Пратчетт Терри. В доспехах и с оружием

   «Вы должно быть видели некоторых постояльцев? Я думаю, что Редж Туфля по-прежнему снимает там комнату?»
   «Ах.» сказала Любимица. — «вы имеете в виду зомби.»
   «А на чердаке живет банши.»
   «Мистер Иксолит. Да-да.»
   «А также старая миссис Дралл.»
   «Вампир. Но она отошла от дел. Сейчас она обслуживает детские вечеринки.»
   «Я полагаю, что вас не обходит, что это странное местечко?»
   «Но цены приемлемые и кровати чистые.»
   «Не могу представить, что в них кто-нибудь спит.»
   «Отлично! В конце-концов я имею право, выбирать, чего я желала бы получить!»
   «Простите. Я знаю, что вы правы. Я сам был таким, когда попал сюда впервые. Но мой совет — уехать как можно скорее и найти где-нибудь…ну…более подходящее место для юной леди, если вы понимаете, что я имею в виду.»
   «Совсем нет. Мистер Туфля даже пытался помочь мне подняться вверх с моими вещами. Представьте, мне пришлось потом помогать ему спуститься. Бедняжка, из него все время вываливались крошки!»
   «Да, но они …не наши люди.» — сказал с отвращением Морковка. — «Не убеждайте меня в обратном. Что касается … гномов. Некоторые из моих лучших друзей — гномы. Мои родители — гномы. Тролли? С троллями вообще нет проблем. Соль земли. В переносном смысле. Глубоко под внешней корой чудеснейшие парни. Но…бессмертные… Попросту я хотел бы, чтобы они убрались туда, откуда пришли, вот и все.»
   «Большинство из них пришло из окружающего нас мира.»
   «Просто они мне не нравятся. Прости.»
   «Я должна идти.» — с возникшим холодком сказала Любимица. Она замерла у темного входа в переулок.
   «Ладно, ладно.» — сказал Морковка. — «Гм-м. Когда я тебя увижу снова?»
   «Завтра. Мы же на одной работе с тобой, так?»
   «Но может, когда у нас будет выходной, то мы могли бы…»
   «Пора идти!»
   Любимица повернулась и побежала. Лунный ореол был еле виден из-за верхушек крыш Невиданного Университета.
   «Да. Отлично. Хорошо. Завтра.» — повторял за ней Морковка.
   Любимица ощущала, как вращается мир, когда, спотыкаясь, налетала на тени. Она не может оставаться такой столь долго! Она натолкнулась на нескольких людей на перекрестке и уже собралась совершить это в глубине переулка, хватаясь и сдирая с себя одежду…
   Ее увидел Бундо Обрезок, недавно исключенный из Гильдии Воров за излишний энтузиазм и неприличное поведение во время налета, и весьма отчаянный человек. Одинокая женщина в темном переулке была тем, чего он не мог допустить. Он оглянулся и последовал за ней.
   Последовало краткое затишье. А затем Бундо выскочил, весьма быстро, и не останавливался, пока не добежал до доков, где была оставлена лодка до прилива. Он поднял сходни, не дожидаясь появления прилива, и стал моряком, а через три года помер, когда в далекой стране ему в голову угодил броненосец, и за все это время никогда не рассказывал, что же он увидал. Но он всегда передергивался, когда видел пса.
   Чуть позже выскочила Любимица и удалилась быстрым шагом.
   Леди Сибил Рэмкин открыла дверь и вдохнула полным носом ночной воздух.
   «Сэмюэль Бодряк! Вы пьяны!»
   "Еще нет! Но надеюсь стать! " — радостно возразил Бодряк.
   «И вы даже не сменили свою униформу!»
   Он посмотрел вниз и опять принялся за свое.
   "Все в порядке! " — жизнерадостно сказал он.
   «Гости будут здесь с минуты на минуту. Отправляйтесь в свою комнату. Там для вас Вилликинс приготовил ванну и одежду. Займитесь собой…»
   «Забавно до чертиков!»
   Бодряк погрузился в ванну с теплой водой и розовым одеколоном. Затем насухо вытерся и поглядел на одежду, лежавшую на кровати.
