Престон Дуглас. Ледовый барьер

   — Дашь сигарету? — Спросил Паппап.
   Глинн вытащил из кармана новую пачку — Мальборо, на вес золота, — и отдал её Паппапу. Тот сорвал обёртку и выбил из пачки сигарету.
   — Спичку?
   Глинн поджёг сигарету зажигалкой.
   — Спасибо, дядя, — сказал Паппап и глубоко затянулся. — Прохладно нынче, а?
   — Да, прохладно.
   Они помолчали.
   — Где это вы выучились английскому, господин Паппап?
   — У миссионеров, где ж ещё? Всё образование — от них.
   — Один из них, случаем, был не из Лондона?
   — Ну дык, оба.
   Пока Паппап курил, Глинн выжидал удобный момент. Даже с учётом культурных различий, индейца оказалось сложно раскусить. Фактически, он никогда не встречал настолько непонятного человека. Наконец, Глинн медленно заговорил.
   — Прелестное колечко, — заметил он, бесцеремонно указывая на маленькое золотое кольцо, надетое на мизинец метиса.
   Паппап с ухмылкой поднял руку.
   — Ну, дык. Чистое золото, жемчужина, два рубина, все дела.
   — Подарок королевы Аделаиды, полагаю?
   Паппап вздрогнул, во рту закачалась сигарета. Но он быстро опомнился.
   — Не ошибся.
   — А что сталось с королевским чепчиком?
   Паппап бросил на него любопытный взгляд.
   — Похоронен с госпожой. Тоже неплохо смотрелся.
   — Так значит, Фуэджиа Баскет — твоя пра-пра-пра-бабушка?
   — Можно сказать и так, — ответил Паппап, но его глаза оставались всё такими же скрытными.
   — Вы из знатной семьи.
   Произнося эту фразу, Глинн очень внимательно смотрел Паппапу в глаза. Когда те сморгнули, он понял, что комментарий вызвал желаемый эффект. Но всё же, было важно, чтобы весь разговор прошёл без сучка без задоринки. У него лишь один шанс на то, чтобы разговорить Паппапа.
   — Ваша жена, должно быть, давно умерла.
   Паппап продолжал молчать.
   — Оспа?
   Паппап покачал головой.
   — Корь.
   — А, — произнёс Глинн. — Мой дедушка тоже умер от кори.
   Это, в действительности, так и было.
   Паппап кивнул.
   — У нас с вами есть ещё кое-что общее, — сказал Глинн.
   Паппап искоса глянул на него.
   — Мой пра-пра-прадедушка был капитан Фитцрой, — очень осторожно солгал Глинн, не отводя глаз в сторону.
   Глаза самого Паппапа скользнули обратно в море, но Глинн различил в них неуверенность. Глаза предают всегда. Конечно, если их не тренировать.
   — Забавно, как всё же история повторяет себя, — продолжил он. — У меня есть гравюра, портрет вашей пра-пра-прабабушки, когда она ещё была маленькой девочкой и встретилась с королевой. Висит в кабинете.
   Для яган налаживание семейных связей — всё. Если то, что прочёл Глинн в этнографической литературе, было правдой хотя бы отчасти.
   Паппап продолжал слушать с заметным напряжением.
   — Джон, можно я ещё разок гляну на кольцо?
   Не поднимая на него взгляд, Паппап приподнял коричневую руку. Глинн осторожно взял её в свою, тепло сжав ладонь. Он заметил кольцо в первый же день, когда тот лежал пьяным в укромном местечке в Пуэрто-Вильямсе. Его людям в Нью-Йорке потребовалось несколько дней, чтобы узнать, что это за кольцо, и откуда оно взялось.
   — Судьба — странная штука, Джон. Мой пра-пра-прадедушка, капитан Фитцрой, на корабле её величества, «Бигль», похитил вашу пра-пра-прабабушку, Фуэджию Баскет, и привёз её в Англию, чтобы та встретилась с королевой. И сейчас я похитил вас, — добавил он с улыбкой. — Какая ирония, а? За тем исключением, что я не отвезу вас в Англию. Скоро вы вернётесь домой.
