— Оживаешь? — удовлетворенно спросил Андрей.
   — Ожить-то я ожил, но боюсь, ребята, это вам дорого обойдется.
   — Рассчитаемся, — Пафнутьев сразу понял, что имеет в виду Худолей.
   — И сегодня же, — продолжал тот чуть окрепшим голосом.
   — Если выберемся отсюда.
   Ладно, довершайте свое дело, а я уж как-нибудь очухаюсь, — и Худолей с трудом поднялся на подгибающихся ногах.
   В какой-то момент обернувшись на лежащего Амона, Пафнутьев вдруг увидел, что тот внимательно наблюдает за ним сквозь прижмуренные веки. Значит, он уже пришел в себя, но не подает вида. И шальная мысль пришла Пафнутьеву в голову.
   — Ты по добил его совсем? — спросил он у Андрея и незаметно подмигнул, давая понять, что разговор имеет и второй смысл.
   — Выживет, — Ответил Андрей.
   — Через час придет в себя?
   — Настоящий джигит... Может и раньше...
   — Надо бы позвонить прямо отсюда, как ты смотришь?
   — Можно и отсюда, — ответил Андрей, не понимая, что затеял Пафнутьев.
   Пафнутьев подошел к диковинному телефону, стоявшее на столике у стены. Он знал хитрости этого аппарата, — он записывал номера, по которым звонят сюда, по которым звонят отсюда, вообще записывает все разговоры, "которые состоялись в течение дня. Следовательно, и о его звонке, и весь разговор до последнего слова Байрамов будет знать не более чем через час.
   — Кому звонить собираешься? — спросил Худолей, появившись из ванной с мокрыми волосами, с которых еще стекали тонкие струйки воды. Спросил, не зная даже того, что своим вопросом подыграл Пафнутьеву.
   — Заказчику, — Пафнутьев пожал плечами. — Задание выполнили, с делом справились, пусть готовит звезду.
   — На звезду надеешься? — спросил Худолей. И этот его вопрос оказался кстати.
   — Обещал, — ответил Пафнутьев. — Сам сказал — сделаете все как надо, изымите все, что надо, звезда за мной. — и Пафнутьев набрал номер приемной генерала Колова, подождал, пока секретарша возьмет трубку. — Зоя? Привет! Пафнутьев тебя тревожит!
   — Я тебе уже говорила, Пафнутьев, что ты меня никогда не тревожил. Опять за свое?
   — Ладно, разберемся... Геннадий Борисович у себя? — Пафнутьев знал, что Колов уехал на дачу не менее двух часов назад. — Нет? Мы же договорились, что он будет ждать моего звонка... Ну, ладно, что же делать... Будь добра, передай ему, что звонил Пафнутьев. Скажи, что задание выполнено, что у меня все в порядке. Дело сделано. Добычу передам ему завтра.
   — Скажу, почему не сказать... Он, кстати, сегодня действительно задержался, — невольно подыграла Пафнутьеву и Зоя. Везло, везло в этот вечер Павлу Николаевичу, авантюристу и правонарушителю.
   — Все правильно, он ждал моего звонка, — подхватил Пафнутьев неожиданную подачу. — Скажи, что с него причитается. Он мне кое-что обещал.
   — Обещанного три года ждут.
   — Да нет, обещал пораньше... Ладно, Зоя... До скорой встречи, — и Пафнутьев поспешно положил трубку, опасаясь, что Зоя неосторожным словом разрушит его хитроумный план. Бросив взгляд в сторону Амона, Пафнутьев убедился, что тот действительно пришел в себя и слышал каждое его слово. — Уходим, ребята. Уходим, а то генерал задаст мне трепки, если нас здесь застанут, — и Пафнутьев первым вышел в коридор. Он нес сумку с бумагами, Андрей поднял на плечо сейф, Худолей на ходу застегивал сумку с фотопрннадлежностями.