   Одежда была сшита лучшим портным города. У Сибил Рэмкин было щедрое сердце. Она была женщиной, жаждущей всего возможного и доступного.
   Костюм был пурпурно-синего цвета, с кружевами на обшлагах и воротнике. Он был вершиной моды, если можно так выразиться. Сибил Рэмкин желала, чтобы Бодряк вошел в светское общество. Она никогда об этом не говорила, но он знал, что она думает, что он слишком хорош для полицейского.
   В полном неведении он уставился на костюм. Прежде ему не приходилось носить костюм. Когда он был ребенком, то одевал любые имевшиеся тряпки, которые позднее сменили кожаные бриджи и кольчуга Дозорного — удобная и практичная одежда.
   Вместе с костюмом лежала шляпа. Она была украшена жемчугом. Бодряку никогда прежде не доводилось носить головной убор, который бы не был откован из металла. Туфли были длинные, с острыми концами.
   Он всегда носил летом сандалии, а зимой традиционные дешевые сапоги.
   Капитан Бодряк ухитрился стать офицером. Но он совсем не был уверен, что сможет стать джентльменом. Облачение в костюм очевидно было частью этого…
   Гости прибывали. Он мог слышать у подъезда шум карет и тарахтенье портшезов. Он выглянул в окно. Авеню Коронации возвышалась над остальным Морпорком и давала не имеющий себе равных обзор, впрочем если это было вам необходимо в былые времена. Дворец Патриция стоял темной громадой в сумерках, с одним светящимся окном наверху. Он являлся центром хорошо освещенного места, по мере удаления от которого становилось все темнее и темнее, и вы попадали в те районы города, где не зажигались свечи, ибо зачем понапрасну тратиться. Вокруг Карьерного переулка сиял красный свет факелов… ах да, Новый Год Троллей, понятно. Над зданием Магии Высокой Энергии В Невиданном Университете висело слабое зарево.
   Бодряк мог бы арестовать всех чародеев по подозрению, что они чертовски умны, хоть бы и на половину. Но больше всего огней можно было видеть вокруг «Канатов и Ножниц», той части города, которую люди вроде капитана Бодряка именовали не иначе как «городок».
   «Сэмюэль!»
   Бодряк, как сумел, завязал галстук. Ему доводилось видеть троллей, гномов и драконов, но сейчас ему предстояло встретить совершенно новый вид существ. Богачей.
   Всегда трудно вспомнить каким выглядел мир по прошествии того, что ее мать деликатно называла определенным положением.
   Например она помнила увиденные запахи. Реальные улицы и дома… они там конечно присутствовали, но только как на сером однотонном фоне выделяются звуки и, да-да, запахи, полыхающие как блистающие линии… цветного огня и клубов … цветного дыма.
   Это было точкой, сутью всего происходящего. Это было там, где все это разбивалось вдребезги. А после не было подходящих слов для того, чтобы вы смогли отчетливо, хоть на миг, увидеть восьмой цвет, а затем описывали его в семицветном мире. Это было бы… «нечто зеленовато-пурпурное».
   Между двумя состояниями не было полного пересечения.
   Иногда, хотя и не очень часто, Любимица думала, что она счастлива от возможности видеть оба мира. И всегда бывали двадцать минут после Изменения, когда все чувства были усилены так, что мир вспыхивал во всем чувственном спектре как радуга.
   Существовали разновидности оборотней. Некоторые люди вынуждены были бриться каждый час и носить шляпу, чтобы скрыть уши. Они могли сойти за почти нормальных.
   Но без сомнения она всегда могла их распознать. В толпе, на запруженной улице оборотень всегда мог распознать другого оборотня. В их глазах всегда присутствовало нечто.
   Ну и разумеется, если у вас было время, были еще и другие отличия. Оборотни старались жить поодиночке и заниматься работой, при которой не было контакта с животными. Они пользовались духами и часто брились, будучи весьма разборчивыми в еде. И вели дневники лунных фаз, с аккуратными пометками красными чернилами.
