Страница:
– На грузовую палубу никого не впускать, – добавил Валентин, – пока я сам не прикажу этого.
Ствол пистолета Валентин прижал к напряженному горлу Николая Петровича, тяжело прижавшегося к чернильно черному борту «мерседеса».
– Вас понял, – коротко ответил старший помощник.
И спросил столь же коротко, пряча за сухостью поднимающееся в нем раздражение:
– Чего вы хотите?
– Добраться до Питера и живым сойти на берег.
– Вы могли сделать это и не захватывая заложника.
– В сложившейся ситуации – нет. К тому же, я бы сошел на берег совсем не так, как мне нужно. Не в то время, не в том месте и совсем не в том качестве, какое мне нужно.
– Но…
– Повторяю еще раз, – хмуро оборвал Валентин старшего помощника. – На грузовую палубу никого не впускать, пока я сам этого не разрешу. Не предпринимать никаких действий, предварительно не согласовав их со мной. И, наконец, этот… – Валентин повел стволом в сторону потрясенного Коляки, заворожено застывшего рядом со старшим помощником. – Этот придурок пусть останется здесь, при мне. Вроде как на побегушках. Заодно он тоже будет приглядывать за тем, чтобы никто не проник на грузовую палубу тайно. Само собой, он постоянно будет у меня на мушке, – хмуро усмехнулся Валентин. – Прошу это учесть и сделать верные выводы. Я человек серьезный.
– Принято, – кивнул старший помощник.
– Как принято? – испуганно задергался Коляка. – Как это принято? Я не хочу. Я не останусь. Это насилие! Почему никто не спрашивает меня, хочу я здесь остаться или нет?
– Потому что ты сам с этой минуты заложник, – хмуро объяснил Валентин. – Открывай «мерс» и лезь в салон. А вы… – кивнул Валентин старшему помощнику. – Обеспечьте нас обедом. Я хочу есть.
И добавил:
– Учтите. Первыми пищу будут пробовать заложники.
– Ты чё? Ты чё! – задергался, брызгаясь слюной, Коляка. – Я чё тебе, кролик? Зачем мне пробовать пищу? А если ее отравят?
– Вот и попробуешь.
На Коляку страшно было смотреть.
– Лезь в «мерс», – приказал Валентин. – И замри, не трясись. Жрать и спать будешь при гробе.
– Что еще? – терпеливо спросил старший помощник.
– Радиотелефон. Мне нужна связь с Питером.
– Номер?
Валентин назвал.
– С кем будете разговаривать?
– С Татьяной Утковой. Криминальная хроника. Ни с кем другим. Только с Татьяной Утковой.
Старший помощник кивнул.
Минут через десять тяжелая металлическая трубка с витым разноцветным проводом лежала в десяти метрах от «мерседеса».
– Принеси.
Коляка, дергаясь и беззвучно ругаясь, испуганно оборачиваясь на Валентина, выполнил поручение.
– Лезь обратно в машину.
Коляка, исчез.
Николай Петрович, надежно связанный капроновым фалом, найденным в салоне «мерса», притулился у правого крыла, непонимающе, но внимательно следя за Валентином.
– Леня! Леня! – доносился мужской голос из трубки сквозь непрерывный треск. – Леня, сними шумы. Обеспечь срочную связь с Питером!
Долгие гудки.
Спит, наверное, Татьяна, подумал Валентин. Тетя Миша и дядя Паша давно, наверное, вылизали ее квартиру. Спит, видит сны. А может, муж вернулся из Африки. Кто он там у нее? Дипломат? Или журналист. Вот шепчется с мужем, а тут звонок… С моря…
Впрочем, почему спит? Рано еще спать Татьяне.
– Абонент не отвечает, – услышал он незнакомый голос.
– Дозванивайтесь. Ответит.
Долгие гудки.
Свет фонаря, как отсветы на волнах, причудливо играл на чернильно черной лакировке «мерседеса».
Долгие гудки.
– Алло! Алло! – вдруг услышал Валентин знакомый женский голос.
– Татьяна?
– Да, да!.. Слушаю вас. Кто это?
– Кудимов.
Татьяна, наконец, узнала его и засмеялась:
– Откуда ты звонишь? Тебя плохо слышно.
– Издалека, – ответил Валентин, не забывая следить за всем, что происходило на грузовой палубе.
На палубе, впрочем, ничего не происходило.
Связь вдруг резко улучшилась. Он даже услышал шелест, будто Татьяна перекладывала на столе бумаги.
– Откуда звонишь в такое время? Из Москвы?… Алло! Алло! Валентин!.. Там что, кто-то еще на проводе?
– Да, – негромко ответил он. – Нас прослушивают.
– Прослушивают? – удивилась Татьяна.
– Да?
– С тобой не соскучишься. Зачем кому-то нас прослушивать?
– Сейчас все поймешь.
– Пока ничего не понимаю. Откуда ты звонишь?
– С грузовой палубы парома «Анна Каренина»… Я не шучу, – быстро предупредил Валентин. – Не вешай трубку и слушай меня внимательно. А еще лучше, подключи к телефону диктофон. Ты можешь это сделать?
– Могу. Только зачем?
– Нужно! Поторопись, – попросил Валентин. – Я не хочу, чтобы нас прервали, пока я не договорю.
– Говори! Я все сделала, – крикнула Татьяна сквозь снова неожиданно усилившийся треск.
– Я, Кудимов Валентин Борисович, – начал Валентин, стараясь говорить как можно отчетливее. – Я, Кудимов Валентин Борисович, заслуженный мастер спорта, бывший неоднократный чемпион мира и СССР, обращаюсь к представителям российской прессы, радио и телевидения. В данный момент я нахожусь на борту международного парома «Анна Каренина», на который вынужден был подняться незаконно, не имея ни виз, ни международного паспорта. В Санкт-Петербурге, куда сегодня приходит паром, меня хотят задержать за недавнее двойное убийство в гостинице «Невская». К убийству этому я не причастен, более того, я знаю, что убить хотели меня. Тем не менее, приказ о моем задержании уже отдан, я это знаю со слов старшего помощника капитана парома. Чтобы получить возможность отвести от себя данное обвинение и открыть имена настоящих убийц, а самому при этом не исчезнуть бесследно, я взял в заложники Шадрина Николая Петровича, директора крематория, возвращающегося в Петербург из служебной командировки в Германию. Я убежден, что в гробу, который был загружен в черный микроавтобус «мерседес» в городе Киле и который сейчас находится на борту парома, перевозится крупная сумма денег в иностранной валюте. Я также убежден, что деньги эти в Россию ввозятся незаконно, государству они не принадлежат и ни в каких легальных операциях не задействованы. Требую прибытия в порт специальной комиссии, которая вскрыла бы указанный гроб в присутствии журналистов и официальных представителей власти. После выполнения указанной процедуры с любым ее исходом добровольно сдамся властям и освобожу заложника. При любой попытке обмануть меня или каким-то образом обойти выставленные мною требования заложник будет расстрелян.
