– Но если это все-таки вирус Мазайского, очень разумно, что он поместил его внутрь своего антивируса. Вся параноическая защита будет работать на вирус.

– Ага, – подхватил Денис. – И еще вирусу будет очень просто обновлять конфигурацию и получать команды от хозяина. В корпоративной версии антивирус Мазайского сам выходит в Интернет и скачивает обновления, которые зашифрованы открытым ключом и подписаны цифровой подписью. Чтобы определить, какие именно данные получил антивирус, квалифицированному хакеру нужно потратить не меньше месяца, а столько времени квалифицированный хакер на такую ерунду тратить не будет. Все это очень здорово, Дима, но ты не учитываешь одной маленькой вещи. Если кто-нибудь все-таки узнает, что Мазайский сам плодит вирусы, и если эта информация попадет в общий доступ, да не просто информация, а информация с доказательствами, вот тогда Мазайскому мало не покажется. Вначале он потеряет репутацию, а потом и бизнес, который у него немаленький.

– При таких обстоятельствах заказное убийство вполне оправданно, – заметил я. Денис чуть не подавился.

– Намекаешь, что Глотова заказал Мазайский? Ни за что не поверю. Нет в вашей сети информации, которая оправдала бы такой риск.

– А если дело не только в нашей сети? Антивирус Мазайского стоит в половине российских компаний. Если иметь по трояну в каждой сети, можно заработать неплохие деньги.

Денис недовольно поморщился.

– Это только в сказках бывает, – сказал он. – Джеймс Бонд против Эрнесто Блофельда. Тьфу!

– А почему бы и нет? – не унимался я. – Допустим на минуту, что в реальном мире существует организация наподобие «Спектра», которая имеет полный доступ почти ко всем российским компьютерным сетям.

– И что они делают с этим доступом?

– Как что? Скачивают информацию…

– И куда девают ее потом? Продают «Вим-Биль-Дану» секреты 1C? Понимаешь, Дима, большого бизнеса на торговле информацией не построить, рынок слишком ограничен, а слухи расходятся слишком быстро. Думаешь, я об этом не размышлял? – Рушников хитро улыбнулся. – Думал, и не раз. Нет, это нереально. Утечку информации нельзя долго скрывать, а когда утечка идет ото всех ко всем, это скоро станет общеизвестно. Представь себе, что я начал таскать тебе гигабайтами информацию, скажем, НИИ радиосвязи. Что ты подумаешь?

– Что ты очень удачно поломал их сеть.

– А потом я приношу тебе гигабайт информации о «Восьмом Медведе» и гигабайт секретов ЗРЗ-22. Ты подумаешь, что я удачно поломал слишком много сетей сразу, и задумаешься. А потом ты поделишься мыслями с Цодиковым, он подумает, что мне одному столько денег не нужно, и захочет войти в долю.

– Он не дурак, он знает, что ты его пошлешь. С твоей-то крышей…

– Если Василий Дмитриевич сложит два плюс два, он поймет, что ваша компания тоже не может быть исключением. Он забросит в сеть правдоподобную дезу и станет внимательно присматриваться к поведению партнеров по бизнесу. Если ты знаешь, что идет утечка информации, очень легко проверить, к кому она уходит. А когда он поймет, что утечка идет и от него, он меня закажет. И не просто закажет, а закажет сделать так, чтобы я рассказал обо всех своих сообщниках, а потом умолял о смерти. Нет, Дима, торговля информацией – вещь хорошая, но на конвейер ее не поставишь. Самое большее, что можно сделать в этой области, – продаться одному хозяину и добывать информацию для него.

– А может, так оно и есть? – предположил я. – Может, они как раз работают на одного хозяина?

– На кого? На Абрамовича? Зачем Абрамовичу информация ОАО «Кохинор»? А те, кому эти данные нужны, не смогут провернуть операцию, у них кишка слишком тонка. Нет, Дима, не сходится. Тем людям, которые могли бы организовать это дело, в вашей сети делать нечего.

– Может, троян попал к нам случайно, как вирус?

– Случайно трояны никуда не попадают, – заявил Денис. – Не морочь голову себе и мне, послушай лучше, как все было на самом деле. Какая-то компания вашей примерно весовой категории, может, чуть крупнее, захотела от вас что-то поиметь. Они засадили троян…

– Погоди! – перебил я Дениса. – Ты говорил, что такой троян стоит колоссальных денег.

