Страница:
— Мне не нужно знать, сколько раз в сутки они обедают. Переходите к вооружению.
Взгляд Глинна порхнул вниз.
— Корабль усовершенствован в семидесятых, чтобы нести четыре ракеты «Эксоцет» класса море-воздух. Дальность — двадцать пять морских миль. По счастью для нас, у них устаревшие боевые радары, которые не могут преодолеть нашу продвинутую глушилку. Так что «Эксоцеты» для него бесполезны, даже на прямой видимости.
— Что ещё?
— Четыре четырёхдюймовых орудия, «Викеры», по два спереди и сзади. Скорострельность — до сорока снарядов в минуту, дальнобойность — десять морских миль. Обычно стрельба направляется двумя боевыми радарами SGR-102, но, при необходимости, их можно направлять вручную.
— О, Господи! Сорок выстрелов в минуту на каждую пушку?
— Ещё есть четыре сорокамиллиметровых орудия «Бофор», дальнобойность — шесть с половиной морских миль. Они выбрасывают триста снарядов в минуту.
Бриттон почувствовала, что бледнеет.
— Любое из этих орудий может пустить нас на дно в считанные минуты. Мы не можем позволить им подобраться на такое расстояние.
— Ручной прицел в таких бурных водах — дело нелёгкое. Но вы правы: под артобстрелом мы долго не продержимся. Нам нужно набрать скорость.
Бриттон ответила не сразу.
— Мы и так идём пределе турбин — шестнадцать узлов.
Она повернулась к первому помощнику.
— Господин Ховелл, я хочу знать, есть ли возможность выжать из корабля чуть больше скорости?
— Может быть, я сумею выжать дополнительный узел.
— Очень хорошо. Приступайте!
Ховелл повернулся к рулевому.
— Полный вперёд, на ста десяти.
Бриттон почувствовала ответный рокот двигателей из глубин корабля — двигатели довели до ста десяти оборотов в минуту. Это оставляет им — она проделала быстрое вычисление в уме — четыре с половиной часа, может быть, чуточку меньше, прежде чем они окажутся в пределах досягаемости «Викерсов».
Капитан вновь повернулась к Глинну и карте.
— Я поняла, — сказала она. — Лучшее, что мы можем сделать — направиться на северо-восток, в территориальные воды Аргентины. Это извечный враг Чили, и там едва ли стерпят боевые действия, развязанные чилийским эсминцем — да и само его присутствие в их территориальных водах. Они примут это за объявление войны.
Она бросила взгляд на Глинна, но его вид не выдавал ничего. Капитан продолжила:
— Другая альтернатива — мы можем направиться к британской базе ВМС на Фолклендских островах. Также нам следует связаться с нашим правительством и сообщить, что нас атакует чилийский эсминец. Может быть, удастся оказать на эту сволочь военное давление.
Бриттон ждала ответа. Наконец, Глинн произнёс:
— Теперь я понял, чего добивался Валленар, чуть-чуть изменяя курс.
— И чего же?
— Он отрезал нам путь.
Бриттон бросила на карту быстрый взгляд. «Рамирес» теперь находился в двадцати милях к северо-западу от них, направляясь истинным курсом в триста градусов. Внезапно до неё дошло.
— О, чёрт! — Выдохнула она.
— Если мы изменим курс и направимся к Аргентине или на Фолклендские острова, он перехватит нас примерно здесь, — Глинн пальцем прочертил на карте маленький кружок.
— Так направимся обратно в Чили! — Быстро сказала Бриттон. — Не может же он безнаказанно потопить нас в гавани Пуэрто-Вильямса!
— Несомненно. К несчастью, даже если мы сейчас повернём, он перехватит нас здесь, — ответил Глинн и прочертил пальцем ещё один кружок.
— Тогда мы направимся к британской научной станции на Южной Джорджии.
— В этом случае он перехватит нас здесь.
Бриттон смотрела на карту, по спине бежал парализующий холодок.
— Видите ли, Салли — к вам можно обращаться Салли? — меняя курс на северо-восточный, он уже предвидел наши возможные действия. Если бы мы поняли это сразу и действовали незамедлительно, у нас оставался бы шанс добраться, по крайней мере, до Аргентины. Но сейчас даже этого пути у нас нет.
Бриттон чувствовало, как у неё перехватило в груди.
— ВМС Штатов…
— Мой человек уже проверил. Эффективной военной помощи в течение двадцати четырёх часов нам не получить.
— Но ведь на Фолклендах есть британская база ВМС, вооружённая до зубов!
— Об этом мы тоже подумали. Чили была союзницей Британии в Фолклендской войне. Если США запросит у Великобритании военную помощь против её бывшего союзника, да ещё и с той самой базы, за которую те вместе сражались — э-э-э, достаточно сказать, что исполнение такого запроса потребует больше времени, чем у нас есть, даже со связями Ллойда, и с моими тоже. К несчастью для нас, крайняя Южная Атлантика — не место для военных переделок. Мы можем рассчитывать лишь на себя.
Бриттон посмотрела на Глинна. Взгляд встретили серые глаза, что, казалось, насытились цветом, почти сравнявшись с цветом окружающего океана. За этими глазами у Глинна скрывался какой-то план. Она боялась спросить, какой именно.
— Мы направляемся на юг, — просто сказал Глинн. — К Ледовому Барьеру.
Бриттон едва могла поверить своим ушам.
— Плыть на юг, в Ревущие Шестидесятые, ко льдам, в шторм вроде этого? Это — не выход.
— Вы правы, — тихо сказал Глинн. — Это не выход. Это единственный выход.
Он заговорил мягко, чётко.
— С этого момента дежурный — я.
Oficial de guardia, дежурный офицер, повторил команду.
— Слушаюсь, сэр. Команданте — дежурный по кораблю.
— Выходите на курс один-восемь-ноль, — сказал Валленар рулевому офицеру.
Следование этому приказу приведёт к тому, что жестокие волны будут бить им прямо в бок, для эсминца это самое опасное положение. Офицеры на мостике это знали. Валленар ожидал, что рулевой повторит приказ и огласит новое положение руля. Но приказа не последовало.
— Сэр?
Это заговорил дежурный офицер.
Валленар не повернулся, чтобы посмотреть на него. В этом не было нужды: он чувствовал, что сейчас произойдёт. Уголком глаза он видел рулевого офицера и timonel, рулевого, застывших в напряжённом внимании.
