Пратчетт Терри. В доспехах и с оружием

   «Пухляк.» — сказал Бодряк. — «Извергает огонь.»
   «У него голубой воротник.» — добавила леди Рэмкин.
   «Понятно.»
   «Он пойдет за вами, как ягненок, если подумает, что у вас есть бисквит из древесного угля.»
   «Понятно.» — Бодряк похлопал по карманам.
   «Драконы чуть-чуть перевозбудились от этой жары.»
   Бодряк просунул руку в загон с птенцами и вытащил маленького дракончика, возбужденно хлопавшего своими крохотными крылышками. Тот изверг короткий язык голубого пламени.
   Бодряк сделал глубокий вдох.
   «Сэм, я полагаю, что вы этим займетесь.»
   «Простите…?»
   «Вы могли бы взять юного Морковку и этого бравого капрала Валета, чтобы приглядеть за —»
   «Без проблем.»
   По какой-то причине леди Сибил, всегда внимательная в любом другом случае, утвердилась в мысли, что капрал Валет — наглый, бравый пострел. Это всегда удивляло Сэма Бодряка, а впрочем это было притяжение противоположностей. Род Рэмкинов был более высокороден, чем та высокогорная пекарня, из которой капрал Валет был изгнан, лишившись заодно и уважения человеческой расы.
   Когда капитан Бодряк шел по улице в своей потертой кожаной рубашке и ржавой кольчуге, с облупившимся шлемом, водруженным на голове, ощущая сквозь протертые подошвы сапог булыжники Аллеи Божьих Полей, то никто бы не поверил, что перед ними человек, который вскоре собирается жениться на самой богатой женщине Анк-Морпорка.
   Пухляк был несчастлив. Да-да, он утратил свой горн. Ему так нравилось быть вместо горна. Он получал весь уголь, который только мог съесть, а кузнец был отнюдь не злым человеком. Пухляку от жизни требовалось немного, и он это имел. А потом эта большая женщина забрала у кузнеца и заточила в загон. В загоне были другие драконы. Пухляку они не понравились. А люди давали ему непривычный уголь. Он уже совсем привык, когда в полночь кто-то вытащил его из загона. Он думал, что его возвращают к кузнецу, но этого не произошло, что приводило его в ярость. Его заточили в ящик, он был весь в шишках, и он приходил во все большую ярость…
   Сержант Двоеточие обмахивался планшетом, свирепо поглядывая на собравшихся стражников. Он откашлялся.
   "Все сюда! " — сказал он. — «Рассаживайтесь.»
   «Мы уже сели, Фред.» — ответил капрал Валет.
   «Это относится ко всем, Валет.» — сказал сержант Двоеточие.
   «Зачем нам рассаживаться, если мы так ничего и не сделали. Я впадаю в бешенство, когда слышу, чем мы собираемся заняться…»
   «Мы постараемся выполнить это получше… Сейчас здесь присутствует большинство из нас.» — сказал сержант Двоеточие. — «Направо! Гм-м. Направо! Ладно. Сегодня в наши ряды вступает младший констебль Осколок, — не салютовать! младший констебль Жвачка, а также младший констебль Любимица. Мы надеемся, что у вас будет долгая и… Что там еще у вас, Жвачка?»
   "Что? " — невинно переспросил Жвачка.
   «Я не могу не помочь вам, заметив, что вы по-прежнему находитесь здесь, что приводит к появлению обоюдоострой алебарды, младший констебль, впрочем с учетом того, что я соизволил вам ранее сообщить об уставе Стражи…»
   "Личное оружие, сержант? " — с надеждой спросил Жвачка.
   «Вы может оставить его в раздевалке, в шкафу. Стражники вооружены только коротким мечом и дубинкой.»
   Впрочем если не принимать во внимание Осколка, мысленно добавил он. Во-первых, потому что самый длинный меч ютился в его руке как зубочистка, а во-вторых, потому что пока новобранцы не научатся отдавать честь, он будет вынужден видеть стражника, прикладывающего руку к уху. Впрочем у Осколка есть дубинка, которая ему нравится. Вполне возможно, что тот наставит ею сам себе шишек.
