Страница:
– Почему вы считаете, что преемником был именно Берия?
– Так ведь это написано плакатными буквами на всем послевоенном устройстве СССР. Дело в том, что сталинского преемника все время ищут там, где его в принципе не могло в то время быть – в ЦК. Но это аберрация зрения, внесенная позднейшим, брежневским временем, когда партия получила в стране абсолютную и неограниченную власть. То же самое имело место до 1939 года. Однако с 1940 по 1953 год это было совершенно не так. Вспомним: еще на июльском пленуме 1953 года преемником Сталина называли Маленкова, он же находился на почетном первом месте в руководстве страны начиная с марта, сразу после смерти вождя. Но Маленков был Председателем Совета Министров и всего лишь рядовым членом Политбюро после того, как отказался весной 1953 года от поста секретаря ЦК. Перенос центра тяжести государственного управления из Политбюро в Совнарком начался еще в 1939 году, и преемника Сталина надо искать именно в Совете Министров. И там он находится на удивление легко.
– Как именно?
– В 1942 году было образовано Оперативное бюро ГКО, после войны преобразованное в Оперативное бюро Совмина, а затем названное просто Бюро Совмина. Это был своего рода «генеральный штаб» Советского Союза. Вне его ведения оставались – если оставались! – всего несколько министерств, из значимых: МИД, МВД, МГБ, Мингосконтроля и командование армией. Человек, возглавлявший Бюро Совмина, являлся по своему положению вторым лицом в СССР. Так вот: начиная с 1944 года этим человеком был Берия. Кроме того, он курировал еще и три силовых ведомства: МВД, МГБ и МГК (МИД и армию курировал лично Сталин, он же занимался общими, стратегическими вопросами развития страны). Фактически власть в государстве была поделена между Сталиным и Берией, при общем кураторстве Сталина над «бериевской» половиной – неужели не очевидно, кому вождь собирался передать штурвал? Кроме того, отсюда следует, что Берия был либо полным и абсолютным единомышленником Сталина, либо его взгляды вождя устраивали – иначе бы такого объема полномочий Лаврентию Павловичу никогда в жизни не видать. По сути, после войны страной управлял не один лидер, а два: старый и молодой, и первый постепенно передавал рычаги управления второму. Об этом, кстати, я собираюсь, если Богу будет угодно, писать следующую книгу, которая так и будет называться – «Система двойной звезды».
– Вы хотите сказать, что уже в 1944 году Сталин определил себе преемника?
– Думаю, это было сделано гораздо раньше, в 1944 году его решение всего лишь вышло на поверхность. Да и то как сказать… До сих пор я брала условной точкой отсчета 1944 год, когда Берия стал заместителем Сталина по ГКО. Потом, занимаясь темой 22 июня, я выяснила, что уже тогда Берия входил в руководящую «тройку» СССР – самое узкое из узких руководств, какое только существовало в стране. Ему же было доверено проведение важнейшей из операций Великой Отечественной войны – эвакуации промышленности из угрожаемых районов. А новой условной точкой стало 8 августа 1941 года, когда Сталин стал Верховным Главнокомандующим. Он ведь хоть и был гением, но для того чтобы спокойно руководить ходом войны, сосредоточившись на управлении армией, ему надо было опереться на «главнокомандующего» всем тылом, то есть единым военным лагерем под названием СССР. Из четырех оставшихся членов ГКО, да и из всего Политбюро на этот пост годился только Берия.
– Вы забываете про Молотова…
– Молотов никогда не работал самостоятельно, на всех постах его плотно опекал Сталин. А в тот момент, о котором мы говорим, у вождя на это просто не было ни времени, ни сил. Ему требовался человек, способный действовать самостоятельно, без нянек. Еще будучи Первым в Грузии, Берия показал, что он это может, и как показал! Но 8 августа – это, опять же, момент действия, а решение-то, думаю, было принято значительно раньше.
– Так когда же?
– Есть одно косвенное указание. Дело в том, что преемник не вырастет сам собой, его надо готовить, и процесс это не быстрый. На XIX съезде Сталин сказал: для того чтобы воспитать государственного человека, требуется десять лет, потом поправился – пятнадцать. Если отнять от 1952 года пятнадцать лет, мы получим 1937-й. Но если верно то, что уже с 1949 года Сталин начал передавать власть, то мы окажемся уже в 1934 году. Это очень интересная дата. В тридцать четвертом убили Кирова, и Сталину надо было подумать о новом преемнике. А он – не тот человек, который долго думает.
– Значит, первым, кого Сталин готовил в свои преемники, был Киров?!!
– А больше просто некого! Для Сталина экономика всегда была приоритетом. Значит, на посту главы государства его мог заменить только тот, кто имел опыт успешного комплексного управления страной или регионом. Таких в ту пору было немного. В Политбюро – Орджоникидзе и Киров. Первый не подходил по ряду личных качеств и по причине национальности. А то, что говорят, будто Киров по ряду свойств тоже не слишком подходил – так ведь Сталин не имел возможности искать идеального лидера, ему приходилось выбирать из тех, кто был рядом.
– Национальность Орджоникидзе Сталину мешала. А национальность Берии – нет?
– Дело не только в национальности. Орджоникидзе был невероятно вспыльчив и, чуть что, пускал в ход руки. Ну что это за глава государства, который может, рассердившись, взять и дать по морде? А что касается Берии, то он был человеком такого масштаба, когда мелочи вроде неподходящей национальности значения уже не имеют. Думаю, что если бы он сумел дожить на своем посту до семидесяти лет, как Сталин, мы бы сейчас спорили, кто из них сделал для СССР больше.
– Даже так?
– Только за свои «сто дней» он показал себя как государственный деятель исторического масштаба. Казалось бы, что можно сделать за сто дней? Но были начаты такие интереснейшие политические преобразования… а ведь мы еще не знаем, что планировалось в экономике!
– Так кто задумал экономическую реформу – Сталин или Берия?
– Задумал, наверное, все-таки Сталин, но роль Берии, я полагаю, здесь была очень велика.
– Значит, Сталин, по-вашему, был против экономики социализма?
