Страница:
Братья Гримм сообщают нам также, что от корня Jude (еврей) имеется производный глагол judeln, имеющий различные значения, в том числе: говорить как еврей; торговаться как еврей; наконец, чувствовать как еврей, пахнуть как еврей…
Имелось бесконечное количество вариантов и толкований, возникших вокруг этого центрального понятия, которые могли широко распространяться благодаря развитию книгопечатания. Каждый год появлялись многочисленные памфлеты и увесистые трактаты. И. К. Вольф, дотошный немецкий библиограф начала XVIII века перечисляет в своей «Еврейской библиотеке» более тысячи различных трудов под рубрикой «Антиеврейские сочинения», причем этот перечень оказывается далеко не исчерпывающим.
Мы можем оценить ту мощь, с которой «еврейский вопрос» продолжал воздействовать на умы. Речь больше не идет об абстрактных декларациях, как это было во Франции и Германии. В данном случае они тесно связаны с общественными проблемами, которые рассматриваются как неотложные. Здесь представлены все жанры и стили: тексты миссионерской пропаганды, предназначенной для обращения евреев, большие ученые труды о еврейских нравах и обычаях, тексты в жанре «кабинета редкостей», а также ученые трактаты, посвященные волнующей юридической и богословской проблеме – дозволяется ли законом терпеть присутствие евреев в обществе? Не требует ли настоящая христианская совесть их немедленного изгнания?
Но первое место принадлежит тем подстрекательским памфлетам, прототипом которых были сочинения Лютера как в отношении формы, так и содержания. Они обычно имеют весьма звучные названия, такие как «Враг евреев», «Бич евреев», «Еврейские обычаи, описание их безбожной жизни», «Еврейские радости», «Краткий указатель ужасных еврейских богохульных деяний», «Мешок с еврейскими змеями» и даже «Горящий яд драконов и бешеная желчь ужей», или «Еврейские бани, где публично демонстрируются практические уловки и подлости евреев, как они пьют христианскую кровь, а также их горький пот…». Это последнее название отчетливо показывает тесную связь, которая существовала между обвинениями в ритуальных убийствах и в ростовщичестве. Иногда актуальные события вызывали особенно обильный всплеск подобных публикаций. Так, падение и казнь «еврея Зюсса» были прославлены в десятках памфлетов с такими вычурными, барочными заголовками, что невозможно привести здесь их перевод.
Большой успех этих публикаций и то специфическое воображение, которое в них отразилось, по всей видимости, уже хорошо соответствуют тому квазиэротическому щекотанию, той мощной психологической потребности, которые характеризуют современный антисемитизм. Нужно ли повторять, что общей темой остаются те великие демонологические мифы средневековья, в которых священный ужас спонтанно порождает безудержную похоть воображения. Постоянно возникает тема еврейских пороков и тайных преступлений, их постыдных болезней и странных сексуальных атрибутов, а венцом всех этих сюжетов является их особая связь с дьяволом. Отныне все эти темы чаще всего трактуются в книжной и педантичной манере, иногда даже с теми претенциозными ссылками на естественную историю, которые в дальнейшем приведут к так называемому «расовому» антисемитизму. Таким образом, в эпоху более строгих нравов и усиления запретов и ограничений всякого рода они приобрели налет порочности и сомнительный вкус, которые, разумеется, были совершенно чужды наивной и непосредственной душе человека средневековья…
Более тонкими и поэтичными стали акценты, которыми обогатилась темная и древняя легенда, внезапно в конце XVII века ставшая необыкновенно популярной. «Краткое описание и рассказ о некоем еврее по имени Агасфер» впервые было опубликовано в 1602 году и в том же году выдержало восемь изданий на немецком языке (Первое известное издание было осуществлено Кристофом Крутпером в Лейде
не в 1602 году.). Очень быстро книга переводится на все европейские языки. Так распространяется миф о «вечном жиде», свидетеле распятия, который был проклят Иисусом и осужден на вечное скитание вплоть до его второго пришествия, т. е. до дня Страшного суда. Этот миф полностью совпадает с традиционными представлениями церкви (Напомним здесь буллу Иннокентия III от 17 января 1208 года: «Бог обрек Каина на скитания по земле, но наложил на него печать в виде дрожания головы, чтобы
никто не смел его убить. Так и евреи, на которых лежит кровь Иисуса Христа, хотя их и нельзя убивать, чтобы христианский народ не забывал Божественный закон,
должны быть бродягами в этом мире вплоть до того, как их лицо покроется стыдом, и они начнут искать имя Иисуса Христа, Господа нашего…»), а также с той участью нестабильности и бездомности, к которой под воздействием этих концепций христианство приговорило евреев. Известна литературная судьба этой грандиозной темы, разрабатывавшейся в самых разных аспектах и со всевозможных точек зрения многими знаменитыми писателями, такими как Гете и Шлегель, Шелли и Андерсен, Эдгар Кине и Эжен Сю, внесшими огромный вклад в распространение во всех странах и на всех социальных уровнях представления о мистической участи и предопределенной свыше миссии евреев.
На этом общем фоне, отличающемся крайней пестротой, выделяются несколько более специфических произведений, влияние которых оказалось весьма заметным. Теологи погружаются в океан Талмуда, поступают в обучение к раввинам, получают консультации у отступников и спешат поведать публике о своих открытиях. Их отношение к евреям было, как правило, гораздо менее благоприятным, чем у французских гебраистов. Одни, как например, И. Вульфер («Theriaca Judaica») или И. Вагензейл («Telaignea Satanae») в первую очередь пытаются выявлять антихристианские кощунства, до бесконечности разбирают еврейские молитвы; тем не менее у них хватило смелости опровергать главные демонологические обвинения в ритуальных убийствах и отравлениях. Другие, напротив, поддерживают эти обвинения, как востоковед И. А. Эйзенменгер, автор книги «Разоблаченный иудаизм, подробный и достоверный отчет…».