   Дежурной на месте не было, не увидел Пафнутьев и невродовских ребят — видимо, успокаивали женщину в служебной комнате. Только проходя мимо стойки Пафнутьев увидел одного из оперативников в глубоком кресле — тот сидел перед мелькающим экраном телевизора, на котором бесновались полуголые мужики, орали хриплыми голосами и дергались так, будто трахали какую-то живность. Бросив взгляд на Пафнутьева, человек в кресле еле заметно кивнул и снова повернулся к телевизору.
   С лифтом повезло — он подошел через минуту, распахнул железные створки и без помех доставил разбойную компанию в вестибюль. Омоновский пост и на этот раз не обратил на них внимания и только тогда Пафнутьев догадался — Невродов помог. Пробежав под дождем к машине, они погрузили в нее всю свою добычу и, не теряя больше ни секунды, отъехали.
   — Сколько мы потратили времени? — спросил Пафнутьев.
   — Двадцать семь минут, — ответил Андрей.
   — Неплохой показатель, — заметил Худолей. — Если не считать понесенных жертв. Но при победе не принято считать жертвы, — добавил он бесконечно печальным голосом.
   — Куда едем? — спросил Андрей.
   — Да вот забросим нашу жертву домой... Пусть его там молоком отпаивают.
   — Ни фига, ребята! — с неожиданным напором произнес эксперт. — Молоком не отделаетесь? Моей жизни грозила опасность, а вы мне молоко?! Мы так не договаривались!
   — Успокойся, — проворчал Пафнутьев. — Береги силы. Очень много слов произносишь. Так и быть, заедем куда-нибудь по дороге, возьмем пару бутылок...
   — На каждого! — успел вставить Худолей.
   — Андрей не пьет.
   — А я его и не имел в виду, — сказал Худолей, вскидывая голову на спинку сидения — силы у него все-таки были на исходе.
   — Надо было бы все-таки взять этого Амона.
   — По правилам — да. Но тогда вылезла бы вся незаконность кашей операции.
   — Так наш налет незаконный? — встрепенулся Худолей. — Ты же говорил, что у тебя есть ордер на обыск?
   — Говорил.
   — Значит, врал?
   — Да есть ордер, есть... Но я не могу его нигде предъявить. Ордер внутреннего потребления.
   — Это как? — продолжал допытываться Худолей.
   — Ну... Например, внутри этой машины, — усмехнулся Пафнутьев. — Тебе я могу предъявить этот ордер, Андрею, сам могу на него полюбоваться...
   — Он что, ненастоящий? Поддельный? Фальшивый?
   — Заткнись. — устало проговорил Пафнутьев. — Если замолчишь, возьмем три бутылки.
   — На каждого, — уточнил Худолей и снова потерял сознание.
   И наступил час, когда Андрей ясно понял, что хочет видеть Вику. Он набрал ее номер, но никто не ответил. Через полчаса снова позвонил и снова в ответ раздались лишь долгие протяжные гудки. Их размеренность и безответность создавали ощущение несчастья. Может быть, у кого-то другого они создали бы другое настроение, более радостное, но жизнь в последнее время приучила Андрея ждать беды. Это состояние было тягостным, но он привык к нему, как к чему-то естественному. Так люди привыкают к бедности, к зависимости, привыкают к затяжной болезни — и избавиться от нее не удается, и не добивает до конца.
   Андрей прошелся по квартире, постоял у окна, вернулся к телефону — в квартире Вики никто не поднимал трубку.
   — Что-нибудь случилось? — спросила мать, заметив его нервозность, которая проявлялась довольно, — своеобразно — движения Андрея делались замедленными, в них появлялась тягучесть, ленца.
   — Не должно, — ответил он невпопад. Он опасался произносить что-то определенное, отвергающее или утверждающее. Мягкая манера поведения, замедленность в движениях вызывали невнятность и неопределенность в словах. Он ни на чем не настаивал, ничего не отрицал, ограничиваясь незначащими словами, которые можно было истолковать как угодно.
   — Что-то эта девушка... Вика ее зовут? Перестала звонить... Вы не поссорились?