Ну что же. Пусть лучше это случится сейчас, чем потом.
Он нахмурил брови на дежурного офицера.
— Господин Сантандер, у нас на мостике что, какие-то проблемы с цепочкой управления? — Он говорил как можно мягче.
— Офицеры «Алмиранте Рамиреса» хотели бы знать нашу боевую задачу, сэр.
Валленар выжидал, по-прежнему не опуская на него взгляд. Молчание, как он давно понял, страшит сильнее слов. Прошла минута, и тогда он заговорил:
— Это что, в традиции чилийских военно-морских сил, допрашивать своего командира?
— Нет, сэр.
Валленар достал puro, потёр её меж пальцев, откусил кусочек и медленно поместил её в рот. Втянул сквозь неё воздух.
— Так почему же вы допрашиваете меня? — Кротко спросил он.
— Сэр… из-за необычной природы боевой задачи, сэр.
Валленар вытащил сигару и осмотрел её.
— Необычной? Как это?
Наступила тревожная пауза.
— У нас сложилось впечатление, сэр, что ночью нам приказали возвращаться на базу. Мы не слышали ни о каких приказах преследовать это гражданское судно.
Валленар выхватил слово «гражданское». В нём содержался нарочитый упрёк, предположение, что Валленар увлёкся малодушным преследованием безоружного противника. Он снова втянул воздух сквозь незажжённую сигару.
— Скажите-ка мне, господин Сантандер. На борту корабля вы подчиняетесь приказам вашего команданте или начальника береговой базы?
— Приказам команданте, сэр.
— Ваш команданте — я?
— Да, сэр.
— Тогда больше нечего обсуждать.
Валленар вытащил из кармана формы спичечный коробок, открыл его, вытащил серную спичку, медленно провёл ей по язычку, пока та не вспыхнула, и зажёг сигару.
— Прошу прощения, сэр, но того, что вы сказали, недостаточно. Восстанавливая винт, погибли люди. Мы просто вежливо интересуемся нашей боевой задачей.
Наконец, Валленар обернулся. Он чувствовал, как внутри нарастает ярость, ярость на заносчивых американцев, ярость на этого Глинна, который пришёл поболтать о том, о сём, пока его водолазы занимались винтами, ярость от смерти Тиммера — и вся она направилась на этого молокососа-подчинённого, который посмел поставить под сомнение его приказы. Команданте выдохнул облачко дыма, набрал дым в лёгкие, чувствуя всплеск никотина в крови. Когда несколько успокоился, швырнул спичку на мокрый настил и опустил сигару. Oficial de guardia — зелёный юнец, глупыш, и вызов с его стороны не был неожиданностью. Команданте оглядел прочих офицеров на мостике. Все они быстро опустили глаза.
Одним спокойным движением Валленар вытянул пистолет и прижал дуло к груди офицера. Как только Сантандер открыл рот, чтобы возразить, команданте нажал на курок. Пуля девятого калибра, подобно могучему удару кулака, отбросила мужчину назад и швырнула в переборку. Дежурный офицер неверящим взглядом уставился на рану в груди и на небольшой горизонтальный фонтанчик крови, что изливался из неё ритмичной струёй. Воздух вышел из раны и втянулся в неё — один раз, затем ещё. Офицер упал на колени, затем повалился вперёд, на локти, удивлённые глаза уже тускнели, а рот оставался широко открытым.
Валленар вернул пистолет в кобуру. Единственным звуком на мостике оставались хрипящие попытки Сантандера дышать, да тихий стук крови, которая изливалась из его груди на настил.
Команданте бросил взгляд на рулевого офицера.
— Господин Аллер. С этого момента вы — дежурный офицер. А вы, господин Ломас — рулевой офицер. Распоряжение о новом курсе было отдано. Выполняйте.
Он отвернулся, вернув сигару на место, снова устремляя взор на взбудораженный ветром океан. Тыльная сторона правой руки по-прежнему лежала на «Люгере». Он с интересом выжидал, продлится ли дальше наступившее молчание. Было бы жаль после всего этого потерять и Аллера.
Аллер бросил взгляд на нового рулевого офицера и слабо кивнул.
— Право руля, — произнёс он. — На курс один-восемь-ноль.
— Слушаюсь, сэр, право руля, выходим на курс один-восемь-ноль.
Валленар убрал руку с пистолета. Всё закончилось. Отруби голову — и гнида сдохнет.
Корабль принялся разворачиваться бортом к волнам, этому помогали ужасающие толчки от каждого проходящего вала. По мере того, как дрожь и качка становились всё сильнее, персонал мостика хватался за пиллерсы, поручни — за всё, что могло помочь удержать равновесие.
— Следуем курсом один-восемь-ноль, — нетвёрдым голосом произнёс рулевой.
— Хорошо, — ответил рулевой офицер.
Валленар склонился к переговорной трубе.
— Радар, оценка времени, когда мы подойдём к американскому кораблю на пределы досягаемости «Викеров»?
Через мгновение донёсся отклик:
— Сэр, при сохранении курса и скорости, время оценивается в три часа тридцать минут.
— Очень хорошо.
Валленар отодвинулся от трубы и указал большим пальцем на лежащего у ног умирающего:
— Господин Санчес, уберите это. И вытрите всё начисто.
И снова вернулся к созерцанию бурного моря.
Но Глинн не смотрел на бурю. Какое-то время его мысли блуждали далеко-далеко. Валленар поставил на карту всё — карьеру, команду, корабль, честь своей страны и самую жизнь — ради этой гонки. Команданте знает, что они везут только камень; пусть и огромный, но всё же лишь камень. Преследование не имеет смысла.
Он допустил серьёзный просчёт. Непростительный. Один краткий миг Глинн обдумывал возможность неудачи: перекатывал её на языке, как будто пробуя на вкус. Затем, содрогнувшись, силой убрал её из мыслей. Здесь не будет, не может быть, неудачи.
Проблема лежала не в предсказании компьютера и не в досье на Валленара, толщиной в два фута, которое лежит в Нью-Йорке: проблема в самом команданте. Недостаёт одной важной детали. И знание об этой детали гнездилось в рассудке самого Глинна, спряталось и ждало, когда он его распознает. Если бы он только мог понять мотивы Валленара для продолжения этой безумной гонки, тогда можно было бы что-нибудь предпринять. Как далеко зайдёт Валленар? Продолжит ли он гнаться за ними за Ледовый Барьер? Глинн покачал головой, будто этим жестом можно было вытряхнуть из неё ответ, но ничего не вытряхнулось. Если он не сумеет понять мотивов Валленара, он не сможет разработать план.