– А ее просто не успели создать. Начиная с первых пятилеток, экономика СССР все время была чрезвычайной и по этой причине командной. Об экономических механизмах стали задумываться уже после войны, когда отпала необходимость в такой бешеной гонке и надо было переходить к нормальной экономике мирного времени. Какие-то преобразования явно готовились. Вспомним сталинские «Экономические проблемы социализма в СССР» – они появились именно в тот период. А толчок, думаю, дало «дело Госплана», когда наружу вылезло – чтоможет сотворить с экономикой недобросовестный плановик или просто предатель. Вознесенского-то расстреляли, а проблема осталась.
– И вы думаете, экономику предполагалось сделать рыночной?
– Планово-рыночной, конечно. Еще в 30-х годах, когда вся страна работала не за деньги, а по приказу, в «бериевской» Грузии успешно применялись экономические механизмы. Там интересным образом комбинировались предприятия союзного подчинения, работавшие по общегосударственному плану, и местного, а также командные и экономические методы. Вообще надо бы внимательнейшим образом изучить грузинский опыт 30-х годов – именно как полигон новой социалистической экономики. Мне, кстати, пришлось столкнуться с высказываниями крупных западных экономистов – по-настоящему крупных, а не тех, с которыми советовались наши «мальчики в розовых штанах» – и эти специалисты говорили о том, что одной из основных целей «перестройки» было – разрушить советскую плановую экономику, поскольку это экономика послезавтрашнего дня, и ничего более эффективного пока не придумано. Недавно мне пришлось услышать очень интересное сравнение, с которым я, в общем-то, согласна. Рыночная экономика – это великолепный, навороченный по последнему слову техники и дизайна гоночный автомобиль. Советская плановая экономика – неуклюжий, уродливый и недоработанный космический корабль. И даже нереформированная, громоздкая, эта экономика все равно была опаснейшим конкурентом. А возвращаясь к концу 40-х – началу 50-х годов, следует сказать только одно: кто бы эту реформу ни разработал, провести ее мог только Берия.
– Почему не Сталин?
– Для повседневной работы по проведению реформы у него силы были уже не те. Голова-то та же, а вот работоспособность, увы… Я только начинаю работу над тем периодом, но уже сегодня чем больше узнаю, тем больше понимаю, какоебудущее нам обрубил Хрущев.
– Возвращаясь еще раз к вопросу о преемнике – почему же главой государства после сталинской смерти стал Маленков?
– Возможно, таково было компромиссное условие в переговорах между партией и правительством, но, скорее, это было решение Берии. Именно он первым, не считая чисто формального председательствования Хрущева, взял слово пятого марта на том заседании, когда решался вопрос о власти, и предложил на этот пост Маленкова. Тем самым, кстати, по распределению ролей сыграв в новом правительстве ту роль, которую в 30-е годы играл Сталин. Вспомним, вождь далеко не всегда сам занимал главные посты. Вспомним и о том, что это Берия давал установки врачам на сталинской даче, он же приказал прекратить реанимационные мероприятия – то есть вел себя как реальный глава государства. И до 26 июня правительство ему подчинялось беспрекословно, так что потом им всем пришлось очень сильно выкручиваться на пленуме, объясняя причину, по которой они это делали. А почему Берия не стал Предсовмина… Тут может быть несколько версий. В «Последнем рыцаре Сталина» я изложила одну – что дело было в национальности. В этой книге – другую…
– Причем весьма неожиданную…
– Да, но что в ней невозможного-то? Берия ведь был для государственного деятеля молод – 54 года, а выглядел гораздо старше. Есть свидетельство, что он работал лежа – по крайней мере, отца одной моей знакомой он принимал таким образом, и того человека, довольно крупного конструктора, это чрезвычайно поразило. Наконец, буквально месяц назад я узнала о нервно-психических проявлениях лучевой болезни – это переходящие друг в друга эйфория и депрессия. Если учесть темперамент Берии, это точнейшим образом совпадает с тем, что говорили о нем на пленуме и что вспоминали о том, каким он был весной 1953 года. Он был явно чем-то очень болен, а какая болезнь для председателя атомного комитета является самой естественной, можно сказать, профессиональной? Кстати, два его заместителя, Малышев и Завенягин, умерли от нее же в середине 50-х годов. Не надо забывать, что лучевая болезнь в то время была практически не изучена, так что едва ли врачи могли дать какой-то определенный прогноз. И было бы просто безответственно – брать на себя управление государством, когда ты не знаешь, сколько тебе осталось. А потом что – новый передел власти?
– Что еще в вашей книге – исторический факт?
– Основные политические события, смещения и назначения государственных лиц, пленумы и съезды и т. д. Общая историческая канва достаточно точно выверена по датам и событиям. Биографии Берии и других людей основаны только на реальных фактах – кроме диалогов, конечно. Хотя и в этом случае часть из них относится к тем, которые могли бы иметь место – если не с теми же словами, то с тем же смыслом…
– Тогда пойдем дальше: где начинается вымысел?
О том, чего не было
(Вымысел как подтверждение правды)
– …Во-первых и в основных, не было ареста Берии. До работы над этой книгой я была уверена в этом процентов на девяносто, теперь – на девяносто девять.
– Зачем же вы взяли этот сюжет?!
– Потому что от десяти процентов вероятности тоже отмахиваться нельзя, тем более если эта версия является общепринятой и подтверждается некоторым количеством свидетельств. К тому же существует и такой способ исследования версии – подать ее в художественной форме и посмотреть, что получится. В этом случае сама работа достаточно интересная – составление интриги, взаимодействие характеров…
– И как результаты?
– Вы же сами видите. Как только исторические персонажи ожили, задвигались, начали вести себя не как персонажи, а как люди, сразу же стало ясно, что механизм событий, который сейчас считается общепринятым – на самом деле громоздкий, нелепый… да и нереализуемый. Чтобы свести концы с концами, потребовались грубые, искусственные натяжки и допущения. Конечно, в жизни и не такое случается – но вот составлять столь нелепые планы переворота, в расчете на случайности… Они же не декабристы, в конце-то концов!
– О каких «натяжках» вы говорите?