– Не таких уж и колоссальных, – возразил Денис. – Мы с тобой вдвоем, сложив свои личные сбережения, вполне могли бы заказать эту операцию. К тому же нельзя исключать, что хакерам вообще не заплатили.

– Ну это уже фантастика какая-то!

– Почему фантастика? Часто бывает, что хакер помогает бизнесмену не за деньги, а по личной дружбе.

– А, ты в этом смысле… – протянул я.

– А ты подумал, в каком? Что их замочили сразу после операции? Так только в плохих детективах бывает. В хакеров очень выгодно вкладывать деньги, они приносят гораздо большую прибыль, чем берут за услуги. Это даже выгоднее, чем наркотики. Если бы этот рынок не был таким ограниченным…

9

На лице Дениса появилось мечтательное выражение. Грезит небось о том, как он развернется, когда сбудется извечная мечта всех киберпанков и мир станет по-настоящему компьютеризированным. Надеюсь, мы с ним до той поры не доживем.

– Значит, ты полагаешь, что идет обычный наезд, – резюмировал я. – Кстати, ты в курсе, что у нас вчера маски-шоу было?

Денис выпучил глаза и приоткрыл рот. Очевидно, он был не в курсе.

– Когда? – спросил он. – Кого-нибудь арестовали? Кто проводил обыск? Что искали?

Я ответил на вопросы в порядке поступления.

– Шоу прошло в начале шестого. Не арестовали никого, только с шефа взяли подписку о невыезде. Обыск проводил некий подполковник Жихарев из ОБЭП. Они ничего не искали, а просто изъяли компьютеры.

– Сколько компьютеров? Какие?

– Всего двадцать три. В отделе IT – все, кроме одного, плюс три начальственных и три в бухгалтерии.

– Глотовский тоже?

– Изъяли. Тот единственный, который не тронули, они просто не нашли. Помнишь, в какой каморке Вронский сидит?

Денис вспомнил, хихикнул и сказал:

– Дуракам везет. Значит, маски-шоу… Клоунада какая-то, а не маски-шоу. Обвинения какие-нибудь предъявляли?

– Никаких.

– Тогда точно клоунада. Знаешь, Дима, это дело начинает меня интересовать все больше. Если ты не возражаешь, я привлеку кое-кого из московской управы. Не против?

– Не против, – сказал я. – Если это будет не слишком дорого.

– Не очень, – заверил меня Денис. – Значит, маски-шоу… Знаешь, что мне больше всего в этом деле не нравится?

– Что?

– То, что я не знаю, кто написал этот троян. Новая хакерская группа, высококвалифицированная и дикая, – это, знаешь ли, неприятно. Пожалуй, не буду я брать с тебя денег, лучше ты держи меня в курсе всех дел.

– Что тебя интересует?

– Все, связанное с вашими компьютерами и коммерческими разборками. Короче, все.

– Ну и аппетиты у тебя, – заметил я.

– Ничего, я ведь с тобой тоже информацией делюсь. Ладно, поеду на службу. Как что новое узнаю, позвоню.

10

Пока мы разговаривали с Денисом, мне на мобилу пришла эсэмэска от шефа, он требовал немедленно явиться к нему. Звонок мобилы я отключил заранее, чтобы не отвлекаться от разговора, и поэтому о желании шефа узнал только сейчас.

Василий Дмитриевич был зол, но не на меня, а на весь белый свет.

– Долго добирался, – констатировал он, когда я вошел в его кабинет.

– С Денисом разговаривал, – стал оправдываться я. – Он говорит, тот троян написали дикие хакеры…

– Дикие, домашние… – раздраженно отмахнулся Василий Дмитриевич. – Ваши компьютерные заморочки меня больше не интересуют. У нас и без того большие проблемы.

Я сел за стол и приготовился внимательно слушать.

– Час назад прошла новая волна маски-шоу, – сообщил Василий Дмитриевич. – В Нижнем Новгороде задержали фуру с нашими сидюками. На складе в Очаково конфисковали продукции на три миллиона. Прямо сейчас опер-группа ФСБ потрошит «газель» со спецпродукцией.

– Что они могут найти? – поинтересовался я.

– Спецпродукцию, – улыбнулся Василий Дмитриевич. – Я же не совсем дурак, я предполагал нечто подобное, хотя и в меньших масштабах. Идет большой наезд, и, сдается мне, это не просто наезд, а передел рынка.

