Прашкевич Геннадий Мартович. Пожить в тени баобабов

   – Вот и вы о том же.
   – Я спрашиваю не просто так.
   – Да ладно… Я ж понимаю… Чего хотели?… – Татьяна задумалась. – Как ни странно, тоже какие-то общие слова… Давай, дескать, тетка, выкладывай на стол материалы по «Пульсу»! Выкладывай, и все тут!
   – А вы?
   Татьяна засмеялась:
   – А я! Какие материалы? Я об этом «Пульсе» только потому и упомянула, что с ним два трупа как-то связаны.
   – Но что-то же у вас есть?
   Татьяна встала:
   – Идемте.
   Валентин удивленно поднялся.
   Узким и темным коридорчиком, показавшимся сперва Валентину тупичком, но на самом деле углом уходящим в сторону, они вошли в просторную неосвещенную комнату.
   Татьяна включила свет.
   Высокие, под потолок, стеллажи с книгами, письменный стол, на столе компьютер.
   Удобная кожаная мебель.
   Огромный диван.
   – Здесь у нас и спальня и кабинет, – торопливо объяснила Татьяна. – Сейчас муж в отъезде. Хорошо, что эти придурки не успели вломиться сюда. Пришли, наверное, минут за пять до меня, потому и не успели. А потом вы…
   Она включила компьютер. Таинственно вспыхнул и замерцал экран большого монитора.
   Выбрав в меню файл puls, Татьяна нажала клавишу.
   На экран пошла картинка.

    ПУЛЬС – совместное советско-германское предприятие;
    учредители – Центр организации свободного времени молодежи Ленинградского ОК ВЛКСМ и АО Артур Хоп лтд;
    дата регистрации – 12.07.1989;
    уставной капитал – 20 тыс. руб и 10 тыс д.м.;
    основные виды деятельности – разработка и реализация компьютерной техники и программ системного обеспечения, организация и проведение спортивно-массовых и культурно-зрелищных мероприятий для молодежи, организация различных видов общественного и индивидуального досуга.

   – Ну, – поторопил Валентин.
   – Что ну?
   – Показывайте дальше.
   – А дальше ничего нет, – засмеялась Татьяна. – Подобных справок у меня много. Я ввожу их в память компьютера так, на всякий случай. Если бы не трупы, этого «Пульса» у меня бы и не было. Он появился только потому, что сотрудники «Пульса» ни с того, ни с сего стали активно прыгать из окон.
   – Но вы же намекнули сегодня… Я так и понял, что ваша «Криминальная хроника» собирается специально заняться «Пульсом»…
   – Наивный человек, – пожала плечами Татьяна. – Нет у нас на это ни денег, ни разрешения.
   – Трепачи, – разочарованно протянул Валентин. – Всегда так и думал, на телевидении сидят одни трепачи.
   – Ладно, – огрызнулась Татьяна. – Тоже мне, инструктор по идеологии!
   – Вы, правда, ничего не знаете о «Пульсе»?
   – Практически ничего.
   – А теоретически?
   – Ну это так… Нечто несущественное…
   – Давайте и несущественное. Я ведь вообще ничего не знаю.
   Татьяна пожала плечами:
   – Мы ведь даже не знаем, откуда явились эти гамадрилы. Посланы они хозяевами «Пульса» или его конкурентами? Тут и гадать нет смысла. Но если речь идет все же о «Пульсе»… По некоторым сведениям, за верность, конечно, не ручаюсь, «Пульс» – весьма гибкое и живучее предприятие. У него множество самых разных дочерних отделений. И люди в «Пульсе», говорят, сидят умные, современные. Сам посуди, – Татьяна незаметно перешла на ты. – Когда другие еще только раскачивались, обивая пороги исполкомов, эти ребята из «Пульса» уже вовсю торговали новейшей компьютерной техникой и держали под собой восемьдесят процентов всех видеосалонов города. Неплохой масштаб, правда?
   – Ну и что?
