Страница:
Было совершенно ясно, что до тех пор, пока противник владеет такими пунктами в приграничной с Доном полосе, как города Царицын, Камышин, Поворино, Борисоглебск, Новохоперск, Талы, Калач и Богучар и пользуется охватывающими область железными дорогами, проходящими через них, Донская армия не могла успешно выполнять задачу обеспечения границ области. Отсюда вытекала настоятельная необходимость выдвинуть Донскую армию за пределы области с целью овладения указанными выше пунктами. Было решено, что первым этапом по выполнению этой задачи должно явиться наступление на восток для захвата Царицына и на северо-запад для занятия Богучара, Калача, Талы; на остальном фронте предполагалось сдерживать натиск красных активной обороной. К началу августа, занятием Богучара донцами, часть этой программы была выполнена. Казалось назревал момент для осуществления и другой ее части, а именно овладения Царицыном, тем более что войска ген. Мамантова дружным натиском вдоль железнодорожных магистралей, ведущих к Царицыну, подошли уже почти вплотную к этому городу, обложив его с трех сторон. Однако, завершение этой задачи натолкнулось на серьезные препятствия... Спасая свое положение, Советская власть, использовав заметное переутомление казачества 3-х месячной борьбой, перенесла центр тяжести борьбы исключительно на политику и широкой пропагандой через своих агентов, стала прививать фронтовым казакам, что задача их кончена и нет никакой надобности казачеству переходить границы области, что переход границы служит не целям наилучшего обеспечения пределов Области, а лишь завоевательным замыслам Донского Правительства 222). Идея "без аннексий" и здесь быстро была подхвачена казаками, пришедшими с германской войны. Среди них, начали ярко появляться признаки разложения, нашедшие выражение в митингах. Это явление только лишний раз показало дальновидность и проницательность Донского командования и подтвердило основательность опасений Донского Атамана, когда он еще в мае месяце 223) категорически противился провозглашению лозунга "Москва", признавая его несвоевременным для казаков и требующим для своего осуществления предварительной подготовки казачьих масс в этом направлении. Однако, сознание необходимости перехода к выполнению дальнейшей задачи по освобождению России, а для этого - движение на Воронеж и дальше на Москву сильно озабочивало Донское командование. Добровольческая армия не признавала пока возможным покинуть Кубань. На все призывы Атамана выдвинуться на главное операционное направление - Воронеж-Москва, ген. Деникин отвечал отказом. Двинуть дальше одних изнемогавших казаков, было невозможно. Крайняя усталость брала свое. Чувство жуткого одиночества в борьбе со всей огромной Россией, все более и более тяготило казачество. Чаще и чаще раздавались голоса, требовавшие скорее кончить войну с большевиками. "Пойдем и мы спасать Россию - говорили казаки - но пусть с нами идут солдаты и добровольцы. Дону самому не по силам справиться с многомиллионной, потерявшей голову Россией". Домашнее хозяйство без рабочих рук гибло и разваливалось. Пришлось в ущерб делу, уволить наиболее старых казаков для реализации урожая. Не сделать этого было нельзя. Дону грозила бы голодная смерть. Положение Войска Донского становилось все более и более критичным. Оставаться дальше в тех же условиях, значило бы рисковать потерять и то, что было уже сделано. Требовалось найти какой-то выход из тяжелого положения. Создавшаяся обстановка указывала на необходимость сформирования из крестьян Воронежской, Саратовской и Астраханской губерний, Русской армии, которая могла бы приступить к освобождению этих губерний от Советской власти. Учитывая настроения казачьей массы командование было уверено, что для той же цели оно сможет двинуть Молодую Донскую армию, усиленную казаками из действующей армии, преимущественно младших сроков службы, а также казаков добровольцев 224) (с большими окладами жалованья). Рассчитывать на большее не было никаких реальных оснований. Для осуществления идеи сформирования неказачъей армии, Донской Атаман решил воспользоваться отчасти уже готовой организацией, созданной в Киеве союзом "Наша Родина". Будучи заинтересован в обеспечении от большевиков границ Украины, гетман Скоропадский, охотно давал средства на создание в Воронежской губернии русской армии. Выказывали желание помочь денежно и русские банки и, кроме того, предполагалось в широкой мере использовать и средства Дона. Будущая армия получила наименование - "Южная". В ее состав, кроме частей, намеченных к формированию в Воронежской губернии, должны были войти части Астраханцев, образовав Астраханский корпус. Последние, численностью около 4-х тысяч штыков и сабель обороняли восточные степи за Манычем, ведя, время от времени успешные бои с бродячими шайками красных. Номинально Астраханцев возглавлял неудачный, с авантюристическими наклонностями Астраханский Атаман князь Тундутов. Астраханцы были раздеты, плохо вооружены, плохо организованы, а главное не имели хороших начальников. Нужно было, как можно скорее, их переформировать и взять всю организацию Астраханцев в железные руки. В состав Южной армии. намечалось также в будущем включение полков из Саратовских крестьян, составлявших в то время уже пехотную бригаду, отлично сражавшуюся с большевиками на границе своей губернии. Итак, средства и люди для Южной армии были. Требовалось только найти энергичных старших начальников и достаточное количество кадровых офицеров, чтобы по примеру Постоянной Донской армии, создать новую, сильную и боеспособную армию. По первоначальному плану, предполагалось Южную