Страница:
Что касается простого народа, то ему понадобилось еще больше времени, чем церкви, чтобы догадаться об особой природе евреев. В XII веке появился шедевр народной испанской эпической поэзии – «Песнь о Сиде», В одном из эпизодов участвуют два еврея, «Ракель» и «Видас», с которыми доблестному герою удается сыграть весьма злую шутку: он берет у них взаймы шестьсот мараведи под залог двух шкатулок с драгоценностями, которые на самом деле оказываются наполненными песком. Таким образом, Ракель и Видас одурачены как финансисты и ростовщики, но при этом в тексте полностью отсутствует какая-либо религиозная или тем более «расовая» враждебность по отношению к ним.
Напротив, существует несколько вариантов эпопеи, в которых Сид, оказавшись в более благоприятных финансовых обстоятельствах, спешит вернуть свой долг «достопочтенным евреям» Ракелю и Видасу, рассыпается перед ними в извинениях и осыпает их цветами. (Попутно отметим, что только в этом эпизоде Ракель и Видас именуются евреями; во всех остальных вариантах и эпизодах, в которых они принимают участие, можно узнать в них евреев лишь по именам и по их профессиональной принадлежности.) Короче говоря, подобное отношение, являясь вполне реалистическим, еще не дает никаких оснований почувствовать следы какого-то особого предубеждения.
В следующем столетии ситуация становится иной, начинает развиваться не столь наивная литература, преследующая к тому же назидательные цели. Дьякон Гонсало де Берсео, первый кастильский поэт, чье имя дошло до нас, в своих религиозных поэмах довольно часто описывает евреев, особенно в самой популярной своей поэме «Чудеса Святой Девы». Он описывает их в различных тонах – одни должны вызывать отвращение, поскольку они сохраняют верность Талмуду, другие оказываются добродетельными и принимают христианство. Это позволяет сделать вывод, что поэт еще рассматривает евреев как «поддающихся исправлению», что соответствует наиболее распространенному отношению к евреям во всей Европе того времени.
Аналогичная ситуация отражена и в «Песнях» короля Альфонса Мудрого, относящихся к той же эпохе, полтора десятка которых посвящены еврейской тематике. С одной стороны, там описываются евреи, вступившие в союз с дьяволом, а также обряд ритуального убийства, которое происходит в Англии, где как раз и возникли первые легенды этого рода. Но с другой стороны, там можно найти много весьма достойных евреев, которые после разнообразных испытаний обращаются в христианство: одни после мучений от рук христианских разбойников, другие после того, как их собственная община вынесла им смертный приговор. Хорошо видно, что король, который по всей вероятности и является подлинным автором «Песен», умел черпать свои сюжеты в реальной жизни и распределял светлые и темные оттенки вполне беспристрастно.
II. К единству веры
На протяжении XIV века на Иберийском полуострове антиеврейские настроения распространяются и крепнут: в конце этого столетия в большинстве испанских городов происходят массовые избиения евреев. Каталония и Арагон у подножия Пиренеев становятся первой сценой этого кровавого действа. В Кастилии взрыв происходит лишь в 1391 году, после чего эта волна прокатывается по полуострову, хотя и не достигает самого его края, т. е. Португалии. География может служить дополнительным доказательством, если только в нем есть необходимость, той роли, которую играли в этом плане влияния и примеры из-за Пиренеев.
В 1321 году в Наварре и Арагоне завершился безумный крестовый поход «пастушков» из Франции. После резни евреев в Хаке, Монклоа и Памплоне они были рассеяны арагонскими войсками. В 1348 году во время большой эпидемии черной чумы жители Барселоны и соседних городов возложили вину на евреев и попытались предать еврейские общины огню и мечу по примеру того, как это происходило в Германии и во Франции. Напротив, в Кастилии не отмечалось никаких беспорядков такого рода. Властям удавалось быстро восстановить порядок. Королевская власть делала все возможное, чтобы защитить евреев от происков подстрекателей, количество которых быстро возрастало. По некоторым неясным архивным документам иногда удается проследить во всех подробностях, как именно осуществлялась антиеврейская пропаганда, приведшая к пожару, который вспыхнул в самом конце этого столетия. Так, когда начались беспорядки весной 1331 года в Жероне, король приказал главному байи Каталонии провести расследование и наказать виновных. В своем отчете об этом расследовании байи сообщал, что во время Великого поста группы клириков с тонзурами и молодых школяров попытались осуществить поджоги в еврейских кварталах. Неделей позже школяры, «возбужденные музыкой некоего жонглера, игравшего на барабане», забросали камнями еврейскую похоронную процессию. На Пасху ситуация резко ухудшилась. В Святой четверг около тридцати духовных лиц и школяров, предводительствуемые канониками Видалем де Вильянова и Далмасио де Монтом попытались проникнуть в еврейские кварталы и сломать ведущие туда ворота. Бунтовщики собрали хворост к подножию ворот, облили его маслом и подожгли. Однако пока евреи и жандармы вместе тушили возникший пожар, другой каноник сумел урезонить толпу, после чего она разошлась, так что удалось избежать большой бойни. Главный байи отмечал в своем докладе, что горожане, присутствовавшие при этом инциденте, громко выражали свое неодобрение; он отмечал также, что в банде возмутителей порядка было много детей в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет и даже еще меньшего возраста – все они принадлежали капитулу Жероны.
Этот подробный доклад во всех деталях описывает не только поступки и жесты бунтовщиков, но даже их лозунги – главное требование состояло в том, чтобы запретить евреям свободное перемещение по городу. Текст доклада ясно обрисовывает квазифункциональный антисемитизм низшего духовенства или, точнее, ту решающую роль в антисемитских волнениях, которая принадлежала многочисленным представителям социальных низов, группировавшихся вокруг церквей и монастырей, молодым школярам и семинаристам, слугам и прочим, занятым на самой грязной работе, а также бродячим артистам и нищим.