– О хронике переворота. Поскольку это не реальная жизнь, а детектив, то я могу себе позволить и совершенно случайное отсутствие Берии дома в тот момент, когда его особняк брали штурмом, и авантюрный вывод из игры его заместителя Богдана Кобулова, и то, что Молотов и Маленков пошли на поводу у Хрущева и начали плясать под его дудку, ограничившись лишь устным сообщением о смерти Берии и не потребовав предъявить его труп. А в реальности и Кобулов, и Маленков с Молотовым вели бы себя так, как они вели, только в одном случае – если Берия был мертв и они об этом знали точно и достоверно.
– Стало быть, возможность ареста Берии на Политбюро вы исключаете полностью?
– Повторюсь: теперь – примерно на девяносто девять процентов. Дело в том, что я буквально только что получила подтверждение того основополагающего факта, о котором до сих пор знала лишь из одного источника, причем источника, к сожалению, наделенного богатой фантазией. Я имею в виду обстрел особняка Берии, который имел место 26 июня 1953 г. около 12 часов дня. До сих пор о нем говорил только Серго Берия. Теперь же у меня есть запись интервью и воспоминания Петра Николаевича Бургасова, бывшего главного санитарного врача СССР, который в то время работал в ведомстве Берии. 26 июня днем он столкнулся на лестнице с Ванниковым и Серго, которые куда-то бежали, а позднее зашел к Ванникову, и тот рассказал ему, как ездил на улицу Качалова, что там видел, и что Берия, скорее всего, убит. Думаю, в этом случае двух свидетельств достаточно. И это полностью опрокидывает общепринятую официальную версию.
– А если Берии все же не было дома?
– Если Берии не было дома, ему доложили о штурме в течение пяти минут, и неужели вы думаете, что после этого он поехал бы на Политбюро? Да никогда в жизни! У него нашлись бы другие, куда более важные дела.
– А если все произошло одновременно? Арест и стрельба на улице Качалова?
– А какой смысл штурмовать пустой дом? Чего там искать и куда так торопиться? Если Берия уже арестован, что мешает обычным порядком снять охрану, приехать с ордером и так далее… Можно даже предположить, как все произошло. Серго вспоминал, что видел разбитые окна отцовского кабинета и след пулеметной очереди на стене. Если прорываться в дом – это будет долго и шумно. Во-первых, Берия сильно не ягненок, так что можно и не прорваться. Во-вторых, за это время приедут лихие ребята из МВД. А теперь представьте себе: во двор врывается бронетранспортер, из дома выскакивает охрана, начинает выяснять отношения. Что в этом случае делает Берия? Да проще простого: подходит к окну – посмотреть, что случилось. И тогда – по окнам из пулемета.
– Не слишком ли просто?
– Для нашего времени – да! Но ведь они все там были фронтовики, с боевым опытом и в этом качестве – мастера простых решений. Да и зачем арестовывать Берию? Живой он создавал слишком много проблем. И самая главная из них – та, что, пока он был жив, продолжала существовать реальная альтернатива новой власти, то есть можно было выбирать между Берией и Хрущевым. Поэтому, чтобы заставить партию и правительство плясать под их дудку, заговорщики должны были поставить всех в безвыходное положение – доказать, что Берия мертв и выбора нет. Иначе все могло окончиться для них очень плохо.
– Как?
– Да хотя бы те же Маленков или Молотов могли обратиться к пленуму. Их вес и авторитет были несравнимы с хрущевскими, любой из них мог сделать так, что Никита Сергеевич шел бы из зала уже в наручниках. И одно то, что их выпустили на трибуну в первый день пленума, говорит совершенно точно: альтернативы не было, бороться не за что, Берия мертв, более того, члены Политбюро видели его мертвым.
– Почему?
– Поверили бы они иначе Хрущеву, как же! Это только в книжке они такие доверчивые…
– А если все они были заодно, как утверждал Хрущев?
– Заодно – с какой стати и во имя чего? Во-первых, ни один из тех, кто оставил воспоминания о том дне, так и не смог выдумать хоть какой-то, самой убогой мотивации этого ареста, даже спустя годы. «Борьба за власть» – это аргумент примерно такого же свойства, что и происки жидомасонов. Борьба за власть существует всегда, а перевороты случаются крайне редко. Отчасти по той простой причине, что кроме заинтересованных политических сил для этого требуется иметь группу конкретных людей, готовых рискнуть жизнью. Какая мотивация этого риска у Хрущева, Булганина, Москаленко, Жукова? А шансы оказаться у стенки для них были, мягко говоря, очень весомыми.
– И какой же вы видите мотив?
– Только один – жизнь! Только для спасения собственной жизни можно выступить против такого сильного правителя, как Берия. Причем это явно какие-то тайные игры, потому что о действительной подоплеке событий все действующие лица молчали насмерть. Даже сверхразговорчивый Хрущев в воспоминаниях так и не обмолвился, что конкретно произошло. Никакой конкретики не было и на пленуме. Так называемое «дело Берии» – настолько убогий фарс, что читать смешно. На вопрос: «За что?» – ответа так и нет. А без причины, просто так менять Берию на Хрущева? С какого перепугу? Не говоря уже о том, что страну жалко. Это во-первых.
Во-вторых, детективный рассказ Хрущева, как Берия готовил переворот и они чуть ли не неделю сговаривались, чтобы его арестовать – это, простите, сериал для домохозяек. Неужели можно поверить, что прямо-таки никто из Политбюро, зная, что готовится, Берию не предупредил? Да если бы Хрущев рассекретил свой замысел перед соратниками, он 26-го числа уже давал бы показания на Лубянке. Тут есть один небольшой нюанс: дело в том, что для членов тогдашнего Политбюро Берия был гораздо больше своим, чем Хрущев.
– Хрущев же раньше пришел в Политбюро!
– Да, раньше, он стал членом Политбюро в сороковом году, а Берия лишь в сорок шестом. Ну и что? Политбюро – это всего лишь одна из тусовок той группы людей, которая управляла государством. У них были и другие тусовки. До конца 30-х годов всем управляло Политбюро, во время войны – ГКО. Тут вообще не надо зацикливаться на названиях. Органы разные, но люди-то одни и те же! Как сказал, по-моему, Микоян: «ГКО – это был кабинет Сталина». Равно как и Президиум Совнаркома, и Политбюро – а потом секретарь оформлял каждое из решений под своим грифом, только и всего.
