Страница:
Взвалив свою ношу на плечи, старый диверсант не спеша тронулся в путь. Через полчаса он обогнул село и начал взбираться по южному склону, сравнительно более удобному для подъема.
Поднявшись над селом метров на пятнадцать, Себастьян остановился в зарослях вереска и окинул взглядом открывшуюся панораму. Несколько десятков домишек и вагончиков-бытовок, стиснутые в замкнутом пространстве склонами кратерообразной каменной гряды, были ему хорошо знакомы. На протяжении многих лет он наблюдал за этим селом, подслушивал разговоры горцев и видел, как строили в свое время каждый домик, помнит, когда притащили из предгорья тот или иной вагончик. Вон, кирпичного цвета, стоящий несколько на отшибе – там живет приемный отец Саида, такой же старик, как и он сам.
Сейчас у деда гостят молодожены: сын Саида Аюб и его жена Айна.
Они недавно поднялись сюда из долины к старейшине рода, чтобы оказать знаки внимания и немного подбодрить старика.
Увлекшись созерцанием панорамы «родного» села, старый диверсант не сразу заметил, что обстановка несколько изменилась. Со стороны перевала показались три БТР-80 без опознавательных знаков. Они медленно и почти бесшумно, с интервалом в пятьдесят метров, спускались к селу со стороны границы.
Себастьян замер в недоумении и потащил из мешка бинокль. До сих пор никто так пристально не интересовался «его» селом. Были обстрелы, вороватые очереди в ночи, не причинявшие особого вреда, как и везде. В других местах случалось: налеты, бои местного значения, захваты территории. Но здесь? В этом труднодоступном и никому не нужном горном селе? Странно…
Между тем, миновав седловину, бронетранспортеры расположились треугольником – таким образом, что все постройки оказались в секторе обстрела.
Из люков сноровисто повыскакивали бородатые парни в разномастном камуфляже и рассыпались по окраине, оцепив село полукольцом, – было их человек тридцать.
Что-то знакомое всколыхнулось в памяти старого диверсанта. Что-то, давно ушедшее в небытие… Тактика действий карательных отрядов СС? Однако… В смекалке камуфляжным парням не откажешь. Дорога, ведущая из предгорья в село, размыта, помощь в кратчайшие сроки не ожидается – минимум два часа. Раннее утро, все отдыхают после ненастной бессонной ночи. В селе практически отсутствуют вооруженные мужчины – активное сопротивление исключено… Что же здесь будет? Неужели сейчас, спустя десятки лет, старый диверсант увидит миниатюрную модель грандиозных карательных операций прошедшей великой войны?!
Себастьян не испытывал предрасположения ни к одной из сторон. Они все были для него одинаковые – горцы, и только… Но удивительно и странно было наблюдать в этом тихом горном краю ТАКОЕ…
На поезд Иван чуть не опоздал. Нужно было забрать «дипломат» из камеры хранения, которую именно в этот момент закрыли в связи с поимкой какого-то бича. Бич спрятал от собратьев по ремеслу две бутылки водки в камеру хранения, здраво рассудив, что лучше потратить незначительную сумму, добытую попрошайничеством, нежели рисковать, таская с собой такое добро. Спрятать-то спрятал, а комбинацию цифр забыл – вот и получился маленький ажиотаж, весьма разнообразивший постные будни сотрудников ЛОМА…
Как обычно, поезд уходил в Москву полупустой. Иван оказался в купе один – попутчиков в ближайшие четыре часа не ожидалось. Он осмотрел апартаменты, достал из «дипломата» спортивный костюм, переоделся. Разложил на столе нехитрые пожитки, пересчитал наличность – вместе с деньгами Вовца получалось что-то около восьми тысяч.
– Да ты у нас буржуй, парень! – удивился Иван. Таких денег он отродясь в руках не держал. – Хорошо с мерзавцами работать. Вот только башку продырявили, а так ничего, можно…
Уставившись в окно, он некоторое время попереживал по поводу Андрея, но скорбь была недолгой. Сыщика он практически не знал – чужой человек.
Жалко, конечно, парня, но увы – на войне как на войне. Придет время, и Пульмана с Бабиновым постигнет сия печальная участь. А оно обязательно придет – Руслан свое дело туго знает, да и он, Иван, каким-то чудом ускользнул из рук горячо обожаемого «дядечки» без дополнительной процедуры стерилизации. Так что не стоит впадать в уныние. Интересно, а если бы Пульман с «дядей» удосужились на прощание убрать из его памяти все, что касалось их деятельности? Что тогда?
Хотя в принципе любой из них может подкараулить его где-нибудь и произнести код… Код. Из головы все не шел случай с забытым бичом кодом камеры хранения.
Бывает же так! Вот бы Пульман с «дядей» забыли его код! То-то была бы потеха.
Встречает его «дядя» посреди улицы и с ходу что-нибудь начинает буровить, типа:
«подшипник-котлета – эмм… ой, забыл дальше!» – а Иван обаятельно улыбается и со всей дури «дядечке» – бац! – по репе. Тот на карачки, а Иван пристраивается сзади и погнал пинками по улице, смачными такими, расшлепистыми, пока все мозги не вышибет через жопу. Красота!
Насладившись мысленной местью, он попытался представить себе, что сделали эти подонки с его мозгом. Как это так вообще получается – чтобы мозг мог функционировать в двух режимах? Ходит весь день нормальный человек, улыбается всем подряд, а вечером ему по телефону какой-то шизик пробормотал код и человек становится убийцей… Черт-те что и сбоку бантик!
Напрягшись, Иван постарался припомнить картинки и муляжи из курса школьной анатомии: мозг просто так, мозг в разрезе, строение коры и так далее.
Однако предательница память не желала восстанавливать фрагменты давно забытой школьной программы. Вместо этого она представила другую картину, восьмилетней давности, навечно впечатавшуюся в сознание и являющуюся порой в ночных кошмарах. Услужливо явила перед мысленным взором, расцветив богатыми красками, панорамно приблизив детали пейзажа…
Их высадили в седловине, укрытой с трех сторон пологими склонами чужих корявых кряжей. Иван, прапорщик-фельдшер и девять бойцов. Специальный расчет из 11 человек. Задание было несложное. Этой ночью в течение получаса застава внутренних войск, расположенная на границе двух республик, подвергалась обстрелу. До сего момента на данном участке границы происходили лишь мелкие стычки, не вызывавшие особых опасений у коменданта особого района. Однако по интенсивности ночного огневого контакта можно было предположить, что в налете участвовали как минимум полтора десятка хорошо вооруженных боевиков. Многовато для обычного ночного баловства.
