Престон Дуглас. Ледовый барьер

   Резкий выстрел, слабый, но различимый на фоне шторма, сотряс окна мостика. За ним последовали новые, в мерном ритме. Бриттон увидела ряд гейзеров, что взметнулись по стороне волны к северу, один за другим, направляясь к «Рольваагу» вдоль линии его прежнего курса.
   Огромный нос танкера натужно вспахал воду. «Поворачивай, сволочь!» — подумала она.
   Внезапно корабль тряхнуло, по корпусу прошла дрожь. Огромный вал отвратительного жёлтого дыма вырвался из носа, горячий металл с воем рвало на полосы. Через мгновение раздался подобный громоподобный звук взрыва. Ахтерштевень взметнулся в воздух и упал покорёженным, по всей палубе разлетались обломки. Затем гейзеры взметнулись впереди них, снаряды летели мимо — огонь уже прошёл через их позицию.
   Пауза, заполненная смертельным ужасом.
   Бриттон первой пришла в себя. Она поднесла к глазам бинокль и осмотрела нос. Оказалось, что по меньшей мере один снаряд угодил в полубак. Огромное судно поднялось на очередной волне, и в ярком лунном свете она видела, как хлещет вода в обнажённый цепной локер и в огромную дыру, намного выше ватерлинии.
   — Аврал, — сказала она. — Господин Ховелл, направьте вперёд группу для оценки повреждений. Пусть пожарная бригада возьмёт пену и эксплозиметры. И ещё — я хочу, чтобы от носа до кормы натянули леер.
   — Слушаюсь, мэм.
   Она непроизвольно бросила взгляд на Глинна.
   — Остановите двигатели, — пробормотал он. — Отверните от ветра. Прекратите его глушить. Сделаем вид, что у нас серьёзные повреждения. На какое-то время он прекратит стрелять. Пять минут — и мы снова включим глушилку. Это заставит его повторить пристрелку трассирующими. Мы обязаны добраться до тех ледяных островов.
   Бриттон увидела, как он отошёл на шаг, чтобы негромко посовещаться с оператором.
   — Господин Ховелл, — сказала она. — Остановите все двигатели. Лево руля, на тридцать градусов.
   Корабль продолжил идти вперёд под действием колоссальной инерции, медленно поворачивая.
   Она бросила взгляд на Ллойда. Его лицо стало серым, как если бы артобстрел потряс его до глубины души. Может быть, он думал, что сейчас умрёт. Или думал о том, каково будет тонуть в холодной, чёрной водой глубиной в две мили. Она видела такое выражение лиц и прежде, на других кораблях в иные штормы. Не самое приятное зрелище.
   Бриттон опустила взгляд на радар. Море давало сильные помехи, но экран прочищался каждый раз, когда «Рольвааг» поднимался на волну. Им оставалось двадцать пять миль до Ледового Барьера и пары ледовых островов. Боковая качка замедляла чилийский корабль на один узел, но тот всё равно приближался — ровно, неумолимо. Когда она бросила взгляд на бушующее море, то задала себе вопрос — а как эсминец вообще держится на воде?
   Внезапно дверь на мостик распахнулась. В дверях стоял МакФарлэйн. Он сделал шаг вперёд, и следом за ним появилась Рашель.
   — Метеорит, — с перекошенным лицом сказал МакФарлэйн, хватая ртом воздух.
   — Что «метеорит»? — Резко спросил Глинн.
   — Он рвётся с привязи.

«Рольвааг», 15:55

   Глинн слушал, как МакФарлэйн, задыхаясь, выкладывает свою историю. Он чувствовал, как его захлёстывает непривычное — и неприятное — чувство удивления. Но затем в своей обычной, неторопливой и экономной манере двигаться, Глинн повернулся к телефону.
   — Медицинский отсек? Гарзу к телефону.
   Через какое-то мгновение в трубке раздался слабый голос Гарзы.
   — Да?
   — Это Глинн. Метеорит рвёт сеть. Немедленно возьми Стоуншифера и запасную бригаду. Поведёшь ты.
