— Папася, мамася! — добавил он и глянул на Роальда: — Хочешь пари?
— По какому поводу?
— Как, по-твоему, отреагирует данное существо на мое появление перед ним?
— Думаю, оно вмажет тебе тростью по лбу.
— А если нет?
— Даю пять баксов.
Роальд толкнул локтем Шурика:
— Смотри, как будут учить гения.
Шурик неодобрительно усмехнулся.
Но Роальд, похоже, был готов к таким действиям. Не окажись рядом Врач, он подошел бы к Иванькову сам.
3
Глава IX «ДАЙ ЕМУ ПО РОГАМ, РОАЛЬД!..» 7 июля 1994 года
1
2
— По какому поводу?
— Как, по-твоему, отреагирует данное существо на мое появление перед ним?
— Думаю, оно вмажет тебе тростью по лбу.
— А если нет?
— Даю пять баксов.
Роальд толкнул локтем Шурика:
— Смотри, как будут учить гения.
Шурик неодобрительно усмехнулся.
Но Роальд, похоже, был готов к таким действиям. Не окажись рядом Врач, он подошел бы к Иванькову сам.
3
Глядя на Врача, раскланивающегося с Иваньковым, Шурик буркнул:
— Он его приделает, этот Иваньков. Он сумасшедший.
Скоков тоже солидно кивнул:
— Приделает.
Роальд возразил, не спуская глаз с Иванькова:
— Не торопись. Не тот Леня человек, чтобы его делали.
Они смотрели и слушали.
Они нисколько не скрывали своего интереса.
В конце концов, Иваньков был их клиентом, он компрометировал их, они имели право знать, чем Иваньков занимается на досуге.
То, что они видели, им не нравилось. Увиденное не говорило в пользу Иванькова. Увиденное подтверждало, что Иваньков дерьмо. По крайней мере, пьяный Иваньков. Врача он встретил дерьмово — нагло откинулся на спинку стула, нагло рыгнул, хрипло и нагло спросил сидящего рядом мордоворота:
— Эт-та хто?…
— Это я, козел! — весело объявил Врач. — Помнишь лихую юность? Сколько глупостей понаделали!
Иваньков ошалело воззрился на Врача:
— Не п-п-омню…
— А ты всмотрись, — Врач никакого внимания не обращал на остолбеневшего мордоворота. — Всмотрись, не строй дуру.
— А ты, — сказал он мордовороту (второй, тот, что стоял у стойки, уже спешил к столику), — пошел бы да покурил. Морда у тебя какая-то постная.
— Не сметь! — хрипло заорал Иваньков ухмыльнувшемуся мордовороту, подтверждая приказ ударом тяжелой трости. — Ты ч-что? Хочешь меня б-бросить с ним?
— Я же твой приятель, козел, — заверил Врач. — Не верещи. Ребята не дураки, все понимают. Я не ссориться подошел, ты мне ничего не должен.
— Не д-должен — отваливай, — Иваньков быстро трезвел.
— А моим дружкам? — кивнул Врач на Шурика, Скокова и Роальда, которые перехватив его взгляд, согласно и дружно кивнули.
— К-кто такие?
— Не знаешь? — изумился Врач.
— Не знаю… Не видел… — пытался припомнить Иваньков. — Может, в кино?…
— Они не ходят в кино. С первого года перестройки не ходят.
Врач доверительно подмигнул мордоворотам:
— Сваливайте. Нам пяти минут хватит. Не съем я это чучело.
Мордовороты удовлетворенно кивнули. Похоже, Иванюков им смертельно надоел, а Врач действительно не походил на человека, способного съесть известного скандалиста за какие-то пять минут.
— Мы у стойки посидим, — все же сказал один из мордоворотов, видимо старший. — Все на глазах, ну и…
Он неопределенно повел рукой.
— Нормально, — согласился Врач. — Через пять минут тело будет ваше.
Телохранители ухмыльнулись, Иваньков подозрительно прищурился:
— П-почему тело?
— Разве у тебя есть душа, козел?
Роальд толкнул Шурика локтем:
— Идем!
И встал.
Похоже, он действительно что-то такое планировал, по крайней мере надеялся, потому что в его ладони был зажат крошечный диктофон.
— Саша, — приказал он Скокову. — Контролируй мужиков.
Они дружно уселись перед оторопевшим Иваньковым.
Впрочем, в упор Иваньков не так уж и выглядел Иваньковым. Безумно похож, это да. Но не так, чтобы стопроцентно. Костюм, впрочем, копия — благородно-стальной цвет с чуть проглядывающей, почти незаметной вертикальной полоской. Легкая седина, торчащие скулы здорово подчеркивали сходство лже-Иванькова с настоящим Иваньковым, но глаза, пожалуй, были круглей, губы тоньше.
Официанты с интересом наблюдали за ними со стороны. Неизвестно, что им наговорили телохранители лже-Иванькова, но милицию никто не вызвал. Наверное, проще брать за битье наличкой, подумал Шурик.
— Ты кто? — спросил Роальд грубо.
Лже-Иваньков ухватился за трость и снизу вверх уставился на Роальда:
— Эт-т-то как?
Похоже, Врач был прав, лже-Иваньков не был героем.
— Я же знал! Я же говорил! — торжествовал Врач. — Погуще нажимайте на мещерявый мешуй! Раскатай его, Роальд! Он мне не нравится.
— Ты кто? — переспросил Роальд еще грубее.
— Я?… Иваньков — я!..
Роальд нехорошо рассмеялся:
— А потом? Ну, потом, когда ты снимаешь этот костюм? Ты ведь привык к костюмам попроще. Вот когда ты, скажем, остаешься в собственных трусах, которые тебе никто в ателье не заказывал, вот тогда, ты кто?
— А т-тебе зачем?
Коротко полыхнула вспышка. Лже-Иваньков попытался прикрыть лицо локтем, но не успел. Проходя к стойке, Сашка Скоков с приветливой улыбкой спрятал «кодак» в карман.
— Может, еще? — спросил он.
— Хватит, — сказал Роальд и кивнул поднявшимся было мордоворотам: — Вы не в кадре. Возьмите пива. Этот, — указал он на лже-Иванькова, — заплатит.
— У него деньги кончаются.
— Найдет, — отрезал Роальд.
И резко наклонился к ошеломленному лже-Иванькову:
— Ну? Кто заказал костюм? На чьи шиши напиваешься? Это же не дешево, так набираться каждый день, да и костюм у тебя не первый. Ты уже два костюма испортил.
— Ч-чего? — бессмысленно повторял лже-Иваньков. — Ч-чего?
— Тебе, наверное, и за фотогеничность платят, — сказал Роальд. — Хрен с тобой, не хочешь говорить, не надо. Мы сейчас уйдем, а ты здорово влипнешь. Если мы сейчас уйдем, тобой займутся другие. — Он сунул под нос лже-Иванькова удостоверение. — Одна твоя фотография потянет на шантаж. Ты же умный, вспомни статью. К ней еще много чего добавится.
И грубо спросил:
— Устраивает?
— Н-нет, — выдавил лже-Иваньков. Его лоб покрылся мелкими частыми капельками испарины. Иногда он оглядывался на телохранителей, но они мирно пили пиво со Скоковым. — Н-не устраивает.