Необходимо было выяснить, имеет ли место передислокация мобильного отряда, и если да – каковы его цели на данном участке, вооружение, численность и вообще… Что понимал под этим самым «вообще» начальник разведки особого района, можно было только догадываться. Но на инструктаже перед операциями это «вообще» всегда присутствовало. А ты понимай его как хочешь…
До заставы часа полтора карабкаться вдоль границы – ближе пилоты сесть отказались, сославшись на то, что десятикилометровый радиус находится в зоне возможных действий боевиков. Пешком дотопаете – рядышком тут! Разумеется, такое расстояние с неба кажется мизерным, но с летчиками не поспоришь – сказано высадить в квадрате 36-45, высадили. Попробуй, повозникай – в следующий раз вообще нарочно сядут на самом краю квадрата, по инструкции они правы, а тебе придется пилить пешедралом полдня…
– Потопали, что ли… – вяло махнул рукой Иван, двинувшись вперед.
О том, чтобы построить расчет в боевой порядок, он не позаботился – все отработано до мелочей, каждый боец знает свое место и маневр и вообще – надоело! Домой охота. В горах всегда охота домой – это симптоматично. Если неохота – значит, ты наполовину труп и становишься опасен для окружающих…
Несмотря на то что расчет передвигался по «своей» территории, Иван осторожно переставлял ноги, внимательно осматривая грунт, чтобы ненароком не напороться на противопехотную мину или вовремя заметить отсвечивающую на солнце проволоку, один конец которой примотан к колышку, а второй – к предохранительной чеке оборонительной гранаты. Всякое случается в горах. Парни из-за границы любят пакостить на чужой территории. А можно схлопотать неприятность и без них – в это время суток гюрзы, свернувшись калачиком, принимают солнечные ванны на проплешинах горной породы. Зазеваешься, наступишь на такое вот пестрое колечко – и получишь треугольной головкой под коленку. И не важно, что у фельдшера есть «Антигюрзин» – даже при самой своевременной и квалифицированной помощи обеспечена длительная дисквалификация…
Никаких рейдов, естественно, Иван проводить не собирался.
Начальнику разведки задачу поставить – раз плюнуть. Провести рейд, да желательно ночной, засечь огневые точки, определить тип и численность отряда, выяснить степень подготовки, вооружение и вообще… Ха! Вот все бросил и пошел с утра до вечера рейд проводить. Начальник разведки, конечно, парень ничего, но, если что случится, цинковый гроб в транспортировочном ящике родственникам повезет не он, а Иван – неоднократно проверено. Три раза сплюнул через левое плечо, перекрестился суеверно…
Иван собирался отдохнуть. Расслабиться, дать пацанам отоспаться. А всю необходимую информацию можно собрать, посидев на первом посту заставы. А что не видно с поста – расспросить местных пастухов. Они лучше любого разведчика осведомлены обо всем, что творится по обе стороны от границы.
Начальник заставы – свой парень, однокашник, учились на одном курсе Новосибирского училища. Если надо, поклянется своей задницей, что Иван со своими хлопцами все три ночи, отпущенные на операцию (слово-то какое громкое!), не ели, не спали, на брюхе бороздили заграницу.
В общем, Иван аккуратно переставлял ноги, медленно сокращая расстояние до заставы, и предвкушал, как они с начальником заставы будут гонять чаи в вагончике и перебирать по косточкам курсантское житье-бытье. Или покрепче чего – долина с виноградниками под боком. Скорее бы добраться, раздеться да прыгнуть в проржавевшую бочку с родниковой водой, что не успевает нагреться за день – до того она здесь холодна и прозрачна…
Когда до заставы осталось километра полтора, идущий впереди метрах в двадцати сержант Титов рявкнул: «К бою!!!» Иван не успел стряхнуть раздумчивое оцепенение, как уже лежал, плотно вжимаясь в породу, – тело, битое и ломанное не только на матах в спортзале, автоматически, независимо от сознания, делало то, что положено.
Метрах в десяти спереди лупанула тугая струя свинца, вышибая фонтанчики каменного крошева, затем еще одна, еще… Осторожно развернулся вправо, поднял голову ровно настолько, чтобы видеть пространство перед собой.
Стрельба внезапно прекратилась.
– Или оборзели вконец, или солнечный удар… – со злым недоумением пробормотал Иван. Стреляли издалека – до кустов, из которых вели огонь, было что-то около пятисот метров. Когда делают засаду, то подпускают врага на максимально короткое расстояние и обрушивают на его голову огневой шквал – до полного уничтожения. А еще – если совсем уж хорошие ребята – мины ставят направленного действия. Взрыв, крики раненых, сумятица, обязательные четыре магазина из пяти-шести стволов – и можно оружие собирать, делать контрольные выстрелы.
А тут – стреляли так, будто отпугивали. Нечего, мол, шариться где попало, убирайтесь к чертовой матери.
– Совсем оборзели, рахиты! – осуждающе прошептал Иван и негромко скомандовал:
– Перекличка!
Через три секунды отозвался последний в цепи – все целы и никто не ранен.
– Наблюдать, приготовиться! – скомандовал Иван, хотя в этом не было необходимости – все и так знают, что делать. Привычка – командир должен командовать, на то он и командир. Однако что делать с этими оборзевшими стрелками-любителями? Сидят они по склону выше, можно сказать, на господствующей высоте, и, что характерно, на своей территории, метрах в ста пятидесяти от демаркационной линии. С их позиции каждое движение бойцов Ивана просматривается прекрасно – кто встанет, запросто схлопочет пулю. Можно, разумеется, сползти вниз и таким образом выпасть из сектора обстрела… Но чтобы спецназ уползал на карачках от каких-то ублюдков? Не поймет ведь никто – бойцам потом в глаза смотреть стыдно будет. Остается ждать подмоги с заставы.
На заставе, естественно, кипеж. Вертушку видели, знают, что после ночного обстрела спецов пришлют – как всегда делается в подобных случаях. Слышимость в горах великолепная. Значит, сто процентов, что начальник заставы, услышав стрельбу на маршруте движения расчета, прыгнет на «бэтээр» и прикатит сюда.
Буквально минут через десять. Так что не будем пороть горячку и восстанавливать в деталях подвиг Матросова – черт знает, сколько их там в «зеленке» и какое у них вооружение…
Когда минут через пять вдали послышался рокот приближающегося «бэтээра», Иван мстительно улыбнулся и скомандовал:
– А ну-ка, хлопцы, по «зеленке», откуда нас обтрухали… – помедлил чуть, давая бойцам разобрать сектора. – Короткими, полмагазина – ОГОНЬ!!!