армию подчинить ген. Деникину, который бы взял на себя организацию и руководство. Выгод от этого было бы много, не считая и того, что работа добровольческого командования в Донской области по формированию и управлению этой армией, невольно сблизила бы донских и добровольческих руководителей и, быть может, несколько рассеяла вражду между ними, много вредившую общему делу. Но начатые в этом отношении переговоры Донского Атамана с ген. Деникиным через генерала М. Драгомирова ни к чему положительному не привели. Словно над взаимоотношениями с добровольцами тяготело что-то роковое, что всегда мешало полюбовному разрешению возникавших вопросов. В сферах Добровольческой армии, идея формирования такой неказачьей армии сочувствия не нашла. Наоборот, встретила даже явно отрицательное отношение. В создании Южной армии на границе Донской области, ген. Деникин усмотрел ослабление Добровольческой армии, умаление ее значения и даже для себя обиду. Не нравилось ему и то, что к этому делу был причастен Гетман и, значит, немцы, - его враги. "Немецкая затея, с целью вредить Добровольческой армии и задерживать офицеров на Украине" - злобно твердили в Екатеринодаре, умаляя тем самым значение Южной армии и создавая вокруг ее формирования весьма нездоровую атмосферу. Кампания, поднятая Екатеринодарской прессой 225) против Южной армии и наряду с этим крайне нелестные отзывы о ней ставки, вскоре возымели свое действие: лучшие офицеры стали воздерживаться от поступления в армию, боясь своим участием, скомпрометировать себя в глазах Добровольческого командования. В армию устремился худший элемент. Желали попасть, главным образом, те, кто далеко не отвечал назначению и не удовлетворял даже самым снисходительным требованиям. Я замечал, что в зачислении в формируемые полки видели лишь способ уклониться от боевой службы на фронте. Одновременно, спрос на тыловые должности сильно возрос. Бойкотирование Екатеринодаром Южной армии, несомненно сильно отражалось на ее формировании. Между тем, для Дона создание Южной армии было вопросом жизни. Необходимость ее обусловливалась, как в видах дальнейшего продвижения вглубь за пределы Дона, так и в целях облегчения казакам военной службы, ибо при наличии этой армии возможно было бы часть казаков, хотя бы старше 45 лет, отпустить домой. Чрезвычайно важное значение приобретал вопрос возглавления этой армии. Попытки ген. Краснова найти в высших кругах Добровольческого командования популярного русского генерала на пост командующего этой армией, окончились, как я упоминал, неудачей. Ставка продолжала занимать непримиримую позицию в отношении Южной армии. Поручить формирование ее одному из донских генералов, по понятным причинам, было бы нецелесообразно. Тогда Атаман решил с этой просьбой обратиться к герою Львова и Перемышля - безупречно честному и стоявшему вне политики ген. от артиллерии Н. И. Иванову. Принципиально не отказываясь, ген. Иванов, однако, прежде, чем окончательно принять предложение Атамана, решил поехать в Екатеринодар и заручиться согласием ген. Деникина. Как принял его главнокомандующий, какой разговор произошел между ними, мне неизвестно, но только ген. Иванов вернулся из Екатеринодара крайне мрачным. Видно было, что тамошняя атмосфера удручающе подействовала на старика. Тем не менее, считая формирование армии полезным русским делом, как он сам заявил Атаману, ген. Иванов согласился стать во главе армии с подчинением Донскому командованию 226).
Здесь не могу не отметить, что в то время ген. Иванов уже сильно сдал. Ужасы революции и издевательство солдат, оставили на нем глубокий след. Заметно было, что временами ему начинала изменять память. Еще до сих пор мне памятны наши долгие беседы о нуждах Южной армии. Кончив, бывало один вопрос, мы переходили к следующему, но ген. Иванов, забыв, очевидно, вновь возвращался к первому, уже окончательно решенному. Так порой несколько часов дорогого времени уходило непродуктивно на подобные разговоры. Своими наблюдениями я поделился с командующим армиями и Атаманом и просил их убедиться в правоте моих слов. Однако, я должен засвидетельствовать, что несмотря на этот минус, ген. Иванов с удивительной настойчивостью и энергией прилагал все усилия, чтобы преодолеть многочисленные препятствия, стоявшие на пути формирования Южной армии. Если это ему в полной мере на удалось, то меньше всего вина лежит на нем. Главные причины неуспеха надо искать в том, что у него не было талантливых помощников, не было достаточного количества хороших строевых офицеров, а также потребных средств для быстрого снаряжения и обмундирования войск. Не менее решающую роль в неудаче сыграла и ставка Добровольческой армии, окружившая атмосферой враждебности формирование этой армии. Виновато отчасти и Донское командование, всецело занятое вопросами ведения военных операций, Постоянной (Молодой) Донской армии и потому не уделявшее достаточного внимания формированию Южной армии. Первоначально полагали, что подчиненная Донскому командованию в оперативном отношении, Южная армия в остальном будет самостоятельной. Но ведь для этого нужны были старшие начальники, привыкшие к самостоятельной работе. Таковых на Дону свободных не было. Они в избытке были в Добровольческой армии, болтаясь без дела в тылу, но дать их в Южную армию ген. Деникин не хотел. Столь же безуспешно несколько раз, я просил о том же и ген. Романовского. Перевезенная из Киева в район Чертково-Кантемировка организация союза "Наша Родина", как остов будущей армии, оказалась весьма пестрым сбродом людей 227). Добрая половина из них ничего общего с военным делом не имела: кандидаты на