Понятно, писала газета «Вместе», господин С.И. Иваньков будет оспаривать сказанное, но факты есть факты и в ближайшее время он, независимый кандидат А.Я. Неелов, надеется представить своим избирателям голые факты. Он, независимый кандидат А.Я. Неелов, никогда не бросал слов на ветер. Зло должно быть наказано. Особенно зло, рвущееся к власти. Ведь если зло вовремя не остановить, в правительство может придти еще один алкаш!
   Заодно господин А.Я. Неелов обещал навести порядок в городе. Успокоить бизнесменов, деловых людей, матерей, школьников, простых производителей материальных ценностей. При нем, при Неелове, рэкетиры не посмеют заниматься своим паскудным ремеслом, карманники сменят свою паскудную профессию, а что касается похитители детей, все они, в самом лучшем случае, получат пожизненное.
   Сильно, решил Шурик. Этот Неелов не дурак. И энергии у него на трех Иваньковых. Он точно готовит что-то. Несчастному демократу господину С.И. Иванькову не сдобровать. Не пройдет алкаш, рогоносец и прочее!..
   Только что это за оргии, о которых писала газета «Вместе»?…
   Шурик спрятал газеты.
   В дверях офиса появилась высокая женщина в ослепительно белой кофте, в столь же ослепительно белой короткой юбке, с сумочкой в руках, напоминающей корзиночку на ремешке. Лицо ее лучилось улыбками — тысячи улыбок в одно мгновение. Было видно, ей нравится жить. Было видно, ей по душе залитая солнцем улица, ревущая волна автомобилей, мигающие светофоры, толпы людей на перекрестках. Это был ее мир, она в нем жила. Шурику и на фотографию смотреть не пришлось, он сразу узнал Светлану Павловну Иванькову.
   И невольно сравнил ее с Симой.
   Черт знает, никого ни с кем не надо, наверное, сравнивать.
   Да их и нельзя было сравнивать.
   Светлана Павловна Иванькова относилась к тем женщинам, один вид которых вгонял Шурика в дрожь — своей недоступностью. Он знал, что никогда в жизни не сможет познакомиться с женщиной, похожей на Иванькову. Реалист, теперь-то он совсем уж точно знал — что бы там ни говорили ученые, двум параллельным линиям в пространстве никогда не сойтись. На то они и параллельные. И еще теперь он знал, увидев С.П. Иванькову, что такая женщина просто не могла не наставить рогов господину С.И. Иванькову, демократу и пьянице, обманывающему русский народ и закатывающему дикие оргии в дорогих ресторанах, подкатывая к ним на белом мерседесе в обществе низколобых тупых тварей, умеющих лишь пить да гулять, да гонять по залу официантов…
   Впрочем, не без зависти подумал он, даже и это было для господина С.И. Иванькова честью. Он мог носить свои рога как корону. В конце концов, его рога означали совершенно очевидную вещь — он был допущен!
   Небрежно оглядевшись, С.П. Иванькова прошла к стоявшей прямо у подъезда «тойёте» и неторопливо выкатила на проспект.
   Шурик поспешно бросился к своему «москвичонку».

Глава III «ЭТУ НОЧЬ ТЫ ПРОВЕДЕШЬ ИНАЧЕ…» 3 июля 1994 года

1

   На этот раз Шурик поставил «москвич» Роальда совсем недалеко от «тойёты» Иваньковой.
   Светлана Павловна, не оглядываясь, захлопнула дверцу и легко взбежала по ступенькам кирпичного крыльца, подпирающего глухие деревянные двери, над которыми не было никакой вывески. Было видно, что крыльцо пристроили совсем недавно, да и дверь в стене пробита не год назад, кому-то сильно хотелось иметь отдельный вход в квартиру.
   Шурик не торопясь выкурил сигарету, опустив в салоне стекло. Он видел, как Иванькова, на секунду оглянувшись, нажала на кнопку звонка — дверь перед нею раскрылась, впустила Иванькову и сразу за ней захлопнулась.
   Шурик не торопился.
