Страница:
– Зайчик, – снова выглянула из душевой Сонечка, в коротеньком халатике, ничего не скрывающем, порхнула к зеркалу: – Ты уходишь? Куда?
– Гляну на груз.
– Я скучаю, зайчик.
– Вернусь, поднимемся в «Тропикану».
– Я буду готова, зайчик.
– Спустимся на грузовую, – сказал Николай Петрович насторожившемуся Гене. – Что-то я не спокоен сегодня.
Коляку на грузовой они не нашли, но Дима сидел в «семерке».
Вид у Димы был отсутствующий.
Неизвестно, что он видел перед собой, но что-то такое видел – его зрачки то сужались, то расширялись, брови подрагивали, прыгала на щеке какая-то мышца. «Семерку», кстати, он так и не закрепил.
– Хорош, гусь! – покачал головой Николай Петрович. – Качнет судно сильней, так и поползет на «Икарус».
Гена хмуро кивнул.
Теперь-то уж точно сменю всех, окончательно решил Николай Петрович. Сплюснутое об стекло широкое лицо Валентина Кудимова, бывшего чемпиона, ныне покойника, все еще стояло перед ним.
Это Коляка, суетливый мудак, вызвал такие видения. Это Коляка, мудак поганый, накаркал. Какой-нибудь пьяный дурак притиснулся к стеклу, а я, конечно, увидел Кудимова. Нервы сдают. Отдохнуть надо. Вернусь, сдам начальству «мерседес» и улечу. Отдохнуть. Хорошенько отдохнуть. От души. И подальше куда-нибудь, где не наткнешься на знакомые рожи. Может, в Анталию. Или на Кипр. Или в Таиланд, пошляться по борделям. Куда угодно, только подальше от осточертевших поганых рож. Может, вообще умотаю куда-нибудь на Мальдивы или Багамы, чтобы никого вокруг не видеть, кроме дикарей и баб…
За «Икарусом», закрепленным у борта, что-то звякнуло.
– Там!..
– Что там, Николай Петрович? – удивился Гена.
– Вот я и хочу знать, что там? – прошипел Николай Петрович. – Не слышал разве?
– Ну?…
– Не нукай! – Николай Петрович в бешенстве дернул Гену за рукав. – Прячется там кто-то за «Икарусом». Как пить дать, прячется! Может, заглядывает в наш «мерседес».
– Да ну! – пренебрежительно отозвался Гена. – Если и заглядывает, то ничего не увидит? Стекла-то тонированные… И занавески…
– Заткнись! Всем головы поотрываю!
– Николай Петрович…
– Тише… Вот, слышал?… Он это!..
– Кто он, Николай Петрович?
– Бык!
– Бык? – тупо повторил Гена.
– Бык! Бык! – до Николая Петровича кое-что дошло. – Помнишь, в баре? Мужик, который опозорил тебя… Я все еще смотрел, что-то знакомое… Весь такой здоровый, в маске…
Как ни странно, Николаю Петровичу вдруг стало легче.
Он не верил в привидения и в призраки. Больше того, он хорошо знал, как следует бороться с привидениями и с призраками. А еще лучше он знал, как надо бороться с живыми людьми. Борьба с живыми людьми – это и было всю жизнь его основной профессией.
Вспомнил слова Коляки.
«Под самый вечер… Ну, в день отъезда… Игорек забежал, фонарь под глазом…»
Как могло случиться, что Игорек вырвался из преисподней Виктора Сергеевича? Как мог вырваться на волю бык? Их обоих должны были закатать в печь, а они, видите ли, каким-то чудесным образом выскочили.
Могли выскочить?
Да нет. В том-то и дело. Не могли…
Тогда почему – Игорек?
Почему – бык?…
Ну, предположим на минуту, что вырвались бык и Игорек. Принципиально не могли вырваться из рук Виктора Сергеевича, но вырвались. Предположим, чудо им помогло. Ладно, пусть чудо… Даже в таком варианте возникает вполне резонный вопрос: а как бык мог оказаться на пароме? Для этого нужны, как минимум, загранпаспорт, виза, валюта. Вырвавшийся из крематория человек вряд ли может добыть все это за несколько часов. За те несколько часов, которые оставались до отхода парома… Может, за спиной Кудимова кто-то стоит?… Не верится… Но как он все-таки попал на паром?… А главное, как вырвался из крематория? Не мог он купить Виктора Сергеевича. Нет у Кудимова ничего такого, на что бы мог клюнуть Виктор Сергеевич. И добраться до Виктора Сергеевича Кудимов не мог. Ну, никак не мог! Руки связаны, ноги связаны… А у Игорька еще и пасть была заткнута…
Нет, ничего не понимаю… Не могу понять…Документы и визу за пару часов до отхода парома добыть ни за какие деньги нельзя.
– Николай Петрович… – позвал Гена.
– Слышу, слышу… – негромко отозвался Николай Петрович. – Застоялись вы все у меня. И ты, Гена, застоялся. Какому-то пидору позволил уложить твою руку на стойку. Значит, пора тебе размяться…
Николай Петрович наклонился и поманил Гену пальцем:
– Видишь?… Вон ноги проглядывают под автобусом?… Большой размер, правда?… Вот пойди и выясни, чьи это ноги? Почему там человек прячется? Пойди и приведи этого смельчака сюда. Что он делал возле нашего «мерседеса»? Выдерни его оттуда. Будет упираться, выдерни с мясом. Выдерни и покажи мне. А потом за борт скотину. А с Димой попозже я разберусь сам.
Гена выхватил из кармана нож.
Щелкнула пружина, выбрасывая лезвие.
– Правильно, – кивнул Николай Петрович. – Пусть знает, козел, как обижать Гену. И не страшись. Будет упираться, бей. Я же чувствую, всей шкурой чувствую, заглядывал он в «мерседес». Сделай его, Гена. Если даже тебя возьмут, я тебя уже через неделю вытащу из любой дыры. Ты мое слово знаешь. Ты у меня не только не пойдешь под суд, ты у меня еще орден схлопочешь, Гена.
И, выругавшись, тяжело вышел, лязгнув на прощанье тяжелой металлической судовой дверью.
В баре сейчас Малинин.
В баре сейчас женщины и мужчины. В баре сейчас гвалт и веселье. Прощальная ночь, как иначе? Естественно, никому нет никакого дела до того, что творится на грузовой палубе.
Влип!
Вот теперь точно влип!
Валентин усмехнулся.
На самом деле, я давно влип. Влип сразу, как только получил телеграмму. Может, даже раньше, когда увиделся с Серегой. А дальше само пошло. Мне всегда хитрости не хватало, всегда старался брать силой. Джон Куделькин меня честно предупреждал: не связывайся с Николаем Петровичем. С кем угодно, только не с ним. Рви из Питера, не задерживайся ни на час. И Татьяна сказала: уезжай. И предупреждала Анечка.
Дуры!
Он сжал кулаки.
Он услышал, как лязгнула тяжелая бронированная дверь.