— Тогда колись, козел, — влез в разговор Врач.
— А если я н-не скажу?
— Вот! — обрадовался Врач. — Это уже другое дело! Это уже по-мужски. Не скажешь, сразу обещаю лечение. Эффективное, и в развернутом виде.
— От чего? — испугался лже-Иваньков.
— От всего сразу. В комплексе. Из психушки выйдешь совсем смирный. У меня есть такая возможность. Курс лечения начнем прямо сегодня.
И пнул под столом лже-Иванькова:
— Колись!
Лже-Иваньков потрясенно молчал. Явное предательство мордоворотов его подкосило. А они и не оглядывались на него. Тянули пиво, думать забыв про подопечного. Скорее всего, Скоков доходчиво объяснил им ситуацию. Что, значит, к чему. Обычно Скокову верили.
— Ладно, — сказал Роальд. — Длинные фразы тебе не по сердцу. Можешь отвечать коротко, чужих никого нет. — Он обвел рукой почти пустой зал. — Народ начнет собираться позже. Вот тогда мы тебя и возьмем, при всех. А для эффекта пригласим журналистов. Вроде как на опознание. А угощаться будем на твой гонорар.
— З-зачем?
— Как зачем? Я же сказал. Я хочу знать, кто тебе платит. Одно словечко и мы уйдем. Одно словечко и ты свободен как ветер. Можешь крушить посуду, можешь бить официантов. Это ведь тоже кто-то оплатит? Кто?
Лже-Иваньков угрюмо молчал. Все же он был пьян.
— Вот видишь, — с грубоватым сочувствием заметил Роальд. — А ты думал, что ты опустился. Ты еще ничего. Ты еще свое возьмешь. Но сперва помоги нам. Без нас у тебя ничего не получится. Одна маета. Ты же видишь, мы пока дружески.
— Брось, Роальд, — ухмыльнулся Врач. — Папася, мамася! Парень нуждается в срочном лечении. Сегодня и начнем. С клизмы и с рвотного.
Лже-Иваньков позеленел. Заикаясь он выдавил:
— Я к-к-кашляю.
— А мы тебе слабительного. Стакан. С верхом.
— З-з-зачем стакан?
— Чтоб кашлять боялся.
Лже-Иваньков напрягся, но голос его дрогнул:
— Я ж без работы… Ч-чего?… А мне говорят, живи весело…
— Кто говорит?
— Н-ну, как… Я в кафе «Веснушка» сидел… Ко мне под-дошли, налили. Ну, говорят, хорош. В-вылитый наш кореш. Нам, говорят, надо кореша подкузьмить. Он шутку любит и песни… Я говорю, я не знаю песен. Помню од-дну, в школьном хоре пел, но она ид-деологически не подойдет. «Дни и ноч-чи, дни и ноч-чи, дни и ноч-чи напролет ход-дит спутник по вселенной, совершая свой полет». Может, правда, и под-дойдет идеологически, только я петь не умею… Да и н-не надо, мне говорят, не пой. Нам шутки нужны. Веселые шутки, прибаутки и розыгрыши. Не за бесплатно, мы ж понимаем. И, значит, наличными в руки!.. Я т-таких денег в жизнь не видал!.. И баба там, значит. Всех-то трое было. Смазливая, смеется. Я таких баб только во сне виж-жу, и то, когда им самим присниться з-захочется. Смеется, присматривается. Деловито так. Здесь, там, везде потрогала, я и дышать боюсь Спрашиваю, а ч-чего шутить? А баба смеется. По ресторанам, говорит, походи. Выпей, закуси сколько влезет. Я говорю, в меня м-много влезет. Она смеется, вот и хорошо! И пусть много! Мы тебе костюмчик хороший справим, чтоб ты мог в самые шикарные кабаки заходить. И трость д-дадим. Что или кто не понравится, сразу этой тростью!.. Ну д-да, говорю. Я, значит, тростью, а меня в вытрезвитель… С тобой наши люди будут, смеется баба, они тебя в обиду не дадут, а з-за разбитое мы заплатим. Официанты любят, когда наличкой. Они к тебе привыкнут, бесплатно будут поить. Кричать мы тебя научим, правильные слова кричать научим, ты их кричи. Если и впрямь по глупости загремишь в вытрезвитель — вытащим. Ну, посидишь часик-другой, т-тебе не прив-выкать! И смеется… Я тоже смеюсь. Говорю, боязно мне, я, в общем, смирный. Не сог-глашусь, наверное… Тогда один, зубы торчком, резко так: эт-то хорошо, что не согласишься, эт-то хорошо, что смирный… П-почему? — спрашиваю. А мы тебя на Кавказ продадим, тебя и трех овчарок, будешь овец пасти… Н-нельзя, говорю, меня п-продавать, я человек живой… А кавказцы, смеются, мертвых не покупают. С-сильно так сказали, я хвост прижал. Чего, говорю, делать? Чего, спрашиваю, шутить? А баба опять за меня. Смотрит как на портрет. Здесь, гов-ворит, подпудрить, тут подмазать. Сходство, гов-ворит, ужасное!.. — он опять обернулся к стойке, где телохранители мирно пили пиво со Скоковым: — В-вот и водят меня, а я шучу… Приодели, знач-чит, а и шучу… Что порвется, заменят…
— Не отвлекайся, — сказал Роальд. — Чего шутишь-то?
— Да ч-чего сказ-зали, то и ш-шучу.
— А чего сказали?
— Да т-так. Недельку д-де погуляй. По дорогим ресторанам, по тихим кафе. Где публика поинтеллигентней. Как вроде с деньгами, а огорчен. С-сильно огорчен, не просто пьешь, бабу ищешь. Собственную, не чужую. Она т-тебе вроде рога приделала, вот ты и сердишься, ищешь, хочешь, как человек известный, женщину укорить. Так и ори, где, з-значит, та блядь в бантиках? Где, значит, та баба неверная! Ну и проч-чая, сам придумаешь… Я и ору… — Лже-Иваньков клятвенно прижал руки к груди. — М-мужики, ч-честно ору!..
— Верим. Сами видели, — оборвал испуганного лже-Иванькова Роальд. — Ты о деле давай. Детали баба обсказывала?
— Баба. Смазливая. Мне т-такие только снятся.
— Сны цветные? — быстро спросил Врач.
— А я п-помню?
Лже-Иваньков опять обернулся.
Мордовороты у стойки, наконец, отставили пустые кружки. Один, перехватив взгляд Роальда, выразительно постучал пальцем по часам. Роальд понимающе кивнул.
— Бабу как звать?
— Так чего ж… К-какой сек-крет… Известная баба… Шутка ведь… Раз мужик скурвился, надо ж прищемить мужика… Она так сама сказала… С-скурвился, мол, может, еще спасем…
— Имя выкладывай.
Лже-Иваньков как-то и не понял сразу:
— К-какое имя?
— Бабы, которая шутить наняла.
— Ч-чего ж неясно-то? Если я Иваньков…
Роальд и Шурик переглянулись:
— Врешь!
— Ч-чего ж врать?… Если я Иваньков, не П-петрову, не Иванову же мне кричать…
— Ну?