Значимость каждого из государственных деятелей очень хорошо показала война, когда было не до политических танцев и структура управления государством строилась жестко и однозначно. А в этом случае мы наблюдаем совершенно другой расклад. Берия в войну был членом ГКО, а Хрущев – членом Военного совета фронта. Это не просто разные уровни, это несоизмеримые уровни! После войны Берия был председателем Бюро Совмина, по факту вторым человеком в стране, а Хрущев – первым секретарем сначала на Украине, потом в Москве, то есть региональным руководителем. Максимум, чего он достиг к концу карьеры – должность секретаря ЦК, которая в начале 50-х уже почти ничего не значила. Он до самых последних дней не дотягивал до уровня тех, кто собирался в Политбюро, не говоря уже о личных качествах и личных талантах. И с какого перепугу они стали бы менять Берию на Хрущева? Тем более что характер у Никиты Сергеевича был ничуть не лучше. Причем: если Берия устраивал ругань по делу, то Хрущев по причине попавшей под хвост вожжи.
Наконец, третье. Неужели вы думаете, что члены сталинского Политбюро позволили бы, как говорил на пленуме Хрущев, «сначала арестовать, а потом разобраться»? Тем более если речь идет о втором человеке в стране? Не надо их держать за идиотов! Давайте вспомним хотя бы дело Михаила Кагановича, всего лишь брата одного из членов Политбюро. Август сорок первого, идет война. Тем не менее эти предельно занятые люди сначала смотрят материалы дела, потом допрашивают Ванникова, который дал показания на Кагановича, затем проводят очную ставку – и все это время Каганович остается на свободе. А ведь он всего-навсего директор завода.
– Стало быть, аресты решением Политбюро…
– Придуманы гораздо позже. Все было куда сложнее. Перед тем как дать НКВД санкцию на арест, в Политбюро тщательнейшим образом изучали все материалы…
– Этим занималось все Политбюро?
– Нет, насколько мне известно, руководящая «двойка» – Сталин и Молотов – и те, кто непосредственно имел отношение к вопросу. Если речь шла о военных – Ворошилов, если о партийцах – возможно, Маленков. В общем, чтобы получить разрешение на арест высокопоставленного деятеля, Ежову надо было очень и очень потрудиться.
– А как же резолюции на донесениях НКВД: «арестовать такого-то»? Скажете, этого не было?
– Было, конечно. Причина в том, что «двойка» имела гораздо больше информации, чем следователи НКВД и даже нарком. К ним ведь стекались данные всех разведок и контрразведок, сколько их было в стране, плюс к тому информация шла по личным каналам… Всей полнотой картины обладали только Сталин и Молотов, и многое из того, что им было известно, не полагалось знать не только наркому внутренних дел, но даже другим членам Политбюро. Кстати, в этом причина того, что некоторые арестованные заговорщики, молчавшие на допросах, начинали говорить после личной встречи со Сталиным – вождь знал, что им предъявить.
– Вы хотите сказать, что во время репрессий произвола не было?
– Был, и еще какой! Но не в отношении лиц из номенклатуры. Сейчас трудно даже представить себе, с какой дотошностью в Политбюро курировали следствие по делам важных персон! Не на уровне обвинительных заключений – на уровне отдельных допросов! И я уверена, что в том знаменитом сталинском «расстрельном» списке на 129 человек – кстати, единственном опубликованном списке – он знал каждое дело… Так что, как видите, слишком много аргументов за то, что не было никакого ареста, и ни одного реального доказательства того, что Берия после 26 июня был жив… впрочем, об этом я подробно писала в «Последнем рыцаре Сталина». Ну и, соответственно, не было ни бункера, ни допросов, ни дуэли Берии и Руденко…
– Если ареста не было, стало быть, и все протоколы допросов – вымысел?
– Нет, нисколько. Протоколы вполне реальны. Это та неправда, о которой существуют документальные свидетельства. А раз они есть, почему бы их не использовать в романе? Только уж очень они глупые, эти протоколы…
– А хроника переворота?
– Составлена по таким же свидетельствам. Это правда в той мере, в какой правдивы сами свидетельства, но поскольку мы отрабатываем именно эту, считающуюся ныне официальной, версию…
– Был ли Берия свидетелем совещания у Сталина по вопросу о письме Эйхе?
– Нет, конечно. Это чисто художественный прием. Хотя вполне возможно, что Сталин с ним советовался по чекистским вопросам, но, конечно, не такими шпионскими методами. А впрочем, мог его и просто пригласить на совещание, что тут невозможного? Кстати, когда Ежов в августе тридцать восьмого узнал, кого назначили ему в заместители, то сильно перепугался. Сначала неделю пил, а потом еще неделю уничтожал документы…
– А секретная сеть? Генерал Кудрявцев и остальные? Они – с натуры?
– Знаете… что бы я ни ответила, мне все равно не поверят. Но в целом так: секретные агенты есть у любого главы государства – тем более они должны были быть у Сталина. Какие задания они получили на будущее, мы не знаем, но человеком вождь был гениально предусмотрительным. Кто реально создавал эту службу? До войны, возможно, сам Сталин, а после войны, надо полагать, продолжил Берия – кому еще можно доверить такое дело? А как Берия строил, мы знаем. Грузия была богатейшей республикой аж до 90-х годов, оборонка стоит до сих пор, а КГБ – сами видите… Выводов делать не буду…
– В той ли версии или иной, меня и, думаю, многих продолжает мучить главный вопрос: как Лаврентий Павлович Берия, с его-то опытом и несомненным умом, мог так попасться? Неужели он не предвидел, что с ним готовится расправа?
– На этот вопрос однозначного ответа у меня пока нет. Но даже если предвидел, едва ли он мог предполагать настолько грубые силовые действия, а главное, что переворот будет производиться руками военных, с танками, БТРами и пулеметами. Второе – похоже, он все-таки доверял Хрущеву. И третье – по всей видимости, он считал, что Сталин умер абсолютно естественной смертью. Нелепые показания охраны, свидетельствующие о том, что со смертью вождя все было очень непросто, даны уже много десятилетий спустя, а тогда версия была простая и ясная: охрана обнаружила умирающего Сталина под утро 2 марта и сразу же сообщила куда положено. Если бы Берия знал, что Игнатьев причастен к смерти вождя, он, возможно, и поостерегся бы так прямо его арестовывать. Но… даже самый опытный солдат может наступить на мину. И Берия – не исключение.