   – А ничего, – ответила Татьяна сердито и устало. – Я вижу, не доходят до вас мои слова. А я так скажу. Чтобы накопать действительно интересную информацию по «Пульсу», мало кулаками махать. Надо еще думать. И крепко думать! Дошло? «Пульс» – это не простое предприятие. Это закрытое предприятие. Так просто туда не войдешь, не влезешь. И уж наверное, там есть что прятать. Ведь в кассах сидят, проверяют счетчики и подсчитывают выручку там одни и те же люди. Это обязывает, правда? Легко можно представить, сколько денег проходит каждый день через их руки?
   – Плевал я на чужие деньги.
   – Ой!.. «На чужие…» – сухо усмехнулась Татьяна. – Не обманывайтесь. В некотором смысле это и ваши деньги. Они отобраны у таких наивных людей, как вы. И отобраны вовсе не для государства. Слышали, наверное, такой термин – неучтенка?… Не-уч-тен-ка!.. – повторила она по слогам. – Не знаю, как там у зарубежных буржуев, а у наших новоявленных доморощенных неучтенка – это все! Это главное. Это наличные, никем не контролируемые деньги. Это деньги, о которых никто не догадывается, до которых никогда не докопается никакая инспекция. Это деньги, о которых знает только самый узкий круг людей. И, понятно, это деньги, у которых не может не быть хозяина.
   Она усмехнулась:
   – Может, вы намерены поискать этого хозяина?
   Валентин неопределенно повел плечом.
   – Что это у вас улыбка такая кривая? – заинтересовалась Татьяна. – Вам больно? Все-таки этот тип зацепил вас своей железкой?
   – Так, ерунда… Царапина… Вот неудачно повел плечом, потому и почувствовал…
   – Да нет уж, идите в ванную. Осмотритесь. Йод найдете в шкафчике. Там же найдете бинт.
   Валентин кивнул.
   Татьяна молча проводила его взглядом.
   Здоровый мужик. Явно из бывших спортсменов. И, похоже, невезучий. Всего один день в Питере, а вляпался в двойное убийство. Да нет, теперь уже в тройное, с некоторым отчуждением вспомнила она о Хисаиче. И, похоже, сразу привлек к себе чье-то пристальное нехорошее внимание.
   Чье?…
   Если бы знать…
   Но внимание действительно пристальное. И серьезное. Очень уж даже серьезное. В чем-то даже несоразмерное.
   С чем?
   Она пожала плечами. Откуда мне знать? Кажется, я сама вляпалась в историю. Какой-то «Пульс», какие-то нелогичные самоубийцы, наконец, какие-то гамадрилы на дому.
   На секунду ей снова стало страшно.
   Перебарывая страх, она сказала себе: этим «Пульсом», кажется, впрямь стоит заняться. Что-то там есть такое…
   Подошла к окну.
   Неясная смута фонарей, далекие огни сквозь моросящий дождь, тьма под деревьями…
   Хорошо, что дверь навесили, нервно повела она плечами. Завтра надо вызвать мастера, все заново укрепить…
   Сволочи!
   Пройдя коридорчик, она заглянула в ванную:
   – Ну как? Обработали?
   – Угу, – кивнул Валентин. – Вы меня извините. Вы, конечно, устали, я вас задержал. Я сейчас уйду.
   – Куда? – устало спросила Татьяна. – На вокзал? Чтобы вас на вокзале прихватила милиция? Не надо вам никуда ходить. Опасно вам куда-то ходить. Ложитесь в кабинете на диван, места всем хватит. И мне будет спокойнее. Мало ли что… – замялась она.
   – Я понимаю.
   – Вот и хорошо. Я вам постелю.
 
   Дождь.
   Деревья.
   Сырая листва.
   Какой-то человек, хлипкий, малого роста, прячется в сырой листве.
   Зачем прятаться нормальному человеку в сырой листве, поднимая голову к высоко светящемуся во тьме чужому окну?…
   Ночь.
 
   Только упав на диван, на чистое, пахнущее свежестью белье, Валентин почувствовал чудовищную усталость.
   Затрещал телефон.
   Валентин машинально поднял трубку:
   – Слушаю.
   Далекий мужской голос, перебиваемый неясными телеграфными шорохами, спросил:
   – Квартира Утковой?
   Валентин не ответил.