— Д-да Иванькова! Ч-чего ж тут?
— Иванькова. — Роальд выпятил нижнюю губу и выключил диктофон. — Все. Свободен, овощ!
И встал, уступая место мордоворотам.
— С-слышь, м-мужики, — спросил вдруг лже-Иваньков, глядя то на Врача, то на Роальда и от волнения заикаясь еще сильней. — Я т-теперь как?… Я т-теперь еще ходить буду?
— Будешь, — ответил за Роальда Врач. — Но только под себя.
Мордовороты заржали.
— Он его приделает, этот Иваньков. Он сумасшедший.
Скоков тоже солидно кивнул:
— Приделает.
Роальд возразил, не спуская глаз с Иванькова:
— Не торопись. Не тот Леня человек, чтобы его делали.
Они смотрели и слушали.
Они нисколько не скрывали своего интереса.
В конце концов, Иваньков был их клиентом, он компрометировал их, они имели право знать, чем Иваньков занимается на досуге.
То, что они видели, им не нравилось. Увиденное не говорило в пользу Иванькова. Увиденное подтверждало, что Иваньков дерьмо. По крайней мере, пьяный Иваньков. Врача он встретил дерьмово — нагло откинулся на спинку стула, нагло рыгнул, хрипло и нагло спросил сидящего рядом мордоворота:
— Эт-та хто?…
— Это я, козел! — весело объявил Врач. — Помнишь лихую юность? Сколько глупостей понаделали!
Иваньков ошалело воззрился на Врача:
— Не п-п-омню…
— А ты всмотрись, — Врач никакого внимания не обращал на остолбеневшего мордоворота. — Всмотрись, не строй дуру.
— А ты, — сказал он мордовороту (второй, тот, что стоял у стойки, уже спешил к столику), — пошел бы да покурил. Морда у тебя какая-то постная.
— Не сметь! — хрипло заорал Иваньков ухмыльнувшемуся мордовороту, подтверждая приказ ударом тяжелой трости. — Ты ч-что? Хочешь меня б-бросить с ним?
— Я же твой приятель, козел, — заверил Врач. — Не верещи. Ребята не дураки, все понимают. Я не ссориться подошел, ты мне ничего не должен.
— Не д-должен — отваливай, — Иваньков быстро трезвел.
— А моим дружкам? — кивнул Врач на Шурика, Скокова и Роальда, которые перехватив его взгляд, согласно и дружно кивнули.
— К-кто такие?
— Не знаешь? — изумился Врач.
— Не знаю… Не видел… — пытался припомнить Иваньков. — Может, в кино?…
— Они не ходят в кино. С первого года перестройки не ходят.
Врач доверительно подмигнул мордоворотам:
— Сваливайте. Нам пяти минут хватит. Не съем я это чучело.
Мордовороты удовлетворенно кивнули. Похоже, Иванюков им смертельно надоел, а Врач действительно не походил на человека, способного съесть известного скандалиста за какие-то пять минут.
— Мы у стойки посидим, — все же сказал один из мордоворотов, видимо старший. — Все на глазах, ну и…
Он неопределенно повел рукой.
— Нормально, — согласился Врач. — Через пять минут тело будет ваше.
Телохранители ухмыльнулись, Иваньков подозрительно прищурился:
— П-почему тело?
— Разве у тебя есть душа, козел?
Роальд толкнул Шурика локтем:
— Идем!
И встал.
Похоже, он действительно что-то такое планировал, по крайней мере надеялся, потому что в его ладони был зажат крошечный диктофон.
— Саша, — приказал он Скокову. — Контролируй мужиков.
Они дружно уселись перед оторопевшим Иваньковым.
Впрочем, в упор Иваньков не так уж и выглядел Иваньковым. Безумно похож, это да. Но не так, чтобы стопроцентно. Костюм, впрочем, копия — благородно-стальной цвет с чуть проглядывающей, почти незаметной вертикальной полоской. Легкая седина, торчащие скулы здорово подчеркивали сходство лже-Иванькова с настоящим Иваньковым, но глаза, пожалуй, были круглей, губы тоньше.
Официанты с интересом наблюдали за ними со стороны. Неизвестно, что им наговорили телохранители лже-Иванькова, но милицию никто не вызвал. Наверное, проще брать за битье наличкой, подумал Шурик.
— Ты кто? — спросил Роальд грубо.
Лже-Иваньков ухватился за трость и снизу вверх уставился на Роальда:
— Эт-т-то как?
Похоже, Врач был прав, лже-Иваньков не был героем.
— Я же знал! Я же говорил! — торжествовал Врач. — Погуще нажимайте на мещерявый мешуй! Раскатай его, Роальд! Он мне не нравится.
— Ты кто? — переспросил Роальд еще грубее.
— Я?… Иваньков — я!..
Роальд нехорошо рассмеялся:
— А потом? Ну, потом, когда ты снимаешь этот костюм? Ты ведь привык к костюмам попроще. Вот когда ты, скажем, остаешься в собственных трусах, которые тебе никто в ателье не заказывал, вот тогда, ты кто?
— А т-тебе зачем?
Коротко полыхнула вспышка. Лже-Иваньков попытался прикрыть лицо локтем, но не успел. Проходя к стойке, Сашка Скоков с приветливой улыбкой спрятал «кодак» в карман.
— Может, еще? — спросил он.
— Хватит, — сказал Роальд и кивнул поднявшимся было мордоворотам: — Вы не в кадре. Возьмите пива. Этот, — указал он на лже-Иванькова, — заплатит.
— У него деньги кончаются.
— Найдет, — отрезал Роальд.
И резко наклонился к ошеломленному лже-Иванькову:
— Ну? Кто заказал костюм? На чьи шиши напиваешься? Это же не дешево, так набираться каждый день, да и костюм у тебя не первый. Ты уже два костюма испортил.
— Ч-чего? — бессмысленно повторял лже-Иваньков. — Ч-чего?
— Тебе, наверное, и за фотогеничность платят, — сказал Роальд. — Хрен с тобой, не хочешь говорить, не надо. Мы сейчас уйдем, а ты здорово влипнешь. Если мы сейчас уйдем, тобой займутся другие. — Он сунул под нос лже-Иванькова удостоверение. — Одна твоя фотография потянет на шантаж. Ты же умный, вспомни статью. К ней еще много чего добавится.
И грубо спросил:
— Устраивает?
— Н-нет, — выдавил лже-Иваньков. Его лоб покрылся мелкими частыми капельками испарины. Иногда он оглядывался на телохранителей, но они мирно пили пиво со Скоковым. — Н-не устраивает.
— Тогда колись, козел, — влез в разговор Врач.
— А если я н-не скажу?
— Вот! — обрадовался Врач. — Это уже другое дело! Это уже по-мужски. Не скажешь, сразу обещаю лечение. Эффективное, и в развернутом виде.
— От чего? — испугался лже-Иваньков.
— От всего сразу. В комплексе. Из психушки выйдешь совсем смирный. У меня есть такая возможность. Курс лечения начнем прямо сегодня.
И пнул под столом лже-Иванькова:
— Колись!
