— Девишник, — завистливо произнес Скоков, закусывая губу. — Наверное, хорошо девочки зарабатывают.
   Напрасно он сказал это.
   — У них лица умные, — негромко, чуть с хрипотцой произнесла Сима и голос ее подозрительно дрогнул. Впрочем, заметил это только Шурик. Скоков и Роальд обернулись к Симе. — У них лица умные. Видите, какие у них лица умные? Такие, что на их ноги никто и не посмотрит.
   — Это так важно? — благодушно спросил Скоков.
   Этого тоже не надо было говорить.
   Сима рассеянно улыбнулась, но она была себе на уме.
   — Зарабатывать надо тем, что лучше всего к этому приспособлено. Вы, наверное, зарабатываете мышцами. Я не ошиблась? Если так, вы сделали верный выбор. А они… — она говорила об ангелицах, — …они пытаются зарабатывать мозгами, хотя это не тот орган, который дан им для выживания.
   Шурик ошеломленно молчал — такой он Симу еще не видел. Она явно кипела, ей было не по себе.
   — Вы их знаете? — спросил Роальд.
   — Впервые вижу.
   — Они похожи на куклу Барби.
   — Лучше бы они походили на матрешек.
   — Почему? — удивился Роальд.
   — Пройдет время, все встанет на свои места. А они уже привыкли к вниманию.
   — Похоже на правду, — с уважением подтвердил Роальд. Кажется, Сима, ему, понравилась.
   Он явно хотел переменить тему. Как и Шурик он чувствовал — Сима что-то не нравилось.
   — Виски? Бренди? Коньяк? Джин? Шнапс? — за плечом Роальда возник кудрявый счастливый барашек. Он был преисполнен важности. — Мы представляем весь мир. Путешествуйте с нами.
   — Нигерийской чачи, — хмуро буркнул Шурик.
   — Будет-с… — Барашек что-то черкнул в блокнотике.
   — Не надо, — хмыкнул Роальд и быстро взглянул на Симу. — Минеральной воды…
   Барашек презрительно ухмыльнулся.
   — …и побольше финской водки и мяса.
   — Будет-с… — барашек кинулся к буфету. Видимо, до него дошло, что он опять сорвался.
   — Надо бы его выгнать, — негромко сказала Сима, нехорошо играя глазами. — Он тоже не на своем месте. Когда вы получите счет, в нем так и будет написано — много водки.
   — Проверим.
   Роальд улыбнулся и уставился на Симу.
   Шурик ощутил укол ревности. К черту! Шлюха! Зачем он ее подобрал? В конце концов…
   С тяжелым сердцем он незаметно поглядывал на компанию, вовсю веселившуюся за соседним столом.
   Кто-то там за стеной вьюнков говорил тост, Иванькова млела.
   Все больны, всех лечить надо, вспомнил Шурик. Кажется, так говорил Леня Врач.

3

   …каждый день в течение двадцати с лишним лет, нищий, сидя на одном и том же углу, получал от одного и того же человека двадцать копеек. И вдруг этот человек подал нищему только десять.
   Роальд рассказывал анекдот. Оказывается, он умел рассказывать анекдоты.
   — Почему десять? — спросил строго нищий. Я привык к двадцати. Семья, честно объяснил человек. Изменились обстоятельства, я женился, подрос сын. Ну так что же, возразил нищий, я теперь должен кормить вашу семью?
   Засмеялся только Скоков.
   — Сима, — спросил Роальд. — Вы любите игрушки?
   — Игрушки? — удивилась она. — Какие игрушки?
   — Детские.
   Она пожала плечами.
   — Как вы думаете, Сима, — Шурик никогда не видел Роальда таким разговорчивым. — Что должен делать человек, если ему грозит опасность?
   — Смываться.
   Сима была в ярости.
   Никто бы этого не сказал, произносила слова она даже медленнее, чем обычно, но Шурик знал, шестым чувством угадывал — Сима в ярости. И разъярил ее Роальд.
   — Смываться, — повторила она.
   — Неправильный ответ, — Роальд наслаждался затеянной им игрой. При этом он не забывал поглядывать на ангелиц. — Подумайте еще.