Предлог, провозглашавшийся смутьянами, – запретить евреям свободное перемещение по городу и общение с христианами – соответствовал одному из принципиальных требований, сформулированных в это время церковными соборами и затем поддержанных представителями буржуазии по причинам, не имевшим ровно ничего общего с теологией.
Связь между борьбой за чистоту веры и классовыми или кастовыми интересами особенно четко прослеживается в Кастилии, где с конца XIII века усиливающаяся буржуазия получила свое представительство в капитуле, а также право посылать своих делегатов в парламент (Кортесы) и утверждать налоги. В 1313 году церковный собор в Заморе выдвинул требование обязать евреев носить специальные знаки, запретить им появление в публичных местах с вечера среды до утра в субботу, а также в течение всей Страстной недели, кроме того не разрешать им работать по воскресеньям и т. п. Эти требования были поддержаны Кортесами Валенсии через полгода, парламентом Бургоса в 1315 году, в Медина-дель-Кампо в 1318 году и так далее на протяжении последующих лет. Кортесы добавили к этому требования более практического характера, предусматривающие общий мораторий на займы, полученные у евреев, по которым наступил срок платежа. Король или избегал отвечать на подобные требования, или обещал, но не выполнял своих обещаний. В результате, как мы уже говорили, евреи-казначеи (министры финансов) Толедо и Севильи, державшие в своих руках все финансовые нити королевства, сохраняли свое могущество при кастильском дворе. В хрониках их имена мелькают одно за другим; некоторых из них ждал трагический конец, поскольку их жизнь проходила в атмосфере восточного сераля, в мире интриг и заговоров, в отчаянной борьбе с христианскими фаворитами в тех случаях, когда они не воевали между собой.
Таким образом, положение евреев в Кастилии серьезно пошатнулось лишь во второй половине XIV века. Эти изменения были вызваны прежде всего последствиями гражданской войны, которую вели между собой с 1355 по 1366 год король Педро Жестокий и его незаконнорожденный брат Генрих де Трастамар, которому в конце концов удалось добиться победы благодаря поддержке христианской буржуазии, в пользу которой он сделал многочисленные уступки. Не следует особенно удивляться, что среди этих уступок были и классические антиеврейские меры. Особенно тяжелые последствия для еврейских общин имело упразднение их юридической автономии в 1380 году. В королевском эдикте провозглашалось, что плен является естественным состоянием евреев после того, как с приходом Иисуса Христа они утратили свою независимость. Права и свободы, дарованные им в Кастилии, были охарактеризованы как грех и соблазн. В результате еврейские общины лишились права суда над своими членами; краеугольный камень их власти стал разрушаться. Через несколько лет церковный собор в Валенсии, заседавший в присутствии Кортесов, сформулировал принцип изолированного проживания евреев, т. е. гетто. Применение этого принципа в жизни не заставило себя долго ждать. Одновременно происходили многочисленные отмены выплат процентов по займам или частичные упразднения самих долгов в пользу крупных или мелких христианских буржуа и в ущерб для еврейских кредиторов.
Столкнувшись с этими унижениями и несправедливостями, испанские евреи реагировали совсем иначе, чем это происходило по другую сторону Пиренеев. Народ не замкнулся в себе, не превратил стены гетто, в которые его загоняли, в непроницаемый барьер. Все эти преследования отнюдь не стимулировали рост религиозного фанатизма, но, напротив, у большинства вызвали его смягчение. Укоренение евреев в этой стране, их тесное знакомство с окружающей их культурой и нравами, а также скрытый скептицизм многочисленных интеллектуалов, для которых безопасность безусловно «стоила мессы», все это, взятое вместе, способствовало обращению их к удобному выходу из положения путем крещения. Знание христианских и мусульманских догматов способствовало этому в той же мере, что и навыки философского анализа, утверждавшего относительность всех вещей в этом мире. Ибн Верга, один из лучших еврейских хронистов того времени, к работам которого мы еще вернемся, вкладывает следующие слова в уста одного из своих персонажей:
«… Весь мир знает, что различные религии существуют лишь благодаря тем представлениям, которые формируются по их поводу. Еврей уверен, что не может существовать такового учения и такой религии, которые превосходили бы его собственные, и считает дураками всех тех, кто верит во что-то иное. Напротив, христианин верит, что еврей -это всего лишь животное в человеческом облике и что его душа попадет в ад, причем в самую глубокую его часть. Что касается мусульманина, то он скажет, что в ад попадут как христиане, так и евреи…»
Этот текст вышел из под пера изощренного в искусстве полемики защитника иудаизма, чьи литературные персонажи часто служили выразителями его собственного мнения!
Тесные контакты между христианами и евреями, которые столь сильно возмущали испанских священнослужителей, в конечном итоге серьезно облегчили им миссионерскую деятельность. В ту эпоху речь шла еще скорее об отдельных случаях, а не о массовом движении. Но эти случаи становились все более частыми; проповедовавшим обращение в христианство, а они чаще всего и сами были обращенными евреями (в Испании и Португалии их называли конверсо,- прим. ред.), больше не приходилось читать свои проповеди в пустыне. Наибольшего успеха среди них добился Авнер из Бургоса, ученый врач, который длительное время придерживался философского отрицания Бога, а затем стал ризничим в соборе Вальядолида. В своих многочисленных сочинениях он смог привести самые убедительные аргументы, чтобы воздействовать на современников, доказательства, опирающиеся на новейшие философские доктрины того времени, а также свидетельства Каббалы. Он стал «главным идеологом вероотступничества», одновременно вождем движения и его прототипом.