   То, что Иванькова сидела за рулем, и сидела одна, без попутчиков, еще ни о чем не говорило. Машина принадлежит фирме. Вполне возможно, С.П.Иванькова всегда водит машину сама. Вполне возможно, она просто любит водить, а потому не нуждается в водителе. Вполне возможно, что ей просто нравится одиночество. А может, подумал Шурик, она ненавидит одиночество и бросилась сюда только потому, что здесь ее ждет…
   Не будем гадать, сказал себе Шурик. Человек много в чем нуждается, человеку много чего хочется…
   Выбросив сигарету и заперев машину, он решительно поднялся на крыльцо.
   Дверь была заперта.
   Он нажал на кнопку звонка. Странно было видеть одинокую кнопку электрического звонка на голой каменной стене. Ни вывески, ни указателя. Попробуй пойми, кому звонишь.
   Дверь открыла девица лет семнадцати, простоволосая, рослая, в светло-коричневом хитром халате — явно рабочий, но и смотрится, наверное, сама тот халат и сочинила. Подозрительно поведя веснушчатым носом, прищурив синие глаза, девица недружелюбно спросила:
   — Чего?
   — Светлана Павловна уже здесь?
   Глаза девицы несколько подобрели:
   — А чё так рано сегодня? Перед митингом, что ли?
   — Ага, — сказал Шурик спокойно осматриваясь.
   Лестничная площадка выглядела обжитой. Фанерный стенд на стене, украшенный крупной аббревиатурой ППГВ, две двери. Входную, пропустившую Шурика, было видно, действительно пробили недавно. Специально, чтобы отделить вход от общего подъезда. Теперь сюда можно было входить, не рискуя натолкнуться на незнакомого человека, зная, что вся площадка принадлежит…
   Кому принадлежит?… Таинственному ППГВ?… Что это такое — ППГВ?…
   Чувствуя на себе суровый взгляд вновь посуровевшей юной синеглазой технички, Шурик остановился перед стендом. Аккуратная работа. Когда-то такие стенды можно было увидеть в красном уголке любого предприятия, теперь их забыли. И вот он, стенд, перед ним!
   Выигрывая время, Шурик уставился в пришпиленные к стенду листки и нисколько не был разочарован.
   Прежде всего газетный лист.
   Крупный заголовок гласил: «Никакой пощады!»
    "Мы, активные участники митинга, собравшиеся обсудить насущные проблемы нашей трудной и непредсказуемой жизни, выражаем полное одобрение независимому кандидату А.Я.Неелову и полностью поддерживаем намеченные им начинания.
    Простые люди требуют выявления и наказания расхитителей созданной народным трудом собственности, привлечения к строгой ответственности перед законом всех взяточников, уличенных в коррупции госчиновников, владельцев баснословных состояний, нажитых за счет обмана и ограбления собственного народа. Можете не сомневаться, независимый кандидат товарищ А.Я.Неелов, вы получите наше всеобщее одобрение, нашу стопроцентную поддержку!
    Никакой пощады, никакой снисходительности к погрязшим в преступных махинациях мафиозным дельцам и оказавшихся в сговоре с ними должностным лицам!"
 
   Читать дальше Шурик не стал. Он уже начитался газеты «Вместе». Но длинный бумажный рулон, украшавший тот же стенд и развернутый чуть не на метр, просмотрел внимательно.
   Личные подписи участников недавнего митинга. Как ни странно, подавляющее большинство подписей принадлежало женщинам.
   Впрочем, странным было не это.
   Странными Шурику показались жирные карандашные птички-пометки, четко проставленные против некоторых фамилий.
   Коршакова С.И.
   Гунеева Л. — бл.
   Сухарева Н.Т.
   Щукина Л.П. — бл.
   Суханова Г.С. — бл.
   Шадрина У.Ф.
   Тихменева Л.С.
   Уварова Б.Л.
   Ложкина Е.Ф.
   Ладыгина Н. — бл.
   Хлопышева С.Т. — бл.
   Злопушина С.Н.