– Что крыша говорит? – спросил я. Василий Дмитриевич нахмурился:

– Ничего. Обещает разобраться. Я распорядился остановить все производство, кроме легального. Будем сворачиваться.

У меня похолодело внутри. Если шеф считает, что пора сворачиваться, все не просто скверно, а очень плохо.

– Неужели все так безнадежно? – спросил я.

– Надеюсь, что нет, – сказал шеф. – Но я всегда настраиваюсь на худшее. Бросай все дела и займись свертыванием производства. Вопросы?

– Может, мне лучше сначала поговорить с агентами…

– Сначала проследишь за консервацией оборудования, потом будешь делать все остальное.

– Хорошо. А ваша семья уже за границей? – неожиданно спросил я.

Василий Дмитриевич криво усмехнулся.

– Моя семья там уже второй месяц, – ответил он. – Лето на дворе, что им в Москве мариноваться? Насчет своей родни решай сам. Прямой необходимости, по-моему, нет, хотя лучше перебдеть. Но в первую очередь займись оборудованием, семья подождет.

Я заверил шефа, что полностью с ним согласен, и покинул кабинет. Выйдя на улицу, я достал мобилу, позвонил жене и сказал, что мне пришла в голову замечательная идея. Почему бы ей не взять детей и не уехать отдохнуть куда-нибудь в Европу. Нет, не обязательно прямо сейчас, но в течение недели из Москвы стоит выбраться, потому что лето скоро кончится. Лиза поинтересовалась, уверен ли я, что хочу опустошить наши сбережения, но я ее заверил, что финансы очень скоро вернутся к прежнему уровню. Так оно и будет, Василий Дмитриевич о сотрудниках заботится и моральные издержки всегда компенсирует материально.

11

Весь день я занимался оборудованием. Консервация заключается в том, что оборудование приводится в состояние, в котором пристальный взгляд, брошенный на него сторонним наблюдателем, может вызвать смутное подозрение, но не более того. Поводов к аресту техники или тем более к задержанию сотрудников компании быть не должно.

Проще всего дело обстоит с автоматической линией, выпускающей микросхемы. Достаточно всего лишь поменять программу, и линия начинает штамповать совсекретную продукцию оборонного назначения. Большая часть ее изготовляется в те периоды времени, когда руководство компании опасается проверок. Заказчик об этом знает, но ему важно только то, что годовой объем поставок в точности совпадает с тем, что записано в контракте, а сколько микросхем в каком месяце сделано, его не волнует. Хорошо иметь дело с госзаказами.

С линией, штампующей сидюки, сложнее. Теоретически ее тоже можно перевести на выпуск легальной продукции, но найти для пиратских дисков такого же неприхотливого заказчика, как для микросхем, нереально. Поэтому с этим цехом мы поступаем по-другому. Вначале вся территория тщательнейшим образом проверяется на предмет наличия заготовок или, не приведи господь, готовых дисков. Все обнаруженное сваливается в большие металлические ящики, они складируются в специально предназначенном для этого подвальном помещении, на всех планах здания отсутствует, и обнаружить его можно только случайно. Но какой нормальный человек попрется изучать тесный коридорчик с низким потолком, под которым не только ни одной лампы не горит, но и проводка отсутствует? А если какой маньяк и полезет в этот закуток, то очень скоро увидит короткую лестницу, нижние ступени которой затоплены. Чтобы добраться до склада незаконных вещей, надо метров двадцать брести по пояс в холодной воде.

Когда схрон заполняют продукцией, вода откачивается, вдоль стены протягивается временная проводка, устанавливаются фонари, и сотрудники, временно переквалифицировавшиеся в грузчиков, работают в относительном комфорте. А потом, когда аврал заканчивается, коридор снова затапливается водой, рабочие получают честно заработанную премию и расходятся по домам, потому что они считаются как бы уволенными до того момента, когда производство можно будет снова расконсервировать. Впрочем, с формальной точки зрения они у нас вообще не числятся, потому что по документам эта линия остановлена в день принятия нового закона об авторских правах и с тех пор ни разу не запускалась.

На первый взгляд схрон в подвале – не самое надежное место для хранения компромата. Но туда не так-то просто войти даже с ордером. Режимный отдел завода, на котором мы арендуем часть территории, относится к подвалам просто параноически. Подозреваю, что не мы одни храним там вещи, не предназначенные для посторонних глаз. Это хорошо – позволяет сильно сэкономить на взятках.