История этого последнего труда представляет определенный интерес, поскольку в первый раз мы видим, что в дело по собственному почину вмешался придворный еврей. Могущественный поставщик австрийских армий Самуэль Оппенгеймер сумел с помощью больших расходов организовать запрет этой книги. Сразу после выхода из типографии все две тысячи экземпляров были конфискованы, а автор умер, возможно, от горя. Однако вскоре после его смерти, наследники смогли переиздать эту книгу в Кенигсберге при поддержке короля Пруссии Фридриха I. С этих пор книга служила источником вдохновения и собранием аргументов целых поколений немецких антисемитов.
Деятельность придворных евреев имела и другой аспект. Хотя изгнания евреев стали более редкими, они все еще иногда имели место. Совершенно естественно, что придворные евреи старались воспрепятствовать этому, пуская в ход все свои международные связи. Типичным примером может служить изгнание евреев из Богемии в 1744 году по распоряжению ревностной католички императрицы Марии-Терезии. В качестве предлога на этот раз было выдвинуто обвинение в шпионаже в пользу Пруссии во время войны за австрийское наследство. Немедленно начинается согласованная кампания, главным действующим лицом в которой становится Вольф Вертхеймер, располагавший большими связями в христианском мире. Были оповещены еврейские общины Франкфурта, Амстердама, Лондона и Вены. Общине Рима было поручено обратиться за содействием к папе. Общинам Байонны и Бордо предложили собрать пожертвования в пользу изгнанников. В результате всех этих усилий король Англии и Генеральные штаты Нидерландов сделали представления Марии-Терезии, многие придворные также вмешались в это дело, так что несмотря на все свое упорство, императрица в конце концов уступила и разрешила евреям вернуться в свои дома; правда, следует отметить, что за это была выплачена гигантская сумма в двести сорок тысяч флоринов.
Так закончилось последнее широкомасштабное изгнание немецких евреев. Подобная развязка является в то же время прекрасным свидетельством их растущего международного влияния. Что же касается спонтанных изгнаний, осуществляемых населением, то последний случай такого рода имел место во Франкфурте в августе 1616 года. Эта история вписывается в рамки последнего большого бунта против законных властей. Под предводительством некоего колбасника по имени Винценц Феттмильх городские ремесленники подвергли квартал гетто регулярной осаде. После импровизированной обороны, продолжавшейся несколько часов, перед наступлением ночи ворота рухнули, и толпа ворвалась внутрь, грабя и поджигая, стараясь сжечь долговые расписки и свитки Торы. Евреи, оставшиеся невредимыми после нескольких тумаков, получили разрешение покинуть город. Разоренные, но живые и здоровые, они рассеялись по окрестностям. Несколькими месяцами позже город Вормс последовал примеру Франкфурта и в свою очередь изгнал евреев. Провинциальные, а затем и имперские власти попытались пресечь подобные беспорядки, но им это долго не удавалось. Виновники беспорядков пользовались всеобщими симпатиями, заходившими так далеко, что немецкие факультеты права, которые должны были дать свою оценку событий, постановили, что поскольку нападение происходило одновременно днем и при свете факелов, то оно не подпадает ни под одну из известных юридических категорий, и, следовательно, не может быть наказано.
Лишь двадцать месяцев спустя евреи смогли вернуться в город под защитой имперской армии. Их возвращение под звуки флейт и труб, строем по шесть человек в ряд с двумя каретами во главе процессии, в одной из которых находился почтенный раввин с седой бородой, а в другой императорские гербы, превратилось в пышную и символическую церемонию. Ничего подобного не было в годы, последовавшие за гитлеровскими массовыми убийствами в Европе.
После событий во Франкфурте Германия больше не знала открытых антиеврейских выступлений такого рода, несмотря на всю враждебность населения. Власти были против этого, а немецкий народ уже проявлял свои традиционные качества – дисциплинированность и исполнительность. Эти качества обеспечат евреям на протяжении многих поколений мирное существование, пока на то будет соизволение властей, и серьезно облегчат их запланированное уничтожение, когда в XX веке новые власти примут такое решение.