должности будущих губернаторов или градоначальников, статские советники, акцизные чиновники, исправники, дамы и девицы, сестры милосердия, никогда не видевшие раненых и больных, разнообразные председатели бывших еще в проекте многочисленных организаций, командиры несуществующих бригад и полков, священнослужители разных рангов и т. д., одним словом чрезвычайно разношерстный элемент, малопригодный к военной службе и к тому же настроенный весьма панически. Атаман осмотрел эту кампанию и вынес гнетущее впечатление. Не имея времени поехать сам, я послал в район Чертково-Кантемировка. состоявших при мне для поручений штаб-офицеров и своих адъютантов, поручив им ознакомиться на месте с жизнью и настроением прибывшей организации. Каждому из них мною была дана специальная задача и точно указано место его пребывания. Привезенные ими сведения далеко меня не радовали. Они рисовали мне жуткую картину беззаботной жизни "организации", на фоне которой процветало пьянство, кутежи, скандалы, самоуправство, разгул и взяточничество. Безобразное поведение прибывших, вызвало в населении ближайшего района острое недовольство и справедливый ропот, готовый перейти в открытый бунт. В боевом отношении названная организация была равноценна нулю. Нельзя было надеяться и на быстрое ее улучшение. Среди старших воинских чинов обнаружилась яркая тенденция к сформированию больших штабов (армий, корпусов, дивизий), что, по-моему, не сулило успеха уже по одному тому, что для этого мы не располагали достаточным количеством ни средств, ни людей. Суммируя все данные о новой организации, я приходил к убеждению, что для успеха дела, необходимо принять драконовские меры. Мне казалось нужным, прежде всего, применением военно-полевых судов, основательно расчистить эту компанию, одну треть разогнать, а из оставшихся сначала сформировать один полк, который и обучать непрестанно днем и ночью, обставив его жизнь суровыми казарменными условиями. По мере прибытия укомплектований, постепенно формировать следующие полки, сводя их в высшие соединения. Я был уверен, что только при такой системе, можно было получить положительные результаты. Но для проведения этого в жизнь, нужны были решительные и энергичные люди. Таковых на Дону, как я говорил, свободных не было, а получить их из Добровольческой армии, не удалось. Одних же директив было недостаточно. Неоднократно, докладывая свои соображения командующему армией и Атаману, я решительно настаивал на введении корректива в дело формирования Южной армии. В конце концов, мне удалось добиться некоторых результатов. Ген. Иванов был отдален от армии, с оставлением в почетной должности "Верховного наблюдающего" за формированием. Вместо наименования "Южная армия" было присвоено название "Воронежский корпус", непосредственное формирование которого было возложено на генерального штаба генерала князя Вадбольсхого. Уволено много несоответствующих старших начальников и прервана связь с союзом "Наша Родина". В результате этих мероприятий, уже в сентябре месяце части Воронежского корпуса местами приняли боевое крещение. Но увеличить и довести их на должную высоту боеспособности не удалось. Этому в значительной степени помешали события, разыгравшиеся на Украине, победа союзников и, наконец, внутренние дела Дона, имевшие следствием уход главного организатора ген. Краснова и его ближайших помощников. На этом я закончу описание попытки создания на территории Дона русской армии. В зарубежной печати уже имеются труды, с достаточной полнотой освещающие этот вопрос. Касается ее и ген. Деникин в своих "Очерках Русской Смуты" 228), рисуя ее возникновение и существование весьма мрачными красками, как вредную, распущенную и развращенную организацию, "немецкую затею". Откуда ген. Деникин черпал сведения об Южной армии (корпусе), приписывая ей исключительно только отрицательные качества, мне неизвестно. Но стоя к этой армии несомненно ближе, чем ген. Деникин, я имею достаточно оснований утверждать, что изложенное им, зачастую не только далеко не отвечает истине, но даже искажены некоторые, общеизвестные факты. Так, например, в письме Е. И. В. Великому Князю Николаю Николаевичу от 15 сент. 1918 г.229) ген. Алексеев, между прочим, упоминает и об Южной армии. Он пишет: "... но немцы с увлечением ухватились за создание, так называемой Южной армии, предводимой нашими аристократическими головами и так называемой Народной армии в Воронежской губ., где во главе формирования поставлен полк. Манакин, социал-революционер..." Меня крайне удивляет, как мог ген. Алексеев давать такие информации, да еще Великому Князю, каковые совершенно не отвечают истинному положению. Ведь, прежде всего, была только одна Южная армия, но она то формировалась в Воронежской губернии. Затем полк. Манакин в период атаманства Краснова, не принимал никакого участия в Южной армии и вообще никогда не имел к ней никакого касательства. Поручить ему такое важное дело, конечно, нельзя было уже потому, что с ним он едва ли бы справился. В то время, он состоял в должности начальника штаба северо-восточного фронта ген. Фицхелаурова и, следовательно, находился на границе Саратовской губернии 230). В одном из боев в этом районе на нашу сторону целиком перешел большевистский полк Саратовских крестьян, изъявивший желание обратить свое оружие против красных. Через короткий срок тождественный случай повторился. Тогда явилась надежда на возможность и в будущем подобных переходов, почему у ген. Фицхелаурова возникла мысль создать особую бригаду из саратовских крестьян, а затем постепенно развернуть ее в дивизию и корпус. Я поддержал это начинание. Ген. Фицхелауров