После того как основной компромат захоронен в подземелье, наступает время повторного осмотра территории. Обычно две-три болванки где-то обязательно находятся. А потом начинается самое интересное.

Пол тщательно подметается, а затем с помощью специальной установки равномерно посыпается пылью. Из соседнего помещения извлекается специально подобранный мусор, который живописно разбрасывается по цеху, создавая впечатление, что линия действительно простаивает черт знает сколько времени. В качестве финального аккорда в помещение запускается десяток крыс и три десятка мышей из зоомагазина.

Если проверка все-таки приходит, уходит она несолоно хлебавши. Чтобы определить, что линия Остановлена не в прошлом году, а вчера, нужна экспертиза. А кто ее будет проводить?

Простого человека со стороны на территорию режимного объекта не допустят. А экспертов, имеющих соответствующий допуск, не так много, и я лично знаю почти всех. В прошлом году один не в меру ретивый опер заказал экспертизу, а потом рвал на себе волосы, потому что она показала, что линия простаивает не менее шести месяцев, в результате чего все другие доказательства, сами по себе весьма серьезные, стали стоить не дороже выеденного яйца. Прокурор приезжал к Цодикову, просил дать хоть сколько-нибудь денег, чтобы коллеги не смеялись, но Василий Дмитриевич денег не дал, а вместо этого порекомендовал лучше воспитывать своих подчиненных. Удивительная была история, уголовное дело рассыпалось без единой взятки, и, если бы шеф кому-нибудь об этом рассказал, история вошла бы в легенды, но Василий Дмитриевич никого не посвящал в случившееся. Шеф – человек умный и знает, чем хвастаться можно, а чем лучше не надо.

За заботами незаметно прошел весь день. Когда процедура консервации подошла к концу, был уже восьмой час. Я позвонил Василию Дмитриевичу, доложил, что все сделано, и спросил, не стоит ли мне к нему подъехать? Шеф похвалил за оперативность и ответил, что подъехать стоит.

12

– Кое-что прояснилось, – сообщил Василий Дмитриевич. – Заказ поступил из Тамбова.

– «Сапфир»? – уточнил я.

– Он самый.

ОАО «Сапфир» родилось в начале ельцинской эпохи из руин электронного завода, работающего на оборонную промышленность. Производственная база у них раза в три больше, чем у нас, но зато у нас есть солидное преимущество – мы территориально находимся в Москве, а они в Тамбове. Мы ближе к конечному потребителю, мы экономим на бензине и солярке для грузовиков и на взятках постам ГАИ. Кроме того, связей в верхах у Василия Дмитриевича побольше, чем у Дадамяна.

ВагеГургеновичДадамян, нынешний хозяин «Сапфира», однажды пытался подкатить к Цодикову с предложением объединить наши компании. Условия предлагались примерно те же, что наш президент в свое время предлагал Лукашенко. В отличие от белорусского батьки, Василий Дмитриевич не стал устраивать долгое словоблудие, а отказался сразу, резко и категорично. Дадамян стал намекать на возможные последствия, тогда Василий Дмитриевич пожаловался крыше, и неприятных последствий не последовало. Ничего плохого с Дадамяном не сделали, не было ни убийств, ни шантажа, ни портфелей с компроматом, даже маски-шоу не было. Просто однажды к Ваге Гургеновичу подошел один уважаемый человек и вежливо обрисовал ситуацию. Дадамян – человек неглупый, аргументацию воспринял адекватно и от претензий отказался. До поры до времени.

– Вы уверены, что это «Сапфир»? – спросил я. – Уж очень странно все это выглядит…

– Источник абсолютно надежный, – заверил шеф. – Косвенные данные тоже подтверждают версию. Из Нижнего только что сообщили, что конфискованные диски продали из-под полы Дадамяну.

– Чего он хочет? Передела сфер влияния? Или будет снова предлагать объединиться?

– Вот ты и разберешься, – заявил Василий Дмитриевич. – У меня есть данные только о фактах, но не о намерениях. На контакт со мной Дадамян не выходил, никаких признаков готовящегося наезда до вчерашнего дня не было. По крайней мере, я о них ничего не знал. Твоя недоработка, кстати.

Я не стал оправдываться, а просто кивнул, принимая упрек, и заговорил о другом.