   — Мало ли, — ответил Андрей, и непонятно было, относились эти слова к нему самому, к Вике ли, или к каким-то неведомым обстоятельствам.
   Тревога в душе Андрея росла и он снова позвонил. Телефон молчал. Набрал прямой номер Пафнутьева — тоже никакого ответа. Тогда, не колеблясь больше, прошел в прихожую, нащупал в полумраке куртку, наощупь взял с крючка шлем, перчатки. Все это он проделал не торопясь, но в медлительности таилась неотвратимость. Он представлял собой запущенный механизм, остановить который уже невозможно. Андрей понимал, что поспешность даст выигрыш в минуту-вторую, но она же грозила и неприятностью куда большей — что-то забыть, упустить, не предусмотреть. Андрей остановился, подумал, не взять ли какое оружие... Но нет, ничего не взял, решил, что так будет лучше. Без оружия он неуязвимее. Только он сам, его руки, ноги, его мотоцикл и решимость.
   — Далеко, Андрюша? — спросила мать, остановившись в дверях. Она тоже усвоила манеру общения с сыном, которая сводилась к таким вот коротким вопросам, коротким ответам.
   — К Вике заскочу.
   — А позвонить?
   — Не отвечает.
   — В это время она бывает дома...
   — Бывала, — поправил Андрей.
   — Что-то случилось?
   — Я ненадолго, — Андрей оглянулся на мать, махнул рукой. — Узнаю, что там.
   И на мотоцикл он садился, не торопясь, с замедленной основательностью. Поерзал на сидении, подвигал плечами, стараясь лучше влиться в куртку и, наконец, включил мотор. И начиная с этого момента больше не сдерживал себя. Скорость набрал на первых же пятидесяти метрах, шутихой выскочил на проспект, так что от него в разные стороны шарахнулись два слабонервных «жигуленка».
   У дома Вики он был через пять минут. Где-то позади остались визги тормозив, свистки гаишников, проклятия прохожих, отшатывающихся при виде бешеного мотоцикла. Все это сейчас не имело для Андрея никакого значения. Он уже испытывал нечто похожее, когда надо было вот так же носиться по городу и окрестностям в отчаянной надежде успеть изменить, спасти. И вот все повторяется, все начинается сначала. Прежний опыт подсказывал, что и сейчас он не сможет ничего изменить.
   Поздно, поздно, поздно, — стучало в висках. Но это нисколько не влияло ни на его планы, ни на поведение. Он просто отрабатывал вариант, независимо от того, каков будет результат. Во двор Андрей въехал спокойно, так что даже у случайной старушки, вышедшей с мусорным ведром, не возникло желания затаиться, переждать опасность. В подъезд вошел, не торопясь, все с той же ленивой тягучестью. Со стороны могло показаться, что он никуда не спешит. Но сейчас уже ничто не могло его остановить. И что бы ни произошло, он продолжал бы вот так же вроде бы неторопливо, но не теряя ни секунды отрабатывать свой вариант, который можно было бы назвать одним словом — «Вика».
   На площадке стояли мужчина и женщина. Когда лифт подошел, Андрей невозмутимо отвел рукой мужчину в сторону, вошел в кабину и захлопнул за собой дверь. Мужчина от такой наглости онемел, вопросительно посмотрел на женщину — ты, мол, понимаешь что-нибудь?
   — Ни фига себе, — пробормотала она рассеянно. — И такое, оказывается, уже бывает.
   На девятом этаже Андреи вышел из лиф га, оставив дверь открытой. Подошел к квартире Вики и удовлетворенно кивнул, увидев, что замок взломан. Толкнул дверь — она со скрипом подалась. Медленно, стараясь ступать бесшумно, вошел в квартиру. Ни единого шороха он не услышал, не почувствовал и чужого дыхания-. Дыхание в таких случаях, особенно сдерживаемое дыхание, он улавливал хорошо, он просто его чувствовал. В комнате он увидел разбросанные вещи, сдвинутую в сторону кровать, осколки стекла на полу. Обойдя всю квартиру, Андрей убедился, что каких-то явных признаков, позволяющих понять, что именно произошло, не было. Разве что кровать... На светлом покрывале отпечатались четкие следы грязных подошв — кто-то прошелся прямо по покрывалу...
