Страница:
Главным было то, что «еврейская проблема оставалась для Лютера оборотной стороной проблемы Иисуса», – как это недавно напомнил один из его немецких комментаторов. Сомнительное противопоставление, которое для умов, не обученных тонким диалектическим различиям и привыкших разделять моральные проблемы по принципу «черное и белое», неизбежно оказывается в одном ряду с оппозициями «добра и зла», «Бога и дьявола», последствия чего мы уже подробно разбирали. Как это уже сказал Эразм: «Если быть добрым христианином означает ненавидеть евреев, то тогда все мы добрые христиане». Возможно, настоящий христианин, который любит Господа так сильно, как это умел делать Мартин Лютер, неизбежно приходит к тому, что ненавидит евреев всей душой и сражается с ними изо всех сил?
К этому нужно еще добавить характеристику той эпохи, с ее нравами и обычаями, фактической ролью евреев и общепринятыми идеями на их счет. Мы видели, как обстояли дела в этом плане до Лютера, посмотрим теперь, как менялась эта ситуация после него.
Германия после Лютера
О немецких евреях XVI века рассказывать весьма нелегко. Загнанные и несчастные, они вели незаметную жизнь в ту самую эпоху, когда их испанские и португальские единоверцы, временно надевшие на себя христианские маски, мощно утвердились на финансовых рынках Нидерландов и Италии и стали пионерами трансатлантической и левантийской торговли. (Похоже, что распад гетто всегда совпадает с фазой финансового преобладания евреев: мы к этому вопросу еще вернемся).
Непреодолимая преграда отделяла в эту эпоху немецких евреев от этих процветающих марранов, к тому же они искренне и откровенно не считали этих последних евреями. «Это страна, где нет евреев», – лаконично замечает знаменитый Йосель из Росгейма во время своего пребывания в Антверпене в 1531 году, в то время как с начала XVI века там утвердилась богатая колония марранов.
Характерно, что этот Йосель из Росгейма, о котором мы уже говорили, является единственным сколько-нибудь известным немецким евреем, чье имя дошло до нас. При этом он не был ни ученым раввином, ни ловким финансистом. Это был неутомимый ходатай, посредник (на иврите штадлан), отстаивавший жалкие права своих единоверцев и придумавший новую тактику взаимоотношений с властями. Он начал свою карьеру довольно рано: едва достигнув возраста двадцати пяти лет, он уже стал выразителем интересов еврейских общин Эльзаса, а начиная с 1520 года, мы застаем его выступающим перед властями от имени всей совокупности еврейских общин Германии. Вскоре после этого Карл V дарует ему титул «начальника и регента всех еврейских общин Империи». Он виртуозно владел двумя основными аргументами, к которым с тех пор всегда прибегали его последователи: защитительные речи морального и богословского характера и умело раздаваемые дары. Этот последний прием позволил ему избежать худшего во время крестьянских войн, когда во многих случаях как восставшие, так и регулярные войска собирались избивать евреев. Что касается первого приема, то особенно большую роль он сыграл во время сейма в Аугсбурге, в ходе диспута с ренегатом Антоном Маргаритой, когда ему удалось добиться отмены проекта изгнания евреев Венгрии и Богемии. Он собрал ассамблею раввинов, на которой был утвержден регламент из десяти пунктов о принципах еврейской коммерческой морали. Его аргументация отличалась здравым смыслом и убедительностью: «Я заставлю всех соблюдать этот регламент по существу, если власти сделают то, что необходимо, чтобы мы могли спокойно жить, положат конец изгнаниям, дадут нам возможность переезжать с места на место и прекратят практику обвинений в убийствах и пролитии крови. Ибо мы тоже человеческие существа, созданные всемогущим Богом, чтобы жить на земле рядом с вами».
Йосель из Росгейма продолжал свою деятельность на протяжении почти пятидесяти лет, выступая в качестве посредника как перед протестантами, так и перед католиками. Карл V вплоть до самой своей смерти оказывал ему свое покровительство, но как мы уже видели, с Лютером его ждал полный провал. Этот замечательный человек был своего рода первооткрывателем, и его способы обращения с властями будут широко использоваться в последующие столетия. К тому же, если присмотреться более внимательно, то можно заметить кое что в этом роде и в наши дни.
С другой стороны, вплоть до конца XVIII века еврейские общины как бы застыли в своем традиционном образе жизни, тогда как окружающий мир претерпевал все более глубокие изменения. Мы уже описывали этот образ жизни, эти специфические нравы в одной из предыдущих глав. Поэтому мы не будем возвращаться здесь к этой теме. Необходимо только подчеркнуть своеобразный дух анахронизма, царивший в этих общинах, этих полузакрытых объединениях, которым удавалось среди всеобщих перемен сохранять в неприкосновенности нравы и обычаи средневековой цивилизации гораздо лучше, чем церковным учреждениям и цеховым корпорациям, боровшимся за сохранение своих устаревших привилегий. Древние порядки оказались столь устойчивыми также и потому, что в новых условиях возник некий минимум стабильности: изгнания, резкие перемены становились все более редкими; их было достаточно как раз для того, чтобы время от времени напоминать евреям об их специфическом положении заложников христианского мира.
Однако время медленно делало свое дело. Постепенно огромный запас предприимчивости и стойкости, накопленный евреями на протяжении предыдущих столетий, начинает приносить свои плоды для некоторых из них. Новые возможности объясняются различными факторами. Сюда относятся и исчезновение знатных династий крупных коммерсантов, особенно в результате упадка, вызванного Тридцатилетней войной, и новая социальная дифференциация, последствием которой стало и социальное расслоение внутри еврейских общин, и, разумеется, новая ментальность эпохи абсолютизма, когда государь, стоящий во главе страны, отныне более не зависит от традиционных структур и элиты, а, напротив, вступает с ними в открытую борьбу. Алчущие власти и денег, бесчисленные немецкие князья быстро убеждаются, что евреи являются их идеальными помощниками: они услужливы и покорны, у них есть разнообразные международные контакты, они совершенно свободны от всяких связей с христианским обществом и не обременены многочисленными предрассудками. В результате на исторической сцене появляется новый персонаж, который оставляет весьма заметный след во всей германской истории этой эпохи, а именно придворный еврей (Hofjude).