Лже-Иваньков потрясенно молчал. Явное предательство мордоворотов его подкосило. А они и не оглядывались на него. Тянули пиво, думать забыв про подопечного. Скорее всего, Скоков доходчиво объяснил им ситуацию. Что, значит, к чему. Обычно Скокову верили.
— Ладно, — сказал Роальд. — Длинные фразы тебе не по сердцу. Можешь отвечать коротко, чужих никого нет. — Он обвел рукой почти пустой зал. — Народ начнет собираться позже. Вот тогда мы тебя и возьмем, при всех. А для эффекта пригласим журналистов. Вроде как на опознание. А угощаться будем на твой гонорар.
— З-зачем?
— Как зачем? Я же сказал. Я хочу знать, кто тебе платит. Одно словечко и мы уйдем. Одно словечко и ты свободен как ветер. Можешь крушить посуду, можешь бить официантов. Это ведь тоже кто-то оплатит? Кто?
Лже-Иваньков угрюмо молчал. Все же он был пьян.
— Вот видишь, — с грубоватым сочувствием заметил Роальд. — А ты думал, что ты опустился. Ты еще ничего. Ты еще свое возьмешь. Но сперва помоги нам. Без нас у тебя ничего не получится. Одна маета. Ты же видишь, мы пока дружески.
— Брось, Роальд, — ухмыльнулся Врач. — Папася, мамася! Парень нуждается в срочном лечении. Сегодня и начнем. С клизмы и с рвотного.
Лже-Иваньков позеленел. Заикаясь он выдавил:
— Я к-к-кашляю.
— А мы тебе слабительного. Стакан. С верхом.
— З-з-зачем стакан?
— Чтоб кашлять боялся.
Лже-Иваньков напрягся, но голос его дрогнул:
— Я ж без работы… Ч-чего?… А мне говорят, живи весело…
— Кто говорит?
— Н-ну, как… Я в кафе «Веснушка» сидел… Ко мне под-дошли, налили. Ну, говорят, хорош. В-вылитый наш кореш. Нам, говорят, надо кореша подкузьмить. Он шутку любит и песни… Я говорю, я не знаю песен. Помню од-дну, в школьном хоре пел, но она ид-деологически не подойдет. «Дни и ноч-чи, дни и ноч-чи, дни и ноч-чи напролет ход-дит спутник по вселенной, совершая свой полет». Может, правда, и под-дойдет идеологически, только я петь не умею… Да и н-не надо, мне говорят, не пой. Нам шутки нужны. Веселые шутки, прибаутки и розыгрыши. Не за бесплатно, мы ж понимаем. И, значит, наличными в руки!.. Я т-таких денег в жизнь не видал!.. И баба там, значит. Всех-то трое было. Смазливая, смеется. Я таких баб только во сне виж-жу, и то, когда им самим присниться з-захочется. Смеется, присматривается. Деловито так. Здесь, там, везде потрогала, я и дышать боюсь Спрашиваю, а ч-чего шутить? А баба смеется. По ресторанам, говорит, походи. Выпей, закуси сколько влезет. Я говорю, в меня м-много влезет. Она смеется, вот и хорошо! И пусть много! Мы тебе костюмчик хороший справим, чтоб ты мог в самые шикарные кабаки заходить. И трость д-дадим. Что или кто не понравится, сразу этой тростью!.. Ну д-да, говорю. Я, значит, тростью, а меня в вытрезвитель… С тобой наши люди будут, смеется баба, они тебя в обиду не дадут, а з-за разбитое мы заплатим. Официанты любят, когда наличкой. Они к тебе привыкнут, бесплатно будут поить. Кричать мы тебя научим, правильные слова кричать научим, ты их кричи. Если и впрямь по глупости загремишь в вытрезвитель — вытащим. Ну, посидишь часик-другой, т-тебе не прив-выкать! И смеется… Я тоже смеюсь. Говорю, боязно мне, я, в общем, смирный. Не сог-глашусь, наверное… Тогда один, зубы торчком, резко так: эт-то хорошо, что не согласишься, эт-то хорошо, что смирный… П-почему? — спрашиваю. А мы тебя на Кавказ продадим, тебя и трех овчарок, будешь овец пасти… Н-нельзя, говорю, меня п-продавать, я человек живой… А кавказцы, смеются, мертвых не покупают. С-сильно так сказали, я хвост прижал. Чего, говорю, делать? Чего, спрашиваю, шутить? А баба опять за меня. Смотрит как на портрет. Здесь, гов-ворит, подпудрить, тут подмазать. Сходство, гов-ворит, ужасное!.. — он опять обернулся к стойке, где телохранители мирно пили пиво со Скоковым: — В-вот и водят меня, а я шучу… Приодели, знач-чит, а и шучу… Что порвется, заменят…
— Не отвлекайся, — сказал Роальд. — Чего шутишь-то?
— Да ч-чего сказ-зали, то и ш-шучу.
— А чего сказали?
— Да т-так. Недельку д-де погуляй. По дорогим ресторанам, по тихим кафе. Где публика поинтеллигентней. Как вроде с деньгами, а огорчен. С-сильно огорчен, не просто пьешь, бабу ищешь. Собственную, не чужую. Она т-тебе вроде рога приделала, вот ты и сердишься, ищешь, хочешь, как человек известный, женщину укорить. Так и ори, где, з-значит, та блядь в бантиках? Где, значит, та баба неверная! Ну и проч-чая, сам придумаешь… Я и ору… — Лже-Иваньков клятвенно прижал руки к груди. — М-мужики, ч-честно ору!..
— Верим. Сами видели, — оборвал испуганного лже-Иванькова Роальд. — Ты о деле давай. Детали баба обсказывала?
— Баба. Смазливая. Мне т-такие только снятся.
— Сны цветные? — быстро спросил Врач.
— А я п-помню?
Лже-Иваньков опять обернулся.
Мордовороты у стойки, наконец, отставили пустые кружки. Один, перехватив взгляд Роальда, выразительно постучал пальцем по часам. Роальд понимающе кивнул.
— Бабу как звать?
— Так чего ж… К-какой сек-крет… Известная баба… Шутка ведь… Раз мужик скурвился, надо ж прищемить мужика… Она так сама сказала… С-скурвился, мол, может, еще спасем…
— Имя выкладывай.
Лже-Иваньков как-то и не понял сразу:
— К-какое имя?
— Бабы, которая шутить наняла.
— Ч-чего ж неясно-то? Если я Иваньков…
Роальд и Шурик переглянулись:
— Врешь!
— Ч-чего ж врать?… Если я Иваньков, не П-петрову, не Иванову же мне кричать…
— Ну?
— Д-да Иванькова! Ч-чего ж тут?
— Иванькова. — Роальд выпятил нижнюю губу и выключил диктофон. — Все. Свободен, овощ!
И встал, уступая место мордоворотам.
— С-слышь, м-мужики, — спросил вдруг лже-Иваньков, глядя то на Врача, то на Роальда и от волнения заикаясь еще сильней. — Я т-теперь как?… Я т-теперь еще ходить буду?
— Будешь, — ответил за Роальда Врач. — Но только под себя.
Мордовороты заржали.