   В старые времена было модно привозить туземцев с самых дальних уголков света, чтобы представить при дворе. Фуэджиа Баскет вернулась на Terra del Fuego на «Бигле» несколько лет спустя, с чепчиком и колечком, пожалованных королевой. Ещё одним пассажиром в той поездке был Чарльз Дарвин.
   Хотя Паппап так на него и не смотрел, таинственность, казалось, исчезает из его глаз.
   — Что будет с кольцом? — Спросил Глинн.
   — Сгинет в могиле, вместе со мной.
   — Детей нет?
   Глинн уже знал, что Паппап был последним индейцем яган, но хотел услышать ответ. Паппап покачал головой.
   Глинн кивнул, продолжая держать его за руку.
   — Вообще никого не осталось?
   — Несколько метисов. Но я последний, кто помнит язык.
   — Тебя, должно быть, это печалит.
   — Есть старинная легенда яган, и чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что она обо мне.
   — Что за легенда?
   — Когда придёт время умереть последнему из яган, сам Ханукса утащит его в землю. Из костей индейца выйдет новый народ.
   Глинн отпустил руку Паппапа.
   — И как именно утащит Ханукса последнего из яган?
   Паппап покачал головой.
   — Треклятое суеверие, а? Не помню подробностей.
   Глинн не настаивал. Снова вернулся прежний Паппап. Глинн понял, что никак не понять, сумел ли он до него дотянуться.
   — Джон, мне нужна твоя помощь, насчёт команданте Эмилиано Валленара. Его присутствие — угроза нашей работе. Что ты можешь о нём рассказать?
   Паппап вытащил из пачки новую сигарету.
   — Команданте Эмилиано оказался здесь двадцать пять лет назад. После переворота Пиночета.
   — Почему?
   — Его отец выпал из вертолёта, когда его допрашивали. Немец. Сын такой же. Его отправили сюда, чтобы он держался подальше, что-то в этом роде.
   Глинн кивнул. Это объясняло многое. Не только опалу в ВМС Чили, но и ненависть к американцам, может быть, даже его отвращение к самому себе, как к чилийцу.
   — Почему он до сих пор командует эсминцем?
   — Он кое-что знает кое о ком, разве нет? Хороший офицер. Команданте Эмилиано очень упрям. И осторожен.
   — Понимаю, — сказал Глинн, отметив проницательность суждений Паппапа. — Имеется ещё что-нибудь, что мне следует знать? Он женат?
   Паппап облизал кончик новой сигареты и положил её в рот.
   — Команданте — двойной убийца.
   Глинн скрыл своё удивление, зажигая тому сигарету.
   — Он привёз жену в Пуэрто-Вильямс. Плохое место для женщины. Там нечего делать, ни танцев, ни праздников. Во время Фолклендской войны команданте провёл долгое время в Estrecho de Magellanes, зажал аргентинский флот в ожидании английского. Когда вернулся, узнал, что у жены нарисовался любовник, — сказал Паппап и глубоко затянулся. — Команданте умён. Он дождался минуты, когда мог выйти на них, за делом, так сказать. Перерезал ей глотку. Как я слышал, любовнику он сделал кое-что похуже. Тот истёк кровью по дороге в больницу Пунта-Аренаса.
   — Почему его не посадили?
   — В этих краях ты не просто говоришь сопернику, «отвали». У чилийцев старинные представления о чести, а? — Паппап говорил отчётливо, очень прозаично. — Если бы он убил их не в постели, всё могло сложиться по-иному. Но…
   Он пожал плечами.
   — Каждый понимал, почему человек, увидев свою жену за этим, сделал то, что сделал. И это — ещё одна причина, по которой команданте так долго удерживает свой пост.
   — Почему же?
   — Он — человек, который может сделать всё.
   Глинн помолчал, посматривая через пролив на эсминец. Тот оставался на месте, неподвижный и тёмный.