   — Да, сэр.
   — Есть ещё кое-что, — сказал МакФарлэйн, продолжая хватать ртом воздух.
   Глинн повернулся.
   — Камень реагирует на соль. На соль, а не на прикосновение. Именно это вызвало тот взрыв, что убил группу Гарзы. Мы с Рашель протянули над сеткой брезент. Что бы вы не делали, Бога ради, не давайте солёной воде коснуться метеорита. Кстати, он до сих пор создаёт кучу помех. Радиосвязь будет неустойчивой, по крайней мере с час или около того.
   Глинн обдумал эту информацию, затем поднял трубку и снова заговорил с Гарзой. А когда заканчивал разговор, услышал на том конце провода бормочущие звуки, за которыми последовал гнусавый, сердитый голос Брамбеля.
   — Что за выходки? Я запрещаю ему покидать госпиталь. У него травма головы, контузия, растянуто запястье и…
   — Сейчас не время, доктор Брамбель. Нам нужен опыт Гарзы, чего бы это не стоило.
   — Господин Глинн…
   — От этого зависит спасение корабля, — отрезал тот, после чего опустил трубку и посмотрел на Бриттон. — Есть ли какой-нибудь способ уменьшить качку?
   Бриттон покачала головой.
   — В таких бурных водах смещение балласта лишь сделает корабль ещё неустойчивее.
   «Рольвааг» продолжал двигаться на юг, бешеные волны поочерёдно захлёстывали палубу водой, затем вздымали его к небу, так что вода с грохотом стекала по шпигатам. Два контейнера сорвало с привязи и смыло за борт, несколько остальных сдвигались по найтовым.
   — Что, чёрт возьми, это были за взрывы? — Спросил МакФарлэйн Глинна.
   — Нас обстрелял чилийский корабль, — сказал он и посмотрел сначала на МакФарлэйна, затем на Амиру. — Вы хоть как-нибудь представляете себе, почему соль воздействует на метеорит?
   — Это не похоже на химическую реакцию, — сказал МакФарлэйн. — Метеорита не становится меньше, и, чертовски очевидно, там не было столько соли, чтобы выделить столько энергии.
   Глинн бросил взгляд на Амиру.
   — Взрыв был слишком велик, чтобы его вызвала химическая или каталитическая реакция, — сказала она.
   — Какой ещё реакцией это может быть? Ядерной?
   — Маловероятно. Но я думаю, мы просто смотрим на проблему не с той стороны.
   Глинн сталкивался с этим и раньше. Разум Амиры проявлял тенденцию выпрыгивать из ограничительных рамок, очерченных для любого другого. И результат получался или гениальным, или идиотским. Это и была одной из тех причин, по которой он её нанял, и даже в нынешней экстремальной ситуации он не мог проигнорировать её слова.
   — Как это? — Спросил он.
   — Просто у меня такое чувство. Мы пытаемся понять его с нашей точки зрения, думая о нём, как о метеорите. А надо бы смотреть на всё с его точки зрения. Соль чем-то важна для него — она представляет собой или что-то опасное, или… необходимое.
   Голос Ховелла заполнил наступившее молчание.
   — Капитан, очередная пристрелка с «Рамиреса».
   Первый помощник склонился над допплеровским радаром. Наступила долгая тишина, и затем он с ухмылкой поднял голову.
   — Снегопад только что отрезал нас от «Рамиреса». Ублюдки не могут нас видеть, капитан. Они ослепли.
   — Право руля, курс один-девять-ноль, — сказала Бриттон.
   Глинн подошёл к монитору GPS и вгляделся в расположение зелёных точек. Шахматная партия близилась к концу, на доске остались лишь несколько фигур. Их судьба теперь зависит лишь от четырёх факторов: двух судов, шторма, льда.