Воздух вспорол сухой перестук автоматных очередей – привычно ударило по перепонкам, оглушая на несколько секунд. Отзвучали полмагазина с нашей стороны – из «зеленки», видимо осердившись на строптивых гостей, открыли беспорядочный огонь, сразу с нескольких точек. Точки Иван считать не стал – пригнув голову, несколько секунд матерился, проверяя, нет ли песка в стволе.
Рассмотрел возникший метрах в двухстах ниже по склону надвигающийся силуэт «бэтээра», заорал:
– Сосредоточенным, пол-БК… МОЧИ!!!
Что тут началось! Бойцы Ивана, реабилитируясь за пятнадцатиминутное унижение, начали прицельно лупить по вспышкам. Это они могут. Огонь из десятка стволов по фронту, да еще прицельный – штука малоприятная для тех, кто с той стороны. Иван и сам не удержался – короткими очередями выстрочил два магазина – нате!
Сзади раздавался надрывный рокот – из седловины нехотя, сердито ворча, полз «бэтээр». Начальник заставы – Иван знал, что в экстренных ситуациях он сам сидит за пулеметами, не доверяет наводчику, – издали сориентировавшись по вспышкам в «зеленке», развернул башню и всадил веером из обоих пулеметов по позициям боевиков.
Да уж… Парень дело туго знает! Не хотел бы Иван оказаться на месте незадачливых агрессоров, решивших так неловко пугануть спецназовцев.
Очереди из тяжелых пулеметов методично и ровно прошивали пространство в пятистах метрах спереди, выкашивая кусты и кроша камни. Щелк!
Пауза – «бэтээр» ползет дальше, пулеметы молчат – наводчик меняет коробки.
Бойцы Ивана, сориентировавшись без команды, в этот момент начали строчить как заведенные. Миновав цепь спецов, железная коробка поползла дальше, вновь выплевывая свинец из двух башенных пулеметов – теперь уже более прицельно, короткими экономными очередями.
– В колонну по два – за «бэтээром»!!! – рявкнул Иван и, вскочив, бросился вперед, в несколько прыжков настигая медленно поднимающуюся по склону машину. Бойцы мгновенно пристроились за кормой, прижавшись друг к другу так, что спереди возможность поражения была практически исключена – ну разве что из «ПТУРСа» по броне саданут сверху – тогда осколками побьет. Только нету у них «ПТУРСа» – иначе давно бы уже влупили.
Добравшись до места, остановились. «Бэтээр» прекратил стрелять – ответного огня со стороны боевиков не было. Из люка выпростался чумазый однокашник Ивана, вконец обалдевший от грохота, – шлемофон, придурок, забыл в суматохе натянуть! Соскользнув к Ивану, полез обниматься и, отчаянно крича – оглох, бедолага, минимум на неделю, – нелицеприятно прошелся по адресу боевиков и членов их семей.
Разбились по секторам, сторожась, поводя стволами, пошли осматривать местность. Шестерых обнаружили почти сразу – на незначительном удалении друг от друга. Застывшие в неестественных позах, уродливо искореженные тела, мало напоминающие тела людей, даже умерших неестественной смертью.
Мясо… Иван мимоходом досадливо поморщился, рассматривая трупы, в голову пришла неуместная мысль: интересно, тот, кто придумал калибр 14,5 мм, – он представлял себе, какие следы в человечьем теле будут оставлять его пули?
Седьмой неожиданно вывалился из кустов, перевернулся на спину и захрипел, пуская кровавую пену, зажимая руками живот. Находящийся рядом сержант Титов испуганно отпрянул, резко вскинув автомат. Увидев, что раненый доходит, опустил ствол.
Угасающим взглядом боевик зацепился за сержанта и вдруг, скорчив лицо в отчаянной гримасе, поманил Титова окровавленной рукой, сунув вторую руку за пазуху.
Сержант наклонился к умирающему – может, передать что-то хочет?
– Э, Тит, а ну не лезь к нему! От этих ублюдков всего… – начал было Иван, направляясь в ту сторону, и вдруг заорал страшным голосом:
– ЛОЖИСЬ!!! ВСЕ!!! – и бросился на землю, стараясь вдавить каждый сантиметр своего тела в каменистый грунт.
Слабеющей рукой боевик вытащил из-за пазухи гранату с разогнутыми на запале усиками и, успев вырвать чеку, обессиленно выронил ребристый цилиндрик на землю.
«Ф-1». Разлет осколков – двести метров. Рвануло так, что на секунду Иван перестал соображать. Однако в следующую секунду ноги уже сами несли его туда, где лежало тело Титова. Еще не видя, что с ним произошло, командир уже знал, что сержанту ничем помочь нельзя. Поздно. Споткнувшись, Иван упал и пополз на коленях вперед, яростно матерясь, бормоча навзрыд:
– Тит, блядь ты такая!!! Какого же фуя ты к нему полез, сволота?!
Ты че это наделал, тварь такая…
Вот тут он и увидел мозг. Тот самый, который впоследствии частенько посещал его в сновидениях, каждый раз в самых разных измерениях и формах.
Осколком сержанту снесло верхнюю часть черепа – аккуратно, как бритвой срезало. А мозг остался почти цел. Теперь он поблескивал сквозь кровавую кашицу, студенисто подрагивая в такт судорогам конвульсивно дергавшегося, живого еще тела…
…Обрывая нить воспоминаний, Иван зябко передернул плечами и потряс головой. Вот привязалось!
Колеса убаюкивающе постукивали, навевая дремоту. Поезд, замедляя ход, подъезжал к первой на пути следования станции. Иван вновь знобко передернул плечами, решительно встал и пошел в тамбур, прихватив сигареты.
Проводник, явно пренебрегая мерами безопасности, высунулся из двери тамбура почти наполовину, наблюдая по ходу поезда. Обернулся на стук двери, мотнул головой в сторону приближающейся станции:
– Ремонтное! Стоянка пять минут. Если есть желание, можно кости размять…
Поезд плавно остановился возле небольшого перрона, которого хватило на три вагона, – тому, в котором ехал Иван, не досталось. Одноэтажное здание вокзала, более похожее на пивной ларек, вокруг несколько пожеванных акаций, покрытых густым слоем пыли. Несколько запыхавшихся пассажиров, прощаясь с провожающими, торопливо грузились в вагоны.