   — Смываться, — упрямо повторила Сима. — И хватит об этом. Давайте путешествовать по миру. Если честно, я путешествовала по нему только на карусели.
   Голосом кудрявого барашка она протянула:
   — Виски, джин…
   — Это поддельный мир, — сказал Роальд с неожиданным разочарованием в голосе. — Сами знаете.
   — С чего вы взяли, что я знаю?
   — У вас такой вид. Опытный.
   — Я не девочка, — довольно мрачно заметила Сима, тоже поглядывая на ангелиц.
   Может быть, она смотрела на них только потому, что перехватила взгляд Шурика. Черт знает, что она могла подумать. Ангелицы явно не пришлись ей по душе. Она поглядывала на них исподлобья, коротко. Странно, и это Симу не портило. В конце концов, в грозовой черной туче, чудовищно заполняющей голубое небо, тоже есть своя прелесть. Рядом с Симой у Шурика разыгрывалось воображение. Чем ее зацепил Роальд?…
   Сима вдруг поднялась, повесив сумочку на плечо.
   Шурик вопросительно поднял голову, Сима успокаивающе кивнула.
   — Менять воду в аквариуме полезно, — удовлетворенно заметил Роальд, проводив Симу взглядом.
   — Она не в туалет. Она не вернется, — покачал головой Шурик, даже не пытаясь встать. Он знал, если Сима что-то решила, ее не остановить. Она всегда играла только в свою игру. — Ты, Роальд, чем-то ее задел.
   — Да ну? — без удивления возразил Роальд. — Чем?
   — Откуда я знаю?
   Скоков хмыкнул:
   — Ну и баба. Брось ее, Шурик. Однажды она тебя зарежет.
   — Ладно, — Роальд снова стал похож на себя. — Свое дело Сима сделала. — Он не стал объяснять, что это за дело. — Думаю, со стороны мы выглядим более или менее естественно…
   — Я так не думаю, — начал Шурик, но Скоков мотнул головой:
   — Они уходят.
   Ангелицы уходили.
   Они были довольны коротким вечером. Даже те, что были обильно окроплены шампанским, смеялись. Их улыбки сверкали в полутьме зала как блицы. Иванькова не была среди них худшей, отнюдь нет, и было заметно, с каким подчеркнутым дружелюбием обращаются к ней ангелицы. Среди женщин такое бывает нечасто.
   Шурик взглянул на Роальда:
   — Ты обещал нас удивить…
   — А ты потерпи. — Роальд взглянул на часы. — Еще нет и часа.
   И налил всем водки.

4

   Где-то во втором часу ночи, когда практически все посетители сползли вниз, в дансинг, в кафе шумно ввалились три человека.
   Двое, крепкие ребята в вечерних костюмах, с двух сторон прижали охранника к стойке. Он пытался что-то сказать, ему не дали. На бармена тоже прикрикнули и он застыл с полотенцем в руках, отчаянно поглядывая на двух оказавшихся рядом официантов — на длинного, и на барашка в кудряшках.
   Длинный попытался поднять трубку телефону, стоявшего на стойке. Атлет в вечернем костюме весело оттеснил героя в сторону. Второй, такой же здоровый, горбоносый, весело ударил барашка подносом по кудрявой голове.
   Барашек упал.
   Первый его выход на хорошо оплачиваемую работу ознаменовался многими триумфами, но надо признать, ухмыльнулся про себя Шурик, барашку шла пруха. Другого давно бы убили или уволили.
   Повезло и ангелицам. Они вовремя ушли.
   Третий, самый пьяный и самый агрессивный, шел вдоль решеток, обрывая плети вьюнков и тяжелой тростью круша посуду на столиках. Похоже, это была не просто деревянная трость, — под ее ударом обломился даже угол деревянного столика. Капля соуса попала ему на щеку и пылала как родимое пятно.
   — Иваньков! — удивился Шурик.
   Газета «Вместе» не соврала.