   Тролли и гномы! Гномы и тролли! Он не заслужил этого, по крайней мере именно сейчас. Впрочем это было еще не самым худшим.
   Он еще раз откашлялся. Когда он зачитывал с листа на планшете, то голос у него звенел как у школьника, заучившего наизусть свое публичное выступление.
   «Ладно.» — повторил он, немного неопределенно. — «Итак, здесь сказано …»
   «Сержант?»
   «Сейчас … Ах, это вы, капрал Морковка. Да?»
   "Вы ничего не забыли, сержант? " — спросил Морковка.
   «Не забыл.» — осторожно сказал Двоеточие. — «Вряд ли?»
   «О новобранцах, сержант. О том, что они должны получить.» — подсказал Морковка.
   Сержант Двоеточие почесал нос. Посмотрим… Итак, они получили, согласно установленным нормам, и расписались за одну рубашку (кольчугу), один шлем, медный или железный, один нагрудник, медный (за исключением младшего констебля Любимицы, для которой пришлось соорудить особый, и младшего констебля Осколка, который расписался за наскоро подогнанные доспехи, предназначавшиеся для боевого слона), одну дубинку, одну пику или алебарду на экстренный случай, один самострел, одни песочные часы, один короткий меч (исключая младшего констебля Осколка), и один нагрудный знак члена Ночного Дозора, медный.
   «Я думаю, что они получили полный комплект, Морковка.»
   — сказал он. — «Все предписанное. Даже Осколок упросил кого-то сделать ему доспехи большого размера.»
   «Сержант, они должны принести присягу.»
   «Ах. Ну да. Правда?»
   «Да, сержант. Это закон.»
   Сержант Двоеточие выглядел растерявшимся. Возможно и был закон для подобных случаев, впрочем Морковка во всем этом разбирался гораздо лучше. Тот знал законы Анк-Морпорка умом и сердцем. Он был единственным, кто их знал. Все, что знал Двоеточие, так это то, что он не принимал присягу при вступлении в Стражу, что же касается Валета, то самое лучшее, под чем тот мог присягнуться, было «Мерзавец — это род игры в солдатики».
   «Ладно.» — сказал он. — «Вы все должны принять присягу …э…капрал Морковка покажет вам как. А вы принимали присягу, когда вступали в наши ряды, Морковка?»
   «Ну да, сержант. Только никто ее от меня не потребовал, потому я дал ее сам себе, очень тихо.»
   «Да-а? Ладно. Продолжайте.»
   Морковка встал и снял шлем. Пригладил волосы. Затем он поднял правую руку.
   «Поднимите свои правые руки.» — обратился он. — «Э… и вы тоже, рядом с младшим констеблем Любимицей, младший констебль Осколок. Повторяйте за мной…» Он закрыл глаза и зашевелил губами так, как-будто он читал что-то записанное у него внутри.
   «Я запятая квадратная скобка имя новобранца квадратная скобка запятая…»
   Он кивнул им. — «Повторите это.»
   Новобранцы хором повторили. Любимица старалась не смеяться.
   «…торжественно клянусь квадратная скобка на божестве выбора новобранца квадратная скобка …»
   Любимица не верила своим глазам, глядя на лицо Морковки.
   «…поддерживать Законы и Указы города Анк-Морпорка запятая служить общественному доверию и защищать вверенных ему Его скобка вычеркнуть все что вам не подходит скобка Величество скобка имя правящего монарха скобка …»
   Любимица пыталась смотреть в точку над ухом Морковки. В довершение всего монотонный голос Осколка на десяток слов отставал от всех.
   «…без страха запятая почета запятая или мысли о личной безопасности точка с запятой преследовать злодеев и защищать невинных запятая положить мою жизнь запятая если необходимо в случае указанной обязанности запятая и да поможет мне скобка вышеуказанное божество скобка точка Боги Храните короля и королеву скобка вычеркните все что вам не подходит скобка точка…»
   Любимица с удовлетворением умолкла и только тогда смогла увидеть лицо Морковки. По его щекам текли неподдельные слезы.
