Страница:
Глинн мгновение помолчал, его глаза затуманились.
— Забавное совпадение, — сказал он.
— Совпадение?
Глаза Глинна вернулись к Ллойду.
— Мы заново проанализировали данные по вашему метеориту. Полагаем, его вес близок к десяти тысячам тонн. Такой же, как и у вашей пирамиды. Основываясь на данных по обычным железо-никелевым метеоритам, ваш камень будет около сорока футов диаметром.
— Замечательно! Чем крупнее, тем лучше.
— Передвинуть метеорит будет чем-то наподобие передвижения этой вашей пирамиды. Только не блок за блоком, а всё вместе.
— Ну и?
— К примеру, возьмём Эйфелеву башню, — сказал Глинн.
— Даже думать о ней не хочу. Потрясающая уродина.
— Эйфелева башня весит около пяти тысяч тонн.
Ллойд посмотрел на него.
— Ракета «Сатурн-5» — самый тяжёлый объект на земле, когда-либо передвинутый с места на место людьми — весит три тысячи тонн. Передвинуть ваш метеорит, господин Ллойд, будет чем-то вроде того, как передвинуть две Эйфелевых башни. Или три ракеты «Сатурн-5».
— Что вы хотите сказать? — Спросил Ллойд.
— Я хочу сказать, что десять тысяч тонн, если вы об этом хорошенько задумаетесь — это ошеломляющий вес. Двадцать миллионов фунтов. И мы обсуждаем, как перетащить его через половину планеты.
Ллойд ухмыльнулся.
— Самый тяжёлый объект, который передвинуло человечество — мне это нравится. Нельзя и мечтать о чём-либо лучшем, если вам нужна реклама. Но я не вижу, в чём проблема. Если поместить камень на борт судна, можно доставить его по Гудзону прямо сюда — чуть ли не до самого порога.
— Поместить метеорит на борт судна — вот проблема, в особенности те последние пятьдесят футов от побережья — и в трюм. Самый большой подъёмный кран в мире поднимает не более тысячи тонн.
— Ну так постройте пирс и вкатите его на борт.
— У побережья Isla Desolacion глубина достигает двухсот футов лишь в двадцати футах от берега. Поэтому нельзя построить жёсткий пирс. А обычный, плавучий, метеорит утопит.
— Найдите место помельче.
— Мы проверили. Там нет другого места. Фактически, единственная точка, где можно погрузить метеорит — на восточном побережье острова. Между ней и тем местом, где метеорит сейчас, лежит снежное поле. В центре поля снег достигает двухсот футов в глубину. А это значит, что нам придётся двигать скалу вокруг снежного поля, если мы хотим доставить её к кораблю.
Ллойд крякнул.
— Я начинаю смутно догадываться о проблеме. Почему бы не пригнать туда большой корабль, не привязать его к берегу и не вкатить проклятую железку прямо в трюм? Крупнейший супертанкер вмещает полмиллиона тонн нефти. А этого больше чем достаточно.
— Если вы вкатите этот метеорит в трюм, он просто выпадет сквозь дно. Это не нефть, которая удобно распределяет свой вес, когда она заполняет трюм.
— Что означают все эти танцы вокруг да около, а? — Резко спросил Ллойд. — Это прелюдия к отказу?
Глинн покачал головой.
— Отнюдь. Мы согласны взяться за работу.
Ллойд просиял.
— Это ужасно! Так к чему все эти мрачные разговоры?
— Я просто хотел подвести вас к пониманию того, какую огромную работу вы хотите сделать. И к соответственно огромному счёту.
Широкие черты Ллойда сузились.
— Что составляет…?
— Сто пятьдесят миллионов долларов. В том числе фрахт судна.
Лицо Ллойда побледнело.
— Мой Бог! Сто пятьдесят милионов… — Он уронил подбородок на руки. — За скалу весом в десять тысяч тонн. Это составляет…
— Семь долларов пятьдесят центов за фунт, — сказал Глинн.
— Неплохо, — сказал МакФарлэйн. — Если учесть, что сейчас крупные метеориты идут где-то по сто баксов за фунт.
Ллойд посмотрел на него.
— Это так?
МакФарлэйн кивнул.
— В любом случае, — продолжил Глинн. — Из-за необычности этого задания, наше согласие сопровождается двумя условиями.
— Да?
— Первое условие — двойная перестраховка. Как вы увидите в отчёте, наши оценки не слишком консервативны. Но мы чувствуем, что, для абсолютной надёжности операции, следует заложить в бюджет двойную цену.
— Что означает затраты в триста миллионов долларов.
— Нет. Мы полагаем, что всё уложится в сто пятьдесят миллионов, иначе мы не дали бы вам эту цифру. Но, учитывая неизвестные параметры, неполноту данных, и огромный вес метеорита, нам нужно некоторое пространство для маневров.
— Пространство для маневров, — покачал головой Ллойд. — А второе условие?
Глинн вытащил папку из-под мышки и положил его на колено.
— Люк экстренного сброса.
— Что это значит?
— Особый люк, встроенный в дно транспортного судна, чтобы в случае прямой угрозы метеорит можно было выбросить за борт.
Казалось, Ллойд не понимает этих слов.
— Выбросить метеорит за борт?
— Если он каким-то образом сдвинется с места, то может потопить корабль. Если это произойдёт, нам нужно будет иметь возможность от него избавиться, быстро.
Пока Ллойд слушал это объяснение, бледность на его лице сменялась румянцем злости.
— Вы хотите сказать, что при первом же шторме вышвырнете метеорит за борт? Можете об этом забыть.
— Согласно доктору Амира, нашему математику, существует лишь один шанс из пяти тысяч, что это придётся сделать.
МакФарлэйн заговорил.
— Я думал, он платит вам большие баксы из-за того, что вы гарантируете успех. Если метеорит летит за борт в случае шторма, это больше смахивает на неудачу.
Глинн посмотрел на него.
— Наша гарантия в том, что ЭИР никогда не терпит неудачу в своей работе. И эта гарантия совершенно незыблема. Но мы не можем выдать гарантию от действий Бога. Природные системы непредсказуемы в своей основе. Если капризный шторм вдруг выскочит ниоткуда и разобьёт судно, это вовсе не означает, что мы потерпели неудачу.
Ллойд поднялся на ноги.