При каждом королевском или княжеском дворе был свой придворный еврей – новый Мидас, имеющий репутацию превращать в золото все, к чему он прикасается, в эпоху, когда золото становится полновластным владыкой, поскольку оно обеспечивает безусловное и неограниченное могущество… Можно привести некоторые весьма значимые контрасты. В 1670 году император Леопольд безжалостно изгнал венских евреев. Цеховые корпорации давно добивались этого изгнания. Делу помог выкидыш у императрицы, в котором непременно нужно было найти виновных. Он и стал предлогом для высылки. Всего через три года этому типичному эпизоду прошлых времен оказалось возможным противопоставить признак нового времени – в 1673 году тот же самый император приглашает еврея из Гейдельберга Самуэля Оппенгеймера и назначает его поставщиком армии. В течение тридцати лет он будет чрезвычайно успешно выполнять эти обязанности, особенно во время осады турками Вены в 1683 году, а также в ходе бесконечных войн с Францией. Макс Баденский писал, что без него австрийская армия не смогла бы существовать, а принц Евгений отказывался обходиться без его услуг. Чтобы оценить весь размах его деятельности, достаточно процитировать отрывок из письма, которое Оппенгеймер уже на склоне своих лет написал одному видному придворному:
«В течение всего времени, что я прожил в Вене, я почти каждый год обеспечивал всем необходимым две армии, воевавшие с французами и тюрками, включая продукты питания, муку, овес, лошадей и деньги для рекрутов, а также боеприпасы, порох, свинец, оружие, артиллерию, фургоны для припасов, лошадей и быков, и при этом никогда не было никаких потерь…»
За бряцанием оружия и тонкими дипломатическими интригами повсюду в эту эпоху можно обнаружить придворного еврея. Так, придворный еврей Лефман Беренс добывает и доставляет в винных бочках субсидию, которую Людовик XIV предоставляет герцогу Ганноверскому; придворный еврей Беренд Леманн обеспечивает избрание своего государя, Августа Саксонского, королем Польши с помощью умело организованного подкупа. Самый знаменитый среди них придворный еврей Зюсс Оппенгеймер, известный как «еврей Зюсс», будучи фаворитом герцога Карла-Александра, осуществляет реорганизацию административной и финансовой системы герцогства Вюртембергского и становится самым могущественным человеком страны прежде чем закончить свои дни на виселице…
Не имело большого значения был ли двор протестантским или католическим, а государь святошей или распутником. Можно было встретить еврейских агентов, уполномоченных, посредников при дворах, в которых решающая роль принадлежала иезуитам, а также на службе у епископов и кардиналов. Их функции чрезвычайно обширны и разнообразны. Они управляют финансами, осуществляют военные поставки, чеканят монету, обеспечивают двор тканями и драгоценными камнями, организуют новое производство, изготавливают текстильные и кожаные изделия, берут на откуп табак или соль и т. д. Иногда они поддерживают искренние дружеские отношения со своими комитентами и хозяевами. Эти контакты облегчались тем, что еврей был исключен из общества, а государь, находящийся на недосягаемой высоте, со своей стороны был также чуждым для общества; в результате им было проще понимать друг друга, поскольку обе стороны вели маргинальное существование. Крупные сеньоры, знаменитые военачальники и даже лица королевской крови едят за еврейским столом, спят в их домах, когда они находятся в пути, принимают их в своих дворцах, присутствуют на их свадьбах. Ниже приводится живое описание свадьбы придворных евреев, которое мы цитируем по мемуарам Глюкель из Гамельна, содержащих бесценную информацию о жизни евреев в Германии конца XVII века:
«Нас было больше двадцати человек, отправившихся в Клеве, и мы были приняты с почетом. Мы оказались в доме, который скорее был похож на королевский дворец, и в котором была замечательная мебель. К свадьбе были сделаны огромные приготовления. В это время принц (будущий король Пруссии Фридрих I) находился в Клеве… Князь Моррис Нассауский и другие крупные сеньоры и знатные люди также находились здесь. Все они дали понять, что хотели бы присутствовать на свадьбе. Тогда Элия Клеве, отец жениха, сделал все необходимое для присутствия столь высоких гостей. В день свадьбы после брачного благословения были поданы замечательные сладости и лучшие иностранные вина. Можно представить, какая воцарилась суета и сколько усилий прилагали Элия Клеве и его домочадцы, изо всех сил стараясь угодить этим благородным гостям. Поэтому у них даже не было времени, чтобы сложить и пересчитать приданое, как этого требует обычай. Когда новобрачные расположились под балдахином, оказалось, что в суматохе забыли составить брачный контракт («кетуба»}. Что же было делать? Все знатные гости и юный принц уже прибыли и хотели все видеть. Тогда раввин сказал, что жених должен представить поручителя и обязаться составить контракт сразу после свадьбы. И он зачитал кетубу по какой-то книге. После брачного благословения знатные гости были проведены в парадный зал, украшенный позолоченной бронзой. Там находился огромный стол, накрытый посудой тончайшей работы. Гостей рассадили в соответствии с их знатностью. В это время моему сыну Мордехаю было пять лет. Это был самый прекрасный ребенок в мире, и мы его очень тщательно и хорошо одели. Знатные гости буквально пожирали его глазами, а принц все время держал за руку. После того, как знатные гости отведали сладостей и фруктов и выпили вина, стол унесли. Тогда вошли люди в маскарадных костюмах, элегантно представились и сыграли несколько фарсов для развлечения присутствующих. Затем ряженые исполнили пляску смерти, что было очень редким зрелищем…»
Разумеется, дружба такого рода продолжается только до тех пор, пока в этом еврее есть необходимость, и пока он богат. Иными словами, он всегда зависит от случайностей судьбы или от чьего-то каприза, а его благополучие остается весьма неустойчивым. Ни одному из них не удалось передать свое положение потомкам. Напротив, многие из них окончили свои дни в тюрьме. Сыновья Беренда Леманна были изгнаны из Саксонии, внуки Лефмана Беренса долгие годы провели в долговой тюрьме. А суд над «евреем Зюссом», радость, которую его падение вызвало по всей Германии, его предсмертное возвращение к еврейским ценностям и трагический конец стали символом судьбы придворных евреев. Возможно, приводимая ниже острота, приписываемая Фридриху-Вильгельму, королю-солдату, хорошо отражает их положение и отношение к ним окружающих. Находясь проездом в одном прусском городе, он получил просьбу об аудиенции от делегации евреев. «Никогда я не приму этих мерзавцев, распявших нашего Господа!», – воскликнул он. Тогда один из камергеров шепнул ему на ухо, что эти евреи принесли с собой ценный подарок. Тогда он передумал: «Ладно, впустите их. В конце концов, этих евреев там не было, когда они его распинали». Истинная или вымышленная, эта маленькая история очень точно отражает смешанные чувства, которые возбуждали евреи в эпоху барокко…
Внешне придворные евреи одевались в соответствии с модой своего времени, носили короткие одежды ярких цветов и напудренные парики. Они строили себе роскошные дома, иногда даже небольшие замки. Вольф Вертхеймер, банкир баварского двора устраивал у себя охоты, в которых не брезговали принимать участие крупные сеньоры, посол Великобритании и принц Евгений. А Зюсс Оппенгеймер даже имел титулованную любовницу. Но несмотря на все это, они еще не были «эмансипированными» евреями и чаще всего оставались прочно привязанными к своей иудейской ортодоксии. Будучи защитниками своих менее удачливых единоверцев, они старались по мере своих возможностей добиваться отмены ограничений на место жительства, пытались предотвратить проекты высылки. По примеру Йоселя из Росхейма все они были посредниками («штадланшл»}. В этом качестве они играли первостепенную роль внутри еврейских общин, полновластно управляли ими, даже заключали в тюрьмы чересчур смелых противников. В этих новых условиях социальное неравенство, которое всегда господствовало в общинах диаспоры, становилось еще более ощутимым.