   Это было не жизнью — быть оборотнем в деревне. Глупые цыплята терялись, а вы были подозреваемым номер один. Каждый мог подтвердить, что в городе жилось лучше.
   Это было превозмогающим все и вся.
   Любимице доводилось видеть долгие часы существования улицы Вязов, протекавшие за один час. Страх налетчика… был тускло-оранжевой линией. След Морковки был расплывающимся бледно-зеленым облачком, с окантовкой, которая подтверждала, что он слегка обеспокоен; там присутствовали еще дополнительные оттенки старой кожи и блестящей стали.
   Многочисленные следы, слабые или сильные, пересекали улицу вдоль и поперек.
   Был еще один след, пахнувший как старый обгаженный ковер.
   «Ты, сука.» — раздался голос, обращавшийся к ней.
   Она повернула голову. Гаспод выглядел не лучшим образом, даже с собачьей точки зрения, разве что был окружен облаком неописуемых ароматов. «Ах, это ты.»
   «Вер-р-р-но.» — сказал Гаспод, лихорадочно почесываясь.
   Он с надеждой взглянул на нее. «Только попросить, понимаете, получить это прямо сейчас, глядя на положение вещей, во спасение души, если она существует, но как я полагаю, для меня нет ни малейшего шанса нюхнуть…»
   «Ни единого.»
   «Только спросить. Не в обиду будь сказано.»
   Любимица наморщила морду.
   «Как ты умудряешься так смердеть? Я думала, что ты воняешь, пребывая в человечьем обличьи, но сейчас…»
   Гаспод возгордился.
   «А как же, порожденье.» — сказал он. — «этого и не происходит. Я должен был над этим работать. Если бы ты была настоящей собакой, то это было бы похоже на состояние после бритья. Между прочим, тебе нужен ошейник, мисс. Никто не тронет тебя, если на тебе одет ошейник.»
   «Благодарю.»
   Гаспод казалось над чем-то размышлял.
   «Э…ты же не будешь разрывать сердца.»
   «Вопреки всему мне этого хочется.» — сказал Любимица.
   «Хорошо, хорошо.» — скороговоркой сказал Гаспод. — «Куда ты собираешься?»
   Он перешел на быстрый вперевалку шаг, чтобы поспеть за ней.
   «Обнюхать вокруг дома Заложи-Молоток. Я не просила тебя идти со мной.»
   «Ничего не остается делать.» — сказал Гаспод. — «Дом Ребер не выбрасывает своих отходов до полуночи.»
   "У тебя нет дома, куда можно пойти? " — спросила Любимица, когда они проходили мимо ларька «жареная картошка с рыбой».
   "Дом? У меня? Дом? Ах, да. Конечно. Нет проблем.
   Смеющиеся дети, большие кухни, трехразовое питание, рядом смешной кот, собственное одеяльце и местечко у камина, он старый тюфяк, но мы его любили, и т.д. Никаких проблем. Я рад, что избавился от этого." сказал Гаспод.
   «Я только сейчас заметила, что у тебя нет ошейника.»
   «Он…свалился.»
   «Правда?»
   «Он весил как все их фальшивые бриллианты.»
   «Я это заметила.»
   «Они позволяют мне вытворять все, что мне нравится.» сказал Гаспод.
   «Я понимаю.»
   «Иногда я не появляюсь дома в течение нескольких дней.»
   «Да ну?»
   «Иногда даже неделю.»
   «Верно.»
   «Но они всегда рады видеть меня, когда я возвращаюсь.»
   — сказал Гаспод.
   «Мне припоминается, что ты говорил о том, что ночуешь в Университете.» — сказал Любимица, когда они увернулись от телеги на улице Блеска. На миг запах Гаспода стал неразличимым, но чудесным образом запах возник вновь.
   «Да, верно.» — сказал он. — «Ну, ты знаешь, каково это, семья… Все дети дергают тебя, дают бисквиты и т.п., взрослые постоянно треплют. Действует на нервы. А потому я частенько сплю там.»
   «Ну-ну.»
   «Может чаще, чем следовало на самом деле.»