— Скажу только, что я никогда не позволю сбросить метеорит на дно океана. Поэтому нет никакого смысла в том, чтобы вы делали люк для экстренного сброса. — Он отошёл от них на несколько шагов, а затем остановился лицом к пирамиде, со сложенными на груди руками.
— Это цена, которую придётся заплатить за проект, — сказал Глинн. Он говорил спокойно, но в его голосе слышалась абсолютная убеждённость.
На этот раз Ллойд не ответил ничего. Крупный мужчина покачивал головой, очевидно, испытывая внутреннюю борьбу. Наконец он повернулся к ним.
— Ладно, — сказал он. — Когда мы приступаем?
— Сегодня, если хотите, — Глинн поднялся на ноги и бережно опустил папку на каменную скамью. — В этих материалах обзор приготовлений, которые нам надо будет сделать, вместе с анализом соответствующих затрат. Всё, что нам нужно — ваша отмашка и первый транш на пятьдесят миллионов. Как вы увидите, ЭИР уладит всё остальное.
Ллойд поднял папку.
— Я прочту её перед ланчем.
— Полагаю, вы найдёте содержимое интересным. А сейчас мне пора возвращаться в Нью-Йорк, — Глинн по очереди кивнул двум мужчинам. — Джентльмены, наслаждайтесь вашей пирамидой.
Затем он повернулся, пересёк песочную площадку и растворился в плотной тени, которую отбрасывали клёны.
В двух зданиях от него дверь небольшого дома открылась, в дверях появилась женщина. Глинн почти незаметным движением подобрался. Он внимательно наблюдал за тем, как она спускается по крыльцу, останавливается в замешательстве и оборачивается. Но дверь уже захлопнулась Она отвернулась от неё и быстрым шагом направилась в его сторону, с высоко поднятой головой, прямыми плечами, светло-жёлтыми волосами, выжженными полуденным солнцем.
Глинн открыл папку, лежащую на пассажирском сиденье и внимательно изучил фотографию, скрепкой прикреплённую внутри. Да, это она. Глинн опустил папку на заднее сиденье и снова посмотрел в окно. Даже без униформы женщина излучала властность, компетентность и самодисциплину. И ничто в ней не выдавало, насколько трудными оказались для неё последние полтора года. Это хорошо, очень хорошо. Когда она приблизилась, Глинн приоткрыл окно на стороне пассажира: согласно её характеристике, неожиданность давала самую высокую надежду на успех.
— Капитан Бриттон? — Позвал он. — Меня зовут Эли Глинн. Можно с вами поговорить?
Она остановилась. Он заметил, что удивление на её лице уже сменялось любопытством. Не было ни беспокойства, ни страха; лишь спокойная уверенность.
Женщина сделала шаг к машине.
— Я слушаю.
Автоматически Глинн сделал ряд мысленных заметок. Женщина совершенно не пользовалась косметикой и держала свою небольшую, но удобную сумочку плотно прижатой к боку. Высокая, но с прекрасным типом кости. Хотя её лицо было бледным, крошечные морщинки вокруг зелёных глаз да россыпь веснушек показывали, что она провела годы под солнцем и ветром. Её голос был низок.
— На самом деле, разговор может занять некоторое время. Могу я вас куда-нибудь подвезти?
— Не нужно, спасибо. Вокзал неподалёку, в нескольких кварталах.
Глинн кивнул.
— Направляетесь домой, в Нью-Рошель? Расписание не очень удобно. Я буду счастлив вас прокатить.
На этот раз удивление на её лице длилось дольше, и когда оно ушло, его сменило выражение обдумывания в глазах цвета морской волны.
— Моя мама всегда твердила, чтобы я никогда не садилась в машину к незнакомцам.
— Ваша мама была права. Но мне кажется, то, что я вам скажу, вы выслушаете с интересом.
Женщина обдумала это, и через несколько секунд кивнула.
— Очень хорошо, — сказала она, открывая дверцу и садясь в машину.
Глинн заметил, что она держит сумочку на коленях и, что немаловажно, её рука остаётся на дверной ручке. Он не удивился тому, что она приняла его предложение. Но на него произвело впечатление её способность оценить ситуацию, обдумать возможности и быстро прийти к решению. Она пошла на риск, но не безрассудно. Именно этого он и ожидал, изучив её досье.
— Вам придётся говорить мне, куда ехать, — сказал Глинн, отъезжая от обочины. — Эта часть Нью-Джерси мне незнакома.
Вообще-то, тут он покривил душой. Он знал с полдюжины маршрутов к графству Вестчестер, но хотел посмотреть, как она отдаёт команды, пусть даже такие малозначительные. Пока они ехали, Бриттон оставалась собранной, отдавая немногословные распоряжение с манерой человека, который привык, что ему подчиняются. В самом деле, женщина производила впечатление, возможно, тем более сильное в свете её единственной катастрофической неудачи.
— Позвольте мне сразу поставить вас в известность, — сказал он. — Я знаю ваше прошлое, и это не влияет на то, что я собираюсь сказать.
Уголком глаза он заметил, как она напряглась. Но когда она отвечала, голос звучал спокойно.
— Думаю, в этот момент предполагается, что леди скажет: «у вас передо мной преимущество, сэр».
— В данный момент я не могу углубляться в детали. Но я здесь для того, чтобы предложить вам должность капитана на нефтяном танкере.
Несколько минут они ехали в молчании.
Наконец она бросила на него взгляд.
— Если бы вы знали мою историю так хорошо, как вы говорите, вы знаете, сомневаюсь, что вы сделали бы мне такое предложение.
Её голос оставался спокойным, но на лице Глинн мог прочесть многое: любопытство, чувство собственного достоинства, подозрительность, возможно, надежду.
— Вы ошибаетесь, капитан Бриттон. Я знаю всю историю. Я знаю, что вы были одним из немногих женщин-капитанов танкерного флота. Я знаю, как вас подвергли остракизму, как вы стремились пройти наименее проторёнными путями. Давление, которому вас подвергли, было огромным, — сказал он и помолчал. — Я знаю, что в ваш последний рейс вас обнаружили на капитанском мостике в состоянии опьянения. Вам поставили диагноз «алкоголизм», и вы отправились в реабилитационный центр. По окончании лечения вы успешно подтвердили лицензию капитана. Но с момента, как вы оставили центр, а прошло уже больше года, вам не делали новых предложений о работе. Я ничего не упустил?
Он внимательно ждал реакции.