Значит, Николай Петрович ушел.
Но Гена-то остался!
Не выглядывая из-за автобуса, держась в тени, Валентин чувствовал: этот самый Гена, он где-то совсем рядом, он бесшумно крадется к автобусу. А это уже не борьба на глазах веселящейся подпившей толпы. Тут не спрячешься под нелепую маску и под халат с драконами.
Ну, давай, давай, шепнул он про себя, внимательно прислушиваясь. Ну, давай, давай, гнида. И искал для ноги надежную опору, старался утвердиться, готовился к броску. Понимал: этот бросок должен быть единственным.
Бросок и оказался единственным.
Из неудобного положения Валентин мощным ударом ноги отбросил к металлическому борту кинувшегося на него из-за автобуса Гену.
Ударившись головой о борт, Гена затих.
– Отдохни, гнида.
Валентин вышел на открытое место, подобрал нож, сложил его и медленно сунул в карман.
– Во, козел!.. – со странным опозданием, странно растягивая слова, выдавил очнувшийся Дима. Из салона «семерки» он видел все, что только что произошло на грузовой палубе.
– Во, козел!.. – повторил он чуть ли не с восхищением.
Обернувшись, Валентин тоже многообещающе улыбнулся Диме.
Дима понял.
Не спуская с Валентина глаз, мутных, но при этом странно поблескивающих, мало что замечающих, на первый взгляд, но, кажется, но все видящих, Дима, как во сне, нажал стартер и мотор «семерки» ожил.
– Куда подбросить, козел?…
Дима явно обращался к Валентину.
В глазах Димы плавало мутное облачко непонимания, но обращался он к Валентину.
– Куда подбросить, козел?…
– Я уже приехал, – усмехнулся Валентин.
– А Гена?… Как там Гена?…
– Гена тоже приехал, – усмехаясь, объяснил Валентин. – Вот приехал и отдыхает.
– А ты?… – Дима запнулся. Он запутался в каких-то обуревающих его мыслях. И, наверное, не только в мыслях, потому что непонятно спросил: – А ты?… Эй!.. Тебя там сколько?…
– Меня здесь много, мужик.
– Много?… – не понял Дима.
И опять замедленно, как во сне, предложил:
– Тогда давай поиграем, а?… Я знаю одну игру… Ты бежишь, а я догоняю, а?… Тебя там много, говоришь?… Да ладно… Давай я всех догонять буду…
Валентин укоризненно покачал головой.
Искалечит, прикинул он про себя. До «семерки» десяток метров. Не рядом. Не допрыгнешь. А для «семерки» на полном газу какой-то десяток метров – не пространство, не расстояние.
– Ты только не дергайся… – все так же замедленно, но достаточно ясно предупредил Дима. – Начнешь прыгать в стороны, пальну… Я не люблю, когда прыгают в стороны…
И показал:
– Видишь пушку?…
– Вижу.
– Тогда слушай…
Не выпуская из левой руки пистолет, правую руку положив на руль, Дима замедленно, чуть спотыкаясь в речи, объяснил:
– Начнешь прыгать не по правилам, наделаю в тебе дырок… Начнешь хитрить, лапшу вешать на уши, искалечу…
И спросил, ничего, кажется, не понимая:
– Чего там Гена валяется?… Чего он не встает?…
Валентин ответил уклончиво:
– Отдыхает.
– Ну, не знаю… – медленно протянул водитель. – Пусть отдыхает… Ты тогда не шуми сильно…
И опять спросил:
– Поиграем?…
Выигрывая время, Валентин неопределенно пожал плечами.
Опасный придурок… Наверное, нанюхался или накурился… Да нет, нанюхался, конечно… А до машины отсюда не допрыгнешь, собьет… Или пристрелит… На таком расстоянии даже придурок не промахнется… Только клочья полетят от моей куртки…
Валентин хмыкнул: не от моей куртки… Куртка не моя… Куртка принадлежит, точнее, принадлежала юному Сереге из Липецка… Правда, не нужна теперь куртка Сереге из Липецка…
– Ты кто? Мент?… – Дима неестественно медленно хохотнул. – Эй, мент! Покажи документ!..
Может, он правда видел перед собой мента.
Валентин прыгнул.
Его обманула замедленная речь Димы.
Выстрел грохнул в момент прыжка и остановил Валентина в воздухе. Схватившись за обожженное бедро, он упал на палубу.
– Козел… – замедленно произнес Дима. – Ты чё?… Ты же играешь не по правилам… Я же предупреждал…
И повторил предложение:
– Поиграем?…
Теперь все, понял Валентин.
Ногу жгло, под пальцами сочилась кровь.
Сейчас собьет.
Глупо.
Валентину и в голову не могло придти, что в этот самый момент в ходовой рубке парома дежурный оператор с изумлением разглядывает его распластанную по палубе фигуру, четко вырисованную на экране контрольного дисплея.
Прищурившись, сдерживая болезненную нетерпеливую дрожь, Дима ссыпал на тыльную сторону левой ладони содержание еще одного пакетика. Пистолет он небрежно положил на соседнее сиденье. «Семерка» мощно взревывала, готовая в любой момент сорваться с места.
Дима вдохнул порошок.
Его лицо порозовело.
– Поехали, козел!..
«Семерка» рванулась с места.
С трудом увернувшись, Валентин откатился в сторону, оставляя на палубе темные липкие пятна.
– Играем до трех… – Дима выглянул из машины. Теперь его глаза застилал счастливый нежный туман. Неизвестно, что Дима вообще видел перед собой. – Не получится за три раза, еще попробуем…
И дал по газам.
Выхватив из кармана нож, Валентин с силой пустил его в несущуюся на него «семерку». Жест отчаяния, не больше, но лобовое стекло мгновенно покрылось густой сетью трещин.
Чиркнув от неожиданности по борту красного «Икаруса», Дима обиженно притормозил. Он как бы даже очнулся:
– Ты чё?… Ты знаешь, сколько лобовик стоит?…
Валентин промолчал.
И в этот момент сзади на него навалился очнувшийся Гена.
– Дима! – заорал он. – Помоги!
Мотор «семерки» взревел, набирая обороты.
– Дима!
В отчаянном рывке Валентин борцовским приемом бросил Гену через плечо и упал под «Икарус».
«Семерка», взревев, припечатала Гену к борту.
Валентин привстал.
Но он мог уже не торопиться.
Лязгая бронированными дверями, на грузовую палубу выскакивали вооруженные матросы.
«Попробуем договориться без крови…»
Заложник
– Гляну на груз.
– Я скучаю, зайчик.
– Вернусь, поднимемся в «Тропикану».
– Я буду готова, зайчик.
– Спустимся на грузовую, – сказал Николай Петрович насторожившемуся Гене. – Что-то я не спокоен сегодня.
Коляку на грузовой они не нашли, но Дима сидел в «семерке».
Вид у Димы был отсутствующий.