– Все, – сказал он. – Записала?
– Ага, – растерянно ответила Татьяна.
И спросила:
– Что значит «с любым ее исходом»? Ты в чем-то не уверен? В гробу может не оказаться денег, о которых ты говоришь?
– Подожди, – оборвал он Татьяну. – Дай мне договорить. Это в текст моего заявления. Категорически требую, чтобы среди журналистов, встречающих паром, находилась Уткова Татьяна Ивановна, занятая неофициальным расследованием деятельности совместного советско-германского предприятия «Пульс». Этому человеку, Татьяне Утковой, я доверяю и заявляю следующее. Ни в каком сговоре со мной Татьяна Уткова не замешана, даже ее телефон я узнал случайно. Отсутствие Татьяны Утковой среди представителей прессы будет рассматриваться мною как невыполнение выставленных мною условий со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Валентин!
– Это все.
– Валентин!..
Он не позволил Татьяне ничего сказать.
Просто положил трубку на пол.
– Развязал бы ты меня, Валентин Борисыч, а то руки затекли, – усмехнулся Николай Петрович. – Вон какое задумал дело. Один ведь не потянешь. Все равно мы теперь в одной связке. Руки у меня сильно затекли, да и бросаться я на тебя не буду. В разном мы весе.
Валентин не ответил.
– Ладно, – понимающе кивнул Николай Петрович. – Тогда прикажи… Тогда прикажи своим людям… – Он усмехнулся. – Пусть сюда принесут коньяк… У меня в каюте остался хороший коньяк… Стоит на столике… Зачем пропадать добру? Это действительно хороший коньяк, а я чувствую я себя неважно, да как-то и получается не по-хозяйски.
– Как ты собираешься пить? – хмыкнул Валентин.
– А ты не развяжешь меня?
– Не развяжу.
– Тогда Коляка поможет.
– Тебе? Коляка? – еще больше удивился Валентин. – Да у тебя на лбу написано, что ты сделаешь со своим верным Колякой, если вдруг вырвешься на свободу. Он тебя прямо здесь от страха убьет бутылкой.
– Убьешь, Коляка? – негромко спросил Николай Петрович.
В голосе его не было угрозы, но Коляка в «мерсе» затрепетал:
– Вы чё? Вы чё? Я не человек, что ли?
Прослушав несколько раз запись, Татьяна позвонила на студию.
Вызвав машину, оделась.
Лифт был занят. Заторопившись, бросилась вниз по лестнице, не ожидая лифта.
– А я за вами, Татьяна Ивановна.
Из остановившейся у подъезда «шестерки» весело улыбнулся Татьяне знакомый милицейский капитан.
– За мной? – удивилась Татьяна, на всякий случай оглядываясь.
– За вами. За вами.
– Это еще зачем?
– Чистые формальности. Вчера лист допроса оказался неподписанным. Вот я и решил, дай заеду, сам подвезу знаменитую Уткову, – капитан весело подмигнул Татьяне. – Милиция с телевидением не должны ссориться. Нам ведь вместе работать. Ну, Татьяна Ивановна, это же буквально несколько минут. Сейчас заедем в отделение, а потом наши ребята с удовольствием подбросят вас, куда вам понадобится.
– Лист допроса? Это о том нападении?
– Конечно. О чем же еще? – капитан опять подмигнул. – Копаем, Татьяна Ивановна. Глубоко копаем.
– А толку? Копалка у вас слабенькая.
– А вот этого не надо, – обиделся капитан. – Я к вам по-человечески. Могу ведь и официально вызвать. В самое неудобное для вас время. Лист допроса все равно надо подписать. Садитесь.
Татьяна нетерпеливо оглянулась.
Ни частников, ни такси, ни вызванной ею машины…
Аудиокассета в кармане жгла бедро.
Где операторы, черт возьми? Где Паша?…
Она все еще слышала ровный голос Кудимова.
Заложник… Требования… Какой-то директор крематория… Опять этот чертов «Пульс»? При чем здесь опять «Пульс»?…
Из-за угла, наконец, выскочил микроавтобус телестудии.
– Ладно, – смилостивилась Татьяна над капитаном. – Я поеду с вами. Но не больше, чем на несколько минут. И, чур, в своей машине.
– Обижаете.
– Эй! – крикнул из микроавтобуса Паша. – Тань! Зачем здесь милиция?
– Сервис у них такой, – рассмеялась Татьяна, забираясь в микроавтобус. И приказала: – Держись за «шестеркой», Паша.
И махнула рукой капитану:
– Двинулись!
– Паша, – быстро сказала она помощнику, следя за бегущей перед ними милицейской «шестеркой». – Слушай меня, Паша. Слушай меня внимательно. Видишь эту кассету? Держи. Никому ее пока не показывай и припрячь понадежней. Высадишь меня у милиции, а сам кати в студию, там и припрячь. Надежно припрячь. Чтобы ни одна душа не знала. А сам сразу возвращайся за мной. Заодно захвати камеру и операторов.
Паша ухмыльнулся:
– Сделаем!
Валентин сидел на корточках под радиатором «мерседеса». Ему казалось, что рана на бедре в этом положении ноет меньше. Николай Петрович рядом приткнулся к борту. Затаился, прикрыл глаза. Может, уснул. В салон лезть Николай Петрович не захотел. Наверное, не нравилось соседство покойника. Ну и хрен с ним!..
Коляка, приборматывая, бродил вокруг разбитой «семерки».
– Ну, козел… Ну, козел Дима… Ведь совсем новенькая машина… Один ремонт на сколько потянет…
– Зря ты ввязался в это дело, Валентин Борисыч, – вдруг негромко, не открывая глаз, произнес Николай Петрович.
– Ты меня подтолкнул.
– А ты бы не позволял себя подталкивать, – как бы укорил Николай Петрович. – Зачем позволяешь себя подталкивать?
И открыл глаза:
– Где твоя самостоятельность? Где личная инициатива?
– А ты не заметил? – хмыкнул Валентин.
Николай Петрович осекся.
Действительно.
В чем, в чем, а в отсутствии личной инициативы Кудимова в этом деле, пожалуй, нельзя упрекнуть.
– Как ты попал на борт? – все так же негромко сменил тему Николай Петрович.
– Тебе не все ли равно?
– А Виктор Сергеевич?… Купил, что ли, Виктора Сергеевича?…За сколько купил?… Я считал, что нельзя купить Виктора Сергеевича… Вот здесь он у меня, в кулаке…
– Что тебе до Виктора Сергеевича?… Ты о себе думай.
– Я думаю, Валентин Борисыч. Я много думаю, – покачал головой Николай Петрович. – И чем больше я думаю, Валентин Борисыч, тем больше жалею тебя. Все время у тебя все получается как-то не по-людски. Мог стать олимпийским чемпионом – не стал. Мог жить с хорошей бабой – не стал. Прямо кругом дурак. Как таких дураков земля носит? Ты же, Валентин Борисыч, теперь так увяз, что без меня тебе из этой истории уже никак не вылезти. Уж поверь мне. Я профессионал и кое-что в этих делах смыслю. Ты, считай, сам, может, того не зная, сам себе подписал смертный приговор.