   Демократ и пьяница господин С.И.Иваньков шел по кафе, сокрушая посуду и хрипло, каким-то не своим голосом, ревел:
   — Где эта шлюха? Где эта блядь с бантиками? Сто баксов тому, кто укажет лежбище шлюхи!
   — Разве Иванькова была в бантиках? — удивился Скоков.
   А Шурик сказал:
   — Хочу сто баксов.
   — У тебя хорошие шансы, — кивнул Роальд. — Если ты знаешь тайное лежбище.
   И сам в свою очередь удивился:
   — Я считал, газета «Вместе» врет всегда. С Иваньковым они просчитались. Он, правда в загуле.
   — Подойти? — спросил Шурик
   — Зачем? — пожал плечами Роальд. — Он тебя не узнает. В этой стадии опьянения все люди как китайцы, все на одно лицо.
   — Сто баксов!.. — ревел, сокрушая посуду, господин С.И.Иваньков, плюясь и ругаясь. — Сто баксов за лежбище тощей шлюхи!..
   Скоков, Роальд и Шурик с интересом наблюдали за Иваньковым.
   Главный редактор газеты «Шанс-2» был в превосходном сером костюме, явно не из магазина, но галстук сбился, а на рукаве поблескивало жирное зеленоватое пятно. Правда, из нагрудного кармашка все еще аккуратно выглядывал уголок белого платка.
   Звенели осколки.
   Танцующие внизу ничего не видели и не слышали. А мне мама запрещает встречаться с тобой…Длинный и барашек изумленно следили за судьбоносной тростью Иванькова. Говорит, что я малообеспеченный бой…Кажется, они смирились с судьбой. Один из атлетов, продолжая придерживать охранника, вылил на голову барашка бутылку минеральной воды. Барашек затравленно озирался.
   — Вот увидите, — сказал Шурик, — этот парень не промах. Он и эту бутылку запишет на наш счет.
   — Никто и не спорит, — сказал Скоков недовольно. И вопросительно глянул на Роальда: — Может, заняться господином редактором?
   Роальд взглядом указал на атлетов. Они-то не пьяные, прочитал Скоков в его взгляде. Кроме того, драка не входила в планы Роальда.
   — Займемся, если он подойдет.
   Но Иваньков не подошел.
   Замахнувшись в очередной раз, господин главный редактор газеты «Шанс-2» вдруг шумно упал грудью на столик. Никто и слова не успел сказать, как телохранители выволокли Иванькова наружу.
   — Часто он к вам наведывается? — спросил Роальд длинного официанта, пославшего барашка за тряпками и совками.
   — Второй раз… — хмуро ответил официант. — И время выбирают как специально. Ребята в это время в отлучке.
   — На чем они приехали?
   — Прошлый раз на мерсе.
   Роальд восхищенно поднял брови. Выходило, что газета «Вместе» не только не врет, но даже иногда говорит правду.
   — Знаете, кто это?
   — Еще бы! Они большой человек. — Длинный уныло оглядел раззор, учиненный Иваньковым. — Они уже оплачивали счет.
   — По суду?
   — Куда же им в суд! Они добровольно.
   Судя по всему, официант говорил только об Иванькове. Телохранителей. возможно, он и не заметил.
   — А милиция?
   — Милицию вызывать накладно. Да и мало ли… Может, они скоро и милицией управлять будут.
   — А прошлый раз, — добавил официант, — они лиф порвали на дамочке. Знаете, носят. Не платье, не кофта, что-то такое среднее. Но и не сарафан. Так они, лиф порвав, лаяли, как собака, даже на четвереньки встали.
   — А на четвереньки зачем?
   — Так лаять удобнее. О нас даже в газете писали, — официант горделиво расправил плечи. — Вот де, писали, опять они, Иваньков, учинили большой скандал. И нас поминали, как простых работников. Если в газете «Вместе» снова напишут, на них, на Иванькова, к нам станут ходить как на Никулина. Люди любят, когда что-нибудь происходит.
   — Весело у вас, — сказал Роальд, вставая. Он явно был удовлетворен увиденным.
   Уже на улице Шурик спросил:
   — А зачем мы, собственно, приходили?
   — А ты пораскинь мозгами, — грубо предложил Роальд. — Вон сколько знакомых лиц.