VII. ЕВРЕИ В ПОЛЬШЕ
Мы уже видели, что немецкие евреи прежде всего искали убежища на Востоке, на гостеприимных землях Польши и Литвы, по мере того, как ухудшалось их положение. Из этого не следует делать вывод, что польские евреи имеют исключительно западное происхождение. Напротив, вполне вероятно, что первые евреи, проникшие на территории между Одером и Днепром во время первого тысячелетия нашей эры, пришли с юго-востока, из иудейского хазарского царства, и с юга, из Византии. Нет никаких данных о сравнительной численности тех и других. Важно, что более высокая культура немецких евреев привела к быстрому преобладанию их языка и обычаев, так же как и их невероятно чувствительного исторического сознания. В стране с отсталой экономикой, население которой состояло лишь из знати и крепостных, евреи быстро добились преобладающей роли во всех видах деятельности, связанных с обращением товаров и финансов. Совершенно очевидно, что вначале их отношения с христианами были вполне гармоничными. Подобное положение вещей мы уже констатировали раньше несколько раз. Вероятно, можно говорить о существовании постоянной связи между моральным состоянием темного и неотесанного населения, едва затронутого христианским учением, еще не наученного питать специальные предрассудки против народа, объявленного богоубийцей, и его общим уровнем экономического развития, позволяющим евреям укрепиться в области, где они еще не знали конкурентов. Мы не будем подробно обсуждать эту тему, достаточно лишь отметить, что первую часть нашего предположения можно подтвердить народной традицией, по которой некий еврей был на короткое время избран на польский трон (По этой легенде польская знать, не сумев прийти к согласию по поводу кандидатуры короля, решила посадить на трон первого иностранца, посетившего Польшу. Им оказался еврей по имени Саул Валь, по одной версии, и Авраам Пороховник, по Другой. Он якобы процарствовал один день, после чего отрекся от престола.), а прекрасной иллюстрацией ко второй части служит тот факт, что целый ряд старинных польских монет имеет надписи на иврите (На некоторых из этих монет имеются надписи на иврите с именем короля («Мешко Великий», «Мешко Справедливый»), а на других имена еврейских литейщиков («Авраам Дукс», «раби Авраам, сын раби Цви», или даже «Возрадуйтесь, Авраам, Исаак и Иаков»). Эти монеты датируются XI и XII веками!)…
В остальном, самые ранние сведения по истории польских евреев ненадежны и редки, они содержатся в маловразумительных хрониках и рассказах путешественников; лишь с XIII века на эту тему появляются точные сведения. В 1264 году князь Болеслав Калишский пожаловал евреям хартию, основное содержание которой воспроизводило аналогичные хартии, которые даровали евреям немецкие государи в предшествовавшие столетия. Эта хартия послужила моделью для последующих, некоторые из них были для евреев даже более благоприятными. Так, хартия Казимира Великого (1364 год) приравнивала евреев к знати в случае нанесения увечий или убийства, так что виновных ждало такое же наказание. Подобно тому, как это происходило в Каролингской империи четырьмя или пятью веками ранее, подобный привилегированный подход возбуждал ярость и бурные протесты духовенства, для которых, видимо, имелись некоторые основания. Суровые постановления собора во Вроцлаве 1267 года специально имели в виду ситуацию в Польше, как это следует из статьи 12: «Польша, является новой частью христианского мира, поэтому следует опасаться, что христианское население может тем легче подпасть под влияние суеверий и дурных нравов евреев, чем меньше успело укрепиться христианство в душах верующих этой страны».
Начиная со второй половины XIII века, польские церковные власти ведут кампанию против евреев столь же активно, как и их коллеги в Западной Европе. Начиная с 1279 года, они пытались, правда, безуспешно, обязать евреев носить специальные знаки. В конце следующего столетия в Польше имели место первые процессы по поводу осквернения святых даров и ритуальных убийств. В 1454 году король Казимир Ягеллон отменяет часть привилегий евреев, по-видимому, уступив настояниям папского легата Иоанна де Капистрано. Тридцать лет спустя произошло изгнание евреев из Варшавы, затем последовало изгнание из Кракова, а также попытка полного их изгнания из Литвы.
Таким образом, с задержкой в несколько столетий, что соответствовало общему разрыву в интеллектуальном и экономическом развитии между Востоком и Западом Европы, история, казалось бы, начинает повторяться, однако для судьбы польских евреев она повернулась совсем другой стороной. Это не означает, что враждебные чувства польского или славянского населения возникли и стали проявляться на практике с большим опозданием. Напротив, они оказались, если это вообще возможно, еще более бурными, чем в других странах. Но экономические и даже административные условия, позволившие евреям столь быстро укрепить свое положение, были настолько прочными и глубоко укоренившимися в социальных структурах страны, что вплоть до нового времени их устранение оказалось невозможным. В противоположность тому, что происходило на Западе, где сравнительно низкая численность евреев в конечном итоге облегчила их экономическую интеграцию и культурную ассимиляцию, существование на Востоке Европы сформировавшегося социального класса евреев привело к возникновению здесь настоящей самостоятельной народности.
Если обратиться к истокам этого специфического различия, то, по-видимому, прежде всего следует иметь в виду постоянный приток изгнанников, прибывающих с европейского Запада, что позволило евреям прочно и в широком масштабе утвердиться в коммерческой и финансовой сферах в ту эпоху, когда им еще не приходилось сталкиваться с какой-либо конкуренцией, если только не считать конкуренции со стороны немецких переселенцев, таких же эмигрантов, как и они сами.
Этот поток беженцев увеличился еще больше после избиений во время эпидемии черной чумы. Показательно, что, за исключением пограничных с Германией территорий, польские евреи в это время не пострадали. В той мере, в какой мы располагаем для этой эпохи статистическими данными, можно сделать предположение, что в XV веке их число уже приближается к ста тысячам. К этой цифре, конечно, следует относиться с осторожностью, но первая систематическая перепись населения, предпринятая в 1765 году, показывает, что евреи составляли 10 процентов населения страны. Имея столь солидную демографическую базу, они осваивают все профессии, монополизируя некоторые из них, и самоорганизуются в некоторое подобие государства в государстве. Эта организация приобретает в XVI веке окончательные формы, так что с этого времени Польша на века становится главным мировым центром иудаизма. Не задерживаясь на тех несчастиях, кстати не слишком заметных, которые им довелось пережить в ранний период их истории, поскольку они не представляют большого интереса для нашего рассказа, мы сейчас рассмотрим образ жизни и социальную организацию польских евреев, начиная со времени их расцвета.
* * *
«В этих областях можно встретить большое количество евреев, которые не сталкиваются с презрением, как в других местах. Они не живут в унижении, занимаясь только самыми презренными профессиями. Они владеют землей, занимаются коммерцией, изучают медицину и астрономию. Они владеют большими богатствами и не только входят в число достойных людей, но иногда даже занимают среди них доминирующие позиции. Они не носят никаких отличительных знаков, и им даже разрешается иметь при себе оружие. Короче говоря, они имеют все гражданские права. «В таких словах папский легат Коммендони описывал положение польских евреев в 1565 году. В самом деле, не может быть никакого сравнения между положением польских евреев и их гораздо менее счастливых единоверцев в других европейских странах.