ходатайствовал на должность начальника бригады назначить весьма энергичного его начальника штаба полк. Манакина, а бригаду включить в штатный состав Донской армии. Просьба нами была уважена. В дальнейшем, было намечено, что когда Саратовская ячейка остававшаяся на фронте Фицхелаурова развернется в корпус, то ее хорошо сплотить, обмундировать, обучить, богато снабдить всем необходимым и уже в таком виде включить в ту армию, которая должна была выйти за пределы Дона и увлечь за собой казаков для освобождения России. Но это были мечты далекого будущего. Подтверждение всему этому можно видеть в приказе Всев. Войску Донскому от 23 авг. 1918 года No 810. Говоря об Южной армии, я упоминал, что гетман Украины обещал Атаману свою помощь в деле создания этой армии, что он и подтвердил ген. Краснову при свидании с ним 20 октября 1918 г. на станции Скороходово, между Полтавой и Харьковом. Это свидание ген. Красновым подробно описано в "Архиве Русской революции" том V, в статье "Всевеликое Войско Донское" 231). Здесь же я укажу лишь, что вернувшись в Новочеркасск, после разговора с Гетманом, П. Н. Краснов был полон радужных надежд. Результатом переговоров с Гетманом возникла мысль, вскоре претворившаяся в глубокую веру, что можно будет образовать мощный и тесный союз из осколков бывшей России (Украина, Дон, Кубань, Добровольческая армия, Терек, Грузия, Крым) и направить его в целом на борьбу с большевиками. По предложению Гетмана намечалось устроить съезд представителей от новых государственных образований для выработки общего плана борьбы с Советской властью. Посредником при переговорах с Добровольческой армией, Кубанью, Грузией и Крымом, Гетман Скоропадский просил быть П. Н. Краснова. Едва ли нужно доказывать, что такую идею нельзя было не признать рациональной и вполне целесообразной. Тем более, что Гетман Скоропадский предоставлял в распоряжение союза богатейшее военное имущество, оставшееся на Украине от Русской армии и, кроме того, обещал и денежную помощь. Меня лично такое полезное начинание в деле борьбы с большевиками, сулившее нам несомненно большие выгоды, крайне радовало. Бесспорно, что попытку втянуть в борьбу с Советской властью все новые государственные образования и получить к тому же неограниченные запасы военного снаряжения, надо было только приветствовать. Вполне разделяя эту мысль и всемерно стремясь провести ее в жизнь, Атаман написал ген. Лукомскому 232) по этому поводу письмо, составленное, кстати сказать, в искреннем и дружеском тоне:233). Письмо это ставка приняла холодно. Ген. Деникину, надо полагать, не понравилось, что инициатива о союзе шла не от него, а от Гетманами Краснова. Мало того: согласиться на переговоры с Гетманом, Грузией и Крымом, значило бы признать их самостоятельность, что было противно взглядам высших кругов Добровольческой армии. Не сочувствовал ген. Деникин, как уже знает читатель и идее образования "Южной армии", участие в которой принимал Гетман. Наконец, его раздражало, высказанное в письме ген. Краснова сомнение в помощь союзников и указание на необходимость больше рассчитывать на себя, на свои собственные русские силы, чем на какую-то помощь немцев или союзников. В общем, ставка предложение Атамана не приняла. Окружение ген. Деникина продолжало упорно стоять на своем, добиваясь сначала уничтожения самостоятельности отдельных образований и признания ими главенства ген. Деникина, а затем уже допускало возможность какого-то сговора. Такая постановка вопроса, ни в коей мере не могла быть приемлема, особенно Украиной, опиравшейся всецело на немцев, которых Добровольческая армия третировала, как своих врагов. Екатеринодарская пресса безостановочно продолжала свои жестокие атаки против Гетмана и Атамана, ежедневно обливая их ушатами грязи, клеветы, вымыслов и нелепой чуши, что лишь усиливало нашу вражду и способствовало изолированию Добровольческой армии. Переходя к описанию боевых действий осеннего периода, надо указать, что на восточном Донском фронте, усыпив пропагандой дух казаков и сосредоточив к г. Царицыну большое количество войск, противник 9 августа перешел в энергичное наступление веерообразно от Царицына, вдоль трех железных дорог. Очевидно красные начальники предполагали своими успехами произвести впечатление на Большой Войсковой Круг и воспользоваться им, как готовым органом, для захвата власти из рук Правительства и для внесения, тем самым, разногласия путем уничтожения единства власти. Видимо, советские главковерхи ожидали, что заседания Круга примут митинговый характер и тогда победа могла бы оказаться на их стороне. Надежды эти не оправдались. Большой Войсковой Круг, заслушав подробный отчет Правительства вообще и, в частности, доклад Донского командования за первый период борьбы по освобождению земли Войска Донского от большевиков, утвердил доложенный командованием план и приказал войскам выдвинуться за пределы Области 234).