Иван, разминая суставы, немного походил возле водоразборной колонки, уже взялся было за поручни, чтобы пройти в тамбур, как вдруг услышал, что его окликнули.
Обернулся. В нескольких шагах от него стоял «дядька» – господин Бабинов собственной персоной. Стоял и пристально смотрел, буравя тяжелым взглядом. Краем глаза Иван уловил, что по перрону к ним медленно едет машина «Скорой помощи». Сердце вдруг сдавила чья-то ледяная рука, страшно стало – как никогда в жизни!
– Проводить решил… Забыл тебе кое-что сказать, «племянничек»…
Ты у нас такой впечатлительный, такой ранимый – нельзя просто так отпускать…
– медленно, нараспев проговаривая каждое слово, сладко защебетал «дядечка» – словно хотел загипнотизировать Ивана. И, надо сказать, это ему почти удалось.
Иван впал в состояние оцепенения и не двигался с места, глядя на «дядю».
– А теперь слушай внимательно, мальчик мой. Шарки – Маркс – Крюшон… – Тут Бабинов не выдержал и воровато оглянулся на «Скорую», что подъехала вплотную. Ненадолго оглянулся – на полсекунды всего. Но этого было достаточно, чтобы Иван выпал из-под контроля. Слушать далее неблагодарный «племянник» не пожелал. Зажав уши руками и не по-джентльменски лягнув ногой «дядечку» в пах, витязь спецназа шустро развернулся и бросился в вагон.
Тут, однако, перед ним возникла весьма серьезная дилемма: чтобы забраться в вагон, нужно было ухватиться за поручни – увы, не на перроне действие происходило, а рядом, на полтора метра ниже! А чтобы ухватиться за поручни, ну вот хоть убейте, просто необходимо было отпустить уши!
На мгновение воин замешкался – решал дилемму. Этого было достаточно, чтобы выскочившие из «Скорой» трое здоровяков в белых халатах, которым Бабинов что-то пронзительно крикнул, попрыгали с перрона на землю и повисли на Ивановых ногах.
Секунду повисев, воина оторвали от спасительного тамбура и, ухватив мертвыми зажимами за четыре конечности, прижали к стенке перрона, слегка придушив при этом. «Дядя» в это время, прыгая рядом на корточках и морщась от боли, вводил в курс недоумевающего проводника:
– Больной он. Эпилептик. Ну очень опасен – может буйствовать!
Сейчас я ему лекарство введу, и тогда езжайте спокойно – больше не будет, – и направился к Ивану.
– Фу ты господи! – удивленно и несколько испуганно пробормотал служитель чугунной трассы. – А с виду и не скажешь… во дела!
– Да они на вид все нормальные! – ласково пояснил Бабинов, извлекая из кармана шприц и сноровисто вводя иглу в вену на руке Ивана. – Наследие чеченской войны – что ты хочешь! Но все будет нормально – я тебе обещаю, – и начал что-то нашептывать «буйному» на ухо…
11
Поднявшись над селом метров на пятнадцать, Себастьян остановился в зарослях вереска и окинул взглядом открывшуюся панораму. Несколько десятков домишек и вагончиков-бытовок, стиснутые в замкнутом пространстве склонами кратерообразной каменной гряды, были ему хорошо знакомы. На протяжении многих лет он наблюдал за этим селом, подслушивал разговоры горцев и видел, как строили в свое время каждый домик, помнит, когда притащили из предгорья тот или иной вагончик. Вон, кирпичного цвета, стоящий несколько на отшибе – там живет приемный отец Саида, такой же старик, как и он сам.
Сейчас у деда гостят молодожены: сын Саида Аюб и его жена Айна.
Они недавно поднялись сюда из долины к старейшине рода, чтобы оказать знаки внимания и немного подбодрить старика.
Увлекшись созерцанием панорамы «родного» села, старый диверсант не сразу заметил, что обстановка несколько изменилась. Со стороны перевала показались три БТР-80 без опознавательных знаков. Они медленно и почти бесшумно, с интервалом в пятьдесят метров, спускались к селу со стороны границы.
Себастьян замер в недоумении и потащил из мешка бинокль. До сих пор никто так пристально не интересовался «его» селом. Были обстрелы, вороватые очереди в ночи, не причинявшие особого вреда, как и везде. В других местах случалось: налеты, бои местного значения, захваты территории. Но здесь? В этом труднодоступном и никому не нужном горном селе? Странно…
Между тем, миновав седловину, бронетранспортеры расположились треугольником – таким образом, что все постройки оказались в секторе обстрела.
Из люков сноровисто повыскакивали бородатые парни в разномастном камуфляже и рассыпались по окраине, оцепив село полукольцом, – было их человек тридцать.
Что-то знакомое всколыхнулось в памяти старого диверсанта. Что-то, давно ушедшее в небытие… Тактика действий карательных отрядов СС? Однако… В смекалке камуфляжным парням не откажешь. Дорога, ведущая из предгорья в село, размыта, помощь в кратчайшие сроки не ожидается – минимум два часа. Раннее утро, все отдыхают после ненастной бессонной ночи. В селе практически отсутствуют вооруженные мужчины – активное сопротивление исключено… Что же здесь будет? Неужели сейчас, спустя десятки лет, старый диверсант увидит миниатюрную модель грандиозных карательных операций прошедшей великой войны?!
Себастьян не испытывал предрасположения ни к одной из сторон. Они все были для него одинаковые – горцы, и только… Но удивительно и странно было наблюдать в этом тихом горном краю ТАКОЕ…
***
На поезд Иван чуть не опоздал. Нужно было забрать «дипломат» из камеры хранения, которую именно в этот момент закрыли в связи с поимкой какого-то бича. Бич спрятал от собратьев по ремеслу две бутылки водки в камеру хранения, здраво рассудив, что лучше потратить незначительную сумму, добытую попрошайничеством, нежели рисковать, таская с собой такое добро. Спрятать-то спрятал, а комбинацию цифр забыл – вот и получился маленький ажиотаж, весьма разнообразивший постные будни сотрудников ЛОМА…
Как обычно, поезд уходил в Москву полупустой. Иван оказался в купе один – попутчиков в ближайшие четыре часа не ожидалось. Он осмотрел апартаменты, достал из «дипломата» спортивный костюм, переоделся. Разложил на столе нехитрые пожитки, пересчитал наличность – вместе с деньгами Вовца получалось что-то около восьми тысяч.