   «Да ну?»
   Гаспод слегка заскулил.
   «Ты должна быть осторожной. Такая юная сучка вроде тебя может нарваться на серьезные неприятности в этом собачьем городе.»
   Они добрались до деревянного сарая за мастерской Заложи-Молоток.
   «Как ты…» — Любимица замерла.
   Там было много различных запахов, но один, острый как пила, возобладал над всем.
   «Фейерверк.»
   «И страх.» — сказал Гаспод. — «Много, много страха…»
   Он понюхал доски. — «Человеческий страх, не гнома. Ты сама бы сказала, если бы это был страх гномов. А это крысиный яд, чувствуешь… Фу-у! После всего этого поневоле станет плохо.»
   «Я ощущаю запах одного мужчины и одного гнома.» — сказала Любимица.
   «Да. Один мертвый гном.»
   Гаспод сунул свой кургузый нос под дверь и с шумом втянул воздух. «А здесь совсем другое дело.» — сказал он. «Здесь только запах гнома, который тесно связан с запахом реки и все такое… Запах масла и…смазки…и все сорта эй, куда ты уходишь?»
   Гаспод семенил за Любимицей, направлявшейся назад на улицу Блеска, носом вплотную к земле.
   «Иди по следу.»
   «Во имя чего? Ты же знаешь, он не поблагодарит тебя.»
   «Кто же это?»
   «Твой молодой человек.»
   Любимица остановилась так внезапно, что Гаспод налетел на нее.
   «Ты имеешь в виду капрала Морковку? Он совсем не мой молодой человек!»
   "Да? Я же пес, верно? И все это у меня в носу, так?
   Запах не может лгать. Феромоны. Это же старая алхимия секса."
   «Я знаю его всего пару ночей!»
   «Ага!»
   «Что это значит, ага?»
   «Ничего, ничего. В любом случае в этом нет ничего плохого…»
   «Тут вообще нет ничего плохого!»
   «Ну, ну. Там и не могло бы быть.» — сказал Гаспод, быстро добавив. — «даже если и было что-то, то капрала Морковку любят все.»
   «Он очень… милый.»
   «Даже Большой Фидо всего лишь куснул его за руку, когда тот попытался его погладить.»
   «Кто это Большой Фидо?»
   «Он — Главный Гавкун в Гильдии Псов.»
   «У псов есть Гильдия? Псов? Стоит только зацепить одного, и тут же лай и драка…»
   «Не совсем… Права на отбросы, места для солнечных ванн, ночное дежурство с лаем, права на размножение, расписание нарядов на вой… А так же резиновая кость.»
   «Гильдия Псов.» — саркастически прорычала Любимица. «Да-а уж.»
   «Поймать крысу на дудочку на плохой улице, и позвать ко мне дудочника! Это хорошая работа для тебя, ибо я рядом, иначе у тебя будут большие неприятности. Для пса в городе всегда большая неприятность, если он не член Гильдии. Для тебя удача.» — сказал Гаспод. — «что ты меня встретила.»
   «Я полагаю, что у тебя самый высокий чин в Гильдии, да?»
   «Я не член.» — самодовольно сказал Гаспод.
   «Как же ты умудряешься выжить?»
   «Я полагаюсь только на свои лапы. В любом случае Большой Фидо оставляет меня в покое. Я овладел Силой.»
   «Какой силой?»
   «Ты не поймешь. Большой Фидо…он мой друг.»
   «Кусать руку человека за то, что тот его потрепал, как-то не очень это дружелюбно выглядит.»
   «Да? Последний человек, пытавшийся погладить Большого Фидо…от него нашли только пряжку от пояса.»
   «Да?»
   «И та была на дереве.»
   «Где мы?»
   «Отнюдь не около дерева. Что там такое?»
   Гаспод втянул носом воздух. Его нос мог прочесть город способом, отчасти напоминавшим высокообразованные подметки сапог капитана Бодряка.
   «Перекресток авеню Коронации и Гордецов.» — сказал он.
   — «След здесь кончается. Он мешается с другими окружающими запахами.»