   «Э…прекрасно…это все, благодарю вас.» — через миг сказал сержант Двоеточие.
   «…защищать невинных запятая…»
   «В ваше личное время, младший констебль Осколок.»
   Сержант прочистил глотку и вновь сверился со своим планшетом.
   «А сейчас из тюрьмы будет в очередной раз выпущен Жадюга Хоскинс, так что будьте осторожны, вы знаете, каким он бывает когда выпьет, чтобы отметить праздник, а еще этот тролль Угольная-Рожа побил прошлой ночью четырех человек.»
   «…в случае указанной обязанности запятая…»
   "А где капитан Бодряк? " — спросил Валет. — «Это он должен был этим заниматься.»
   «Капитан Бодряк…разбирается с делами.» — сказал сержант Двоеточие. — «Изучить гражданское право весьма нелегко. Ладно.» Он бросил еще один взгляд на планшет и повернулся к стражникам. Стражники… Гм-м.
   При подсчете присутствующих сержант шевелил губами. Среди них был маленький потертый человечек, сидевший рядом с Валетом и констеблем Жвачкой, чьи волосы и борода сильно отросли и спутались, так что издали тот походил на хорька, выглядывающего из кустов. «…мне скобка вышеуказанное божество скобка точка…»
   «Нет, нет.» — сказал он. — «А что здесь делаете вы, Здесь-и-Сейчас? Благодарю, Осколок — не надо отдавать честь — вы можете сесть.»
   «Капрал Морковка доставил меня сюда.» — пояснил Здесь-и-Сейчас.
   «Предупредительный арест.» — доложил Морковка.
   "Опять? " — Двоеточие снял с крючка ключи от камер и швырнул их вору. — «Ладно. Третья камера. Держи ключи у себя, мы крикнем тебе, если они понадобятся.»
   «Вы — истинный джентльмен, мистер Двоеточие.» — сказал Здесь-и-Сейчас, спускаясь по ступенькам в камеру.
   «Самый плохой вор в мире.» — Двоеточие покачал головой.
   «Но по нему не видно, чтобы он был столь плох.» — сказала Любимица.
   «Я имел в виду, что самый плохой.» — возразил Двоеточие. — «в том смысле, что не самый лучший в этом занятии.»
   "Помните, когда он собирался пройти весь путь с демонстрацией должников, чтобы спереть Тайну Огня у богов? " спросил Валет.
   «А я ему еще тогда сказал, что мы владеем этой тайной в течении тысячелетий, Здесь-и-Сейчас, и не собираемся с ней расставаться сейчас.» — сказал Морковка. — «На что тот возразил, но ведь она обладает антикварной стоимостью.» <Палец-Мазда, наипервейший вор в мире, спер у богов огонь. Но не смог его удержать. Было слишком жарко. Так он на этом и погорел.> «А после принятия присяги они должны получить Королевский Шиллинг.» — продолжал Морковка.
   «Верно. Да…» — Двоеточие нырнул в карман, достав три золотых доллара Анк-Морпорка, имевших золотое содержание как в морской воде. Он швырнул монеты, одну за другой, новобранцам.
   «Это называется Королевский Шиллинг.» — сказал он, поглядывая на Морковку. — "Не знаю почему. Вы получаете его при вступлении в ряды стражи. Понимаете, таковы правила.
   Он доказывает, что вы действительно вступили в стражу."
   На миг он запнулся, но затем, откашлявшись, продолжил. «Хорошо. Ах, да. Погрузите троллей…» — он тут же поправился. — «Проследите за троллями, марширующими по Короткой улице. Младший констебль Осколок — не позволяйте ему отдавать честь! Что там на этой улице происходит?»
   «Новый Год Троллей.» — сказал Осколок.
   «Неужели? Полагаю, что мы все должны изучить всю эту дребедень. Как там бишь говорилось, все эти соревнования любителей манной кашки — все эти сборища гномов…или что там еще…?»