– Так ведь это написано плакатными буквами на всем послевоенном устройстве СССР. Дело в том, что сталинского преемника все время ищут там, где его в принципе не могло в то время быть – в ЦК. Но это аберрация зрения, внесенная позднейшим, брежневским временем, когда партия получила в стране абсолютную и неограниченную власть. То же самое имело место до 1939 года. Однако с 1940 по 1953 год это было совершенно не так. Вспомним: еще на июльском пленуме 1953 года преемником Сталина называли Маленкова, он же находился на почетном первом месте в руководстве страны начиная с марта, сразу после смерти вождя. Но Маленков был Председателем Совета Министров и всего лишь рядовым членом Политбюро после того, как отказался весной 1953 года от поста секретаря ЦК. Перенос центра тяжести государственного управления из Политбюро в Совнарком начался еще в 1939 году, и преемника Сталина надо искать именно в Совете Министров. И там он находится на удивление легко.
– Как именно?
– В 1942 году было образовано Оперативное бюро ГКО, после войны преобразованное в Оперативное бюро Совмина, а затем названное просто Бюро Совмина. Это был своего рода «генеральный штаб» Советского Союза. Вне его ведения оставались – если оставались! – всего несколько министерств, из значимых: МИД, МВД, МГБ, Мингосконтроля и командование армией. Человек, возглавлявший Бюро Совмина, являлся по своему положению вторым лицом в СССР. Так вот: начиная с 1944 года этим человеком был Берия. Кроме того, он курировал еще и три силовых ведомства: МВД, МГБ и МГК (МИД и армию курировал лично Сталин, он же занимался общими, стратегическими вопросами развития страны). Фактически власть в государстве была поделена между Сталиным и Берией, при общем кураторстве Сталина над «бериевской» половиной – неужели не очевидно, кому вождь собирался передать штурвал? Кроме того, отсюда следует, что Берия был либо полным и абсолютным единомышленником Сталина, либо его взгляды вождя устраивали – иначе бы такого объема полномочий Лаврентию Павловичу никогда в жизни не видать. По сути, после войны страной управлял не один лидер, а два: старый и молодой, и первый постепенно передавал рычаги управления второму. Об этом, кстати, я собираюсь, если Богу будет угодно, писать следующую книгу, которая так и будет называться – «Система двойной звезды».
– Вы хотите сказать, что уже в 1944 году Сталин определил себе преемника?
– Думаю, это было сделано гораздо раньше, в 1944 году его решение всего лишь вышло на поверхность. Да и то как сказать… До сих пор я брала условной точкой отсчета 1944 год, когда Берия стал заместителем Сталина по ГКО. Потом, занимаясь темой 22 июня, я выяснила, что уже тогда Берия входил в руководящую «тройку» СССР – самое узкое из узких руководств, какое только существовало в стране. Ему же было доверено проведение важнейшей из операций Великой Отечественной войны – эвакуации промышленности из угрожаемых районов. А новой условной точкой стало 8 августа 1941 года, когда Сталин стал Верховным Главнокомандующим. Он ведь хоть и был гением, но для того чтобы спокойно руководить ходом войны, сосредоточившись на управлении армией, ему надо было опереться на «главнокомандующего» всем тылом, то есть единым военным лагерем под названием СССР. Из четырех оставшихся членов ГКО, да и из всего Политбюро на этот пост годился только Берия.
– Вы забываете про Молотова…
– Молотов никогда не работал самостоятельно, на всех постах его плотно опекал Сталин. А в тот момент, о котором мы говорим, у вождя на это просто не было ни времени, ни сил. Ему требовался человек, способный действовать самостоятельно, без нянек. Еще будучи Первым в Грузии, Берия показал, что он это может, и как показал! Но 8 августа – это, опять же, момент действия, а решение-то, думаю, было принято значительно раньше.
– Так когда же?
– Есть одно косвенное указание. Дело в том, что преемник не вырастет сам собой, его надо готовить, и процесс это не быстрый. На XIX съезде Сталин сказал: для того чтобы воспитать государственного человека, требуется десять лет, потом поправился – пятнадцать. Если отнять от 1952 года пятнадцать лет, мы получим 1937-й. Но если верно то, что уже с 1949 года Сталин начал передавать власть, то мы окажемся уже в 1934 году. Это очень интересная дата. В тридцать четвертом убили Кирова, и Сталину надо было подумать о новом преемнике. А он – не тот человек, который долго думает.
– Значит, первым, кого Сталин готовил в свои преемники, был Киров?!!
– А больше просто некого! Для Сталина экономика всегда была приоритетом. Значит, на посту главы государства его мог заменить только тот, кто имел опыт успешного комплексного управления страной или регионом. Таких в ту пору было немного. В Политбюро – Орджоникидзе и Киров. Первый не подходил по ряду личных качеств и по причине национальности. А то, что говорят, будто Киров по ряду свойств тоже не слишком подходил – так ведь Сталин не имел возможности искать идеального лидера, ему приходилось выбирать из тех, кто был рядом.
– Национальность Орджоникидзе Сталину мешала. А национальность Берии – нет?
– Дело не только в национальности. Орджоникидзе был невероятно вспыльчив и, чуть что, пускал в ход руки. Ну что это за глава государства, который может, рассердившись, взять и дать по морде? А что касается Берии, то он был человеком такого масштаба, когда мелочи вроде неподходящей национальности значения уже не имеют. Думаю, что если бы он сумел дожить на своем посту до семидесяти лет, как Сталин, мы бы сейчас спорили, кто из них сделал для СССР больше.
– Даже так?
– Только за свои «сто дней» он показал себя как государственный деятель исторического масштаба. Казалось бы, что можно сделать за сто дней? Но были начаты такие интереснейшие политические преобразования… а ведь мы еще не знаем, что планировалось в экономике!
– Так кто задумал экономическую реформу – Сталин или Берия?
– Задумал, наверное, все-таки Сталин, но роль Берии, я полагаю, здесь была очень велика.
– Значит, Сталин, по-вашему, был против экономики социализма?