– Это ты так думаешь.
– Я не думаю, Валентин Борисыч. Я знаю.
И попросил:
– Дай сигарету. Не будь жлобом.
– Коляка, – хмуро окликнул Валентин. – Ткни ему в его слюнявую пасть сигарету. И проследи, чтобы не обжегся. И окурки об него не гаси.
– Ты чё! Ты чё! – заюлил Коляка.
Николай Петрович блаженно затянулся.
– Думаешь, поймал врага? – негромко спросил он Валентина, когда Коляка по его знаку послушно вынул из его губ сигарету. На Коляку Николай Петрович не обращал никакого внимания, будто его и не было рядом. – Ошибаешься, Валентин Борисыч. Мы с тобой всегда работали и работаем на одну страну. Может, лично ты и обижен на меня, только ведь твой личный враг совсем не обязан являться врагом государства. Разве не так? Тогда какой же я тебе враг? Никогда не задумывался об этом?
– Нет.
– Оно и видно. Я же предупреждал тебя, что не по твоим мозгам это дело, а ты прыгнул в него, как в омут. Братан твой Серега был, например, хапуга, Но, в отличие от тебя, хорошо понимал, где есть он, а где есть наше общее государство. Не дурак он был, – повторил Николай Петрович, – понимал, где его интересы, а где государственные. Пока не запутался…
– Заткнись!
– Знал бы ты, против кого идешь, – тянул свое Николай Петрович. – Сам бы попросил прощения.
– Ну да! После твоего крематория!
– Ну да, кость толстая, мозг крошечный, рефлексы примитивные… – тянул свое Николай Петрович. – Знаешь, почему вымерли динозавры?…
– Плохо питались.
– И это верно. Только это еще не все. Плохо ели, это само собой, но главное, не умели динозавры смотреть под, не думали о будущем… Понимаешь, к чему я?… Нет? Тогда поясняю. Ты вот, Валентин Борисыч, надеешься покрасоваться вечером перед кинокамерами. Вполне возможно, что так оно и получится. Пару дней тебя, может, даже будут показывать по каналам криминальной хроники, а то и в «Новости» попадешь, журналисты у нас расшалились… Но на третий-то день, а?… Ну, пусть не на третий, а на пятый… Все ведь выяснится…
– Что все? – не понял Валентин.
– Ну как, – засмеялся Николай Петрович. – Что тут непонятного? Во-первых, выяснится, что ты не герой, а дурак. Это однозначно. Во-вторых, выяснится, что ты всю жизнь играл только на себя, был рвачом, эгоистом, не раз подводил товарищей по команде. А в-третьих, выяснится, что кроме тех преступлений, которые тебе сейчас приписывают, ты, оказывается, совершил еще несколько. Среди них такие найдутся, которые не пользуются сочувствием даже у самых закоренелых зеков. Тебя за эти странные преступления удавят в лагере, а то еще и на пересылке твои же будущие сокамерники. Если ты, конечно, вообще доживешь до камеры или до пересылки.
– Заткнись.
– Эх, Валентин Борисыч… – разочарованно, но с некоторым сочувствием в голосе протянул Николай Петрович. – Ну, покажешься ты на экране. Ну, выдавишь из себя несколько слов. «Граждане и гражданки!.. Леди и гамильтоны!..» Что потом-то, Валентин Борисыч? Что потом?…
Он нехорошо усмехнулся:
– Вот то-то. Не знаешь. А я знаю. Я все заранее знаю. Со мной, Валентин Борисыч, все получится вовсе не так, как ты мечтаешь. Я после твоей пресс-конференции сразу поеду домой. Вот именно домой, а не куда-нибудь. Раны залижу, дела приведу в порядок. В ванне искупаюсь. А вот ты… Ты, Валентин Борисыч, поедешь в СИЗО. Не домой, и не в телестудию, а именно в СИЗО. Не строй никаких иллюзий. Правда, я не уверен, что ты в СИЗО засидишься. Уже завтра какой-нибудь отчаянный уголовничек, которому на все наплевать, такой же эгоист, как и ты, полоснет тебя ночью ножичком. Обязательно полоснет. Ты же один.Ну, как ты не поймешь этого, Валентин Борисыч, ты же – один!Ты один даже не против меня, ты один даже не против танковой колонны, а ты один против всей страны, против всего собственного государства!
– Не путай себя с государством.
– Да нет, Валентин Борисыч, я не путаю… – начал Николай Петрович, но Валентин прервал его:
– Коляка!
– Чего? – юлой взвился Коляка, выскакивая из «мерседеса».
– Прогуляйся до двери. Постучи начальству. Пусть они вернут мне бритву. Я бритву забыл в лазарете. Пусть сейчас же бритву принесут. Она мне еще понадобится.
– Зачем? – испугался Коляка.
– Действительно, зачем? – усмехнулся и Николай Петрович, проводив взглядом Коляку.
– Не видишь? Оброс щетиной.
– А-а-а…
Николай Петрович наклонился, на груди под распахнувшимся халатом что-то блеснуло.
– А ну-ка!
Одним рывком Валентин сорвал с груди дернувшегося Николая Петровича небольшой стальной ключ.
– КИБ… – негромко прочел он крошечные, красиво выбитые на ключе буквы. – Это что еще за КИБ?…
И догадался:
– Кильский Интернациональный Банк? Я не ошибся?
– Предположим. И что?
– Ты знаешь, как мой братан, который тебе почему-то верил, называл этот ключик?
– Ну?
– Ключ к долголетию, – медленно произнес Валентин.
– Это в каком смысле?
– А ты подумай…
Валентин задохнулся.
Ключ к вечности!
Ключ к долголетию!
А на деле-то…
– У нас все всерьез, Татьяна Ивановна, – засмеялся капитан. – Серьезнее не бывает.
– Но вы же мне уже в третий раз задаете один и тот же вопрос! Какой смысл в этом?
– А вы мне уже в третий раз отвечаете одно и то же, – резонно возразил капитан. В этом-то какой смысл?
– А я что, каждый раз должна отвечать по-другому?
– Наверное, нет. Но каждый раз вы обязаны отвечать правдиво. А вы не делаете этого. Я же чувствую, вы этого не делаете.
– А по-моему, вы просто тянете время. Вы просто чего-то ждете. Не знаю, чего, но, по-моему, вы просто стараетесь меня здесь задержать как можно дольше.
Румяный капитан весело потряс головой.
– Значит, Татьяна Ивановна, вы продолжаете утверждать, что найденный в вашей квартире металлический ломик со следами крови на нем принадлежал вовсе не вам?
– Конечно, не мне. Я вам уже говорила это. Ломик принес под пальто бандит, ворвавшийся в мою квартиру.
– А потом этот бандит выпал в окно?
– Вот именно.