Глава IX «ДАЙ ЕМУ ПО РОГАМ, РОАЛЬД!..» 7 июля 1994 года
1
— Садись, — сказал Роальд. — Сейчас появится Иваньков. В разговор не вмешивайся.
Роальд что-то обдумывал. Его мысли заполнял явно не один только Иваньков. Почему-то он спросил:
— Помнишь Лигушу?
— Еще бы! Тот еще монстр!
— Ты еще не видал настоящих монстров.
— Может быть.
— Я сейчас не об Иванькове… И даже не о Лигуше. — Роальд усмехнулся. — Я о похитительнице… Она мне покоя не дает, торчит в памяти, как кость в глотке. Врач подлил масла. Не поверишь, глаза закрою — ее вижу. Какой Врач описал, такой вижу. До самой последней детали. Хоть портреты развешивай.
Он нервно побарабанил пальцами по краю стола:
— И все равно… Все равно…
В дверь постучали.
— Войдите.
— Ну? — спросил Иваньков с порога.
Он даже не поздоровался.
Это был настоящий Иваньков. Он поразительно походил на лже-Иванькова, и костюм на нем был тот же — благородно-стальной с чуть более темной, почти незаметной вертикальной полоской.
Сунув трость под мышку, Иваньков мрачно подошел к столу. Почему-то он не замечал Шурика, не хотел его замечать.
Шурик отвернулся.
Пустовато, — подумал он, оглядывая бюро.
Почему-то ему хотелось, чтобы Иваньков пошире раскрыл злые глаза и увидел, как он, тяжелый письменный стол, широкий подоконник, на котором Шурик устроился, вызывающе торчащую в углу рогатую вешалку. И газеты на столе, и простые стулья, купленные по дешевке у разорившегося СП «Альт», и простой деревянный диван времен давно отшумевшей хрущевской оттепели. И полки со справочниками. И сейф, черт возьми! Примитивный стальной куб, вряд ли способный устоять перед опытным медвежатником…
Пустовато.
Шурик посмотрел на Роальда.
Солнце, врывающееся в окно, било в щеку Роальда, мешало ему, но он не менял позы, внимательно разглядывая Иванькова серыми, пронзительными, холодными как лед глазами.
И молчал.
Неподвижный, как манекен, обряженный в рабочий костюм.
— Ну? — повторил Иваньков. Он был не в духе. — Я давал вам несколько дней. Срок достаточный, чтобы установить, где бывает по ночам замужняя женщина.
— Черт побери! — выругался он. — Она дорого мне обходится.
— Жена всегда обходится дорого.
— Избавьте меня от ваших сыщицких сентенций! — взорвался Иваньков. — Я плачу вам за информацию. Философствуйте в кругу друзей. Меня интересуют конкретные вопросы — где? с кем? когда? Вот что меня интересует!
— Понимаю, — сухо кивнул Роальд. — Мы навели справки.
Иваньков неожиданно покраснел. Наверное, он сам этого не ожидал, Шурик даже удивился. В чем, в чем, а в излишней чувствительности он Иванькова не подозревал.
— Мы навели справки. — Роальд поморщился и потер пальцем переносицу. — На данный момент никаких случайных или долговременных связей у вашей жены нет.
— А ночные прогулки? — закричал Иваньков, крепко сжав в руке трость. — Я вам не верю! Она приходит домой под утро. Она стала курить, как сапожник. Она ничего мне не говорит. Она вообще перестала говорить о своей работе! А ночные телефонные звонки?!
— Они продолжаются?
— Еще бы! Вчера меня активно поздравляли с почетным членством клуба анонимных рогоносцев!
— Это они от зависти, — сухо сказал Роальд. — Хулиганство, оно как грипп. Им многие сейчас болеют.
Иваньков снова взорвался:
— Я вас уже просил оставить при себе свои дурацкие сыщицкие сентенции! Я не верю вам! Моя жена слишком много времени проводит в подозрительных местах. Например, та квартира с отдельным входом, на Ленина… Чем она может там занимается?
— Вы ведь вечерами задерживаетесь в редакции?
— У меня дел по горло.
— То же самое говорит ваша жена. Почему вы ей не верите?
— Я не могу верить шлюхе.
— Почему вы считаете ее шлюхой?
— Потому что она не приходит домой вовремя.
— Круг замкнулся, — сухо сказал Роальд. — Чтобы до вас дошло, повторю. Ваша жена увлечена делами. Только делами. По настоящему увлечена. Хорошо это или плохо, не знаю. Мое дело выдать вам беспристрастные факты. Так вот, на сегодня они таковы: у вашей жены больше дел, чем вы думаете. Она всерьез увлечена идеями независимого кандидата Неелова. Похоже, они кажутся ей более реальными, чем ваши. Женщины, как правило, реалистки, Неелов знает, чем привлекать сторонников. Но дело не в Неелове, я это подчеркиваю, дело в его идеях. Кое-кого они завораживают. Так было всегда, так будет. Ваша жена не первая, кого гипнотизируют красивые слова. Сейчас она уже глубоко увязла. Думаю, в основном она занята неформальной подготовкой к будущей избирательной компании. К счастью, нас это не интересует… — Роальд сухо улыбнулся. — Мы не занимаемся политикой. Там, где кончается криминал, кончается частный детектив. Так что, могу только повторить: на сегодня ваша жена не имеет никаких связей, которые порочили бы лично вас и ее женскую честь. Просто она и вправду занятой человек.
— Погодите, погодите, — раздраженно возразил Иваньков. Похоже, его не так уж и удивили выводы Роальда, а его удовлетворения он вовсе не разделял. — Вы, правда, там что-то вынюхали? Эта квартира на Ленина, там действительно что-то вроде штаба ППГВ?
Роальд равнодушно пожал плечами.
— Нет, погодите, — щеки Иванькова раскраснелись. — Всем известно, что официальная штаб-квартира ППГВ находится не на Ленина…
— Разве я говорил что-то об официальной штаб-квартире? Просто уютный уголок, где можно собраться, подискутировать. Полагаю, такой уголок имеется у каждой партии, не только у ППГВ. Журналистов и конкурентов в такие места не пускают, но это ваша проблема, мы ничем таким не занимаемся. Вы с женой оказались в разных лагерях, это бывает, сейчас это не редкость. Ваша партия обещает людям землю и возможность вволю ее пахать, а партия вашей жены обещает искоренить смуту и перенести границы страны к берегам теплых морей. Заманчивая перспектива, правда? Пахать хлопотно. Пахать — это получается не у каждого. А тут — дальние страны. Помните, как у Гайдара? Мировая революция, новые территории, возрождение нации, и так далее. Думаю, растолковывать ни к чему, вы в этих делах мыслите шире, глубже. Скорее всего, на выборах я проголосую за пахоту, но ваша жена сделала другой выбор.
Роальд откинулся на спинку стула:
— Собственно, это все. Вы удовлетворены? Надеюсь, вы не считаете, что напрасно потратили деньги?
— Погодите, погодите, — Иваньков плохо слушал Роальда, что-то вдруг пришло ему в голову. Он заторопился: — Никаких претензий. Я удовлетворен. Но эта квартира на Ленина…
— О квартире я все сказал.