– Да ты у нас буржуй, парень! – удивился Иван. Таких денег он отродясь в руках не держал. – Хорошо с мерзавцами работать. Вот только башку продырявили, а так ничего, можно…
Уставившись в окно, он некоторое время попереживал по поводу Андрея, но скорбь была недолгой. Сыщика он практически не знал – чужой человек.
Жалко, конечно, парня, но увы – на войне как на войне. Придет время, и Пульмана с Бабиновым постигнет сия печальная участь. А оно обязательно придет – Руслан свое дело туго знает, да и он, Иван, каким-то чудом ускользнул из рук горячо обожаемого «дядечки» без дополнительной процедуры стерилизации. Так что не стоит впадать в уныние. Интересно, а если бы Пульман с «дядей» удосужились на прощание убрать из его памяти все, что касалось их деятельности? Что тогда?
Хотя в принципе любой из них может подкараулить его где-нибудь и произнести код… Код. Из головы все не шел случай с забытым бичом кодом камеры хранения.
Бывает же так! Вот бы Пульман с «дядей» забыли его код! То-то была бы потеха.
Встречает его «дядя» посреди улицы и с ходу что-нибудь начинает буровить, типа:
«подшипник-котлета – эмм… ой, забыл дальше!» – а Иван обаятельно улыбается и со всей дури «дядечке» – бац! – по репе. Тот на карачки, а Иван пристраивается сзади и погнал пинками по улице, смачными такими, расшлепистыми, пока все мозги не вышибет через жопу. Красота!
Насладившись мысленной местью, он попытался представить себе, что сделали эти подонки с его мозгом. Как это так вообще получается – чтобы мозг мог функционировать в двух режимах? Ходит весь день нормальный человек, улыбается всем подряд, а вечером ему по телефону какой-то шизик пробормотал код и человек становится убийцей… Черт-те что и сбоку бантик!
Напрягшись, Иван постарался припомнить картинки и муляжи из курса школьной анатомии: мозг просто так, мозг в разрезе, строение коры и так далее.
Однако предательница память не желала восстанавливать фрагменты давно забытой школьной программы. Вместо этого она представила другую картину, восьмилетней давности, навечно впечатавшуюся в сознание и являющуюся порой в ночных кошмарах. Услужливо явила перед мысленным взором, расцветив богатыми красками, панорамно приблизив детали пейзажа…
Их высадили в седловине, укрытой с трех сторон пологими склонами чужих корявых кряжей. Иван, прапорщик-фельдшер и девять бойцов. Специальный расчет из 11 человек. Задание было несложное. Этой ночью в течение получаса застава внутренних войск, расположенная на границе двух республик, подвергалась обстрелу. До сего момента на данном участке границы происходили лишь мелкие стычки, не вызывавшие особых опасений у коменданта особого района. Однако по интенсивности ночного огневого контакта можно было предположить, что в налете участвовали как минимум полтора десятка хорошо вооруженных боевиков. Многовато для обычного ночного баловства.
Необходимо было выяснить, имеет ли место передислокация мобильного отряда, и если да – каковы его цели на данном участке, вооружение, численность и вообще… Что понимал под этим самым «вообще» начальник разведки особого района, можно было только догадываться. Но на инструктаже перед операциями это «вообще» всегда присутствовало. А ты понимай его как хочешь…
До заставы часа полтора карабкаться вдоль границы – ближе пилоты сесть отказались, сославшись на то, что десятикилометровый радиус находится в зоне возможных действий боевиков. Пешком дотопаете – рядышком тут! Разумеется, такое расстояние с неба кажется мизерным, но с летчиками не поспоришь – сказано высадить в квадрате 36-45, высадили. Попробуй, повозникай – в следующий раз вообще нарочно сядут на самом краю квадрата, по инструкции они правы, а тебе придется пилить пешедралом полдня…
– Потопали, что ли… – вяло махнул рукой Иван, двинувшись вперед.
О том, чтобы построить расчет в боевой порядок, он не позаботился – все отработано до мелочей, каждый боец знает свое место и маневр и вообще – надоело! Домой охота. В горах всегда охота домой – это симптоматично. Если неохота – значит, ты наполовину труп и становишься опасен для окружающих…
Несмотря на то что расчет передвигался по «своей» территории, Иван осторожно переставлял ноги, внимательно осматривая грунт, чтобы ненароком не напороться на противопехотную мину или вовремя заметить отсвечивающую на солнце проволоку, один конец которой примотан к колышку, а второй – к предохранительной чеке оборонительной гранаты. Всякое случается в горах. Парни из-за границы любят пакостить на чужой территории. А можно схлопотать неприятность и без них – в это время суток гюрзы, свернувшись калачиком, принимают солнечные ванны на проплешинах горной породы. Зазеваешься, наступишь на такое вот пестрое колечко – и получишь треугольной головкой под коленку. И не важно, что у фельдшера есть «Антигюрзин» – даже при самой своевременной и квалифицированной помощи обеспечена длительная дисквалификация…
Никаких рейдов, естественно, Иван проводить не собирался.
Начальнику разведки задачу поставить – раз плюнуть. Провести рейд, да желательно ночной, засечь огневые точки, определить тип и численность отряда, выяснить степень подготовки, вооружение и вообще… Ха! Вот все бросил и пошел с утра до вечера рейд проводить. Начальник разведки, конечно, парень ничего, но, если что случится, цинковый гроб в транспортировочном ящике родственникам повезет не он, а Иван – неоднократно проверено. Три раза сплюнул через левое плечо, перекрестился суеверно…
Иван собирался отдохнуть. Расслабиться, дать пацанам отоспаться. А всю необходимую информацию можно собрать, посидев на первом посту заставы. А что не видно с поста – расспросить местных пастухов. Они лучше любого разведчика осведомлены обо всем, что творится по обе стороны от границы.
Начальник заставы – свой парень, однокашник, учились на одном курсе Новосибирского училища. Если надо, поклянется своей задницей, что Иван со своими хлопцами все три ночи, отпущенные на операцию (слово-то какое громкое!), не ели, не спали, на брюхе бороздили заграницу.
В общем, Иван аккуратно переставлял ноги, медленно сокращая расстояние до заставы, и предвкушал, как они с начальником заставы будут гонять чаи в вагончике и перебирать по косточкам курсантское житье-бытье. Или покрепче чего – долина с виноградниками под боком. Скорее бы добраться, раздеться да прыгнуть в проржавевшую бочку с родниковой водой, что не успевает нагреться за день – до того она здесь холодна и прозрачна…
Когда до заставы осталось километра полтора, идущий впереди метрах в двадцати сержант Титов рявкнул: «К бою!!!» Иван не успел стряхнуть раздумчивое оцепенение, как уже лежал, плотно вжимаясь в породу, – тело, битое и ломанное не только на матах в спортзале, автоматически, независимо от сознания, делало то, что положено.