   — Я должен спросить тебя ещё кое о чём, — сказал Глинн, а его глаза по-прежнему смотрели на военный корабль. — Тот торговец в Пунта-Аренасе, кому ты продал приборы геолога. Он тебя запомнил? Сможет тебя опознать, если его допросить?
   Казалось, Паппап на минуту задумался.
   — А чёрт его знает, — наконец, сказал он. — Большой магазин. Но, с другой стороны, в Пунта-Аренасе не так уж много яган. И мы долго торговались.
   — Понимаю, — сказал Глинн. — Спасибо, Джон. Ты очень помог.
   — О чём речь, парниша! — Ответил Паппап.
   Он искоса посматривал на Глинна, и его глаза лучились проницательностью и весёлостью.
   Глинн соображал быстро. Иногда лучше сразу признаться во лжи. Проделанное без ошибок, это, как ни странно, может взрастить доверие.
   — Боюсь, я не был с тобой полностью честен, — сказал он. — Я много знаю о капитане Фитцрое. Но, по правде говоря, он не мой предок.
   Паппап противно закудахтал.
   — Конечно, нет. Не более предок, чем Фуэджиа Баскет для меня.
   Порыв яростного ветра вцепился в воротник Глинна. Тот глянул на Паппапа.
   — Но тогда — откуда у тебя это кольцо?
   — Так много яган умерло, что последний оставшийся унаследовал много. Оттуда и чепчик, и кольцо — и всё остальное.
   Паппап продолжал смотреть на Глинна с ошеломляющей прямотой.
   — И что случилось со всем этим?
   — Почти всё продал. Деньги пропил.
   Глинн, снова ошарашенный прямотой отклика, сообразил, что так ни на йоту и не приблизился к пониманию яган.
   — Когда всё закончится, — добавил старик. — Тебе придётся взять меня с собой, куда бы ты не убрался. Мне нельзя возвращаться.
   — Почему?
   Но ещё до того, как задать этот вопрос, Глинн понял, что уже знает ответ.

«Рольвааг», 23:20

   МакФарлэйн прошёлся по синему ковру, устилавшему коридор нижней палубы мостика. Он чертовски устал, но всё равно не мог уснуть. Слишком многое произошло за один-единственный день: длинная серия причудливых открытий, смерть Рошфорта и Эванса, новое появление эсминца. Отчаявшись уснуть, он обнаружил, что бродит по палубам «Рольваага» подобно неугомонному привидению.
   А теперь МакФарлэйн стоял перед дверью в отдельную каюту. Его ноги, предоставленные сами себе, привели его к отсеку Рашель. С удивлением он понял, как ему не хватает её компании. Циничный смех мог оказаться тем бодрящим тоником, который ему так необходим. Время, проведённое с ней, будет благословенно свободно от болтовни или изнуряющих объяснений. Он раздумывал, хочется ли ей чашку кофе в кают-компании, или, быть может, партию в бильярд.
   Он постучал в дверь.
   — Рашель?
   Ответа не было. Она не могла спать — как-то Амира пожаловалась ему на то, что за последние десять лет ни разу не ложилась раньше трёх.
   Он постучал ещё раз. Незапертая дверь отворилась под давлением костяшек пальцев.
   — Рашель? Это Сэм.
   Он сделал шаг в каюту; любопытство пересилило: он ни разу не был в каюте Рашель. Вместо беспорядка, мешанины листов бумаги, пепла сигар и одежды (чего он ожидал), комната была скрупулёзно чистой. Диван и кресла аккуратно расставлены, на полках с научными работами — полный порядок. На какой-то миг он даже подумал, что здесь живёт не она, но потом заметил арахисовую кожуру, полукругом лежащую под столом для компьютера.
   Он с нежностью улыбнулся, сделав шаг к столу. Глаза скользнули было по экрану, но остановились, заметив его собственную фамилию.