— Нет, — ровно ответила она. — Это, в принципе, и есть вся история.
— Буду честен, капитан. Эта миссия очень необычна. У меня имеется краткий список других капитанов, к которым можно обратиться. Но я думаю, что они, скорее всего, откажутся от этого предложения.
— В то время как у меня, с другой стороны, нет выбора, — продолжила Бриттон низким голосом, не отрывая взгляда от окна.
— Если бы у вас не было выбора, вы бы согласились командовать тем вшивым панамским пароходом, которое вам предлагали в ноябре, или тем либерийским грузовым судном, с вооружёнными охранниками и подозрительным грузом, — сказал он и увидел, что её глаза слегка сузились. — Видите ли, капитан Бриттон, в моей работе я анализирую природу неудач.
— А в чём заключается ваша работа, господин Глинн?
— Инженерия. Наш анализ показывает, что люди, которые потерпели одну неудачу, с вероятностью на девяносто процентов меньше потерпят очередную.
«Да и сам я — живой пример правдивости этой теории.»
Глинн не произнёс последней фразы, но был готов её сказать. Он позволил себе на секунду окинуть взглядом капитана Бриттон. Что заставило его почти отбросить сдержанность, ставшую привычной, как дыхание? Это заслуживало тщательного обдумывания позднее.
Он вернул взгляд на дорогу.
— Мы тщательно оценили весь ваш послужной список. Когда-то вы были замечательным капитаном с проблемой алкоголя. Теперь вы просто замечательный капитан. Один из тех, на чьё благоразумие, я знаю, можно положиться.
Бриттон выслушала этот монолог с едва заметным кивком.
— Благоразумие, — повторила она со слегка сардонической ноткой в голосе.
— Если вы примете назначение, я смогу рассказать вам гораздо больше. А пока могу сказать вот что. Путешествие будет не очень долгим, самое большее три месяца. Оно будет проводиться в тайне. Пункт назначения лежит в далёких южных широтах, в области, которая вам хорошо знакома. Финансовое обеспечение более чем адекватно, и вы сможете набрать свою команду, с условием, что она пройдёт нашу проверку. Все офицеры и команда получат втрое больше обычного.
Бриттон нахмурилась.
— Раз уж вы знаете, что я отказала либерийцам, тогда вы должны понимать, что я не занимаюсь перевозкой наркотиков, оружия или контрабанды. Я не собираюсь нарушать закон, господин Глинн.
— Миссия будет вестись в рамках закона, но она достаточно уникальна и требует мотивированной команды. К тому же есть ещё одно обстоятельство. Если операция будет успешной — я должен сказать, когда она успешно завершится, поскольку моя задача как раз и состоит в том, чтобы это произошло — поднимется шумиха, в основном одобрительная. Не для меня — я избегаю таких вещей — но для вас. Шумиха может оказаться полезной во многом. Она может позволить вам вернуться в список активных капитанов, например. Она может внести свой вклад на слушаниях об опеке ребёнка, возможно, сделает ненужными все эти долгие визиты по выходным.
Последнее замечание возымело тот самый эффект, на который Глинн и надеялся. Бриттон быстро глянула на него, затем посмотрела за плечо, как если бы они стремительно приближались обратно к тому дому, который лежал во многих милях позади. Затем снова посмотрела на Глинна.
— Я читала книжку Аудена, — сказала она. — В поезде, сегодня утром, я прочла поэму под названием «Атлантида». Последняя строфа звучит примерно так:
Ллойда моментально захватило чувство ностальгии. Годы минули с тех пор, как он стоял здесь в последний раз. Он вспомнил, как рос в суровом городке Равэй, по соседству с портом. В бедном детстве Ллойд провёл множество дней, рыская по докам, дворам и фабрикам.
Он вдохнул загазованный воздух, знакомый резкий аромат искусственных роз, смешанный с запахом солёных болот, смолы и серы. Он до сих пор чувствовал тягу к этому месту, к трубам, от которых тянулись хвосты пара и дыма, к блестящим перерабатывающим заводам, к зарослям силовых кабелей. Обнажённый промышленный мускул таил в себе воистину шиллеровскую красоту. Именно места наподобие Элизабет, размышлял он, с их сожительством коммерции и индустрии, дают жителям пригородов и дутым артистично-бутиковых городков те самые деньги, которые позволяют тем презрительно посмеиваться над уродством с их собственной высоты комфорта. Даже удивительно, насколько сильно скучал Ллойд по тем потерянным годам детства, несмотря даже на то, что сейчас все его мечты сбылись.
И, что ещё более странно, — так это то, что его величайшее достижение должно будет начаться здесь, на том же месте, где лежат его корни. Даже будучи крохой, он обожал коллекционировать. Не имея денег, ему пришлось создавать свою коллекцию естественной истории из образцов, которые сам же и собирал. Он подбирал заострённые верхушки ржавых изгородей, ракушки на мрачной линии прибоя, камешки и минералы из заброшенных шахт; он выкапывал ископаемые из отложений юрского периода в расположенном неподалёку Хакенсаке, и дюжинами ловил бабочек вот на этих самых болотах. Он собирал жаб, ящериц, змей, все виды животной жизни, он заспиртовывал их в джине, который незаметно таскал у отца. Он собрал замечательную коллекцию — и вот его дом сгорел дотла на пятнадцатый день рождения, похоронив все сокровища. То была самая сильная потеря в жизни. После этого он никогда не собирал образцов. Он пошёл в колледж, затем в бизнес, он громоздил успех на успех. И затем, в один прекрасный день, ему открылось, что теперь он может купить самое лучшее из того, что может предложить мир. Теперь он мог, хотя и странным образом, стереть ту раннюю потерю. То, что началось как хобби, постепенно превратилось в страсть — тогда и зародился образ Музея Ллойда. И сейчас он снова стоял тут, вернувшийся к докам Джерси, готовый заполучить величайшее из своих сокровищ.
Он глубоко вдохнул и взялся за ручку на двери. Его охватывала дрожь предвкушения. Тоненькая папка Глинна оказалась шедевром — и вполне оправдала потраченный на неё миллион долларов. План, который избрали, был превосходен. Каждая случайность была учтена, каждую сложность предвидели. Прежде чем он закончил чтение, его шок и ярость по поводу цены сменились нетерпением. И сейчас, спустя десять дней нетерпеливого ожидания, он увидит близкую к завершению первую часть плана. Самый тяжёлый объект, который передвинуло человечество. Он повернул ручку и шагнул внутрь.