Они не жили в гетто: самое большее, это мог быть определенный квартал или улица по их выбору. Спектр их профессий был максимально широк, поскольку он включал не только все виды коммерческой деятельности и ремесла, но также важные административные функции (отдача на откуп сбора налогов и таможенных сборов), промышленность (эксплуатация соляных копей и лесов) и даже сельское хозяйство (в качестве управляющих или имеющих собственные владения). Это означает, что определенная часть польских евреев, которая, и это следует немедленно подчеркнуть, постоянно возрастала, проживала в сельской местности.
Известное число богатых евреев, банкиров знати, стали собственниками крупных земельных владений, иногда даже целых деревень. Другие были управляющими, поставщиками, коммерческими агентами польской знати – шляхты. «У каждого пана свой еврей», – гласила старинная польская поговорка. Этих евреев, если угодно, можно называть «придворными евреями»; конечно, это были совсем маленькие дворы, учитывая анархическую раздробленность власти в тогдашней Польше. Другие были крупными негоциантами, импортерами и особенно экспортерами леса и пшеницы, кожи и мехов. Но большинство было мелкими торговцами, ремесленниками, которым приходилось выдерживать конкурентную борьбу с нарождающейся польской буржуазией, а в деревне они могли быть содержателями постоялых дворов, розничными торговцами, а иногда даже простыми крестьянами. В целом, вполне справедливо сделать вывод, что они образовывали в Польше целый социальный класс, тот самый средний городской класс, который в этой стране появился с таким опозданием.
Последняя отличительная черта: вопреки той исключительной гибкости и пластичности, которую проявляли в прошлом их предки, быстро переходя на разговорный язык различных европейских стран, в которых они оседали, польские евреи продолжали употреблять немецкий язык, превратившийся в идиш. Трудно сказать, была ли эта особенность вызвана их численностью и высокой долей среди местного населения, культурным превосходством тех стран, откуда они пришли, или же возросшим уровнем их самосознания, той безграничной привязанности к своему наследию, которую приобрели немецкие евреи, пережившие неисчислимые бедствия. Скорее всего следует говорить о сочетании этих трех факторов; но как бы то ни было, эта языковая особенность создавала дополнительную преграду между ними и их христианскими соседями.
Если принять во внимание все вышесказанное, то нет ничего удивительного, что польские евреи могли пользоваться очень высоким уровнем внутренней автономии, причем не только на местном, но даже и на национальном уровне. Они практически полностью осуществляли самоуправление в соответствии с конституцией, которую можно квалифицировать как базирующуюся на принципах обычного права и федерализма. Основу составляла община, или кагал, что соответствовало территориальному округу. Она включала как евреев, проживающих в сколько-нибудь значительном городе, так и тех, кто живет в его окрестностях. Управление кагалом было организовано по олигархическому принципу: присяжные выборщики, чьи имена определялись жребием среди самых богатых и самых влиятельных членов общины, должны были ежегодно выбирать управляющих, которые были наделены обширными правами. В число их полномочий входили: сбор податей и налогов, внутриобщинная полиция и обеспечение общественного порядка, дела синагоги, т. е. организация богослужения и общественного обучения, которые были неразрывно связаны, а также контроль за рынком труда, весьма жестко регламентированным. В этой связи можно отметить, что только ремесленники, являвшиеся отцами семейств, имели право открывать новую мастерскую, и за исключением особых случаев это было запрещено выходцам из чужого кагала.
Партикуляристский дух кагалов проявлялся также в бесконечных «пограничных» тяжбах по поводу каких-нибудь мелких поселений или деревень, административная принадлежность которых оспаривалась: например, дело Заблудово, когда с 1621 по 1668 год вели тяжбу кагалы Гродно и Тыкоцина. Кагал также назначал раввина, которому принадлежала первостепенная роль, поскольку его моральный авторитет подкреплялся его полномочиями в юридическом отношении: он был полномочным президентом Юридической комиссии (Бет дина), или трибунала кагала. Другие избираемые комиссии, своего рода полублаготворительные, полурелигиозные братства создают баланс «протекционистским» тенденциям кагала и посвящают себя разнообразным задачам благотворительности и всеобщей еврейской солидарности, как-то: выкуп пленников, забота о стариках и больных, помощь неимущим и беженцам, поддержка безденежных студентов и, прежде всего, почести мертвым и почитание их памяти, что в этом бренном мире наиболее существенно. Святые братства (Хеврот Кадишот) должны были обеспечить достойное погребение и позаботиться о семье покойного.
Польские власти содействовали столь тщательной и строгой организации, которой было удобно доверять сбор налогов как в целом, так и в каждой общине по отдельности, что вело к складыванию сильной общинной организации. В результате власти пришли к выводу, что было бы еще удобней ввести единый ежегодный общий налог со всех евреев и поручить им самим распределять его среди различных общин. В результате консультации и собрания представителей кагалов, сначала спорадические и нерегулярные, приобрели исключительное значение. Начиная со второй половины XVI века, эти представители стали собираться на конференции каждые полгода во время ярмарок – в Люблине весной и в Ярославе, в Галиции, осенью. Именно там они производили распределение налогов и урегулирование конфликтов между кагалами, публиковали новые законы и постановления (таканот) и обсуждали все остальные крупные вопросы, представлявшие интерес для польского еврейства. Стихийно возникшая таким образом федеральная палата, настоящий еврейский парламент, насчитывавший тридцать членов, получил название «Совет четырех стран» (Ваад); современники не без оснований сравнивали его с синедрионом Иерусалима. Никогда еще евреи не пользовались в Европе столь широкой автономией.
Во всех этих проблемах, которые, как это легко заметить, могли создавать беспрецедентные ситуации, противоречия и конфликты интересов, неизбежно первостепенную роль играли раввины, объединявшие в своем лице функции носителей морального авторитета, делового посредничества и толкования сложных законов Талмуда. Все это лишь повышало статус раввинистической учености.