   — Так, — это было единственное слово, которое произнес Андрей. Бросив от дверей внимательный взгляд на квартиру, он вышел и притворил за собой дверь, из которой торчали вывороченные внутренности замка. Дверь в лифт все еще была раскрыта и снизу доносились гулкие удары. Внизу все еще стояли мужчина и женщина. — Извините, — сказал Андрей. — Иначе было нельзя.
   Через семь минут он шел по коридору прокуратуры. Кабинет Пафнутьева был заперт. Он постучал, зная привычку хозяина иногда запираться. Никто не ответил. Пафнутьева в кабинете не было, это ясно.
   — На совещании у областного прокурора, — пояснила секретарша. — Будет часа через два. Если вообще будет, — она взглянула на часы. — Скорее всего, сразу домой поедет.
   — Его можно позвать к телефону?
   — С совещания? — удивилась секретарша. — Вряд ли, не принято.
   — А если попробовать?
   — Лучше поехать туда... Из приемной и вызовете.
   — А если произошло что-то чрезвычайное?
   — Он узнает об этом не от меня, — улыбнулась девушка.
   — Тогда от меня, — проворчал Андрей себе под нос уже в коридоре.
   Снова мокрая дорога, лужи, скорость. В приемной областного прокурора он не застал ни единой души. Зная, что совещания не бывают короткими, секретари ша ушла. Андрея охватило состояние, которое бывало у него очень редко — он почувствовал, что нет сил, приличий, обстоятельств, которые могли бы его остановить. Он сделает то, что требуется в данный момент.
   Подойдя к обитой черным дерматином двери, он открыл ее, вошел в тамбур, толкнул следующую дверь и шагнул на алую ковровую дорожку, которая вела к столу прокурора Невродова. В кабинете было полно людей. При его появлении все смолкли и повернулись к Андрею, ожидая, что он скажет. Где-то среди всего этого обилия лиц он увидел и физиономию Пафнутьева, совершенно невозмутимую.
   — Что, Андрюша? — Пафнутьев сам пришел ему на помощь.
   — Простите... Павел Николаевич... Я должен сообщить вам нечто важное.
   — Говорите всем, — просипел Невродов, — Вы все здесь любопытные.
   — Павел Николаевич, — повторил Андрей.
   Невродов развел руками, Пафнутьев поднялся и вслед за Андреем вышел в приемную.
   — Вика пропала, — сказал Андрей. — Телефон молчит, квартира взломана, все в беспорядке...
   Пафнутьев некоторое время молча смотрел на Андрея, потом опустился на первый попавшийся стул, рядом присел Андрея, — Ты сам видел?
   — Я только что от нее... Вернее, из ее квартиры.
   — И ни милочки, ни записочки?
   — Замок вывернут и болтается на одном шурупе.
   — Так серьезные люди не работают... Если дверь взломана так бездарно, то...
   — То что? — не выдержал Андрей.
   — В этом видится нечто обнадеживающее.
   — А мне ничего хорошего в этом не видится!
   — Она звонила мне час назад. Мы нормально поговорили. У нее все было в порядке.
   — А мне она не звонила! — Андрей если и не сорвался, то был совсем близок к этому.
   — Значит, не заслужил, — рассудительно заметил Пафнутьев.
   — Как быть?
   — Она собиралась в общежитие... К однокурсникам... Может быть, стоит заглянуть?
   — Павел Николаевич! — заорал Андрей уже не сдерживаясь. — У нее взломана дверь. Там следы схватки. Кто-то в ботинках топтался по кровати! А вы говорите о каких-то однокурсниках!
   Пафнутьев помолчал, глядя в пол и, словно приняв для себя решение, произнес негромко:
   — Значит так... Я должен вернуться на совещание.