   — Роальд, я домой, — ухмыльнулся Скоков. — У меня завтра дела. Хорошо бы, Ежов подошел.
   — Ежов не подойдет. Ежов в Омске.
   Никто не спросил, что Ежов делает в Омске. Просто и Шурик, и Скоков приняли это к сведенью.

Глава V «ОНА ПЛАКАЛА И СМОТРЕЛА НА МЕНЯ…» 4–5 июля 1994 года

1

   До обеда Шурик переговорил со множеством людей.
   С бабками во дворе дома, где жили Иваньковы.
   «Да они, Иваньковы, редко бывают. Мы чаще Сергея Иваныча видим. Иваньковы недавно в нашем доме квартиру купили, а мы-то друг друга знаем по многу лет. Светлана у Иваньковых гордая, с нами не сильно разговаривает, а Сергей Иваныч ничего. Он и посидеть на скамеечке может, вот как ты. А Светлана гордая. Раньше такие были как бы повыше всех.»
   «А сейчас не так?»
   «Сейчас не так. Сейчас, кто богат, тот гордый. Такую, как у Иваньковых, квартиру купить, надо много денег. У нас таких денег нет. Нам квартиры государство давало. За труд. А Иваньковы — заплатили. Но со стороны ничего, люди спокойные.»
   «А в газете писали — пьет ваш Иваньков. Ему будущие избиратели пока верят, а он пьет. Пьет и жену гоняет, скандалит по кабакам. А? Откуда у алкаша деньги?»
   «А кто не пьет? Кто не ругается? Они ж еще молодые. Для таких пока все хорошо. И никакой не алкаш он — Сергей Иваныч. Вот какую квартиру купил! Вот в каком доме!.. Они, правда, Иваньковы, и при прежней власти пробились бы. Грамотные. Это нам как прожить на пенсию?… Настасья вот не прожила… Квартиру Иваньковы у Настасьи купили. Там Настасья жила, вдова самого Вереса. А Верес доктор был, член-корреспондент, к нему заказ продуктовый привозили каждый день, кому пятерка нужна была до получки, все к Вересам шли. Настасья всем давала. А последний год мы сами ей несли, кто пирожок, кто молока. Она на пенсию жила в сто тысяч, спала на старых простынях. А тут Иваньковы. Она и продала квартиру — четыре комнаты, два балкона. Она уж год как квартплату не платила. Из чего платить?… А Иваньковы Настасье однокомнатную купили. Правда, далеко. В нашем возрасте не навестишь. Да одна ли Настасья? Вывозят старух из центра, как тех детей…»
   «Каких еще детей?»
   «Ну, милок! — дружно закивали бабка. — Неужто не слышал? Банда в городе. Родители где зазевались, ребенка за руку и в машину. За руку и в машину, только здоровых детей крадут. Больные кому нужны? В дома входят, родителей связывают, у пьянчужек откупают детей. Пьянчужкам что? Они под это дело других наделают. А у других в наглую отбирают. Мы во дворе сидим постоянно. Как сторожа. Матери-то детей во двор отпускать боятся!»
   «Да кто ж ворует детей?»
   «Если бы мы знали! — ощетинились бабки. — Руки им поотрубать, поганцам. Еще ж неизвестно, что они проделывают с детьми! Вешать прямо на площади. — Бабка переглянулись. — Было время. Тогда б повесили!»
   «А Иваньковы чего ж редко бывают? Гуляют, что ли? Богатые?»
   «Богатые, верно. А гулять чтобы, такое редко. Ссорились пару раз, было, все слышали. А так редко появляются, и поздно. Подкатит машина, вышел, поднялся. Подкатит вторая, вышла, поднялась. Светлана может и под утро подъехать. Но чтобы пьяная — этого нет. Ни-ни! Никто не скажет. А Сергей Иваныч… Так, мужик ведь… Подъезжает иногда и хорошенький, но в меру, в меру, никто другого не скажет, грех наговаривать на таких людей.»
   «А вчера Иваньков появился поздно?»