Метрах в десяти спереди лупанула тугая струя свинца, вышибая фонтанчики каменного крошева, затем еще одна, еще… Осторожно развернулся вправо, поднял голову ровно настолько, чтобы видеть пространство перед собой.
Стрельба внезапно прекратилась.
– Или оборзели вконец, или солнечный удар… – со злым недоумением пробормотал Иван. Стреляли издалека – до кустов, из которых вели огонь, было что-то около пятисот метров. Когда делают засаду, то подпускают врага на максимально короткое расстояние и обрушивают на его голову огневой шквал – до полного уничтожения. А еще – если совсем уж хорошие ребята – мины ставят направленного действия. Взрыв, крики раненых, сумятица, обязательные четыре магазина из пяти-шести стволов – и можно оружие собирать, делать контрольные выстрелы.
А тут – стреляли так, будто отпугивали. Нечего, мол, шариться где попало, убирайтесь к чертовой матери.
– Совсем оборзели, рахиты! – осуждающе прошептал Иван и негромко скомандовал:
– Перекличка!
Через три секунды отозвался последний в цепи – все целы и никто не ранен.
– Наблюдать, приготовиться! – скомандовал Иван, хотя в этом не было необходимости – все и так знают, что делать. Привычка – командир должен командовать, на то он и командир. Однако что делать с этими оборзевшими стрелками-любителями? Сидят они по склону выше, можно сказать, на господствующей высоте, и, что характерно, на своей территории, метрах в ста пятидесяти от демаркационной линии. С их позиции каждое движение бойцов Ивана просматривается прекрасно – кто встанет, запросто схлопочет пулю. Можно, разумеется, сползти вниз и таким образом выпасть из сектора обстрела… Но чтобы спецназ уползал на карачках от каких-то ублюдков? Не поймет ведь никто – бойцам потом в глаза смотреть стыдно будет. Остается ждать подмоги с заставы.
На заставе, естественно, кипеж. Вертушку видели, знают, что после ночного обстрела спецов пришлют – как всегда делается в подобных случаях. Слышимость в горах великолепная. Значит, сто процентов, что начальник заставы, услышав стрельбу на маршруте движения расчета, прыгнет на «бэтээр» и прикатит сюда.
Буквально минут через десять. Так что не будем пороть горячку и восстанавливать в деталях подвиг Матросова – черт знает, сколько их там в «зеленке» и какое у них вооружение…
Когда минут через пять вдали послышался рокот приближающегося «бэтээра», Иван мстительно улыбнулся и скомандовал:
– А ну-ка, хлопцы, по «зеленке», откуда нас обтрухали… – помедлил чуть, давая бойцам разобрать сектора. – Короткими, полмагазина – ОГОНЬ!!!
Воздух вспорол сухой перестук автоматных очередей – привычно ударило по перепонкам, оглушая на несколько секунд. Отзвучали полмагазина с нашей стороны – из «зеленки», видимо осердившись на строптивых гостей, открыли беспорядочный огонь, сразу с нескольких точек. Точки Иван считать не стал – пригнув голову, несколько секунд матерился, проверяя, нет ли песка в стволе.
Рассмотрел возникший метрах в двухстах ниже по склону надвигающийся силуэт «бэтээра», заорал:
– Сосредоточенным, пол-БК… МОЧИ!!!
Что тут началось! Бойцы Ивана, реабилитируясь за пятнадцатиминутное унижение, начали прицельно лупить по вспышкам. Это они могут. Огонь из десятка стволов по фронту, да еще прицельный – штука малоприятная для тех, кто с той стороны. Иван и сам не удержался – короткими очередями выстрочил два магазина – нате!
Сзади раздавался надрывный рокот – из седловины нехотя, сердито ворча, полз «бэтээр». Начальник заставы – Иван знал, что в экстренных ситуациях он сам сидит за пулеметами, не доверяет наводчику, – издали сориентировавшись по вспышкам в «зеленке», развернул башню и всадил веером из обоих пулеметов по позициям боевиков.
Да уж… Парень дело туго знает! Не хотел бы Иван оказаться на месте незадачливых агрессоров, решивших так неловко пугануть спецназовцев.
Очереди из тяжелых пулеметов методично и ровно прошивали пространство в пятистах метрах спереди, выкашивая кусты и кроша камни. Щелк!
Пауза – «бэтээр» ползет дальше, пулеметы молчат – наводчик меняет коробки.
Бойцы Ивана, сориентировавшись без команды, в этот момент начали строчить как заведенные. Миновав цепь спецов, железная коробка поползла дальше, вновь выплевывая свинец из двух башенных пулеметов – теперь уже более прицельно, короткими экономными очередями.
– В колонну по два – за «бэтээром»!!! – рявкнул Иван и, вскочив, бросился вперед, в несколько прыжков настигая медленно поднимающуюся по склону машину. Бойцы мгновенно пристроились за кормой, прижавшись друг к другу так, что спереди возможность поражения была практически исключена – ну разве что из «ПТУРСа» по броне саданут сверху – тогда осколками побьет. Только нету у них «ПТУРСа» – иначе давно бы уже влупили.
Добравшись до места, остановились. «Бэтээр» прекратил стрелять – ответного огня со стороны боевиков не было. Из люка выпростался чумазый однокашник Ивана, вконец обалдевший от грохота, – шлемофон, придурок, забыл в суматохе натянуть! Соскользнув к Ивану, полез обниматься и, отчаянно крича – оглох, бедолага, минимум на неделю, – нелицеприятно прошелся по адресу боевиков и членов их семей.
Разбились по секторам, сторожась, поводя стволами, пошли осматривать местность. Шестерых обнаружили почти сразу – на незначительном удалении друг от друга. Застывшие в неестественных позах, уродливо искореженные тела, мало напоминающие тела людей, даже умерших неестественной смертью.
Мясо… Иван мимоходом досадливо поморщился, рассматривая трупы, в голову пришла неуместная мысль: интересно, тот, кто придумал калибр 14,5 мм, – он представлял себе, какие следы в человечьем теле будут оставлять его пули?
Седьмой неожиданно вывалился из кустов, перевернулся на спину и захрипел, пуская кровавую пену, зажимая руками живот. Находящийся рядом сержант Титов испуганно отпрянул, резко вскинув автомат. Увидев, что раненый доходит, опустил ствол.