Глинн бросил взгляд на Бриттон. Она пристально смотрела на экран радара, на мерцающую зелёную точку, что представляющую «Алмиранте Рамиреса».
— Эсминец в точности следует нашим курсом уже полчаса, — сказала она, не оглядываясь на Глинна. — Один-восемь-ноль, прямо у нас за кормой, удерживая скорость в двадцать узлов, постоянный азимут и сближается.
Глинн ничего не сказал. Ему казалось просто невероятным, что Валленар направит корабль поперёк волн, как сейчас. Гигант «Рольвааг» сражался изо всех сил, а ведь он намного лучше приспособлен к тому, чтобы сопротивляться шторму, чем эсминец, ширина которого едва ли достигает сорока футов. Это в самом деле безумие. Неплохой шанс на то, что «Алмиранте Рамирес» перевернётся. Но даже неплохой шанс — всего лишь шанс, весь вопрос в том, насколько высокое мореходное искусство может продемонстрировать Валленар. Глинн полагал, что первоклассное.
— С нынешней скоростью и направлением он догонит нас у Ледового Барьера, — сказала Бриттон. — А на прицельную дальность он выйдет намного раньше.
— Лишь через три часа, — сказал Глинн. — В сумерках.
— Когда мы окажемся в пределах досягаемости, он откроет огонь, как вы полагаете?
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— Мы беззащитны. Он порвёт нас на кусочки.
— Если мы не сумеем укрыться от него в темноте, это, к сожалению, чистая правда.
Бриттон бросила на него взгляд.
— А как насчёт метеорита? — Негромко спросила она.
— Что насчёт него?
Она продолжила ещё тише, бросив взгляд на Ллойда.
— Если мы его сбросим, то сможем увеличить скорость.
Глинн напрягся. Он бросил взгляд на Ллойда, который хмуро стоял у окон мостика на похожих на стволы дерева, широко расставленных ногах. Тот ничего не слышал. Когда Глинн отвечал, он говорил медленно, рассудительно.
— Чтобы сбросить его за борт, мы должны полностью остановить корабль. Тогда у Валленара появится время, чтобы нас догнать. И мы пойдём ко дну, прежде чем остановимся.
— Значит, больше никаких идей? — Ещё тише спросила она.
Он посмотрел ей в глаза. Они оставались зелёными, чистыми, спокойными и абсолютно прекрасными.
— Не бывает проблемы без решения, — сказал он. — Нам просто надо его найти.
Бриттон помолчала, а затем заговорила.
— Прежде чем мы покинули остров, вы попросили меня довериться вам. Я надеюсь, я могу довериться. Очень бы хотела.
Глинн отвёл глаза в сторону, чувствуя нежданный наплыв эмоций. На какой-то миг его взгляд упал на экран GPS, и на пунктирную зелёную линию, отмеченную надписью "Ледовый Барьер". Затем он вновь глянул ей в глаза.
— В этом вы можете мне довериться, капитан. Я найду вам решение. Обещаю.
Она медленно кивнула.
— Не думаю, что вы из тех, кто нарушает свои обещания. Надеюсь, я права. Господин Глинн, Эли, сейчас я хочу от жизни лишь одного. А именно — снова увидеть дочь.
Глинн начал было отвечать. Но вместо ответа у него вырвался лишь удивлённое сипение. Он невольно отступил на шаг. В ослепительной вспышке интуиции, вызванной последней фразой Бриттон, он понял, что двигает Валленаром.
Глинн повернулся и, не говоря ни слова, покинул мостик.
У него разболелась голова от внезапных поворотов судьбы и резких смен настроения, от невыносимого напряжения последних двенадцати часов. Озлобленность, унижение, триумф, ужас. Ллойд бросил взгляд на часы на переборке, затем на лица офицеров мостика. Ховелл, с неподвижным лицом. Бриттон, без выражения поглядывающая поочерёдно то на экран радара, то на монитор GPS. Бэнкс, словно встроенный в дверь радиокомнаты. Ллойду хотелось вытрясти из них хоть какие-нибудь ответы. Но они уже рассказали ему всё, что знают. У них около двух часов, прежде чем «Рольвааг» окажется в пределах досягаемости орудий эсминца.
Ллойд чувствовал, как его душит ярость. Во всём виноват Глинн и его самоуверенная заносчивость: он изучал варианты так долго, что поверил, что не может потерпеть неудачу. Как кто-то однажды сказал: "Долго думай — ошибёшься". Если бы ему дали позвонить влиятельным людям, они не оказались бы беспомощными, подобно мыши, ждущей приближения кота.
Открылась дверь, и на мостик поднялся Глинн.
— Добрый день, капитан, — беззаботно сказал он.
Эта беззаботность, больше чем что-либо остальное, окончательно вывела Ллойда из себя.
— Будь ты проклят, Глинн, — сказал он. — Где тебя только черти носят?
Взгляд Глинна упал на Ллойда.
— Я изучал досье на Валленара. Теперь я знаю, что им движет.
— Чёрт, да какая разница! Он тот, кто движет нас, прямо к Антарктиде.
— Тиммер был сыном Валленара.
Ллойд резко остановился.
— Тиммер? — Спросил он в замешательстве.
— Офицер связи Валленара. Тот самый, который был убит метеоритом.
— Но это же абсурд. Насколько я слышал, у Тиммера были светлые волосы и голубые глаза?
— Он сын Валленара от любовницы, немки.
— Это ещё одно предположение, или у тебя есть свидетельства?
— Нет никаких данных о сыне, но это — единственное объяснение. Именно поэтому он так страстно хотел получить Тиммера обратно, когда я его навестил. И именно потому он изначально воздерживался от нападения на «Рольвааг»: я сказал ему, что Тиммер сидит на гауптвахте. Но как только мы отплыли от острова, он понял, что Тиммер мёртв. Полагаю, Валленар уверен, что его убили мы. И поэтому он преследует нас в международных водах. И вот из-за чего он никогда не откажется от преследования, пока не умрёт. Или пока не умрём мы.
Приступ ярости миновал. Ллойд почувствовал себя опустошённым, выдохшимся. Сейчас гнев бесполезен.
— И как же, помоги нам Бог, этот психологическая догадка нам поможет? — Сдержанным тоном спросил он.