Неизвестно, что он видел перед собой, но что-то такое видел – его зрачки то сужались, то расширялись, брови подрагивали, прыгала на щеке какая-то мышца. «Семерку», кстати, он так и не закрепил.
– Хорош, гусь! – покачал головой Николай Петрович. – Качнет судно сильней, так и поползет на «Икарус».
Гена хмуро кивнул.
Теперь-то уж точно сменю всех, окончательно решил Николай Петрович. Сплюснутое об стекло широкое лицо Валентина Кудимова, бывшего чемпиона, ныне покойника, все еще стояло перед ним.
Это Коляка, суетливый мудак, вызвал такие видения. Это Коляка, мудак поганый, накаркал. Какой-нибудь пьяный дурак притиснулся к стеклу, а я, конечно, увидел Кудимова. Нервы сдают. Отдохнуть надо. Вернусь, сдам начальству «мерседес» и улечу. Отдохнуть. Хорошенько отдохнуть. От души. И подальше куда-нибудь, где не наткнешься на знакомые рожи. Может, в Анталию. Или на Кипр. Или в Таиланд, пошляться по борделям. Куда угодно, только подальше от осточертевших поганых рож. Может, вообще умотаю куда-нибудь на Мальдивы или Багамы, чтобы никого вокруг не видеть, кроме дикарей и баб…
За «Икарусом», закрепленным у борта, что-то звякнуло.
– Там!..
– Что там, Николай Петрович? – удивился Гена.
– Вот я и хочу знать, что там? – прошипел Николай Петрович. – Не слышал разве?
– Ну?…
– Не нукай! – Николай Петрович в бешенстве дернул Гену за рукав. – Прячется там кто-то за «Икарусом». Как пить дать, прячется! Может, заглядывает в наш «мерседес».
– Да ну! – пренебрежительно отозвался Гена. – Если и заглядывает, то ничего не увидит? Стекла-то тонированные… И занавески…
– Заткнись! Всем головы поотрываю!
– Николай Петрович…
– Тише… Вот, слышал?… Он это!..
– Кто он, Николай Петрович?
– Бык!
– Бык? – тупо повторил Гена.
– Бык! Бык! – до Николая Петровича кое-что дошло. – Помнишь, в баре? Мужик, который опозорил тебя… Я все еще смотрел, что-то знакомое… Весь такой здоровый, в маске…
Как ни странно, Николаю Петровичу вдруг стало легче.
Он не верил в привидения и в призраки. Больше того, он хорошо знал, как следует бороться с привидениями и с призраками. А еще лучше он знал, как надо бороться с живыми людьми. Борьба с живыми людьми – это и было всю жизнь его основной профессией.
Вспомнил слова Коляки.
«Под самый вечер… Ну, в день отъезда… Игорек забежал, фонарь под глазом…»
Как могло случиться, что Игорек вырвался из преисподней Виктора Сергеевича? Как мог вырваться на волю бык? Их обоих должны были закатать в печь, а они, видите ли, каким-то чудесным образом выскочили.
Могли выскочить?
Да нет. В том-то и дело. Не могли…
Тогда почему – Игорек?
Почему – бык?…
Ну, предположим на минуту, что вырвались бык и Игорек. Принципиально не могли вырваться из рук Виктора Сергеевича, но вырвались. Предположим, чудо им помогло. Ладно, пусть чудо… Даже в таком варианте возникает вполне резонный вопрос: а как бык мог оказаться на пароме? Для этого нужны, как минимум, загранпаспорт, виза, валюта. Вырвавшийся из крематория человек вряд ли может добыть все это за несколько часов. За те несколько часов, которые оставались до отхода парома… Может, за спиной Кудимова кто-то стоит?… Не верится… Но как он все-таки попал на паром?… А главное, как вырвался из крематория? Не мог он купить Виктора Сергеевича. Нет у Кудимова ничего такого, на что бы мог клюнуть Виктор Сергеевич. И добраться до Виктора Сергеевича Кудимов не мог. Ну, никак не мог! Руки связаны, ноги связаны… А у Игорька еще и пасть была заткнута…
Нет, ничего не понимаю… Не могу понять…Документы и визу за пару часов до отхода парома добыть ни за какие деньги нельзя.
– Николай Петрович… – позвал Гена.
– Слышу, слышу… – негромко отозвался Николай Петрович. – Застоялись вы все у меня. И ты, Гена, застоялся. Какому-то пидору позволил уложить твою руку на стойку. Значит, пора тебе размяться…
Николай Петрович наклонился и поманил Гену пальцем:
– Видишь?… Вон ноги проглядывают под автобусом?… Большой размер, правда?… Вот пойди и выясни, чьи это ноги? Почему там человек прячется? Пойди и приведи этого смельчака сюда. Что он делал возле нашего «мерседеса»? Выдерни его оттуда. Будет упираться, выдерни с мясом. Выдерни и покажи мне. А потом за борт скотину. А с Димой попозже я разберусь сам.
Гена выхватил из кармана нож.
Щелкнула пружина, выбрасывая лезвие.
– Правильно, – кивнул Николай Петрович. – Пусть знает, козел, как обижать Гену. И не страшись. Будет упираться, бей. Я же чувствую, всей шкурой чувствую, заглядывал он в «мерседес». Сделай его, Гена. Если даже тебя возьмут, я тебя уже через неделю вытащу из любой дыры. Ты мое слово знаешь. Ты у меня не только не пойдешь под суд, ты у меня еще орден схлопочешь, Гена.
И, выругавшись, тяжело вышел, лязгнув на прощанье тяжелой металлической судовой дверью.
В баре сейчас Малинин.
В баре сейчас женщины и мужчины. В баре сейчас гвалт и веселье. Прощальная ночь, как иначе? Естественно, никому нет никакого дела до того, что творится на грузовой палубе.
Влип!
Вот теперь точно влип!
Валентин усмехнулся.
На самом деле, я давно влип. Влип сразу, как только получил телеграмму. Может, даже раньше, когда увиделся с Серегой. А дальше само пошло. Мне всегда хитрости не хватало, всегда старался брать силой. Джон Куделькин меня честно предупреждал: не связывайся с Николаем Петровичем. С кем угодно, только не с ним. Рви из Питера, не задерживайся ни на час. И Татьяна сказала: уезжай. И предупреждала Анечка.
Дуры!
Он сжал кулаки.
Он услышал, как лязгнула тяжелая бронированная дверь.
Значит, Николай Петрович ушел.
Но Гена-то остался!
Не выглядывая из-за автобуса, держась в тени, Валентин чувствовал: этот самый Гена, он где-то совсем рядом, он бесшумно крадется к автобусу. А это уже не борьба на глазах веселящейся подпившей толпы. Тут не спрячешься под нелепую маску и под халат с драконами.
Ну, давай, давай, шепнул он про себя, внимательно прислушиваясь. Ну, давай, давай, гнида. И искал для ноги надежную опору, старался утвердиться, готовился к броску. Понимал: этот бросок должен быть единственным.
Бросок и оказался единственным.