Первые успехи христианской пропаганды зафиксированы различными свидетельствами. Так, в Кастилии во время гражданской войны раввин Самуэль Сарса писал: «Много было тех, кто покинул наши ряды из-за страданий, которые им пришлось претерпеть…» В петиции, направленной в Кортесы в 1380 году, отмечалось, что «многочисленные евреи и еврейки обратились в истинную веру в Бога…», так что необходимо обеспечить им защиту от притеснений бывших или нынешних собратьев по вере. В том же году раввин Шемтов Шапрут с грустью констатировал, что «многие наши собратья по вере покинули наши ряды и теперь преследуют нас своими рассуждениями, пытаясь доказать истинность своей (новой) веры с помощью стихов из Священного Писания и Талмуда…» Нет никаких сомнений, что ряды этих вероотступников пополнялись главным образом выходцами из рядов хорошо образованных и богатых евреев, в то время как простые и бедные люди, т. е. большинство, хранили в неприкосновенности свою слепую веру. Но благодаря знаниям и социальному престижу первообращенных их пример становился еще более заразительным.
* *
Лишь расположенная на крайней оконечности полуострова Португалия еще оставалась в стороне от общего процесса. В XIV веке положение евреев, а также их социальная организация еще базировались на старых моделях Востока: назначаемый королем великий раввин и верховный судья также обеспечивал сбор налогов. Это был подлинный государь евреев, который иногда совмещал эти обязанности с функциями главного казначея королевства. Духовенство как и раньше протестовало против засилья евреев. Население начало роптать, но это возбуждение не выходило за пределы допустимого и не превращалось в массовые беспорядки.
В результате Португалии выпала участь стать на протяжении последующих столетий естественным убежищем для испанских евреев.
Глас народа, глас Божий
Севилья, бывшая столица римской провинции, в конце средних веков вновь стала самым большим и самым богатым испанским городом. Евреи, внесшие активный вклад в ее возрождение после Реконкисты, обеспечили себе там особенно сильные позиции. Самые богатые принимали участие в городской администрации, что являлось исключением даже для Испании; многие другие отправлялись делать карьеру при королевском дворе, посвящая себя государственным делам.
С 1378 года архидьякон Феррандо Мартинес д'Эсиха, бывший духовник королевы-матери, проповедовал в Севилье против евреев и возбуждал против них христианское население, «вызывая отвращение к ним у людей». По собственной воле он присвоил себе право улаживать споры между христианами и евреями в качестве церковного судьи. Когда король, «обеспокоенный злом и несчастьями для тел и для душ», предписал ему прекратить подстрекательство, он не обратил на это никакого внимания. Сравнивая себя с пророками Израиля Исайей, Иеремией и даже с самым великим из всех – с Моисеем, не убоявшимся вызвать гнев фараона, он отвечал: «…Я не могу запретить себе проповедовать и говорить о евреях то, что о них сказал мой Господь Иисус Христос в Евангелиях…». Ко всему прочему он был убежден, что действует во имя высших интересов короля. Разве евреи не насмехались над королями и государями этого мира и не обманывали их подобно тому, как когда-то они смеялись над Господом и лгали ему? К этим словам, с помощью которых он оправдывался перед королем, в своих публичных проповедях он добавлял и другие аргументы: «Христианин, который причинит зло еврею или убьет его, – уверял он, не вызовет никакого неудовольствия короля и королевы, а совсем наоборот, – ему это известно из самых надежных источников, он даже ручался за это…» В ответ на это король возмутился: «Вы, человек, так близко знавший нас, как же вы осмелились утверждать подобные вещи?»
Тем не менее на протяжении более двенадцати лет Мартинес безнаказанно продолжал свои подстрекательства, требуя у своей паствы изгнать евреев из городов и деревень и разрушить их синагоги. Слава об этом проповеднике стала распространяться по всей Испании. Но, по всей вероятности, вплоть до лета 1391 года его призывы не привели к кровавым эксцессам. В то же время очевидно, что у него были могущественные покровители, раз он мог столь открыто не повиноваться сразу и королю, и архиепископу.
Оба они – король Кастилии Хуан I и архиепископ Севильи Барросо скончались в конце 1390 года с интервалом всего в несколько дней. Престол архиепископа оставался после этого вакантным долгое время, а наследнику королевского трона Генриху III едва исполнилось десять лет. Севильский подстрекатель воспользовался фактическим междуцарствием, чтобы удесятерить агрессивность своих проповедей. Результаты не заставили себя долго ждать: шестого июня 1391 года после нескольких коротких стычек разъяренная толпа устремилась в еврейские кварталы. Всех евреев, не успевших вовремя спрятаться, стали заставлять принять крещение. Большинство поспешило целовать крест; все остальные были убиты на месте.
Как на лесном пожаре пламя насилия опустошило в это лето за несколько недель всю Испанию, Кастилию и Арагон.
Вспыхнув в Севилье в начале июня, волнения распространились на большинство остальных городов Андалусии и Кастилии в этом же месяце. Очередь городов Арагона наступила в следующем месяце, а Балеарских островов и Каталонии – в августе. Каким же образом происходила передача этой эстафеты насилия? Есть все основания полагать, что молодчики, подстрекаемые Мартинесом, переходили из города в город и натравливали на евреев местное население. Из Севильи лодка с группой подстрекателей направилась в Валенсию и Барселону, чтобы дать сигнал к беспорядкам. В Сарагосе наибольшую активность проявил родной племянник архидьякона, который в свою очередь сумел распространить слух, что король и даже сам папа тайно поддерживали его. Двусмысленная позиция папы Климента VII отнюдь не способствовала разоблачению Мартинеса. В Валенсии толпа напала на еврейскую общину с криками «Мартинес пришел! Евреи, смерть или святая вода!» В Барселоне толпа кричала: «Да здравствуют король и народ! Богачи хотят уничтожить простых людей!»
В этих условиях беспорядки быстро приняли характер народного движения, к которому в конце концов присоединились все слои
христианского населения. «Жадное стремление грабить евреев росло с каждым днем», – лаконично отметил канцлер Айала. С верой в то, что они заняты благородным делом, угодным Господу и монарху, бунтовщики грабили и убивали с чистым сердцем. Не могло быть и речи о том, чтобы власти применили против них войска. Когда пламя вспыхнуло, погасить его было уже невозможно.