Вместо того, чтобы ответить, Глинн снова посмотрел на Бриттон.
— На каком мы расстоянии от Ледового Барьера?
— Он в семидесяти семи морских милях к югу от нас.
— На радаре виден лёд?
— Господин Ховелл? — Повернувшись, спросила Бриттон.
— Есть дрейфующий лёд в десяти милях. Несколько гроулеров[18]. У самого Барьера дальний радар показывает наличие массивного ледяного острова. На самом деле, это два ледяных острова — похоже, один остров раскололся на две части.
— Направление?
— Один-девять-один.
— Я бы предложил направиться в ту сторону. Сделайте очень медленный поворот. Если Валленар не сразу заметит, что мы сменили курс, мы можем выиграть милю-две, — сказал Глинн.
Ховелл вопросительно посмотрел на Бриттон.
— Господин Глинн, — ответила та. — Это просто самоубийство — заводить такое огромное судно за Ледовый Барьер. Особенно в такую погоду.
— На то есть причины, — ответил Глинн.
— Может, поделишься с нами? — Спросил Ллойд. — Или ты опять собираешься оставить нас в неведении? Быть может, здесь у нас родится какое-нибудь независимое решение.
Глинн поочерёдно посмотрел на Ллойда, на Бриттон, а затем на Ховелла.
— Ну что же, — сказал он после секундного раздумья. — У нас остались всего два варианта: повернуть в сторону и попытаться убежать от эсминца, или продолжать идти прежним курсом и попытаться уйти от эсминца за Ледовый Барьер. Первый вариант упирается в практически стопроцентный провал. Второй упирается в провал с несколько меньшей вероятностью. К тому же у второго варианта есть ещё одно преимущество: таким образом мы заставляем эсминец идти поперёк волн.
— А что это за барьер такой, ледовый? — Спросил Ллойд.
— Так называется то место, где холодные воды морей Антарктиды сталкиваются с более тёплыми северными водами Атлантического и Тихого океанов. Океанографы называют это Антарктической Конвергенцией. Там бывают непроницаемые туманы и, конечно, очень опасные льды.
— Ты предлагаешь вести «Рольвааг» в туман и льды? Это и правда похоже на самоубийство.
— Что нам сейчас нужно, так это скрыться от преследования, нам нужно на достаточно долгое время потерять эсминец из виду и лечь на курс, который отведёт нас прочь. В темноте, во льдах и тумане, мы можем просто убежать.
— А ещё мы можем просто пойти ко дну.
— Вероятность налететь на айсберг меньше вероятности быть потопленным эсминцем.
— А что, если там не окажется тумана? — Спросил Ховелл.
— Тогда у нас возникнет серьёзная проблема.
Наступило долгое молчание. И затем Бриттон сказала:
— Господин Ховелл, изменяйте курс на один-девять-ноль. Поворачивайте медленно.
Первый помощник едва заметно помедлил, а затем чётким голосом подал команду рулевому. Но глаза Ховелла, не отрываясь, смотрели прямо в глаза Глинну.
— Тебя что, никогда не утомляет этот проклятый арахис? — Спросил МакФарлэйн.
Казалось, Рашель на секунду задумалась над этим вопросом.
— Неа, — ответила она.
Они вновь замкнулись в молчании. С осознанием подступающей головной боли и слабого подташнивания, МакФарлэйн закрыл глаза. В этот самый миг качка судна, казалось, значительно возросла. Он слышал постукивание металла о металл и, время от времени, капель воды. Не считая этих звуков, в распростёртом под ними зеве танкера стояла полная тишина.
МакФарлэйн с усилием открыл глаза.
— Давай пройдёмся ещё раз, — сказал он.
— Мы уже просмотрели её пять раз, — ответила Рашель.
МакФарлэйн ничего не сказал, и она с отвращением фыркнула и наклонилась вперёд, чтобы нажать на кнопки контроля протяжки ленты.
Из трёх видеокамер наблюдения в центральном резервуаре взрыв пережила лишь одна. Он наблюдал за тем, как Рашель перематывает плёнку вперёд на высокой скорости, замедляясь до реального времени за минуту до взрыва. Они просматривали запись секунду за секундой. Ничего нового. Гарза был прав: никто к камню не притрагивался. Никто даже близко не подходил.
МакФарлэйн с проклятьем откинулся на спинку, бросив взгляд из комнаты наблюдения вдоль помостков, как будто пытаясь отыскать ответ на стенах трюма. Затем его взгляд медленно переместился вниз по сорокафутовому промежутку, на верхушку метеорита. Взрыв вырвался во все стороны, вышиб большинство ламп в резервуаре, повредил линии связи и спереди, и сзади, но оставил верхнюю часть резервуара — помостки и комнату наблюдения — почти нетронутой. Сеть в основном выглядела целой, хотя ясно, что некоторые звенья вышибло. Оплавленная сталь протянулась полосками пены по стенкам резервуара, и некоторые из массивных дубовых брусьев обуглились. Пятна крови и ошмётки чего-то красного виднелись там и тут, в тех местах, куда не добралась группа уборщиков. Сам метеорит выглядел в точности, как и был.
«Где зарыта собака? — подумал он. — Что именно мы могли упустить из виду?»
Взгляд Глинна порхнул вниз.
— Корабль усовершенствован в семидесятых, чтобы нести четыре ракеты «Эксоцет» класса море-воздух. Дальность — двадцать пять морских миль. По счастью для нас, у них устаревшие боевые радары, которые не могут преодолеть нашу продвинутую глушилку. Так что «Эксоцеты» для него бесполезны, даже на прямой видимости.
— Что ещё?
— Четыре четырёхдюймовых орудия, «Викеры», по два спереди и сзади. Скорострельность — до сорока снарядов в минуту, дальнобойность — десять морских миль. Обычно стрельба направляется двумя боевыми радарами SGR-102, но, при необходимости, их можно направлять вручную.
— О, Господи! Сорок выстрелов в минуту на каждую пушку?
— Ещё есть четыре сорокамиллиметровых орудия «Бофор», дальнобойность — шесть с половиной морских миль. Они выбрасывают триста снарядов в минуту.
Бриттон почувствовала, что бледнеет.
— Любое из этих орудий может пустить нас на дно в считанные минуты. Мы не можем позволить им подобраться на такое расстояние.
— Ручной прицел в таких бурных водах — дело нелёгкое. Но вы правы: под артобстрелом мы долго не продержимся. Нам нужно набрать скорость.