   И так далее.
   Похоже на списки ударниц борделя, ошеломленно подумал Шурик. Первопроходниц и пионерок. Павших принцесс и ночных бабочек. А может, хулиганство… Может, кто-то посторонний, вот как он, Шурик, без официального дозволения проник в помещение и пометил специальными знаками не понравившиеся ему фамилии…
   — Послушайте, — окликнул он возившуюся с тряпкой синеглазую техничку, время от времени подозрительно поглядывавшую на него. — Это что ж такое получается? Сплошные бл. ! Бл. на бл. ! И кто, посмотрите!.. И Ладыгина, и Ложкина, и даже Суханова! Даже и непонятно, почему не отмечены Злопушина или Тихменева?…
   — Мало старались, дуры, — неласково хмыкнула юная техничка, протирая тряпкой лестничные перила.
   — В каком смысле?
   — А в таком! — девица опять подозрительно оглядела Шурика. Он, наверное, не первый останавливался у стенда, она к этому привыкла, но, похоже, и на душе у нее накипело. — Я, к примеру, Коршакова, так я просто на митинге не была. Ну, не успела! Ну, не было меня в городе! Мало ли, что я записывалась? Не было меня в городе, и все! Будь в городе, конечно, пошла бы, что бы мне не погонять инородцев, так ведь не было меня! Не было!..
   Да уж, подумал Шурик, ты бы точно пошла. Приставка бл. тебя бы украсила…
   Редкостная откровенность, оценил он материалы стенда. Не знаю, что такое ППГВ, но за дисциплиною тут следят…
   — Всегда так, — занудно вела, протирая перила, синеглазая техничка. — То Александр Яковлевич, то Светлана Павловна! То тебе благодарность, то тебе втык!..
   — А-а-а… — понял Шурик. — Бл . — это благодарность!
   — А вы чего подумали? — строго спросила техничка.
   — Да так, ничего… Хулиганство, подумал… А, может, не хулиганство… Чем сейчас кого удивишь?…
   — То-то гляжу, незнакомые… — еще подозрительней присмотрелась к нему девица. — Вы точно к Светлане Павловне?… Чё-то уж очень рано. Они в это время совсем одни… Вы случаем не из газеты?… Смотрите! У нас тут строго. Только крикну, вас ногами вперед выбросят, пикнуть не успеете!
   — Да ну! Газет мне только не хватало! — отмахнулся Шурик, увидев на той же доске не такой уж коротенький список жертвователей.
 
    «Руководство ППГВ и редакция газеты „Вместе“ выражают сердечную благодарность организациям и частным лицам, оказавшим бескорыстную помощь…»
   Какое отношение к газете «Вместе» может иметь жена главного редактора газеты «Шанс-2»? — удивился Шурик. — ППГВ — черт с ним! Но газета «Вместе»… Газета, в которой господина С.И.Иванькова травят беспощадно, без снисхождения… Странно, странно…
   И объяснил техничке:
   — Я ведь не просто так. Я занятость уважаю. Специально зашел. Слышал — ППГВ, почему не помочь? Пожертвования хороши к месту, правда? Вот я и приглядываюсь. Это ведь тоже ума требует.
   И сунул техничке пятитысячную бумажку.
   — Ну вот… — скривилась техничка, но от бумажки не отказалась. — Вам тогда в главный корпус. Пожертвования — это не здесь.
   — Да я и сам вижу, — Шурик, наконец, изучил площадку. — Так и подумал, зайду, поговорю с умными людьми, посоветуюсь. Денежек у меня немного, терять не хочется…
   — С этими не потеряешь, — несколько двусмысленно, но уже доверительно откликнулась техничка. — Эти, погодите, наведут порядок.
   И сплюнула, тут же подтерев тряпкой свой плевок:
   — Давно пора!
   — Вот я и говорю. Денежки в ППГВ вложить это вложить те денежки в будущее.
   — Во-во! — кивнула техничка. — И Сашка так говорит.
   — Какой Сашка?