Фасад здания, по-настоящему огромный, служил лишь намёком на обширность внутреннего простора. Один лишь взгляд, брошенный на такое громадное помещение без каких-либо промежуточных этажей или стен, полностью открытое до высоченного потолка, временно побеждал способность глаза оценивать расстояние. Здание протянулось не меньше чем на четверть мили в длину. Сеть помостков висела в пыльном воздухе наподобие металлической паутины. Какафония шума витала по внутреннему зданию дока: грохот клёпки, звяканье стали, треск сварки.
И там, в самом центре бешеной активности, лежало это: колоссальное судно, поддерживаемое в сухом доке стальными подпорками, с луковицей носа, который в данный момент возвышался над ним, Ллойдом. По меркам нефтяных танкеров корабль был далеко не самым крупным, но на воде это был один из самых гигантских предметов, которые Ллойд когда-либо видел. Название, «Рольвааг», белой краской выводили по трафарету на левом борту. Люди и машины сгрудились вокруг надписи, подобно колонии муравьёв. Улыбка проступила на лице Ллойда, когда он вдохнул пьянящий аромат жжёного металла, растворителей и дизельных выхлопов. Какая-то часть его сущности наслаждалась наблюдением за восхитительной тратой денег — пусть даже и его собственных.
Появился Глинн, с кипой сложенных эскизов в руке и с каской ЭИР на голове. Ллойд поглядел на него, до сих пор улыбаясь, и без слов восхищённо покачал головой.
Глинн подал ему лишнюю каску.
— Вид с помостков ещё лучше, — сказал он. — Там, наверху, мы встретим капитана Бриттон.
Ллойд плотно приладил каску на голове и проследовал за Глинном в небольшой лифт. Они поднялись где-то на сотню футов, а затем сошли на помосток, который обегал вокруг всех четырёх стен дока. Пока они шли, Ллолйд понял, что не может оторвать глаз от огромного судна, которое под ним простиралось. Оно было невероятно. И принадлежало ему.
— Корабль построили в Ставанджере, в Норвегии, шесть месяцев назад, — сухой голос Глинна был почти потерян в грохоте стройки, который стоял вокруг. — Учитывая то, как нам придётся его переделать, мы не могли просто зафрахтовать судно. Мы должны были купить его целиком.
— Двойная избыточность, — пробормотал Ллойд.
— Конечно, мы сможем его потом продать и вернуть почти всю сумму. И я думаю, вы убедитесь, что «Рольвааг» оправдает затраты. Корабль — просто произведение искусства, он имеет двойной корпус и предназначен для бурных морей. Водоизмещение — сто пятьдесят тысяч тонн; кроха по сравнению с танкерами ОБПН, которые вытесняют до полумиллиона тонн.
— Замечательно. Если бы был хоть какой-нибудь способ убежать от дел так далеко, я бы отдал всё на то, чтобы отправиться с вами.
— Конечно, мы предоставим вам полную отчётность. Через спутниковую связь мы ежедневно будем с вами связываться. Я думаю, вы в полной мере прочувствуете всё, за исключением морской болезни.
По мере того, как они направлялись по помосткам, взгляду представился весь левый борт целиком. Ллойд остановился.
— В чём дело? — Спросил Глинн.
— Я…, — сказал Ллойд и запнулся, временно потеряв способность говорить. — Я просто не думал, что судно будет выглядеть настолько убедительным.
В глазах у Глинна промелькнуло удовольствие.
— «Индастриал Лайт энд Мэджик» знает своё дело, а?
— Голливудская контора?
Глинн кивнул.
— Зачем изобретать колесо? У них — лучшие в мире дизайнеры по визуальным эффектам. И они довольно экономны.
Ллойд не отвечал. Он просто стоял у перил и смотрел вниз. Прямо на глазах элегантный нефтяной танкер, шедевр кораблестроения, превращался в потрёпанный перевозчик руды, который завершает свой последний рейс на кладбище погибших кораблей. Передняя часть судна представляла собой прекрасный, чистый простор окрашенного металла, сварки и плит в живом геометрическом совершенстве: все те блистательные детали новизны, присущие кораблю в возрасте шести месяцев. Но задняя часть, от центра судна и до кормы, не могла явить более разительный контраст. Она выглядела как после кораблекрушения. Строение на корме, казалось, было покрыто двадцатью слоями краски, каждый из которых отслаивается с разной скоростью. На капитанском мостике один из странного вида коридоров, с которого начинали реконструкцию, очевидно, рухнул — и его восстановили заново. Реки ржавчины слезали с помятого корпуса. Поручни искорёжены, а недостающие секции безжалостно залатаны сваренными трубами, старыми брусьями и железными уголками.
— Потрясающая маскировка, — сказал Ллойд. — Как будто мы и впрямь готовимся добывать руду.
— Я в особенности доволен радарной мачтой, — заметил Глинн, указывая на корму.
Даже с такого расстояния Ллойд видел, что почти вся краска облезла, и ошмётки металла свисают со старых проводов. Несколько антенн были поломаны, порезаны на кусочки и затем сломаны снова. Мачту покрывали полосы застарелой сажи.
— Внутри этой пародии на мачту, — продолжил Глинн, — самое современное оборудование: P-код, дифференциальная GPS, Spizz-64, FLIR, LN-66, Slick 32, пассивная ESM, прочие радарные установки, Tigershark Loran C, INMARSAT и станция связи Sperry GMDSS[7]. Если мы столкнёмся с какой-либо из, э-э-э, особых ситуаций, у нас имеется дополнительная электроника, которую можно поднять по нажатию кнопки.
— Забавное совпадение, — сказал он.
— Совпадение?
Глаза Глинна вернулись к Ллойду.
— Мы заново проанализировали данные по вашему метеориту. Полагаем, его вес близок к десяти тысячам тонн. Такой же, как и у вашей пирамиды. Основываясь на данных по обычным железо-никелевым метеоритам, ваш камень будет около сорока футов диаметром.
— Замечательно! Чем крупнее, тем лучше.
— Передвинуть метеорит будет чем-то наподобие передвижения этой вашей пирамиды. Только не блок за блоком, а всё вместе.
— Ну и?
— К примеру, возьмём Эйфелеву башню, — сказал Глинн.
— Даже думать о ней не хочу. Потрясающая уродина.