Бриттон ответила не сразу.
— Мы и так идём пределе турбин — шестнадцать узлов.
Она повернулась к первому помощнику.
— Господин Ховелл, я хочу знать, есть ли возможность выжать из корабля чуть больше скорости?
— Может быть, я сумею выжать дополнительный узел.
— Очень хорошо. Приступайте!
Ховелл повернулся к рулевому.
— Полный вперёд, на ста десяти.
Бриттон почувствовала ответный рокот двигателей из глубин корабля — двигатели довели до ста десяти оборотов в минуту. Это оставляет им — она проделала быстрое вычисление в уме — четыре с половиной часа, может быть, чуточку меньше, прежде чем они окажутся в пределах досягаемости «Викерсов».
Капитан вновь повернулась к Глинну и карте.
— Я поняла, — сказала она. — Лучшее, что мы можем сделать — направиться на северо-восток, в территориальные воды Аргентины. Это извечный враг Чили, и там едва ли стерпят боевые действия, развязанные чилийским эсминцем — да и само его присутствие в их территориальных водах. Они примут это за объявление войны.
Она бросила взгляд на Глинна, но его вид не выдавал ничего. Капитан продолжила:
— Другая альтернатива — мы можем направиться к британской базе ВМС на Фолклендских островах. Также нам следует связаться с нашим правительством и сообщить, что нас атакует чилийский эсминец. Может быть, удастся оказать на эту сволочь военное давление.
Бриттон ждала ответа. Наконец, Глинн произнёс:
— Теперь я понял, чего добивался Валленар, чуть-чуть изменяя курс.
— И чего же?
— Он отрезал нам путь.
Бриттон бросила на карту быстрый взгляд. «Рамирес» теперь находился в двадцати милях к северо-западу от них, направляясь истинным курсом в триста градусов. Внезапно до неё дошло.
— О, чёрт! — Выдохнула она.
— Если мы изменим курс и направимся к Аргентине или на Фолклендские острова, он перехватит нас примерно здесь, — Глинн пальцем прочертил на карте маленький кружок.
— Так направимся обратно в Чили! — Быстро сказала Бриттон. — Не может же он безнаказанно потопить нас в гавани Пуэрто-Вильямса!
— Несомненно. К несчастью, даже если мы сейчас повернём, он перехватит нас здесь, — ответил Глинн и прочертил пальцем ещё один кружок.
— Тогда мы направимся к британской научной станции на Южной Джорджии.
— В этом случае он перехватит нас здесь.
Бриттон смотрела на карту, по спине бежал парализующий холодок.
— Видите ли, Салли — к вам можно обращаться Салли? — меняя курс на северо-восточный, он уже предвидел наши возможные действия. Если бы мы поняли это сразу и действовали незамедлительно, у нас оставался бы шанс добраться, по крайней мере, до Аргентины. Но сейчас даже этого пути у нас нет.
Бриттон чувствовало, как у неё перехватило в груди.
— ВМС Штатов…
— Мой человек уже проверил. Эффективной военной помощи в течение двадцати четырёх часов нам не получить.
— Но ведь на Фолклендах есть британская база ВМС, вооружённая до зубов!
— Об этом мы тоже подумали. Чили была союзницей Британии в Фолклендской войне. Если США запросит у Великобритании военную помощь против её бывшего союзника, да ещё и с той самой базы, за которую те вместе сражались — э-э-э, достаточно сказать, что исполнение такого запроса потребует больше времени, чем у нас есть, даже со связями Ллойда, и с моими тоже. К несчастью для нас, крайняя Южная Атлантика — не место для военных переделок. Мы можем рассчитывать лишь на себя.
Бриттон посмотрела на Глинна. Взгляд встретили серые глаза, что, казалось, насытились цветом, почти сравнявшись с цветом окружающего океана. За этими глазами у Глинна скрывался какой-то план. Она боялась спросить, какой именно.
— Мы направляемся на юг, — просто сказал Глинн. — К Ледовому Барьеру.
Бриттон едва могла поверить своим ушам.
— Плыть на юг, в Ревущие Шестидесятые, ко льдам, в шторм вроде этого? Это — не выход.
— Вы правы, — тихо сказал Глинн. — Это не выход. Это единственный выход.
«Алмиранте Рамирес» , 11:00
После рассвета Валленар отметил, что ветер начал неотвратимо сменяться западным. Его план сработал. Американцы слишком поздно сообразили, что им отрезали путь. Им не осталось ничего другого, кроме как плыть на юг, в Шестидесятые. Они уже сменили курс на один-восемь-ноль — строго на юг. И именно там он их перехватит, именно там разыграет эндшпиль: на Ледовом Барьере, в чёрных замерзающих водах Антарктики.Он заговорил мягко, чётко.
— С этого момента дежурный — я.
Oficial de guardia, дежурный офицер, повторил команду.
— Слушаюсь, сэр. Команданте — дежурный по кораблю.
— Выходите на курс один-восемь-ноль, — сказал Валленар рулевому офицеру.
Следование этому приказу приведёт к тому, что жестокие волны будут бить им прямо в бок, для эсминца это самое опасное положение. Офицеры на мостике это знали. Валленар ожидал, что рулевой повторит приказ и огласит новое положение руля. Но приказа не последовало.
— Сэр?
Это заговорил дежурный офицер.
Валленар не повернулся, чтобы посмотреть на него. В этом не было нужды: он чувствовал, что сейчас произойдёт. Уголком глаза он видел рулевого офицера и timonel, рулевого, застывших в напряжённом внимании.
Ну что же. Пусть лучше это случится сейчас, чем потом.
Он нахмурил брови на дежурного офицера.
— Господин Сантандер, у нас на мостике что, какие-то проблемы с цепочкой управления? — Он говорил как можно мягче.
— Офицеры «Алмиранте Рамиреса» хотели бы знать нашу боевую задачу, сэр.
Валленар выжидал, по-прежнему не опуская на него взгляд. Молчание, как он давно понял, страшит сильнее слов. Прошла минута, и тогда он заговорил:
— Это что, в традиции чилийских военно-морских сил, допрашивать своего командира?
— Нет, сэр.
Валленар достал puro, потёр её меж пальцев, откусил кусочек и медленно поместил её в рот. Втянул сквозь неё воздух.
— Так почему же вы допрашиваете меня? — Кротко спросил он.
— Сэр… из-за необычной природы боевой задачи, сэр.