Однако, пока голос Войскового Круга докатился до боевых линий, красные уже успели добиться значительных успехов и в средних числах сентября на Царицынском фронте и на северо-востоке они выдвинулись в глубь области примерно на два с половиной перехода от границы. Удачнее для нас сложилась обстановка на северо-западе в Воронежской губернии. По овладению городом Богучаром в августе месяце, Донское командование решило достигнутый здесь успех развить возможно скорее, не дав большевикам времени оправиться. Во исполнение этого, войска северного фронта, парируя сильные удары противника, стали продвигаться в Воронежскую губернию, 26-го августа они заняли гор. Калач, а 22-го сентября овладели г. Павловском и большим селом Бутурлиновкой, служившим базой для красных войск этого района. Дабы парализовать наши успехи в Воронежской губернии, противник в конце сентября, превосходными силами сам перешел в контр-наступление. В районе Бутурлиновки, после ожесточенного боя, красные были на голову разгромлены и бежали, оставив нам огромные трофеи. Вырвав у красных инициативу, нами немедленно была произведена нужная перегруппировка войск и приказано частям северного фронта вновь перейти в наступление, направляя главный удар на стык большевистских армий. Разгромив левый фланг VIII и правый IX советских армий в районе ст. Абрамовка-Талая, донцы захватили эти станции, где нашли богатую военную добычу. Эта неудача сильно встревожила большевиков и они решили, во что бы то ни стало, добиться здесь победы. С этой целью советское командование сосредоточило из свежеподвезенных войск, переброшенных преимущественно с Волжского фронта (I армия) кулак в 15 тысяч человек, который и бросило в решительное контрнаступление. Ударную группу войск составляла Нижегородская дивизия, перевезенная сюда по приказанию Троцкого. На нее советское командование возлагало особенно большие надежды. В этот период боев, успех сначала склонился на сторону красных. Им удалось отбросить наши части от границы Области на несколько переходов вглубь. Однако, здесь донцы задержались, перегруппировались и удачным маневром вышли в тыл противнику, совершенно окружив, зарвавшиеся большевистские части. Успех был полный. В руки казаков вновь лопали огромные трофеи и свыше пяти тысяч пленных. Неотступно преследуя противника, донцы захватили г. Бобров, а 10-го ноября энергичным налетом овладели укрепленным железнодорожным узлом Лиски (от Воронежа около двух переходов), где были сосредоточены большевистские военные запасы. После этого, оставив для обеспечения с запада небольшой заслон в районе ст. Лиски преимущественно из частей "Южной армии", Донское командование вынуждено было главные силы Северного фронта спешно перебросить на север в помощь Хоперцам. Таким образом, в пределах Воронежской губернии, донцы, с помощью частей Южной армии успешно выполняли, поставленные им задачи. Нельзя не отметить блестящую работу здесь лихого Гундоровского Георгиевского полка и его командира ген. Гусельщикова. В истории борьбы Донского казачества с большевиками, этот полк вписал много небывало красочных страниц. Я глубоко верю, что придет время, когда деяния Гундоровского полка оживут в памяти будущих поколений, как пример безграничной отваги и геройства, быстроты и натиска и беспредельной любви к Родине. Большевики при встрече с Гундоровцами испытывали какой-то мистический и в то же время панический страх. Услыхав имя - Гундоровцы, красные уверенные в непобедимости этого полка, нередко сдавались без боя. Щеголевато одинаково одетые, богато снабженные за счет всего отбитого у большевиков, сплоченные воедино лозунгом - один за всех и все за одного, почти все георгиевские кавалеры за германскую войну, все рослые, здоровые молодец к молодцу, Гундоровцы не знали поражений. Слава о них гремела по всему Донскому фронту, вселяя красным страх и ужас. Где Гундоровцы, там всегда успех, всегда победа, масса пленных, огромные трофеи. Пополнений от штаба полк не искал. Его родная станица непосредственно слала таковые. Служить в Гундоровском полку считалось честью. Раненые, не успев еще оправиться, уже спешили вернуться в полк. Видеть Гундоровцев в тылу можно было очень редко. Они не любили тыла. В общем, полк был особенный, особенной была и его организация: 1 500-2 000 штыков, 300-400 шашек и полковая батарея, все в образцовом порядке и прекрасном виде. В наиболее опасных местах, в наиболее критические моменты, Гундоровцы всегда выручали. Пройдут десятки лет и память о Гундоровцах оживет. Она ярко воскреснет в легендах, которые из уст в уста будут катиться по берегам Тихого Дона и по широким привольным Донским степям. Что касается дальнейших военных операций, то пользуясь несколькими железными дорогами, которые подходили к северной части Области, а также их охватывающим положением по отношению к Хоперскому округу, противник в августе месяце сосредоточил подавляющее количество войск на северной донской границе и предпринял одновременное концентрическое наступление против частей Донской армии, защищавших Хоперский район. Несмотря на свою малочисленность, Хоперцы сумели не только сдержать натиск противника, но нанести ему несколько серьезных поражений и к 4-му сентября совершенно очистить пределы округа от красной армии.
Здесь не могу не отметить, что в то время ген. Иванов уже сильно сдал. Ужасы революции и издевательство солдат, оставили на нем глубокий след. Заметно было, что временами ему начинала изменять память. Еще до сих пор мне памятны наши долгие беседы о нуждах Южной армии. Кончив, бывало один вопрос, мы переходили к следующему, но ген. Иванов, забыв, очевидно, вновь возвращался к первому, уже окончательно решенному. Так порой несколько часов дорогого времени уходило непродуктивно на подобные разговоры. Своими наблюдениями я поделился с командующим армиями и Атаманом и просил их убедиться в правоте моих слов. Однако, я должен засвидетельствовать, что несмотря на этот минус, ген. Иванов с удивительной настойчивостью и энергией прилагал все усилия, чтобы преодолеть многочисленные препятствия, стоявшие на пути формирования Южной армии. Если это ему в полной мере на удалось, то меньше всего вина лежит на нем. Главные причины неуспеха надо искать в том, что у него не было талантливых помощников, не было достаточного количества хороших строевых офицеров, а также потребных