– Почему Дадамян начал действовать именно сейчас? – задал я риторический вопрос. – Что его спровоцировало? Мы ему дорогу не переходили, все договоренности соблюдали, поводов для войны у него не было. Может, у нас какая-то слабость появилась? Кого-то из крыши поперли на пенсию?

– Типун тебе на язык! – воскликнул Василий Дмитриевич. – Нет, слава богу, никого не поперли. Вот эта внезапность меня больше всего и беспокоит. Наверняка все объясняется просто, но до тех пор, пока я не выяснил, в чем здесь дело, мне не по себе. Может, кто-то из наших орлов слишком борзо наехал на дадамяновских. Возможно, в верхах начались перетряски, или у нас завтра крыша рухнет, не дай бог, или Дадамяну случайно подвернулась возможность поднасрать нам по мелочи, растрясти на дополнительные взятки. Для нас это было бы самым лучшим вариантом.

– Есть вариант получше, – заметил я. – Дадамян ошибся. Неправильно оценил информацию или вообще получил дезу.

– Если дезу, то плохо, – сказал Василий Дмитриевич, —

Если ему подсунули дезу, значит, кто-то третий начал разводить нас на бабки. По любому, тебе надо во всем разобраться, это твоя первостепенная задача.

– Разберусь, – пообещал я. – Прямо сейчас и начну.

– Начинай. Как что узнаешь новое, сразу докладывай.

13

Алексей Коновальченко был исполнительным директором ООО «Триплекс». Эта фирмочка имела микроскопический уставной капитал и столь же микроскопический офис, а работало в ней семь человек, включая секретаршу и уборщицу.

Вопреки названию, «Триплекс» занимался вовсе не производством или продажей автомобильного стекла, а оптовыми поставками пиратских сидюков, изготовленных в Тамбове.

Большинство клиентов «Триплекса» искренне полагали, что продукция произведена в Китае. В этом мнении их укрепляли не только жуткие грамматические ошибки в.надписях на упаковке, но и десятки других мелочей, тщательно продуманных службой безопасности «Сапфира». Фактически «Триплекс» был дочерним предприятием «Сапфира», хотя ни один суд этот факт ни за что не докажет. В лучших традициях российского бизнеса «Триплекс» был зарегистрирован по паспорту покойника, а все взаимодействие с родительской компанией оформлялось так, что слово «Сапфир» не встречалось ни в одном из документов «Триплекса», как и слово «Триплекс» в бумагах «Сапфира».

Леша Коновальченко был неплохим парнем, но, как и большинство российских бизнесменов, любил выпить. Ничего удивительного в этом нет – тяжелая работа, колоссальные нервные перегрузки, постоянные переговоры с партнерами, каждый успех в которых надо обязательно отметить. Как и многие российские бизнесмены, Леша часто выпивая больше, чем мог, но меньше, чем хотел.

Я завербовал его в прошлом году. Вербовка прошла по отработанной схеме, описанной во множестве детективных романов. День рождения одного уважаемого человека, много виски, коньяка и девочек, из ресторана веселье переместилось в нумера, Леша как-то незаметно отстал от компании, а потом вдруг обнаружил, что здоровенный амбал в милицейской форме рекомендует ему слезть с девицы и одеться. Леша оделся и почти успокоился, как вдруг выяснилось, что девочке, с которой он только что сполз, по паспорту не восемнадцать и даже не шестнадцать лет, а всего лишь четырнадцать с половиной. Леша очень удивился и стал громко ругаться, сетуя на невообразимую акселерацию нынешней молодежи вкупе с непомерным бесстыдством. Мент посочувствовал, но взятку брать не стал. Иногда менты впадают во временное умопомрачение и отказываются брать деньги. Бывает, у них горит план по отлову преступников, бывает, они начинают искать оборотней среди себя, короче, случаются периоды, когда менты взяток не берут. Долго эти периоды не длятся, но тем, кто попал в поле зрения милиции в столь неподходящее время, от этого не легче.

Леша предлагал все большие и большие суммы, но мент был непробиваем. Коновальченко посадили в «луноход», привезли в отделение и заставили подписать чистосердечное признание. Его даже не били, все подписал сам.

А потом на сцене появился я. По-хорошему, мне надо было представиться сотрудником ОБЭП и вербовать Лешу под чужим флагом, но это было невозможно – слишком много у нас общих знакомых, рано или поздно истина выплыла бы наружу. Пришлось играть в открытую.