   — Какое совещание?! Павел Николаевич!
   — Андрей, — Пафнутьев положил ему руку на плечо. — Слушай меня внимательно... Сейчас я вернусь на совещание. Долго там не задержусь. Команду о квартире дам. Сам подъеду. Через десять минут там будет опергруппа. То есть, работа начнется немедленно. Тебе лучше дождаться меня здесь.
   Андрей смотрел на Пафнутьева с удивлением, словно не понимая даже, что он говорит. И когда дверь за Пафнутьевым закрылась, продолжал сидеть в полной растерянности — он не ожидал, что Пафнутьев отнесется к его сообщению так спокойно. Андрей порывисто встал и вышел из приемной. Уже сидя в кабинете Пафнутьев услышал, как взревел мотоцикл но дворе прокуратуры. И удовлетворенно кивнул — все так и должно быть. Нечто похожее уже происходило с Андреем в прошлом году. Похоже, что и сейчас результат будет тот же. Да, Пафнутьев знал — результат для Андрея будет тот же. Хорошо это или плохо, печально или не очень...
   — Что там? — спросил Невродов шепотом.
   — Человек пропал.
   — Кто?
   — Женщина. Молодая, красивая женщина.
   — С ними это случается, — пробормотал Невродов.
   — Со всеми такое случается, — чуть слышно ответил Пафнутьев не то Невродову, не то на собственные невнятные мысли. — То с тем, то с другим... А если с кем не случалось, то обязательно случится...
   Не сегодня, так завтра, — продолжал бормотать Пафнутьев, рисуя на листе бумаги квадратики, кружочки, треугольнички...
   — Надо уйти? — спросил Невродов.
   — Побуду немного, — ответил Пафнутьев, не отрываясь от бумаги.
   — А то смотри... Ничего нового ты уже не услышишь... А там, глядишь, и... — Невродов умолк.
   — Я уже там, — ответил Пафнутьев.
* * *
   В город Андрей вернулся поздним вечером, объехав три базы отдыха университета. Вики нигде не было и никто не знал, где она может быть. После того, как цены на бензин подскочили в сотни раз, на дорогах стало свободнее, почти пустынно, и Андрей без помех сделал чуть ли не полтысячи километров. По городу, по тихим ночным улицам он ехал, уже соблюдая все правила движения, даже те, которыми мог бы и пренебречь.
   Усталости не чувствовал, но была внутри какая-то выжженность. Словно живописное место, которое долго радовало и тешило душу, вдруг за один день выгорело и теперь гуляют, струятся по нему только тонкие смерчи, гибкие и прозрачные, смерчи из пепла и умерших желаний. Андрей направлялся к Пафнутьеву — может быть, тому удалось что-то предпринять. Но не мог он не проехать и мимо дома Вики, а проезжая, бросил взгляд на верхний, девятый этаж. Он уже собирался было свернуть, но что-то остановило его. Снова посмотрел вверх — в окнах Викиной квартиры был свет Андрей остановил мотоцикл, взглянул вверх внимательнее — и лоджия освещены и кухонное окно теплилось знакомым розовым светом абажура.
   — Оперы работают, догадался Андрей. Он решил заглянул:, в квартиру — может быть, Пафнутьев там. Поднявшись на лифте, он пересек площадку и толкнул дверь. Она открылась. Внутри негромко звучала музыка — это его удивило. Осторожно пройдя прихожую, Андрей шагнул на спет и удивился еще больше — у журнального столика сидела Вика, а против нее, в знакомом низком кресле — какой-то парень. На столе стояла бутылка красного вина, в литровой банке цветы, на проигрывателе вертелась пластинка.
   — Здравствуйте, — сказал Андрей.
   Вика и парень улыбчиво обернулись, словно давно ждали его, а он все задерживался и вот, наконец, объявился.
   — Ха! — сказала Вика обрадованно. — А вот и Андрей! — Заходи, Андрюша, присаживайся, — она похлопала узкой ладошкой по кровати рядом с собой. — А то мы тут с достой немного заскучали.