– Тогда почему ломик не выпал вместе с бандитом? Почему ломик остался в комнате? Вы же сами утверждаете, что бандит этим ломиком крушил вашу мебель, а потом, заметьте, с этим же ломиком в руке бросился за вами к окну. Кстати, никаких следов наркотиков или алкоголя в крови указанного бандита не обнаружено. Вы единственная свидетельница. Вот вы и объясните, как так получилось, что бандит выпал в окно, а его ломик остался в комнате?
– Выронил, наверное.
– Ну, хорошо, допустим, что выронил, – засмеялся румяный капитан. – Бывает и так. Но сдается мне, Татьяна Ивановна, что кроме вас и того бандита, в вашей квартире был кто-то третий…
– Я уже отвечала на этот вопрос.
– Потрудитесь ответить еще раз.
– Вы обещали, что я задержусь у вас совсем ненадолго, а я сижу перед вами второй час, – возмутилась Татьяна. – У меня куча дел!
– Вы будете сидеть здесь столько, сколько понадобится, – уже без улыбки пообещал румяный капитан. От его дружелюбия вдруг ничего не осталось. – Вы будете сидеть здесь до тех пор, пока правдиво не ответите на предложенные вам вопросы. У нас, Татьяна Ивановна, есть все основания считать, что вы скрываете от нас какую-то важную информацию. Возможно, Татьяна Ивановна, что вы просто затеяли свое собственное параллельное журналистское расследование, поэтому я хочу строго предупредить вас…
Он сделал эффектную паузу, но вынести предупреждения не успел. На столике под его левой рукой негромко зазвонил телефон.
Румяный капитан, не торопясь, не спуская вновь улыбающихся глаз с Татьяны, поднял трубку. Лениво выпятил губы, готовясь к неспешному разговору, и вдруг распрямился, расправил плечи:
– Так точно!
Что-то там капитану объясняли по телефону. Объясняли аккуратно и деловито. Румянец на лице капитана стал еще гуще.
– Есть выполнять!
Повесив трубку, капитан изумленно взглянул на Татьяну.
– Что, нашли еще один ломик? – не удержалась она от злорадства.
– Хватит шутить, Татьяна Ивановна. Какие шутки? Мне приказано срочно доставить вас в морской порт. Незамедлительно. Прямо сейчас. И под надежной охраной.
– Это еще с чего? Я арестована?
– Ни в коем случае, Татьяна Ивановна. Просто мне приказано незамедлительно и под надежной охраной доставить вас в порт.
– Вы уже доставили меня в милицию, – вспылила Татьяна. – Если я не арестована, с вами я никуда не поеду.
– Перестаньте, Татьяна Ивановна! Это приказ. Я обязан его выполнить. Не будем терять время.
– С вами я никуда не поеду, – твердо повторила Татьяна. – Я вам больше не верю.
– Что же вы предлагаете? – растерялся капитан.
– Внизу должна стоять машина криминальной хроники. Я просила, чтобы они приехали за мной.
– Машина стоит, – подтвердил капитан.
– Тогда я поеду в порт. Но только со своими ребятами.
– Но я же несу за вас ответственность!
Татьяна усмехнулась:
– Тогда можете нас сопровождать.
И спросила:
– Что там в порту? Что там такое случилось?
– А вы не в курсе? – не поверил румяный капитан.
– Нет, – соврала Татьяна.
– Вот видите, – несколько раздраженно развел руками капитан. – Я человек служащий. Вы не хотите мне верить, а я всего лишь выполняю приказы. А как прикажете поступать мне?
– Вы о чем?
– Я о вашем вранье. Прекрасно вы знаете, Татьяна Ивановна, что случилось в порту. Не можете вы этого знать. Если уж мне начальство звонит об этом, то могли бы и не врать мне.
– Ладно, – подумав, кивнула Татьяна. – Если нас ждут, значит, надо ехать. И, кстати, от вашей помощи я не отказываюсь. Наоборот, сегодня ваша помощь мне понадобится.
– Это вы о чем?
– Всего лишь о дорожных пробках, – усмехнулась Татьяна. – Надеюсь, у вас машина с сиреной? Такое сопровождение вполне позволит нам добраться до порта без приключений.
Последний счет
Ствол пистолета Валентин прижал к напряженному горлу Николая Петровича, тяжело прижавшегося к чернильно черному борту «мерседеса».
– Вас понял, – коротко ответил старший помощник.
И спросил столь же коротко, пряча за сухостью поднимающееся в нем раздражение:
– Чего вы хотите?
– Добраться до Питера и живым сойти на берег.
– Вы могли сделать это и не захватывая заложника.
– В сложившейся ситуации – нет. К тому же, я бы сошел на берег совсем не так, как мне нужно. Не в то время, не в том месте и совсем не в том качестве, какое мне нужно.
– Но…
– Повторяю еще раз, – хмуро оборвал Валентин старшего помощника. – На грузовую палубу никого не впускать, пока я сам этого не разрешу. Не предпринимать никаких действий, предварительно не согласовав их со мной. И, наконец, этот… – Валентин повел стволом в сторону потрясенного Коляки, заворожено застывшего рядом со старшим помощником. – Этот придурок пусть останется здесь, при мне. Вроде как на побегушках. Заодно он тоже будет приглядывать за тем, чтобы никто не проник на грузовую палубу тайно. Само собой, он постоянно будет у меня на мушке, – хмуро усмехнулся Валентин. – Прошу это учесть и сделать верные выводы. Я человек серьезный.
– Принято, – кивнул старший помощник.
– Как принято? – испуганно задергался Коляка. – Как это принято? Я не хочу. Я не останусь. Это насилие! Почему никто не спрашивает меня, хочу я здесь остаться или нет?
– Потому что ты сам с этой минуты заложник, – хмуро объяснил Валентин. – Открывай «мерс» и лезь в салон. А вы… – кивнул Валентин старшему помощнику. – Обеспечьте нас обедом. Я хочу есть.
И добавил:
– Учтите. Первыми пищу будут пробовать заложники.
– Ты чё? Ты чё! – задергался, брызгаясь слюной, Коляка. – Я чё тебе, кролик? Зачем мне пробовать пищу? А если ее отравят?
– Вот и попробуешь.
На Коляку страшно было смотреть.
– Лезь в «мерс», – приказал Валентин. – И замри, не трясись. Жрать и спать будешь при гробе.
– Что еще? – терпеливо спросил старший помощник.
– Радиотелефон. Мне нужна связь с Питером.
– Номер?
Валентин назвал.
– С кем будете разговаривать?
– С Татьяной Утковой. Криминальная хроника. Ни с кем другим. Только с Татьяной Утковой.
Старший помощник кивнул.
Минут через десять тяжелая металлическая трубка с витым разноцветным проводом лежала в десяти метрах от «мерседеса».
– Принеси.
Коляка, дергаясь и беззвучно ругаясь, испуганно оборачиваясь на Валентина, выполнил поручение.
– Лезь обратно в машину.
Коляка, исчез.
Николай Петрович, надежно связанный капроновым фалом, найденным в салоне «мерса», притулился у правого крыла, непонимающе, но внимательно следя за Валентином.