— Эйфелева башня весит около пяти тысяч тонн.
Ллойд посмотрел на него.
— Ракета «Сатурн-5» — самый тяжёлый объект на земле, когда-либо передвинутый с места на место людьми — весит три тысячи тонн. Передвинуть ваш метеорит, господин Ллойд, будет чем-то вроде того, как передвинуть две Эйфелевых башни. Или три ракеты «Сатурн-5».
— Что вы хотите сказать? — Спросил Ллойд.
— Я хочу сказать, что десять тысяч тонн, если вы об этом хорошенько задумаетесь — это ошеломляющий вес. Двадцать миллионов фунтов. И мы обсуждаем, как перетащить его через половину планеты.
Ллойд ухмыльнулся.
— Самый тяжёлый объект, который передвинуло человечество — мне это нравится. Нельзя и мечтать о чём-либо лучшем, если вам нужна реклама. Но я не вижу, в чём проблема. Если поместить камень на борт судна, можно доставить его по Гудзону прямо сюда — чуть ли не до самого порога.
— Поместить метеорит на борт судна — вот проблема, в особенности те последние пятьдесят футов от побережья — и в трюм. Самый большой подъёмный кран в мире поднимает не более тысячи тонн.
— Ну так постройте пирс и вкатите его на борт.
— У побережья Isla Desolacion глубина достигает двухсот футов лишь в двадцати футах от берега. Поэтому нельзя построить жёсткий пирс. А обычный, плавучий, метеорит утопит.
— Найдите место помельче.
— Мы проверили. Там нет другого места. Фактически, единственная точка, где можно погрузить метеорит — на восточном побережье острова. Между ней и тем местом, где метеорит сейчас, лежит снежное поле. В центре поля снег достигает двухсот футов в глубину. А это значит, что нам придётся двигать скалу вокруг снежного поля, если мы хотим доставить её к кораблю.
Ллойд крякнул.
— Я начинаю смутно догадываться о проблеме. Почему бы не пригнать туда большой корабль, не привязать его к берегу и не вкатить проклятую железку прямо в трюм? Крупнейший супертанкер вмещает полмиллиона тонн нефти. А этого больше чем достаточно.
— Если вы вкатите этот метеорит в трюм, он просто выпадет сквозь дно. Это не нефть, которая удобно распределяет свой вес, когда она заполняет трюм.
— Что означают все эти танцы вокруг да около, а? — Резко спросил Ллойд. — Это прелюдия к отказу?
Глинн покачал головой.
— Отнюдь. Мы согласны взяться за работу.
Ллойд просиял.
— Это ужасно! Так к чему все эти мрачные разговоры?
— Я просто хотел подвести вас к пониманию того, какую огромную работу вы хотите сделать. И к соответственно огромному счёту.
Широкие черты Ллойда сузились.
— Что составляет…?
— Сто пятьдесят миллионов долларов. В том числе фрахт судна.
Лицо Ллойда побледнело.
— Мой Бог! Сто пятьдесят милионов… — Он уронил подбородок на руки. — За скалу весом в десять тысяч тонн. Это составляет…
— Семь долларов пятьдесят центов за фунт, — сказал Глинн.
— Неплохо, — сказал МакФарлэйн. — Если учесть, что сейчас крупные метеориты идут где-то по сто баксов за фунт.
Ллойд посмотрел на него.
— Это так?
МакФарлэйн кивнул.
— В любом случае, — продолжил Глинн. — Из-за необычности этого задания, наше согласие сопровождается двумя условиями.
— Да?
— Первое условие — двойная перестраховка. Как вы увидите в отчёте, наши оценки не слишком консервативны. Но мы чувствуем, что, для абсолютной надёжности операции, следует заложить в бюджет двойную цену.
— Что означает затраты в триста миллионов долларов.
— Нет. Мы полагаем, что всё уложится в сто пятьдесят миллионов, иначе мы не дали бы вам эту цифру. Но, учитывая неизвестные параметры, неполноту данных, и огромный вес метеорита, нам нужно некоторое пространство для маневров.
— Пространство для маневров, — покачал головой Ллойд. — А второе условие?
Глинн вытащил папку из-под мышки и положил его на колено.
— Люк экстренного сброса.
— Что это значит?
— Особый люк, встроенный в дно транспортного судна, чтобы в случае прямой угрозы метеорит можно было выбросить за борт.
Казалось, Ллойд не понимает этих слов.
— Выбросить метеорит за борт?
— Если он каким-то образом сдвинется с места, то может потопить корабль. Если это произойдёт, нам нужно будет иметь возможность от него избавиться, быстро.
Пока Ллойд слушал это объяснение, бледность на его лице сменялась румянцем злости.
— Вы хотите сказать, что при первом же шторме вышвырнете метеорит за борт? Можете об этом забыть.
— Согласно доктору Амира, нашему математику, существует лишь один шанс из пяти тысяч, что это придётся сделать.
МакФарлэйн заговорил.
— Я думал, он платит вам большие баксы из-за того, что вы гарантируете успех. Если метеорит летит за борт в случае шторма, это больше смахивает на неудачу.
Глинн посмотрел на него.
— Наша гарантия в том, что ЭИР никогда не терпит неудачу в своей работе. И эта гарантия совершенно незыблема. Но мы не можем выдать гарантию от действий Бога. Природные системы непредсказуемы в своей основе. Если капризный шторм вдруг выскочит ниоткуда и разобьёт судно, это вовсе не означает, что мы потерпели неудачу.
Ллойд поднялся на ноги.
— Скажу только, что я никогда не позволю сбросить метеорит на дно океана. Поэтому нет никакого смысла в том, чтобы вы делали люк для экстренного сброса. — Он отошёл от них на несколько шагов, а затем остановился лицом к пирамиде, со сложенными на груди руками.
— Это цена, которую придётся заплатить за проект, — сказал Глинн. Он говорил спокойно, но в его голосе слышалась абсолютная убеждённость.
На этот раз Ллойд не ответил ничего. Крупный мужчина покачивал головой, очевидно, испытывая внутреннюю борьбу. Наконец он повернулся к ним.
— Ладно, — сказал он. — Когда мы приступаем?
— Сегодня, если хотите, — Глинн поднялся на ноги и бережно опустил папку на каменную скамью. — В этих материалах обзор приготовлений, которые нам надо будет сделать, вместе с анализом соответствующих затрат. Всё, что нам нужно — ваша отмашка и первый транш на пятьдесят миллионов. Как вы увидите, ЭИР уладит всё остальное.