– А ее просто не успели создать. Начиная с первых пятилеток, экономика СССР все время была чрезвычайной и по этой причине командной. Об экономических механизмах стали задумываться уже после войны, когда отпала необходимость в такой бешеной гонке и надо было переходить к нормальной экономике мирного времени. Какие-то преобразования явно готовились. Вспомним сталинские «Экономические проблемы социализма в СССР» – они появились именно в тот период. А толчок, думаю, дало «дело Госплана», когда наружу вылезло – чтоможет сотворить с экономикой недобросовестный плановик или просто предатель. Вознесенского-то расстреляли, а проблема осталась.
– И вы думаете, экономику предполагалось сделать рыночной?
– Планово-рыночной, конечно. Еще в 30-х годах, когда вся страна работала не за деньги, а по приказу, в «бериевской» Грузии успешно применялись экономические механизмы. Там интересным образом комбинировались предприятия союзного подчинения, работавшие по общегосударственному плану, и местного, а также командные и экономические методы. Вообще надо бы внимательнейшим образом изучить грузинский опыт 30-х годов – именно как полигон новой социалистической экономики. Мне, кстати, пришлось столкнуться с высказываниями крупных западных экономистов – по-настоящему крупных, а не тех, с которыми советовались наши «мальчики в розовых штанах» – и эти специалисты говорили о том, что одной из основных целей «перестройки» было – разрушить советскую плановую экономику, поскольку это экономика послезавтрашнего дня, и ничего более эффективного пока не придумано. Недавно мне пришлось услышать очень интересное сравнение, с которым я, в общем-то, согласна. Рыночная экономика – это великолепный, навороченный по последнему слову техники и дизайна гоночный автомобиль. Советская плановая экономика – неуклюжий, уродливый и недоработанный космический корабль. И даже нереформированная, громоздкая, эта экономика все равно была опаснейшим конкурентом. А возвращаясь к концу 40-х – началу 50-х годов, следует сказать только одно: кто бы эту реформу ни разработал, провести ее мог только Берия.
– Почему не Сталин?
– Для повседневной работы по проведению реформы у него силы были уже не те. Голова-то та же, а вот работоспособность, увы… Я только начинаю работу над тем периодом, но уже сегодня чем больше узнаю, тем больше понимаю, какоебудущее нам обрубил Хрущев.
– Возвращаясь еще раз к вопросу о преемнике – почему же главой государства после сталинской смерти стал Маленков?
– Возможно, таково было компромиссное условие в переговорах между партией и правительством, но, скорее, это было решение Берии. Именно он первым, не считая чисто формального председательствования Хрущева, взял слово пятого марта на том заседании, когда решался вопрос о власти, и предложил на этот пост Маленкова. Тем самым, кстати, по распределению ролей сыграв в новом правительстве ту роль, которую в 30-е годы играл Сталин. Вспомним, вождь далеко не всегда сам занимал главные посты. Вспомним и о том, что это Берия давал установки врачам на сталинской даче, он же приказал прекратить реанимационные мероприятия – то есть вел себя как реальный глава государства. И до 26 июня правительство ему подчинялось беспрекословно, так что потом им всем пришлось очень сильно выкручиваться на пленуме, объясняя причину, по которой они это делали. А почему Берия не стал Предсовмина… Тут может быть несколько версий. В «Последнем рыцаре Сталина» я изложила одну – что дело было в национальности. В этой книге – другую…
– Причем весьма неожиданную…
– Да, но что в ней невозможного-то? Берия ведь был для государственного деятеля молод – 54 года, а выглядел гораздо старше. Есть свидетельство, что он работал лежа – по крайней мере, отца одной моей знакомой он принимал таким образом, и того человека, довольно крупного конструктора, это чрезвычайно поразило. Наконец, буквально месяц назад я узнала о нервно-психических проявлениях лучевой болезни – это переходящие друг в друга эйфория и депрессия. Если учесть темперамент Берии, это точнейшим образом совпадает с тем, что говорили о нем на пленуме и что вспоминали о том, каким он был весной 1953 года. Он был явно чем-то очень болен, а какая болезнь для председателя атомного комитета является самой естественной, можно сказать, профессиональной? Кстати, два его заместителя, Малышев и Завенягин, умерли от нее же в середине 50-х годов. Не надо забывать, что лучевая болезнь в то время была практически не изучена, так что едва ли врачи могли дать какой-то определенный прогноз. И было бы просто безответственно – брать на себя управление государством, когда ты не знаешь, сколько тебе осталось. А потом что – новый передел власти?
– Что еще в вашей книге – исторический факт?
– Основные политические события, смещения и назначения государственных лиц, пленумы и съезды и т. д. Общая историческая канва достаточно точно выверена по датам и событиям. Биографии Берии и других людей основаны только на реальных фактах – кроме диалогов, конечно. Хотя и в этом случае часть из них относится к тем, которые могли бы иметь место – если не с теми же словами, то с тем же смыслом…
– Тогда пойдем дальше: где начинается вымысел?
О том, чего не было
(Вымысел как подтверждение правды)
– …Во-первых и в основных, не было ареста Берии. До работы над этой книгой я была уверена в этом процентов на девяносто, теперь – на девяносто девять.
– Зачем же вы взяли этот сюжет?!
– Потому что от десяти процентов вероятности тоже отмахиваться нельзя, тем более если эта версия является общепринятой и подтверждается некоторым количеством свидетельств. К тому же существует и такой способ исследования версии – подать ее в художественной форме и посмотреть, что получится. В этом случае сама работа достаточно интересная – составление интриги, взаимодействие характеров…
– И как результаты?
– Вы же сами видите. Как только исторические персонажи ожили, задвигались, начали вести себя не как персонажи, а как люди, сразу же стало ясно, что механизм событий, который сейчас считается общепринятым – на самом деле громоздкий, нелепый… да и нереализуемый. Чтобы свести концы с концами, потребовались грубые, искусственные натяжки и допущения. Конечно, в жизни и не такое случается – но вот составлять столь нелепые планы переворота, в расчете на случайности… Они же не декабристы, в конце-то концов!
– О каких «натяжках» вы говорите?
– О хронике переворота. Поскольку это не реальная жизнь, а детектив, то я могу себе позволить и совершенно случайное отсутствие Берии дома в тот момент, когда его особняк брали штурмом, и авантюрный вывод из игры его заместителя Богдана Кобулова, и то, что Молотов и Маленков пошли на поводу у Хрущева и начали плясать под его дудку, ограничившись лишь устным сообщением о смерти Берии и не потребовав предъявить его труп. А в реальности и Кобулов, и Маленков с Молотовым вели бы себя так, как они вели, только в одном случае – если Берия был мертв и они об этом знали точно и достоверно.