   Из принтера торчала распечатка на двух страницах. Схватив верхний лист, он прочёл:

   ЭИР — СЕКРЕТНО
   От: Р. Амира
   Кому: Э. Глинну
   Тема: С. МакФарлэйн
   Со времени последнего отчёта объект всё сильнее поглощён метеоритом и его сложностью для изучения. У него до сих пор двойственные чувства насчёт проекта, и насчёт самого Ллойда. Он втянут, почти что вопреки своей воле, в решение проблем, поставленных метеоритом. Мы мало говорим о чём-либо другом — по крайней мере, говорили до утреннего происшествия. Я не убеждена в том, что он полностью со мной откровенен, но не хотела бы оказывать на него излишнее давление.
   После того, как метеорит откопали, я инициировала разговор о его давней теории существования межзвёздных метеоритов. Вначале неохотно, вскоре он с энтузиазмом откликнулся на эту идею, объясняя, как эту теорию можно примирить с существованием метеорита Одиночество. Однако он испытывал нужду в сохранении тайны и попросил меня ни с кем не делиться его подозрениями. Как вы знаете из утренней дискуссии, его вера в межзвёздную природу метеорита лишь крепнет.

   Дверь в каюту захлопнулась, донеслось резкое дуновение воздуха. МакФарлэйн обернулся. Амира стояла спиной к двери. Она до сих пор была одета для ужина, в чёрное платье до колен, но набросила парку на плечи для того, чтобы сходить в буфет. Теперь она как раз вытаскивала из кармана только что купленный пакетик с арахисом. Рашель посмотрела на него, затем на бумагу в его руке, и застыла в неподвижности.
   Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Медленно, как будто по собственной воле, пакетик с арахисом упал обратно в карман парки.
   Если МакФарлэйн что и чувствовал в этот миг, то лишь уныние. Как будто после всех шокирующих событий дня у него просто не осталось резервов, откуда можно черпать эмоции.
   — Ну, — наконец, произнёс он. — Похоже, я не единственный Иуда на борту.
   Побледневшая Рашель встретила его взгляд.
   — Ты всегда врываешься в чужие каюты и читаешь личные бумаги?
   МакФарлэйн холодно улыбнулся и швырнул листок на стол.
   — Извини, но твоя работа не выдерживает никакой критики. «Двойственный» пишется с двумя "н". Сегодня Эли не даст тебе ордена, — произнёс он и сделал шаг к двери, которую до сих пор заслоняла Рашель. — Пожалуйста, отойди.
   Амира заколебалась, опустила глаза, но не сделала ни шагу.
   — Постой, — сказала она.
   — Я сказал, отойди.
   Она кивнула на принтер.
   — Лишь после, когда дочитаешь до конца.
   Он почувствовал вспышку ярости при этих словах, и поднял руку, намереваясь оттолкнуть её в сторону. Затем, обретя над собой контроль, заставил руку опуститься.
   — Спасибо, но мне хватило того, что уже прочёл. А сейчас — убирайся с дороги, ко всем чертям!
   — Прочти до конца. Затем иди.
   Амира моргнула, облизнула губы. Она была непоколебима.
   Он выдерживал её взгляд с минуту, может, с две. Затем отвернулся, схватил окончание отчёта и продолжил читать.

   Между прочим, я с ним согласна. Свидетельства того, что метеорит прилетел издалека, извне Солнечной системы, сильны — если их вообще можно опровергнуть. Теория Сэма подтверждена. Более того, я не наблюдаю в нём никаких признаков навязчивой идеи, или чего бы то ни было ещё из того, что может представлять угрозу для экспедиции. Напротив — метеорит, кажется, пробуждает в нём учёного. Я наблюдаю всё меньше сарказма, готовности защищаться и, время от времени, корыстных мотивов, которые были настолько очевидны с самого начала. Всё сменило ненасытное любопытство, глубокое желание понять таинственный камень.