   Татьяна принимала душ.
   Не надо подзывать ее к телефону. С нее хватит на сегодня волнений. Вообще не надо было снимать трубку. Может, это проверка. Вполне может звонить тот, кто отправил Хисаича и Игорька к Утковой.
   Пусть теперь поломает голову.
   Не отвечая, Валентин положил трубку.
   И вздрогнул, приподнявшись на локте:
   – Вы?
   В неясных отсветах, падающих от высокого чуть поблескивающего окна, как привидение, встала в проеме дверей Татьяна в короткой, даже вызывающе короткой ночной рубашке.
   – Мне страшно, – просто сказала она.
   Он кивнул.
   И откинул одеяло, показывая ее место.
 
   Ночь.

Полковник при крематории

   Голый по пояс, Валентин встряхнул баллончик с кремом для бритья, пустил густую белую струю на щеки и подбородок.
   Тихо.
   Утро раннее.
   В разгромленной квартире царила сумеречная тишина, но небо за окном начинало просветляться, утих дождь.
   Глянув в зеркало, Валентин вздрогнул.
   Долго будет мне помниться Серега из Липецка…
   – Ты что-то сказал? – услышал он голос Татьяны.
   – Нет.
   – Где это ты откопал такую страшилку? – заглянув в ванную, Татьяна с изумлением уставилась на опасную бритву, зажатую в руке Валентина. – Что-то такое я только в кино видела. Наверное, дико неудобная штука? Возьми электробритву, вон лежит на полке. Зачем тебе эта допотопная диковинка?
   Валентин неодобрительно покосился на Татьяну.
   Сама-то Татьяна никак не походила на допотопную диковинку.
   Тонкий шелковый халат, расписанный драконами и цветами, голые шея и ноги, глаза, лишенные, наконец, блеска усталости, – привлекательная молодая женщина, хорошо знающая, что есть что в этой жизни.
   – Наследственная машинка, – нехотя объяснил Валентин. – Совсем не страшилка. Подарок друга.
   – Да ладно, брейся, – рассмеялась Татьяна. – Брейся хоть кинжалом, мне все равно.
   И бросила на край сухой ванны хорошо отглаженную рубашку:
   – Сама не знаю, зачем купила такую здоровенную. Скорее всего, стадный инстинкт. В студии выкинули мужские рубашки, вот бабы и налетели. И я, конечно. Курам на смех. Шили, наверное, на слона. Хорошо, что ты подвернулся, не каждому подаришь такое.
   – Я заплачу, – покосился на Татьяну Валентин.
   – Оставь, – засмеялась Татьяна. – Не такая уж я бедная. Прими как награду… За мужество…
   Прозвучало несколько двусмысленно.
   Татьяна поспешно добавила:
   – Вот что делать с твоей курткой?
   – А что с ней?
   – Этот гамадрил все-таки дотянулся до тебя ломиком. На правом рукаве разрез.
   – Большой?
   – Ну, не так чтобы очень, но видно.
   – Заколю булавкой.
   Татьяна покачала головой:
   – Булавка не удержит. Куртка-то кожаная.
   И вдруг вспомнила:
   – Королевская конная полиция!
   – Какая еще полиция?
   – Сейчас увидишь.
   Засмеявшись, Татьяна извлекла из стола целлофановую пленку с цветной наклейкой эмблемы Королевской конной полиции и аккуратно нашлепнула ее на разрез:
   – Муж привез из Канады. Вот и пригодилось. И держит разрез, и дырка прикрыта.
   Валентин хмыкнул:
   – Запоминается…
   Татьяна помрачнела:
   – Не нравится?
   – Я не о том.
   Накинул куртку, повернулся плечом, украшенным наклейкой, к Татьяне:
   – Сильно бросается в глаза?
   – Да ну. Люди сейчас ходят в чем угодно. Таких наклеек на одежде – пруд пруди.
   И вздохнула:
   – А теперь выметайся. Твое время кончилось. Сейчас придут тетя Маша и дядя Паша. Дядя Паша займется дверью, рамой и замками, а тетя Маша ликвидирует последствия погрома. Я с ними уже договорилась.