Напротив, беспорядки и насилия обычно затихали сами по себе после того, как евреи какой-либо общины обращались в христианство. Старейшины Перпиньяна писали Хуану 1 Арагонскому: «Пусть евреи станут христианами, и волнения прекратятся». Поэтому напрасно монархи направляли в свои города грозные послания, пытаясь спасти еврейские общины. Хуан Арагонский, мудрый государь, знаток изящной словесности, окруженный замечательными советниками, как евреями, так и христианами, прекрасно понимал происходящее. Его послания свидетельствуют не только о возвышенном понимании обязанностей монарха, но и о гораздо лучшей богословской подготовке, чем у большинства испанских прелатов того времени. В каждом послании он настаивал на необходимости относиться с уважением к «свободной воле» евреев, называл насильственные крещения «ужасным преступлением». Так, он писал старейшинам Лериды: «Если они обращены в христианство не по своему доброму согласию, то это еще хуже, чем было до обращения». А в его послании старейшинам Перпиньяна говорится: «Ни гражданское, ни церковное право не допускают, чтобы кого-либо обращали в христианство силой; это грех перед Богом и перед людьми для тех, кто в этом повинен».
Но все это было напрасно. Священная ярость охватила сердце народа, вчерашние соседи и друзья теперь стали всего лишь неверными. На волю вырвался дух Реконкисты. Тем не менее, многие евреи находили убежище в домах христиан. Знатные аристократы разрешали им спасаться в их замках, но за солидную плату. Айала сообщает, что «искавшие убежища разорялись, поскольку они должны были делать дорогостоящие подношения этим сеньорам за спасение от моральных мучений». Значительные дары были также поднесены евреями папе Клименту VII в Авиньоне, чтобы убедить его не давать публичного благословения Мартинесу. О том же, чтобы папа осудил массовые убийства, в эпоху, когда христианский мир (имеется в виду католическое христианство,- прим. ред.) переживал великий раскол, не могло быть и речи.
Сотни евреев сумели сохранить твердость духа перед лицом испытаний и погибли, следуя тысячелетней традиции, «ради освящения Имени» (Киддуш-га-Шем, принятие страданий вплоть до мученической смерти во имя веры в Бога и верности предписаниям иудаизма,- прим. ред.). Так, например, поступили в Толедо талмудист Иуда бен Ашер, внук немецкого раввина и его ученики. В Барселоне евреи десятками кончали жизнь самоубийством. В Жероне все евреи как один человек отказались отречься. Но в большинстве еврейских общин царил дух паники и вероотступничества.
Те, кому не удалось спрятаться или бежать из Испании, принимали крещение, и многие раввины подавали им в этом пример. Охваченные паникой, простые евреи следовали этому примеру как стадо овец. Это предательство священнослужителей не должно нас удивлять. Прошли долгие столетия философских раздумий и сомнений, открывших двери обращениям, продиктованным честолюбием или отчаянием, расчетом или трусостью. Но индивидуальные мотивы, иногда чрезвычайно сложные, приводили всегда к одному и тому же результату, грубому и простому.
Еврейские интеллектуалы той эпохи прекрасно отдавали себе отчет в этой дилемме. В письме своему другу, принявшему христианство, врач Хосе ибн Вивес де Лорка перечислил четыре возможных причины его обращения:
Честолюбие и жадность.
Философский скептицизм по отношению к истинам любой религии
откровения.
Убежденность в неминуемой гибели иудаизма.
Откровение истинности христианства.
Со своей стороны Хосе де Лорка после многолетних колебаний также пришел к принятию христианства в 14?2 году. Озабоченный тем, чтобы как можно скорее представить обычные для этого времени доказательства своей искренности, он под именем Херонимо де Сайта Фе стал самым яростным проповедником обращения в христианство своего поколения. Более утонченным было поведение его друга и корреспондента Соломона Галеви, крестившегося в 1391 году. Эпидемия обращений в христианство этого году осталась в памяти благодаря этой странной и внушительной фигуре.
Даже в наши дни память человека по имени Соломон Галеви, раввина Бургоса, он же Пабло де Санта Мария, епископ этого же города, проклинается евреями и почитается испанцами с одинаковой страстностью. Дело в том, что для своих единоверцев он служил примером, но каким образом!
Как сведущий человек, он выбрал себе имя Павел, в честь апостола, и фамилию Санта Мария, чтобы сильнее подчеркнуть блеск и величие своего рода, поскольку в качестве представителя колена левитов он претендовал на происхождение из того же корня, что и Святая Дева. Он сделал замечательную и длительную карьеру, снискав почести и от государства, и от церкви, так что в конце жизни он мог распоряжаться по своему разумению большинством епископских кафедр Кастилии; умер он в 1435 году в ореоле святости, а его могила стала местом паломничества. На протяжении многих последующих поколений его многочисленные потомки в свою очередь блистали в различных сферах испанской жизни. Среди множества сочинений, оставленных им для грядущих поколений, имеется и полемический антиеврейский трактат «Диспут Савла с Павлом о евреях». Его бывшие единоверцы видели в нем главного вдохновителя антиеврейских эдиктов. Из этого не следует, что он покровительствовал новообращенным; напротив, он старался избегать близкого общения со своими соплеменниками, заботился о том, чтобы воспрепятствовать их возвышению и отдалить их от двора. Здесь этот необыкновенный человек также продемонстрировал свой дар предвидения.