   Андрей молча стоял в дверях. Единственное, что он догадался сделать, это снять шлем и перчатки. Слишком уж кошмарные картины виделись ему целый день, чтобы вот так легко поверить в счастливое Завершение его поисков. Но перед ним действительно сидела Вика и расслабленно улыбался длинный светловолосый парень.
   —  — Мне Павел Николаевич недавно звонил, — пояснила Вика. — Поэтому мы тебя в общем-то ждали... Он сказал, что рано или поздно ты должен появиться.
   — Так, — сказал Андрей и, сев на кровать, бросил на пол шлем и перчатки. — Так. — повторил он, проведя ладонью по лицу. — Так...
   — А меня ограбили, — просто сказала Вика. В ее голосе было даже что-то радостное. — Представляешь?
   — Как ограбили? — не понял Андрей.
   — Привожу — дверь взломана, вещи на полу, по Кровати кто-то пешком ходил... Чего искали — ума не приложу. Час меня не было, представляешь? И за это время управились Как, наверно, матерились, когда увидели, что моему телевизору больше двадцати лет. — Вика рассмеялась. — Соседи хотели выбросить, но я упросила отдать мне этого мастодонта. Только одну программу берет, — Вика снова рассмеялась.
   — А я тебя искал. — сказал Андрей, — Зачем?
   — Зашел — замки взломаны... Подумал черт знает что.., — Да, я знаю, Павел Николаевич сказал. Он приезжал сюда часа два назад. С какими-то операми, по-моему, даже собака была... Кошки, правда, сними не сидела.
   — Представляю, — кивнул Андреи. — хороший мужик, Павел Николаевич. У него были основания посмеяться надо мной.
   — Выпить хочешь? — спросила Вика.
   — Воды разве что...
   — Костя, будь добр, принеси из холодильника...
   Костя охотно поднялся и вышел — как понял Андреи, он не торопился, крышка холодильника так и не хлопнула. Видимо, и Костя проявлял к нему великодушие, не только Пафнутьев.
   Вика была нарядна. Белая блузка, свежий маникюр, узкая серая юбка, такой же пиджак лежал рядом на кровати. Андреи не видел Вику около месяца и остро отметил перемены. Изменилась прическа. Волосы стали короче, теперь они едва достигали плеч. Блузка... И блузка новая, с какой-то строгой изысканностью. Браслет, раньше он его не видел... Серебряный? Может быть. К блузке и костюму... Сероватый витой браслет на узком запястье...
   Андрей видел Вику как-то выборочно, частями, ее облик не собирался в ту женщину, которую он знал до этого. И это сбивало его с толку — вроде Вика была рядом и в то же время ее здесь не было, она не была с ним. Ему удалось поймать ее взгляд, брошенный на него с привычной усмешливостью, но уловил он в нем и нечто новое, холодноватое. Он не был, как прежде, открыт, взгляд стал испытующим, Вика словно присматривалась к нему, но уже без прежней доверчивости.
   — Что, Андрюша? — спросила она как бы незначаще, но он понял — его впечатление не ошибочно. Да, он заметил перемены, но Вика дала понять, что главного он не увидел, главного не знает. И еще один жест больно резанул Андрея — как-то незаметно для самой себя, машинально Вика поправила юбку, натянув ее на колени. Она уже стеснялась его. Такие жесты не бывают случайными, не бывают продуманными.
   — По какому случаю? — Андрей кивнул на стол.
   — Да вот Костя заглянул по старой памяти...
   — Есть что вспомнить?
   — Есть, — ответил Костя, появившись в дверях с бутылкой минеральной воды. Он улыбался благодушно, незлобиво, видя в этом несколько странном положении какой-то смысл, ускользающий от Андрея.
   Андрей взял бутылку, но не увидев на столе свободного стакана, запрокинул голову и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка.
   — Помешал? — спросил он, поставив бутылку на стол.
   — Ничуть, — ответила Вика.