Угасающим взглядом боевик зацепился за сержанта и вдруг, скорчив лицо в отчаянной гримасе, поманил Титова окровавленной рукой, сунув вторую руку за пазуху.
Сержант наклонился к умирающему – может, передать что-то хочет?
– Э, Тит, а ну не лезь к нему! От этих ублюдков всего… – начал было Иван, направляясь в ту сторону, и вдруг заорал страшным голосом:
– ЛОЖИСЬ!!! ВСЕ!!! – и бросился на землю, стараясь вдавить каждый сантиметр своего тела в каменистый грунт.
Слабеющей рукой боевик вытащил из-за пазухи гранату с разогнутыми на запале усиками и, успев вырвать чеку, обессиленно выронил ребристый цилиндрик на землю.
«Ф-1». Разлет осколков – двести метров. Рвануло так, что на секунду Иван перестал соображать. Однако в следующую секунду ноги уже сами несли его туда, где лежало тело Титова. Еще не видя, что с ним произошло, командир уже знал, что сержанту ничем помочь нельзя. Поздно. Споткнувшись, Иван упал и пополз на коленях вперед, яростно матерясь, бормоча навзрыд:
– Тит, блядь ты такая!!! Какого же фуя ты к нему полез, сволота?!
Ты че это наделал, тварь такая…
Вот тут он и увидел мозг. Тот самый, который впоследствии частенько посещал его в сновидениях, каждый раз в самых разных измерениях и формах.
Осколком сержанту снесло верхнюю часть черепа – аккуратно, как бритвой срезало. А мозг остался почти цел. Теперь он поблескивал сквозь кровавую кашицу, студенисто подрагивая в такт судорогам конвульсивно дергавшегося, живого еще тела…
…Обрывая нить воспоминаний, Иван зябко передернул плечами и потряс головой. Вот привязалось!
Колеса убаюкивающе постукивали, навевая дремоту. Поезд, замедляя ход, подъезжал к первой на пути следования станции. Иван вновь знобко передернул плечами, решительно встал и пошел в тамбур, прихватив сигареты.
Проводник, явно пренебрегая мерами безопасности, высунулся из двери тамбура почти наполовину, наблюдая по ходу поезда. Обернулся на стук двери, мотнул головой в сторону приближающейся станции:
– Ремонтное! Стоянка пять минут. Если есть желание, можно кости размять…
Поезд плавно остановился возле небольшого перрона, которого хватило на три вагона, – тому, в котором ехал Иван, не досталось. Одноэтажное здание вокзала, более похожее на пивной ларек, вокруг несколько пожеванных акаций, покрытых густым слоем пыли. Несколько запыхавшихся пассажиров, прощаясь с провожающими, торопливо грузились в вагоны.
Иван, разминая суставы, немного походил возле водоразборной колонки, уже взялся было за поручни, чтобы пройти в тамбур, как вдруг услышал, что его окликнули.
Обернулся. В нескольких шагах от него стоял «дядька» – господин Бабинов собственной персоной. Стоял и пристально смотрел, буравя тяжелым взглядом. Краем глаза Иван уловил, что по перрону к ним медленно едет машина «Скорой помощи». Сердце вдруг сдавила чья-то ледяная рука, страшно стало – как никогда в жизни!
– Проводить решил… Забыл тебе кое-что сказать, «племянничек»…
Ты у нас такой впечатлительный, такой ранимый – нельзя просто так отпускать…
– медленно, нараспев проговаривая каждое слово, сладко защебетал «дядечка» – словно хотел загипнотизировать Ивана. И, надо сказать, это ему почти удалось.
Иван впал в состояние оцепенения и не двигался с места, глядя на «дядю».
– А теперь слушай внимательно, мальчик мой. Шарки – Маркс – Крюшон… – Тут Бабинов не выдержал и воровато оглянулся на «Скорую», что подъехала вплотную. Ненадолго оглянулся – на полсекунды всего. Но этого было достаточно, чтобы Иван выпал из-под контроля. Слушать далее неблагодарный «племянник» не пожелал. Зажав уши руками и не по-джентльменски лягнув ногой «дядечку» в пах, витязь спецназа шустро развернулся и бросился в вагон.
Тут, однако, перед ним возникла весьма серьезная дилемма: чтобы забраться в вагон, нужно было ухватиться за поручни – увы, не на перроне действие происходило, а рядом, на полтора метра ниже! А чтобы ухватиться за поручни, ну вот хоть убейте, просто необходимо было отпустить уши!
На мгновение воин замешкался – решал дилемму. Этого было достаточно, чтобы выскочившие из «Скорой» трое здоровяков в белых халатах, которым Бабинов что-то пронзительно крикнул, попрыгали с перрона на землю и повисли на Ивановых ногах.
Секунду повисев, воина оторвали от спасительного тамбура и, ухватив мертвыми зажимами за четыре конечности, прижали к стенке перрона, слегка придушив при этом. «Дядя» в это время, прыгая рядом на корточках и морщась от боли, вводил в курс недоумевающего проводника:
– Больной он. Эпилептик. Ну очень опасен – может буйствовать!
Сейчас я ему лекарство введу, и тогда езжайте спокойно – больше не будет, – и направился к Ивану.
– Фу ты господи! – удивленно и несколько испуганно пробормотал служитель чугунной трассы. – А с виду и не скажешь… во дела!
– Да они на вид все нормальные! – ласково пояснил Бабинов, извлекая из кармана шприц и сноровисто вводя иглу в вену на руке Ивана. – Наследие чеченской войны – что ты хочешь! Но все будет нормально – я тебе обещаю, – и начал что-то нашептывать «буйному» на ухо…
11
Пульман медленно расхаживал по кабинету, изредка бросая тяжелые взгляды на согбенную в кресле фигуру своего помощника. Бабинов имел прежалкий вид и вызывал трепетное сочувствие, но Пульман больше всего на свете желал сейчас удавить своего протеже собственными руками. Господи, вот ведь достался помощничек! Да у него на лбу написано – «НЕУДАЧНИК». И три восклицательных знака… Весь в грязи – под утро душная ночь разродилась коротким проливным дождем, – распухший от укусов комаров – он так и не сумел воспользоваться мазью, – неудавшийся организатор устранения агента был найден в шесть часов утра колхозным пастухом Федором, точнее, его собакой Цапфой.