* * *
После народного взрыва 1391 года для уцелевших евреев наступило время передышки. Но с этих пор в Испании миссионерское исступление было в порядке вещей. После того как церковь получила истерзанные или, напротив, строптивые души обращенных, ее беспокоил дурной пример, который показывали честные и убежденные иудеи. Некоторые из обращенных, которые подобно Пабло де Сайта Мария стали священниками и сумели сделать церковную карьеру, всячески способствовали новым обращениям. В результате примерно через двадцать лет наступила очередь клира начать новую кампанию. И даже те, кто вполне по-христиански осуждали массовую резню 1391 года, вскоре спровоцировали новые убийства.
Напротив, существует несколько вариантов эпопеи, в которых Сид, оказавшись в более благоприятных финансовых обстоятельствах, спешит вернуть свой долг «достопочтенным евреям» Ракелю и Видасу, рассыпается перед ними в извинениях и осыпает их цветами. (Попутно отметим, что только в этом эпизоде Ракель и Видас именуются евреями; во всех остальных вариантах и эпизодах, в которых они принимают участие, можно узнать в них евреев лишь по именам и по их профессиональной принадлежности.) Короче говоря, подобное отношение, являясь вполне реалистическим, еще не дает никаких оснований почувствовать следы какого-то особого предубеждения.
В следующем столетии ситуация становится иной, начинает развиваться не столь наивная литература, преследующая к тому же назидательные цели. Дьякон Гонсало де Берсео, первый кастильский поэт, чье имя дошло до нас, в своих религиозных поэмах довольно часто описывает евреев, особенно в самой популярной своей поэме «Чудеса Святой Девы». Он описывает их в различных тонах – одни должны вызывать отвращение, поскольку они сохраняют верность Талмуду, другие оказываются добродетельными и принимают христианство. Это позволяет сделать вывод, что поэт еще рассматривает евреев как «поддающихся исправлению», что соответствует наиболее распространенному отношению к евреям во всей Европе того времени.
Аналогичная ситуация отражена и в «Песнях» короля Альфонса Мудрого, относящихся к той же эпохе, полтора десятка которых посвящены еврейской тематике. С одной стороны, там описываются евреи, вступившие в союз с дьяволом, а также обряд ритуального убийства, которое происходит в Англии, где как раз и возникли первые легенды этого рода. Но с другой стороны, там можно найти много весьма достойных евреев, которые после разнообразных испытаний обращаются в христианство: одни после мучений от рук христианских разбойников, другие после того, как их собственная община вынесла им смертный приговор. Хорошо видно, что король, который по всей вероятности и является подлинным автором «Песен», умел черпать свои сюжеты в реальной жизни и распределял светлые и темные оттенки вполне беспристрастно.
II. К единству веры
На протяжении XIV века на Иберийском полуострове антиеврейские настроения распространяются и крепнут: в конце этого столетия в большинстве испанских городов происходят массовые избиения евреев. Каталония и Арагон у подножия Пиренеев становятся первой сценой этого кровавого действа. В Кастилии взрыв происходит лишь в 1391 году, после чего эта волна прокатывается по полуострову, хотя и не достигает самого его края, т. е. Португалии. География может служить дополнительным доказательством, если только в нем есть необходимость, той роли, которую играли в этом плане влияния и примеры из-за Пиренеев.
В 1321 году в Наварре и Арагоне завершился безумный крестовый поход «пастушков» из Франции. После резни евреев в Хаке, Монклоа и Памплоне они были рассеяны арагонскими войсками. В 1348 году во время большой эпидемии черной чумы жители Барселоны и соседних городов возложили вину на евреев и попытались предать еврейские общины огню и мечу по примеру того, как это происходило в Германии и во Франции. Напротив, в Кастилии не отмечалось никаких беспорядков такого рода. Властям удавалось быстро восстановить порядок. Королевская власть делала все возможное, чтобы защитить евреев от происков подстрекателей, количество которых быстро возрастало. По некоторым неясным архивным документам иногда удается проследить во всех подробностях, как именно осуществлялась антиеврейская пропаганда, приведшая к пожару, который вспыхнул в самом конце этого столетия. Так, когда начались беспорядки весной 1331 года в Жероне, король приказал главному байи Каталонии провести расследование и наказать виновных. В своем отчете об этом расследовании байи сообщал, что во время Великого поста группы клириков с тонзурами и молодых школяров попытались осуществить поджоги в еврейских кварталах. Неделей позже школяры, «возбужденные музыкой некоего жонглера, игравшего на барабане», забросали камнями еврейскую похоронную процессию. На Пасху ситуация резко ухудшилась. В Святой четверг около тридцати духовных лиц и школяров, предводительствуемые канониками Видалем де Вильянова и Далмасио де Монтом попытались проникнуть в еврейские кварталы и сломать ведущие туда ворота. Бунтовщики собрали хворост к подножию ворот, облили его маслом и подожгли. Однако пока евреи и жандармы вместе тушили возникший пожар, другой каноник сумел урезонить толпу, после чего она разошлась, так что удалось избежать большой бойни. Главный байи отмечал в своем докладе, что горожане, присутствовавшие при этом инциденте, громко выражали свое неодобрение; он отмечал также, что в банде возмутителей порядка было много детей в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет и даже еще меньшего возраста – все они принадлежали капитулу Жероны.
Этот подробный доклад во всех деталях описывает не только поступки и жесты бунтовщиков, но даже их лозунги – главное требование состояло в том, чтобы запретить евреям свободное перемещение по городу. Текст доклада ясно обрисовывает квазифункциональный антисемитизм низшего духовенства или, точнее, ту решающую роль в антисемитских волнениях, которая принадлежала многочисленным представителям социальных низов, группировавшихся вокруг церквей и монастырей, молодым школярам и семинаристам, слугам и прочим, занятым на самой грязной работе, а также бродячим артистам и нищим.
Предлог, провозглашавшийся смутьянами, – запретить евреям свободное перемещение по городу и общение с христианами – соответствовал одному из принципиальных требований, сформулированных в это время церковными соборами и затем поддержанных представителями буржуазии по причинам, не имевшим ровно ничего общего с теологией.