Валленар вытащил сигару и осмотрел её.
— Необычной? Как это?
Наступила тревожная пауза.
— У нас сложилось впечатление, сэр, что ночью нам приказали возвращаться на базу. Мы не слышали ни о каких приказах преследовать это гражданское судно.
Валленар выхватил слово «гражданское». В нём содержался нарочитый упрёк, предположение, что Валленар увлёкся малодушным преследованием безоружного противника. Он снова втянул воздух сквозь незажжённую сигару.
— Скажите-ка мне, господин Сантандер. На борту корабля вы подчиняетесь приказам вашего команданте или начальника береговой базы?
— Приказам команданте, сэр.
— Ваш команданте — я?
— Да, сэр.
— Тогда больше нечего обсуждать.
Валленар вытащил из кармана формы спичечный коробок, открыл его, вытащил серную спичку, медленно провёл ей по язычку, пока та не вспыхнула, и зажёг сигару.
— Прошу прощения, сэр, но того, что вы сказали, недостаточно. Восстанавливая винт, погибли люди. Мы просто вежливо интересуемся нашей боевой задачей.
Наконец, Валленар обернулся. Он чувствовал, как внутри нарастает ярость, ярость на заносчивых американцев, ярость на этого Глинна, который пришёл поболтать о том, о сём, пока его водолазы занимались винтами, ярость от смерти Тиммера — и вся она направилась на этого молокососа-подчинённого, который посмел поставить под сомнение его приказы. Команданте выдохнул облачко дыма, набрал дым в лёгкие, чувствуя всплеск никотина в крови. Когда несколько успокоился, швырнул спичку на мокрый настил и опустил сигару. Oficial de guardia — зелёный юнец, глупыш, и вызов с его стороны не был неожиданностью. Команданте оглядел прочих офицеров на мостике. Все они быстро опустили глаза.
Одним спокойным движением Валленар вытянул пистолет и прижал дуло к груди офицера. Как только Сантандер открыл рот, чтобы возразить, команданте нажал на курок. Пуля девятого калибра, подобно могучему удару кулака, отбросила мужчину назад и швырнула в переборку. Дежурный офицер неверящим взглядом уставился на рану в груди и на небольшой горизонтальный фонтанчик крови, что изливался из неё ритмичной струёй. Воздух вышел из раны и втянулся в неё — один раз, затем ещё. Офицер упал на колени, затем повалился вперёд, на локти, удивлённые глаза уже тускнели, а рот оставался широко открытым.
Валленар вернул пистолет в кобуру. Единственным звуком на мостике оставались хрипящие попытки Сантандера дышать, да тихий стук крови, которая изливалась из его груди на настил.
Команданте бросил взгляд на рулевого офицера.
— Господин Аллер. С этого момента вы — дежурный офицер. А вы, господин Ломас — рулевой офицер. Распоряжение о новом курсе было отдано. Выполняйте.
Он отвернулся, вернув сигару на место, снова устремляя взор на взбудораженный ветром океан. Тыльная сторона правой руки по-прежнему лежала на «Люгере». Он с интересом выжидал, продлится ли дальше наступившее молчание. Было бы жаль после всего этого потерять и Аллера.
Аллер бросил взгляд на нового рулевого офицера и слабо кивнул.
— Право руля, — произнёс он. — На курс один-восемь-ноль.
— Слушаюсь, сэр, право руля, выходим на курс один-восемь-ноль.
Валленар убрал руку с пистолета. Всё закончилось. Отруби голову — и гнида сдохнет.
Корабль принялся разворачиваться бортом к волнам, этому помогали ужасающие толчки от каждого проходящего вала. По мере того, как дрожь и качка становились всё сильнее, персонал мостика хватался за пиллерсы, поручни — за всё, что могло помочь удержать равновесие.
— Следуем курсом один-восемь-ноль, — нетвёрдым голосом произнёс рулевой.
— Хорошо, — ответил рулевой офицер.
Валленар склонился к переговорной трубе.
— Радар, оценка времени, когда мы подойдём к американскому кораблю на пределы досягаемости «Викеров»?
Через мгновение донёсся отклик:
— Сэр, при сохранении курса и скорости, время оценивается в три часа тридцать минут.
— Очень хорошо.
Валленар отодвинулся от трубы и указал большим пальцем на лежащего у ног умирающего:
— Господин Санчес, уберите это. И вытрите всё начисто.
И снова вернулся к созерцанию бурного моря.
«Рольвааг», 11:30
Глинн находился бок о бок с Бриттон, которая неподвижно стояла рядом с рулевым. По мере того, как они бежали на юг, к шестидесятой параллели, «Рольвааг» плыл перпендикулярно к западному ветру, который ярился на краю света, беспрепятственно огибая планету, вздымая самые большие волны на Земле. Насколько хватало взгляда, навевающие ужас атлантические валы катились на восток, высокие как горы. За последний час шторм стал ещё сильнее, и океан, казалось, утратил твёрдую поверхность: между водой и воздухом больше не оставалось чёткой линии раздела. Ревущие ветры и вздымающиеся волны объединились в ярости брызг и пены. Когда танкер опускался меж волн, наступала краткая, навевающая ужас, тишь — и затем огромный корабль вздрагивал и снова поднимался в ревущий шторм.Но Глинн не смотрел на бурю. Какое-то время его мысли блуждали далеко-далеко. Валленар поставил на карту всё — карьеру, команду, корабль, честь своей страны и самую жизнь — ради этой гонки. Команданте знает, что они везут только камень; пусть и огромный, но всё же лишь камень. Преследование не имеет смысла.
Он допустил серьёзный просчёт. Непростительный. Один краткий миг Глинн обдумывал возможность неудачи: перекатывал её на языке, как будто пробуя на вкус. Затем, содрогнувшись, силой убрал её из мыслей. Здесь не будет, не может быть, неудачи.
Проблема лежала не в предсказании компьютера и не в досье на Валленара, толщиной в два фута, которое лежит в Нью-Йорке: проблема в самом команданте. Недостаёт одной важной детали. И знание об этой детали гнездилось в рассудке самого Глинна, спряталось и ждало, когда он его распознает. Если бы он только мог понять мотивы Валленара для продолжения этой безумной гонки, тогда можно было бы что-нибудь предпринять. Как далеко зайдёт Валленар? Продолжит ли он гнаться за ними за Ледовый Барьер? Глинн покачал головой, будто этим жестом можно было вытряхнуть из неё ответ, но ничего не вытряхнулось. Если он не сумеет понять мотивов Валленара, он не сможет разработать план.