средств для быстрого снаряжения и обмундирования войск. Не менее решающую роль в неудаче сыграла и ставка Добровольческой армии, окружившая атмосферой враждебности формирование этой армии. Виновато отчасти и Донское командование, всецело занятое вопросами ведения военных операций, Постоянной (Молодой) Донской армии и потому не уделявшее достаточного внимания формированию Южной армии. Первоначально полагали, что подчиненная Донскому командованию в оперативном отношении, Южная армия в остальном будет самостоятельной. Но ведь для этого нужны были старшие начальники, привыкшие к самостоятельной работе. Таковых на Дону свободных не было. Они в избытке были в Добровольческой армии, болтаясь без дела в тылу, но дать их в Южную армию ген. Деникин не хотел. Столь же безуспешно несколько раз, я просил о том же и ген. Романовского. Перевезенная из Киева в район Чертково-Кантемировка организация союза "Наша Родина", как остов будущей армии, оказалась весьма пестрым сбродом людей 227). Добрая половина из них ничего общего с военным делом не имела: кандидаты на должности будущих губернаторов или градоначальников, статские советники, акцизные чиновники, исправники, дамы и девицы, сестры милосердия, никогда не видевшие раненых и больных, разнообразные председатели бывших еще в проекте многочисленных организаций, командиры несуществующих бригад и полков, священнослужители разных рангов и т. д., одним словом чрезвычайно разношерстный элемент, малопригодный к военной службе и к тому же настроенный весьма панически. Атаман осмотрел эту кампанию и вынес гнетущее впечатление. Не имея времени поехать сам, я послал в район Чертково-Кантемировка. состоявших при мне для поручений штаб-офицеров и своих адъютантов, поручив им ознакомиться на месте с жизнью и настроением прибывшей организации. Каждому из них мною была дана специальная задача и точно указано место его пребывания. Привезенные ими сведения далеко меня не радовали. Они рисовали мне жуткую картину беззаботной жизни "организации", на фоне которой процветало пьянство, кутежи, скандалы, самоуправство, разгул и взяточничество. Безобразное поведение прибывших, вызвало в населении ближайшего района острое недовольство и справедливый ропот, готовый перейти в открытый бунт. В боевом отношении названная организация была равноценна нулю. Нельзя было надеяться и на быстрое ее улучшение. Среди старших воинских чинов обнаружилась яркая тенденция к сформированию больших штабов (армий, корпусов, дивизий), что, по-моему, не сулило успеха уже по одному тому, что для этого мы не располагали достаточным количеством ни средств, ни людей. Суммируя все данные о новой организации, я приходил к убеждению, что для успеха дела, необходимо принять драконовские меры. Мне казалось нужным, прежде всего, применением военно-полевых судов, основательно расчистить эту компанию, одну треть разогнать, а из оставшихся сначала сформировать один полк, который и обучать непрестанно днем и ночью, обставив его жизнь суровыми казарменными условиями. По мере прибытия укомплектований, постепенно формировать следующие полки, сводя их в высшие соединения. Я был уверен, что только при такой системе, можно было получить положительные результаты. Но для проведения этого в жизнь, нужны были решительные и энергичные люди. Таковых на Дону, как я говорил, свободных не было, а получить их из Добровольческой армии, не удалось. Одних же директив было недостаточно. Неоднократно, докладывая свои соображения командующему армией и Атаману, я решительно настаивал на введении корректива в дело формирования Южной армии. В конце концов, мне удалось добиться некоторых результатов. Ген. Иванов был отдален от армии, с оставлением в почетной должности "Верховного наблюдающего" за формированием. Вместо наименования "Южная армия" было присвоено название "Воронежский корпус", непосредственное формирование которого было возложено на генерального штаба генерала князя Вадбольсхого. Уволено много несоответствующих старших начальников и прервана связь с союзом "Наша Родина". В результате этих мероприятий, уже в сентябре месяце части Воронежского корпуса местами приняли боевое крещение. Но увеличить и довести их на должную высоту боеспособности не удалось. Этому в значительной степени помешали события, разыгравшиеся на Украине, победа союзников и, наконец, внутренние дела Дона, имевшие следствием уход главного организатора ген. Краснова и его ближайших помощников. На этом я закончу описание попытки создания на территории Дона русской армии. В зарубежной печати уже имеются труды, с достаточной полнотой освещающие этот вопрос. Касается ее и ген. Деникин в своих "Очерках Русской Смуты" 228), рисуя ее возникновение и существование весьма мрачными красками, как вредную, распущенную и развращенную организацию, "немецкую затею". Откуда ген. Деникин черпал сведения об Южной армии (корпусе), приписывая ей исключительно только отрицательные качества, мне неизвестно. Но стоя к этой армии несомненно ближе, чем ген. Деникин, я имею достаточно оснований утверждать, что изложенное им, зачастую не только далеко не отвечает истине, но даже искажены некоторые, общеизвестные факты. Так, например, в письме Е. И. В. Великому Князю Николаю Николаевичу от 15 сент. 1918 г.229) ген. Алексеев, между прочим, упоминает и об Южной армии. Он пишет: "... но немцы с увлечением ухватились за создание, так называемой Южной армии, предводимой нашими аристократическими головами и так называемой Народной армии в Воронежской губ., где во главе формирования поставлен полк. Манакин, социал-революционер..." Меня крайне удивляет, как мог ген. Алексеев