Ллойд поднял папку.
— Я прочту её перед ланчем.
— Полагаю, вы найдёте содержимое интересным. А сейчас мне пора возвращаться в Нью-Йорк, — Глинн по очереди кивнул двум мужчинам. — Джентльмены, наслаждайтесь вашей пирамидой.
Затем он повернулся, пересёк песочную площадку и растворился в плотной тени, которую отбрасывали клёны.
Миллбурн, Нью-Джерси, 9-е июня, 14:45
Эли Глин неподвижно сидел за рулём ничем не примечательного седана о четырёх дверцах. Инстинктивно он припарковал машину под таким углом, чтобы ветровое стекло отсвечивало в нужном направлении и пешеходам было непросто на него смотреть. Он беспристрастно отмечал виды и звуки типичного пригорода на восточном побережье: ухоженные лужайки, старые деревья, отдалённый шум движения на шоссе.В двух зданиях от него дверь небольшого дома открылась, в дверях появилась женщина. Глинн почти незаметным движением подобрался. Он внимательно наблюдал за тем, как она спускается по крыльцу, останавливается в замешательстве и оборачивается. Но дверь уже захлопнулась Она отвернулась от неё и быстрым шагом направилась в его сторону, с высоко поднятой головой, прямыми плечами, светло-жёлтыми волосами, выжженными полуденным солнцем.
Глинн открыл папку, лежащую на пассажирском сиденье и внимательно изучил фотографию, скрепкой прикреплённую внутри. Да, это она. Глинн опустил папку на заднее сиденье и снова посмотрел в окно. Даже без униформы женщина излучала властность, компетентность и самодисциплину. И ничто в ней не выдавало, насколько трудными оказались для неё последние полтора года. Это хорошо, очень хорошо. Когда она приблизилась, Глинн приоткрыл окно на стороне пассажира: согласно её характеристике, неожиданность давала самую высокую надежду на успех.
— Капитан Бриттон? — Позвал он. — Меня зовут Эли Глинн. Можно с вами поговорить?
Она остановилась. Он заметил, что удивление на её лице уже сменялось любопытством. Не было ни беспокойства, ни страха; лишь спокойная уверенность.
Женщина сделала шаг к машине.
— Я слушаю.
Автоматически Глинн сделал ряд мысленных заметок. Женщина совершенно не пользовалась косметикой и держала свою небольшую, но удобную сумочку плотно прижатой к боку. Высокая, но с прекрасным типом кости. Хотя её лицо было бледным, крошечные морщинки вокруг зелёных глаз да россыпь веснушек показывали, что она провела годы под солнцем и ветром. Её голос был низок.
— На самом деле, разговор может занять некоторое время. Могу я вас куда-нибудь подвезти?
— Не нужно, спасибо. Вокзал неподалёку, в нескольких кварталах.
Глинн кивнул.
— Направляетесь домой, в Нью-Рошель? Расписание не очень удобно. Я буду счастлив вас прокатить.
На этот раз удивление на её лице длилось дольше, и когда оно ушло, его сменило выражение обдумывания в глазах цвета морской волны.
— Моя мама всегда твердила, чтобы я никогда не садилась в машину к незнакомцам.
— Ваша мама была права. Но мне кажется, то, что я вам скажу, вы выслушаете с интересом.
Женщина обдумала это, и через несколько секунд кивнула.
— Очень хорошо, — сказала она, открывая дверцу и садясь в машину.
Глинн заметил, что она держит сумочку на коленях и, что немаловажно, её рука остаётся на дверной ручке. Он не удивился тому, что она приняла его предложение. Но на него произвело впечатление её способность оценить ситуацию, обдумать возможности и быстро прийти к решению. Она пошла на риск, но не безрассудно. Именно этого он и ожидал, изучив её досье.
— Вам придётся говорить мне, куда ехать, — сказал Глинн, отъезжая от обочины. — Эта часть Нью-Джерси мне незнакома.
Вообще-то, тут он покривил душой. Он знал с полдюжины маршрутов к графству Вестчестер, но хотел посмотреть, как она отдаёт команды, пусть даже такие малозначительные. Пока они ехали, Бриттон оставалась собранной, отдавая немногословные распоряжение с манерой человека, который привык, что ему подчиняются. В самом деле, женщина производила впечатление, возможно, тем более сильное в свете её единственной катастрофической неудачи.
— Позвольте мне сразу поставить вас в известность, — сказал он. — Я знаю ваше прошлое, и это не влияет на то, что я собираюсь сказать.
Уголком глаза он заметил, как она напряглась. Но когда она отвечала, голос звучал спокойно.
— Думаю, в этот момент предполагается, что леди скажет: «у вас передо мной преимущество, сэр».
— В данный момент я не могу углубляться в детали. Но я здесь для того, чтобы предложить вам должность капитана на нефтяном танкере.
Несколько минут они ехали в молчании.
Наконец она бросила на него взгляд.
— Если бы вы знали мою историю так хорошо, как вы говорите, вы знаете, сомневаюсь, что вы сделали бы мне такое предложение.
Её голос оставался спокойным, но на лице Глинн мог прочесть многое: любопытство, чувство собственного достоинства, подозрительность, возможно, надежду.
— Вы ошибаетесь, капитан Бриттон. Я знаю всю историю. Я знаю, что вы были одним из немногих женщин-капитанов танкерного флота. Я знаю, как вас подвергли остракизму, как вы стремились пройти наименее проторёнными путями. Давление, которому вас подвергли, было огромным, — сказал он и помолчал. — Я знаю, что в ваш последний рейс вас обнаружили на капитанском мостике в состоянии опьянения. Вам поставили диагноз «алкоголизм», и вы отправились в реабилитационный центр. По окончании лечения вы успешно подтвердили лицензию капитана. Но с момента, как вы оставили центр, а прошло уже больше года, вам не делали новых предложений о работе. Я ничего не упустил?
Он внимательно ждал реакции.
— Нет, — ровно ответила она. — Это, в принципе, и есть вся история.
— Буду честен, капитан. Эта миссия очень необычна. У меня имеется краткий список других капитанов, к которым можно обратиться. Но я думаю, что они, скорее всего, откажутся от этого предложения.