Имелось бесконечное количество вариантов и толкований, возникших вокруг этого центрального понятия, которые могли широко распространяться благодаря развитию книгопечатания. Каждый год появлялись многочисленные памфлеты и увесистые трактаты. И. К. Вольф, дотошный немецкий библиограф начала XVIII века перечисляет в своей «Еврейской библиотеке» более тысячи различных трудов под рубрикой «Антиеврейские сочинения», причем этот перечень оказывается далеко не исчерпывающим.
Мы можем оценить ту мощь, с которой «еврейский вопрос» продолжал воздействовать на умы. Речь больше не идет об абстрактных декларациях, как это было во Франции и Германии. В данном случае они тесно связаны с общественными проблемами, которые рассматриваются как неотложные. Здесь представлены все жанры и стили: тексты миссионерской пропаганды, предназначенной для обращения евреев, большие ученые труды о еврейских нравах и обычаях, тексты в жанре «кабинета редкостей», а также ученые трактаты, посвященные волнующей юридической и богословской проблеме – дозволяется ли законом терпеть присутствие евреев в обществе? Не требует ли настоящая христианская совесть их немедленного изгнания?
Но первое место принадлежит тем подстрекательским памфлетам, прототипом которых были сочинения Лютера как в отношении формы, так и содержания. Они обычно имеют весьма звучные названия, такие как «Враг евреев», «Бич евреев», «Еврейские обычаи, описание их безбожной жизни», «Еврейские радости», «Краткий указатель ужасных еврейских богохульных деяний», «Мешок с еврейскими змеями» и даже «Горящий яд драконов и бешеная желчь ужей», или «Еврейские бани, где публично демонстрируются практические уловки и подлости евреев, как они пьют христианскую кровь, а также их горький пот…». Это последнее название отчетливо показывает тесную связь, которая существовала между обвинениями в ритуальных убийствах и в ростовщичестве. Иногда актуальные события вызывали особенно обильный всплеск подобных публикаций. Так, падение и казнь «еврея Зюсса» были прославлены в десятках памфлетов с такими вычурными, барочными заголовками, что невозможно привести здесь их перевод.
Большой успех этих публикаций и то специфическое воображение, которое в них отразилось, по всей видимости, уже хорошо соответствуют тому квазиэротическому щекотанию, той мощной психологической потребности, которые характеризуют современный антисемитизм. Нужно ли повторять, что общей темой остаются те великие демонологические мифы средневековья, в которых священный ужас спонтанно порождает безудержную похоть воображения. Постоянно возникает тема еврейских пороков и тайных преступлений, их постыдных болезней и странных сексуальных атрибутов, а венцом всех этих сюжетов является их особая связь с дьяволом. Отныне все эти темы чаще всего трактуются в книжной и педантичной манере, иногда даже с теми претенциозными ссылками на естественную историю, которые в дальнейшем приведут к так называемому «расовому» антисемитизму. Таким образом, в эпоху более строгих нравов и усиления запретов и ограничений всякого рода они приобрели налет порочности и сомнительный вкус, которые, разумеется, были совершенно чужды наивной и непосредственной душе человека средневековья…
Более тонкими и поэтичными стали акценты, которыми обогатилась темная и древняя легенда, внезапно в конце XVII века ставшая необыкновенно популярной. «Краткое описание и рассказ о некоем еврее по имени Агасфер» впервые было опубликовано в 1602 году и в том же году выдержало восемь изданий на немецком языке (Первое известное издание было осуществлено Кристофом Крутпером в Лейде
не в 1602 году.). Очень быстро книга переводится на все европейские языки. Так распространяется миф о «вечном жиде», свидетеле распятия, который был проклят Иисусом и осужден на вечное скитание вплоть до его второго пришествия, т. е. до дня Страшного суда. Этот миф полностью совпадает с традиционными представлениями церкви (Напомним здесь буллу Иннокентия III от 17 января 1208 года: «Бог обрек Каина на скитания по земле, но наложил на него печать в виде дрожания головы, чтобы
никто не смел его убить. Так и евреи, на которых лежит кровь Иисуса Христа, хотя их и нельзя убивать, чтобы христианский народ не забывал Божественный закон,
должны быть бродягами в этом мире вплоть до того, как их лицо покроется стыдом, и они начнут искать имя Иисуса Христа, Господа нашего…»), а также с той участью нестабильности и бездомности, к которой под воздействием этих концепций христианство приговорило евреев. Известна литературная судьба этой грандиозной темы, разрабатывавшейся в самых разных аспектах и со всевозможных точек зрения многими знаменитыми писателями, такими как Гете и Шлегель, Шелли и Андерсен, Эдгар Кине и Эжен Сю, внесшими огромный вклад в распространение во всех странах и на всех социальных уровнях представления о мистической участи и предопределенной свыше миссии евреев.
На этом общем фоне, отличающемся крайней пестротой, выделяются несколько более специфических произведений, влияние которых оказалось весьма заметным. Теологи погружаются в океан Талмуда, поступают в обучение к раввинам, получают консультации у отступников и спешат поведать публике о своих открытиях. Их отношение к евреям было, как правило, гораздо менее благоприятным, чем у французских гебраистов. Одни, как например, И. Вульфер («Theriaca Judaica») или И. Вагензейл («Telaignea Satanae») в первую очередь пытаются выявлять антихристианские кощунства, до бесконечности разбирают еврейские молитвы; тем не менее у них хватило смелости опровергать главные демонологические обвинения в ритуальных убийствах и отравлениях. Другие, напротив, поддерживают эти обвинения, как востоковед И. А. Эйзенменгер, автор книги «Разоблаченный иудаизм, подробный и достоверный отчет…».