   «День Битвы в Долине Ущелья.» — сказал Жвачка. — «Знаменитая победа над троллями.» Он самодовольно оглядел присутствующих, впрочем те вряд ли могли разглядеть выражение лица из-под бороды.
   «Да? Из засады!» — хрюкнул Осколок, глядя исподлобья на гнома.
   «Что? Да это тролли…» — начал Жвачка.
   «Заткнитесь.» — приказал Двоеточие. — «Послушайте, здесь сказано…сказано, что они маршируют…здесь сказано, что они маршируют по Короткой улице.» Он перевернул страницу.
   «Это верно?»
   «Тролли идут одной дорогой, а гномы — другой?» — спросил Морковка.
   «Да нет же, состоится парад, который вы вряд ли захотите пропустить.» — сказал Валет.
   «Что-то не так?» — спросила Любимица.
   Морковка неопределенно качнул головой. — «Бог мой. Это будет что-то ужасное. Мы должны немедленно что-то предпринять.»
   «Гномы и тролли уживаются друг с другом, как дом с огнем.» — сказал Валет. — «Вы бывали в полыхающем доме, мисс?»
   Обычно красное лицо сержанта Двоеточие приобрело бледно-розовый оттенок. Он пристегнул меч к поясу и поднял дубинку.
   «Помните.» — сказал он. — «И будьте внимательны там снаружи.»
   «Да-да.» — сказал Валет. — «Будьте внимательны, если хотите остаться в живых, здесь внутри.»
   Чтобы понять, почему гномы и тролли не любят друг друга, вам надо вернуться далеко-далеко в глубь веков. Они уживаются как мел с сыром. Ей-ей, как мел с сыром. одно вещество органическое, а другое — нет, но припахивает сыром. Гномы ведут свою жизнь, разбивая скалы, содержащие ценные минералы, а кремниевая форма жизни, известная как тролли, является в основном скалами, содержащими ценные минералы. В дикой природе тролли проводят большую часть дневного времени в спячке и отнюдь не желают оказаться в ситуации скалы, содержащей минералы и вокруг которой рыскают гномы. А гномы ненавидят троллей за то, что после долгого поиска жилы с ценными минералами, вам вряд ли понравится, если скалы вдруг встают и орошают слезами ваши руки, ибо вы только что встроили им в ухо кирку. Это было состояние постоянной межвидовой вендетты, а как все хорошие вендетты, те вообще не нуждались в причине. Достаточно было того, что она существовала. <Битва Долины Ущелья была единственной известной битвой в истории, где обе стороны нападали друг на друга из засады.> Гномы ненавидели троллей за то, что те ненавидели гномов, и наоборот.
   Дозор притаился в Долине Трех Ламп, находившейся на полпути к Короткой улице. Повсюду раздавался несмолкаемый треск фейерверков, гномы запускали их для того, чтобы прогнать злых духов рудников. Тролли запускали их, ибо ценили прекрасное.
   «Не думайте, что мы позволяем им сражаться друг с другом, а затем арестовываем побежденных.» — сказал капрал Валет. — «Этим-то мы как раз постоянно занимаемся.»
   «Патриций принимает близко к сердцу этнические стычки.»
   — сказал понуро сержант Двоеточие. — «Он воспринимает все это весьма саркастически.»
   В голове у него шевельнулась неясная мысль, но замерла не оформившись.
   «У вас есть мысли, Морковка?» — спросил он.
   Вторая мысль, более ясная, посетила его. Морковка был слишком простым парнем. «Капрал Морковка?»
   «Сержант?»
   «Не хотите ли разогнать этот сброд?»
   Морковка выглянул из-за угла на сближавшиеся ряды троллей и гномов. Те уже увидали друг друга.
   «Вы правы, сержант.» — сказал он. — «Младшие констебли Жвачка и Осколок — не отдавайте честь! — вы идете со мной.»
   "Вы не можете позволить ему туда идти! " — закричала Любимица. — «Это верная смерть!»
   «У этого парня настоящее чувство долга.» — сказал капрал Валет. Он вытащил из-за уха самокрутку и чиркнул спичкой о подошву сапога.