   «Сама видела, — сказала одна из бабок. — В первом часу ночи подъехал, я ночью почти не сплю. Подъехал, шуметь не стал, машину поставил. Не в гараж, а во дворе. Вон туда поставил, — указала бабка. — Красивая машина.»
   «А почему не в гараж?»
   «Не будет он ночью громыхать железными дверями. Он же знает, в доме старые люди. Сам дом старый. Мы вселялись еще до войны. Сильно постарел дом. Сергей Иваныч, он к людям с уважением.»
   «Трезв был?»
   «Я ж говорю, сам приехал, сам машину поставил. Как стеклышко!»
   Это Шурика удивило.
   Он сам видел вчера бушующего Иванькова. После такого загула за неделю не отлежишься. Может, здоровье особенное? Все равно. Он, Шурик, за неделю бы не поднялся… А машина… Подумаешь!.. Машина не проблема, машину те двое могли вести… «Сам приехал… Как стеклышко…»
   Не меньше удивил Шурика и старый приятель из Архитектурного — Климов. Он все еще работал там же, правда, сам институт перебрался в центр города. Новый кабинет Климова украшала колонна, наверное, на кабинеты разгородили большой зал. С полок на Шурика печально глядели гипсовые богини, мутно поблескивало стекло. Рулоны ватмана, кипы фотографий, у окна мольберт… Пыль вечности… Вечность руин… Мертвая тишина…
   Шурик бы часа не высидел в таком кабинете.
   «Слышь, Клим, — сказал Шурик, брезгливо рисуя вензеля на запыленном стекле. — Ты же почти доктор наук. Какого черта пыль везде?»
   «Технички нет.»
   «Куда делась?»
   «Фонд зарплаты экономим.»
   «Ради этого учился? Ради этого годы жил на оклад в сотню рублей?»
   «Большинство так жили.»
   «Ну да, большинство! Вспомни Жукова. Он всю вашу общагу кормил. Сам рассказывал.»
   «У Жукова папа сидел в обкоме. Мой в Карлаге, а его — в обкоме. Он и сейчас не бедствует.»
   «Все равно… А эта… Как ее?… Ну, ты с нею учился… Она теперь жена какого-то редактора…»
   «Иванькова? — удивился Климов. — Тогда она Долговой была. Ее-то чего вспоминать?»
   «Ну как? Сам рассказывал, ее на всех курсах знали.»
   «Путаешь что-то, — усомнился Климов, почесывая седеющую бороду. Очки у него сползли на нос, он вскинул серые глаза на Шурика. — Не мог я тебе рассказывать про Долгову. Я и она, это два мира. Я весь в хвостах, она отличница. Я по бабам, она, наверное, и сейчас девственница.»
   «У нее муж есть.»
   «Ну, муж. Подумаешь. У нее красный диплом, я два года просидел лишних. Тоже, вспомнил! Долгова и я!»
   «Активная была?»
   «Еще бы!»
   «Танцульки, вечеринки, мальчики? Как она умудрилась красный диплом заполучить?»
   «Танцульки? Вечеринки? Ты это о ком?»
   «Как это, о ком? Об Иваньковой. Ну, которая Долговой была.»
   «Нет, — сказал Климов. — О Светке плохого не помню. Комсомолка — да, но не зануда. На танцах я ее видел, вроде бы видел, но это ей не мешало. Выпивох терпеть не могла, но по делу — любому могла помочь. Уверен, она и замуж шла девственницей.»
   «Иванькова?»
   «Ну да. Тогда, правда, Долгова.»
   «И так всю жизнь?»
   «А ты думаешь, если женщина хороша, ее судьба непременно быть шлюхой?»
   «С чего ты взял?»
   «Вопросы у тебя странные. Далась тебе Иванькова.»
   «Ты мне о ней рассказывал.»
   «Может быть, — задумчиво протянул Климов. — Такие, как Светка, благоденствуют при всех режимах. И при всех режимах остаются чистенькими. Знаешь, за счет чего?»
   «Не знаю.»