Так, на вершине социальной лестницы придворные евреи составляют особую касту, а в самом низу еврейский сброд образует собственные сообщества и вносит свой вклад в мир немецкого дна.
Появление в эту эпоху многочисленных еврейских разбойников также заслуживает упоминания. Придворные евреи и евреи-бандиты имеют между собой то общее, что и те, и другие по-своему пытаются преодолеть свой статус неприкасаемых и не считаются с угнетающим их обществом. Одни используют для этого комбинационные способности своего интеллекта, другие действуют более прямым и грубым способом. Этот еврейский бандитизм представляет собой крайне любопытный и очень показательный феномен, первые признаки которого появляются в самом начале XVI века. Ничего подобного нельзя обнаружить во всей тысячелетней истории диаспоры! Начало этого явления покрыто мраком. Известно только, что уже во времена Лютера в немецком воровском арго имелось множество гебраизмов (Самый ранний немецкий труд, посвященный проблемам бандитизма и нищенства «Liber vagatoram…», опубликованный в 1499 году, уже содержит небольшой словарик воровского жаргона (Rotwelsch). Многие слова в нем из иврита. В своем предисловии к переизданию этой книги во Франкфурте в 1520 году Мартин Лютер писал: «Я считаю полезным, чтобы эта небольшая книжка стала широко известной, чтобы все увидели и поняли, каким образом дьявол правит миром, чтобы люди стали мудрее и остерегались дьявольских козней. Правильно говорится, что воровской язык происходит от евреев, поскольку в нем много еврейских слов, как это заметят все те, кто знает иврит…»).
В последующие столетия отмечается существование организованных банд, одни из которых были чисто еврейскими, а другие смешанными, иудео-христианскими. По их поводу полицейские офицеры оставили интересные наблюдения. Они сообщают, что еврейские бандиты являются хорошими мужьями и отцами семейств, ведут размеренную жизнь, более того, они отличаются исключительной набожностью и никогда не занимаются воровством по субботам и в праздничные дни… Хотя в немецком преступном мире они составляют лишь незначительное меньшинство, они задают в нем тон. Они ввели в употребление свой особый язык, блатной жаргон (Gaunersprache или Rotwelsch), представлявший собой причудливую переделку иврита. К тому же, как это часто бывает с различными арго, многочисленные слова попадают оттуда в обычную речь и теперь составляют часть немецкого языкового наследия. Похоже, что еврейские обычаи и религия были весьма привлекательными для многих немецких молодых людей дурного нрава. Заключенные христиане в одной из тюрем Берлина потребовали разрешения присутствовать на еврейских богослужениях. Самый знаменитый главарь банды XVII века по имени Домиан Гессель, бывший семинарист, находясь на эшафоте, попросил, чтобы при казни присутствовал раввин. По сути дела в этом нет ничего удивительного. Нарушая закон, бандит-христианин противопоставлял себя обществу, его моральным и религиозным ценностям; что же касается иудаизма, то он противопоставлен этому обществу самим фактом своего существования…
Но точно так же, как и придворные евреи, еврейские разбойники были исключительным феноменом. Вплоть до эпохи эмансипации подавляющее большинство немецких евреев продолжало жить в соответствии с древними порядками, сохраняя в XVIII веке нравы, сложившиеся в эпоху средневековья. Из поколения в поколение тысячелетняя надежда помогала им переносить все унижения и несчастья; из года в год они ожидали прихода мессии. Это ожидание было столь напряженным, что когда во второй половине XVII века в Турции объявился ложный мессия Саббатай Цеви, он был не только горячо принят раввинами, но значительное количество его сторонников, ремесленников, бродячих торговцев и ростовщиков забросили свои дела и стали срочно распродавать имущество, чтобы отплыть в Константинополь… В уже упоминавшихся мемуарах Глюкель из Гамельна имеется живое описание этой истории. Этот наивный и колоритный рассказ простодушной женщины вводит нас в интимный мир еврейского домашнего очага и позволяет понять, причем гораздо лучше, чем это можно сделать с помощью понятия «сублимации» или иных абстрактных терминов и рассуждений, каким образом вопреки всем несчастьям евреям удалось сохранить необыкновенно сильную веру и этику, вынести удары судьбы и унижения, никогда не теряя веры в Божественную доброту и справедливость (Мемуары Глюкель из Гамельна были обнаружены в семейном архиве в конце XIX века. Вот как описывает Глюкель мессианистическую экзальтацию, охватившую Гамбург в 1666 гаду:
«Невозможно описать ту радость, которая охватила всех, когда были получены письма с новостями о Саббатае Цеви. Больше всего этих писем получили португаль цы. Они принесли эти письма в свою синагогу и читали их вслух. Немцы, старые и молодые, также отправились в португальскую синагогу. Португальцы надели свои лучшие одежды, а сверху широкий пояс из зеленого шелка – символ Саббатая Цеви. «С песнями и танцами» они направлялись в свою синагогу и читали там эти послания. Некоторые из них продали все свое имущество, поскольку каждый день они надеялись на избавление. Мой покойный тесть покинул Гамельн, оставив дом и все имущество, и обосновался в Хильдесгейме. Оттуда он послал нам в Гамбург две большие бочки, наполненные одеждой и различными припасами, горохом, фасолью, сушеным мясом, черносливом и всем остальным, что можно долго хранить. Этот достойный человек полагал, что из Гамбурга мы отправимся прямо в Святую Землю. Эти бочки оставались в моем доме больше года. В конце концов родители моей жены решили, что мясо и другие продукты могут испортиться. Тогда они нам написали, чтобы мы открыли