Страница:
– Да и внешность, скажу я вам… – Сейгден чуть дернул уголком рта, что долженствовало означать улыбку. – Не имеет к любви никакого отношения. Уж если моя жена что-то во мне нашла – определенно не имеет.
И тут на заснеженной тропе показался летящий мощным галопом Белогривый, неся на спине двух всадников. Они соскочили на утоптанный снег еще прежде, чем он остановился.
Все виделось сквозь белесо-розовую муть, и с кончиков ресниц то и дело сыпался острыми порошинками кровавый иней – но Эннеари глядел, не смигнув. Он не имеет права промедлить и остаться на всю жизнь без глаза. Он должен, он просто обязан во всех подробностях разглядеть зияющую в опустелой глазнице кровавую рану. Он обязан смотреть на свое изувеченное лицо, на его отражение в зеркальной поверхности клинка… ради того, другого лица, что плывет над ним, растворяясь в рассветных облаках… ради того, чтобы на этом лице – на лице Шеррин – никогда больше не было такого неизбывного горя, никогда… я ведь слово себе давал, что никому не позволю сделать тебе больно… давал – и не сдержал его… только я тогда не понимал, даже во сне, и то не понимал… почему? Почему я не знал тогда, что ты как туман, который укрывает песню от вражеских ушей? Что ты – тетива, без которой стрела и не улетит никуда? Почему надо побывать на волосок от смерти, чтобы увидеть лицо жизни… моей жизни? Это ты – моя жизнь, Шайри… а я и не знал…
Где были мои глаза, когда они у меня были?!
Почему я видел ими только то, что ты красивая – но не видел, что ты единственная?
Зачем я так старательно морочил себе голову – и лишь теперь, когда сил не осталось уже ни на что, на ложь самому себе их тоже не хватает? Шайри, ну почему я так долго лгал себе, так старался не видеть очевидного… почему я раньше не называл тебя так – Шайри …
С той минуты, когда по заснеженному лесу перекаты эха донесли крик Лоайре, и Лерметт понял, что исторгнут он чудовищной бедой, короля охватила ярость – та странная боевая ярость, которая так сродни бесчувствию, что люди несведущие, глядя со стороны, могут иной раз и перепутать. Только памятью разума – не чувств! – он помнил, как взлетел в седло, как подхватил Илери рядом с собой на Белогривого… а недолгую бешеную скачку, высекающую из лесной дороги комья снега, даже и разумом не помнил.
А вот тот мучительный ужас, который черной волной захлестнул его по самое горло, когда он увидел Арьена на руках у эттармского оборотня, Лерметт как раз запомнил на всю оставшуюся жизнь, накрепко запомнил – но только не разумом. То, во что рассудок просто отказывается верить, зыбкие видения, невозможные картины – лицо Илмеррана с прикушенной губой… Илери на коленях рядом с Эттрейгом, ее руки… и его собственные руки, на которые эттармский волк бережно перекладывает свою ношу… и еще чьи-то руки, забирающие меч у Шеррин… все кружилось, клубилось, летело в какой-то омут… серое, как заношенный холст, лицо Лоайре… губы Алани беззвучно шевелятся… широкий нож, покидающий тело Арьена… и кровь из раны в спине… темная, почти черная кровь, заново вспенившая снег… ее так много…
– Это мертвая кровь, – глухо произнесла Илери. – Уже мертвая. Час… может, дольше. Нет смысла вливать ее обратно в жилы. Нужно освободить легкое… слишком ее много затекло под ребра… а вот теперь довольно.
Рана под ее пальцами закрылась так легко и обыденно, словно Илери стерла черточку, проведенную пальцем на песке.
– Лицо ему прикрой, – бесцветным от напряжения голосом промолвила Илери.
– Он… умирает? – только и сумел ахнуть Алани. Лерметт и того не сумел.
– Нет. – Сейгден одним быстрым движением отодрал вуаль, свисающую с головного убора замершей Шеррин, и набросил легкий шелк на правую половину лица Эннеари. – Просто если я что-то понимаю в эльфах, нам сейчас предстоит жуткое зрелище.
– Ну уж не страшнее, чем это, – встрял давешний разговорчивый всадник.
Сейгден обратил на него язвительный взгляд.