Из неудобного положения Валентин мощным ударом ноги отбросил к металлическому борту кинувшегося на него из-за автобуса Гену.
Ударившись головой о борт, Гена затих.
– Отдохни, гнида.
Валентин вышел на открытое место, подобрал нож, сложил его и медленно сунул в карман.
– Во, козел!.. – со странным опозданием, странно растягивая слова, выдавил очнувшийся Дима. Из салона «семерки» он видел все, что только что произошло на грузовой палубе.
– Во, козел!.. – повторил он чуть ли не с восхищением.
Обернувшись, Валентин тоже многообещающе улыбнулся Диме.
Дима понял.
Не спуская с Валентина глаз, мутных, но при этом странно поблескивающих, мало что замечающих, на первый взгляд, но, кажется, но все видящих, Дима, как во сне, нажал стартер и мотор «семерки» ожил.
– Куда подбросить, козел?…
Дима явно обращался к Валентину.
В глазах Димы плавало мутное облачко непонимания, но обращался он к Валентину.
– Куда подбросить, козел?…
– Я уже приехал, – усмехнулся Валентин.
– А Гена?… Как там Гена?…
– Гена тоже приехал, – усмехаясь, объяснил Валентин. – Вот приехал и отдыхает.
– А ты?… – Дима запнулся. Он запутался в каких-то обуревающих его мыслях. И, наверное, не только в мыслях, потому что непонятно спросил: – А ты?… Эй!.. Тебя там сколько?…
– Меня здесь много, мужик.
– Много?… – не понял Дима.
И опять замедленно, как во сне, предложил:
– Тогда давай поиграем, а?… Я знаю одну игру… Ты бежишь, а я догоняю, а?… Тебя там много, говоришь?… Да ладно… Давай я всех догонять буду…
Валентин укоризненно покачал головой.
Искалечит, прикинул он про себя. До «семерки» десяток метров. Не рядом. Не допрыгнешь. А для «семерки» на полном газу какой-то десяток метров – не пространство, не расстояние.
– Ты только не дергайся… – все так же замедленно, но достаточно ясно предупредил Дима. – Начнешь прыгать в стороны, пальну… Я не люблю, когда прыгают в стороны…
И показал:
– Видишь пушку?…
– Вижу.
– Тогда слушай…
Не выпуская из левой руки пистолет, правую руку положив на руль, Дима замедленно, чуть спотыкаясь в речи, объяснил:
– Начнешь прыгать не по правилам, наделаю в тебе дырок… Начнешь хитрить, лапшу вешать на уши, искалечу…
И спросил, ничего, кажется, не понимая:
– Чего там Гена валяется?… Чего он не встает?…
Валентин ответил уклончиво:
– Отдыхает.
– Ну, не знаю… – медленно протянул водитель. – Пусть отдыхает… Ты тогда не шуми сильно…
И опять спросил:
– Поиграем?…
Выигрывая время, Валентин неопределенно пожал плечами.
Опасный придурок… Наверное, нанюхался или накурился… Да нет, нанюхался, конечно… А до машины отсюда не допрыгнешь, собьет… Или пристрелит… На таком расстоянии даже придурок не промахнется… Только клочья полетят от моей куртки…
Валентин хмыкнул: не от моей куртки… Куртка не моя… Куртка принадлежит, точнее, принадлежала юному Сереге из Липецка… Правда, не нужна теперь куртка Сереге из Липецка…
– Ты кто? Мент?… – Дима неестественно медленно хохотнул. – Эй, мент! Покажи документ!..
Может, он правда видел перед собой мента.
Валентин прыгнул.
Его обманула замедленная речь Димы.
Выстрел грохнул в момент прыжка и остановил Валентина в воздухе. Схватившись за обожженное бедро, он упал на палубу.
– Козел… – замедленно произнес Дима. – Ты чё?… Ты же играешь не по правилам… Я же предупреждал…
И повторил предложение:
– Поиграем?…
Теперь все, понял Валентин.
Ногу жгло, под пальцами сочилась кровь.
Сейчас собьет.
Глупо.
Валентину и в голову не могло придти, что в этот самый момент в ходовой рубке парома дежурный оператор с изумлением разглядывает его распластанную по палубе фигуру, четко вырисованную на экране контрольного дисплея.
Прищурившись, сдерживая болезненную нетерпеливую дрожь, Дима ссыпал на тыльную сторону левой ладони содержание еще одного пакетика. Пистолет он небрежно положил на соседнее сиденье. «Семерка» мощно взревывала, готовая в любой момент сорваться с места.
Дима вдохнул порошок.
Его лицо порозовело.
– Поехали, козел!..
«Семерка» рванулась с места.
С трудом увернувшись, Валентин откатился в сторону, оставляя на палубе темные липкие пятна.
– Играем до трех… – Дима выглянул из машины. Теперь его глаза застилал счастливый нежный туман. Неизвестно, что Дима вообще видел перед собой. – Не получится за три раза, еще попробуем…
И дал по газам.
Выхватив из кармана нож, Валентин с силой пустил его в несущуюся на него «семерку». Жест отчаяния, не больше, но лобовое стекло мгновенно покрылось густой сетью трещин.
Чиркнув от неожиданности по борту красного «Икаруса», Дима обиженно притормозил. Он как бы даже очнулся:
– Ты чё?… Ты знаешь, сколько лобовик стоит?…
Валентин промолчал.
И в этот момент сзади на него навалился очнувшийся Гена.
– Дима! – заорал он. – Помоги!
Мотор «семерки» взревел, набирая обороты.
– Дима!
В отчаянном рывке Валентин борцовским приемом бросил Гену через плечо и упал под «Икарус».
«Семерка», взревев, припечатала Гену к борту.
Валентин привстал.
Но он мог уже не торопиться.
Лязгая бронированными дверями, на грузовую палубу выскакивали вооруженные матросы.
«Попробуем договориться без крови…»
Валентин лежал под белой легкой простыней, остро ощущая приятную холодящую тяжесть наложенной на бедро пластиковой лангеты.
Кажется, легко отделался. Пуля пробила мышцы, не задев берцовую кость. А вот водитель «девятки»…
Валентин осторожно повернул голову.
Водитель Дима лежал на соседней койке. Никого, кроме них, в палате не было. Заострившийся белый нос, шея и голова в гипсе.
Прозрачная трубка капельницы.
Ну да, они же, наверное, в судовом госпитале…
Дверь приоткрылась.
Валентин быстро прикрыл глаза.
Понятно… За ними внимательно следят… Ожидают, когда пациенты придут в себя… Есть, наверное, смысл потянуть время…
Медбрат?…
Медбрат, заглянувший в госпиталь, больше походил на белого медведя. Он и ходил как медведь, вразвалку. Осмотрелся, поправил капельницу. Выпятив толстые губы, невнятно прошептал что-то, и вышел.
– Боисся?… – донесся до Валентина слабый шепот водителя Димы.
Отвечать Валентин не стал.
– Это ты со мной такое сотворил?…
– Да нет. Это ты сам.