— В то время как у меня, с другой стороны, нет выбора, — продолжила Бриттон низким голосом, не отрывая взгляда от окна.
— Если бы у вас не было выбора, вы бы согласились командовать тем вшивым панамским пароходом, которое вам предлагали в ноябре, или тем либерийским грузовым судном, с вооружёнными охранниками и подозрительным грузом, — сказал он и увидел, что её глаза слегка сузились. — Видите ли, капитан Бриттон, в моей работе я анализирую природу неудач.
— А в чём заключается ваша работа, господин Глинн?
— Инженерия. Наш анализ показывает, что люди, которые потерпели одну неудачу, с вероятностью на девяносто процентов меньше потерпят очередную.
«Да и сам я — живой пример правдивости этой теории.»
Глинн не произнёс последней фразы, но был готов её сказать. Он позволил себе на секунду окинуть взглядом капитана Бриттон. Что заставило его почти отбросить сдержанность, ставшую привычной, как дыхание? Это заслуживало тщательного обдумывания позднее.
Он вернул взгляд на дорогу.
— Мы тщательно оценили весь ваш послужной список. Когда-то вы были замечательным капитаном с проблемой алкоголя. Теперь вы просто замечательный капитан. Один из тех, на чьё благоразумие, я знаю, можно положиться.
Бриттон выслушала этот монолог с едва заметным кивком.
— Благоразумие, — повторила она со слегка сардонической ноткой в голосе.
— Если вы примете назначение, я смогу рассказать вам гораздо больше. А пока могу сказать вот что. Путешествие будет не очень долгим, самое большее три месяца. Оно будет проводиться в тайне. Пункт назначения лежит в далёких южных широтах, в области, которая вам хорошо знакома. Финансовое обеспечение более чем адекватно, и вы сможете набрать свою команду, с условием, что она пройдёт нашу проверку. Все офицеры и команда получат втрое больше обычного.
Бриттон нахмурилась.
— Раз уж вы знаете, что я отказала либерийцам, тогда вы должны понимать, что я не занимаюсь перевозкой наркотиков, оружия или контрабанды. Я не собираюсь нарушать закон, господин Глинн.
— Миссия будет вестись в рамках закона, но она достаточно уникальна и требует мотивированной команды. К тому же есть ещё одно обстоятельство. Если операция будет успешной — я должен сказать, когда она успешно завершится, поскольку моя задача как раз и состоит в том, чтобы это произошло — поднимется шумиха, в основном одобрительная. Не для меня — я избегаю таких вещей — но для вас. Шумиха может оказаться полезной во многом. Она может позволить вам вернуться в список активных капитанов, например. Она может внести свой вклад на слушаниях об опеке ребёнка, возможно, сделает ненужными все эти долгие визиты по выходным.
Последнее замечание возымело тот самый эффект, на который Глинн и надеялся. Бриттон быстро глянула на него, затем посмотрела за плечо, как если бы они стремительно приближались обратно к тому дому, который лежал во многих милях позади. Затем снова посмотрела на Глинна.
— Я читала книжку Аудена, — сказала она. — В поезде, сегодня утром, я прочла поэму под названием «Атлантида». Последняя строфа звучит примерно так:
Она улыбнулась. И, если бы Глинн обращал внимание на подобные вещи, он бы настаивал на том, что её улыбка была просто прелестной.
Плачут все домашнего очага боги,
Говоря «до свидания», бросаются в море
И делают ноги
Порт Элизабет, 17-е июня, 10:00
Палмер Ллойд остановился перед дверью, сплошным мрачным прямоугольником на огромном металлическом сооружении, что возвышалось перед ним. С того места, где его водитель склонился на сиденье лимузина, читая бульварную газетку, до него доносился рёв скоростной магистрали Нью-Джерси, эхом отдающийся среди глухих болот и старых складов. Впереди, за сухими доками Болотной улицы, среди летнего жара блестел Порт Элизабет. Подъёмный кран по-матерински склонился над грузовозом. За портом связка буксиров тащила баржу, груженную рядами машин. А ещё дальше, пронзая чернеющие пригороды Байонна, на горизонте виднелся Манхэттен, поблёскивая на солнце наподобие ряда жемчужин.Ллойда моментально захватило чувство ностальгии. Годы минули с тех пор, как он стоял здесь в последний раз. Он вспомнил, как рос в суровом городке Равэй, по соседству с портом. В бедном детстве Ллойд провёл множество дней, рыская по докам, дворам и фабрикам.
Он вдохнул загазованный воздух, знакомый резкий аромат искусственных роз, смешанный с запахом солёных болот, смолы и серы. Он до сих пор чувствовал тягу к этому месту, к трубам, от которых тянулись хвосты пара и дыма, к блестящим перерабатывающим заводам, к зарослям силовых кабелей. Обнажённый промышленный мускул таил в себе воистину шиллеровскую красоту. Именно места наподобие Элизабет, размышлял он, с их сожительством коммерции и индустрии, дают жителям пригородов и дутым артистично-бутиковых городков те самые деньги, которые позволяют тем презрительно посмеиваться над уродством с их собственной высоты комфорта. Даже удивительно, насколько сильно скучал Ллойд по тем потерянным годам детства, несмотря даже на то, что сейчас все его мечты сбылись.
И, что ещё более странно, — так это то, что его величайшее достижение должно будет начаться здесь, на том же месте, где лежат его корни. Даже будучи крохой, он обожал коллекционировать. Не имея денег, ему пришлось создавать свою коллекцию естественной истории из образцов, которые сам же и собирал. Он подбирал заострённые верхушки ржавых изгородей, ракушки на мрачной линии прибоя, камешки и минералы из заброшенных шахт; он выкапывал ископаемые из отложений юрского периода в расположенном неподалёку Хакенсаке, и дюжинами ловил бабочек вот на этих самых болотах. Он собирал жаб, ящериц, змей, все виды животной жизни, он заспиртовывал их в джине, который незаметно таскал у отца. Он собрал замечательную коллекцию — и вот его дом сгорел дотла на пятнадцатый день рождения, похоронив все сокровища. То была самая сильная потеря в жизни. После этого он никогда не собирал образцов. Он пошёл в колледж, затем в бизнес, он громоздил успех на успех. И затем, в один прекрасный день, ему открылось, что теперь он может купить самое лучшее из того, что может предложить мир. Теперь он мог, хотя и странным образом, стереть ту раннюю потерю. То, что началось как хобби, постепенно превратилось в страсть — тогда и зародился образ Музея Ллойда. И сейчас он снова стоял тут, вернувшийся к докам Джерси, готовый заполучить величайшее из своих сокровищ.