— Нет, не все! — Иваньков рассвирепел. — Теперь я кое-что понял. Теперь я знаю, что кое-что недооценивал. Уверен, ряженого готовили в той квартире. Я с этим разберусь. Какая нелепость!
— Не такая уж и нелепость, — усмехнулся Роальд. — Многие читают газету «Вместе». Многие вообще никаких других газет не читают. Политических взглядов у них нет, одна политическая мешанина, но этого вполне достаточно, они ведь читают газету «Вместе». А раз так, то впечатление и конкретно о вас, о кандидате Иванькове, они черпают из газеты Неелова. Ничего хорошего про вас в газете Неелова не скажут. Да и что хорошего можно сказать о человеке, прожигающем за ночь немалые суммы, устраивающем дебоши и скандалы? Это при том, что преобладающая масса ваших потенциальных избирателей живет за порогом бедности, чуть ли не в нищете. Нет уж! Не спорьте. Ваш двойник сделал свое дело.
— Возможно, — нетерпеливо согласился Иваньков. Его глаза поблескивали от нетерпения. — Возможно. Но уже неважно. Если моя жена…
Он заставил себя замолчать, но Роальд и Шурик поняли, о чем он подумал. Если его жена действительно так глубоко внедрилась в ППГВ, не пора ли попытаться ее переориентировать?…
Нетерпение читалось в глазах Иванькова. Он враз забыл обо всех своих личных подозрениях. Сейчас в кресле сидел почуявший наживу профессионал. Если Роальд его не остановит, подумал Шурик, для Иваньковых все это закончится катастрофой.
Иваньков вскочил.
— Одну минуту, — сухо сказал Роальд. — Сядьте. Я вижу, вы не совсем правильно поняли предоставленную вам информацию. Мы не хотим, чтобы добытая нами информация кому-то вредила, тем более вам. Чувствуется, вы настроены решительно. Но прежде чем выходить на откровенный разговор с женой, прослушайте одну запись.
— Зачем? — Иваньков откровенно торопился.
— Вы поймете.
Роальд вынул из стола крошечный диктофон.
Иваньков замер.
«…Я в кафе „Веснушка“ сидел. Ко мне под-дошли, налили. Ну, говорят, хорош… Нам, говорят, надо кореша подкузьмить. Он шутку любит и песни… Я говорю, я не знаю песен… Я петь не умею… Да и н-не надо, мне говорят, не пой. Нам шутки нужны. Веселые шутки, прибаутки и розыгрыши. Не за бесплатно, мы ж понимаем. И, значит, наличными в руки!.. Я т-таких денег в жизнь не видал!.. И баба там, значит. Всех-то трое было. Смазливая, смеется. Я таких баб только во сне виж-жу, и то, когда им самим присниться з-захочется. Смеется, присматривается. Деловито… Здесь, там, везде потрогала, я и дышать боюсь Спрашиваю, а ч-чего шутить? А баба смеется. По ресторанам, говорит, походи. Выпей, закуси сколько влезет. Я говорю, в меня м-много влезет. Она смеется, вот и хорошо! И пусть много! Мы тебе костюмчик хороший справим, чтоб ты мог в самые шикарные кабаки заходить. И трость д-дадим. Что или кто не понравится, сразу этой тростью!.. Недельку погуляй… По дорогим ресторанам, по тихим кафе. Где публика поинтеллигентней. Как вроде с деньгами, а огорчен. С-сильно огорчен, не просто пьешь, бабу ищешь. Собственную, не чужую. Она т-тебе вроде рога приделала, вот ты и сердишься, ищешь, хочешь, как человек известный, женщину укорить. Так и ори, где, з-значит, та блядь в бантиках? Где, значит, та баба неверная! Ну и проч-чая, сам придумаешь… Я и ору… М-мужики, ч-честно ору!..»
Иваньков сидел вполоборота к Шурику. Шурик видел, как его щека медленно багровела. Правда, наконец, дошла до него. Он сразу погрузнел, плечи опустились. Лучше бы Иванькова переспала с кем, — подумал Шурик, чувствуя угрызения совести.
"…Верим. Сами видели… Ты о деле давай. Детали баба обсказывала?… Бабу как звать?
— Так чего ж… К-какой сек-крет… Известная баба… Шутка ведь… Раз мужик скурвился, надо ж прищемить мужика… Она так сама сказала… С-скурвился, мол, может, еще спасем…
— Имя выкладывай.
— К-какое имя?
— Бабы, которая шутить наняла.
— Ч-чего ж неясно-то? Если я Иваньков… Не П-петрову, не Иванову же мне кричать…
— Ну?
— Д-да Иванькова! Ч-чего ж тут?…"
Роальд выключил диктофон.
Шурик с сочувствием следил за Иваньковым.
Иваньков держался здорово.
Он только кивнул, но в глазах его опять что-то горело. Расплачется, решил Шурик. Сломался мужик.
— Послушайте, — быстро сказал Иваньков и быстро и деловито оглянулся на Шурика. — Я вам заплачу. Я вам хорошо заплачу. Мне немедленно нужна эта пленка. Я хочу забрать ее прямо сейчас. Я прямо сейчас позвоню, чтобы привезли деньги. Наличкой. Без всяких бумаг. Назовите сумму и она ваша. Контора у вас, — кивнул Иваньков, — бедно обставлена.
Он не расстроен, удивился Шурик. Он нисколько не расстроен, ему плевать на жену. Ему теперь пленка понадобилась. Даже на контору обратил внимание.
Так же, наверное, подумал и Роальд.
— Я не могу продать пленку.
— Почему?
— Это политика. Это выходит за наши рамки. Нас интересует криминал. Продай я вам эту пленку, вы же первый мне это припомните, если дорветесь до власти. И будете правы, ведь мы этим самым влезли в политику. А мы в нее не хотим влезать. Единственное, что обещаю, пленка будет уничтожена.
— Но ведь это на руку Неелову! Вы сами говорили, что готовы проголосовать за меня.
— Я говорил, что готов проголосовать за пахоту. — грубо возразил Роальд. — К данной проблеме это никакого отношения не имеет. Мы политикой не занимаемся.
Роальд что-то обдумывал. Его мысли заполнял явно не один только Иваньков. Почему-то он спросил:
— Помнишь Лигушу?
— Еще бы! Тот еще монстр!
— Ты еще не видал настоящих монстров.
— Может быть.
— Я сейчас не об Иванькове… И даже не о Лигуше. — Роальд усмехнулся. — Я о похитительнице… Она мне покоя не дает, торчит в памяти, как кость в глотке. Врач подлил масла. Не поверишь, глаза закрою — ее вижу. Какой Врач описал, такой вижу. До самой последней детали. Хоть портреты развешивай.
Он нервно побарабанил пальцами по краю стола:
— И все равно… Все равно…
В дверь постучали.
— Войдите.
— Ну? — спросил Иваньков с порога.
Он даже не поздоровался.
Это был настоящий Иваньков. Он поразительно походил на лже-Иванькова, и костюм на нем был тот же — благородно-стальной с чуть более темной, почти незаметной вертикальной полоской.
Сунув трость под мышку, Иваньков мрачно подошел к столу. Почему-то он не замечал Шурика, не хотел его замечать.