   Таким образом, это мой третий, и последний, отчёт. Я не могу со спокойной совестью продолжать работу над ними работу. Если я почувствую какие-то проблемы, я о них сообщу. Я бы сделала это в любом случае, как лояльный сотрудник ЭИР. Факт в том, что этот метеорит намного более странен, чем кто-либо из нас мог предположить. Он может даже оказаться опасным. Я не могу одновременно наблюдать за Сэмом и работать вместе с ним. Вы просили меня быть его ассистентом. И это — именно то, чем я собираюсь быть — ради него, ради себя, ради всего проекта.

   Из-под компьютерного стола МакФарлэйн вытащил стул и опустился на него, бумага в руке тихо зашуршала. Он чувствовал, как злость куда-то уходит, оставляя после себя лишь запутанную неразбериху чувств.
   Какое-то время, которое обоим показалось очень долгим, они молчали. МакФарлэйн различал в отдалении волнение моря, чувствовал слабое мурлыканье двигателей. Затем поднял взгляд на Рашель.
   — Это была идея Эли, — сказала она. — Ты был человеком Ллойда, не нашим сотрудником. У тебя сомнительная история. И та первая встреча, что ты сделал с сэндвичем, — ты проявил себя непредсказуемым. Непредсказуемые люди действуют ему на нервы. Потому он и сказал, чтобы я наблюдала за тобой. Чтобы регулярно писала отчёты.
   МакФарлэйн сидел и молча смотрел на неё.
   — Мне не понравилась эта идея. Хотя сперва мне больше всего не нравилось быть твоим ассистентом. Я просто думала, что писать отчёты будет сложно. Но я не представляла — совершенно не представляла, насколько трудным это окажется на деле. Я чувствовала себя полным дерьмом каждый раз, когда усаживалась за написание очередного, — она глубоко вздохнула, голос был прерывистым. — Последние несколько дней… Я не знаю. — Она покачала головой. — И затем, когда писала этот отчёт… Я просто поняла, что больше не могу. Даже для него.
   Она резко умолкла, опустила взгляд с его лица на ковёр. Несмотря на её усилия, он увидел, как подрагивает подбородок. Одинокая слезинка прочертила извилистую линию по её щеке.
   Стремительным движением МакФарлэйн вскочил со стула и подошёл к ней. Он вытер слезинку с её лица. Она обхватила за шею и прижала его к себе, погрузив в шею своё лицо.
   — О, Сэм, — шепнула Рашель. — Мне так жаль!
   — Всё в порядке.
   Вторая слезинка прокатилась по её щеке. Он склонился, чтобы смахнуть капельку, но Рашель повернулась лицом к его лицу, и их губы встретились.
   С мягким стоном она ещё плотнее прижала его к себе. МакФарлэйн, притянутый ближе к дивану, чувствовал давление её грудей к его груди, чувствовал её икры, скользящие по бёдрам. На какой-то миг он растерялся. Затем почувствовал, как её руки ласкают его шею сзади, а бёдра обхватывают его, и заорал в приступе страсти. Запустил руки под платье и притянул её к себе, приподнял её ноги, зажал свои ладони меж её коленей. Сэм пылко целовал Рашель, а её руки нежно поглаживали его по спине.
   — О, Сэм, — снова сказала она.
   И прижалась к его губам своими.

Isla Desolacion, 19-е июля, 11:30

   МакФарлэйн осматривал башни чёрной лавы, что вздымались перед ним. Огромные клыки вблизи казались ещё внушительнее. С геологической точки зрения он узнал в них классические «вулканические затычки» — останки двойного вулкана, склоны которого разрушились эрозией, оставляя после себя два заполненных базальтом жерла.
   Он обернулся, бросая взгляд через плечо. В нескольких милях позади и далеко внизу, место высадки представляло собой мельтешенье чёрных точек на белом ландшафте. Похожие на нити дороги протянулись через весь остров. Вслед за смертью Рошфорта и Эванса, работы возобновились незамедлительно. Ими руководили Гарза и второй инженер, Стоуншифер, человек без чувства юмора, который вместе с обязанностями Рошфорта, казалось, унаследовал и часть его личности.