бочки и вынули оттуда продукты, чтобы не испортить белье. В общем, эти бочки пробыли у нас около трех лет, и мой тесть все это время думал, что они могут ему пригодиться для его путешествия. Но Всевышний еще не захотел дать нам избавление. Всем нам хорошо известно, что Всевышний обещал нам это, и если бы в глубине наших сердец мы были бы более набожными и не такими злыми, разумеется, Он бы сжалился над нами. Если бы только мы соблюдали заповедь: люби ближнего, как самого себя!» Но таких, какие мы есть, разве Господь может нас пожалеть? Ревность и ненависть, царящие среди нас, безобразны. Однако то, что Ты нам обещал, Господи, Ты сделаешь это с величием и милостью. Даже если наши грехи вынуждают Тебя заставлять нас ждать выполнения ожиданий, они сбудутся в определенное Тобой время. Мы будем надеяться на Тебя и умножать наши молитвы, чтобы однажды Ты послал нам полное освобождение…»).
Эта прекрасная книга обходит молчанием то, что автор, видимо, считал совершенно естественным, а именно такие вещи как множество оскорблений и мелочных несправедливостей, которые придумывали для евреев в то время, когда он жил. Если убийства и погромы становятся более редкими в эпоху, когда развиваются административные и полицейские учреждения, притеснения евреев становятся гораздо более изобретательными, чтобы причинять мучения без пролития крови. Так, муниципалитет города Франкфурта подтвердил старинные предписания об обязательном ношении специальных знаков, запрещение иметь слуг-христиан и т. п., а также добавил к ним новые, отличающиеся поразительной мелочностью: не бродить по улицам без определенной цели, не гулять вдвоем, не посещать некоторых улиц, не выходить на улицы во время христианских праздников или во время посещения города государем, не делать покупки на рынке раньше, чем это сделают христиане, и особенно разработанный в мельчайших подробностях ордонанс о внешнем виде евреев и о том, как они должны одеваться – это называлось упорядочиванием одежды (Kleiderordnung). К тому же специально уточнялось, что евреи являются не гражданами, но лишь «находящимися под покровительством» города Франкфурта или «зависимыми»; это различие в дальнейшем, после прихода к власти Гитлера, было использовано нацистами. Еще более детальный Kleiderordnung существовал у евреев Гамбурга, но в этом случае авторство принадлежало самим старейшинам еврейской общины. Это уложение заходило так далеко, что в нем фиксировалось максимальное количество гостей на свадебном обеде, так же как и разрешенные по этому случаю виды подарков, а кроме того перечислялись некоторые запрещенные блюда, такие как каплуны, взбитые сладости и конфитюры, которые несмотря на ритуальную чистоту считались слишком роскошными.
Разумеется, у евреев не было чрезмерных возможностей для развлечений, а имевшиеся строго регламентировались. В начале XVIII века австрийское правительство придумало совершенно новое ограничение, касающееся браков вообще. Чтобы воспрепятствовать слишком быстрому размножению евреев, венский двор постановил в 1726 году, что только старший сын в каждой еврейской семье имел право на вступление в брак. Остальные должны были оставаться холостяками. Эта дань плодовитости евреев и строгости их нравов называлась «сокращение»; нельзя не согласиться, что в качестве средства контроля над рождаемостью этот способ отличается простотой и радикальностью. Сначала его применили в Богемии и Моравии, затем в Пруссии, Палатинате (Рейнском Пфальце, – прим. ред.) и Эльзасе, что повлекло эмиграцию множества молодых людей в Польшу и Венгрию, а, следовательно, и сокращение численности евреев.
Конечно, большинство немецких евреев вело бедную и простую жизнь. Но те исключительные судьбы, о которых мы рассказали, играли роль социального фермента, ускоряли происходившие экономические изменения и не могли не производить на современников глубокого впечатления. В этом смысле «еврейская проблема» выступала в Германии в качестве настоящей проблемы, резко контрастируя с бессодержательным антисемитизмом в других западных странах, предоставляя необходимую пищу для антиеврейских настроений и удесятеряя их. Сейчас мы рассмотрим эти проявления.
Прежде всего поговорим о самом понятии. Мы уже цитировали выше французское и английское определения термина «еврей». Ниже, как точное и бесстрастное отражение реалий, приводится немецкое этимологическое толкование, имеющее гораздо более сильную эмоциональную нагрузку, более конкретное и более выразительное. Мы цитируем это определение по знаменитому «Словарю немецкого языка» братьев Гримм, тех самых, чьи сказки очаровывали столько поколений детей:
«Еврей (…………… )
3) Среди их неприятных черт особенно выделяется их нечистоплотность, а также их алчность и занятие ростовщичеством. «Грязный, как старый еврей; воняет как еврей»; отсюда «иметь еврейский вкус» и даже «иметь вкус мертвого еврея»: нужно сначала смазать горло маслом, иначе у этой еды будет вкус мертвого еврея (Фишер); у зелени без соли вкус мертвого еврея (Леман); заниматься ростовщичеством, обманывать, одалживать как еврей: это ничего не стоит, ни еврей, ни кюре не дадут за это ни гроша (Фишарт); …еврей, колючая борода: так, в Тюрингии: у меня на лице настоящий еврей, я должен побриться; в Восточной Фрисландии евреем называют обед без мясного блюда (Фромм); в Рейнской области евреем называется часть позвоночника у свиней, в Тироле – любой позвоночник (Кер)…»
К этому нужно еще добавить характеристику той эпохи, с ее нравами и обычаями, фактической ролью евреев и общепринятыми идеями на их счет. Мы видели, как обстояли дела в этом плане до Лютера, посмотрим теперь, как менялась эта ситуация после него.