– Я?… – не поверил Дима.
– Ага. Ты.
И спросил в свою очередь:
– Очухался?
– Не знаю… – Дима пожевал распухшими губами. – Как-то не по делу получилось…
– Мне что? Пожалеть тебя?
«За меня невеста… отрыдает честно…» – хрипло выдохнул водитель Дима. Наверное, ему казалось, что он не хрипит, а поет. – »За меня ребята… отдадут долги… Эх, за меня другие… отпоют все песни…» – хрипел он, – »…и, быть может, выпьют за меня враги…»
– Слышь, козел?… – слабо окликнул он Валентина. – А ты-то?… Ты выпьешь за меня?…
– Если загнешься.
– О том и речь… Выпей… Ты это правильно, время такое… А на меня не обижайся… Как-то не по делу получилось… Сам чувствую… У меня крыша иногда едет, сам не помню, что сотворил… Мне бы не выпендриваться, а сразу завалить тебя… – с тоской пожалел водитель Дима. – Смотришь, другой светил бы сейчас расклад…
– У тебя все расклады одинаковы.
– Это почему?
– А пораскинь мозгами…
– Ты!.. – попытался прикрикнуть водитель Дима, но сил на крик у него не хватило. Только пробормотал, усмехнувшись: – Клево мы устроились… Небось, наркоту будут колоть… Так бы и плыть, и плыть…
Он вдруг обеспокоился:
– Слышь, козел?…
Валентин не ответил.
– Слышь, козел?… Это ты, что ли, за Николаем Петровичем охотишься?…
– Может быть.
– Это зря… – подумав, почти неслышно рассудил водитель Дима. – Николая Петровича тебе не повязать, у тебя вес не тот… За Николаем Петровичем крупные люди, а ты… За Николаем Петровичем такие крупные люди, какие тебе, козлу, и во сне не снились…
И спросил:
– Знаешь, что мы везем?…
– Догадываюсь.
– Ни хрена ты не догадываешься… По тебе видно, что не богат ты мозгами… Думаешь, мертвяков таскаем туда-сюда?… Держи карман шире… Поплывет тебе Николай Петрович в чужую страну за покойниками…
– Капуста? – насторожился Валентин.
– Хрен тебе, а не капуста… Влип ты, козел… Хоть наружу вывернись, влип… Возьми любую газету, ткни пальцем в первый попавшийся портрет, обязательно попадешь в одного из приятелей Николая Петровича… Зря ты полез в это дело, козел… – протянул водитель Дима с невыразимой болью в голосе. – На тебя взглянешь, сразу видно, что дурак… Кровь в глаза, рога в землю… Бык, короче… Истинный бык!.. Нашел на кого охотиться, на Николая Петровича!.. Странно, что тебя еще не закопали…
Он задохнулся от боли:
– Эй, слышь?… Поп есть на этой посудине?…
Валентин не ответил.
– Поп есть?
– Откуда мне знать.
– И то верно… Ты же бык… Ты же просто бык… А я человек крещеный… Ты, слышь?… Ты прости…
– Бог простит.
– Жалко…
– Вы что же, утверждаете, что не знали о том, чем занимаются ваши люди на грузовой палубе? – суховатый, подтянутый, даже элегантный капитан парома непонимающе взглянул на Николая Петровича. От капитана несло хорошим одеколоном и настороженностью.
Николай Петрович улыбнулся:
– Почему же не знаю? Я их послал закрепить машины, они этим и занялись. А потом, наверное, тяпнули по стакашку. Ребята простые. У них ведь известно: поработал – выпил. Так уж водится. В России живем. В сущности, хорошие ребята, – повторил он, – только привычки у них… Не скажу, что хорошие привычки… Даже вредные… Это так… Но с другой стороны, это ведь не они начали драку на грузовой палубе…
– Почему вы так думаете?
– Потому что знаю своих людей.
– А человека, начавшего драку, вы знаете?
– Откуда? – отмахнулся Николай Петрович. И заметил с тайным намеком: – Говорят, заяц есть у вас на борту. Говорят, заяц безбилетный попал на борт вашего парома без документов.
– Это кто же так говорит?
– Мало ли… – добродушно пожал плечами Николай Петрович. И поджал губы: – А все же нехорошо… Как это так?… Безбилетник какой-то… На международном пароме…
– Оставим эту тему, – капитан выпрямился. – Человек, которого вы называете зачинщиком драки, прекрасно вас знает. Назвал ваше имя, место работы, ознакомил нас с некоторыми фактами вашей биографии.
– Я в разных местах работал, – со значением произнес Николай Петрович. – Меня многие могут знать.
– Возможно, – согласился капитан. – Но, похоже, этот человек действительно знает вас хорошо.
– Вот и наведите справки, что он за человек, – Николай Петрович неторопливо потянулся к бару. – Виски? Коньяк?
– Спасибо. Не пью, – сухо отказался капитан. – Этот заяц, про которого вы говорите, он, знаете, заяц с таким… как бы это сказать… с идейным уклоном. Вроде как и не совсем простой заяц. Утверждает, что знает такое, что при обнародовании вряд ли вас обрадует.
– Ну? – вполне искренне удивился Николай Петрович. – Что же такое он может знать?
– Ну, например, он уверенно утверждает, что, прикрываясь служебными обязанностями, вы перевозите крупную контрабанду.
– Помилуй Бог, контрабанду! Вы что же, верите сумасшедшему? Агрессивному сумасшедшему?
– Но стреляли в сумасшедшего ваши люди. Он не стрелял.
– Самооборона. Всего лишь. Как вы уже убедились, у нас есть право на ношение оружия.
– А еще этот заяц уверенно утверждает… – капитан не сводил глаз с Николая Петровича, – что в гробу, уложенном в вашем микроавтобусе, лежит вовсе не покойник, а именно контрабанда…
Николай Петрович спокойно сделал глоток:
– Напрасно отказываетесь. Превосходный коньяк…
И пояснил:
– Мое дело простое. Принял груз, сдал груз. А что находится в гробу, этим занимаются другие… – Николай Петрович опять со значением взглянул на капитана. – Понимаю ваши сомнения. Но ведь, в сущности, все очень просто. Возьмите и вскройте гроб.
Он усмехнулся:
– Правда, вам и придется брать ответственность за такой акт вандализма.
– Никакие гробы вскрывать я не собираюсь, – отрезал капитан. – Этим займутся спецслужбы. И очень скоро займутся. Я, собственно, потому и спустился к вам. Чтобы вы знали.
– Спасибо. – Николай Петрович энергично кивнул. – Надеюсь, за это время вы навели справки не только о зайце?
Капитан, наконец, улыбнулся.
Сухо, но улыбнулся.
– Разумеется, Николай Петрович. Потому я к вам и заглянул. Мы, Николай Петрович, рассчитываем на вашу помощь.
– К вашим услугам.