   «Не беспокойтесь, мисс.» — сказал Двоеточие. — «Он…»
   «Младший констебль.» — поправила Любимица.
   «Что?»
   «Младший констебль.» — повторила Любимица. — "Не мисс.
   Морковка говорит, что у меня нет пола, пока я на службе."
   На фоне вежливого покашливания Валета Двоеточие быстро проговорил. — «Младший констебль, как я полагаю, у юного Морковки чересчур много кризмы. Более чем достаточно.»
   «Кризмы?»
   «Неисчерпаемые залежи.»
   Тряска прекратилась. Пухляк был очень раздражен. Очень, очень раздражен.
   Послышался шорох. В мешке что-то зашевелилось, и оттуда, уставясь на Пухляка, показался другой дракон.
   Он выглядел раздраженным.
   Пухляк отреагировал единственным известным ему способом…
   Морковка стоял посреди улицы, со сложенными руками, в то время как два новобранца, стоявшие за ним, пытались удержать в поле зрения одновременно две приближающиеся колонны.
   Двоеточие подумал, что Морковка был простаком. Сам же Морковка относился к людям очень просто. А он был…
   Люди ошибаются, думая, что простота — это то же, что и глупость.
   Морковка не был глупым. Он был прямым и честным, добродушным и уважаемым во всех своих поступках. В Анк-Морпорке все это могло быть добавлено к слову «глупый» и в любом случае прилипло бы как медуза, взорвавшаяся в печи, но оставались еще два фактора. Первым был удар кулаком, который даже тролли научились уважать. Вторым было то, что Морковка был абсолютно, сверхъестественно симпатичен. Он был добр с людьми, даже арестовывая их. У него была исключительная память на имена.
   Большую часть своей юности он провел в маленькой колонии гномов, где было трудно познакомиться с новым человеком. А затем, внезапно, он очутился в большом городе, и случилось так, что талант дождался своего часа и раскрылся…
   Он весело помахал рукой приближающимся гномам.
   «Доброе утро, мистер Длиннобедрый! Доброе утро, мистер Крепкорукий!»
   Затем он повернулся и помахал рукой предводителю троллей. Раздался приглушенный хлопок, как если бы потух, не взорвавшись, фейерверк.
   «Доброе утро, мистер Боксит!»
   Он держал руки, приложив их горстью ко рту.
   «Если бы вы все могли остановиться и послушать меня…»
   — прокричал он.
   Обе колонны попытались остановиться, колеблясь и со всеобщей свалкой людей в кучу позади. Демонстранты придвинулись вплотную к Морковке.
   Будь Морковка хоть чуть-чуть виновен, то эта вина заключалась в том, что он не уделял внимания мелким деталям происходившего вокруг, так как его голова была занята другим.
   А потому раздававшийся за его спиной шепот не привлек его внимания.
   «…ага! Это была засада! А твоя мать была…»
   «А, сейчас, джентльмены.» — обратился Морковка рассудительным и приветливым голосом. — «Я уверен, что нет необходимости в этом воинственном способе…»
   «…вы напали на нас из засады! Мой пра-пра-прадедушка был в Долине Ущелья. Он говорил мне!»
   «…в нашем чудесном городе в такой чудесный день. Я вынужден просить вас как добрых граждан Анк-Морпорка…»
   «…да? Ты даже не знаешь, кто был твой отец, не так ли…?»
   «…в то же время мы, разумеется, должны уважать ваши гордые народные этнические движения, что послужит для блага присутствующих здесь моих солдат, кое-кто из которых погряз в древних этнических различиях…»
   «Я разобью тебе башку, брехливый гном…»
   «для большей пользы…»
   «Я могу надавать тебе одной рукой, связанной за спиной!»
   «…города, чьи значки они…»
   «…ты получишь возможность! Я свяжу ОБЕ твои руки за спиной!»
   «…гордо и достойно носят.»
   «А-а-ах!»
   «У-у-ух!»
   Морковка вдруг ощутил, что на него никто не обращает внимания. Он обернулся.