   Любимица понюхала вокруг. Кто-то приходил сюда, но слишком много людей пересекло след. Резкий запах еще витал, но лишь едва различимым намеком среди путаницы разноречивых запахов. Она ощутила превозмогающий все запах приближающегося мыла. Она заметила его еще раньше, но только как сопровождавший запах женщины и воспринимавшийся как слабое дуновение. Когда же она очутилась в четырехногом состоянии, этот запах, казалось, заполонил весь мир.
   Капрал Морковка шел, задумавшись, по дороге. Он не смотрел куда идет, тем более, что это ему и не было нужно.
   Попадавшиеся ему навстречу люди воспринимались Морковкой как бы стоящими в стороне.
   Впервые Любимица увидела его глазами окружавших… Прекрасный человек! Как же этого не замечают люди?
   Он проходил сквозь город, как тигр сквозь высокую траву, или как белый медведь сквозь снег, одевая на себя ландшафт как кожу…
   Гаспод огляделся по сторонам.
   Любимица сидела на задних лапах, пристально глядя на него.
   «У тебя язык вывалился.» — сказал он.
   «Что? То есть? То есть как? Это же естественно. Я запыхалась.»
   «Гр-р, гр-р.»
   Морковка увидел их и остановился.
   «Да это же маленькая дворняжка.» — сказал он.
   «Гав, гав.» — сказал Гаспод, виляя обрубком хвоста.
   «Я вижу у тебя завелась подружка, неплохо.» — сказал Морковка, гладя его по голове, а потом совершенно машинально вытирая руку о тунику.
   «Честное слово, прекрасная сука.» — сказал он. — «Волкодав с Бараньих Вершин, как я могу судить.» Он потрепал Любимицу. «Ну ладно.» — сказал он. — «Это ведь ничему не мешает.»
   «Гав, тяв, дай собачке бисквит.» — сказал Гаспод.
   Морковка стоял и лихорадочно обшаривал карманы. «Мне казалось, что у меня оставался кусочек бисквита — ей-богу, мог бы поверить, что ты понимаешь каждое сказанное мною слово…»
   Гаспод заискивающе поклонился и без труда ухватил бисквит.
   «У-уф, у-уф, чавк, чавк.» — сказал он.
   Морковка одарил Гаспода слегка недоуменным взглядом, каким люди всегда награждали того, когда он произносил «у-уф» вместо лая, кивнул Любимице и направился к авеню Коронации к дому леди Рэмкин.
   «Вот идет прекрасный юноша.» — сказал Гаспод, с хрустом кусая черствый бисквит. — «Простой, но прекрасный.»
   «Ну да, он простой.» — сказала Любимица. — «Это было первое, что я в нем заметила. Он простой. Но все лишнее только усложнило бы дело.»
   «Ты отвратителен.»
   «Да, но я по крайней мере остаюсь в одном обличьи весь месяц, не меняя его, не в обиду будь сказано.»
   «Ты напрашиваешься на трепку.»
   «Да-а…» — заныл Гаспод. — «Да-а, ты можешь меня покусать. Гр-р. Но меня беспокоит это твое желание. Ты задумайся. У меня было столько собачьих болячек, что выжил только потому, что эти маленькие букашки были слишком заняты, сражаясь друг с другом. Кажется я даже переболел Лижущей Смертью, хотя ею болеют только беременные овцы. Давай. Кусай меня. Измени мою жизнь. Каждый раз в полнолуние у меня будет внезапно отрастать шерсть и желтые зубы, и я повсюду рыщу на своих четырех. Могу заметить, что это сильно изменит мое положение.»
   «На самом деле.» — сказал он. — «я и так уже лишился клока шерсти, но пусть…пойми меня, только не надо сильно кусать, а только чуть-чуть…»
   «Заткнись. Наконец у тебя завелась подружка, как сказал Морковка. И если у него было что-то на уме…»
   «Быстро лизни, даже…»
   «Заткнись.»