– Леня! Леня! – доносился мужской голос из трубки сквозь непрерывный треск. – Леня, сними шумы. Обеспечь срочную связь с Питером!
Долгие гудки.
Спит, наверное, Татьяна, подумал Валентин. Тетя Миша и дядя Паша давно, наверное, вылизали ее квартиру. Спит, видит сны. А может, муж вернулся из Африки. Кто он там у нее? Дипломат? Или журналист. Вот шепчется с мужем, а тут звонок… С моря…
Впрочем, почему спит? Рано еще спать Татьяне.
– Абонент не отвечает, – услышал он незнакомый голос.
– Дозванивайтесь. Ответит.
Долгие гудки.
Свет фонаря, как отсветы на волнах, причудливо играл на чернильно черной лакировке «мерседеса».
Долгие гудки.
– Алло! Алло! – вдруг услышал Валентин знакомый женский голос.
– Татьяна?
– Да, да!.. Слушаю вас. Кто это?
– Кудимов.
Татьяна, наконец, узнала его и засмеялась:
– Откуда ты звонишь? Тебя плохо слышно.
– Издалека, – ответил Валентин, не забывая следить за всем, что происходило на грузовой палубе.
На палубе, впрочем, ничего не происходило.
Связь вдруг резко улучшилась. Он даже услышал шелест, будто Татьяна перекладывала на столе бумаги.
– Откуда звонишь в такое время? Из Москвы?… Алло! Алло! Валентин!.. Там что, кто-то еще на проводе?
– Да, – негромко ответил он. – Нас прослушивают.
– Прослушивают? – удивилась Татьяна.
– Да?
– С тобой не соскучишься. Зачем кому-то нас прослушивать?
– Сейчас все поймешь.
– Пока ничего не понимаю. Откуда ты звонишь?
– С грузовой палубы парома «Анна Каренина»… Я не шучу, – быстро предупредил Валентин. – Не вешай трубку и слушай меня внимательно. А еще лучше, подключи к телефону диктофон. Ты можешь это сделать?
– Могу. Только зачем?
– Нужно! Поторопись, – попросил Валентин. – Я не хочу, чтобы нас прервали, пока я не договорю.
– Говори! Я все сделала, – крикнула Татьяна сквозь снова неожиданно усилившийся треск.
– Я, Кудимов Валентин Борисович, – начал Валентин, стараясь говорить как можно отчетливее. – Я, Кудимов Валентин Борисович, заслуженный мастер спорта, бывший неоднократный чемпион мира и СССР, обращаюсь к представителям российской прессы, радио и телевидения. В данный момент я нахожусь на борту международного парома «Анна Каренина», на который вынужден был подняться незаконно, не имея ни виз, ни международного паспорта. В Санкт-Петербурге, куда сегодня приходит паром, меня хотят задержать за недавнее двойное убийство в гостинице «Невская». К убийству этому я не причастен, более того, я знаю, что убить хотели меня. Тем не менее, приказ о моем задержании уже отдан, я это знаю со слов старшего помощника капитана парома. Чтобы получить возможность отвести от себя данное обвинение и открыть имена настоящих убийц, а самому при этом не исчезнуть бесследно, я взял в заложники Шадрина Николая Петровича, директора крематория, возвращающегося в Петербург из служебной командировки в Германию. Я убежден, что в гробу, который был загружен в черный микроавтобус «мерседес» в городе Киле и который сейчас находится на борту парома, перевозится крупная сумма денег в иностранной валюте. Я также убежден, что деньги эти в Россию ввозятся незаконно, государству они не принадлежат и ни в каких легальных операциях не задействованы. Требую прибытия в порт специальной комиссии, которая вскрыла бы указанный гроб в присутствии журналистов и официальных представителей власти. После выполнения указанной процедуры с любым ее исходом добровольно сдамся властям и освобожу заложника. При любой попытке обмануть меня или каким-то образом обойти выставленные мною требования заложник будет расстрелян.
– Все, – сказал он. – Записала?
– Ага, – растерянно ответила Татьяна.
И спросила:
– Что значит «с любым ее исходом»? Ты в чем-то не уверен? В гробу может не оказаться денег, о которых ты говоришь?
– Подожди, – оборвал он Татьяну. – Дай мне договорить. Это в текст моего заявления. Категорически требую, чтобы среди журналистов, встречающих паром, находилась Уткова Татьяна Ивановна, занятая неофициальным расследованием деятельности совместного советско-германского предприятия «Пульс». Этому человеку, Татьяне Утковой, я доверяю и заявляю следующее. Ни в каком сговоре со мной Татьяна Уткова не замешана, даже ее телефон я узнал случайно. Отсутствие Татьяны Утковой среди представителей прессы будет рассматриваться мною как невыполнение выставленных мною условий со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Валентин!
– Это все.
– Валентин!..
Он не позволил Татьяне ничего сказать.
Просто положил трубку на пол.
– Развязал бы ты меня, Валентин Борисыч, а то руки затекли, – усмехнулся Николай Петрович. – Вон какое задумал дело. Один ведь не потянешь. Все равно мы теперь в одной связке. Руки у меня сильно затекли, да и бросаться я на тебя не буду. В разном мы весе.
Валентин не ответил.
– Ладно, – понимающе кивнул Николай Петрович. – Тогда прикажи… Тогда прикажи своим людям… – Он усмехнулся. – Пусть сюда принесут коньяк… У меня в каюте остался хороший коньяк… Стоит на столике… Зачем пропадать добру? Это действительно хороший коньяк, а я чувствую я себя неважно, да как-то и получается не по-хозяйски.
– Как ты собираешься пить? – хмыкнул Валентин.
– А ты не развяжешь меня?
– Не развяжу.
– Тогда Коляка поможет.
– Тебе? Коляка? – еще больше удивился Валентин. – Да у тебя на лбу написано, что ты сделаешь со своим верным Колякой, если вдруг вырвешься на свободу. Он тебя прямо здесь от страха убьет бутылкой.
– Убьешь, Коляка? – негромко спросил Николай Петрович.
В голосе его не было угрозы, но Коляка в «мерсе» затрепетал:
– Вы чё? Вы чё? Я не человек, что ли?
Прослушав несколько раз запись, Татьяна позвонила на студию.
Вызвав машину, оделась.
Лифт был занят. Заторопившись, бросилась вниз по лестнице, не ожидая лифта.
– А я за вами, Татьяна Ивановна.
Из остановившейся у подъезда «шестерки» весело улыбнулся Татьяне знакомый милицейский капитан.
– За мной? – удивилась Татьяна, на всякий случай оглядываясь.
– За вами. За вами.
– Это еще зачем?
– Чистые формальности. Вчера лист допроса оказался неподписанным. Вот я и решил, дай заеду, сам подвезу знаменитую Уткову, – капитан весело подмигнул Татьяне. – Милиция с телевидением не должны ссориться. Нам ведь вместе работать. Ну, Татьяна Ивановна, это же буквально несколько минут. Сейчас заедем в отделение, а потом наши ребята с удовольствием подбросят вас, куда вам понадобится.