   Он напряжённо исследовал их в течение следующих тридцати минут. Расположение кораблей еле заметно менялось, и его мысли сконцентрировались на предстоящей задаче. Он закрыл глаза, сохраняя в памяти изображения зелёных точек. В этой простоте лежала смертоносная нехватка вариантов. Подобно шахматному мастеру, Глинн мысленно просмотрел каждую из возможных последовательностей действий. Все, кроме одной, ведут к стопроцентному провалу. И вероятность победы в последнем из оставшихся вариантов остаётся чертовски низкой. Чтобы последний вариант принёс им успех, всё должно сложиться идеально — и, ко всему прочему, им потребуется удача. Глинн ненавидел удачу. Стратегия, что требует удачу, зачастую фатальна. Но по всему выходило, что сейчас он больше всего нуждается именно в том, что ненавидит.
   Глинн приоткрыл глаза и уставился на схему. Зелёная точка, представляющая «Рольвааг», теперь лежала лишь в тридцати минутах от Ледового Барьера, и ещё в нескольких минутах от двух гигантских ледовых островов.
   Рация Глинна пискнула, и он немедленно её схватил.
   — Это Гарза, — поверх шума статики донёсся до него слабый голос. — Я в трюме. Тут чёртова уйма помех, я не знаю, как долго мы сможем разговаривать.
   — Продолжай.
   — Имеются несколько швов, которые расходятся с каждым новым креном.
   — Причина?
   — Разряд с метеорита разорвал кое-какие важные точки сети, и ослабил остальные. К тому же Рошфорт спланировал гнездо максимум на крен в тридцать пять градусов. До этого предела нам всё ещё остаётся десять градусов… — На какой-то миг рация смолкла. — Но, конечно, метеорит в два с половиной раза тяжелее, чем Рошфорт изначально расчитывал. Может быть, нам не хватит ресурсов.
   — Чего именно не хватит?
   — Сложно сказать без… — Рация смолкла в очередной раз. — …к тому же в проект была заложена определённая избыточность, даже превышающая двойную. Стоуншифер считает, что мы можем достаточно далеко уплыть и так. С другой стороны, если обрушатся некоторые узлы, то быстро откажут и остальные.
   — Мне не нравятся все эти «может» и «если».
   — Я не могу говорить точнее.
   — Так как быстро это твоё «быстро»?
   — У нас останется пять, десять минут, может быть. Может, и больше.
   — А потом?
   — Потом метеорит сдвинется. Ему хватит и нескольких дюймов — он проломит корпус.
   — Укрепите эти важные швы.
   Наступило потрескивающее молчание. Глинн знал, о чём думает Гарза: он думает о том, что произошло в тот последний раз, когда они вели у гнезда сварку.
   — Да, сэр, — наконец, сказал Гарза.
   — И не давайте солёной воде коснуться его.
   Единственным ответом был очередной гул статики.
   Огромный корабль «Рольвааг» шёл на юг, всё дальше на юг.

«Рольвааг», 17:00

   Позади мостика располагался наблюдательная ниша, крошечная площадка, притулившаяся между радиокомнатой и комнатой карт. За исключением высоченных окон, в ней не было никакой мебели или внутреннего убранства. У окон стоял Глинн, прижимая к глазам бинокль, он обозревал пространство за трубами, за кормой. Снегопад, качающаяся серая линия на севере, уносило прочь. Снег дал им шестьдесят минут. Требовалось ещё двадцать. Но как только яркий лунный свет вновь выложил на яростном море ковёр света, стало ясно, что этих двадцати минут у них нет.
   Словно по сигналу, в отдалении из занавеси снега вынырнул «Рамирес». С яркими огнями, теперь он был шокирующе близок, не более чем в четырёх милях. Его нос поднимался и опускался на бешеных волнах, и Глинну даже почудилось, что он различает передние орудия, нацеленные на них, выгравированные на фоне ночного неба за «Рольваагом». Танкер должен быть виден с эсминца столь же отчётливо, как и «Рамирес» для них. На мостике раздался внезапный гул, за которым последовало невыносимо напряжённое молчание. Валленар не терял времени даром: передние орудия быстро откорректировали свой наклон.