   – А сама?
   – А сама в райотдел. Капитан ждет.
   Спросила:
   – Болит плечо?
   Валентин помотал головой.
   – Послушай, – доверительно сказала Татьяна. – Я, конечно, многого не знаю, но, может, правда, тебе уехать? Хотя бы на время… Ну, домой… Туда, где ты живешь… Вдруг ты, правда, кому-то действуешь на нервы?… Не смотри, что ты такой здоровый, в следующий раз может не повезти. Против пистолета с кулаками не попрешь. Даже с такими, как у тебя.
   – А ты?
   – Я что… – засмеялась Татьяна. – Я теперь этот «Пульс» возьму под свой особый контроль. Кое-какие возможности для этого у меня есть.
   – А гамадрилы?
   – Ну… Теперь один остался… – Татьяна красноречиво кивнула в сторону выбитого окна. – К тому же, у меня есть друзья…
   – Не ходить же тебе под охраной.
   – Это верно. Но друзья у меня есть.
   И спросила с надеждой:
   – Уедешь?
   Он вспомнил телеграмму, отправленную вчера в Москву Джону Куделькину и буркнул:
   – Не сегодня.
   – Лучше уезжай, – повторила Татьяна.
   – Не сегодня.
   – Где тебя искать в Питере?
   Валентин усмехнулся:
   – Я сам тебя разыщу. Если понадобится.
   – Куда ты сейчас?
   Он пожал плечами.
   – Лучше уезжай. Уезжай сегодня же, – попросила Татьяна. – Ничем хорошим это не кончится.
   Она вдруг присела и сунула руку под диван. Колени ее заголились, Валентин невольно отвел взгляд в сторону.
   Татьяна засмеялась:
   – Ты еще и стеснительный?
   – Да уж какой есть.
   Она с опаской протянула ему извлеченный из-под дивана пистолет.
   – Лучше милиции бы отдать… Ну, не знаю…
   И объяснила:
   – Эту штуку потерял вчера маленький придурок в длинном плаще. Ты его так зашиб дверью, что он, кажется, сразу отключился. А я с испугу ногой запнула эту штуку под диван и почему-то ни слова не сказала милиции. Бери… Если не понадобится, выбросишь в Мойку… Там, наверное, много такого добра… Верно я рассуждаю?…
   Валентин улыбнулся:
   – Может быть…
   Татьяна удивилась:
   – А почему у него курок вызолочен?
   Валентин, не торопясь, сунул пистолет за пояс под куртку, украшенную теперь эмблемой Королевской конной полиции:
   – Не знаю… Профессионалы… У каждого профессионала свои прибабахи…
 
   Возле крематория Валентин попросил таксиста подождать.
   Таксист понимающе кивнул:
   – Крематорий не ресторан. Куда ты денешься?
   Валентин поднялся по пустой лестнице. Он был несколько растерян. Сейчас ему выдадут урну с прахом брата, и что? Он будет таскаться с урной по городу? Ездить с нею в метро? Ходить в общепит?… Может, оставить ее в камере хранения? Или попросит Татьяну?…
   Ничего себе! – оборвал он себя. К Татьяне возвращается муж из Африки. «Танечка, это что за штуковина?» – «Да тут один кореш оставил на время». – «А что в урне?» – «Да прах его брата».
   Смешно.
   Валентина передернуло.
   В холле он никого не встретил, дверь администратора тоже оказалась заперта. Разыскивая начальство крематория, Валентин поднялся на второй этаж.
   Белокурая длинноногая секретарша (оказывается, и в крематориях есть секретарши) смерила Валентина пустыми глазами. Клиент как клиент, таких десятки. Сама секретарша одета была строго, но все равно с каким-то едва уловимым и явно неуместным намеком на шик.
   Валентин покосился на дверь с табличкой «Директор»:
   – У себя?
   – Вы по записи?
   – У вас существует запись?
   – Еще бы, – равнодушно улыбнулась блонда, явно занятая какими-то своими мыслями. – Вы по делу?
   – По личному.
   Блонда скромно улыбнулась:
   – У нас других не бывает. Похороны глубоко личное дело. Я доложу.