– Лист допроса? Это о том нападении?
– Конечно. О чем же еще? – капитан опять подмигнул. – Копаем, Татьяна Ивановна. Глубоко копаем.
– А толку? Копалка у вас слабенькая.
– А вот этого не надо, – обиделся капитан. – Я к вам по-человечески. Могу ведь и официально вызвать. В самое неудобное для вас время. Лист допроса все равно надо подписать. Садитесь.
Татьяна нетерпеливо оглянулась.
Ни частников, ни такси, ни вызванной ею машины…
Аудиокассета в кармане жгла бедро.
Где операторы, черт возьми? Где Паша?…
Она все еще слышала ровный голос Кудимова.
Заложник… Требования… Какой-то директор крематория… Опять этот чертов «Пульс»? При чем здесь опять «Пульс»?…
Из-за угла, наконец, выскочил микроавтобус телестудии.
– Ладно, – смилостивилась Татьяна над капитаном. – Я поеду с вами. Но не больше, чем на несколько минут. И, чур, в своей машине.
– Обижаете.
– Эй! – крикнул из микроавтобуса Паша. – Тань! Зачем здесь милиция?
– Сервис у них такой, – рассмеялась Татьяна, забираясь в микроавтобус. И приказала: – Держись за «шестеркой», Паша.
И махнула рукой капитану:
– Двинулись!
– Паша, – быстро сказала она помощнику, следя за бегущей перед ними милицейской «шестеркой». – Слушай меня, Паша. Слушай меня внимательно. Видишь эту кассету? Держи. Никому ее пока не показывай и припрячь понадежней. Высадишь меня у милиции, а сам кати в студию, там и припрячь. Надежно припрячь. Чтобы ни одна душа не знала. А сам сразу возвращайся за мной. Заодно захвати камеру и операторов.
Паша ухмыльнулся:
– Сделаем!
Валентин сидел на корточках под радиатором «мерседеса». Ему казалось, что рана на бедре в этом положении ноет меньше. Николай Петрович рядом приткнулся к борту. Затаился, прикрыл глаза. Может, уснул. В салон лезть Николай Петрович не захотел. Наверное, не нравилось соседство покойника. Ну и хрен с ним!..
Коляка, приборматывая, бродил вокруг разбитой «семерки».
– Ну, козел… Ну, козел Дима… Ведь совсем новенькая машина… Один ремонт на сколько потянет…
– Зря ты ввязался в это дело, Валентин Борисыч, – вдруг негромко, не открывая глаз, произнес Николай Петрович.
– Ты меня подтолкнул.
– А ты бы не позволял себя подталкивать, – как бы укорил Николай Петрович. – Зачем позволяешь себя подталкивать?
И открыл глаза:
– Где твоя самостоятельность? Где личная инициатива?
– А ты не заметил? – хмыкнул Валентин.
Николай Петрович осекся.
Действительно.
В чем, в чем, а в отсутствии личной инициативы Кудимова в этом деле, пожалуй, нельзя упрекнуть.
– Как ты попал на борт? – все так же негромко сменил тему Николай Петрович.
– Тебе не все ли равно?
– А Виктор Сергеевич?… Купил, что ли, Виктора Сергеевича?…За сколько купил?… Я считал, что нельзя купить Виктора Сергеевича… Вот здесь он у меня, в кулаке…
– Что тебе до Виктора Сергеевича?… Ты о себе думай.
– Я думаю, Валентин Борисыч. Я много думаю, – покачал головой Николай Петрович. – И чем больше я думаю, Валентин Борисыч, тем больше жалею тебя. Все время у тебя все получается как-то не по-людски. Мог стать олимпийским чемпионом – не стал. Мог жить с хорошей бабой – не стал. Прямо кругом дурак. Как таких дураков земля носит? Ты же, Валентин Борисыч, теперь так увяз, что без меня тебе из этой истории уже никак не вылезти. Уж поверь мне. Я профессионал и кое-что в этих делах смыслю. Ты, считай, сам, может, того не зная, сам себе подписал смертный приговор.
– Это ты так думаешь.
– Я не думаю, Валентин Борисыч. Я знаю.
И попросил:
– Дай сигарету. Не будь жлобом.
– Коляка, – хмуро окликнул Валентин. – Ткни ему в его слюнявую пасть сигарету. И проследи, чтобы не обжегся. И окурки об него не гаси.
– Ты чё! Ты чё! – заюлил Коляка.
Николай Петрович блаженно затянулся.
– Думаешь, поймал врага? – негромко спросил он Валентина, когда Коляка по его знаку послушно вынул из его губ сигарету. На Коляку Николай Петрович не обращал никакого внимания, будто его и не было рядом. – Ошибаешься, Валентин Борисыч. Мы с тобой всегда работали и работаем на одну страну. Может, лично ты и обижен на меня, только ведь твой личный враг совсем не обязан являться врагом государства. Разве не так? Тогда какой же я тебе враг? Никогда не задумывался об этом?
– Нет.
– Оно и видно. Я же предупреждал тебя, что не по твоим мозгам это дело, а ты прыгнул в него, как в омут. Братан твой Серега был, например, хапуга, Но, в отличие от тебя, хорошо понимал, где есть он, а где есть наше общее государство. Не дурак он был, – повторил Николай Петрович, – понимал, где его интересы, а где государственные. Пока не запутался…
– Заткнись!
– Знал бы ты, против кого идешь, – тянул свое Николай Петрович. – Сам бы попросил прощения.
– Ну да! После твоего крематория!
– Ну да, кость толстая, мозг крошечный, рефлексы примитивные… – тянул свое Николай Петрович. – Знаешь, почему вымерли динозавры?…
– Плохо питались.
– И это верно. Только это еще не все. Плохо ели, это само собой, но главное, не умели динозавры смотреть под, не думали о будущем… Понимаешь, к чему я?… Нет? Тогда поясняю. Ты вот, Валентин Борисыч, надеешься покрасоваться вечером перед кинокамерами. Вполне возможно, что так оно и получится. Пару дней тебя, может, даже будут показывать по каналам криминальной хроники, а то и в «Новости» попадешь, журналисты у нас расшалились… Но на третий-то день, а?… Ну, пусть не на третий, а на пятый… Все ведь выяснится…
– Что все? – не понял Валентин.
– Ну как, – засмеялся Николай Петрович. – Что тут непонятного? Во-первых, выяснится, что ты не герой, а дурак. Это однозначно. Во-вторых, выяснится, что ты всю жизнь играл только на себя, был рвачом, эгоистом, не раз подводил товарищей по команде. А в-третьих, выяснится, что кроме тех преступлений, которые тебе сейчас приписывают, ты, оказывается, совершил еще несколько. Среди них такие найдутся, которые не пользуются сочувствием даже у самых закоренелых зеков. Тебя за эти странные преступления удавят в лагере, а то еще и на пересылке твои же будущие сокамерники. Если ты, конечно, вообще доживешь до камеры или до пересылки.