Шурик отвернулся.
Пустовато, — подумал он, оглядывая бюро.
Почему-то ему хотелось, чтобы Иваньков пошире раскрыл злые глаза и увидел, как он, тяжелый письменный стол, широкий подоконник, на котором Шурик устроился, вызывающе торчащую в углу рогатую вешалку. И газеты на столе, и простые стулья, купленные по дешевке у разорившегося СП «Альт», и простой деревянный диван времен давно отшумевшей хрущевской оттепели. И полки со справочниками. И сейф, черт возьми! Примитивный стальной куб, вряд ли способный устоять перед опытным медвежатником…
Пустовато.
Шурик посмотрел на Роальда.
Солнце, врывающееся в окно, било в щеку Роальда, мешало ему, но он не менял позы, внимательно разглядывая Иванькова серыми, пронзительными, холодными как лед глазами.
И молчал.
Неподвижный, как манекен, обряженный в рабочий костюм.
— Ну? — повторил Иваньков. Он был не в духе. — Я давал вам несколько дней. Срок достаточный, чтобы установить, где бывает по ночам замужняя женщина.
— Черт побери! — выругался он. — Она дорого мне обходится.
— Жена всегда обходится дорого.
— Избавьте меня от ваших сыщицких сентенций! — взорвался Иваньков. — Я плачу вам за информацию. Философствуйте в кругу друзей. Меня интересуют конкретные вопросы — где? с кем? когда? Вот что меня интересует!
— Понимаю, — сухо кивнул Роальд. — Мы навели справки.
Иваньков неожиданно покраснел. Наверное, он сам этого не ожидал, Шурик даже удивился. В чем, в чем, а в излишней чувствительности он Иванькова не подозревал.
— Мы навели справки. — Роальд поморщился и потер пальцем переносицу. — На данный момент никаких случайных или долговременных связей у вашей жены нет.
— А ночные прогулки? — закричал Иваньков, крепко сжав в руке трость. — Я вам не верю! Она приходит домой под утро. Она стала курить, как сапожник. Она ничего мне не говорит. Она вообще перестала говорить о своей работе! А ночные телефонные звонки?!
— Они продолжаются?
— Еще бы! Вчера меня активно поздравляли с почетным членством клуба анонимных рогоносцев!
— Это они от зависти, — сухо сказал Роальд. — Хулиганство, оно как грипп. Им многие сейчас болеют.
Иваньков снова взорвался:
— Я вас уже просил оставить при себе свои дурацкие сыщицкие сентенции! Я не верю вам! Моя жена слишком много времени проводит в подозрительных местах. Например, та квартира с отдельным входом, на Ленина… Чем она может там занимается?
— Вы ведь вечерами задерживаетесь в редакции?
— У меня дел по горло.
— То же самое говорит ваша жена. Почему вы ей не верите?
— Я не могу верить шлюхе.
— Почему вы считаете ее шлюхой?
— Потому что она не приходит домой вовремя.
— Круг замкнулся, — сухо сказал Роальд. — Чтобы до вас дошло, повторю. Ваша жена увлечена делами. Только делами. По настоящему увлечена. Хорошо это или плохо, не знаю. Мое дело выдать вам беспристрастные факты. Так вот, на сегодня они таковы: у вашей жены больше дел, чем вы думаете. Она всерьез увлечена идеями независимого кандидата Неелова. Похоже, они кажутся ей более реальными, чем ваши. Женщины, как правило, реалистки, Неелов знает, чем привлекать сторонников. Но дело не в Неелове, я это подчеркиваю, дело в его идеях. Кое-кого они завораживают. Так было всегда, так будет. Ваша жена не первая, кого гипнотизируют красивые слова. Сейчас она уже глубоко увязла. Думаю, в основном она занята неформальной подготовкой к будущей избирательной компании. К счастью, нас это не интересует… — Роальд сухо улыбнулся. — Мы не занимаемся политикой. Там, где кончается криминал, кончается частный детектив. Так что, могу только повторить: на сегодня ваша жена не имеет никаких связей, которые порочили бы лично вас и ее женскую честь. Просто она и вправду занятой человек.
— Погодите, погодите, — раздраженно возразил Иваньков. Похоже, его не так уж и удивили выводы Роальда, а его удовлетворения он вовсе не разделял. — Вы, правда, там что-то вынюхали? Эта квартира на Ленина, там действительно что-то вроде штаба ППГВ?
Роальд равнодушно пожал плечами.
— Нет, погодите, — щеки Иванькова раскраснелись. — Всем известно, что официальная штаб-квартира ППГВ находится не на Ленина…
— Разве я говорил что-то об официальной штаб-квартире? Просто уютный уголок, где можно собраться, подискутировать. Полагаю, такой уголок имеется у каждой партии, не только у ППГВ. Журналистов и конкурентов в такие места не пускают, но это ваша проблема, мы ничем таким не занимаемся. Вы с женой оказались в разных лагерях, это бывает, сейчас это не редкость. Ваша партия обещает людям землю и возможность вволю ее пахать, а партия вашей жены обещает искоренить смуту и перенести границы страны к берегам теплых морей. Заманчивая перспектива, правда? Пахать хлопотно. Пахать — это получается не у каждого. А тут — дальние страны. Помните, как у Гайдара? Мировая революция, новые территории, возрождение нации, и так далее. Думаю, растолковывать ни к чему, вы в этих делах мыслите шире, глубже. Скорее всего, на выборах я проголосую за пахоту, но ваша жена сделала другой выбор.
Роальд откинулся на спинку стула:
— Собственно, это все. Вы удовлетворены? Надеюсь, вы не считаете, что напрасно потратили деньги?
— Погодите, погодите, — Иваньков плохо слушал Роальда, что-то вдруг пришло ему в голову. Он заторопился: — Никаких претензий. Я удовлетворен. Но эта квартира на Ленина…
— О квартире я все сказал.
— Нет, не все! — Иваньков рассвирепел. — Теперь я кое-что понял. Теперь я знаю, что кое-что недооценивал. Уверен, ряженого готовили в той квартире. Я с этим разберусь. Какая нелепость!
— Не такая уж и нелепость, — усмехнулся Роальд. — Многие читают газету «Вместе». Многие вообще никаких других газет не читают. Политических взглядов у них нет, одна политическая мешанина, но этого вполне достаточно, они ведь читают газету «Вместе». А раз так, то впечатление и конкретно о вас, о кандидате Иванькове, они черпают из газеты Неелова. Ничего хорошего про вас в газете Неелова не скажут. Да и что хорошего можно сказать о человеке, прожигающем за ночь немалые суммы, устраивающем дебоши и скандалы? Это при том, что преобладающая масса ваших потенциальных избирателей живет за порогом бедности, чуть ли не в нищете. Нет уж! Не спорьте. Ваш двойник сделал свое дело.
— Возможно, — нетерпеливо согласился Иваньков. Его глаза поблескивали от нетерпения. — Возможно. Но уже неважно. Если моя жена…
Он заставил себя замолчать, но Роальд и Шурик поняли, о чем он подумал. Если его жена действительно так глубоко внедрилась в ППГВ, не пора ли попытаться ее переориентировать?…
Нетерпение читалось в глазах Иванькова. Он враз забыл обо всех своих личных подозрениях. Сейчас в кресле сидел почуявший наживу профессионал. Если Роальд его не остановит, подумал Шурик, для Иваньковых все это закончится катастрофой.