Германия после Лютера
О немецких евреях XVI века рассказывать весьма нелегко. Загнанные и несчастные, они вели незаметную жизнь в ту самую эпоху, когда их испанские и португальские единоверцы, временно надевшие на себя христианские маски, мощно утвердились на финансовых рынках Нидерландов и Италии и стали пионерами трансатлантической и левантийской торговли. (Похоже, что распад гетто всегда совпадает с фазой финансового преобладания евреев: мы к этому вопросу еще вернемся).
Непреодолимая преграда отделяла в эту эпоху немецких евреев от этих процветающих марранов, к тому же они искренне и откровенно не считали этих последних евреями. «Это страна, где нет евреев», – лаконично замечает знаменитый Йосель из Росгейма во время своего пребывания в Антверпене в 1531 году, в то время как с начала XVI века там утвердилась богатая колония марранов.
Характерно, что этот Йосель из Росгейма, о котором мы уже говорили, является единственным сколько-нибудь известным немецким евреем, чье имя дошло до нас. При этом он не был ни ученым раввином, ни ловким финансистом. Это был неутомимый ходатай, посредник (на иврите штадлан), отстаивавший жалкие права своих единоверцев и придумавший новую тактику взаимоотношений с властями. Он начал свою карьеру довольно рано: едва достигнув возраста двадцати пяти лет, он уже стал выразителем интересов еврейских общин Эльзаса, а начиная с 1520 года, мы застаем его выступающим перед властями от имени всей совокупности еврейских общин Германии. Вскоре после этого Карл V дарует ему титул «начальника и регента всех еврейских общин Империи». Он виртуозно владел двумя основными аргументами, к которым с тех пор всегда прибегали его последователи: защитительные речи морального и богословского характера и умело раздаваемые дары. Этот последний прием позволил ему избежать худшего во время крестьянских войн, когда во многих случаях как восставшие, так и регулярные войска собирались избивать евреев. Что касается первого приема, то особенно большую роль он сыграл во время сейма в Аугсбурге, в ходе диспута с ренегатом Антоном Маргаритой, когда ему удалось добиться отмены проекта изгнания евреев Венгрии и Богемии. Он собрал ассамблею раввинов, на которой был утвержден регламент из десяти пунктов о принципах еврейской коммерческой морали. Его аргументация отличалась здравым смыслом и убедительностью: «Я заставлю всех соблюдать этот регламент по существу, если власти сделают то, что необходимо, чтобы мы могли спокойно жить, положат конец изгнаниям, дадут нам возможность переезжать с места на место и прекратят практику обвинений в убийствах и пролитии крови. Ибо мы тоже человеческие существа, созданные всемогущим Богом, чтобы жить на земле рядом с вами».
Йосель из Росгейма продолжал свою деятельность на протяжении почти пятидесяти лет, выступая в качестве посредника как перед протестантами, так и перед католиками. Карл V вплоть до самой своей смерти оказывал ему свое покровительство, но как мы уже видели, с Лютером его ждал полный провал. Этот замечательный человек был своего рода первооткрывателем, и его способы обращения с властями будут широко использоваться в последующие столетия. К тому же, если присмотреться более внимательно, то можно заметить кое что в этом роде и в наши дни.
С другой стороны, вплоть до конца XVIII века еврейские общины как бы застыли в своем традиционном образе жизни, тогда как окружающий мир претерпевал все более глубокие изменения. Мы уже описывали этот образ жизни, эти специфические нравы в одной из предыдущих глав. Поэтому мы не будем возвращаться здесь к этой теме. Необходимо только подчеркнуть своеобразный дух анахронизма, царивший в этих общинах, этих полузакрытых объединениях, которым удавалось среди всеобщих перемен сохранять в неприкосновенности нравы и обычаи средневековой цивилизации гораздо лучше, чем церковным учреждениям и цеховым корпорациям, боровшимся за сохранение своих устаревших привилегий. Древние порядки оказались столь устойчивыми также и потому, что в новых условиях возник некий минимум стабильности: изгнания, резкие перемены становились все более редкими; их было достаточно как раз для того, чтобы время от времени напоминать евреям об их специфическом положении заложников христианского мира.
Однако время медленно делало свое дело. Постепенно огромный запас предприимчивости и стойкости, накопленный евреями на протяжении предыдущих столетий, начинает приносить свои плоды для некоторых из них. Новые возможности объясняются различными факторами. Сюда относятся и исчезновение знатных династий крупных коммерсантов, особенно в результате упадка, вызванного Тридцатилетней войной, и новая социальная дифференциация, последствием которой стало и социальное расслоение внутри еврейских общин, и, разумеется, новая ментальность эпохи абсолютизма, когда государь, стоящий во главе страны, отныне более не зависит от традиционных структур и элиты, а, напротив, вступает с ними в открытую борьбу. Алчущие власти и денег, бесчисленные немецкие князья быстро убеждаются, что евреи являются их идеальными помощниками: они услужливы и покорны, у них есть разнообразные международные контакты, они совершенно свободны от всяких связей с христианским обществом и не обременены многочисленными предрассудками. В результате на исторической сцене появляется новый персонаж, который оставляет весьма заметный след во всей германской истории этой эпохи, а именно придворный еврей (Hofjude).