– Заткнись.
– Эх, Валентин Борисыч… – разочарованно, но с некоторым сочувствием в голосе протянул Николай Петрович. – Ну, покажешься ты на экране. Ну, выдавишь из себя несколько слов. «Граждане и гражданки!.. Леди и гамильтоны!..» Что потом-то, Валентин Борисыч? Что потом?…
Он нехорошо усмехнулся:
– Вот то-то. Не знаешь. А я знаю. Я все заранее знаю. Со мной, Валентин Борисыч, все получится вовсе не так, как ты мечтаешь. Я после твоей пресс-конференции сразу поеду домой. Вот именно домой, а не куда-нибудь. Раны залижу, дела приведу в порядок. В ванне искупаюсь. А вот ты… Ты, Валентин Борисыч, поедешь в СИЗО. Не домой, и не в телестудию, а именно в СИЗО. Не строй никаких иллюзий. Правда, я не уверен, что ты в СИЗО засидишься. Уже завтра какой-нибудь отчаянный уголовничек, которому на все наплевать, такой же эгоист, как и ты, полоснет тебя ночью ножичком. Обязательно полоснет. Ты же один.Ну, как ты не поймешь этого, Валентин Борисыч, ты же – один!Ты один даже не против меня, ты один даже не против танковой колонны, а ты один против всей страны, против всего собственного государства!
– Не путай себя с государством.
– Да нет, Валентин Борисыч, я не путаю… – начал Николай Петрович, но Валентин прервал его:
– Коляка!
– Чего? – юлой взвился Коляка, выскакивая из «мерседеса».
– Прогуляйся до двери. Постучи начальству. Пусть они вернут мне бритву. Я бритву забыл в лазарете. Пусть сейчас же бритву принесут. Она мне еще понадобится.
– Зачем? – испугался Коляка.
– Действительно, зачем? – усмехнулся и Николай Петрович, проводив взглядом Коляку.
– Не видишь? Оброс щетиной.
– А-а-а…
Николай Петрович наклонился, на груди под распахнувшимся халатом что-то блеснуло.
– А ну-ка!
Одним рывком Валентин сорвал с груди дернувшегося Николая Петровича небольшой стальной ключ.
– КИБ… – негромко прочел он крошечные, красиво выбитые на ключе буквы. – Это что еще за КИБ?…
И догадался:
– Кильский Интернациональный Банк? Я не ошибся?
– Предположим. И что?
– Ты знаешь, как мой братан, который тебе почему-то верил, называл этот ключик?
– Ну?
– Ключ к долголетию, – медленно произнес Валентин.
– Это в каком смысле?
– А ты подумай…
Валентин задохнулся.
Ключ к вечности!
Ключ к долголетию!
А на деле-то…
Пожить в тени баобабов…– Послушайте, – раздраженно заявила Татьяна. – Ну, сколько можно? Вы что, это всерьез?
– У нас все всерьез, Татьяна Ивановна, – засмеялся капитан. – Серьезнее не бывает.
– Но вы же мне уже в третий раз задаете один и тот же вопрос! Какой смысл в этом?
– А вы мне уже в третий раз отвечаете одно и то же, – резонно возразил капитан. В этом-то какой смысл?
– А я что, каждый раз должна отвечать по-другому?
– Наверное, нет. Но каждый раз вы обязаны отвечать правдиво. А вы не делаете этого. Я же чувствую, вы этого не делаете.
– А по-моему, вы просто тянете время. Вы просто чего-то ждете. Не знаю, чего, но, по-моему, вы просто стараетесь меня здесь задержать как можно дольше.
Румяный капитан весело потряс головой.
– Значит, Татьяна Ивановна, вы продолжаете утверждать, что найденный в вашей квартире металлический ломик со следами крови на нем принадлежал вовсе не вам?
– Конечно, не мне. Я вам уже говорила это. Ломик принес под пальто бандит, ворвавшийся в мою квартиру.
– А потом этот бандит выпал в окно?
– Вот именно.
– Тогда почему ломик не выпал вместе с бандитом? Почему ломик остался в комнате? Вы же сами утверждаете, что бандит этим ломиком крушил вашу мебель, а потом, заметьте, с этим же ломиком в руке бросился за вами к окну. Кстати, никаких следов наркотиков или алкоголя в крови указанного бандита не обнаружено. Вы единственная свидетельница. Вот вы и объясните, как так получилось, что бандит выпал в окно, а его ломик остался в комнате?
– Выронил, наверное.
– Ну, хорошо, допустим, что выронил, – засмеялся румяный капитан. – Бывает и так. Но сдается мне, Татьяна Ивановна, что кроме вас и того бандита, в вашей квартире был кто-то третий…
– Я уже отвечала на этот вопрос.
– Потрудитесь ответить еще раз.
– Вы обещали, что я задержусь у вас совсем ненадолго, а я сижу перед вами второй час, – возмутилась Татьяна. – У меня куча дел!
– Вы будете сидеть здесь столько, сколько понадобится, – уже без улыбки пообещал румяный капитан. От его дружелюбия вдруг ничего не осталось. – Вы будете сидеть здесь до тех пор, пока правдиво не ответите на предложенные вам вопросы. У нас, Татьяна Ивановна, есть все основания считать, что вы скрываете от нас какую-то важную информацию. Возможно, Татьяна Ивановна, что вы просто затеяли свое собственное параллельное журналистское расследование, поэтому я хочу строго предупредить вас…
Он сделал эффектную паузу, но вынести предупреждения не успел. На столике под его левой рукой негромко зазвонил телефон.
Румяный капитан, не торопясь, не спуская вновь улыбающихся глаз с Татьяны, поднял трубку. Лениво выпятил губы, готовясь к неспешному разговору, и вдруг распрямился, расправил плечи:
– Так точно!
Что-то там капитану объясняли по телефону. Объясняли аккуратно и деловито. Румянец на лице капитана стал еще гуще.
– Есть выполнять!
Повесив трубку, капитан изумленно взглянул на Татьяну.
– Что, нашли еще один ломик? – не удержалась она от злорадства.
– Хватит шутить, Татьяна Ивановна. Какие шутки? Мне приказано срочно доставить вас в морской порт. Незамедлительно. Прямо сейчас. И под надежной охраной.
– Это еще с чего? Я арестована?
– Ни в коем случае, Татьяна Ивановна. Просто мне приказано незамедлительно и под надежной охраной доставить вас в порт.
– Вы уже доставили меня в милицию, – вспылила Татьяна. – Если я не арестована, с вами я никуда не поеду.
– Перестаньте, Татьяна Ивановна! Это приказ. Я обязан его выполнить. Не будем терять время.
– С вами я никуда не поеду, – твердо повторила Татьяна. – Я вам больше не верю.
– Что же вы предлагаете? – растерялся капитан.
– Внизу должна стоять машина криминальной хроники. Я просила, чтобы они приехали за мной.
– Машина стоит, – подтвердил капитан.