   Чтобы сделать ситуацию ещё более невыносимой, с очередным выстрелом «Рамирес» выпустил в небо полосу белого фосфора, «Вилли Петерс», которая поднялась и теперь медленно опускалась вниз, ярко освещая и «Рольвааг», и море вокруг него.
   Валленар действовал методично, он не торопился. Был осторожен. Команданте знал, что они в его власти. Глинн бросил взгляд на золотые карманные часы. На четырёх милях «Рамирес» может стрелять просто, не утруждая себя тщательной пристрелкой. «Рольвааг» находился лишь в двадцати минутах от ледовых островов. Им нужны двадцать минут везения.
   — Пересекаем Ледовый Барьер, мэм, — сказал Ховелл, обращаясь к Бриттон.
   Глинн бросил взгляд вниз, на воду. Даже в лунном свете он с лёгкостью отметил резкую перемену в цвете воды: с глубокого зелёного он сменился чистым, почти синеватым чёрным. Глинн вернулся к передней части мостика, осматривая в бинокль южный горизонт. Он видел тонкие заплатки хрупкого льда, которые поднимались и опадали. Когда корабль приподнялся на волне, он поймал поразительный вид на ледовые остров, на две низкие и плоские бирюзовые линии. Глинн поднёс к глазам бинокль и тщательно их осмотрел. Западный остров был огромен, возможно, достигал двадцати миль в длину, а западный — около пяти. Они ровно держались в воде, огромные спокойные горы над изменчивым морем — настолько громадные, что даже эти беснующиеся воды оказались бессильными и не могли приподнимать и опускать их. Между островами виднелся разлом, быть может, в тысячу ярдов шириной.
   — Ни следа тумана, — сказала Бриттон, с биноклем в руках подходя к нему и устраиваясь рядом.
   Когда Глинн продолжил смотреть на юг, ужасное чувство, быть может, самое ужасное из всех, что он когда-либо испытывал, перехватило ему грудь. Ледовый Барьер не предоставил им укрытия. Напротив, небо к югу оказалось ещё чище. Яркий лунный свет, серебром отливая на огромных волнах, был подобен прожектору, который освещает всё море целиком. «Вилли Петерс», который медленно опускался вокруг них, делал ландшафт столь же ярким, как день. Им негде укрыться. Они совершенно беззащитны. Глинн испытывал такую невыносимую, чертовскую боль, которой не испытывал никогда.
   С величайшим самоконтролем он снова поднёс бинокль к глазам и осмотрел острова. «Рамирес» не открывал огонь, медлил, твёрдо намеренный уничтожить корабль. Минуты проходили, и мысли снова направлялись теми же тропинками, что он обдумал и раньше. Снова и снова он вникал в проблему глубже, подробно рассматривая ответвления вероятностей, пытаясь нащупать ещё одно решение проблемы. Но других не было: лишь один притянутый за уши план. Тишина затянулась.
   С визгом приземлился в воду снаряд, пролетев мимо надстройки, посылая в небо изящную струйку брызг. И ещё, и ещё — снаряды сходились на позицию танкера.
   Глинн быстро повернулся к Бриттон.
   — Капитан, — пробормотал он. — Пройдите между двух островов, оставаясь ближе к большему. Поймите меня правильно: так близко, как только можно. Затем выведите корабль на подветренную сторону и остановите его.
   Бриттон едва не выронила бинокль.
   — Тогда мы окажемся у него в руках, как только он обойдёт вокруг острова. План нежизнеспособен, Эли.
   — Поверь, — ответил он. — Это наш единственный шанс.
   Гейзер взвился из воды у левого борта, затем ещё один, снаряды снова прошивали их позицию. Не было времени повернуть, не было смысла в попытке убежать. Глинн собрался с духом. Высокие столбы воды взметались вверх, приближаясь. Краткий перерыв, страшный и зловещий. И затем ужасающий взрыв сбросил Глинна с ног и швырнул на настил. Некоторые из окон мостика выбило, осколки рассыпались по настилу, открывая мостик ревущему ветру.