   — Ну как? — удивилась синеглазая. — Известно, какой! Неелов, конечно! Он, Неелов, у нас один. Он порядок наведет, дай время.
   — А что? Он тоже сейчас здесь? — обрадовался Шурик.
   — А где ж им еще встречаться?
   — Со Светланой Павловной? — быстро спросил Шурик.
   — И со Светланой Павловной, — ответила техничка. — И с Виталием Иванычем. И с Юрием Прокофьевичем. Где ж им еще встречаться?
   — Гуляют? — хитро подмигнул Шурик, суя техничке еще одну пятерку.
   — Вы чего? — неожиданно обиделась техничка, от пожертвований, впрочем, не отказываясь. — Здесь не гуляют, здесь о будущем думают, — она явно повторяла чьи-то слова. — Вы сами-то кто? Сперва благодарность с блядями путаете, потом о гулянке! Да гуляй они, я бы на одних бутылках жила как на пенсии. Вон Хохлова в «Корвете», знаете, сколько на одних бутылках имеет!? А наши… Им бы поговорить, помитинговать… Если не на улице, так здесь… Запираются и говорят, говорят… Токуют как тетерева, дым столбом… Ну, минеральной воды попьют, кофе…
   Синеглазая сурово нахмурила брови:
   — Крысы!
   — Как крысы? — удивился Шурик. — И Светлана Павловна?
   — Светлана Павловна? Не-е-ет, — протянула синеглазая. — Светлана Павловна особенная крыса.
   — Как особенная?
   — Ну как, — объяснила техничка. — Крысы они ведь тоже разные. А Светлана Павловна вообще особенная… До того иногда наговорятся, что сил никаких нет. Лица багровые, глаза сверкают!
   И грозно взмахнула тряпкой:
   — Погодите! Они наведут порядок!
    Они…
   — А может, все же… того?… — подмигнул Шурик. — Просто от разговора не сильно-то раскраснеешься…
   — Маньяк прямо! — озаботилась синеглазая техничка. — Ему о том, ему и о том, а он все на свое сворачивает! Говорю же вам, люди здесь дело делают.
   — Допоздна?
   — Еще как допоздна!
   — И никаких бутылок? Ничего такого?
   — Ну точно, маньяк! — убедилась техничка. — Они строгие! Встанут к рулю, вам за эти мысли влетит!
   Она вздохнула. Видимо, ее тоже беспокоили некоторые мысли:
   — Они всех к ногтю прижмут. Начнут с убийц, закончат карманниками. Никого не пропустят, все получат свое! Зато ночью можно будет гулять! Детей на улицу выпускать свободно!
   — Каких детей? — не понял Шурик.
   — Ну да, не слышали! — не поверила техничка. — Весь город о том только и говорит!
   — О чем?
   — О детишках! О детях! Детей в городе воруют! Не что-нибудь там, а детей! Видно, все в России разворовали, только дети остались. Вот и за них взялись.
   И подозрительно осмотрела Шурика:
   — А вы что стоите, если вы к Светлане Павловне?
   — Да раздумал я, — ухмыльнулся Шурик. — Вот страшно стало. Я ведь думал, пожертвую на доброе дело, с хорошими людьми посижу. Я ведь пьющий, — доверительно подмигнул он техничке. — А вы меня запугали. Это что же за люди, если совсем никогда ни капли? Разве можно таким власть доверить? Будут, значит, разговаривать да курить. А курить, к тому ж, на мои кровные. Да еще, небось, иностранное курят! Это выходит, начну я поддерживать все иностранное…
   — Тогда вали, алкаш! — сурово приказала техничка, поднимая влажную тряпку. — Пьющих здесь нет. Сама не люблю пьющих.
   — Вот погоди, — погрозила она вслед, — к власти придем, всех алкашей в Магадан вышлем.
   — Своих там мало?
   — Не знаю, как со своими, а наших всех в Магадан!

2

   Ухмыляясь, Шурик вышел на улицу.
   Он не торопился.