– Страшнее, сударь мой, и намного. Или тебе так хочется посмотреть, как отрастает вырванный глаз?
Изумленный выдох Шеррин прозвенел таким неслыханным счастьем, что снег так и просиял ей в ответ.
– Шайри… – тихо, но очень внятно выговорил Эннеари. Из-под теплого нарретталя показались кончики пальцев, следом узкая кисть, запястье – белое, как кость, с багровым рубцом… значит, руки Арьену тоже связали, но он успел их высвободить… а больше ничего не успел… зато помощь все-таки подоспела вовремя…
Шеррин дрожащими пальцами прикоснулась к руке Арьена.
– Шайри… – прежним слабым, но отчетливым голосом произнес Эннеари. – Сними свой жуткий подойник… пожалуйста…
Никто не ожидал, что первые слова ожившего Эннеари будут именно такими. С миром определенно творилось нечто странное… но разве после судорог кровавого безумия мир может вести себя иначе, как странно? Никто не может. Подойник – значит, подойник… ничего особенного… и если его просят снять, именно так и следует поступить.
Свободной рукой Шеррин сдернула с головы свой стоячий чепец – и водопад иссиня-черных волос выплеснулся на плечи, заструился по спине…
– Никогда больше… не покрывай волосы, – вымолвил Эннеари. – Пускай мне все медведи завидуют.
– К… какие мед… веди? – тревожно и растерянно осведомилась Шеррин.
– Лесные, – торжествующим шепотом сообщил Эннеари и слабо усмехнулся уголком рта. – Пусть им будет завидно, ладно?
Лоайре прикрыл рот обеими ладонями. Шеррин опрометчивой глупости всадника не расслышала – не до того ей было – а вот Арьен, оказывается, слышал все… и худшего возмездия, чем это мгновение стыда, для безмозглого болтуна придумать невозможно. Вперед наука. Авось научится думать прежде, чем говорить.
Эттрейг между тем не собирался терять времени даром. Грудь его ходила ходуном, словно после поединка – еще бы, ему и минуты отдыха после оборота не выдалось! – но рассиживаться на снегу, когда другие заняты делом… нет, это вы кому-нибудь другому предложите. Пока Илери вливала силу и жизнь в тело брата, эттармец нашел себе занятие попроще – но оттого не менее нужное.
Эттрейг взялся за петлю, все еще стягивающую ноги Эннеари. Узел не поддавался. После нескольких минут возни Эттерейг взялся за нож – но и от клинка оказалось мало толку. Разрезанная веревка сплеталась вновь, едва из-под лезвия. Клочья ее липли к телу Арьена, словно его собственная кожа.
– Погоди! – Да, Алани тоже до самых печенок пробрало – разве вздумал бы иначе вышколенный паж обратиться к его иноземному высочеству Эттрейгу на «ты»!
Высочеству, впрочем, было в высшей степени безразлично, как его именуют. Эттрейг беспрекословно посторонился, давая место юному магу рядом с собой. Алани коснулся пальцем вороненого клинка, и тот послушно вспыхнул темно-синим огнем.
– Вот теперь режь, – сказал Алани. – А обрезки этой пакости дай мне, я сожгу. Иначе нам от нее вовек не избавиться.
Из промерзших заснеженных веток развести костер непросто – но Алани и не стал этого делать. Обрезки пут горели в его ладонях куда лучше, чем в огне обычном. Какая уж там математика, пусть даже и прикладная! Молодец мальчик, подумалось мимолетно Илмеррану – а за этой вполне привычной мыслью непрошенно явилась другая: и почему я зову его – их всех – мальчиками? Почему не могу, ну никак не могу привыкнуть, что они уже давно взрослые? И Алани – вон какой мастер вырос… и Лерметт – уже почетный доктор Арамейля, а все у меня в мальчиках ходит… и Арьен – чтобы посреди такого кошмара да не растеряться… выросли мои ученики… давно уже выросли – а я и не заметил за невременьем…
Лерметт глаз не мог отвести от алого шелка, наполовину скрывшего лицо Арьена – потому и не заметил, как Аркье, Лэккеан и Ниест приблизились в к нему вплотную, ведя коней в поводу.