   Когда Глинн, лежал на полу, наполовину оглушённый, он услышал — или, возможно, почувствовал — второй взрыв. И в тот же миг на корабле погасли огни.

«Рольвааг», 17:10

   Обстрел прекратился. Бриттон, лежащая среди осколков плексигласа, инстинктивно вслушалась в гул двигателей. Те всё ещё работали, но вибрация была другой. Другой, зловещей. Бриттон нетвёрдо поднялась на ноги при свете аварийных огней. Корабль качало в жутком море, и теперь уши наполнял рёв ветра и волн, врывающихся сквозь разбитые окна вместе с колючим сплошным потоком солёных брызг и порывами ледяного воздуха. Теперь шторм бесновался и на мостике. Пошатываясь и вытряхивая из волос кусочки пластика, она подошла к главной панели, теперь покрытой мерцающими огнями.
   Бриттон нашла в себе силы заговорить.
   — Состояние судна, господин Ховелл.
   Тот тоже стоял на ногах, нажимая кнопки на панели и разговаривая по телефону.
   — Теряем тягу на левой турбине.
   — Лево руля, на десять градусов.
   — Слушаюсь, мэм, на десять градусов лево руля, — повторил Ховелл и кратко переговорил по интеркому. — Капитан, похоже, мы получили два попадания в палубу "В". Одну в секторе шесть по правому борту, вторую рядом с машинным отделением.
   — Направьте туда группу контроля. Мне нужен отчёт о повреждениях и число жертв, и они требуются мне немедленно! Господин Уорнер, запускайте трюмные помпы.
   — Так точно, мэм, запускаю трюмные помпы.
   Очередной порыв ветра ворвался на мостик, принося с собой новый поток брызг. По мере того, как падала температура на мостике, брызги начали намерзать на настиле и панелях. Но Бриттон едва ли чувствовала холод.
   Подошёл Ллойд, стряхивая осколки с одежды. Жуткий порез на лбу обильно кровоточил.
   — Господин Ллойд, обратитесь в госпиталь…, — машинально начала было Бриттон.
   — Не надо молоть чепухи, — нетерпеливо сказал он, вытирая с брови кровь и смахивая её в сторону. — Я хочу чем-нибудь помочь.
   Взрыв, казалось, вернул его к жизни.
   — Тогда достаньте нам всем зимнюю одежду, — ответила Бриттон, жестом указав на рундук в задней стороне мостика.
   Рация щёлкнула, и ответил Ховелл.
   — Ожидаю список пострадавших, мэм. Группа контроля сообщает о пожаре в машинном отделении. Прямое попадание.
   — Можно ли сдержать пламя ручными огнетушителями?
   — Нет. Оно распространяется слишком быстро.
   — Используйте встроенную систему подачи CO2. Водяной туман на внешние переборки.
   Бриттон бросила взгляд на Глинна. Тот быстро втолковывал что-то своему оператору у консоли ЭИР. Мужчина встал и испарился с мостика.
   — Господин Глинн, мне нужен отчёт из трюма, пожалуйста, — сказала она.
   Тот повернулся к Ховеллу.
   — Дайте мне Гарзу.
   Минутой позже динамик над головой затрещал.
   — Боже, что за чертовщина у вас происходит? — Спросил Гарза.
   — Два новых попадания. Ваше состояние?
   — Взрывы произошли во время крена. Сломались дополнительные швы. Мы работаем как можем быстро, но метеорит…
   — Продолжай, Мануэль. Торопись.
   Ллойд вернулся от рундука и принялся раздавать одежду команде мостика. Бриттон приняла свою, натянула на себя и бросила взгляд вперёд. Ледовые острова теперь вырисовывались над ними, слегка голубоватые в лунном свете, едва ли в двух милях впереди, вздымающиеся над водой на две сотни футов или ещё выше. Прибой бился о их основания.
   — Господин Ховелл, положение вражеского корабля?
   — Ровно в трёх милях, и приближается. Они опять стреляют.