Связь между борьбой за чистоту веры и классовыми или кастовыми интересами особенно четко прослеживается в Кастилии, где с конца XIII века усиливающаяся буржуазия получила свое представительство в капитуле, а также право посылать своих делегатов в парламент (Кортесы) и утверждать налоги. В 1313 году церковный собор в Заморе выдвинул требование обязать евреев носить специальные знаки, запретить им появление в публичных местах с вечера среды до утра в субботу, а также в течение всей Страстной недели, кроме того не разрешать им работать по воскресеньям и т. п. Эти требования были поддержаны Кортесами Валенсии через полгода, парламентом Бургоса в 1315 году, в Медина-дель-Кампо в 1318 году и так далее на протяжении последующих лет. Кортесы добавили к этому требования более практического характера, предусматривающие общий мораторий на займы, полученные у евреев, по которым наступил срок платежа. Король или избегал отвечать на подобные требования, или обещал, но не выполнял своих обещаний. В результате, как мы уже говорили, евреи-казначеи (министры финансов) Толедо и Севильи, державшие в своих руках все финансовые нити королевства, сохраняли свое могущество при кастильском дворе. В хрониках их имена мелькают одно за другим; некоторых из них ждал трагический конец, поскольку их жизнь проходила в атмосфере восточного сераля, в мире интриг и заговоров, в отчаянной борьбе с христианскими фаворитами в тех случаях, когда они не воевали между собой.
Таким образом, положение евреев в Кастилии серьезно пошатнулось лишь во второй половине XIV века. Эти изменения были вызваны прежде всего последствиями гражданской войны, которую вели между собой с 1355 по 1366 год король Педро Жестокий и его незаконнорожденный брат Генрих де Трастамар, которому в конце концов удалось добиться победы благодаря поддержке христианской буржуазии, в пользу которой он сделал многочисленные уступки. Не следует особенно удивляться, что среди этих уступок были и классические антиеврейские меры. Особенно тяжелые последствия для еврейских общин имело упразднение их юридической автономии в 1380 году. В королевском эдикте провозглашалось, что плен является естественным состоянием евреев после того, как с приходом Иисуса Христа они утратили свою независимость. Права и свободы, дарованные им в Кастилии, были охарактеризованы как грех и соблазн. В результате еврейские общины лишились права суда над своими членами; краеугольный камень их власти стал разрушаться. Через несколько лет церковный собор в Валенсии, заседавший в присутствии Кортесов, сформулировал принцип изолированного проживания евреев, т. е. гетто. Применение этого принципа в жизни не заставило себя долго ждать. Одновременно происходили многочисленные отмены выплат процентов по займам или частичные упразднения самих долгов в пользу крупных или мелких христианских буржуа и в ущерб для еврейских кредиторов.
Столкнувшись с этими унижениями и несправедливостями, испанские евреи реагировали совсем иначе, чем это происходило по другую сторону Пиренеев. Народ не замкнулся в себе, не превратил стены гетто, в которые его загоняли, в непроницаемый барьер. Все эти преследования отнюдь не стимулировали рост религиозного фанатизма, но, напротив, у большинства вызвали его смягчение. Укоренение евреев в этой стране, их тесное знакомство с окружающей их культурой и нравами, а также скрытый скептицизм многочисленных интеллектуалов, для которых безопасность безусловно «стоила мессы», все это, взятое вместе, способствовало обращению их к удобному выходу из положения путем крещения. Знание христианских и мусульманских догматов способствовало этому в той же мере, что и навыки философского анализа, утверждавшего относительность всех вещей в этом мире. Ибн Верга, один из лучших еврейских хронистов того времени, к работам которого мы еще вернемся, вкладывает следующие слова в уста одного из своих персонажей:
«… Весь мир знает, что различные религии существуют лишь благодаря тем представлениям, которые формируются по их поводу. Еврей уверен, что не может существовать такового учения и такой религии, которые превосходили бы его собственные, и считает дураками всех тех, кто верит во что-то иное. Напротив, христианин верит, что еврей -это всего лишь животное в человеческом облике и что его душа попадет в ад, причем в самую глубокую его часть. Что касается мусульманина, то он скажет, что в ад попадут как христиане, так и евреи…»
Этот текст вышел из под пера изощренного в искусстве полемики защитника иудаизма, чьи литературные персонажи часто служили выразителями его собственного мнения!
Тесные контакты между христианами и евреями, которые столь сильно возмущали испанских священнослужителей, в конечном итоге серьезно облегчили им миссионерскую деятельность. В ту эпоху речь шла еще скорее об отдельных случаях, а не о массовом движении. Но эти случаи становились все более частыми; проповедовавшим обращение в христианство, а они чаще всего и сами были обращенными евреями (в Испании и Португалии их называли конверсо,- прим. ред.), больше не приходилось читать свои проповеди в пустыне. Наибольшего успеха среди них добился Авнер из Бургоса, ученый врач, который длительное время придерживался философского отрицания Бога, а затем стал ризничим в соборе Вальядолида. В своих многочисленных сочинениях он смог привести самые убедительные аргументы, чтобы воздействовать на современников, доказательства, опирающиеся на новейшие философские доктрины того времени, а также свидетельства Каббалы. Он стал «главным идеологом вероотступничества», одновременно вождем движения и его прототипом.
Первые успехи христианской пропаганды зафиксированы различными свидетельствами. Так, в Кастилии во время гражданской войны раввин Самуэль Сарса писал: «Много было тех, кто покинул наши ряды из-за страданий, которые им пришлось претерпеть…» В петиции, направленной в Кортесы в 1380 году, отмечалось, что «многочисленные евреи и еврейки обратились в истинную веру в Бога…», так что необходимо обеспечить им защиту от притеснений бывших или нынешних собратьев по вере. В том же году раввин Шемтов Шапрут с грустью констатировал, что «многие наши собратья по вере покинули наши ряды и теперь преследуют нас своими рассуждениями, пытаясь доказать истинность своей (новой) веры с помощью стихов из Священного Писания и Талмуда…» Нет никаких сомнений, что ряды этих вероотступников пополнялись главным образом выходцами из рядов хорошо образованных и богатых евреев, в то время как простые и бедные люди, т. е. большинство, хранили в неприкосновенности свою слепую веру. Но благодаря знаниям и социальному престижу первообращенных их пример становился еще более заразительным.