При каждом королевском или княжеском дворе был свой придворный еврей – новый Мидас, имеющий репутацию превращать в золото все, к чему он прикасается, в эпоху, когда золото становится полновластным владыкой, поскольку оно обеспечивает безусловное и неограниченное могущество… Можно привести некоторые весьма значимые контрасты. В 1670 году император Леопольд безжалостно изгнал венских евреев. Цеховые корпорации давно добивались этого изгнания. Делу помог выкидыш у императрицы, в котором непременно нужно было найти виновных. Он и стал предлогом для высылки. Всего через три года этому типичному эпизоду прошлых времен оказалось возможным противопоставить признак нового времени – в 1673 году тот же самый император приглашает еврея из Гейдельберга Самуэля Оппенгеймера и назначает его поставщиком армии. В течение тридцати лет он будет чрезвычайно успешно выполнять эти обязанности, особенно во время осады турками Вены в 1683 году, а также в ходе бесконечных войн с Францией. Макс Баденский писал, что без него австрийская армия не смогла бы существовать, а принц Евгений отказывался обходиться без его услуг. Чтобы оценить весь размах его деятельности, достаточно процитировать отрывок из письма, которое Оппенгеймер уже на склоне своих лет написал одному видному придворному:
«В течение всего времени, что я прожил в Вене, я почти каждый год обеспечивал всем необходимым две армии, воевавшие с французами и тюрками, включая продукты питания, муку, овес, лошадей и деньги для рекрутов, а также боеприпасы, порох, свинец, оружие, артиллерию, фургоны для припасов, лошадей и быков, и при этом никогда не было никаких потерь…»
За бряцанием оружия и тонкими дипломатическими интригами повсюду в эту эпоху можно обнаружить придворного еврея. Так, придворный еврей Лефман Беренс добывает и доставляет в винных бочках субсидию, которую Людовик XIV предоставляет герцогу Ганноверскому; придворный еврей Беренд Леманн обеспечивает избрание своего государя, Августа Саксонского, королем Польши с помощью умело организованного подкупа. Самый знаменитый среди них придворный еврей Зюсс Оппенгеймер, известный как «еврей Зюсс», будучи фаворитом герцога Карла-Александра, осуществляет реорганизацию административной и финансовой системы герцогства Вюртембергского и становится самым могущественным человеком страны прежде чем закончить свои дни на виселице…
Не имело большого значения был ли двор протестантским или католическим, а государь святошей или распутником. Можно было встретить еврейских агентов, уполномоченных, посредников при дворах, в которых решающая роль принадлежала иезуитам, а также на службе у епископов и кардиналов. Их функции чрезвычайно обширны и разнообразны. Они управляют финансами, осуществляют военные поставки, чеканят монету, обеспечивают двор тканями и драгоценными камнями, организуют новое производство, изготавливают текстильные и кожаные изделия, берут на откуп табак или соль и т. д. Иногда они поддерживают искренние дружеские отношения со своими комитентами и хозяевами. Эти контакты облегчались тем, что еврей был исключен из общества, а государь, находящийся на недосягаемой высоте, со своей стороны был также чуждым для общества; в результате им было проще понимать друг друга, поскольку обе стороны вели маргинальное существование. Крупные сеньоры, знаменитые военачальники и даже лица королевской крови едят за еврейским столом, спят в их домах, когда они находятся в пути, принимают их в своих дворцах, присутствуют на их свадьбах. Ниже приводится живое описание свадьбы придворных евреев, которое мы цитируем по мемуарам Глюкель из Гамельна, содержащих бесценную информацию о жизни евреев в Германии конца XVII века:
«Нас было больше двадцати человек, отправившихся в Клеве, и мы были приняты с почетом. Мы оказались в доме, который скорее был похож на королевский дворец, и в котором была замечательная мебель. К свадьбе были сделаны огромные приготовления. В это время принц (будущий король Пруссии Фридрих I) находился в Клеве… Князь Моррис Нассауский и другие крупные сеньоры и знатные люди также находились здесь. Все они дали понять, что хотели бы присутствовать на свадьбе. Тогда Элия Клеве, отец жениха, сделал все необходимое для присутствия столь высоких гостей. В день свадьбы после брачного благословения были поданы замечательные сладости и лучшие иностранные вина. Можно представить, какая воцарилась суета и сколько усилий прилагали Элия Клеве и его домочадцы, изо всех сил стараясь угодить этим благородным гостям. Поэтому у них даже не было времени, чтобы сложить и пересчитать приданое, как этого требует обычай. Когда новобрачные расположились под балдахином, оказалось, что в суматохе забыли составить брачный контракт («кетуба»}. Что же было делать? Все знатные гости и юный принц уже прибыли и хотели все видеть. Тогда раввин сказал, что жених должен представить поручителя и обязаться составить контракт сразу после свадьбы. И он зачитал кетубу по какой-то книге. После брачного благословения знатные гости были проведены в парадный зал, украшенный позолоченной бронзой. Там находился огромный стол, накрытый посудой тончайшей работы. Гостей рассадили в соответствии с их знатностью. В это время моему сыну Мордехаю было пять лет. Это был самый прекрасный ребенок в мире, и мы его очень тщательно и хорошо одели. Знатные гости буквально пожирали его глазами, а принц все время держал за руку. После того, как знатные гости отведали сладостей и фруктов и выпили вина, стол унесли. Тогда вошли люди в маскарадных костюмах, элегантно представились и сыграли несколько фарсов для развлечения присутствующих. Затем ряженые исполнили пляску смерти, что было очень редким зрелищем…»
Разумеется, дружба такого рода продолжается только до тех пор, пока в этом еврее есть необходимость, и пока он богат. Иными словами, он всегда зависит от случайностей судьбы или от чьего-то каприза, а его благополучие остается весьма неустойчивым. Ни одному из них не удалось передать свое положение потомкам. Напротив, многие из них окончили свои дни в тюрьме. Сыновья Беренда Леманна были изгнаны из Саксонии, внуки Лефмана Беренса долгие годы провели в долговой тюрьме. А суд над «евреем Зюссом», радость, которую его падение вызвало по всей Германии, его предсмертное возвращение к еврейским ценностям и трагический конец стали символом судьбы придворных евреев. Возможно, приводимая ниже острота, приписываемая Фридриху-Вильгельму, королю-солдату, хорошо отражает их положение и отношение к ним окружающих. Находясь проездом в одном прусском городе, он получил просьбу об аудиенции от делегации евреев. «Никогда я не приму этих мерзавцев, распявших нашего Господа!», – воскликнул он. Тогда один из камергеров шепнул ему на ухо, что эти евреи принесли с собой ценный подарок. Тогда он передумал: «Ладно, впустите их. В конце концов, этих евреев там не было, когда они его распинали». Истинная или вымышленная, эта маленькая история очень точно отражает смешанные чувства, которые возбуждали евреи в эпоху барокко…
Внешне придворные евреи одевались в соответствии с модой своего времени, носили короткие одежды ярких цветов и напудренные парики. Они строили себе роскошные дома, иногда даже небольшие замки. Вольф Вертхеймер, банкир баварского двора устраивал у себя охоты, в которых не брезговали принимать участие крупные сеньоры, посол Великобритании и принц Евгений. А Зюсс Оппенгеймер даже имел титулованную любовницу. Но несмотря на все это, они еще не были «эмансипированными» евреями и чаще всего оставались прочно привязанными к своей иудейской ортодоксии. Будучи защитниками своих менее удачливых единоверцев, они старались по мере своих возможностей добиваться отмены ограничений на место жительства, пытались предотвратить проекты высылки. По примеру Йоселя из Росхейма все они были посредниками («штадланшл»}. В этом качестве они играли первостепенную роль внутри еврейских общин, полновластно управляли ими, даже заключали в тюрьмы чересчур смелых противников. В этих новых условиях социальное неравенство, которое всегда господствовало в общинах диаспоры, становилось еще более ощутимым.