* * *

   «Весь это беспорядок по вине Ветинари.» — сказал герцог Эорл. — «У человека нет вкуса. А потому у нас в городе зеленщики пользуются таким же влиянием, как и бароны. Он даже позволил Водопроводчикам создать собственную Гильдию! По моему скромному мнению, это совершенно противоестественно.»
   «Все было бы не так плохо, если бы он не окружал себя некими общественными элементами.» — сказала леди Вездесущая.
   «И даже воспитывал их.» — сказала леди Лунная. — «Подобные люди всегда могут ускользнуть от расплаты.»
   «Я допускаю, что старые короли не были нужны нашему народу, особенно в конце.» — сказал герцог Эорл. — «но по моему скромному мнению, они по крайней мере чего-то стоили. В те дни мы владели порядочным городом. Люди были более уважительны и знали свое место. Люди уделяли приличиям весь день, а не прохлаждались день-деньской. И разумеется мы не распахивали ворота перед всяким сбродом с оружием, способным воевать. И конечно же у нас был закон. Разве не так, капитан?»
   Капитан Сэмюэль Бодряк остекленевшим взглядом уставился в точку, чуть левее и выше правого уха говорившего.
   Дым сигар витал в неподвижном воздухе. Бодряк испытывал смутную уверенность, что ему довелось провести бездну времени, поглощая неимоверное количество пищи в компании людей, не нравящихся ему.
   Он тосковал по запаху сырых улиц и булыжникам под картонными подошвами сапог. Поднос с послеобеденными напитками гулял вокруг стола, но Бодряк не прикасался к нему, потому что это раздражало Сибил. Она пыталась этого не показывать, что раздражало его еще больше.
   Виски Медвежье Объятие уже выветрилось. Он ненавидел быть трезвым. Для него это означало, что он начинал думать.
   Одна из мыслей, пробившаяся в его сознании, была та, что таких вещей, как скромное мнение, здесь никогда не бывало.
   У него не было опыта общения с богатыми и сильными мира сего. Как правило, этого опыта у полицейских нет. Это не означает, что они менее склонны совершать преступления, отнюдь нет, просто преступления, совершаемые ими, лежали далеко в стороне от обычной преступности, лежащей в пределах досягаемости людей в плохих сапогах и ржавой кольчуге.
   Обладание сотней домов в трущобах не было преступлением, хотя сам ты и проживаешь лишь в одном, или почти не преступлением. Быть Убийцей — Гильдия на самом деле никогда так не говорила, ибо важнейшее качество быть сыном или дочерью джентльмена — не было преступлением. Если у вас было достаточно денег, вы вряд ли вообще стали совершать преступление. Вы просто немножко грешили.
   «А сейчас, куда ни глянь, гномы, тролли и грубые люди.»
   — сказал леди Лунная. — «В Анк-Морпорке гномов больше, чем в любом из наших городов, или как им там угодно называть свои норы.»
   "Что вы думаете, капитан? " — спросил герцог Эорл.
   «Гм-м.»
   Капитан Бодряк взял кисть винограда и начал крутить ее в руках.
   «…о современной этнической проблеме?»
   «А разве у нас такая есть?»
   «Ну да… Взгляните на Карьерный переулок. Там же каждую ночь драки!»
   «И у них совершенно нет представления о религии!»
   Бодряк минуту или две изучал кисть винограда. Все, что ему хотелось сказать, было : «Конечно они дерутся. Они же тролли. Конечно они лупят друг друга клюшками — ведь троллийский язык — это в основном язык тела, ну и разумеется им нравится кричать. На самом деле единственный, кто доставляет настоящие неприятности, так это ублюдок Хризопраз, и то только потому, что он набрался этого у людей и оказался способным учеником. Что ж до религии, то боги троллей колотили друг друга клюшками за десять тысяч лет до того, как мы прекратили пожирать скалы.»
   Но воспоминание о мертвом гноме упрямо переворачивало что-то в душе.
   Он положил виноград обратно на тарелку.
   «Несомненно.» — сказал он. — «С моей точки зрения, безбожные ублюдки должны быть собраны в кучу и вышвырнуты из города мечами и копьями.»
   Наступила краткая тишина.
   «Это не больше того, чего они заслуживают.» — добавил он.