– Там… Джеланн, – хмуро сообщил Ниест, не подымая головы. – Мертвая.
– Тоже? – ужаснулась Шеррин.
Лерметт только усмехнулся краешком губ. Он-то полагал, что более солнечной наивности, чем та, что проистекала из безграничной доброты Лэккеана, и быть на свете не может… и ошибался, да как! Лэккеан, если судить по непривычно жесткой линии скул, как раз преотлично понял, что к чему.
– Не «тоже», – помотал головой Аркье. – Уж не знаю, за что сообщник с ней разделался… но именно сообщник. И никак иначе.
– П… почему? – потрясенно вымолвила Шеррин.
Лоайре только вздохнул молча. Легко ли поверить, что к зверству, которое и в рассудке-то не умещается, приложил руку кто-то из своих… кто-то, кому еще вчера вы все улыбались в ответ… с кем вместе шутили, смеялись, трапезу делили… и ничего не заподозрили, не предвидели, не догадались!
– Здесь кто-то слишком хорошо знал, как убивать эльфов, – мрачно пояснил он. – Мучительно – и наверняка. Один только нож в спину чего стоит!
– Не иначе, эту мразь кто-то спугнул, – отозвалась Илери – в первый раз с той минуты, как велела прикрыть Арьену лицо. – Просто чудо, что один глаз уцелел.
– А он и не уцелел, – бездумно молвил Арьен.
– Но… как?… – вырвалось у Лерметта.
– Лериме. – Да, голос Эннеари сделался ощутимо тверже и крепче. – Когда бы не ты, быть мне слепым на всю жизнь.
– Но меня же здесь не было… – растерянно выговорил Лерметт.
– Зато ты был на перевале, – напомнил Эннеари. – Помнишь – «ноги себе ломать, чтобы из-под камня выбраться»? Я так и сделал. Не сразу в ни-керуи нырнул, а… – эльф судорожно сглотнул. – Он как раз с левого глаза начал… а правый еще цел был… глаза врага – тоже зеркало… во всяком случае, другого у меня не было.
Илери не сказала ни слова. Только пальцы правой, свободной ее руки легли на запястье Лерметта и сжали его крепко-крепко.
– Кто это был? – осведомился Лерметт безжизненным ровным голосом.
Ответить Эннеари не успел. Глазастый Лэккеан углядел на снегу темный комочек, бывший не сгустком крови, а чем-то иным, наклонился и поднял его.
– Кто бы он ни был, а наставляла его Джеланн, – спертым от ненависти голосом произнес Лэккеан. – Вы только посмотрите…
На его ладони лежала такая безобидная с виду вещица – несколько отполированных деревяшек и гроздь «тигровых глаз», свисающая с разорванного кожаного шнурка. Шнурок был темным от крови… так вот чем Арьену руки связали! И… вот как удалось заставить его выйти среди ночи – босого, полуодетого, почти бессознательного… вот что вспоминал и так и не смог вспомнить Лоайре! Вот за чем Арьен бежал быстрее предела возможного – не мог не бежать…
– Это же еще додуматься надо до такого издевательства – связать руки этим ! – с отвращением выговорил Ниест. – Ко всему еще и предельное оскорбление.
– Тут Джеланн просчиталась, – заметил педантичный Аркье. – Ни один человек не знает, что такое ларе-и-т'аэ.
– Я знаю, – отрезал Лерметт.
– Значит… на тебя и должны были подумать? – изумился Лоайре. – Чушь какая! Никому бы и в голову не пришло…
– За чужую голову не ручайся, – хмуро отмолвил Эттрейг. – Головы, они разные бывают. Мы бы не подумали, Эвелль тоже, за Аккарфа не скажу – а вот, к примеру, Иргитер…
– А Иргитер так и так крик бы поднял. – Эннеари уже не лежал, откинувшись на руки Лерметта, а полусидел, опираясь на локоть. – Чтобы подозрения отвести. Это ведь был Териан.
– Кто? – нахмурясь, переспросил Сейгден.
– Мерзавец один из его своры, – презрительно напомнил Эннеари. – Тот красавчик, которого я с крысой сравнил. Вот он и решил сквитаться… хотя не только. Не верю, чтобы Иргитер о таком ничего и ведать не ведал. Конечно, Териан не в своем уме, а безумцам закон не писан… да и не все я помню, о чем он тут бормотал… но он хоть и сумасшедший, а все же придворный.