   Рашель Амира поднялась за МакФарлэйном, её дыхание паром вырывалось изо рта. Нахмурившись, она посмотрела на вершины.
   — Сколько ещё идти?
   — Я хочу добраться до тёмной полосы на половине высоты. Вероятно, это следы последнего извержения, я бы хотел определить возраст потоков.
   — Не проблема, — сказала она, с напускной храбростью побренчав экипировкой.
   Она была в хорошем настроении всё время, начиная со встречи перед экскурсией, говорила мало, но жужжала и насвистывала самой себе. МакФарлэйн, со своей стороны, испытывал беспокойство и нетерпение.
   Его взгляд прошёлся по возможным маршрутам наверх, в поисках препятствий, выступов, незакреплённых камней. Затем МакФарлэйн продолжил свой путь, снегоступы вгрызались в свежий снег. Мужчина и женщина медленно продвигались вперёд, карабкаясь по осыпающемуся склону. У основания «затычки» МакФарлэйн остановился рядом с необычным камнем, который высовывался из-под снега. Он резко стукнул по нему геологическим молотком, опустил два обломка в сумку для образцов и сделал беглую запись.
   — Играешь в камушки, — сказала Рашель. — Как мальчишка.
   — Потому-то я и стал планетарным геологом.
   — Могу поспорить, в детстве у тебя была коллекция камней.
   — И будешь неправа. А ты что собирала? Кукол Барби?
   Рашель фыркнула.
   — У меня была довольно эклектическая коллекция. Гнёзда птиц, шкуры змей, высушенные тарантулы, кости, бабочки, скорпионы, дохлая сова, необычные задавленные на дороге зверьки — всякое такое.
   — Высушенные тарантулы?
   — Ага. Я выросла в городке Портал, в Аризоне, у подножия гор Чирикахуа. Осенью огромные самцы тарантулов выбирались на дороги в поисках развлечений. У меня было штук тридцать, приклеенные к доске. В один прекрасный день проклятый пёс сожрал всю коллекцию.
   — Он не помер?
   — К сожалению, нет. Впрочем, его вырвало на постель мамочки. Посреди ночи. Это было забавно, — она хихикнула при своём воспоминании.
   Они помолчали. Склон становился круче. В этом месте постоянный ветер покрыл снег толстой коркой.
   — Давай-ка отделаемся от снегоступов, — сказал МакФарлэйн.
   Несмотря на температуру ниже нуля^[17], ему было слишком жарко, и он расстегнул «молнию» своей парки.
   — Мы идём к седловине между двумя пиками, — пояснил он, прилаживая «кошки» к ботинкам и снова продвигаясь вперёд. — Кстати, а кого сбивали машины?
   — Герпов, в основном.
   — Герпов?
   — Герпетологические виды. Амфибий и рептилий.
   — А почему ты собирала именно их?
   Рашель улыбнулась.
   — А потому что они интересные. Сухие, плоские, их легко сортировать и хранить. У меня было несколько очень необычных видов.
   — Держу пари, твоя мама обожала эту коллекцию.
   — Она о ней и не подозревала.
   Они замолчали, лишь дыхание оставляло за собой белые облачка. Через несколько минут добрались до седловины, и МакФарлэйн сделал очередной привал.
   — Три недели на проклятом судне — и я потерял форму, — выдохнул он.
   — Прошлой ночью ты неплохо потрудился.
   Ухмылка возникла было на её лице, но затем Рашель внезапно вспыхнула и отвернула лицо.
   Он ничего не ответил. Рашель была неплохим партнёром, и он чувствовал, что теперь может ей доверять, несмотря на её двуличность. Но то, что случилось вчера ночью, неожиданно всё осложнило. Ведь последнее, что ему сейчас нужно — лишние сложности.
   Они отдохнули несколько минут, сделали по глотку воды из фляги. Далеко к западу МакФарлэйн увидел тёмную полосу, протянувшуюся вдоль горизонта: предвестник шторма.