давать такие информации, да еще Великому Князю, каковые совершенно не отвечают истинному положению. Ведь, прежде всего, была только одна Южная армия, но она то формировалась в Воронежской губернии. Затем полк. Манакин в период атаманства Краснова, не принимал никакого участия в Южной армии и вообще никогда не имел к ней никакого касательства. Поручить ему такое важное дело, конечно, нельзя было уже потому, что с ним он едва ли бы справился. В то время, он состоял в должности начальника штаба северо-восточного фронта ген. Фицхелаурова и, следовательно, находился на границе Саратовской губернии 230). В одном из боев в этом районе на нашу сторону целиком перешел большевистский полк Саратовских крестьян, изъявивший желание обратить свое оружие против красных. Через короткий срок тождественный случай повторился. Тогда явилась надежда на возможность и в будущем подобных переходов, почему у ген. Фицхелаурова возникла мысль создать особую бригаду из саратовских крестьян, а затем постепенно развернуть ее в дивизию и корпус. Я поддержал это начинание. Ген. Фицхелауров ходатайствовал на должность начальника бригады назначить весьма энергичного его начальника штаба полк. Манакина, а бригаду включить в штатный состав Донской армии. Просьба нами была уважена. В дальнейшем, было намечено, что когда Саратовская ячейка остававшаяся на фронте Фицхелаурова развернется в корпус, то ее хорошо сплотить, обмундировать, обучить, богато снабдить всем необходимым и уже в таком виде включить в ту армию, которая должна была выйти за пределы Дона и увлечь за собой казаков для освобождения России. Но это были мечты далекого будущего. Подтверждение всему этому можно видеть в приказе Всев. Войску Донскому от 23 авг. 1918 года No 810. Говоря об Южной армии, я упоминал, что гетман Украины обещал Атаману свою помощь в деле создания этой армии, что он и подтвердил ген. Краснову при свидании с ним 20 октября 1918 г. на станции Скороходово, между Полтавой и Харьковом. Это свидание ген. Красновым подробно описано в "Архиве Русской революции" том V, в статье "Всевеликое Войско Донское" 231). Здесь же я укажу лишь, что вернувшись в Новочеркасск, после разговора с Гетманом, П. Н. Краснов был полон радужных надежд. Результатом переговоров с Гетманом возникла мысль, вскоре претворившаяся в глубокую веру, что можно будет образовать мощный и тесный союз из осколков бывшей России (Украина, Дон, Кубань, Добровольческая армия, Терек, Грузия, Крым) и направить его в целом на борьбу с большевиками. По предложению Гетмана намечалось устроить съезд представителей от новых государственных образований для выработки общего плана борьбы с Советской властью. Посредником при переговорах с Добровольческой армией, Кубанью, Грузией и Крымом, Гетман Скоропадский просил быть П. Н. Краснова. Едва ли нужно доказывать, что такую идею нельзя было не признать рациональной и вполне целесообразной. Тем более, что Гетман Скоропадский предоставлял в распоряжение союза богатейшее военное имущество, оставшееся на Украине от Русской армии и, кроме того, обещал и денежную помощь. Меня лично такое полезное начинание в деле борьбы с большевиками, сулившее нам несомненно большие выгоды, крайне радовало. Бесспорно, что попытку втянуть в борьбу с Советской властью все новые государственные образования и получить к тому же неограниченные запасы военного снаряжения, надо было только приветствовать. Вполне разделяя эту мысль и всемерно стремясь провести ее в жизнь, Атаман написал ген. Лукомскому 232) по этому поводу письмо, составленное, кстати сказать, в искреннем и дружеском тоне:233). Письмо это ставка приняла холодно. Ген. Деникину, надо полагать, не понравилось, что инициатива о союзе шла не от него, а от Гетманами Краснова. Мало того: согласиться на переговоры с Гетманом, Грузией и Крымом, значило бы признать их самостоятельность, что было противно взглядам высших кругов Добровольческой армии. Не сочувствовал ген. Деникин, как уже знает читатель и идее образования "Южной армии", участие в которой принимал Гетман. Наконец, его раздражало, высказанное в письме ген. Краснова сомнение в помощь союзников и указание на необходимость больше рассчитывать на себя, на свои собственные русские силы, чем на какую-то помощь немцев или союзников. В общем, ставка предложение Атамана не приняла. Окружение ген. Деникина продолжало упорно стоять на своем, добиваясь сначала уничтожения самостоятельности отдельных образований и признания ими главенства ген. Деникина, а затем уже допускало возможность какого-то сговора. Такая постановка вопроса, ни в коей мере не могла быть приемлема, особенно Украиной, опиравшейся всецело на немцев, которых Добровольческая армия третировала, как своих врагов. Екатеринодарская пресса безостановочно продолжала свои жестокие атаки против Гетмана и Атамана, ежедневно обливая их ушатами грязи, клеветы, вымыслов и нелепой чуши, что лишь усиливало нашу вражду и способствовало изолированию Добровольческой армии. Переходя к описанию боевых действий осеннего периода, надо указать, что на восточном Донском фронте, усыпив пропагандой дух казаков и сосредоточив к г. Царицыну большое количество войск, противник 9 августа перешел в энергичное наступление веерообразно от Царицына, вдоль трех железных дорог. Очевидно красные начальники предполагали своими успехами произвести впечатление на Большой Войсковой Круг и воспользоваться им, как готовым органом, для захвата власти из рук Правительства и для внесения, тем самым, разногласия путем уничтожения единства власти. Видимо, советские главковерхи ожидали, что заседания Круга примут митинговый характер и тогда победа могла бы оказаться на их стороне. Надежды эти не оправдались. Большой Войсковой Круг, заслушав подробный отчет Правительства вообще и, в частности, доклад Донского командования за первый период борьбы по освобождению земли Войска Донского от большевиков, утвердил доложенный командованием план и приказал войскам выдвинуться за пределы Области 234).