История этого последнего труда представляет определенный интерес, поскольку в первый раз мы видим, что в дело по собственному почину вмешался придворный еврей. Могущественный поставщик австрийских армий Самуэль Оппенгеймер сумел с помощью больших расходов организовать запрет этой книги. Сразу после выхода из типографии все две тысячи экземпляров были конфискованы, а автор умер, возможно, от горя. Однако вскоре после его смерти, наследники смогли переиздать эту книгу в Кенигсберге при поддержке короля Пруссии Фридриха I. С этих пор книга служила источником вдохновения и собранием аргументов целых поколений немецких антисемитов.
Деятельность придворных евреев имела и другой аспект. Хотя изгнания евреев стали более редкими, они все еще иногда имели место. Совершенно естественно, что придворные евреи старались воспрепятствовать этому, пуская в ход все свои международные связи. Типичным примером может служить изгнание евреев из Богемии в 1744 году по распоряжению ревностной католички императрицы Марии-Терезии. В качестве предлога на этот раз было выдвинуто обвинение в шпионаже в пользу Пруссии во время войны за австрийское наследство. Немедленно начинается согласованная кампания, главным действующим лицом в которой становится Вольф Вертхеймер, располагавший большими связями в христианском мире. Были оповещены еврейские общины Франкфурта, Амстердама, Лондона и Вены. Общине Рима было поручено обратиться за содействием к папе. Общинам Байонны и Бордо предложили собрать пожертвования в пользу изгнанников. В результате всех этих усилий король Англии и Генеральные штаты Нидерландов сделали представления Марии-Терезии, многие придворные также вмешались в это дело, так что несмотря на все свое упорство, императрица в конце концов уступила и разрешила евреям вернуться в свои дома; правда, следует отметить, что за это была выплачена гигантская сумма в двести сорок тысяч флоринов.
Так закончилось последнее широкомасштабное изгнание немецких евреев. Подобная развязка является в то же время прекрасным свидетельством их растущего международного влияния. Что же касается спонтанных изгнаний, осуществляемых населением, то последний случай такого рода имел место во Франкфурте в августе 1616 года. Эта история вписывается в рамки последнего большого бунта против законных властей. Под предводительством некоего колбасника по имени Винценц Феттмильх городские ремесленники подвергли квартал гетто регулярной осаде. После импровизированной обороны, продолжавшейся несколько часов, перед наступлением ночи ворота рухнули, и толпа ворвалась внутрь, грабя и поджигая, стараясь сжечь долговые расписки и свитки Торы. Евреи, оставшиеся невредимыми после нескольких тумаков, получили разрешение покинуть город. Разоренные, но живые и здоровые, они рассеялись по окрестностям. Несколькими месяцами позже город Вормс последовал примеру Франкфурта и в свою очередь изгнал евреев. Провинциальные, а затем и имперские власти попытались пресечь подобные беспорядки, но им это долго не удавалось. Виновники беспорядков пользовались всеобщими симпатиями, заходившими так далеко, что немецкие факультеты права, которые должны были дать свою оценку событий, постановили, что поскольку нападение происходило одновременно днем и при свете факелов, то оно не подпадает ни под одну из известных юридических категорий, и, следовательно, не может быть наказано.
Лишь двадцать месяцев спустя евреи смогли вернуться в город под защитой имперской армии. Их возвращение под звуки флейт и труб, строем по шесть человек в ряд с двумя каретами во главе процессии, в одной из которых находился почтенный раввин с седой бородой, а в другой императорские гербы, превратилось в пышную и символическую церемонию. Ничего подобного не было в годы, последовавшие за гитлеровскими массовыми убийствами в Европе.
После событий во Франкфурте Германия больше не знала открытых антиеврейских выступлений такого рода, несмотря на всю враждебность населения. Власти были против этого, а немецкий народ уже проявлял свои традиционные качества – дисциплинированность и исполнительность. Эти качества обеспечат евреям на протяжении многих поколений мирное существование, пока на то будет соизволение властей, и серьезно облегчат их запланированное уничтожение, когда в XX веке новые власти примут такое решение.
