На самом деле, все это далеко не отвечало действительности. Фактически Новочеркасск со всех сторон был окружен большевиками и никто не спешил ему на помощь. Однако психология тогда была такова, что невозможное признавалось возможным, а вымысел часто сходил за истину. Такими сведениями местная печать, очевидно стремилась поддержать в населении бодрость духа, а в сущности оказывала медвежью услугу: находились лица, а среди них и офицеры, рассуждавшие так: идут отряды Великого князя, ген. Корнилова, Попова, подождем их прихода, а тогда, в зависимости от обстановки и определимся. К вечеру 3-го апреля, несмотря на царившую еще в Новочеркасске сумятицу, неналаженность вопросов снабжения оружием и патронами и продовольствия станичных дружин и, наконец, неорганизованность и неустойчивость их в боевом отношении, все же обстановка, как будто, складывалась в нашу пользу. Я воспользовался благоприятным моментом и решил впервые за три дня отлучиться из штаба. Мне хотелось повидать тех, у кого я скрывался в последнее время, а также отыскать мое военное обмундирование, спрятанное где-то моими друзьями. Мое отсутствие продолжалось не более часа. Но когда я вернулся в штаб, я было глубоко потрясен резкой в нем переменой. Все панически суетились. Офицеры и писаря штаба торопливо разбирали бумаги, жгли многие документы и спешно собирали имущество. Готовились к укладке телеграфные и телефонные аппараты, - в общем, все указывало на то, что происходит лихорадочное приготовление к поспешному бегству. Причиной такой неожиданной перемены послужило, как я узнал, сообщение одного из чинов железнодорожной администрации ст. Аксайская, что большевики большими силами при поддержке броневых поездов, повели наступление со стороны г. Нахичеваня, опрокинули и совершенно рассеяли наш южный отряд. Ввиду этого, с часа на час можно было ожидать занятия красными названной станции, почему телеграфисты, предупредив штаб о случившемся, прервали связь, испортили аппараты, а сами разбежались. Вот эта весть и произвела такое ошеломляющее впечатление на чинов штаба. Если все это отвечало истине, то Новочеркасск со стороны Ростова был совсем открыт и, значит, каждую минуту броневые поезда большевиков могли очутиться под стенами города. Как я ни старался проверить это сообщение и выяснить истинное положение у ст. Аксайской, мне это не удалось. Тогда я принял меры, чтобы сколько-нибудь успокоить чинов штаба. Вначале мои настояния возымели некоторое действие, но наступившая темнота вновь усилила нервность настроения. Очень жуткое и тягостное впечатление произвел на всех истерический припадок начальника штаба подполк. Рытикова. Схватившись за голову, он начал бегать и кричать: "Все пропало, все потеряно, что теперь будет со мной, с моей семьей" и т. д. Не выдержало сердце и у Фетисова. Измученный бессонными ночами и нервной работой, он впал в полную апатию и спокойно говорил, что теперь ему все равно, что он никуда не побежит, останется здесь и что сейчас у него единственное желание - отдохнуть и хотя бы часок заснуть. Скажу откровенно и меня охватило страшное отчаяние. Хотелось бросить все и скрыться от этой кошмарной действительности. Нервы уже не выдерживали. Хотелось забыться, ничего не знать, никого не видеть. Не слышать все одни и те же ужасные вопросы: "что нам делать, как быть, удержим ли город, не появятся ли сейчас большевики, успеем ли уйти" и т. д. и т. д. Я всячески старался переломить себя и хоть немного собраться с мыслями. "Психологический кризис" у Фетисова и Рытикова продолжался и мне одному пришлось выкручиваться из создавшегося хаоса, будучи при этом среди людей уже охваченных паникой. Положение ежеминутно ухудшалось. По городу ползли зловещие слухи, разжигавшие расстроенное воображение и еще более усиливавшие общее смятение. Волнуясь говорили, что в городе будто бы уже появились матросы; что наши караулы бросили свои посты и бежали; что арестованные большевики в тюрьмах выломали двери и вооружившись, направляются для захвата штаба. Тревога из штаба быстро распространялась по городу. Вскоре на площади около атаманского дворца, скопилась большая толпа. Она явно сочувствовала большевикам. Слышались недвусмысленные выкрики по адресу штаба. А в это время, в штабе никакой охраны не было. К счастью, вскоре во дворец прибыло несколько десятков офицеров и явился начальник милиции ген. Смирнов. По моему указанию, он стал наводить внутренний порядок. Наспех кое-как сорганизовали прибывших офицеров. Они быстро очистили площадь и установили охрану штаба. С целью не допустить к городу с Ростовского направления бронепоезд красных, я отобрал 8-10 партизан с двумя надежными офицерами и направил их к хутору Мишкину с задачей разобрать и взорвать возможно на большем расстоянии полотно железной дороги. Этой команде были приданы телеграфисты с необходимым имуществом, дабы прибыв на место, они могли включиться в линию и ориентировать штаб в обстановке и о ходе работы. Оценивая положение, я неуклонно приходил к выводу, что оставление нами города вопрос лишь ближайших часов. Но при сложившейся обстановке вывести офицеров и дружинников из города, мне казалось делом чрезвычайно трудным. Не скрывая своего решения, я, прежде всего, принял меры дабы оповестить об этом всех офицеров, бывших в Новочеркасске, а не бросить их, как это было сделано 12-го февраля 1918 года, когда из города уходил отряд Походного Атамана. С этой целью, несколько расторопных офицеров было послано в разные районы Новочеркасска. Они должны были отыскать квартальных старост и через них передать приказание всем офицерам безотлагательно прибыть к атаманскому дворцу. Одновременно несколько других офицеров было послано на автомобилях 83) в места расквартирования казачьих дружин. Им было приказано во чтобы то ни стало розыскатъ дружинников, составить из них команды, зайти, если нужно, в арсенал за оружием и патронами, а затем привести команды к штабу. Меня сильно озабочивали наши караулы у тюрьм и гауптвахты, где сидело по несколько сот арестованных большевиков. Поэтому, дабы проверить все городские караулы и выяснить фактическое положение там, я послал двух штаб-офицеров. Наконец, своего единственного энергичного помощника подъесаула К., я отправил с группой казаков на вокзал. Он должен был там восстановить порядок и по телефону держать меня в курсе происходящего на станции. Прилегающий к станции район кишел рабочими, настроенными большевистски. Поэтому, на вокзале все время происходила невообразимая сутолока и хаос. Оттуда беспрерывно по телефону какие-то неизвестные лица, явно с провокационной целью сообщали, то о занятии станции красными, то о прибытии карательных отрядов, то о появлении броневых поездов большевиков, чем еще больше усиливали беспорядок и панику. Только после полуночи настроение в штабе заметно улучшилось. Некоторое успокоение внесло появление на площади перед зданием дворца, верхом на лошади, известного своей удалью сотника Гавриленкова. Несмотря на ампутированные конечности ног, он отлично держался в седле и в боях обычно появлялся в самых опасных местах. Снабдив партизан патронами и дав для пеших людей грузовик, я отправил эту команду на Ростовское направление с задачей, заняв хут. Мишкин, выдвинуться дальше к югу до соприкосновения с противником и всемерно задерживать продвижение его по железной дороге, взрывая и порча таковую. Сотнику Гавриленкову подчинил ранее высланную туда команду подрывников, вменив ему в обязанность останавливать и включать в свой отряд всех казаков, которых он встретит по дороге. Вспоминая то сумбурное время, могу сказать, что мною тогда, как мне казалось, было сделано все возможное, чтобы выиграть время до рассвета и спасти положение.