Глинн бросил взгляд на Бриттон. Она пристально смотрела на экран радара, на мерцающую зелёную точку, что представляющую «Алмиранте Рамиреса».
— Эсминец в точности следует нашим курсом уже полчаса, — сказала она, не оглядываясь на Глинна. — Один-восемь-ноль, прямо у нас за кормой, удерживая скорость в двадцать узлов, постоянный азимут и сближается.
Глинн ничего не сказал. Ему казалось просто невероятным, что Валленар направит корабль поперёк волн, как сейчас. Гигант «Рольвааг» сражался изо всех сил, а ведь он намного лучше приспособлен к тому, чтобы сопротивляться шторму, чем эсминец, ширина которого едва ли достигает сорока футов. Это в самом деле безумие. Неплохой шанс на то, что «Алмиранте Рамирес» перевернётся. Но даже неплохой шанс — всего лишь шанс, весь вопрос в том, насколько высокое мореходное искусство может продемонстрировать Валленар. Глинн полагал, что первоклассное.
— С нынешней скоростью и направлением он догонит нас у Ледового Барьера, — сказала Бриттон. — А на прицельную дальность он выйдет намного раньше.
— Лишь через три часа, — сказал Глинн. — В сумерках.
— Когда мы окажемся в пределах досягаемости, он откроет огонь, как вы полагаете?
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— Мы беззащитны. Он порвёт нас на кусочки.
— Если мы не сумеем укрыться от него в темноте, это, к сожалению, чистая правда.
Бриттон бросила на него взгляд.
— А как насчёт метеорита? — Негромко спросила она.
— Что насчёт него?
Она продолжила ещё тише, бросив взгляд на Ллойда.
— Если мы его сбросим, то сможем увеличить скорость.
Глинн напрягся. Он бросил взгляд на Ллойда, который хмуро стоял у окон мостика на похожих на стволы дерева, широко расставленных ногах. Тот ничего не слышал. Когда Глинн отвечал, он говорил медленно, рассудительно.
— Чтобы сбросить его за борт, мы должны полностью остановить корабль. Тогда у Валленара появится время, чтобы нас догнать. И мы пойдём ко дну, прежде чем остановимся.
— Значит, больше никаких идей? — Ещё тише спросила она.
Он посмотрел ей в глаза. Они оставались зелёными, чистыми, спокойными и абсолютно прекрасными.
— Не бывает проблемы без решения, — сказал он. — Нам просто надо его найти.
Бриттон помолчала, а затем заговорила.
— Прежде чем мы покинули остров, вы попросили меня довериться вам. Я надеюсь, я могу довериться. Очень бы хотела.
Глинн отвёл глаза в сторону, чувствуя нежданный наплыв эмоций. На какой-то миг его взгляд упал на экран GPS, и на пунктирную зелёную линию, отмеченную надписью "Ледовый Барьер". Затем он вновь глянул ей в глаза.
— В этом вы можете мне довериться, капитан. Я найду вам решение. Обещаю.
Она медленно кивнула.
— Не думаю, что вы из тех, кто нарушает свои обещания. Надеюсь, я права. Господин Глинн, Эли, сейчас я хочу от жизни лишь одного. А именно — снова увидеть дочь.
Глинн начал было отвечать. Но вместо ответа у него вырвался лишь удивлённое сипение. Он невольно отступил на шаг. В ослепительной вспышке интуиции, вызванной последней фразой Бриттон, он понял, что двигает Валленаром.
Глинн повернулся и, не говоря ни слова, покинул мостик.
«Рольвааг», 12:30
Ллойд безостановочно мерил шагами огромный мостик. Шторм яростно бил в окна, но Ллойд отвернул взгляд от неистового моря. За всю жизнь не видел он такого ужасного зрелища. Это больше ничем не походило на воду, скорее, напоминало горы — зелёные, серые и чёрные, высоченные, широкие, осыпающимися гигантскими кремовыми лавинами. Он едва мог понять, как их корабль — да и вообще, любой корабль — может продержаться в таком море хотя бы пять секунд. Однако «Рольвааг» продолжал путь. Ллойду было тяжело ступать, но ему и требовалось отвлечься на что угодно — хотя бы на физические упражнения. Достигнув двери мостика по правой стороне, он резко развернулся и продолжил шагать. Он безостановочно занимался этим вот уже шестьдесят минут, всё время с тех пор, как Глинн, не сказав ни слова, исчез.У него разболелась голова от внезапных поворотов судьбы и резких смен настроения, от невыносимого напряжения последних двенадцати часов. Озлобленность, унижение, триумф, ужас. Ллойд бросил взгляд на часы на переборке, затем на лица офицеров мостика. Ховелл, с неподвижным лицом. Бриттон, без выражения поглядывающая поочерёдно то на экран радара, то на монитор GPS. Бэнкс, словно встроенный в дверь радиокомнаты. Ллойду хотелось вытрясти из них хоть какие-нибудь ответы. Но они уже рассказали ему всё, что знают. У них около двух часов, прежде чем «Рольвааг» окажется в пределах досягаемости орудий эсминца.
Ллойд чувствовал, как его душит ярость. Во всём виноват Глинн и его самоуверенная заносчивость: он изучал варианты так долго, что поверил, что не может потерпеть неудачу. Как кто-то однажды сказал: "Долго думай — ошибёшься". Если бы ему дали позвонить влиятельным людям, они не оказались бы беспомощными, подобно мыши, ждущей приближения кота.
Открылась дверь, и на мостик поднялся Глинн.
— Добрый день, капитан, — беззаботно сказал он.
Эта беззаботность, больше чем что-либо остальное, окончательно вывела Ллойда из себя.
— Будь ты проклят, Глинн, — сказал он. — Где тебя только черти носят?
Взгляд Глинна упал на Ллойда.
— Я изучал досье на Валленара. Теперь я знаю, что им движет.
— Чёрт, да какая разница! Он тот, кто движет нас, прямо к Антарктиде.
— Тиммер был сыном Валленара.
Ллойд резко остановился.
— Тиммер? — Спросил он в замешательстве.
— Офицер связи Валленара. Тот самый, который был убит метеоритом.
— Но это же абсурд. Насколько я слышал, у Тиммера были светлые волосы и голубые глаза?
— Он сын Валленара от любовницы, немки.