Иваньков вскочил.
— Одну минуту, — сухо сказал Роальд. — Сядьте. Я вижу, вы не совсем правильно поняли предоставленную вам информацию. Мы не хотим, чтобы добытая нами информация кому-то вредила, тем более вам. Чувствуется, вы настроены решительно. Но прежде чем выходить на откровенный разговор с женой, прослушайте одну запись.
— Зачем? — Иваньков откровенно торопился.
— Вы поймете.
Роальд вынул из стола крошечный диктофон.
Иваньков замер.
«…Я в кафе „Веснушка“ сидел. Ко мне под-дошли, налили. Ну, говорят, хорош… Нам, говорят, надо кореша подкузьмить. Он шутку любит и песни… Я говорю, я не знаю песен… Я петь не умею… Да и н-не надо, мне говорят, не пой. Нам шутки нужны. Веселые шутки, прибаутки и розыгрыши. Не за бесплатно, мы ж понимаем. И, значит, наличными в руки!.. Я т-таких денег в жизнь не видал!.. И баба там, значит. Всех-то трое было. Смазливая, смеется. Я таких баб только во сне виж-жу, и то, когда им самим присниться з-захочется. Смеется, присматривается. Деловито… Здесь, там, везде потрогала, я и дышать боюсь Спрашиваю, а ч-чего шутить? А баба смеется. По ресторанам, говорит, походи. Выпей, закуси сколько влезет. Я говорю, в меня м-много влезет. Она смеется, вот и хорошо! И пусть много! Мы тебе костюмчик хороший справим, чтоб ты мог в самые шикарные кабаки заходить. И трость д-дадим. Что или кто не понравится, сразу этой тростью!.. Недельку погуляй… По дорогим ресторанам, по тихим кафе. Где публика поинтеллигентней. Как вроде с деньгами, а огорчен. С-сильно огорчен, не просто пьешь, бабу ищешь. Собственную, не чужую. Она т-тебе вроде рога приделала, вот ты и сердишься, ищешь, хочешь, как человек известный, женщину укорить. Так и ори, где, з-значит, та блядь в бантиках? Где, значит, та баба неверная! Ну и проч-чая, сам придумаешь… Я и ору… М-мужики, ч-честно ору!..»
Иваньков сидел вполоборота к Шурику. Шурик видел, как его щека медленно багровела. Правда, наконец, дошла до него. Он сразу погрузнел, плечи опустились. Лучше бы Иванькова переспала с кем, — подумал Шурик, чувствуя угрызения совести.
"…Верим. Сами видели… Ты о деле давай. Детали баба обсказывала?… Бабу как звать?
— Так чего ж… К-какой сек-крет… Известная баба… Шутка ведь… Раз мужик скурвился, надо ж прищемить мужика… Она так сама сказала… С-скурвился, мол, может, еще спасем…
— Имя выкладывай.
— К-какое имя?
— Бабы, которая шутить наняла.
— Ч-чего ж неясно-то? Если я Иваньков… Не П-петрову, не Иванову же мне кричать…
— Ну?
— Д-да Иванькова! Ч-чего ж тут?…"
Роальд выключил диктофон.
Шурик с сочувствием следил за Иваньковым.
Иваньков держался здорово.
Он только кивнул, но в глазах его опять что-то горело. Расплачется, решил Шурик. Сломался мужик.
— Послушайте, — быстро сказал Иваньков и быстро и деловито оглянулся на Шурика. — Я вам заплачу. Я вам хорошо заплачу. Мне немедленно нужна эта пленка. Я хочу забрать ее прямо сейчас. Я прямо сейчас позвоню, чтобы привезли деньги. Наличкой. Без всяких бумаг. Назовите сумму и она ваша. Контора у вас, — кивнул Иваньков, — бедно обставлена.
Он не расстроен, удивился Шурик. Он нисколько не расстроен, ему плевать на жену. Ему теперь пленка понадобилась. Даже на контору обратил внимание.
Так же, наверное, подумал и Роальд.
— Я не могу продать пленку.
— Почему?
— Это политика. Это выходит за наши рамки. Нас интересует криминал. Продай я вам эту пленку, вы же первый мне это припомните, если дорветесь до власти. И будете правы, ведь мы этим самым влезли в политику. А мы в нее не хотим влезать. Единственное, что обещаю, пленка будет уничтожена.
— Но ведь это на руку Неелову! Вы сами говорили, что готовы проголосовать за меня.
— Я говорил, что готов проголосовать за пахоту. — грубо возразил Роальд. — К данной проблеме это никакого отношения не имеет. Мы политикой не занимаемся.
2
Козлы!
Никаких других слов у Шурика не было.
Ну, не козлы? Муж и жена! Что делить мужу и жене? Один пашет, другая валяется на теплом берегу. Зачем копать друг под друга, загонять в угол? Что там такое, в грядущей власти, наконец, в самом этом будущем, определяемом такими способами?…
Ответить на это Шурик не мог, да и не сильно хотел. Роальд приказал ему выспаться, но Шурик лучше знал, как использовать свободный день, выпавший будто в лотерее. Во-первых, пиво! Расслабиться… Во-вторых, спать…
Он заглянул домой и сварил кофе, стараясь не глядеть на бумажку, булавкой пришпиленную к ковру.
Значит, заходила…
Он был удивлен: на сердце не потеплело… Могла дождаться… Не дождалась…
Ну и что? — спросил он себя. Сима и раньше так делала. Заглянула, ушла. Хуже, когда она приходит и за весь день не произносит ни слова. Такое тоже бывало.
Если оставила записку…
Но раньше она никогда не оставляла записок. Он даже не знал, какой у нее почерк. Он вообще о Симе ничего не знал, кроме того, что для него ее появление что-то меняло в мире. И, судя по всему, существенно.
Никаких других слов у Шурика не было.
Ну, не козлы? Муж и жена! Что делить мужу и жене? Один пашет, другая валяется на теплом берегу. Зачем копать друг под друга, загонять в угол? Что там такое, в грядущей власти, наконец, в самом этом будущем, определяемом такими способами?…
Ответить на это Шурик не мог, да и не сильно хотел. Роальд приказал ему выспаться, но Шурик лучше знал, как использовать свободный день, выпавший будто в лотерее. Во-первых, пиво! Расслабиться… Во-вторых, спать…
Он заглянул домой и сварил кофе, стараясь не глядеть на бумажку, булавкой пришпиленную к ковру.
Значит, заходила…
Он был удивлен: на сердце не потеплело… Могла дождаться… Не дождалась…
Ну и что? — спросил он себя. Сима и раньше так делала. Заглянула, ушла. Хуже, когда она приходит и за весь день не произносит ни слова. Такое тоже бывало.
Если оставила записку…
Но раньше она никогда не оставляла записок. Он даже не знал, какой у нее почерк. Он вообще о Симе ничего не знал, кроме того, что для него ее появление что-то меняло в мире. И, судя по всему, существенно.