Он глубоко вдохнул и взялся за ручку на двери. Его охватывала дрожь предвкушения. Тоненькая папка Глинна оказалась шедевром — и вполне оправдала потраченный на неё миллион долларов. План, который избрали, был превосходен. Каждая случайность была учтена, каждую сложность предвидели. Прежде чем он закончил чтение, его шок и ярость по поводу цены сменились нетерпением. И сейчас, спустя десять дней нетерпеливого ожидания, он увидит близкую к завершению первую часть плана. Самый тяжёлый объект, который передвинуло человечество. Он повернул ручку и шагнул внутрь.
Фасад здания, по-настоящему огромный, служил лишь намёком на обширность внутреннего простора. Один лишь взгляд, брошенный на такое громадное помещение без каких-либо промежуточных этажей или стен, полностью открытое до высоченного потолка, временно побеждал способность глаза оценивать расстояние. Здание протянулось не меньше чем на четверть мили в длину. Сеть помостков висела в пыльном воздухе наподобие металлической паутины. Какафония шума витала по внутреннему зданию дока: грохот клёпки, звяканье стали, треск сварки.
И там, в самом центре бешеной активности, лежало это: колоссальное судно, поддерживаемое в сухом доке стальными подпорками, с луковицей носа, который в данный момент возвышался над ним, Ллойдом. По меркам нефтяных танкеров корабль был далеко не самым крупным, но на воде это был один из самых гигантских предметов, которые Ллойд когда-либо видел. Название, «Рольвааг», белой краской выводили по трафарету на левом борту. Люди и машины сгрудились вокруг надписи, подобно колонии муравьёв. Улыбка проступила на лице Ллойда, когда он вдохнул пьянящий аромат жжёного металла, растворителей и дизельных выхлопов. Какая-то часть его сущности наслаждалась наблюдением за восхитительной тратой денег — пусть даже и его собственных.
Появился Глинн, с кипой сложенных эскизов в руке и с каской ЭИР на голове. Ллойд поглядел на него, до сих пор улыбаясь, и без слов восхищённо покачал головой.
Глинн подал ему лишнюю каску.
— Вид с помостков ещё лучше, — сказал он. — Там, наверху, мы встретим капитана Бриттон.
Ллойд плотно приладил каску на голове и проследовал за Глинном в небольшой лифт. Они поднялись где-то на сотню футов, а затем сошли на помосток, который обегал вокруг всех четырёх стен дока. Пока они шли, Ллолйд понял, что не может оторвать глаз от огромного судна, которое под ним простиралось. Оно было невероятно. И принадлежало ему.
— Корабль построили в Ставанджере, в Норвегии, шесть месяцев назад, — сухой голос Глинна был почти потерян в грохоте стройки, который стоял вокруг. — Учитывая то, как нам придётся его переделать, мы не могли просто зафрахтовать судно. Мы должны были купить его целиком.
— Двойная избыточность, — пробормотал Ллойд.
— Конечно, мы сможем его потом продать и вернуть почти всю сумму. И я думаю, вы убедитесь, что «Рольвааг» оправдает затраты. Корабль — просто произведение искусства, он имеет двойной корпус и предназначен для бурных морей. Водоизмещение — сто пятьдесят тысяч тонн; кроха по сравнению с танкерами ОБПН, которые вытесняют до полумиллиона тонн.
— Замечательно. Если бы был хоть какой-нибудь способ убежать от дел так далеко, я бы отдал всё на то, чтобы отправиться с вами.
— Конечно, мы предоставим вам полную отчётность. Через спутниковую связь мы ежедневно будем с вами связываться. Я думаю, вы в полной мере прочувствуете всё, за исключением морской болезни.
По мере того, как они направлялись по помосткам, взгляду представился весь левый борт целиком. Ллойд остановился.
— В чём дело? — Спросил Глинн.
— Я…, — сказал Ллойд и запнулся, временно потеряв способность говорить. — Я просто не думал, что судно будет выглядеть настолько убедительным.
В глазах у Глинна промелькнуло удовольствие.
— «Индастриал Лайт энд Мэджик» знает своё дело, а?
— Голливудская контора?
Глинн кивнул.
— Зачем изобретать колесо? У них — лучшие в мире дизайнеры по визуальным эффектам. И они довольно экономны.
Ллойд не отвечал. Он просто стоял у перил и смотрел вниз. Прямо на глазах элегантный нефтяной танкер, шедевр кораблестроения, превращался в потрёпанный перевозчик руды, который завершает свой последний рейс на кладбище погибших кораблей. Передняя часть судна представляла собой прекрасный, чистый простор окрашенного металла, сварки и плит в живом геометрическом совершенстве: все те блистательные детали новизны, присущие кораблю в возрасте шести месяцев. Но задняя часть, от центра судна и до кормы, не могла явить более разительный контраст. Она выглядела как после кораблекрушения. Строение на корме, казалось, было покрыто двадцатью слоями краски, каждый из которых отслаивается с разной скоростью. На капитанском мостике один из странного вида коридоров, с которого начинали реконструкцию, очевидно, рухнул — и его восстановили заново. Реки ржавчины слезали с помятого корпуса. Поручни искорёжены, а недостающие секции безжалостно залатаны сваренными трубами, старыми брусьями и железными уголками.
— Потрясающая маскировка, — сказал Ллойд. — Как будто мы и впрямь готовимся добывать руду.
— Я в особенности доволен радарной мачтой, — заметил Глинн, указывая на корму.
Даже с такого расстояния Ллойд видел, что почти вся краска облезла, и ошмётки металла свисают со старых проводов. Несколько антенн были поломаны, порезаны на кусочки и затем сломаны снова. Мачту покрывали полосы застарелой сажи.
— Внутри этой пародии на мачту, — продолжил Глинн, — самое современное оборудование: P-код, дифференциальная GPS, Spizz-64, FLIR, LN-66, Slick 32, пассивная ESM, прочие радарные установки, Tigershark Loran C, INMARSAT и станция связи Sperry GMDSS[7]. Если мы столкнёмся с какой-либо из, э-э-э, особых ситуаций, у нас имеется дополнительная электроника, которую можно поднять по нажатию кнопки.