   Он был уверен, Иванькова проведет в таинственной квартире все обеденное время. Можно подумать. Таинственная аббревиатура ППГВ… Какие-то митинги… Благодарности и пожертвования… Наконец, А.Я.Неелов («Сашка порядок наведет, дай время…»), газета «Вместе»… Да еще и бандиты, ворующие и продающие за границу детей… Действительно пора наводить порядок, в этом синеглазая техничка права… Но что, черт возьми, делает в царстве Неелова жена его заклятого врага?…
   Одно ясно — здесь не бордель. Где не пьют, там не спят обычно.
   Конечно, в хорошем офисе всегда найдется уютный уголок, где два горячих сердца могут на час, на полчаса уединиться, отдохнуть от надоевших дел, от ревущего, кипящего вокруг серого, как цемент, будничного глухого мира.
   Все равно, вряд ли.
   Штаб-квартира.
   Это точней.
   Штаб-квартира таинственной ППГВ… Некоей партии… Неофициальное место встреч сторонников независимого кандидата А.Я. Неелова…
   Но госпожа С.П. Иванькова!.. Что делает среди приверженников независимого кандидата А.Я. Неелова госпожа С.П. Иванькова?…
   А разве жена обязательно должна разделять идеи мужа? Почему, собственно, она обязана их разделять? Может, Иваньковой пришлись по душе именно идеи Неелова? Отсюда и скрытность, отсюда и отчуждение. Не обязательно за всем искать что-то такое… по трафарету…
   А использованный презерватив в почтовом ящике? А тоскливые ночные звонки? А сомнения Иванькова?…
   Ладно уж… Иваньков!.. У Иванькова у самого рыло в пуху. Об Иванькове пишут как об алкаше. Если у Неелова не пьют, даже это могло привлечь Иванькову…
   Из будки телефона-автомата Шурик дозвонился до Роальда.
   — Оргии? — Роальд сперва ничего не понял. — Какие оргии? А-а-а, ты про Иванькова. Вранье, наверное. Они с Нееловым конкуренты, им грязи друг для друга не жалко. Вспомни своего клиента. Сколько такой может выпить? Ну, стакан… Другому, правда, и этого хватит. Но чтобы посуду бил!.. Нет, Неелову я не верю.
   Шурик прикинул: да, Иваньков не походил на громилу. Даже «я в ярости» он произносил ровно. Такой вряд ли станет бить посуду в дорогом ресторане. Такой, несомненно, прежде просчитает последствия.
   Шурик огляделся.
   Всю противоположную сторону улицы занимали коммерческие ларьки. Строили их по идиотскому шаблону — все пестрые, со вздернутыми козырьками, с некрашеными опускающимися решетками. Один ларек недавно сожгли — в пестром ряду мрачно, как дыра в зубе, чернел провал.
   Обычное дело.
   Если мне повезет, сказал себе Шурик, где-то здесь, в одной из этих клеток должен сидеть Симон.
   Вообще-то Симона звали Семеном, но он терпеть не мог свое имя. Дружки тоже звали его Симон. Один только Шурик пользовался королевским правом говорить в лицо Симону — Семен. Ни у кого другого такое бы не прошло, но Шурик дважды вытаскивали Симона-Семена из неприятных историй, в которые тот попадал вовсе не по глупости и не по природной доброте, так что Симону приходилось терпеть приятельскую фамильярность Шурика.
   Шурик неторопливо прошелся вдоль ларьков, не забывая оглядываться на дверь, надежно прикрытую за ним синеглазой техничкой.
   Семена он нашел в пятом ларьке от края.
   — Пива? — без суеты спросил Семен, узнав Шурика. — У меня холодное. Прямо из холодильника. Рекомендую.
   — Ага, жарко, — согласился Шурик. — Дай банку датского.
   Семен покрутил коротко стриженной головой, толстые губы сложились в подобие улыбки, но узкие глаза смотрели настороженно:
   — Да брось ты — датского! Тоже — король! Возьми нормального, жигулевского. В банках одни консерванты.
   — На консервантах дольше живут.