– Шифрограммой нам сообщили: этот заяц, зачинщик драки, приведшей к смертельным исходам, не кто иной, как некий Кудимов, объявленный в розыске. Пара убийств, подозрения в разбое. Он из бывших спортсменов. Вполне возможно, что пытался бежать в Германию, но не смог сойти в Киле с парома. У нас, знаете ли, контроль.
– Где он сейчас?
– Кудимов?
– Ну да. Заяц этот.
– В госпитале.
– Не сбежит?
– Мы к нему подсадили медбрата. Хороший, крепкий медбрат.
– А как мои люди?
– Один мертв. Другой… Хорошо, если дотянет до Питера…
Капитан встал:
– В Санкт-Петербурге попрошу вас не торопиться. Предстоит выполнить некоторые формальности.
Николай Петрович кивнул.
– Конечно.
Проводив капитана, он сделал еще глоток.
Вроде выпито немного, а голова кружится. Отчего бы это? Гена мертв?… Наплевать. Все равно собирался менять команду… Дима при смерти?… Так это только дай бог, чтобы не протянул долго… А вот «зайцу», точнее, тупому быку Кудимову… Быку опять повезло… Везунчик… Не пристрелили его в гостинице, не сожгли в печи в крематории, не зарезали на борту парома…
Впрочем, вздохнул Николай Петрович, все это уже не имеет значения. В Питере Кудимова все равно возьмут. Возьмут без шума и надежно.
Николай Петрович усмехнулся, вспомнив слова капитана.
«Спецслужбы займутся…»
Вот именно, спецслужбы и займутся. И очень хорошо, что этим займутся именно спецслужбы. У сотрудников наших спецслужб хороший навык работы с быками.
А капитан…
Николай Петрович презрительно фыркнул.
«Потому и спустился к вам…»
Попробовал бы ты не спуститься к нам!
Пыжился, льдом дышал, показывал форму, гусь!.. «Справки навел…» Уж думаю, тебе подсказали, где их искать и как ими воспользоваться… Дали, наверное, понять, на кого ты, гусь, наводишь справки…
Типичный исполнитель, вздохнул Николай Петрович. Тупой исполнитель. Ни на грош личной инициативы…
Вот! Вот! – вздохнул. Именно так. Ни на грош личной инициативы. В августе, например, тоже не нашлось людей, которые не побоялись бы взять на себя инициативу. Потому и оттанцевали «Лебединое озеро» за три дня. Кругом одни исполнители. Отучили людей думать. Возникла нестандартная ситуация, все сразу летит к чертям.
Он усмехнулся, вспомнив сухой тон капитана.
«Контрабанда…»
Знал бы ты, голубчик, что мы возим… Только тебе ведь не дадут заглянуть в гроб…
И затосковал.
Домой! Домой! Отдохнуть малость. И не малость, а хорошенько отдохнуть. А быка сраного сразу в тот же день – в какой-нибудь мордовский лагерь. А то под Иркутск. Как можно подальше. Пусть рассказывает на ночь сказки бывалым зекам. Про гроб, про контрабанду. Для убедительности можно подарить быку маску и халат с драконами.
Но прокол…
Николай Петрович покачал головой.
В Питере явный прокол… А это значит, что бродит где-то по Питеру обозленный Игорек. Игорька специально придется отлавливать…
Но как?! Как мог уйти Игорек от Виктора Сергеевича?
И бык с ним…
Может, за Кудимовым кто-то стоит?
Да нет, вряд ли… Не похоже… Типичный дилетант. Видно по почерку… Но удачлив. Удачлив, скотина!
– Сонечка, – сказал Николай Петрович недовольно, когда в дверь постучали. – Сонечка, я же тебя просил, загляни попозже. Правда, загляни через полчасика, я отдохнуть хочу.
И открыл дверь.
И отступил в страхе:
– Ты!?
– А ты кого ждал?
– Да у меня… Ко мне много народу ходит… – в мертвом страхе отступая к дивану, выдавил из себя Николай Петрович. – Ты сюда зря пришел… У меня здесь разные люди бывают… Ко мне и сейчас должны придти…
Коротким толчком отбросив Николая Петровича на диван, Валентин неторопливо запер дверь и, прихрамывая, подошел к столу. Он был только в тапочках и в кожаной куртке. Под курткой виднелись цветные трусы. Только куртку, видимо, и успел прихватить, убегая из госпиталя.
– Чистые штаны у тебя найдутся?
– Не налезут на тебя мои штаны, Валентин Борисыч.
Валентин не поверил:
– Странно. У тебя вроде задница не маленькая.
Рука Николая Петровича медленно ползла под подушку.
Коротким ударом, нанесенным в считанные доли секунды, Валентин сбросил Николая Петровича с дивана.
– Макарова носишь?
Покрутил пистолет в руке:
– Зарегистрирован?
– А как же, Валентин Борисыч. У нас все по закону, – Николай Петрович смотрел на Валентина с нескрываемым ужасом. – Ты, надеюсь, не собираешься стрелять в каюте?
– Пока нет.
Сорвав с вешалки серые, хорошо отглаженные брюки Николая Петровича, Валентин натянул их на себя, морщась от боли в простреленном бедре. Брюки налезли. Пистолет Валентин сунул в карман.
– Мне тоже одеться, Валентин Борисыч?
– Зачем? В халате ты лучше смотришься.
И кивнул в сторону телефона:
– Бери трубку и звони капитану. Говори только то, что я тебе выдам. Для начала скажи капитану, что ты взят в заложники. Будешь умничкой, попробуем договориться без крови.
Кажется, легко отделался. Пуля пробила мышцы, не задев берцовую кость. А вот водитель «девятки»…
Валентин осторожно повернул голову.
Водитель Дима лежал на соседней койке. Никого, кроме них, в палате не было. Заострившийся белый нос, шея и голова в гипсе.
Прозрачная трубка капельницы.
Ну да, они же, наверное, в судовом госпитале…
Дверь приоткрылась.
Валентин быстро прикрыл глаза.
Понятно… За ними внимательно следят… Ожидают, когда пациенты придут в себя… Есть, наверное, смысл потянуть время…
Медбрат?…
Медбрат, заглянувший в госпиталь, больше походил на белого медведя. Он и ходил как медведь, вразвалку. Осмотрелся, поправил капельницу. Выпятив толстые губы, невнятно прошептал что-то, и вышел.
– Боисся?… – донесся до Валентина слабый шепот водителя Димы.
Отвечать Валентин не стал.
– Это ты со мной такое сотворил?…
– Да нет. Это ты сам.
– Я?… – не поверил Дима.
– Ага. Ты.
И спросил в свою очередь:
– Очухался?
– Не знаю… – Дима пожевал распухшими губами. – Как-то не по делу получилось…
– Мне что? Пожалеть тебя?
«За меня невеста… отрыдает честно…» – хрипло выдохнул водитель Дима. Наверное, ему казалось, что он не хрипит, а поет. – »За меня ребята… отдадут долги… Эх, за меня другие… отпоют все песни…» – хрипел он, – »…и, быть может, выпьют за меня враги…»
– Слышь, козел?… – слабо окликнул он Валентина. – А ты-то?… Ты выпьешь за меня?…
– Если загнешься.