   У бимса на левом борту раздался очередной взрыв, взметнулся гейзер воды, чтобы немедленно и почти горизонтально изогнуться под мощью panteonero. Теперь Бриттон слышала отдалённые звуки самих выстрелов, странным образом разнесённые со взрывами вблизи. Раздался очередной грохот, судно содрогнулось, и её передёрнуло, когда раскалённый добела метал просвистел мимо окон мостика.
   — Скользящее попадание, главная палуба, — произнёс Ховелл, и посмотрел на неё. — Огонь сдерживают. Но серьёзно повреждены обе турбины. Взрывом выбило и турбину высокого давления, и турбину низкого. Мы теряем тягу, и быстро.
   Бриттон опустила взгляд и смотрела на цифры, высвечивающие скорость судна. Вот она упала до четырнадцати узлов, затем до тринадцати. По мере того, как падала скорость, судно всё хуже слушалось руля. Бриттон чувствовала, как шторм берёт верх, сжимает корабль хваткой хаоса. Десять узлов. Огромные волны с силой швыряли танкер — из стороны в сторону, вверх, вниз, в причудливом отвратительном танце. Она никогда не думала, что море способно так играть с судном таких размеров. Затем Бриттон сконцентрировалась на панели.
   Зажглись лампочки, сообщая о поломке двигателей. Они не сказали капитану ничего такого, чего бы Бриттон уже не знала: она чувствовала под ногами отдалённое биение искорёженных турбин — напряжённое, запинающееся, прерывистое. И затем лампочки мигнули снова, когда окончательно отказала силовая установка, и в ход пошла аварийная система.
   Никто не проронил ни слова, пока огромное судно вспахивало море. Потрясающая инерция продолжала нести корабль вперёд, но каждая набегающая волна уносила из его скорости очередные один-два узла. «Рамирес» приближался всё стремительнее.
   Бриттон оглядела своих офицеров на мостике. У всех были бледные, решительные лица. Гонка закончилась.
   Молчание нарушил Ллойд. Кровь с израненного лба капала в правый глаз, и он рассеянно смахивал её ресницами.
   — Полагаю, это всё, — сказал он.
   Бриттон кивнула.
   Ллойд повернулся к МакФарлэйну.
   — Знаешь, Сэм, мне так жаль, что я сейчас не в трюме. Я, вроде как, хотел бы с ним попрощаться. Полагаю, это звучит как бред. Ты не думаешь, что это звучит как бред?
   — Нет, — ответил тот. — Я так не думаю.
   Уголком глаза Бриттон увидела, как при этих словах Глинн повернулся к тем двоим. Но он продолжал молчать, а тёмные тени ледяных островов подходили всё ближе.

«Алмиранте Рамирес» , 17:15

   — Прекратить огонь, — сказал Валленар тактическому офицеру.
   Команданте поднёс к глазам бинокль и осмотрел повреждённый корабль. Клубы чёрного дыма, тяжёлые и низко стелящиеся, исходили с кормы танкера и быстро улетали поверх залитого лунным светом моря. По меньшей мере два достоверных попадания, в том числе, похоже, прямое попадание в машинное отделение и обширное повреждение мачты связи. Потрясающий по своей точности обстрел при таком волнении: достаточно, чтобы оставить судно мертвым в воде, в точности, как он надеялся. Валленар уже видел, что они теряют теряют скорость — на самом деле теряют скорость. На этот раз они не притворяются.
   Американский корабль продолжал идти к ледовым островам. Они дадут им жалкое, временное укрытие от его орудий. Но женщина-капитан продемонстрировала большую храбрость. Она не сдаст корабль, пока не исчерпает всех возможностей. Он может понять такого капитана. Спрятаться за островом — благородный, хотя и бесполезный, жест. И, конечно же, никто не возьмёт их в плен. Американцев ждёт смерть.
   Валленар бросил взгляд на часы. Через двадцать минут он войдёт в просвет и придвинется к «Рольваагу». Спокойные воды в укрытии островов обеспечат ему ровную платформу для точного обстрела.