   И исчезла за темной дверью.
   Откуда-то издалека из-за толстых кирпичных стен донеслись невнятные обрывки приглушенной музыки. Валентин встал, собираясь подойти к окну, но в приемную вернулась блонда:
   – Проходите. Вас ждут.
   Ждут…
   Валентин незаметно усмехнулся.
   Чего это вдруг меня ждут?
   Так, с незаметной усмешкой на губах, он вошел в кабинет.
   С чего бы действительно его ждать кому-то?… Ерунда. Так. Стандартная формула, к которой привыкла секретарша. Его, Валентина Кудимова, давно уже никто и нигде не ждет. Даже Серега… Наверное, Татьяна права. Наверное, и неизвестная Анечка была права. Надо было сразу свалить из Питера. После всего случившегося он в Питере ничего не найдет, кроме неприятностей. Ведь имя его уже, наверное, прошло по милицейским сводкам… Да он и не знает, кого или что надо ему искать в Питере…
   И вообще, кому все это нужно?
   А брат?… – спросил он себя. А неудачливый Серега из Липецка?… А несчастная дежурная по этажу, вязавшая себе потихоньку?… А Татьяна, которой свернули бы шею, не явись он к ней так удачно?… А Анечка, которую он толком и рассмотреть не успел?…
   Неплохая коллекция.
   И собрана за короткий срок.
   Весьма за короткий.
   – Здравствуйте, – сказал он, входя в кабинет.
   Человек за столом поднял голову.
   Странно, но Валентину вдруг показалось, что он когда-то видел этого человека. Может, мимоходом, но видел. Круглое приветливое лицо, короткий спортивный ежик, серые глаза, полные внимания и понимания… Было, было в этом что-то знакомое…
   – Я, собственно, искал администратора.
   Директор кивнул:
   – Я так и понял. Вы…
   – Я Кудимов.
   – Да, да… – в серых глазах директора что-то дрогнуло и Валентин, наконец, узнал его.
   Судьба.
   У всех, кажется, судьба сложилась не так, как думалось.
   Бывший удачливый лейтенант госбезопасности Серега Кудимов умер, не воспользовавшись найденным им секретом долголетия, он, Валентин Кудимов, бывший неоднократный чемпион мира по греко-римской борьбе, не стал в свое время олимпийским чемпионом, а бывший шеф Сереги, полковник госбезопасности Шадрин, тоже, кажется, не сделал карьеру…
   Или директор крематория теперь величина?
   Наплевать.
   Со всем этим покончено.
   Так… Случайная встреча… Когда-то человек, сидящий сейчас за рабочим столом, вербовал Валентина в сексоты… Не получилось… Ну и ладно… Забыли… Пропали в прошлом олимпийские игры, исчезла навсегда Тоня… Все!.. Забыли, проехали…
   Валентин действительно не чувствовал ни обиды, ни злорадства.
   Олимпийские игры… Тоня…
   Было ли это все на самом деле?…
   Он усмехнулся.
   Было.
   Иначе он не узнал бы полковника госбезопасности Шадрина.
   Видимо, бывшего полковника, поправил он себя. После путча многое перемешалось. Крематорий для бывшего полковника госбезопасности, может, это и не так уж плохо. В конце концов, не кочегар, не дворник, не бомж, не просто незаметный чиновник, а директор все-таки! Пусть и крематория. И чего тут, собственно, такого? Каждому свое. Бывший чемпион мира Валентин Кудимов – при провинциальном техникуме, а бывший полковник госбезопасности – при крематории… Оказывается, и так бывает…
   Спросить его: где Тоня? Куда они отправили Тоню?
   Зачем?
   Теперь не все ли равно?
   Важны не воспоминания. Важно, как воспоминания отражаются на тебе сейчас. Он, Валентин, не хотел сейчас никаких воспоминаний. Что было, то ушло. Татьяна права. Надо забирать урну и уезжать. Незачем ворошить прошлое, в каких бы лицах оно вдруг ни предстало перед тобой. Надо забирать урну и мотать из Питера. Слишком много неожиданных встреч.