– О том и речь… Выпей… Ты это правильно, время такое… А на меня не обижайся… Как-то не по делу получилось… Сам чувствую… У меня крыша иногда едет, сам не помню, что сотворил… Мне бы не выпендриваться, а сразу завалить тебя… – с тоской пожалел водитель Дима. – Смотришь, другой светил бы сейчас расклад…
– У тебя все расклады одинаковы.
– Это почему?
– А пораскинь мозгами…
– Ты!.. – попытался прикрикнуть водитель Дима, но сил на крик у него не хватило. Только пробормотал, усмехнувшись: – Клево мы устроились… Небось, наркоту будут колоть… Так бы и плыть, и плыть…
Он вдруг обеспокоился:
– Слышь, козел?…
Валентин не ответил.
– Слышь, козел?… Это ты, что ли, за Николаем Петровичем охотишься?…
– Может быть.
– Это зря… – подумав, почти неслышно рассудил водитель Дима. – Николая Петровича тебе не повязать, у тебя вес не тот… За Николаем Петровичем крупные люди, а ты… За Николаем Петровичем такие крупные люди, какие тебе, козлу, и во сне не снились…
И спросил:
– Знаешь, что мы везем?…
– Догадываюсь.
– Ни хрена ты не догадываешься… По тебе видно, что не богат ты мозгами… Думаешь, мертвяков таскаем туда-сюда?… Держи карман шире… Поплывет тебе Николай Петрович в чужую страну за покойниками…
– Капуста? – насторожился Валентин.
– Хрен тебе, а не капуста… Влип ты, козел… Хоть наружу вывернись, влип… Возьми любую газету, ткни пальцем в первый попавшийся портрет, обязательно попадешь в одного из приятелей Николая Петровича… Зря ты полез в это дело, козел… – протянул водитель Дима с невыразимой болью в голосе. – На тебя взглянешь, сразу видно, что дурак… Кровь в глаза, рога в землю… Бык, короче… Истинный бык!.. Нашел на кого охотиться, на Николая Петровича!.. Странно, что тебя еще не закопали…
Он задохнулся от боли:
– Эй, слышь?… Поп есть на этой посудине?…
Валентин не ответил.
– Поп есть?
– Откуда мне знать.
– И то верно… Ты же бык… Ты же просто бык… А я человек крещеный… Ты, слышь?… Ты прости…
– Бог простит.
– Жалко…
– Вы что же, утверждаете, что не знали о том, чем занимаются ваши люди на грузовой палубе? – суховатый, подтянутый, даже элегантный капитан парома непонимающе взглянул на Николая Петровича. От капитана несло хорошим одеколоном и настороженностью.
Николай Петрович улыбнулся:
– Почему же не знаю? Я их послал закрепить машины, они этим и занялись. А потом, наверное, тяпнули по стакашку. Ребята простые. У них ведь известно: поработал – выпил. Так уж водится. В России живем. В сущности, хорошие ребята, – повторил он, – только привычки у них… Не скажу, что хорошие привычки… Даже вредные… Это так… Но с другой стороны, это ведь не они начали драку на грузовой палубе…
– Почему вы так думаете?
– Потому что знаю своих людей.
– А человека, начавшего драку, вы знаете?
– Откуда? – отмахнулся Николай Петрович. И заметил с тайным намеком: – Говорят, заяц есть у вас на борту. Говорят, заяц безбилетный попал на борт вашего парома без документов.
– Это кто же так говорит?
– Мало ли… – добродушно пожал плечами Николай Петрович. И поджал губы: – А все же нехорошо… Как это так?… Безбилетник какой-то… На международном пароме…
– Оставим эту тему, – капитан выпрямился. – Человек, которого вы называете зачинщиком драки, прекрасно вас знает. Назвал ваше имя, место работы, ознакомил нас с некоторыми фактами вашей биографии.
– Я в разных местах работал, – со значением произнес Николай Петрович. – Меня многие могут знать.
– Возможно, – согласился капитан. – Но, похоже, этот человек действительно знает вас хорошо.
– Вот и наведите справки, что он за человек, – Николай Петрович неторопливо потянулся к бару. – Виски? Коньяк?
– Спасибо. Не пью, – сухо отказался капитан. – Этот заяц, про которого вы говорите, он, знаете, заяц с таким… как бы это сказать… с идейным уклоном. Вроде как и не совсем простой заяц. Утверждает, что знает такое, что при обнародовании вряд ли вас обрадует.
– Ну? – вполне искренне удивился Николай Петрович. – Что же такое он может знать?
– Ну, например, он уверенно утверждает, что, прикрываясь служебными обязанностями, вы перевозите крупную контрабанду.
– Помилуй Бог, контрабанду! Вы что же, верите сумасшедшему? Агрессивному сумасшедшему?
– Но стреляли в сумасшедшего ваши люди. Он не стрелял.
– Самооборона. Всего лишь. Как вы уже убедились, у нас есть право на ношение оружия.
– А еще этот заяц уверенно утверждает… – капитан не сводил глаз с Николая Петровича, – что в гробу, уложенном в вашем микроавтобусе, лежит вовсе не покойник, а именно контрабанда…
Николай Петрович спокойно сделал глоток:
– Напрасно отказываетесь. Превосходный коньяк…
И пояснил:
– Мое дело простое. Принял груз, сдал груз. А что находится в гробу, этим занимаются другие… – Николай Петрович опять со значением взглянул на капитана. – Понимаю ваши сомнения. Но ведь, в сущности, все очень просто. Возьмите и вскройте гроб.
Он усмехнулся:
– Правда, вам и придется брать ответственность за такой акт вандализма.
– Никакие гробы вскрывать я не собираюсь, – отрезал капитан. – Этим займутся спецслужбы. И очень скоро займутся. Я, собственно, потому и спустился к вам. Чтобы вы знали.
– Спасибо. – Николай Петрович энергично кивнул. – Надеюсь, за это время вы навели справки не только о зайце?
Капитан, наконец, улыбнулся.
Сухо, но улыбнулся.
– Разумеется, Николай Петрович. Потому я к вам и заглянул. Мы, Николай Петрович, рассчитываем на вашу помощь.
– К вашим услугам.
– Шифрограммой нам сообщили: этот заяц, зачинщик драки, приведшей к смертельным исходам, не кто иной, как некий Кудимов, объявленный в розыске. Пара убийств, подозрения в разбое. Он из бывших спортсменов. Вполне возможно, что пытался бежать в Германию, но не смог сойти в Киле с парома. У нас, знаете ли, контроль.
– Где он сейчас?
– Кудимов?
– Ну да. Заяц этот.
– В госпитале.
– Не сбежит?
– Мы к нему подсадили медбрата. Хороший, крепкий медбрат.
– А как мои люди?