— Это ещё одно предположение, или у тебя есть свидетельства?
— Нет никаких данных о сыне, но это — единственное объяснение. Именно поэтому он так страстно хотел получить Тиммера обратно, когда я его навестил. И именно потому он изначально воздерживался от нападения на «Рольвааг»: я сказал ему, что Тиммер сидит на гауптвахте. Но как только мы отплыли от острова, он понял, что Тиммер мёртв. Полагаю, Валленар уверен, что его убили мы. И поэтому он преследует нас в международных водах. И вот из-за чего он никогда не откажется от преследования, пока не умрёт. Или пока не умрём мы.
Приступ ярости миновал. Ллойд почувствовал себя опустошённым, выдохшимся. Сейчас гнев бесполезен.
— И как же, помоги нам Бог, этот психологическая догадка нам поможет? — Сдержанным тоном спросил он.
Вместо того, чтобы ответить, Глинн снова посмотрел на Бриттон.
— На каком мы расстоянии от Ледового Барьера?
— Он в семидесяти семи морских милях к югу от нас.
— На радаре виден лёд?
— Господин Ховелл? — Повернувшись, спросила Бриттон.
— Есть дрейфующий лёд в десяти милях. Несколько гроулеров[18]. У самого Барьера дальний радар показывает наличие массивного ледяного острова. На самом деле, это два ледяных острова — похоже, один остров раскололся на две части.
— Направление?
— Один-девять-один.
— Я бы предложил направиться в ту сторону. Сделайте очень медленный поворот. Если Валленар не сразу заметит, что мы сменили курс, мы можем выиграть милю-две, — сказал Глинн.
Ховелл вопросительно посмотрел на Бриттон.
— Господин Глинн, — ответила та. — Это просто самоубийство — заводить такое огромное судно за Ледовый Барьер. Особенно в такую погоду.
— На то есть причины, — ответил Глинн.
— Может, поделишься с нами? — Спросил Ллойд. — Или ты опять собираешься оставить нас в неведении? Быть может, здесь у нас родится какое-нибудь независимое решение.
Глинн поочерёдно посмотрел на Ллойда, на Бриттон, а затем на Ховелла.
— Ну что же, — сказал он после секундного раздумья. — У нас остались всего два варианта: повернуть в сторону и попытаться убежать от эсминца, или продолжать идти прежним курсом и попытаться уйти от эсминца за Ледовый Барьер. Первый вариант упирается в практически стопроцентный провал. Второй упирается в провал с несколько меньшей вероятностью. К тому же у второго варианта есть ещё одно преимущество: таким образом мы заставляем эсминец идти поперёк волн.
— А что это за барьер такой, ледовый? — Спросил Ллойд.
— Так называется то место, где холодные воды морей Антарктиды сталкиваются с более тёплыми северными водами Атлантического и Тихого океанов. Океанографы называют это Антарктической Конвергенцией. Там бывают непроницаемые туманы и, конечно, очень опасные льды.
— Ты предлагаешь вести «Рольвааг» в туман и льды? Это и правда похоже на самоубийство.
— Что нам сейчас нужно, так это скрыться от преследования, нам нужно на достаточно долгое время потерять эсминец из виду и лечь на курс, который отведёт нас прочь. В темноте, во льдах и тумане, мы можем просто убежать.
— А ещё мы можем просто пойти ко дну.
— Вероятность налететь на айсберг меньше вероятности быть потопленным эсминцем.
— А что, если там не окажется тумана? — Спросил Ховелл.
— Тогда у нас возникнет серьёзная проблема.
Наступило долгое молчание. И затем Бриттон сказала:
— Господин Ховелл, изменяйте курс на один-девять-ноль. Поворачивайте медленно.
Первый помощник едва заметно помедлил, а затем чётким голосом подал команду рулевому. Но глаза Ховелла, не отрываясь, смотрели прямо в глаза Глинну.
«Рольвааг», 14:00
МакФарлэйн резко откинулся на неудобном пластиковом стуле, вздыхая и потирая глаза. Рядом сидела Рашель, щёлкая арахис и нисколько не заботясь о скорлупе, что падала на металлический настил каюты наблюдения. Единственным источником света в помещении служил единственный монитор, который висел перед ними высоко на переборке.— Тебя что, никогда не утомляет этот проклятый арахис? — Спросил МакФарлэйн.
Казалось, Рашель на секунду задумалась над этим вопросом.
— Неа, — ответила она.
Они вновь замкнулись в молчании. С осознанием подступающей головной боли и слабого подташнивания, МакФарлэйн закрыл глаза. В этот самый миг качка судна, казалось, значительно возросла. Он слышал постукивание металла о металл и, время от времени, капель воды. Не считая этих звуков, в распростёртом под ними зеве танкера стояла полная тишина.
МакФарлэйн с усилием открыл глаза.
— Давай пройдёмся ещё раз, — сказал он.
— Мы уже просмотрели её пять раз, — ответила Рашель.
МакФарлэйн ничего не сказал, и она с отвращением фыркнула и наклонилась вперёд, чтобы нажать на кнопки контроля протяжки ленты.
Из трёх видеокамер наблюдения в центральном резервуаре взрыв пережила лишь одна. Он наблюдал за тем, как Рашель перематывает плёнку вперёд на высокой скорости, замедляясь до реального времени за минуту до взрыва. Они просматривали запись секунду за секундой. Ничего нового. Гарза был прав: никто к камню не притрагивался. Никто даже близко не подходил.
МакФарлэйн с проклятьем откинулся на спинку, бросив взгляд из комнаты наблюдения вдоль помостков, как будто пытаясь отыскать ответ на стенах трюма. Затем его взгляд медленно переместился вниз по сорокафутовому промежутку, на верхушку метеорита. Взрыв вырвался во все стороны, вышиб большинство ламп в резервуаре, повредил линии связи и спереди, и сзади, но оставил верхнюю часть резервуара — помостки и комнату наблюдения — почти нетронутой. Сеть в основном выглядела целой, хотя ясно, что некоторые звенья вышибло. Оплавленная сталь протянулась полосками пены по стенкам резервуара, и некоторые из массивных дубовых брусьев обуглились. Пятна крови и ошмётки чего-то красного виднелись там и тут, в тех местах, куда не добралась группа уборщиков. Сам метеорит выглядел в точности, как и был.
«Где зарыта собака? — подумал он. — Что именно мы могли упустить из виду?»