   – Э-э-э… – протянул бывший полковник. Непонятно, узнал он Валентина или нет. – Э-э-э… Вы правильно сделали, что зашли… У нас работники сейчас на выездах, но мы что-нибудь придумаем…
   И нажал кнопку, вмонтированную под столешницей.
   Валентин усмехнулся, самым уголком губ.
   У большинства начальников подобного уровня вмонтирована под столешницу кнопка.
   Показатель уровня.
   Ну и самоутверждение, само собой.
   Решил: встречу сегодня Куделькина и уеду вместе с ним. Сегодня же уеду из Питера. Заберу с собой в Лодыгино Джона, там и похороним с ним Серегу. Дома, под березками. Конечно, Серега мечтал пожить в тени баобабов, но баобабы в Лодыгино не растут. Смирится, наверное, Серега, с отечественным вариантом.
   Почему-то Валентину в голову не пришло, что милиция может взять его на вокзале. Да и в Ладыгино никуда он не денется от милиции.
   В кабинет без стука вошел жилистый сутуловатый мужик в синем казенном халате, подвязанном ремешком. Из-под халата нелепо торчали обтрепанные отечественные джинсы, на ногах кожаные тапочки. Совсем домашний вид, отметил про себя Валентин. Только нос приплюснут да чуть свернут на бок, и ушам, кажется, не мало досталось в свое время. По ушам сразу можно понять, что прежнюю жизнь мужик провел не в монастыре. Голос вошедшего, правда, прозвучал смиренно:
   – Вызывали, Николай Петрович?
   Директор кивнул:
   – Вызывал, вызывал, Виктор Сергеевич… Ты, значит, сейчас проводи человека вниз, к Гуськову, и выдай, что надо…
   Он на секунду замялся:
   – Ну, сам знаешь…
   – Так нет же Гуся, Николай Петрович… Я же вам докладывал, нет Гуся…
   – Не Гуся, Виктор Сергеевич, а Гуськова. Тем более, при посторонних. Где уважение к товарищам по работе?
   – Так я ж, Николай Петрович…
   – Ступай, ступай!.. Ступай, помоги человеку.
   – Да я что? Я в момент! – Виктор Сергеевич притих и без суеты посторонился, пропуская Валентина в дверь. – Я все сделаю.
   – Виктор Сергеевич, – остановил его директор крематория. – Задержитесь на минутку.
   В приемной все так же охорашивалась перед зеркалом равнодушная блонда. За черной дверью негромко забубнили голоса, откуда-то вновь наплыла далекая музыка. Впрочем, ни к музыке, ни к голосам Валентин не успел прислушаться. Появился Виктор Сергеевич, кивнул деловито:
   – Идем.
   Тоска…
   Сегодня же улечу, окончательно решил Валентин.
 
   Фикусы в кадках.
   Раньше Валентин считал, что фикусы в кадках можно увидеть только в провинциальных ресторанах, но, оказывается, такие все еще произрастают в отечественных крематориях.
   Забавно…
   Хотя ничего такого особо забавного ни в деревянных кадках, ни в пыльных фикусах, торчавших в мрачноватом коридоре, Валентин не увидел.
   Забавнее было другое. Узнал его бывший полковник госбезопасности или нет?… Узнал, конечно. Не мог не узнать. И фамилию прекрасно знает. И Серегу знал, мог не раз слышать от него о старшем брате… С чем, с чем, но с памятью у таких людей, как Николай Петрович, проблем не бывает, поскольку они вынуждены помнить многое… Дрогнуло, дрогнуло что-то такое в глазах бывшего полковника. Не мог он его не узнать… А может даже, слышал вчерашнюю передачу…
   Конечно, он, Валентин, был в свое время в сетях полковника вовсе не главной рыбой, и все же…
   Нет, не мог он не узнать меня.
   Фикусы.
   Фикусы в деревянных кадках.
   Они неторопливо спускались по узкой винтовой лестнице, металлические ступени так и прогибались под тяжелыми телами – ни Валентин, ни Виктор Сергеевич не сошли бы за легковесов.
   Служебный ход.