   «А за счет собственного здорового эгоизма. Они для себя живут. Но так, чтобы другим не было хуже. Они не обманывают, не воруют. Их ни в чем нельзя упрекнуть. Они не виноваты ни в каких бунтах, ни в каких социальных потрясениях. Более того, они всегда за стабильность. За стабильность любыми средствами. Ради стабильности, ради того, чтобы такие, как мы с тобой, Шурик, нормально жили, друг друга не резали, такие, как Светка, могут пойти на самые крутые меры. Но опять же, заметь, ради нас, ради нашего спокойствия. Очень ответственная баба, скажу тебе. О-о-очень! А ты — танцульки! Уверен, она и сейчас, когда все с ног на голову встало, ни с кем, кроме своего придурка, не спит. Характер!»
   Шурик спорить не стал.
   Через знакомых, знавших Иванькову по институту и по работе в КБ, он уже знал — к Иваньковой ни с какой стороны не подкопаешься. Это Иванькова могла ткнуть в Шурика пальцем — с чужой женой спишь!

2

   Улучая момент, Шурик трижды забегал домой. Надеялся, Сима там. Но диван был прибран, кофейник пуст. На столе валялась открытая книга.
   Он взглянул. Какой-то абзац был отчеркнут карандашом.
    «И ради нее он принял крест и отправился за море. И на корабле почувствовал он сильную болезнь, так, что те, которые были с ним, полагали, что он уже скончался; и, как мертвого, доставили его в Триполи, в странноприимный дом. И сказали о том графине. И она пришла к нему, к его ложу, и обняла его своими руками. И он узнал, что то была графиня, и вернулось к нему зрение, слух и обоняние, и мог он ее увидеть; и так он умер на руках у донны…»
   Шурик взглянул на переплет.
   Джауфре Рюдель.
   Никогда он такого имени не слышал. И так он умер на руках у донны…Стоило возвращать зрение, слух и обоняние человеку…
   Со вчерашнего вечера Симы в квартире не было.
   Он знал — Сима вернется.
   Она уже не раз исчезала внезапно, ох, далеко не раз… Правда, сейчас что-то темное туманилось в голове, какие-то неясности всплывали, туманности, ощущалась какая-то неловкость. Шурик никак не мог понять, на что, собственно, Сима так взъярилась в кафе? Роальд не пришелся ей по душе, его дурацкие вопросы? Так, черт возьми, ведь знала, что они будут не вдвоем. Проще было не приходить, чем уйти вот так, ни с кем не простившись.
   Он хотел, чтобы Сима вернулась.
   Забегая домой, он сразу садился за телефон.
   Но звонил, конечно, не Симе.
   Он не знал ее телефона, не знал, где она живет, не знал, где она работает, и работает ли вообще? Скорее всего, Сима не работала, иначе, где бы ей взять столько свободного времени? И с семьей у нее, наверное, были сложности. Когда жена не является домой в течение нескольких дней и ночей, это как-то надо объяснять мужу и сыну!
   Наверное, объясняла.
   Он старался об этом не думать.
   Звонил он по номерам. полученным от Роальда. И начал с фирмы «Делон». Знал, что Иваньковой нет, потому и начал с ее фирмы.
   «Светланы Павловны нет, — ответил свежий девичий голос. Может, одной из вчерашних ангелиц. — Говорите, я записываю».
   Изначально предполагалось, что Светлане Павловне звонят только по делу.
   «На среду на утро Светлана Павловна заказывала сауну на троих, — соврал он, нисколько не боясь, что такое сообщение навредит Иваньковой. — Хочу узнать, остается ли заказ в силе?»
   Он ждал любой реакции, даже растерянности. Но секретаршу Иваньковой трудно было смутить:
   «Перезвоните через десять минут, к этому времени я вполне смогу подтвердить или отменить заказ.»
   Отлично, подумал Шурик, вешая трубку. Через десять минут. Значит, Иванькова всегда на связи. Прекрасная деловитость. Непонятно, зачем хотел Иваньков тратиться на баксы, бушуя в кафе. Если у его жены и есть лежбище, оно вовсе не ординарно. Не кушеточки-горочки, даже не «людовик» на половину спальни.
   Интересная пара…
   Ладно, сказал он себе. Пока без выводов.