Так, на вершине социальной лестницы придворные евреи составляют особую касту, а в самом низу еврейский сброд образует собственные сообщества и вносит свой вклад в мир немецкого дна.
Появление в эту эпоху многочисленных еврейских разбойников также заслуживает упоминания. Придворные евреи и евреи-бандиты имеют между собой то общее, что и те, и другие по-своему пытаются преодолеть свой статус неприкасаемых и не считаются с угнетающим их обществом. Одни используют для этого комбинационные способности своего интеллекта, другие действуют более прямым и грубым способом. Этот еврейский бандитизм представляет собой крайне любопытный и очень показательный феномен, первые признаки которого появляются в самом начале XVI века. Ничего подобного нельзя обнаружить во всей тысячелетней истории диаспоры! Начало этого явления покрыто мраком. Известно только, что уже во времена Лютера в немецком воровском арго имелось множество гебраизмов (Самый ранний немецкий труд, посвященный проблемам бандитизма и нищенства «Liber vagatoram…», опубликованный в 1499 году, уже содержит небольшой словарик воровского жаргона (Rotwelsch). Многие слова в нем из иврита. В своем предисловии к переизданию этой книги во Франкфурте в 1520 году Мартин Лютер писал: «Я считаю полезным, чтобы эта небольшая книжка стала широко известной, чтобы все увидели и поняли, каким образом дьявол правит миром, чтобы люди стали мудрее и остерегались дьявольских козней. Правильно говорится, что воровской язык происходит от евреев, поскольку в нем много еврейских слов, как это заметят все те, кто знает иврит…»).
В последующие столетия отмечается существование организованных банд, одни из которых были чисто еврейскими, а другие смешанными, иудео-христианскими. По их поводу полицейские офицеры оставили интересные наблюдения. Они сообщают, что еврейские бандиты являются хорошими мужьями и отцами семейств, ведут размеренную жизнь, более того, они отличаются исключительной набожностью и никогда не занимаются воровством по субботам и в праздничные дни… Хотя в немецком преступном мире они составляют лишь незначительное меньшинство, они задают в нем тон. Они ввели в употребление свой особый язык, блатной жаргон (Gaunersprache или Rotwelsch), представлявший собой причудливую переделку иврита. К тому же, как это часто бывает с различными арго, многочисленные слова попадают оттуда в обычную речь и теперь составляют часть немецкого языкового наследия. Похоже, что еврейские обычаи и религия были весьма привлекательными для многих немецких молодых людей дурного нрава. Заключенные христиане в одной из тюрем Берлина потребовали разрешения присутствовать на еврейских богослужениях. Самый знаменитый главарь банды XVII века по имени Домиан Гессель, бывший семинарист, находясь на эшафоте, попросил, чтобы при казни присутствовал раввин. По сути дела в этом нет ничего удивительного. Нарушая закон, бандит-христианин противопоставлял себя обществу, его моральным и религиозным ценностям; что же касается иудаизма, то он противопоставлен этому обществу самим фактом своего существования…
Но точно так же, как и придворные евреи, еврейские разбойники были исключительным феноменом. Вплоть до эпохи эмансипации подавляющее большинство немецких евреев продолжало жить в соответствии с древними порядками, сохраняя в XVIII веке нравы, сложившиеся в эпоху средневековья. Из поколения в поколение тысячелетняя надежда помогала им переносить все унижения и несчастья; из года в год они ожидали прихода мессии. Это ожидание было столь напряженным, что когда во второй половине XVII века в Турции объявился ложный мессия Саббатай Цеви, он был не только горячо принят раввинами, но значительное количество его сторонников, ремесленников, бродячих торговцев и ростовщиков забросили свои дела и стали срочно распродавать имущество, чтобы отплыть в Константинополь… В уже упоминавшихся мемуарах Глюкель из Гамельна имеется живое описание этой истории. Этот наивный и колоритный рассказ простодушной женщины вводит нас в интимный мир еврейского домашнего очага и позволяет понять, причем гораздо лучше, чем это можно сделать с помощью понятия «сублимации» или иных абстрактных терминов и рассуждений, каким образом вопреки всем несчастьям евреям удалось сохранить необыкновенно сильную веру и этику, вынести удары судьбы и унижения, никогда не теряя веры в Божественную доброту и справедливость (Мемуары Глюкель из Гамельна были обнаружены в семейном архиве в конце XIX века. Вот как описывает Глюкель мессианистическую экзальтацию, охватившую Гамбург в 1666 гаду:
«Невозможно описать ту радость, которая охватила всех, когда были получены письма с новостями о Саббатае Цеви. Больше всего этих писем получили португаль цы. Они принесли эти письма в свою синагогу и читали их вслух. Немцы, старые и молодые, также отправились в португальскую синагогу. Португальцы надели свои лучшие одежды, а сверху широкий пояс из зеленого шелка – символ Саббатая Цеви. «С песнями и танцами» они направлялись в свою синагогу и читали там эти послания. Некоторые из них продали все свое имущество, поскольку каждый день они надеялись на избавление. Мой покойный тесть покинул Гамельн, оставив дом и все имущество, и обосновался в Хильдесгейме. Оттуда он послал нам в Гамбург две большие бочки, наполненные одеждой и различными припасами, горохом, фасолью, сушеным мясом, черносливом и всем остальным, что можно долго хранить. Этот достойный человек полагал, что из Гамбурга мы отправимся прямо в Святую Землю. Эти бочки оставались в моем доме больше года. В конце концов родители моей жены решили, что мясо и другие продукты могут испортиться. Тогда они нам написали, чтобы мы открыли бочки и вынули оттуда продукты, чтобы не испортить белье. В общем, эти бочки пробыли у нас около трех лет, и мой тесть все это время думал, что они могут ему пригодиться для его путешествия. Но Всевышний еще не захотел дать нам избавление. Всем нам хорошо известно, что Всевышний обещал нам это, и если бы в глубине наших сердец мы были бы более набожными и не такими злыми, разумеется, Он бы сжалился над нами. Если бы только мы соблюдали заповедь: люби ближнего, как самого себя!» Но таких, какие мы есть, разве Господь может нас пожалеть? Ревность и ненависть, царящие среди нас, безобразны. Однако то, что Ты нам обещал, Господи, Ты сделаешь это с величием и милостью. Даже если наши грехи вынуждают Тебя заставлять нас ждать выполнения ожиданий, они сбудутся в определенное Тобой время. Мы будем надеяться на Тебя и умножать наши молитвы, чтобы однажды Ты послал нам полное освобождение…»).