– Разберемся, – кратко посулил Лерметт.
– Почему только вы? – возмутился Эннеари. – Я тоже.
– Лежа в постели? – приподнял бровь оборотень.
– Нет, – усмехнулся Эннеари. – Я уже почти в порядке, голова только кружится – но сесть в седло я смогу. А когда вернемся, мне только умыться останется. Это закрытые раны заживают долго, а открытые… чем тяжелее рана, тем быстрее она исцеляется.
– Год назад ты так не умел, – задумчиво произнес Лерметт.
Илери сердито фыркнула.
– Именно, – хмыкнул Арьен. – Думаешь, когда моя дражайшая сестра узнала, что я едва без ног не остался, она мне хоть минуту покоя дала? Да меня Илмерран, и тот никогда так не тиранил!
Упомянутый гном воззрился на бывшую ученицу с потрясенным уважением. Заставить непоседу Арьена не только учить урок, но и выучить его… на такой подвиг ни один гном не способен!
– Конечно, таким целителем, как она, мне не бывать, – продолжал между тем Эннеари, – но продержаться на первое время, а потом помочь целителю – сколько угодно. Я действительно могу ехать. И если мы хотим в этом деле разобраться, лучше на потом не откладывать. Правда, его риэрнское величество не из ранних пташек, до полудня его даже показательной казнью не выманишь, но лучше поторопиться. Очень уж интересно, что они с Терианом на два голоса споют, когда увидят меня целым и невредимым.
Лерметт перевел взгляд на Илери. Она ответила ему утвердительным кивком.
– Держи. – Лэккеан неловко сунул Арьену в руку разорванное ожерелье. Сама мысль том, что он держит чужое ларе-и-т'аэ, приводила его в немыслимое напряжение, и он явно не чаял, как избавиться от ожерелья – а разговор, как назло, свернул в другую сторону.
Эннеари на мгновение стиснул в ладони окровавленный трофей. Вот она, горстка камней и деревяшек, за которой он пришел под нож и петлю… то, что его тело еще вчера считало частью себя…
Ладонь его разжалась, и ожерелье упало на снег.
– Не нужно, – усмехнулся Эннеари. – Разве что на память.
– Но… – задохнулся Лэккеан. – Это… это ведь твое ларе-и-т'аэ…
– Нет, – коротко ответил Эннеари.
– Нет?! – остолбенел Лэккеан.
– Нет, – хором откликнулись Илери и Лерметт и невольно улыбнулись нечаянному совпадению.
Эннеари сжал прохладные пальцы Шеррин чуть сильнее и обернулся к ней.
– Вот ларе-и-т'аэ, – сказал он тихо и так просто, что не поверить ему было нельзя. – Верно, Лериме?
Оба Лериме – и Лерметт, и Илери – согласно кивнули. Так согласно, словно представляли собой единое целое и слитный разум.
– А что это такое – ларе-и-т'аэ? – полюбопытствовал Эттрейг – вместо Шеррин, окончательно потерявшей дар речи.
– То, без чего нельзя жить, – неуклюже ответил Ниест.
– Так что имей в виду, Шайри – если ты при первой же возможности не повиснешь у меня на шее взамен этого шнурка с камешками, жизни мне не будет, – улыбнулся Эннеари.
Слова его могли показаться шутливыми и даже ехидными – но в голосе звенела такая неистовая, такая беззащитная, такая искренняя нежность, словно кроме них двоих с Шеррин на всем белом свете сейчас не было никого.
– Только эльф может улыбаться так обольстительно, когда у него вся морда в крови, – пробурчал себе в бороду Илмерран. – Арьен, ты неисправим.
У него за спиной раздался внезапно приглушенный снегом стук копыт, и гном обернулся.
Исцеленная Илери соловая кобылка, забытая впопыхах на лесной дороге, решила отыскать наездницу. Она шла, бойко перебирая стройными ногами и помахивая хвостом, и никак не могла взять в толк – почему при ее появлении все сначала подскочили на месте, словно это и не она, а чудище какое, а потом сразу столь же необъяснимо успокоились. Ну, да у этих двуногих вечно в голове какие-то странности.