   Команданте живо представил себе, как это случится. Ошибок не будет, расстрел неотвратим. Он выведет эсминец на расстояние по меньшей мере в милю, чтобы упредить новые подводные экскурсии. Осветит всё вокруг фосфорным пламенем. Спешки не будет: операция будет проведена осмотрительно. Но Валленар не будет и терзать их, совершая казнь чрезмерно медленно: он же не садист, а женщина-капитан в особенности заслужила почтительной смерти.
   Лучше всего будет прострелить корму танкера, решил он: на уровне ватерлинии, так, что тот пойдёт ко дну кормой вперёд. Самое важное — чтобы никто не убежал, чтобы не осталось живых свидетелей того, что здесь произошло. Он направит сорокамиллиметровые орудия на первые спасательные шлюпки: так он заставит их оставаться на борту до самого конца. Когда корабль начнёт тонуть, выжившие столпятся на полубаке, где он рассмотрит их получше. В особенности он должен убедиться, что сдохнет тот вкрадчивый, лживый cabron. Именно он стоит за всем. Если кто-то и отдал приказ казнить его сына, так только он.
   Танкер, теперь замедлившись до пяти узлов, вклинивался между ледовых островов, проходя близко к большему. Чересчур близко, если уж на то пошло; возможно, повреждён руль. Острова казались такими высокими, такими отвесными, что «Рольвааг», казалось, проскальзывал в какой-то чудовищный ангар сверкающей синевы. Когда корабль скрывался из виду меж островов, Валленар увидел, что судно принялось поворачивать влево. Это движение выведет их за больший из островов, и приведёт судно в укрытие, во временную недосягаемость для его орудий. Печальное, безнадёжное усилие.
   — Сонар? — Спросил Валленар, наконец, опуская бинокль.
   — Всё чисто, сэр.
   Ну, вот и всё — никакого неожиданного подводного льда, идеально ровный разлом с вершины и до подножия ледового острова. Время завершать операцию.
   — Направляйтесь в разлом. Следуйте их курсом.
   Команданте повернулся к тактическому офицеру.
   — Ждите моей команды, чтобы открыть огонь.
   — Слушаюсь, сэр.
   Валленар повернулся к окну, снова поднося к глазам бинокль.

«Рольвааг», 17:20

   «Рольвааг» прошёл между ледовых островов, скользнув в сумеречный мир спокойствия. Ветер стих, он больше не врывался в разбитые окна мостика. Внезапно корабль высвободился из зловещей хватки шторма. Бриттон обнаружила, что внезапная тишина в разгар шторма выбивает её из колеи. Она глазела на обрывы, что вздымаются с обоих сторон, отвесные, будто расколотые топором. Под ней, на уровне ватерлинии, молот прибоя с наветренной стороны выточил причудливого вида полости. В лунном свете лед светился чистым, богатым голубым цветом, настолько глубоким, что это зрелище показалось ей одним из самых прекрасных в её жизни. Забавно, подумала она, как близость смерти пробуждает в человеке чувство прекрасного.
   Глинн, что до того исчезал на левом крыле мостика, теперь вернулся, бережно притворив за собой дверь. Он приблизился к ней, вытирая с плеч пятнышки брызг.
   — Прямо руля, — негромко сказал он. — Держите нос танкера под этим углом.
   Она даже не потрудилась передать Ховеллу бесполезное и таинственное указание.
   Корабль потерял ещё больше скорости, завершая поворот под прямым углом, огибая ледовый остров. Теперь они скользили параллельно льду на скорости в один узел, продолжая замедляться. Когда остановятся, то никогда не придут в движение снова.
   Бриттон бросила взгляд на профиль Глинна, на его непроницаемое лицо. Она чуть было не спросила, почему он на самом деле думал, будто они сумеют успешно спрятать их корабль, размером чуть ли не в четверть мили, от эсминца. Но промолчала. Глинн приложил потрясающие усилия. Он не мог сделать ничего большего. Через несколько минут эсминец обойдёт вокруг ледового острова — и на этом всё. Она пыталась не думать о дочери. Это самое тяжёлое — покинуть дочь.