Эта прекрасная книга обходит молчанием то, что автор, видимо, считал совершенно естественным, а именно такие вещи как множество оскорблений и мелочных несправедливостей, которые придумывали для евреев в то время, когда он жил. Если убийства и погромы становятся более редкими в эпоху, когда развиваются административные и полицейские учреждения, притеснения евреев становятся гораздо более изобретательными, чтобы причинять мучения без пролития крови. Так, муниципалитет города Франкфурта подтвердил старинные предписания об обязательном ношении специальных знаков, запрещение иметь слуг-христиан и т. п., а также добавил к ним новые, отличающиеся поразительной мелочностью: не бродить по улицам без определенной цели, не гулять вдвоем, не посещать некоторых улиц, не выходить на улицы во время христианских праздников или во время посещения города государем, не делать покупки на рынке раньше, чем это сделают христиане, и особенно разработанный в мельчайших подробностях ордонанс о внешнем виде евреев и о том, как они должны одеваться – это называлось упорядочиванием одежды (Kleiderordnung). К тому же специально уточнялось, что евреи являются не гражданами, но лишь «находящимися под покровительством» города Франкфурта или «зависимыми»; это различие в дальнейшем, после прихода к власти Гитлера, было использовано нацистами. Еще более детальный Kleiderordnung существовал у евреев Гамбурга, но в этом случае авторство принадлежало самим старейшинам еврейской общины. Это уложение заходило так далеко, что в нем фиксировалось максимальное количество гостей на свадебном обеде, так же как и разрешенные по этому случаю виды подарков, а кроме того перечислялись некоторые запрещенные блюда, такие как каплуны, взбитые сладости и конфитюры, которые несмотря на ритуальную чистоту считались слишком роскошными.
Разумеется, у евреев не было чрезмерных возможностей для развлечений, а имевшиеся строго регламентировались. В начале XVIII века австрийское правительство придумало совершенно новое ограничение, касающееся браков вообще. Чтобы воспрепятствовать слишком быстрому размножению евреев, венский двор постановил в 1726 году, что только старший сын в каждой еврейской семье имел право на вступление в брак. Остальные должны были оставаться холостяками. Эта дань плодовитости евреев и строгости их нравов называлась «сокращение»; нельзя не согласиться, что в качестве средства контроля над рождаемостью этот способ отличается простотой и радикальностью. Сначала его применили в Богемии и Моравии, затем в Пруссии, Палатинате (Рейнском Пфальце, – прим. ред.) и Эльзасе, что повлекло эмиграцию множества молодых людей в Польшу и Венгрию, а, следовательно, и сокращение численности евреев.
Конечно, большинство немецких евреев вело бедную и простую жизнь. Но те исключительные судьбы, о которых мы рассказали, играли роль социального фермента, ускоряли происходившие экономические изменения и не могли не производить на современников глубокого впечатления. В этом смысле «еврейская проблема» выступала в Германии в качестве настоящей проблемы, резко контрастируя с бессодержательным антисемитизмом в других западных странах, предоставляя необходимую пищу для антиеврейских настроений и удесятеряя их. Сейчас мы рассмотрим эти проявления.
Прежде всего поговорим о самом понятии. Мы уже цитировали выше французское и английское определения термина «еврей». Ниже, как точное и бесстрастное отражение реалий, приводится немецкое этимологическое толкование, имеющее гораздо более сильную эмоциональную нагрузку, более конкретное и более выразительное. Мы цитируем это определение по знаменитому «Словарю немецкого языка» братьев Гримм, тех самых, чьи сказки очаровывали столько поколений детей:
«Еврей (…………… )
3) Среди их неприятных черт особенно выделяется их нечистоплотность, а также их алчность и занятие ростовщичеством. «Грязный, как старый еврей; воняет как еврей»; отсюда «иметь еврейский вкус» и даже «иметь вкус мертвого еврея»: нужно сначала смазать горло маслом, иначе у этой еды будет вкус мертвого еврея (Фишер); у зелени без соли вкус мертвого еврея (Леман); заниматься ростовщичеством, обманывать, одалживать как еврей: это ничего не стоит, ни еврей, ни кюре не дадут за это ни гроша (Фишарт); …еврей, колючая борода: так, в Тюрингии: у меня на лице настоящий еврей, я должен побриться; в Восточной Фрисландии евреем называют обед без мясного блюда (Фромм); в Рейнской области евреем называется часть позвоночника у свиней, в Тироле – любой позвоночник (Кер)…»