– Один мертв. Другой… Хорошо, если дотянет до Питера…
Капитан встал:
– В Санкт-Петербурге попрошу вас не торопиться. Предстоит выполнить некоторые формальности.
Николай Петрович кивнул.
– Конечно.
Проводив капитана, он сделал еще глоток.
Вроде выпито немного, а голова кружится. Отчего бы это? Гена мертв?… Наплевать. Все равно собирался менять команду… Дима при смерти?… Так это только дай бог, чтобы не протянул долго… А вот «зайцу», точнее, тупому быку Кудимову… Быку опять повезло… Везунчик… Не пристрелили его в гостинице, не сожгли в печи в крематории, не зарезали на борту парома…
Впрочем, вздохнул Николай Петрович, все это уже не имеет значения. В Питере Кудимова все равно возьмут. Возьмут без шума и надежно.
Николай Петрович усмехнулся, вспомнив слова капитана.
«Спецслужбы займутся…»
Вот именно, спецслужбы и займутся. И очень хорошо, что этим займутся именно спецслужбы. У сотрудников наших спецслужб хороший навык работы с быками.
А капитан…
Николай Петрович презрительно фыркнул.
«Потому и спустился к вам…»
Попробовал бы ты не спуститься к нам!
Пыжился, льдом дышал, показывал форму, гусь!.. «Справки навел…» Уж думаю, тебе подсказали, где их искать и как ими воспользоваться… Дали, наверное, понять, на кого ты, гусь, наводишь справки…
Типичный исполнитель, вздохнул Николай Петрович. Тупой исполнитель. Ни на грош личной инициативы…
Вот! Вот! – вздохнул. Именно так. Ни на грош личной инициативы. В августе, например, тоже не нашлось людей, которые не побоялись бы взять на себя инициативу. Потому и оттанцевали «Лебединое озеро» за три дня. Кругом одни исполнители. Отучили людей думать. Возникла нестандартная ситуация, все сразу летит к чертям.
Он усмехнулся, вспомнив сухой тон капитана.
«Контрабанда…»
Знал бы ты, голубчик, что мы возим… Только тебе ведь не дадут заглянуть в гроб…
И затосковал.
Домой! Домой! Отдохнуть малость. И не малость, а хорошенько отдохнуть. А быка сраного сразу в тот же день – в какой-нибудь мордовский лагерь. А то под Иркутск. Как можно подальше. Пусть рассказывает на ночь сказки бывалым зекам. Про гроб, про контрабанду. Для убедительности можно подарить быку маску и халат с драконами.
Но прокол…
Николай Петрович покачал головой.
В Питере явный прокол… А это значит, что бродит где-то по Питеру обозленный Игорек. Игорька специально придется отлавливать…
Но как?! Как мог уйти Игорек от Виктора Сергеевича?
И бык с ним…
Может, за Кудимовым кто-то стоит?
Да нет, вряд ли… Не похоже… Типичный дилетант. Видно по почерку… Но удачлив. Удачлив, скотина!
– Сонечка, – сказал Николай Петрович недовольно, когда в дверь постучали. – Сонечка, я же тебя просил, загляни попозже. Правда, загляни через полчасика, я отдохнуть хочу.
И открыл дверь.
И отступил в страхе:
– Ты!?
– А ты кого ждал?
– Да у меня… Ко мне много народу ходит… – в мертвом страхе отступая к дивану, выдавил из себя Николай Петрович. – Ты сюда зря пришел… У меня здесь разные люди бывают… Ко мне и сейчас должны придти…
Коротким толчком отбросив Николая Петровича на диван, Валентин неторопливо запер дверь и, прихрамывая, подошел к столу. Он был только в тапочках и в кожаной куртке. Под курткой виднелись цветные трусы. Только куртку, видимо, и успел прихватить, убегая из госпиталя.
– Чистые штаны у тебя найдутся?
– Не налезут на тебя мои штаны, Валентин Борисыч.
Валентин не поверил:
– Странно. У тебя вроде задница не маленькая.
Рука Николая Петровича медленно ползла под подушку.
Коротким ударом, нанесенным в считанные доли секунды, Валентин сбросил Николая Петровича с дивана.
– Макарова носишь?
Покрутил пистолет в руке:
– Зарегистрирован?
– А как же, Валентин Борисыч. У нас все по закону, – Николай Петрович смотрел на Валентина с нескрываемым ужасом. – Ты, надеюсь, не собираешься стрелять в каюте?
– Пока нет.
Сорвав с вешалки серые, хорошо отглаженные брюки Николая Петровича, Валентин натянул их на себя, морщась от боли в простреленном бедре. Брюки налезли. Пистолет Валентин сунул в карман.
– Мне тоже одеться, Валентин Борисыч?
– Зачем? В халате ты лучше смотришься.
И кивнул в сторону телефона:
– Бери трубку и звони капитану. Говори только то, что я тебе выдам. Для начала скажи капитану, что ты взят в заложники. Будешь умничкой, попробуем договориться без крови.
Заложник
Путь на грузовую палубу им обеспечили.
Паром жил обычной жизнью.
Никто из пассажиров ни о чем не догадывался, никому из пассажиров в голову не приходило, что параллельно совершенно обычной, даже рутинной судовой жизни на пароме может протекать еще одна, совершенно не похожая на внешнюю. Естественно, никто из пассажиров и не увидел странную пару, медлительно проследовавшую чуть ли не в обнимку друг с другом на грузовую палубу и устроившуюся у загруженного микроавтобуса, откуда хорошо просматривались все подходы к «мерсу».
– Входы на грузовую палубу перекрыть, – приказал Валентин старшему помощнику капитана, взявшему на себя роль посредника. – Сами оставайтесь возле «Икаруса». К нам без предупреждения не приближаться и никаких действий, не ставя меня в известность, не предпринимать.
Морща густые брови, старший помощник остановился возле «Икаруса». Своих чувств он не скрывал: разглядывал Валентина с брезгливостью, впрочем, и с интересом. Наверное, впервые видел настоящего террориста, захватившего настоящего заложника.
Паром жил обычной жизнью.
Никто из пассажиров ни о чем не догадывался, никому из пассажиров в голову не приходило, что параллельно совершенно обычной, даже рутинной судовой жизни на пароме может протекать еще одна, совершенно не похожая на внешнюю. Естественно, никто из пассажиров и не увидел странную пару, медлительно проследовавшую чуть ли не в обнимку друг с другом на грузовую палубу и устроившуюся у загруженного микроавтобуса, откуда хорошо просматривались все подходы к «мерсу».
– Входы на грузовую палубу перекрыть, – приказал Валентин старшему помощнику капитана, взявшему на себя роль посредника. – Сами оставайтесь возле «Икаруса». К нам без предупреждения не приближаться и никаких действий, не ставя меня в известность, не предпринимать.
Морща густые брови, старший помощник остановился возле «Икаруса». Своих чувств он не скрывал: разглядывал Валентина с брезгливостью, впрочем, и с интересом. Наверное, впервые видел настоящего террориста, захватившего настоящего заложника.