   Младший констебль Жвачка лежал на земле, поскольку младший констебль Осколок, размахивая шлемом, пытался повалить того на булыжники мостовой, младший констебль Жвачка, стоя в позиции удобной для защиты, пытался в ответ укусить младшего констебля Осколка за лодыжку.
   Демонстранты с восхищением любовались открывшимся зрелищем.
   «Мы должны вмешаться.» — сказал сержант Двоеточие. «Эти этнические драки всегда с подвохом.»
   «В этом деле легко оступиться.» — сказал Валет.
   «Оно обладает тонкой кожей, ваше этническое.»
   «Тонкокожее? Да они пытаются убить друг друга!»
   «В этом есть свой культурный аспект.» — сказал сержант Двоеточие. — «А нам не имеет смысла навязывать им нашу культуру, не так ли? Это этническая проблема.»
   А на улице у капрала Морковки побагровело лицо.
   «Как только он прикоснется пальцем к кому-либо из них, не взирая на всех их друзей.» — сказал Валет. — «мы выбегаем как черти. Таков наш план.»
   На могучей шее Морковки вздулись вены. Он положил руки на пояс и прокричал. — «Младший констебль Осколок! Отдайте честь!»
   Для того, чтобы научить его этому, пришлось провести немало времени. Мозгам Осколка требовалось время, чтобы воспринять идею, если это однажды произошло, то она не могла столь быстро улетучиться. Он отдавал честь. Его руки крепко держали гнома. А потому он отдавал честь, держа младшего констебля Жвачку и размахивая им вверх и вниз как маленькой злой клюшкой. Звук от удара столкнувшихся шлемов эхом раскатился от домов, последовав спустя миг после падения тел, свалившихся на землю. Морковка ткнул противников носком сандалии.
   Затем он повернулся и направился прямо к марширующим гномам, размахивая от злости руками.
   В переулке от сильного испуга сержант Двоеточие начал грызть край шлема.
   "У вас есть оружие, не так ли? " — зарычал Морковка на толпу гномов. — «Признавайтесь! Если гномы, обладающие оружием, тотчас не выбросят его всей колонной, то я полагаю, что вся колонна будет брошена в тюремные камеры! Я заявляю это со всей серьезностью!»
   Гномы в первом ряду сделали шаг назад. Раздалось отрывистое звяканье металлических предметов, швыряемых на землю.
   «Вы все…» — сказал угрожающе Морковка. — «Это относится и к вам, типу с черной бородой, пытающемся спрятаться за мистером Длиннобедрым! Я должен видеть вас, мистер Крепкорукий! Бросайте немедленно! Развлекаться некогда и не с кем!»
   "Он собирается умереть, правда? " — тихо спросила Любимица.
   "Забавно, " — сказал Валет. — «что если бы это попытались сделать мы, то нас искрошили на кусочки. Но ему кажется это удалось сделать.»
   «Кризма.» — сказал сержант Двоеточие, пытавшийся опереться на стену.
   "Вы имеете в виду харизму? " — спросила Любимица.
   «Да. Всю подобную чепуху. Да-да.»
   «Но как ему удается со всем этим управляться?»
   «Честно говоря, не знаю.» — сказал Валет. — «Но полагаю, что просто он всем нравится.»
   Морковка повернулся к троллям, ухмылявшимся над расстроенными гномами.
   «А теперь с вами…» — сказал он. — «Сегодня вечером я буду патрулировать вдоль Карьерного Тракта и не желаю никаких беспорядков. Я могу на это надеяться?»
   Послышалось шарканье множества ног и общее бормотание.
   Морковка приложил к уху ладонь.
   «Я совершенно ничего не слышу.» — сказал он.
   Бормотание усилилось и слилось в токкату из сотен перечащих голосов на тему : «Да, капрал Морковка.»
   «Хорошо. А сейчас расходитесь. И чтобы больше не было всех этих глупостей, вы ведь славные парни.»
   Морковка отряхнул с ладоней пыль и всем улыбнулся.