VII. ЕВРЕИ В ПОЛЬШЕ
Мы уже видели, что немецкие евреи прежде всего искали убежища на Востоке, на гостеприимных землях Польши и Литвы, по мере того, как ухудшалось их положение. Из этого не следует делать вывод, что польские евреи имеют исключительно западное происхождение. Напротив, вполне вероятно, что первые евреи, проникшие на территории между Одером и Днепром во время первого тысячелетия нашей эры, пришли с юго-востока, из иудейского хазарского царства, и с юга, из Византии. Нет никаких данных о сравнительной численности тех и других. Важно, что более высокая культура немецких евреев привела к быстрому преобладанию их языка и обычаев, так же как и их невероятно чувствительного исторического сознания. В стране с отсталой экономикой, население которой состояло лишь из знати и крепостных, евреи быстро добились преобладающей роли во всех видах деятельности, связанных с обращением товаров и финансов. Совершенно очевидно, что вначале их отношения с христианами были вполне гармоничными. Подобное положение вещей мы уже констатировали раньше несколько раз. Вероятно, можно говорить о существовании постоянной связи между моральным состоянием темного и неотесанного населения, едва затронутого христианским учением, еще не наученного питать специальные предрассудки против народа, объявленного богоубийцей, и его общим уровнем экономического развития, позволяющим евреям укрепиться в области, где они еще не знали конкурентов. Мы не будем подробно обсуждать эту тему, достаточно лишь отметить, что первую часть нашего предположения можно подтвердить народной традицией, по которой некий еврей был на короткое время избран на польский трон (По этой легенде польская знать, не сумев прийти к согласию по поводу кандидатуры короля, решила посадить на трон первого иностранца, посетившего Польшу. Им оказался еврей по имени Саул Валь, по одной версии, и Авраам Пороховник, по Другой. Он якобы процарствовал один день, после чего отрекся от престола.), а прекрасной иллюстрацией ко второй части служит тот факт, что целый ряд старинных польских монет имеет надписи на иврите (На некоторых из этих монет имеются надписи на иврите с именем короля («Мешко Великий», «Мешко Справедливый»), а на других имена еврейских литейщиков («Авраам Дукс», «раби Авраам, сын раби Цви», или даже «Возрадуйтесь, Авраам, Исаак и Иаков»). Эти монеты датируются XI и XII веками!)…
В остальном, самые ранние сведения по истории польских евреев ненадежны и редки, они содержатся в маловразумительных хрониках и рассказах путешественников; лишь с XIII века на эту тему появляются точные сведения. В 1264 году князь Болеслав Калишский пожаловал евреям хартию, основное содержание которой воспроизводило аналогичные хартии, которые даровали евреям немецкие государи в предшествовавшие столетия. Эта хартия послужила моделью для последующих, некоторые из них были для евреев даже более благоприятными. Так, хартия Казимира Великого (1364 год) приравнивала евреев к знати в случае нанесения увечий или убийства, так что виновных ждало такое же наказание. Подобно тому, как это происходило в Каролингской империи четырьмя или пятью веками ранее, подобный привилегированный подход возбуждал ярость и бурные протесты духовенства, для которых, видимо, имелись некоторые основания. Суровые постановления собора во Вроцлаве 1267 года специально имели в виду ситуацию в Польше, как это следует из статьи 12: «Польша, является новой частью христианского мира, поэтому следует опасаться, что христианское население может тем легче подпасть под влияние суеверий и дурных нравов евреев, чем меньше успело укрепиться христианство в душах верующих этой страны».
Начиная со второй половины XIII века, польские церковные власти ведут кампанию против евреев столь же активно, как и их коллеги в Западной Европе. Начиная с 1279 года, они пытались, правда, безуспешно, обязать евреев носить специальные знаки. В конце следующего столетия в Польше имели место первые процессы по поводу осквернения святых даров и ритуальных убийств. В 1454 году король Казимир Ягеллон отменяет часть привилегий евреев, по-видимому, уступив настояниям папского легата Иоанна де Капистрано. Тридцать лет спустя произошло изгнание евреев из Варшавы, затем последовало изгнание из Кракова, а также попытка полного их изгнания из Литвы.
Таким образом, с задержкой в несколько столетий, что соответствовало общему разрыву в интеллектуальном и экономическом развитии между Востоком и Западом Европы, история, казалось бы, начинает повторяться, однако для судьбы польских евреев она повернулась совсем другой стороной. Это не означает, что враждебные чувства польского или славянского населения возникли и стали проявляться на практике с большим опозданием. Напротив, они оказались, если это вообще возможно, еще более бурными, чем в других странах. Но экономические и даже административные условия, позволившие евреям столь быстро укрепить свое положение, были настолько прочными и глубоко укоренившимися в социальных структурах страны, что вплоть до нового времени их устранение оказалось невозможным. В противоположность тому, что происходило на Западе, где сравнительно низкая численность евреев в конечном итоге облегчила их экономическую интеграцию и культурную ассимиляцию, существование на Востоке Европы сформировавшегося социального класса евреев привело к возникновению здесь настоящей самостоятельной народности.
Если обратиться к истокам этого специфического различия, то, по-видимому, прежде всего следует иметь в виду постоянный приток изгнанников, прибывающих с европейского Запада, что позволило евреям прочно и в широком масштабе утвердиться в коммерческой и финансовой сферах в ту эпоху, когда им еще не приходилось сталкиваться с какой-либо конкуренцией, если только не считать конкуренции со стороны немецких переселенцев, таких же эмигрантов, как и они сами.
Этот поток беженцев увеличился еще больше после избиений во время эпидемии черной чумы. Показательно, что, за исключением пограничных с Германией территорий, польские евреи в это время не пострадали. В той мере, в какой мы располагаем для этой эпохи статистическими данными, можно сделать предположение, что в XV веке их число уже приближается к ста тысячам. К этой цифре, конечно, следует относиться с осторожностью, но первая систематическая перепись населения, предпринятая в 1765 году, показывает, что евреи составляли 10 процентов населения страны. Имея столь солидную демографическую базу, они осваивают все профессии, монополизируя некоторые из них, и самоорганизуются в некоторое подобие государства в государстве. Эта организация приобретает в XVI веке окончательные формы, так что с этого времени Польша на века становится главным мировым центром иудаизма. Не задерживаясь на тех несчастиях, кстати не слишком заметных, которые им довелось пережить в ранний период их истории, поскольку они не представляют большого интереса для нашего рассказа, мы сейчас рассмотрим образ жизни и социальную организацию польских евреев, начиная со времени их расцвета.
* * *
«В этих областях можно встретить большое количество евреев, которые не сталкиваются с презрением, как в других местах. Они не живут в унижении, занимаясь только самыми презренными профессиями. Они владеют землей, занимаются коммерцией, изучают медицину и астрономию. Они владеют большими богатствами и не только входят в число достойных людей, но иногда даже занимают среди них доминирующие позиции. Они не носят никаких отличительных знаков, и им даже разрешается иметь при себе оружие. Короче говоря, они имеют все гражданские права. «В таких словах папский легат Коммендони описывал положение польских евреев в 1565 году. В самом деле, не может быть никакого сравнения между положением польских евреев и их гораздо менее счастливых единоверцев в других европейских странах.