Плохо воспитанная собака поступила скверно. Очевидно, в знак протеста против ужасного ветеринарного обслуживания в области, Цапфа успела до появления Федора со стадом в клочья изодрать штаны хирурга и несколько раз укусила за то, откуда ноги растут. В данный момент ТО сильно опухло и изрядно болело.
– Ничего, обработаем, проколем вакцину – через три дня как новый будешь, – еле сдерживаясь, успокоил помощника Пульман. – Не переживай – это я виноват…
Бабинов смотрел затравленно. Нет, ну действительно – руки у парня только под скальпель заточены, что ни поручишь, обязательно завалит!
– Убейте меня, доктор! – плаксиво протянул хирург. – Я вам обуза – все порчу… Теперь он наверняка уйдет, если уже не сделал этого… И тогда – все! Все!!! Надо же – титанический труд, столько нервов вложено – все псу под хвост! Мы обречены – через три дня сюда нагрянет отряд спецназа ЦРУ или Интерпола! Мы за это время не успеем ничего предпринять! Все!!!
Пульман мерно дышал, зажимая одну ноздрю пальцем, и смотрел в окно. Отчасти он был согласен с помощником – если Ануфриев действительно не наемник одной из коррумпированных структур, а спецагент какого-нибудь международного ведомства, последствия могут быть самыми ужасными. Однако сетовать на жестокость судьбы было не в его правилах. Он привык с ней бороться и побеждать.
– Расслабься, коллега, – подышав, успокоил он Бабинова. – Три дня… Три дня у нас есть для организации экспедиции. Забудь об этом парне – считай, его больше нет. Он не мог никуда убраться из области – это гарантированно. Я распорядился, чтобы о нем позаботились наши подконтрольные.
Его портреты розданы каждому милиционеру. При обнаружении его немедленно ликвидируют и поставят меня об этом в известность. Ты отдыхай – не думай ни о чем. А я займусь подготовкой экипировки. Кстати, каковы шансы у наших альпинистов?
– Нормальные шансы. – Бабинов перестал всхлипывать. Когда дело касалось его прерогативы, он преображался. – Я вам гарантирую, что все они могут прекрасно работать – операции прошли успешно. А что?
– Ничего, – ласково пробормотал Пульман. – Если все получится, скоро нам предстоит проверить их в деле…
Руслан гнал «Волгу» по пустынному ночному шоссе, направляясь в сторону города. Изредка мелькали огни встречных машин. По счастью, на этом участке трассы не было ни одного патруля или поста ГАИ.
Машинально насвистывая навязчивую мелодию «Таганки», агент сосредоточенно размышлял. Пока полковник не дошел до Солнечного, он в безопасности. Относительной, конечно, но все-таки… Нужно немного поспешить, чтобы все получилось, как задумал. У агента был план. План грандиозный, можно даже сказать – невероятный и полуфантастический. Но тут такой раскрут попер – чем дальше в лес, тем своя рубашка ближе к телу… Каждое звено этого плана было необычайно зыбким и выглядело весьма расплывчато даже при поверхностном рассмотрении, однако Руслан делал ставку именно на нелепость и даже абсурдность своей идеи. И еще один нюанс – у него просто не было иного выхода. Через десять – пятнадцать минут все силы правоохраны области будут подняты по тревоге, вступит в действие план «перехват», и его будет искать каждый патрульный наряд.
Плохо воспитанная собака поступила скверно. Очевидно, в знак протеста против ужасного ветеринарного обслуживания в области, Цапфа успела до появления Федора со стадом в клочья изодрать штаны хирурга и несколько раз укусила за то, откуда ноги растут. В данный момент ТО сильно опухло и изрядно болело.
– Ничего, обработаем, проколем вакцину – через три дня как новый будешь, – еле сдерживаясь, успокоил помощника Пульман. – Не переживай – это я виноват…
Бабинов смотрел затравленно. Нет, ну действительно – руки у парня только под скальпель заточены, что ни поручишь, обязательно завалит!
– Убейте меня, доктор! – плаксиво протянул хирург. – Я вам обуза – все порчу… Теперь он наверняка уйдет, если уже не сделал этого… И тогда – все! Все!!! Надо же – титанический труд, столько нервов вложено – все псу под хвост! Мы обречены – через три дня сюда нагрянет отряд спецназа ЦРУ или Интерпола! Мы за это время не успеем ничего предпринять! Все!!!
Пульман мерно дышал, зажимая одну ноздрю пальцем, и смотрел в окно. Отчасти он был согласен с помощником – если Ануфриев действительно не наемник одной из коррумпированных структур, а спецагент какого-нибудь международного ведомства, последствия могут быть самыми ужасными. Однако сетовать на жестокость судьбы было не в его правилах. Он привык с ней бороться и побеждать.
– Расслабься, коллега, – подышав, успокоил он Бабинова. – Три дня… Три дня у нас есть для организации экспедиции. Забудь об этом парне – считай, его больше нет. Он не мог никуда убраться из области – это гарантированно. Я распорядился, чтобы о нем позаботились наши подконтрольные.
Его портреты розданы каждому милиционеру. При обнаружении его немедленно ликвидируют и поставят меня об этом в известность. Ты отдыхай – не думай ни о чем. А я займусь подготовкой экипировки. Кстати, каковы шансы у наших альпинистов?
– Нормальные шансы. – Бабинов перестал всхлипывать. Когда дело касалось его прерогативы, он преображался. – Я вам гарантирую, что все они могут прекрасно работать – операции прошли успешно. А что?
– Ничего, – ласково пробормотал Пульман. – Если все получится, скоро нам предстоит проверить их в деле…
***
Руслан гнал «Волгу» по пустынному ночному шоссе, направляясь в сторону города. Изредка мелькали огни встречных машин. По счастью, на этом участке трассы не было ни одного патруля или поста ГАИ.
Машинально насвистывая навязчивую мелодию «Таганки», агент сосредоточенно размышлял. Пока полковник не дошел до Солнечного, он в безопасности. Относительной, конечно, но все-таки… Нужно немного поспешить, чтобы все получилось, как задумал. У агента был план. План грандиозный, можно даже сказать – невероятный и полуфантастический. Но тут такой раскрут попер – чем дальше в лес, тем своя рубашка ближе к телу… Каждое звено этого плана было необычайно зыбким и выглядело весьма расплывчато даже при поверхностном рассмотрении, однако Руслан делал ставку именно на нелепость и даже абсурдность своей идеи. И еще один нюанс – у него просто не было иного выхода. Через десять – пятнадцать минут все силы правоохраны области будут подняты по тревоге, вступит в действие план «перехват», и его будет искать каждый патрульный наряд.