Глава 14
И тут на заснеженной тропе показался летящий мощным галопом Белогривый, неся на спине двух всадников. Они соскочили на утоптанный снег еще прежде, чем он остановился.
Все виделось сквозь белесо-розовую муть, и с кончиков ресниц то и дело сыпался острыми порошинками кровавый иней – но Эннеари глядел, не смигнув. Он не имеет права промедлить и остаться на всю жизнь без глаза. Он должен, он просто обязан во всех подробностях разглядеть зияющую в опустелой глазнице кровавую рану. Он обязан смотреть на свое изувеченное лицо, на его отражение в зеркальной поверхности клинка… ради того, другого лица, что плывет над ним, растворяясь в рассветных облаках… ради того, чтобы на этом лице – на лице Шеррин – никогда больше не было такого неизбывного горя, никогда… я ведь слово себе давал, что никому не позволю сделать тебе больно… давал – и не сдержал его… только я тогда не понимал, даже во сне, и то не понимал… почему? Почему я не знал тогда, что ты как туман, который укрывает песню от вражеских ушей? Что ты – тетива, без которой стрела и не улетит никуда? Почему надо побывать на волосок от смерти, чтобы увидеть лицо жизни… моей жизни? Это ты – моя жизнь, Шайри… а я и не знал…
Где были мои глаза, когда они у меня были?!
Почему я видел ими только то, что ты красивая – но не видел, что ты единственная?
Зачем я так старательно морочил себе голову – и лишь теперь, когда сил не осталось уже ни на что, на ложь самому себе их тоже не хватает? Шайри, ну почему я так долго лгал себе, так старался не видеть очевидного… почему я раньше не называл тебя так – Шайри …
С той минуты, когда по заснеженному лесу перекаты эха донесли крик Лоайре, и Лерметт понял, что исторгнут он чудовищной бедой, короля охватила ярость – та странная боевая ярость, которая так сродни бесчувствию, что люди несведущие, глядя со стороны, могут иной раз и перепутать. Только памятью разума – не чувств! – он помнил, как взлетел в седло, как подхватил Илери рядом с собой на Белогривого… а недолгую бешеную скачку, высекающую из лесной дороги комья снега, даже и разумом не помнил.
А вот тот мучительный ужас, который черной волной захлестнул его по самое горло, когда он увидел Арьена на руках у эттармского оборотня, Лерметт как раз запомнил на всю оставшуюся жизнь, накрепко запомнил – но только не разумом. То, во что рассудок просто отказывается верить, зыбкие видения, невозможные картины – лицо Илмеррана с прикушенной губой… Илери на коленях рядом с Эттрейгом, ее руки… и его собственные руки, на которые эттармский волк бережно перекладывает свою ношу… и еще чьи-то руки, забирающие меч у Шеррин… все кружилось, клубилось, летело в какой-то омут… серое, как заношенный холст, лицо Лоайре… губы Алани беззвучно шевелятся… широкий нож, покидающий тело Арьена… и кровь из раны в спине… темная, почти черная кровь, заново вспенившая снег… ее так много…
– Это мертвая кровь, – глухо произнесла Илери. – Уже мертвая. Час… может, дольше. Нет смысла вливать ее обратно в жилы. Нужно освободить легкое… слишком ее много затекло под ребра… а вот теперь довольно.
Рана под ее пальцами закрылась так легко и обыденно, словно Илери стерла черточку, проведенную пальцем на песке.
– Лицо ему прикрой, – бесцветным от напряжения голосом промолвила Илери.
– Он… умирает? – только и сумел ахнуть Алани. Лерметт и того не сумел.
– Нет. – Сейгден одним быстрым движением отодрал вуаль, свисающую с головного убора замершей Шеррин, и набросил легкий шелк на правую половину лица Эннеари. – Просто если я что-то понимаю в эльфах, нам сейчас предстоит жуткое зрелище.
– Ну уж не страшнее, чем это, – встрял давешний разговорчивый всадник.
Сейгден обратил на него язвительный взгляд.
– Страшнее, сударь мой, и намного. Или тебе так хочется посмотреть, как отрастает вырванный глаз?
Изумленный выдох Шеррин прозвенел таким неслыханным счастьем, что снег так и просиял ей в ответ.