   — А то я быстро смотаюсь, — произнес Андрей, опустив голову, чтобы не встретиться взглядом с Викой — он не был уверен, что сможет посмотреть на нее ясно, твердо, спокойно.
   — Оставайся, — усмехнулась Вика. — Куда тебе торопиться.
   — Хочешь сказать, что я уже везде опоздал?
   — Ну, почему же везде, Андрюша! — воскликнула Вика и были, были в ее голосе снисходительность, и даже сочувствие. Она его утешала и Андрей это понял.
   — Вина не пьешь, значит, опасаться тебя нечего, — добавил Костя. — Убытка столу не нанесешь.
   — Замок бы вставить, — Андрей кивнул в сторону двери, уводя разговор от опасного направления.
   — А вот Костя как раз мастер по этому полу, — рассмеялась Вика. Ей, похоже, и самой стало легко оттого, что нашлась такая простая причина этой встречи.
   — Я могу, — подтвердил Костя. — Так что если у тебя где чего повреждено... Дай знать.
   — Повреждено, — кивнул Андрей. — Он осмотрел кровать, задержался взглядом на подушках, слишком уж обнаженных для столь невинного объяснения. Вика смотрела на него с какой-то скорбной улыбкой, словно жалела, что не может сказать всего, а он сам не догадывается.
   — Хороша кровать? — спросила.
   — Ничего, — он несколько раз подпрыгнул, чтобы показать, что срамных мыслей у него нет, что оценивает он только механические свойства этого любовного лежбища. — Еще послужит... А в случае повреждений — мастер под рукой.
   — Не впервой, — кивнул Костя, наливая в спой стакан вина. — Тебе плеснуть? — спросил он у Вики.
   — Немного...
   — А много у нас и нету. — усмехнулся парень.
   — Костя, приготовь чего-нибудь закусить, — попросила его Вика. — Там в холодильнике сыр, яйца, по-моему, остались... Ладно? — она положила ладошку на его колено.
   — Сей момент, — с преувеличенной готовностью поднялся Костя.
   — Не обижайся, — Вика придержала его за руку. — Не будешь?
   — Я?! — Костя сделал большие глаза.
   — Значит, не будешь?
   — Разберемся, — посерьезнел Костя и вышел на кухню.
   Вика подняла свой стакан, сделала глоток. Андрей откровенно маялся неопределенностью своей роли.
   — Мы прощаемся с Костей, — сказала она, наконец, исподлобья посмотрев на Андрея. — Как там в песне поется... Я с девушкой своей прощаюсь навсегда... А над тамбуром горит полночная звезда... Примерно так.
   — Прощаетесь? — удивился Андрей. — Вот так? — он кивнул на стол.
   — А ты знаешь, как прощаться правильно? Поделись, — ее слова прозвучали с неожиданной жесткостью. — Одни молча исчезают, исчезают и все... Другие пишут слезливые письма, третьи ночными звонками одолевают... А мы с Костей — вот так. Нам так нравится. Мы ни с кем, правда, не советовались, сами решили... Может быть, посамовольничали... Ты уж прости нас великодушно.
   Андрей смотрел на Вику, не перебивая. Он впервые видел ее такой, впервые слышал от нее слова, которые никак не назовешь ни девичьим лепетом, ни глупой истерикой, ни назидательной проповедью. Перед ним сидел взрослый человек, который имеет мужество называть вещи своими именами. Такой Вики он не знал и о ее существовании не подозревал. Не придумав ничего лучшего, Андрей потянулся к бутылке с минеральной водой.
   — Мы улыбаемся, дар — продолжала Вика. — Мы шутим, нам легко и хороню друг с другом... Сломанные замки — не предмет для огорчений, это только повод для новых шуток, да?
   — Остановись! — резко сказал Андрей. — Что происходит? Я сказал что-то не то?
   — Да. Сказал. Не то.
   — Объясни...
   — Ну, что ж... — Вика посмотрела в ночное окно, с отрешенной улыбкой поправила скатерть. Прощаться, так прощаться... Попрощаюсь заодно и с тобой.