– Тогда я поеду в порт. Но только со своими ребятами.
– Но я же несу за вас ответственность!
Татьяна усмехнулась:
– Тогда можете нас сопровождать.
И спросила:
– Что там в порту? Что там такое случилось?
– А вы не в курсе? – не поверил румяный капитан.
– Нет, – соврала Татьяна.
– Вот видите, – несколько раздраженно развел руками капитан. – Я человек служащий. Вы не хотите мне верить, а я всего лишь выполняю приказы. А как прикажете поступать мне?
– Вы о чем?
– Я о вашем вранье. Прекрасно вы знаете, Татьяна Ивановна, что случилось в порту. Не можете вы этого знать. Если уж мне начальство звонит об этом, то могли бы и не врать мне.
– Ладно, – подумав, кивнула Татьяна. – Если нас ждут, значит, надо ехать. И, кстати, от вашей помощи я не отказываюсь. Наоборот, сегодня ваша помощь мне понадобится.
– Это вы о чем?
– Всего лишь о дорожных пробках, – усмехнулась Татьяна. – Надеюсь, у вас машина с сиреной? Такое сопровождение вполне позволит нам добраться до порта без приключений.
Последний счет
Выглянув из машины, Татьяна хмыкнула:
– Ну, конечно. Как же иначе! Навели шороху. И Би-Би-Си здесь, и Си-Эн-Эн. Всегда они нас обходят…
И удивилась:
– Смотри, Паша, даже «Новости» прикатили!
Закуривая, прислушалась к вою сирен.
– Смотри, сколько милиции. На всех углах. Наверное, перекрыли все подъезды к морвокзалу.
– Вот видишь, Татьяна, – довольно засмеялся Паша, – а ты злилась на этого капитана. Без него мы бы сюда не попали.
И вспомнил:
– Тебе звонил Санька Филиппов.
– Что ему надо?
– А мне откуда знать? Чего ты смеешься?
Татьяна действительно рассмеялась.
Коротка девичья память.
Я ведь, глядя на тех громил с ломиком и с пистолетом, вспомнила она, как на «Библии» сама перед собой поклялась: выживу, отдамся Саньке!
И удивилась: а почему, собственно, Саньке? Хватит ему и той единственной ночи. И вообще, к черту все эти нелепые клятвы. У евреев, кажется, есть закон, который позволяет отрекаться от их собственной веры и клясться в чем угодно, если данному конкретному еврею грозит немедленная смерть. А мне смерть грозила… Чем я хуже евреев?
И усмехнулась.
Да, погорел ты, Санька… Проживешь жизнь и так и не узнаешь, какая тебе пруха могла пойти…
– Зря ты смеешься, – повторил Паша. – Без этого румяного капитана мы бы застряли где-нибудь.
– Я так не думаю.
– Ты, кажется, становишься самоуверенной, – Паша хмыкнул и перешел на деловой тон: – Что будем снимать?
– Террориста.
– Террориста?!
– Ага.
– Откуда ты знаешь?
– Он звонил мне.
– Террорист? Звонил? Тебе? – не поверил Паша. – Ты что несешь? Так только в кино бывает. Ты что, знаешь этого террориста?
– Знаю.
– И где он сейчас находится?
– На пароме «Анна Каренина».
– Паром уже подошел?
– Должен был подойти.
Паша выругался и лихорадочно занялся подготовкой аппаратуры. Он был потрясен. В кои-то веки живой террорист!
– Татьяна, а ты уверена, что нам позволят его снимать? Это ж сенсация! Мы это выдадим сразу, правда?
– Стопроцентно.
– Нет, по-моему, ты трепло!
– Подожди, Паша, не суетись, – попросила Татьяна. – Снимать нам его дадут в любом случае. Это точно. Террорист сам поставил это одним из своих условий. Только дай мне сосредоточиться. Я ведь, если честно, знаю на самом деле даже меньше, чем тебе может показаться. Но террорист действительно звонил мне. Он бывший спортсмен. Причем, известный. Позвонил и сказал, что взял заложника. Потребовал, чтобы в порту его встречали журналисты и специальная комиссия. И еще потребовал, чтобы среди встречающих непременно находилась я.
– Ну, конечно. Как же иначе! Навели шороху. И Би-Би-Си здесь, и Си-Эн-Эн. Всегда они нас обходят…
И удивилась:
– Смотри, Паша, даже «Новости» прикатили!
Закуривая, прислушалась к вою сирен.
– Смотри, сколько милиции. На всех углах. Наверное, перекрыли все подъезды к морвокзалу.
– Вот видишь, Татьяна, – довольно засмеялся Паша, – а ты злилась на этого капитана. Без него мы бы сюда не попали.
И вспомнил:
– Тебе звонил Санька Филиппов.
– Что ему надо?
– А мне откуда знать? Чего ты смеешься?
Татьяна действительно рассмеялась.
Коротка девичья память.
Я ведь, глядя на тех громил с ломиком и с пистолетом, вспомнила она, как на «Библии» сама перед собой поклялась: выживу, отдамся Саньке!
И удивилась: а почему, собственно, Саньке? Хватит ему и той единственной ночи. И вообще, к черту все эти нелепые клятвы. У евреев, кажется, есть закон, который позволяет отрекаться от их собственной веры и клясться в чем угодно, если данному конкретному еврею грозит немедленная смерть. А мне смерть грозила… Чем я хуже евреев?
И усмехнулась.
Да, погорел ты, Санька… Проживешь жизнь и так и не узнаешь, какая тебе пруха могла пойти…
– Зря ты смеешься, – повторил Паша. – Без этого румяного капитана мы бы застряли где-нибудь.
– Я так не думаю.
– Ты, кажется, становишься самоуверенной, – Паша хмыкнул и перешел на деловой тон: – Что будем снимать?
– Террориста.
– Террориста?!
– Ага.
– Откуда ты знаешь?
– Он звонил мне.
– Террорист? Звонил? Тебе? – не поверил Паша. – Ты что несешь? Так только в кино бывает. Ты что, знаешь этого террориста?
– Знаю.
– И где он сейчас находится?
– На пароме «Анна Каренина».
– Паром уже подошел?
– Должен был подойти.
Паша выругался и лихорадочно занялся подготовкой аппаратуры. Он был потрясен. В кои-то веки живой террорист!
– Татьяна, а ты уверена, что нам позволят его снимать? Это ж сенсация! Мы это выдадим сразу, правда?
– Стопроцентно.
– Нет, по-моему, ты трепло!
– Подожди, Паша, не суетись, – попросила Татьяна. – Снимать нам его дадут в любом случае. Это точно. Террорист сам поставил это одним из своих условий. Только дай мне сосредоточиться. Я ведь, если честно, знаю на самом деле даже меньше, чем тебе может показаться. Но террорист действительно звонил мне. Он бывший спортсмен. Причем, известный. Позвонил и сказал, что взял заложника. Потребовал, чтобы в порту его встречали журналисты и специальная комиссия. И еще потребовал, чтобы среди встречающих непременно находилась я.