– Шайри… – тихо, но очень внятно выговорил Эннеари. Из-под теплого нарретталя показались кончики пальцев, следом узкая кисть, запястье – белое, как кость, с багровым рубцом… значит, руки Арьену тоже связали, но он успел их высвободить… а больше ничего не успел… зато помощь все-таки подоспела вовремя…
Шеррин дрожащими пальцами прикоснулась к руке Арьена.
– Шайри… – прежним слабым, но отчетливым голосом произнес Эннеари. – Сними свой жуткий подойник… пожалуйста…
Никто не ожидал, что первые слова ожившего Эннеари будут именно такими. С миром определенно творилось нечто странное… но разве после судорог кровавого безумия мир может вести себя иначе, как странно? Никто не может. Подойник – значит, подойник… ничего особенного… и если его просят снять, именно так и следует поступить.
Свободной рукой Шеррин сдернула с головы свой стоячий чепец – и водопад иссиня-черных волос выплеснулся на плечи, заструился по спине…
– Никогда больше… не покрывай волосы, – вымолвил Эннеари. – Пускай мне все медведи завидуют.
– К… какие мед… веди? – тревожно и растерянно осведомилась Шеррин.
– Лесные, – торжествующим шепотом сообщил Эннеари и слабо усмехнулся уголком рта. – Пусть им будет завидно, ладно?
Лоайре прикрыл рот обеими ладонями. Шеррин опрометчивой глупости всадника не расслышала – не до того ей было – а вот Арьен, оказывается, слышал все… и худшего возмездия, чем это мгновение стыда, для безмозглого болтуна придумать невозможно. Вперед наука. Авось научится думать прежде, чем говорить.
Эттрейг между тем не собирался терять времени даром. Грудь его ходила ходуном, словно после поединка – еще бы, ему и минуты отдыха после оборота не выдалось! – но рассиживаться на снегу, когда другие заняты делом… нет, это вы кому-нибудь другому предложите. Пока Илери вливала силу и жизнь в тело брата, эттармец нашел себе занятие попроще – но оттого не менее нужное.
Эттрейг взялся за петлю, все еще стягивающую ноги Эннеари. Узел не поддавался. После нескольких минут возни Эттерейг взялся за нож – но и от клинка оказалось мало толку. Разрезанная веревка сплеталась вновь, едва из-под лезвия. Клочья ее липли к телу Арьена, словно его собственная кожа.
– Погоди! – Да, Алани тоже до самых печенок пробрало – разве вздумал бы иначе вышколенный паж обратиться к его иноземному высочеству Эттрейгу на «ты»!
Высочеству, впрочем, было в высшей степени безразлично, как его именуют. Эттрейг беспрекословно посторонился, давая место юному магу рядом с собой. Алани коснулся пальцем вороненого клинка, и тот послушно вспыхнул темно-синим огнем.
– Вот теперь режь, – сказал Алани. – А обрезки этой пакости дай мне, я сожгу. Иначе нам от нее вовек не избавиться.
Из промерзших заснеженных веток развести костер непросто – но Алани и не стал этого делать. Обрезки пут горели в его ладонях куда лучше, чем в огне обычном. Какая уж там математика, пусть даже и прикладная! Молодец мальчик, подумалось мимолетно Илмеррану – а за этой вполне привычной мыслью непрошенно явилась другая: и почему я зову его – их всех – мальчиками? Почему не могу, ну никак не могу привыкнуть, что они уже давно взрослые? И Алани – вон какой мастер вырос… и Лерметт – уже почетный доктор Арамейля, а все у меня в мальчиках ходит… и Арьен – чтобы посреди такого кошмара да не растеряться… выросли мои ученики… давно уже выросли – а я и не заметил за невременьем…
Лерметт глаз не мог отвести от алого шелка, наполовину скрывшего лицо Арьена – потому и не заметил, как Аркье, Лэккеан и Ниест приблизились в к нему вплотную, ведя коней в поводу.
– Там… Джеланн, – хмуро сообщил Ниест, не подымая головы. – Мертвая.
– Тоже? – ужаснулась Шеррин.