Однако, пока голос Войскового Круга докатился до боевых линий, красные уже успели добиться значительных успехов и в средних числах сентября на Царицынском фронте и на северо-востоке они выдвинулись в глубь области примерно на два с половиной перехода от границы. Удачнее для нас сложилась обстановка на северо-западе в Воронежской губернии. По овладению городом Богучаром в августе месяце, Донское командование решило достигнутый здесь успех развить возможно скорее, не дав большевикам времени оправиться. Во исполнение этого, войска северного фронта, парируя сильные удары противника, стали продвигаться в Воронежскую губернию, 26-го августа они заняли гор. Калач, а 22-го сентября овладели г. Павловском и большим селом Бутурлиновкой, служившим базой для красных войск этого района. Дабы парализовать наши успехи в Воронежской губернии, противник в конце сентября, превосходными силами сам перешел в контр-наступление. В районе Бутурлиновки, после ожесточенного боя, красные были на голову разгромлены и бежали, оставив нам огромные трофеи. Вырвав у красных инициативу, нами немедленно была произведена нужная перегруппировка войск и приказано частям северного фронта вновь перейти в наступление, направляя главный удар на стык большевистских армий. Разгромив левый фланг VIII и правый IX советских армий в районе ст. Абрамовка-Талая, донцы захватили эти станции, где нашли богатую военную добычу. Эта неудача сильно встревожила большевиков и они решили, во что бы то ни стало, добиться здесь победы. С этой целью советское командование сосредоточило из свежеподвезенных войск, переброшенных преимущественно с Волжского фронта (I армия) кулак в 15 тысяч человек, который и бросило в решительное контрнаступление. Ударную группу войск составляла Нижегородская дивизия, перевезенная сюда по приказанию Троцкого. На нее советское командование возлагало особенно большие надежды. В этот период боев, успех сначала склонился на сторону красных. Им удалось отбросить наши части от границы Области на несколько переходов вглубь. Однако, здесь донцы задержались, перегруппировались и удачным маневром вышли в тыл противнику, совершенно окружив, зарвавшиеся большевистские части. Успех был полный. В руки казаков вновь лопали огромные трофеи и свыше пяти тысяч пленных. Неотступно преследуя противника, донцы захватили г. Бобров, а 10-го ноября энергичным налетом овладели укрепленным железнодорожным узлом Лиски (от Воронежа около двух переходов), где были сосредоточены большевистские военные запасы. После этого, оставив для обеспечения с запада небольшой заслон в районе ст. Лиски преимущественно из частей "Южной армии", Донское командование вынуждено было главные силы Северного фронта спешно перебросить на север в помощь Хоперцам. Таким образом, в пределах Воронежской губернии, донцы, с помощью частей Южной армии успешно выполняли, поставленные им задачи. Нельзя не отметить блестящую работу здесь лихого Гундоровского Георгиевского полка и его командира ген. Гусельщикова. В истории борьбы Донского казачества с большевиками, этот полк вписал много небывало красочных страниц. Я глубоко верю, что придет время, когда деяния Гундоровского полка оживут в памяти будущих поколений, как пример безграничной отваги и геройства, быстроты и натиска и беспредельной любви к Родине. Большевики при встрече с Гундоровцами испытывали какой-то мистический и в то же время панический страх. Услыхав имя - Гундоровцы, красные уверенные в непобедимости этого полка, нередко сдавались без боя. Щеголевато одинаково одетые, богато снабженные за счет всего отбитого у большевиков, сплоченные воедино лозунгом - один за всех и все за одного, почти все георгиевские кавалеры за германскую войну, все рослые, здоровые молодец к молодцу, Гундоровцы не знали поражений. Слава о них гремела по всему Донскому фронту, вселяя красным страх и ужас. Где Гундоровцы, там всегда успех, всегда победа, масса пленных, огромные трофеи. Пополнений от штаба полк не искал. Его родная станица непосредственно слала таковые. Служить в Гундоровском полку считалось честью. Раненые, не успев еще оправиться, уже спешили вернуться в полк. Видеть Гундоровцев в тылу можно было очень редко. Они не любили тыла. В общем, полк был особенный, особенной была и его организация: 1 500-2 000 штыков, 300-400 шашек и полковая батарея, все в образцовом порядке и прекрасном виде. В наиболее опасных местах, в наиболее критические моменты, Гундоровцы всегда выручали. Пройдут десятки лет и память о Гундоровцах оживет. Она ярко воскреснет в легендах, которые из уст в уста будут катиться по берегам Тихого Дона и по широким привольным Донским степям. Что касается дальнейших военных операций, то пользуясь несколькими железными дорогами, которые подходили к северной части Области, а также их охватывающим положением по отношению к Хоперскому округу, противник в августе месяце сосредоточил подавляющее количество войск на северной донской границе и предпринял одновременное концентрическое наступление против частей Донской армии, защищавших Хоперский район. Несмотря на свою малочисленность, Хоперцы сумели не только сдержать натиск противника, но нанести ему несколько серьезных поражений и к 4-му сентября совершенно очистить пределы округа от красной армии.