   Он обзвонил нескольких филиалов фирмы «Делон». Он был сама любезность. Есть дубленки монгольские специальной выделки, только что получили, Светлана Ивановна интересовалась… Монгольские? — удивились в фирме. У нас еще канадские не реализованы. Вы, наверное, что-то перепутали. Светлана Павловна не занимается дубленками… Ну, как же, возразил он. Вот у меня телефон. Светлана Павловна Носова…
   Трубку повесили.
   Шурик и раньше не сомневался, что Иваньковы не бедны, что в жизни города их имена кое-что значат, но что-то в его представлении об Иваньковых не сходилось.
   Дело второе, что Иваньков ему не понравился. Это его, Шурика, проблема. К самому Иванькову, к делу, порученному Роальдом, это никакого отношения не имеет и не может иметь. Но вот дебош в кафе… Не первый, похоже, дебош… И какой-то он странный был, Иваньков… Впрочем, кто пьяный не странен?… И опять же — бабки… «Сам приехал… Как огурчик…» Но не мог он приехать сам! Не мог выглядеть как огурчик!.. Светлана Павловна, наконец… Муж кричит — блядь в бантиках, а друзья утверждают — она и сейчас, мол, спит тольк ос мужем. Если, конечно, спит… Эти бл. против женских фамилий — дело тоже не совсем обычное… А Партия поддержки Гражданской войны? Кто, где, в кои веки поддерживал гражданскую войну?…
   Он позвонил в кассу аэропорта: не снят ли заказ на имя Иваньковой в Марсель. Нет такого заказа? Ох, извините, напутал. Не в Марсель, в Женеву, день сегодня такой суматошный. Ах, и такого заказа нет? Вообще на Иванькову заказа нет? Большое спасибо.
   В далекие страны, как выяснилось, Иванькова в ближайшее время не собиралась…
   Здоровый эгоизм! — разозлился Шурик. Чтобы такие, как мы друг друга не резали. Лучше бы она наставляла рога господину Иванькову за кордоном. И господину Иванькову не так обидно, и сыщика не наймешь. На французского или швейцарского частного детектива Иваньков, наверное, не потянул бы…
   Вспомнив о газетах, он купил «Новости» и дежурный криминальный листок, дешевый даже по виду. В перерывах между звонками внимательно просмотрел хронику.
 
    "Зам главного прокурора, —сразу наткнулся он в «Новостях» — ответил на вопросы нашего корреспондента, обратившего его внимание на многочисленные слухи о похищениях детей в Кировском, в Железнодорожном и в Октябрьском районах.
    Слухи не соответствуют действительности, ответил зам главного прокурора. Речь может идти только о случаях, когда дети сами отбивались от родителей, но помнили приметы своих домов, и оставшиеся неизвестными добрые люди возвращали их родителям. Два случая, впрочем, можно расценивать как возможную попытку похищения. Некая неизвестная завлекла детей далеко от их домов, но в обоих случаях возможной похитительнице что-то помешало.
    Не вижу никаких оснований для паники, заявил зам главного прокурора. В городе идет плановая работа по стабилизации криминогенной обстановки. Фоторобот подозреваемой, составленный по описаниям свидетелей, разослан по отделениям.
    У меня, добавил интервьюированный, есть своя версия, реально объясняющая все случаи пропажи детей.
    Какая?
    В интересах следствия обнародовать эту версию пока рано. Но работа ведется, уголовное дело заведено. Виновные будут наказаны".
 
   Невнятно, подумал Шурик. Сказано для успокоения. Но дым идет, идет дым…
   Забегая второй раз домой, и не найдя Симы, он увидел во дворе соседского Мишку. Тот катал мяч, давно забыв о своем приключении.
   — Мишка, — строго спросил Шурик. — Ты где болтался целые сутки?
   — А жвачка у тебя есть?
   — Держи. Так где, говорю, болтался?
   — С тетей гулял.
   — Подожди, — поймал его за руку Шурик. — Правда, с тетей?
   — Ага.
   — Что за тетя такая?
   — Печальная, — довольно ответил Мишка, обдирая обертку с жевательной резинки.