– Стало быть, возможность ареста Берии на Политбюро вы исключаете полностью?
– Повторюсь: теперь – примерно на девяносто девять процентов. Дело в том, что я буквально только что получила подтверждение того основополагающего факта, о котором до сих пор знала лишь из одного источника, причем источника, к сожалению, наделенного богатой фантазией. Я имею в виду обстрел особняка Берии, который имел место 26 июня 1953 г. около 12 часов дня. До сих пор о нем говорил только Серго Берия. Теперь же у меня есть запись интервью и воспоминания Петра Николаевича Бургасова, бывшего главного санитарного врача СССР, который в то время работал в ведомстве Берии. 26 июня днем он столкнулся на лестнице с Ванниковым и Серго, которые куда-то бежали, а позднее зашел к Ванникову, и тот рассказал ему, как ездил на улицу Качалова, что там видел, и что Берия, скорее всего, убит. Думаю, в этом случае двух свидетельств достаточно. И это полностью опрокидывает общепринятую официальную версию.
– А если Берии все же не было дома?
– Если Берии не было дома, ему доложили о штурме в течение пяти минут, и неужели вы думаете, что после этого он поехал бы на Политбюро? Да никогда в жизни! У него нашлись бы другие, куда более важные дела.
– А если все произошло одновременно? Арест и стрельба на улице Качалова?
– А какой смысл штурмовать пустой дом? Чего там искать и куда так торопиться? Если Берия уже арестован, что мешает обычным порядком снять охрану, приехать с ордером и так далее… Можно даже предположить, как все произошло. Серго вспоминал, что видел разбитые окна отцовского кабинета и след пулеметной очереди на стене. Если прорываться в дом – это будет долго и шумно. Во-первых, Берия сильно не ягненок, так что можно и не прорваться. Во-вторых, за это время приедут лихие ребята из МВД. А теперь представьте себе: во двор врывается бронетранспортер, из дома выскакивает охрана, начинает выяснять отношения. Что в этом случае делает Берия? Да проще простого: подходит к окну – посмотреть, что случилось. И тогда – по окнам из пулемета.
– Не слишком ли просто?
– Для нашего времени – да! Но ведь они все там были фронтовики, с боевым опытом и в этом качестве – мастера простых решений. Да и зачем арестовывать Берию? Живой он создавал слишком много проблем. И самая главная из них – та, что, пока он был жив, продолжала существовать реальная альтернатива новой власти, то есть можно было выбирать между Берией и Хрущевым. Поэтому, чтобы заставить партию и правительство плясать под их дудку, заговорщики должны были поставить всех в безвыходное положение – доказать, что Берия мертв и выбора нет. Иначе все могло окончиться для них очень плохо.
– Как?
– Да хотя бы те же Маленков или Молотов могли обратиться к пленуму. Их вес и авторитет были несравнимы с хрущевскими, любой из них мог сделать так, что Никита Сергеевич шел бы из зала уже в наручниках. И одно то, что их выпустили на трибуну в первый день пленума, говорит совершенно точно: альтернативы не было, бороться не за что, Берия мертв, более того, члены Политбюро видели его мертвым.
– Почему?
– Поверили бы они иначе Хрущеву, как же! Это только в книжке они такие доверчивые…
– А если все они были заодно, как утверждал Хрущев?
– Заодно – с какой стати и во имя чего? Во-первых, ни один из тех, кто оставил воспоминания о том дне, так и не смог выдумать хоть какой-то, самой убогой мотивации этого ареста, даже спустя годы. «Борьба за власть» – это аргумент примерно такого же свойства, что и происки жидомасонов. Борьба за власть существует всегда, а перевороты случаются крайне редко. Отчасти по той простой причине, что кроме заинтересованных политических сил для этого требуется иметь группу конкретных людей, готовых рискнуть жизнью. Какая мотивация этого риска у Хрущева, Булганина, Москаленко, Жукова? А шансы оказаться у стенки для них были, мягко говоря, очень весомыми.
– И какой же вы видите мотив?
– Только один – жизнь! Только для спасения собственной жизни можно выступить против такого сильного правителя, как Берия. Причем это явно какие-то тайные игры, потому что о действительной подоплеке событий все действующие лица молчали насмерть. Даже сверхразговорчивый Хрущев в воспоминаниях так и не обмолвился, что конкретно произошло. Никакой конкретики не было и на пленуме. Так называемое «дело Берии» – настолько убогий фарс, что читать смешно. На вопрос: «За что?» – ответа так и нет. А без причины, просто так менять Берию на Хрущева? С какого перепугу? Не говоря уже о том, что страну жалко. Это во-первых.
Во-вторых, детективный рассказ Хрущева, как Берия готовил переворот и они чуть ли не неделю сговаривались, чтобы его арестовать – это, простите, сериал для домохозяек. Неужели можно поверить, что прямо-таки никто из Политбюро, зная, что готовится, Берию не предупредил? Да если бы Хрущев рассекретил свой замысел перед соратниками, он 26-го числа уже давал бы показания на Лубянке. Тут есть один небольшой нюанс: дело в том, что для членов тогдашнего Политбюро Берия был гораздо больше своим, чем Хрущев.
– Хрущев же раньше пришел в Политбюро!
– Да, раньше, он стал членом Политбюро в сороковом году, а Берия лишь в сорок шестом. Ну и что? Политбюро – это всего лишь одна из тусовок той группы людей, которая управляла государством. У них были и другие тусовки. До конца 30-х годов всем управляло Политбюро, во время войны – ГКО. Тут вообще не надо зацикливаться на названиях. Органы разные, но люди-то одни и те же! Как сказал, по-моему, Микоян: «ГКО – это был кабинет Сталина». Равно как и Президиум Совнаркома, и Политбюро – а потом секретарь оформлял каждое из решений под своим грифом, только и всего.