* *
*
Лишь расположенная на крайней оконечности полуострова Португалия еще оставалась в стороне от общего процесса. В XIV веке положение евреев, а также их социальная организация еще базировались на старых моделях Востока: назначаемый королем великий раввин и верховный судья также обеспечивал сбор налогов. Это был подлинный государь евреев, который иногда совмещал эти обязанности с функциями главного казначея королевства. Духовенство как и раньше протестовало против засилья евреев. Население начало роптать, но это возбуждение не выходило за пределы допустимого и не превращалось в массовые беспорядки.
В результате Португалии выпала участь стать на протяжении последующих столетий естественным убежищем для испанских евреев.
Глас народа, глас Божий
Севилья, бывшая столица римской провинции, в конце средних веков вновь стала самым большим и самым богатым испанским городом. Евреи, внесшие активный вклад в ее возрождение после Реконкисты, обеспечили себе там особенно сильные позиции. Самые богатые принимали участие в городской администрации, что являлось исключением даже для Испании; многие другие отправлялись делать карьеру при королевском дворе, посвящая себя государственным делам.
С 1378 года архидьякон Феррандо Мартинес д'Эсиха, бывший духовник королевы-матери, проповедовал в Севилье против евреев и возбуждал против них христианское население, «вызывая отвращение к ним у людей». По собственной воле он присвоил себе право улаживать споры между христианами и евреями в качестве церковного судьи. Когда король, «обеспокоенный злом и несчастьями для тел и для душ», предписал ему прекратить подстрекательство, он не обратил на это никакого внимания. Сравнивая себя с пророками Израиля Исайей, Иеремией и даже с самым великим из всех – с Моисеем, не убоявшимся вызвать гнев фараона, он отвечал: «…Я не могу запретить себе проповедовать и говорить о евреях то, что о них сказал мой Господь Иисус Христос в Евангелиях…». Ко всему прочему он был убежден, что действует во имя высших интересов короля. Разве евреи не насмехались над королями и государями этого мира и не обманывали их подобно тому, как когда-то они смеялись над Господом и лгали ему? К этим словам, с помощью которых он оправдывался перед королем, в своих публичных проповедях он добавлял и другие аргументы: «Христианин, который причинит зло еврею или убьет его, – уверял он, не вызовет никакого неудовольствия короля и королевы, а совсем наоборот, – ему это известно из самых надежных источников, он даже ручался за это…» В ответ на это король возмутился: «Вы, человек, так близко знавший нас, как же вы осмелились утверждать подобные вещи?»
Тем не менее на протяжении более двенадцати лет Мартинес безнаказанно продолжал свои подстрекательства, требуя у своей паствы изгнать евреев из городов и деревень и разрушить их синагоги. Слава об этом проповеднике стала распространяться по всей Испании. Но, по всей вероятности, вплоть до лета 1391 года его призывы не привели к кровавым эксцессам. В то же время очевидно, что у него были могущественные покровители, раз он мог столь открыто не повиноваться сразу и королю, и архиепископу.
Оба они – король Кастилии Хуан I и архиепископ Севильи Барросо скончались в конце 1390 года с интервалом всего в несколько дней. Престол архиепископа оставался после этого вакантным долгое время, а наследнику королевского трона Генриху III едва исполнилось десять лет. Севильский подстрекатель воспользовался фактическим междуцарствием, чтобы удесятерить агрессивность своих проповедей. Результаты не заставили себя долго ждать: шестого июня 1391 года после нескольких коротких стычек разъяренная толпа устремилась в еврейские кварталы. Всех евреев, не успевших вовремя спрятаться, стали заставлять принять крещение. Большинство поспешило целовать крест; все остальные были убиты на месте.
Как на лесном пожаре пламя насилия опустошило в это лето за несколько недель всю Испанию, Кастилию и Арагон.
Вспыхнув в Севилье в начале июня, волнения распространились на большинство остальных городов Андалусии и Кастилии в этом же месяце. Очередь городов Арагона наступила в следующем месяце, а Балеарских островов и Каталонии – в августе. Каким же образом происходила передача этой эстафеты насилия? Есть все основания полагать, что молодчики, подстрекаемые Мартинесом, переходили из города в город и натравливали на евреев местное население. Из Севильи лодка с группой подстрекателей направилась в Валенсию и Барселону, чтобы дать сигнал к беспорядкам. В Сарагосе наибольшую активность проявил родной племянник архидьякона, который в свою очередь сумел распространить слух, что король и даже сам папа тайно поддерживали его. Двусмысленная позиция папы Климента VII отнюдь не способствовала разоблачению Мартинеса. В Валенсии толпа напала на еврейскую общину с криками «Мартинес пришел! Евреи, смерть или святая вода!» В Барселоне толпа кричала: «Да здравствуют король и народ! Богачи хотят уничтожить простых людей!»
В этих условиях беспорядки быстро приняли характер народного движения, к которому в конце концов присоединились все слои
христианского населения. «Жадное стремление грабить евреев росло с каждым днем», – лаконично отметил канцлер Айала. С верой в то, что они заняты благородным делом, угодным Господу и монарху, бунтовщики грабили и убивали с чистым сердцем. Не могло быть и речи о том, чтобы власти применили против них войска. Когда пламя вспыхнуло, погасить его было уже невозможно.