   Где-то рядом в невидимых трубах, упрятанных под сухую штукатурку, булькала вода, вдруг почему-то шумно срываясь куда-то вниз. Так же шумно гнала теплый воздух по коридору принудительная вентиляция, занося время от времени даже сюда сумеречные обрывки траурной музыки.
   Тоска.
   – Осторожней, – предупредил Виктор Сергеевич, пропуская Валентина в узкий и низкий бетонный переход. – Мы вообще-то в техчасть не пускаем посторонних, но сегодня Гуся нет, а Николай Петрович приказал…
   Валентин не ответил.
   Громыхнув металлической дверью, тяжеленной, как в бомбоубежище, они вошли в мрачноватое высокое помещение.
   И впрямь бомбоубежище.
   Безрадостные серые стены, такие же безрадостные деревянные стеллажи, кое-где закрытые серыми поцарапанными навесными дверцами из темной жести, а посреди сумрачного помещения невысокий бетонный подиум с двумя уходящими к потолку маслянисто поблескивающими поршнями.
   Подъемник, наверное.
   Валентин попытался разглядеть люк в потолке, но ничего такого не увидел. Что там увидишь в паутине и в сумраке?
   И, наконец, ширма.
   Высокая безрадостная ширма, прихотливо развернутая в дальнем краю помещения. Может, за ширмой прятались печи или служебный подход к ним. Валентин этого не знал.
   Правда, этой дорогой уже прошел его младший брат…
   В двух шагах от бетонного подиума стоял нелепый крепкий стол, сколоченный из неокрашенных досок, и такой же крепкий, явно рассчитанный на тяжелого человека, табурет.
   Веселенькое местечко.
   – Квитанция при себе?
   Валентин кивнул и полез в карман, на секунду вдруг почувствовав рукоять пистолета, заткнутого за пояс. Зря я взял с собой эту штуку. Лучше бы выбросить. Явился с пистолетом в крематорий.
   Рассеянно роясь в карманах, Валентин не видел, как Виктор Сергеевич, стоя за его спиной, деловито и ловко выдернул из-под халата массивную резиновую дубинку.
   Внезапный удар обрушился на затылок Валентина.
   Охнув, Валентин упал на пол, на голый бетон, удивленно уловив на лице веяние сквозняка, задувающего в щель под тяжелой металлической дверью.
   Так же деловито сунув дубинку под халат, Виктор Сергеевич обернулся в сторону стеллажей:
   – Слышь, Игорек? У тебя сосед появился.

«Человек любит не жизнь. человек любит хорошую жизнь»

   – Ну, Ди-и-има! Ди-и-има! Ну, куда ты гонишь?… Ну, куда торопишься?… – веселый толстяк капризно растягивал слова, заваливаясь на заднее сиденье «семерки», отбрасывал со лба потные русые пряди. На его затылке, когда он поднимал голову, торжествующе торчала очень даже вызывающая косичка, схваченная простой зеленой резинкой, щеки подпирала русая, мятая, тем не менее ухоженная борода, черные большие глаза поблескивали восторженно.
   – Ну, какой же русский не любит быстрой езды? – подыгрывал, веселясь, быстро оборачивая назад голову, водитель. В его прищуренных темных глазах прыгали злые чертики. – Ну, какой же русский, Семен Михайлович, а? Какой же русский не любит быстрой езды?
   – Ди-и-има, Ди-и-има! Да ты знаешь, Ди-и-има, кого цитируешь?… – восторженно отзывался толстяк, еще капризнее растягивая слова. – Да ты знаешь, Ди-и-има, кака-а-ая великая душа подарила миру столь святые слова?…
   – Думаю, христианская душа, Семен Михайлович, – быстро оборачивался, подыгрывал пассажиру водитель. – Думаю, русская, нашенская душа, Семен Михайлович. А? Не так разве?
   – Так, так! Ты трижды прав, Ди-и-има! И даже не знаешь, как прав! Русская душа. На-а-ашенская. Христианская. Всегда и везде одинаково готовая и к посту, и к запою. Так Серега говорит! Серега Кудимов! А Серега знает, что говорит. Серега знает толк в том, что говорит. Скоро встретим Серегу, Ди-и-има. Так что, считай, кончается долгий пост!..