   Тролли выглядели озадаченными. Присутствие Морковки на улице было неким тонким слоем смазки. Все пришло в норму и казалось ничего и не произошло…
   Любимица сказала. — "Он только что назвал толпу троллей «славными парнями». Некоторые сейчас спускаются в горы!
   Кое-кто из них порос лишайником."
   «Умнейшие создания — эти тролли.» — сказал сержант Двоеточие.
   А затем мир взорвался.
   Дозор выступил до того, как капитан Бодряк вернулся в свой кабинет. Тот доплелся по лестнице в свой кабинет и уселся в липкое кожаное кресло, упершись невидящим взглядом в стену.
   Он хотел уйти из стражи. Без сомнения хотел.
   Такую жизнь нельзя было назвать правильной. Это была не жизнь, а что-то …
   Часы и часы вне общества. Никогда не быть уверенным в том, что на следующий день Закон останется в силе в этом прагматичном городе. Отсутствие домашней жизни, не с кем перемолвиться. Плохая пища, съедаемая на лету, ему даже доводилось есть булочки-с-колбаской, сделанные Вырви-Мне-Глотку Ковырялкой. Казалось, что дождь или адская жара будут вечно ; полное отсутствие друзей, за исключением оставшихся членов дозора, ибо они были единственными людьми, живущими в твоем мире.
   Как выразился сержант Двоеточие, через несколько дней он мог бы валяться как сыр в масле, изнывать от безделья, а только поглощать пищу и кататься на лошади, раздавая приказы слугам.
   В его памяти всплыл образ старого сержанта Кепля. Тот был командиром Дозора, когда Бодряк был новобранцем. А вскоре тот вышел в отставку. Они сложились и купили ему дешевые часы, одни из тех, что идут годами без остановки, пока сидящий внутри демон не испарится.
   Глупейшая идея, — тоскливо подумал Бодряк, уставившись на стену. Человек покидает службу — медный значок, песочные часы и колокольчик — а что мы ему вручаем? Часы…
   А на следующий день тот был по-прежнему на работе, со своими новыми часами. Чтобы показать каждому входы и выходы, как он выразился, , чтобы привести в порядок неоконченные дела, ха-ха. Посмотреть на вас, молодежь, только не надо впадать в панику, ха-ха. Через месяц он уже приносил уголь и мыл пол, был на побегушках и помогал людям писать рапорты.
   Он был там по-прежнему и спустя пять лет. Он был там по-прежнему и спустя шесть лет, когда кто-то из дозорных, вернувшись раньше, нашел его, лежавшим на полу…
   И так случилось, что никто, никто, не знал, где он жил и даже была ли миссис Кепль. Бодряк вспомнил, что они устроили складчину, чтобы похоронить его. На похоронах были только стражники…
   Поразмыслив над этим, понимаешь, что на похоронах стражника всегда бывают только стражники.
   Разумеется сейчас все было совсем не так. Сержант Двоеточие был удачно женат, причем уже много лет, возможно потому, что он с женой устроили рабочий распорядок так, чтобы встречаться случайно, обычно в двери. Но она оставляла ему в печи прекрасные блюда, впрочем что-то ведь еще у них было общее, ибо у них были внуки, хотя без сомнения у них бывали времена, когда они были не в состоянии выносить друг друга. Юный Морковка вынужден был отбиваться от девушек палкой. А капрал Валет…возможно тот устроил все по-своему. Ему было приказано «получить» двадцатипятилетнее тело, но никто так и не узнал, где же он его получил.
   Дело было в том, что каждый мог жениться на ком угодно, даже если в случае с Валетом это произошло против его воли.
   Итак, капитан Бодряк, что такое? Вы за ней ухаживаете? Не беспокойтесь слишком о любви, это опасное слово для тех, кому за сорок. Или вы боитесь стать стариком, умершим на закате жизни, и быть похороненным из жалости группой молодежи, не знавшей никогда о тебе ничего, кроме того, что этот старый чудак казалось всегда был под ногами, приносил кофе и горячие фиги, и терпел насмешки за спиной.