Они не жили в гетто: самое большее, это мог быть определенный квартал или улица по их выбору. Спектр их профессий был максимально широк, поскольку он включал не только все виды коммерческой деятельности и ремесла, но также важные административные функции (отдача на откуп сбора налогов и таможенных сборов), промышленность (эксплуатация соляных копей и лесов) и даже сельское хозяйство (в качестве управляющих или имеющих собственные владения). Это означает, что определенная часть польских евреев, которая, и это следует немедленно подчеркнуть, постоянно возрастала, проживала в сельской местности.
Известное число богатых евреев, банкиров знати, стали собственниками крупных земельных владений, иногда даже целых деревень. Другие были управляющими, поставщиками, коммерческими агентами польской знати – шляхты. «У каждого пана свой еврей», – гласила старинная польская поговорка. Этих евреев, если угодно, можно называть «придворными евреями»; конечно, это были совсем маленькие дворы, учитывая анархическую раздробленность власти в тогдашней Польше. Другие были крупными негоциантами, импортерами и особенно экспортерами леса и пшеницы, кожи и мехов. Но большинство было мелкими торговцами, ремесленниками, которым приходилось выдерживать конкурентную борьбу с нарождающейся польской буржуазией, а в деревне они могли быть содержателями постоялых дворов, розничными торговцами, а иногда даже простыми крестьянами. В целом, вполне справедливо сделать вывод, что они образовывали в Польше целый социальный класс, тот самый средний городской класс, который в этой стране появился с таким опозданием.
Последняя отличительная черта: вопреки той исключительной гибкости и пластичности, которую проявляли в прошлом их предки, быстро переходя на разговорный язык различных европейских стран, в которых они оседали, польские евреи продолжали употреблять немецкий язык, превратившийся в идиш. Трудно сказать, была ли эта особенность вызвана их численностью и высокой долей среди местного населения, культурным превосходством тех стран, откуда они пришли, или же возросшим уровнем их самосознания, той безграничной привязанности к своему наследию, которую приобрели немецкие евреи, пережившие неисчислимые бедствия. Скорее всего следует говорить о сочетании этих трех факторов; но как бы то ни было, эта языковая особенность создавала дополнительную преграду между ними и их христианскими соседями.
Если принять во внимание все вышесказанное, то нет ничего удивительного, что польские евреи могли пользоваться очень высоким уровнем внутренней автономии, причем не только на местном, но даже и на национальном уровне. Они практически полностью осуществляли самоуправление в соответствии с конституцией, которую можно квалифицировать как базирующуюся на принципах обычного права и федерализма. Основу составляла община, или кагал, что соответствовало территориальному округу. Она включала как евреев, проживающих в сколько-нибудь значительном городе, так и тех, кто живет в его окрестностях. Управление кагалом было организовано по олигархическому принципу: присяжные выборщики, чьи имена определялись жребием среди самых богатых и самых влиятельных членов общины, должны были ежегодно выбирать управляющих, которые были наделены обширными правами. В число их полномочий входили: сбор податей и налогов, внутриобщинная полиция и обеспечение общественного порядка, дела синагоги, т. е. организация богослужения и общественного обучения, которые были неразрывно связаны, а также контроль за рынком труда, весьма жестко регламентированным. В этой связи можно отметить, что только ремесленники, являвшиеся отцами семейств, имели право открывать новую мастерскую, и за исключением особых случаев это было запрещено выходцам из чужого кагала.
Партикуляристский дух кагалов проявлялся также в бесконечных «пограничных» тяжбах по поводу каких-нибудь мелких поселений или деревень, административная принадлежность которых оспаривалась: например, дело Заблудово, когда с 1621 по 1668 год вели тяжбу кагалы Гродно и Тыкоцина. Кагал также назначал раввина, которому принадлежала первостепенная роль, поскольку его моральный авторитет подкреплялся его полномочиями в юридическом отношении: он был полномочным президентом Юридической комиссии (Бет дина), или трибунала кагала. Другие избираемые комиссии, своего рода полублаготворительные, полурелигиозные братства создают баланс «протекционистским» тенденциям кагала и посвящают себя разнообразным задачам благотворительности и всеобщей еврейской солидарности, как-то: выкуп пленников, забота о стариках и больных, помощь неимущим и беженцам, поддержка безденежных студентов и, прежде всего, почести мертвым и почитание их памяти, что в этом бренном мире наиболее существенно. Святые братства (Хеврот Кадишот) должны были обеспечить достойное погребение и позаботиться о семье покойного.
Польские власти содействовали столь тщательной и строгой организации, которой было удобно доверять сбор налогов как в целом, так и в каждой общине по отдельности, что вело к складыванию сильной общинной организации. В результате власти пришли к выводу, что было бы еще удобней ввести единый ежегодный общий налог со всех евреев и поручить им самим распределять его среди различных общин. В результате консультации и собрания представителей кагалов, сначала спорадические и нерегулярные, приобрели исключительное значение. Начиная со второй половины XVI века, эти представители стали собираться на конференции каждые полгода во время ярмарок – в Люблине весной и в Ярославе, в Галиции, осенью. Именно там они производили распределение налогов и урегулирование конфликтов между кагалами, публиковали новые законы и постановления (таканот) и обсуждали все остальные крупные вопросы, представлявшие интерес для польского еврейства. Стихийно возникшая таким образом федеральная палата, настоящий еврейский парламент, насчитывавший тридцать членов, получил название «Совет четырех стран» (Ваад); современники не без оснований сравнивали его с синедрионом Иерусалима. Никогда еще евреи не пользовались в Европе столь широкой автономией.
Во всех этих проблемах, которые, как это легко заметить, могли создавать беспрецедентные ситуации, противоречия и конфликты интересов, неизбежно первостепенную роль играли раввины, объединявшие в своем лице функции носителей морального авторитета, делового посредничества и толкования сложных законов Талмуда. Все это лишь повышало статус раввинистической учености.