   — Коровы, — кивнул умный Семен и небрежно отодвинул брошенные на прилавок бумажки. — Пей. Угощаю.
   — Да уж не надо. Угощай приятелей.
   — Как хочешь, — Семен столь же небрежно смел бумажки ладонью в ящик. — Я не откажусь, не миллионер, мне каждый рубль пригодится. — И посмотрел на Шурика: — Ты ведь кормить меня не будешь.
   — Вот уж это точно! У меня есть только один способ тебя прокормить — посадить в камеру.
   — Знаю, — недружелюбно буркнул Семен. — Только у меня чисто. Я сам не люблю бандитов.
   — Не платят?
   — Ну, почему? Они ж тоже понимают, — уклончиво ответил Семен. — Правда, всякое бывает. Бандиты ведь тоже разные. Не понравится, скажем, жвачка или мультивитамин не пукнет при вскрытии, сразу в обиду. Вчера один такой обидчивый полчаса уламывал кореша: дай вот Вовочка ему гранату, дай и все! Даже слово пожалуйста произносил. Я, говорит, Вовочка, быстро. Я, говорит, только суну гранату вон в тот ларек, и отбегу. Что-то не понравилось ему в том ларьке. Слава богу, Вовочка умный оказался, не дал гранату.
   — Вообще-то, — сказал Семен задумчиво, — без этих придурков даже как-то скучно. Когда долго не приходят, начинаешь нервничать, ждать неприятностей. А придут, чувствуешь — все правильно, все нормалёк. Сперва сделаешь вид будто и не признал, потом всплеснешь руками — где ж, мол, были так долго?
   — И как выкручиваешься?
   — Ну как… — ухмыльнулся Семен. — Слово шепнешь, фотку покажешь. Так и проносит.
   — Какую фотоку?
   — Да есть одна у меня. В обнимку стоим. Лопушастый такой паренек, его все бандиты боятся как личной смерти.
   — Не любишь, гляжу, клиентов.
   — Ты что! — Семен даже обиделся. — Как я без клиентов? Клиент мне друг, даже если он с гранатой. Вот Сашка к власти придет, мы все дерьмо опять в нужники спустим.
   — О чем это ты?
   — Да так… — Семен нехорошо ухмыльнулся: — Не о клиентах. Клиент мне любой угоден. Даже иностранец. Ты не поверишь, я иностранца, как бабу, всей кожей чувствую. Ну, прямо легкость какая-то в теле при появлении иностранца. Плиз, всегда говорю, херр! Доверительно, с уважением. Они уважение, как никто, чувствуют. И бес, будто бес за язык тянет. Приценились, значит, к бутылке тысяч там в двадцать, а язык сам собой, без моей на то воли, доверительно выговаривает: для вас… только для вас, май херр… твенти, мол… твенти файф… Того и гляди, с испугу добавишь — долларс!
   — Хороший ты парень, Семен.
   Семен принял слова Шурика всерьез:
   — Я знаю.
   — Только в скушном месте работаешь.
   — Почему в скушном? Две гостиницы рядом, улица проходная, опять же кинотеатр.
   — Все равно как бы на отшибе. Слева стена, справа стена. Не каждый к тебе, наверное, заворачивает.
   — А я на каждого не рассчитываю. Мне каждый не нужен. Мне нужен тот, который купит. И вовсе тут не глухой угол, просто суеты нет. Зато время есть разобраться с клиентами.
   — В чем?
   — Ну, как… Один канючит — болен, умираю, беженец, есть нечего. Другой — лекарство необходимо, вот умираю. Стою, присматриваюсь. Если рожа нормальная, если просит не на бронепоезд, не на мировую революцию, кидаю малость… Есть, правда, артисты! — ухмыльнулся Семен. — Например, Я-Не-Алкоголик. Знаешь такого?
   — Нет.