   "Именно! Да они ничем не отличаются от животных! " сказала леди Вездесущая. Бодряк подозревал, что ее имя Сара.
   «Вы разве не замечали, какие у них массивные головы?»
   — сказал Бодряк. — «Это же просто скалы. И маленькие мозги.»
   «Да и морально, разумеется…» — добавил герцог Эорл.
   Раздался неясный шум всеобщего одобрения. Бодряк потянулся за своим стаканом.
   «Вилликинс, я не думаю, что капитан Бодряк желает вина.» — сказала леди Рэмкин.
   «Ошибаетесь.» — весело сказал Бодряк. — «А поскольку мы уже затронули тему, а как насчет гномов?»
   «Не знаю, может никто не замечал.» — сказал лорд Эорл.
   — «но возможно вы не присматривались, как много вокруг развелось псов.»
   Бодряк вытаращился на него. Насчет псов это было правдой. Казалось, что вокруг как никогда много было бездельников, и это увы было так. В свое время он посетил с Морковкой бары гномов и знал, что гномы могли съесть собаку, только если они не могли получить крысу. И десять тысяч гномов, постоянно едящих ножом, вилкой и совком, не могли проделать брешь в крысином населении Анк-Морпорка. Это было главными мыслями гномов в письмах домой — давай, все и кетчуп.
   "Заметьте, какие у них маленькие головы? " — изощрялся он. — «Без сомнения очень ограниченные умственные способности. Результат измерений.»
   «И вы никогда не увидите их женщин.» — сказала леди Сара Вездесущая. «Я нахожу это весьма…подозрительным. Вы знаете, что говорят о гномах.» — добавила она мрачно.
   Бодряк вздохнул. Он был вполне уверен в том, что вы видели этих женщин все время, хотя они и выглядели похожими на гномов мужчин. Без сомнения это знали все, кто знал хоть что-нибудь о гномах.
   «Хитрые маленькие дьяволы.» — сказала леди Лунная. «Острые как пила.»
   «Вы знаете.» — покачал головой Бодряк. — «знаете, что более всего чертовски досаждает? То, что они одновременно не способны ни на какие рациональные мысли и в то же время чертовски проницательны.»
   Только Бодряк заметил взгляд, которым его наградила леди Рэмкин. Лорд Эорл выплюнул окурок сигары.
   "Они только въезжают и перенимают у других. И работают как пчелы все время, а обычным людям нужно немного сна.
   Это совершенно ненормально."
   Бодряк выслушал комментарий и мысленно сравнил его с недавними рассуждениями о приличии работать день-деньской.
   «Ну один из них уже не будет так напряженно работать.»
   — сказала леди Вездесущая. — «Моя горничная сказала, что одного гнома нашли сегодня утром в реке. Возможно межзтнические стычки или что-нибудь подобное.»
   «Ха-ха…в любом случае это только начало.» — продолжал лорд Эорл. — «Просто никто ничего не смог заметить.»
   Бодряк весело улыбнулся.
   В его руке была бутылка вина, несмотря на тактичные попытки Вилликинса забрать ее. Горлышко бутылки выглядело приветливо, приглашая его ухватить…
   Он не мог оторвать глаз от этого человека. Бодряк посмотрел ему прямо в лицо — человеку, внимательно его изучавшему, и чьи последние слова, переплетавшиеся с беседой, были : «Не могли бы вы быть столь любезны и передать мне приправы, капитан?» В его лице не было ничего примечательного, кроме пристального взгляда — совершенно холодного и чуть улыбающегося. Это был доктор Крест. Бодряком овладело неодолимое чувство, что его мысли читаются.
   «Сэмюэль!»
   Рука Бодряка споткнулась на полпути к бутылке. Вилликинс стоял рядом со своей госпожой.
   «У дверей молодой человек, разыскивающий, по-видимому, вас.» — сказала леди Рэмкин. — «…капрал Морковка.»
   "Боже, как захватывающе! " — сказал лорд Эорл. — «Он пришел нас арестовать, как вы думаете? Ха-ха-ха!»