Я объяснил Леше, что вся операция организована мной и что у него теперь два выхода – отдаться на милость либо закона, либо меня. В первом случае ему предстояло провести несколько лет в роли пассивного гомосексуалиста, потому что с такой статьей, какая ему светила, сохранить традиционную сексуальную ориентацию очень трудно, для этого нужно быть очень крепким как физически, так и душевно. Во втором случае Леше следовало собственноручно написать другую бумагу, нет, не подписку о сотрудничестве, а всего лишь расписку в получении денег. Леша спросил, за что я собираюсь заплатить ему деньги, я ответил, что за информацию, которой он поделится прямо сейчас. Коновальченко немного посидел, повесив голову, а потом начал говорить.

Ничего ценного он не сообщил, но я его внимательно слушал и всем видом показывал, насколько эта информация полезна «Кохинору» и насколько вредно «Сапфиру» то, что ее знают не только те, для кого она предназначена. Леша говорил очень долго, в моем диктофоне уже заканчивалась кассета, а он все не унимался. В конце концов Коновальченко закончил, и мы мирно разошлись.

Леша так и не узнал, что «девочке», с которой его сняли, было девятнадцать лет. Просто внешность у нее очень своеобразная – маленькая, пухленькая и с детским личиком, сразу и не поймешь, то ли лолитка-акселератка, то ли взрослая баба. Такие девочки в нашей среде нарасхват, идеальный инструмент для вербовки.

Если бы Леша заглянул в ее паспорт, он бы сразу все понял, но человек в милицейской форме не дал ему этого сделать, он просто зачитал данные вслух, а Коновальченко постеснялся проверить. Леша до сих пор счастлив от того, что легко отделался.



Мы с ним встречаемся раз в месяц. Он мне передает кое-какие документы, кое-что рассказывает на словах и каждый раз, когда я докладываю шефу об обстановке на фронтах, все многословные речи Коновальченко превращаются в мою единственную фразу – в «Сапфире» все спокойно.

Я вербовал Лешу в расчете на тот маловероятный случай, если между «Кохинором» и «Сапфиром» вдруг разразится торговая война. Сейчас этот момент настал.

Мы встретились с ним в маленьком кафе в центре города. Я хотел устроить встречу утром, но Леша сказал, что на утро у него запланировано очень важное совещание и встретиться со мной он сможет только в обеденный перерыв.

Обычно Леша так себя не вел, стоило мне заговорить о встрече, и он тут же поджав хвост бежал в указанное место. В первое время после вербовки он меня боялся, а потом привык и даже привязался. Между агентом и куратором подобные отношения складываются гораздо чаще, чем принято считать. Особенно хорошо повлиял на наши отношения случай, когда я слил ему информацию, позволившую решить одну маленькую проблему «Триплекса». Леша так и не узнал, что та проблема была организована при моем участии.

– Привет! – сказал Коновальченко, усаживаясь за столик. – Зачем звал?

– Привет, – отозвался я. – Что у вас за суета сегодня? Помощь нужна?

Осведомитель странно посмотрел на меня, и я понял, что Василий Дмитриевич был прав, между «Сапфиром» и «Кохинором» действительно началась война.

– Рассказывай, – сказал я.

– Что? – Леша состроил удивленную физиономию.

– Для начала про Очаково, – подсказал я. – Вчера менты опечатали склад с пиратскими дисками, принадлежащий одной из наших фирмочек. Наружка говорит, что продукцию еще не вывозили. Я так полагаю, утром у вас планировали операцию по вывозу?

– Нет, – Леша помотал головой, – вывоз дисков обеспечивает крыша, мы планировали, куда их потом девать.

– И куда?

Леша вытащил из внутреннего кармана пиджака трехдюймовую дискету и положил ее передо мной. Я посмотрел на него с неудовольствием.

– Болванку пожалел? – спросил я. – Не прочитается обижусь.

– Прочитается, – заверил меня Леша. – Только сегодня отформатировал.

– В который раз?

– В первый. На прошлой неделе запечатанную коробку в столе нашел.

– Ну смотри, – сказал я. – Когда поступила информация о складе?

– Сегодня.

– Только сегодня? Не врешь?

– Не вру, – заверил меня Леша. – На совещании Федотов говорил, что у вас было маски-шоу, но я думаю, что это не наша работа. Если бы шоу организовали наши, совещание провели бы заранее и не пришлось бы все организовывать в такой спешке. Я полагаю, кто-то наверху вовремя узнал, какой хороший случай подворачивается, и под суетился.