Значимость каждого из государственных деятелей очень хорошо показала война, когда было не до политических танцев и структура управления государством строилась жестко и однозначно. А в этом случае мы наблюдаем совершенно другой расклад. Берия в войну был членом ГКО, а Хрущев – членом Военного совета фронта. Это не просто разные уровни, это несоизмеримые уровни! После войны Берия был председателем Бюро Совмина, по факту вторым человеком в стране, а Хрущев – первым секретарем сначала на Украине, потом в Москве, то есть региональным руководителем. Максимум, чего он достиг к концу карьеры – должность секретаря ЦК, которая в начале 50-х уже почти ничего не значила. Он до самых последних дней не дотягивал до уровня тех, кто собирался в Политбюро, не говоря уже о личных качествах и личных талантах. И с какого перепугу они стали бы менять Берию на Хрущева? Тем более что характер у Никиты Сергеевича был ничуть не лучше. Причем: если Берия устраивал ругань по делу, то Хрущев по причине попавшей под хвост вожжи.
Наконец, третье. Неужели вы думаете, что члены сталинского Политбюро позволили бы, как говорил на пленуме Хрущев, «сначала арестовать, а потом разобраться»? Тем более если речь идет о втором человеке в стране? Не надо их держать за идиотов! Давайте вспомним хотя бы дело Михаила Кагановича, всего лишь брата одного из членов Политбюро. Август сорок первого, идет война. Тем не менее эти предельно занятые люди сначала смотрят материалы дела, потом допрашивают Ванникова, который дал показания на Кагановича, затем проводят очную ставку – и все это время Каганович остается на свободе. А ведь он всего-навсего директор завода.
– Стало быть, аресты решением Политбюро…
– Придуманы гораздо позже. Все было куда сложнее. Перед тем как дать НКВД санкцию на арест, в Политбюро тщательнейшим образом изучали все материалы…
– Этим занималось все Политбюро?
– Нет, насколько мне известно, руководящая «двойка» – Сталин и Молотов – и те, кто непосредственно имел отношение к вопросу. Если речь шла о военных – Ворошилов, если о партийцах – возможно, Маленков. В общем, чтобы получить разрешение на арест высокопоставленного деятеля, Ежову надо было очень и очень потрудиться.
– А как же резолюции на донесениях НКВД: «арестовать такого-то»? Скажете, этого не было?
– Было, конечно. Причина в том, что «двойка» имела гораздо больше информации, чем следователи НКВД и даже нарком. К ним ведь стекались данные всех разведок и контрразведок, сколько их было в стране, плюс к тому информация шла по личным каналам… Всей полнотой картины обладали только Сталин и Молотов, и многое из того, что им было известно, не полагалось знать не только наркому внутренних дел, но даже другим членам Политбюро. Кстати, в этом причина того, что некоторые арестованные заговорщики, молчавшие на допросах, начинали говорить после личной встречи со Сталиным – вождь знал, что им предъявить.
– Вы хотите сказать, что во время репрессий произвола не было?
– Был, и еще какой! Но не в отношении лиц из номенклатуры. Сейчас трудно даже представить себе, с какой дотошностью в Политбюро курировали следствие по делам важных персон! Не на уровне обвинительных заключений – на уровне отдельных допросов! И я уверена, что в том знаменитом сталинском «расстрельном» списке на 129 человек – кстати, единственном опубликованном списке – он знал каждое дело… Так что, как видите, слишком много аргументов за то, что не было никакого ареста, и ни одного реального доказательства того, что Берия после 26 июня был жив… впрочем, об этом я подробно писала в «Последнем рыцаре Сталина». Ну и, соответственно, не было ни бункера, ни допросов, ни дуэли Берии и Руденко…
– Если ареста не было, стало быть, и все протоколы допросов – вымысел?
– Нет, нисколько. Протоколы вполне реальны. Это та неправда, о которой существуют документальные свидетельства. А раз они есть, почему бы их не использовать в романе? Только уж очень они глупые, эти протоколы…
– А хроника переворота?
– Составлена по таким же свидетельствам. Это правда в той мере, в какой правдивы сами свидетельства, но поскольку мы отрабатываем именно эту, считающуюся ныне официальной, версию…
– Был ли Берия свидетелем совещания у Сталина по вопросу о письме Эйхе?
– Нет, конечно. Это чисто художественный прием. Хотя вполне возможно, что Сталин с ним советовался по чекистским вопросам, но, конечно, не такими шпионскими методами. А впрочем, мог его и просто пригласить на совещание, что тут невозможного? Кстати, когда Ежов в августе тридцать восьмого узнал, кого назначили ему в заместители, то сильно перепугался. Сначала неделю пил, а потом еще неделю уничтожал документы…
– А секретная сеть? Генерал Кудрявцев и остальные? Они – с натуры?
– Знаете… что бы я ни ответила, мне все равно не поверят. Но в целом так: секретные агенты есть у любого главы государства – тем более они должны были быть у Сталина. Какие задания они получили на будущее, мы не знаем, но человеком вождь был гениально предусмотрительным. Кто реально создавал эту службу? До войны, возможно, сам Сталин, а после войны, надо полагать, продолжил Берия – кому еще можно доверить такое дело? А как Берия строил, мы знаем. Грузия была богатейшей республикой аж до 90-х годов, оборонка стоит до сих пор, а КГБ – сами видите… Выводов делать не буду…
– В той ли версии или иной, меня и, думаю, многих продолжает мучить главный вопрос: как Лаврентий Павлович Берия, с его-то опытом и несомненным умом, мог так попасться? Неужели он не предвидел, что с ним готовится расправа?
– На этот вопрос однозначного ответа у меня пока нет. Но даже если предвидел, едва ли он мог предполагать настолько грубые силовые действия, а главное, что переворот будет производиться руками военных, с танками, БТРами и пулеметами. Второе – похоже, он все-таки доверял Хрущеву. И третье – по всей видимости, он считал, что Сталин умер абсолютно естественной смертью. Нелепые показания охраны, свидетельствующие о том, что со смертью вождя все было очень непросто, даны уже много десятилетий спустя, а тогда версия была простая и ясная: охрана обнаружила умирающего Сталина под утро 2 марта и сразу же сообщила куда положено. Если бы Берия знал, что Игнатьев причастен к смерти вождя, он, возможно, и поостерегся бы так прямо его арестовывать. Но… даже самый опытный солдат может наступить на мину. И Берия – не исключение.