Лерметт только усмехнулся краешком губ. Он-то полагал, что более солнечной наивности, чем та, что проистекала из безграничной доброты Лэккеана, и быть на свете не может… и ошибался, да как! Лэккеан, если судить по непривычно жесткой линии скул, как раз преотлично понял, что к чему.
– Не «тоже», – помотал головой Аркье. – Уж не знаю, за что сообщник с ней разделался… но именно сообщник. И никак иначе.
– П… почему? – потрясенно вымолвила Шеррин.
Лоайре только вздохнул молча. Легко ли поверить, что к зверству, которое и в рассудке-то не умещается, приложил руку кто-то из своих… кто-то, кому еще вчера вы все улыбались в ответ… с кем вместе шутили, смеялись, трапезу делили… и ничего не заподозрили, не предвидели, не догадались!
– Здесь кто-то слишком хорошо знал, как убивать эльфов, – мрачно пояснил он. – Мучительно – и наверняка. Один только нож в спину чего стоит!
– Не иначе, эту мразь кто-то спугнул, – отозвалась Илери – в первый раз с той минуты, как велела прикрыть Арьену лицо. – Просто чудо, что один глаз уцелел.
– А он и не уцелел, – бездумно молвил Арьен.
– Но… как?… – вырвалось у Лерметта.
– Лериме. – Да, голос Эннеари сделался ощутимо тверже и крепче. – Когда бы не ты, быть мне слепым на всю жизнь.
– Но меня же здесь не было… – растерянно выговорил Лерметт.
– Зато ты был на перевале, – напомнил Эннеари. – Помнишь – «ноги себе ломать, чтобы из-под камня выбраться»? Я так и сделал. Не сразу в ни-керуи нырнул, а… – эльф судорожно сглотнул. – Он как раз с левого глаза начал… а правый еще цел был… глаза врага – тоже зеркало… во всяком случае, другого у меня не было.
Илери не сказала ни слова. Только пальцы правой, свободной ее руки легли на запястье Лерметта и сжали его крепко-крепко.
– Кто это был? – осведомился Лерметт безжизненным ровным голосом.
Ответить Эннеари не успел. Глазастый Лэккеан углядел на снегу темный комочек, бывший не сгустком крови, а чем-то иным, наклонился и поднял его.
– Кто бы он ни был, а наставляла его Джеланн, – спертым от ненависти голосом произнес Лэккеан. – Вы только посмотрите…
На его ладони лежала такая безобидная с виду вещица – несколько отполированных деревяшек и гроздь «тигровых глаз», свисающая с разорванного кожаного шнурка. Шнурок был темным от крови… так вот чем Арьену руки связали! И… вот как удалось заставить его выйти среди ночи – босого, полуодетого, почти бессознательного… вот что вспоминал и так и не смог вспомнить Лоайре! Вот за чем Арьен бежал быстрее предела возможного – не мог не бежать…
– Это же еще додуматься надо до такого издевательства – связать руки этим ! – с отвращением выговорил Ниест. – Ко всему еще и предельное оскорбление.
– Тут Джеланн просчиталась, – заметил педантичный Аркье. – Ни один человек не знает, что такое ларе-и-т'аэ.
– Я знаю, – отрезал Лерметт.
– Значит… на тебя и должны были подумать? – изумился Лоайре. – Чушь какая! Никому бы и в голову не пришло…
– За чужую голову не ручайся, – хмуро отмолвил Эттрейг. – Головы, они разные бывают. Мы бы не подумали, Эвелль тоже, за Аккарфа не скажу – а вот, к примеру, Иргитер…
– А Иргитер так и так крик бы поднял. – Эннеари уже не лежал, откинувшись на руки Лерметта, а полусидел, опираясь на локоть. – Чтобы подозрения отвести. Это ведь был Териан.
– Кто? – нахмурясь, переспросил Сейгден.
– Мерзавец один из его своры, – презрительно напомнил Эннеари. – Тот красавчик, которого я с крысой сравнил. Вот он и решил сквитаться… хотя не только. Не верю, чтобы Иргитер о таком ничего и ведать не ведал. Конечно, Териан не в своем уме, а безумцам закон не писан… да и не все я помню, о чем он тут бормотал… но он хоть и сумасшедший, а все же придворный.
– Разберемся, – кратко посулил Лерметт.