   — Ты не похожа на остальных в команде Глинна, — сказал он. — Почему так?
   — Я в самом деле другая. И это не случайно. Каждый в ЭИР суперосторожен, включая Глинна. Ему был нужен кто-то, кто готов рисковать. И, если ты ещё не заметил, я очень умная.
   — Я заметил, — сказал МакФарлэйн, вытаскивая конфету и давая ей.
   Они жевали в молчании. Затем МакФарлэйн запихнул обёртки обратно в сумку и закинул её за плечо, бросив оценивающий взгляд на вздымающийся над ними склон.
   — Похоже, здесь непросто взобраться. Я пойду…
   Но Рашель уже принялась карабкаться по ледяному снежному полю перед ним. Поле поднималось к вершине скалы, становилось более синим — и более ледяным — по мере того, как становилось всё круче.
   — Не слишком-то усердствуй! — Крикнул он, бросая с уступа взгляд вниз.
   Вид на грубые острова группы Горна впечатлял. Далеко впереди, над горизонтом, он видел вершины гор Огненной Земли. В чёрной воде залива «Рольвааг», несмотря на свои размеры, напоминал ему детскую игрушку для ванн. Эсминец был едва различим, большая его часть скрывалась за хмурым островом. На границе видимости МакФарлэйн разглядел полосу шторма, которая вгрызалась в чистое небо.
   Бросив взгляд наверх, он встревожился при виде того, как быстро Рашель взбирается ввысь.
   — Помедленнее! — Крикнул он, на этот раз настойчивей.
   — Копуша! — Донёсся ехидный отклик.
   И затем мимо прогрохотал камень, за которым последовал ещё один, побольше, в дюймах от его уха. С шумом осыпи небольшая часть склона выскользнула у Рашель из-под ног, обнажая тёмный шрам породы, до этого скрытый под снегом. Женщина тяжело упала на живот, ноги болтались в пустоте. Задыхаясь от страха, она изворачивалась, пытаясь нащупать опору.
   — Держись! — Закричал МакФарлэйн, карабкаясь наверх.
   Моментально он оказался на широком выступе, прямо под ней. МакФарлэйн придвинулся ближе, уже осторожнее, бережно и твёрдо опуская свои ноги на жёсткую поверхность. Протянул руку и схватил её за предплечье.
   — Поймал, — задыхаясь, сказал он. — Падай.
   — Не могу, — отозвалась Рашель сквозь плотно стиснутые зубы.
   — Всё в порядке, — тихо повторил он. — Я тебя держу.
   С негромким стоном она ослабила хватку. Чувствуя, как вес переносится на него, МакФарлэйн изогнулся, направляя её ноги на широкий выступ под ним. Она тяжело приземлилась и рухнула на колени, вся дрожа.
   — О, Боже! — Сказала она нетвёрдым голосом. — Я почти упала.
   Она обхватила его рукой.
   — Всё в порядке, — ответил он. — Ты бы пролетела добрых пять футов. И приземлилась в сугроб.
   — Правда? — Она бросила взгляд вниз и скорчила рожицу. — А чувство было, будто целая гора обваливается. Я была готова заявить, что ты спас мне жизнь, но это, пожалуй, не так. Впрочем, всё равно — спасибо!
   Она потянулась лицом к его лицу и быстро чмокнула в губы. Помедлила, затем поцеловала его ещё раз, на этот раз неторопливо, но настойчиво. Затем, чувствуя сопротивление, отстранилась, пристально осматривая его тёмными глазами. В молчании они смотрели друг на друга, а мир расстилался в тысяче футов под ними.
   — Ты всё ещё не доверяешь мне, Сэм? — Негромко спросила она.
   — Доверяю.
   Она снова придвинулась ближе, её брови хмурились, глаза наполнял ужас.
   — Тогда что не так? У тебя кто-то ещё? Может быть, наш доблестный капитан? Даже Эли, похоже…
   Она резко смолкла, её глаза опустились, и она обняла свои колени.