Напротив, беспорядки и насилия обычно затихали сами по себе после того, как евреи какой-либо общины обращались в христианство. Старейшины Перпиньяна писали Хуану 1 Арагонскому: «Пусть евреи станут христианами, и волнения прекратятся». Поэтому напрасно монархи направляли в свои города грозные послания, пытаясь спасти еврейские общины. Хуан Арагонский, мудрый государь, знаток изящной словесности, окруженный замечательными советниками, как евреями, так и христианами, прекрасно понимал происходящее. Его послания свидетельствуют не только о возвышенном понимании обязанностей монарха, но и о гораздо лучшей богословской подготовке, чем у большинства испанских прелатов того времени. В каждом послании он настаивал на необходимости относиться с уважением к «свободной воле» евреев, называл насильственные крещения «ужасным преступлением». Так, он писал старейшинам Лериды: «Если они обращены в христианство не по своему доброму согласию, то это еще хуже, чем было до обращения». А в его послании старейшинам Перпиньяна говорится: «Ни гражданское, ни церковное право не допускают, чтобы кого-либо обращали в христианство силой; это грех перед Богом и перед людьми для тех, кто в этом повинен».
Но все это было напрасно. Священная ярость охватила сердце народа, вчерашние соседи и друзья теперь стали всего лишь неверными. На волю вырвался дух Реконкисты. Тем не менее, многие евреи находили убежище в домах христиан. Знатные аристократы разрешали им спасаться в их замках, но за солидную плату. Айала сообщает, что «искавшие убежища разорялись, поскольку они должны были делать дорогостоящие подношения этим сеньорам за спасение от моральных мучений». Значительные дары были также поднесены евреями папе Клименту VII в Авиньоне, чтобы убедить его не давать публичного благословения Мартинесу. О том же, чтобы папа осудил массовые убийства, в эпоху, когда христианский мир (имеется в виду католическое христианство,- прим. ред.) переживал великий раскол, не могло быть и речи.
Сотни евреев сумели сохранить твердость духа перед лицом испытаний и погибли, следуя тысячелетней традиции, «ради освящения Имени» (Киддуш-га-Шем, принятие страданий вплоть до мученической смерти во имя веры в Бога и верности предписаниям иудаизма,- прим. ред.). Так, например, поступили в Толедо талмудист Иуда бен Ашер, внук немецкого раввина и его ученики. В Барселоне евреи десятками кончали жизнь самоубийством. В Жероне все евреи как один человек отказались отречься. Но в большинстве еврейских общин царил дух паники и вероотступничества.
Те, кому не удалось спрятаться или бежать из Испании, принимали крещение, и многие раввины подавали им в этом пример. Охваченные паникой, простые евреи следовали этому примеру как стадо овец. Это предательство священнослужителей не должно нас удивлять. Прошли долгие столетия философских раздумий и сомнений, открывших двери обращениям, продиктованным честолюбием или отчаянием, расчетом или трусостью. Но индивидуальные мотивы, иногда чрезвычайно сложные, приводили всегда к одному и тому же результату, грубому и простому.
Еврейские интеллектуалы той эпохи прекрасно отдавали себе отчет в этой дилемме. В письме своему другу, принявшему христианство, врач Хосе ибн Вивес де Лорка перечислил четыре возможных причины его обращения:
Честолюбие и жадность.
Философский скептицизм по отношению к истинам любой религии
откровения.
Убежденность в неминуемой гибели иудаизма.
Откровение истинности христианства.
Со своей стороны Хосе де Лорка после многолетних колебаний также пришел к принятию христианства в 14?2 году. Озабоченный тем, чтобы как можно скорее представить обычные для этого времени доказательства своей искренности, он под именем Херонимо де Сайта Фе стал самым яростным проповедником обращения в христианство своего поколения. Более утонченным было поведение его друга и корреспондента Соломона Галеви, крестившегося в 1391 году. Эпидемия обращений в христианство этого году осталась в памяти благодаря этой странной и внушительной фигуре.
Даже в наши дни память человека по имени Соломон Галеви, раввина Бургоса, он же Пабло де Санта Мария, епископ этого же города, проклинается евреями и почитается испанцами с одинаковой страстностью. Дело в том, что для своих единоверцев он служил примером, но каким образом!
Как сведущий человек, он выбрал себе имя Павел, в честь апостола, и фамилию Санта Мария, чтобы сильнее подчеркнуть блеск и величие своего рода, поскольку в качестве представителя колена левитов он претендовал на происхождение из того же корня, что и Святая Дева. Он сделал замечательную и длительную карьеру, снискав почести и от государства, и от церкви, так что в конце жизни он мог распоряжаться по своему разумению большинством епископских кафедр Кастилии; умер он в 1435 году в ореоле святости, а его могила стала местом паломничества. На протяжении многих последующих поколений его многочисленные потомки в свою очередь блистали в различных сферах испанской жизни. Среди множества сочинений, оставленных им для грядущих поколений, имеется и полемический антиеврейский трактат «Диспут Савла с Павлом о евреях». Его бывшие единоверцы видели в нем главного вдохновителя антиеврейских эдиктов. Из этого не следует, что он покровительствовал новообращенным; напротив, он старался избегать близкого общения со своими соплеменниками, заботился о том, чтобы воспрепятствовать их возвышению и отдалить их от двора. Здесь этот необыкновенный человек также продемонстрировал свой дар предвидения.
* * *
После народного взрыва 1391 года для уцелевших евреев наступило время передышки. Но с этих пор в Испании миссионерское исступление было в порядке вещей. После того как церковь получила истерзанные или, напротив, строптивые души обращенных, ее беспокоил дурной пример, который показывали честные и убежденные иудеи. Некоторые из обращенных, которые подобно Пабло де Сайта Мария стали священниками и сумели сделать церковную карьеру, всячески способствовали новым обращениям. В результате примерно через двадцать лет наступила очередь клира начать новую кампанию. И даже те, кто вполне по-христиански осуждали массовую резню 1391 года, вскоре спровоцировали новые убийства.