   — Ну и не надо. С ним смеху не оберешься. Бомж. Все собирается в Вену слетать. Я, говорит, в Вене ни разу не был, а там опера. Я правда, говорит, и в нашей опере ни разу не был, но если уж начинать, то сразу с венской. И объясняет. Он, дескать, все пропил — ковер, занавески, телевизор, холодильник, линолеум с пола, саму квартиру. В принципе, говорит, жену и детей я тоже пропил. Теперь ничего нет, можно слетать в Вену. У меня, говорит, уже пятьдесят баксов есть, еще накоплю немного. И показывает зеленую пятерку, на которой пятерка исправлена на полтинник, а под портретом Линкольна химическим карандашом для достоверности подписано — президент Грант.
   Семен восхищенно хмыкнул:
   — А ты говоришь! Нормальные клиенты, грех жаловаться. Это менты да пожарники совсем оборзели. Заглядывают в палатку, рожи как у ханов: сертификат качества есть? Еще бы, говорю! — говорю. — На все есть! Самый надежный! — Ну? — не верят, — На все? — и сапогом в мусорное ведро тычут. Я говорю: это ж мусорное ведро! — а они меня вроде как и не слышат, друг с другом переговариваются. Вот, дескать, на мусорное ведро нет у него сертификата, и ценники какие-то странные, и разрешение на торговлю пожухло, выцвело! Понятно, что там к чему. Вот и сунешь что-нибудь. А если ассигнациями, так они любят, чтобы ассигнации были и не совсем новые и не совсем мятые. Правда, если таких нет, то любыми берут, терпят.
   Семен вздохнул:
   — То же — пожарники. Как зашли, так пошли ныть: и проводка, мол, у тебя хреновая, и счетчик не такой, и выключатели нестандартные. Потом санэпидемстанция. Вон, дескать, развел тараканов! Тараканы у тебя, мол, бразильские! Да ну, говорю, бразильские! Откуда у меня бразильские тараканы? А с товаром, отвечают, завез. Будто я сам завожу товары.
   — А ты брось это дело, — спокойно посоветовал Шурик. — Пока не поздно, брось. Ты ведь не дурак, найдешь работенку.
   — В инженеры пойти?
   — А и инженеры живут.
   — На сто пятьдесят-то? Я на завтрак столько съедаю.
   — Там, что ли? — кивнул Шурик на неприветливое здание с пристроенным недавно кирпичным крыльцом.
   — Почему там? — насторожился Семен.
   — Ну как почему? Сашке-то вот сочувствуешь, — он подмигнул Семену, — а это его контора.
   — А-а-а… — неуверенно протянул Семен. — То-то я гляжу, ты сам от Неелова вывалился…
   — Бываешь там?
   — Кто меня пустит?
   — Ты же сочувствующий.
   — Ну и что? Таких много. А там борцы собираются. Идейные, настоящие. Когда, например, митинг, знаешь, сколько отсюда машин уходит? Туда-сюда! Сюда-туда! Сосчитать не успеешь.
   — А это? — спросил Шурик, неторопливо разглядывая спускающуюся с крылечка госпожу С.П.Иванькову. — Это тоже борец? Настоящий, идейный?
   — А ты у нее спроси, — посоветовал умный Семен.
   — Да уж придется, — сказал, вставая, Шурик. — У тебя, дурака, не сильно наспрашиваешься.

3

   В таинственную штаб-квартиру С.П. Иванькова приезжала с некоей сумочкой-корзиночкой на ремешке, а вышла с тугим тючком, скорее всего, с бумагами. Оставив тючок в офисе фирмы «Делон», Иванькова пообедала в Доме актеров.
   Там же пообедал и Шурик.
   Это оказалось дорогим удовольствием.
   За столиком с Иваньковой сидели две молодые женщины и лысый откровенно нервничающий мужчина.
   Женщины повергли Шурика в трепет. Он закомплексовал. Да чего ж это ему встречаются сегодня только такие женщины, которые его к себе и на выстрел не подпустят?…
   А вот лысого подпустили, ревниво отметил он.
   О чем говорили Иванькова, ее приятельницы и неизвестный, Шурик не слышал, мешала музыка, но лысый явно нервничал, в чем-то горячо убеждая Иванькову.