– Почему только вы? – возмутился Эннеари. – Я тоже.
– Лежа в постели? – приподнял бровь оборотень.
– Нет, – усмехнулся Эннеари. – Я уже почти в порядке, голова только кружится – но сесть в седло я смогу. А когда вернемся, мне только умыться останется. Это закрытые раны заживают долго, а открытые… чем тяжелее рана, тем быстрее она исцеляется.
– Год назад ты так не умел, – задумчиво произнес Лерметт.
Илери сердито фыркнула.
– Именно, – хмыкнул Арьен. – Думаешь, когда моя дражайшая сестра узнала, что я едва без ног не остался, она мне хоть минуту покоя дала? Да меня Илмерран, и тот никогда так не тиранил!
Упомянутый гном воззрился на бывшую ученицу с потрясенным уважением. Заставить непоседу Арьена не только учить урок, но и выучить его… на такой подвиг ни один гном не способен!
– Конечно, таким целителем, как она, мне не бывать, – продолжал между тем Эннеари, – но продержаться на первое время, а потом помочь целителю – сколько угодно. Я действительно могу ехать. И если мы хотим в этом деле разобраться, лучше на потом не откладывать. Правда, его риэрнское величество не из ранних пташек, до полудня его даже показательной казнью не выманишь, но лучше поторопиться. Очень уж интересно, что они с Терианом на два голоса споют, когда увидят меня целым и невредимым.
Лерметт перевел взгляд на Илери. Она ответила ему утвердительным кивком.
– Держи. – Лэккеан неловко сунул Арьену в руку разорванное ожерелье. Сама мысль том, что он держит чужое ларе-и-т'аэ, приводила его в немыслимое напряжение, и он явно не чаял, как избавиться от ожерелья – а разговор, как назло, свернул в другую сторону.
Эннеари на мгновение стиснул в ладони окровавленный трофей. Вот она, горстка камней и деревяшек, за которой он пришел под нож и петлю… то, что его тело еще вчера считало частью себя…
Ладонь его разжалась, и ожерелье упало на снег.
– Не нужно, – усмехнулся Эннеари. – Разве что на память.
– Но… – задохнулся Лэккеан. – Это… это ведь твое ларе-и-т'аэ…
– Нет, – коротко ответил Эннеари.
– Нет?! – остолбенел Лэккеан.
– Нет, – хором откликнулись Илери и Лерметт и невольно улыбнулись нечаянному совпадению.
Эннеари сжал прохладные пальцы Шеррин чуть сильнее и обернулся к ней.
– Вот ларе-и-т'аэ, – сказал он тихо и так просто, что не поверить ему было нельзя. – Верно, Лериме?
Оба Лериме – и Лерметт, и Илери – согласно кивнули. Так согласно, словно представляли собой единое целое и слитный разум.
– А что это такое – ларе-и-т'аэ? – полюбопытствовал Эттрейг – вместо Шеррин, окончательно потерявшей дар речи.
– То, без чего нельзя жить, – неуклюже ответил Ниест.
– Так что имей в виду, Шайри – если ты при первой же возможности не повиснешь у меня на шее взамен этого шнурка с камешками, жизни мне не будет, – улыбнулся Эннеари.
Слова его могли показаться шутливыми и даже ехидными – но в голосе звенела такая неистовая, такая беззащитная, такая искренняя нежность, словно кроме них двоих с Шеррин на всем белом свете сейчас не было никого.
– Только эльф может улыбаться так обольстительно, когда у него вся морда в крови, – пробурчал себе в бороду Илмерран. – Арьен, ты неисправим.
У него за спиной раздался внезапно приглушенный снегом стук копыт, и гном обернулся.
Исцеленная Илери соловая кобылка, забытая впопыхах на лесной дороге, решила отыскать наездницу. Она шла, бойко перебирая стройными ногами и помахивая хвостом, и никак не могла взять в толк – почему при ее появлении все сначала подскочили на месте, словно это и не она, а чудище какое, а потом сразу столь же необъяснимо успокоились. Ну, да у этих двуногих вечно в голове какие-то странности.
Глава 14
Залетная птица
– Н-ну-у… не знаю, – с сомнением протянул Сейгден. – И так уже сколько времени потеряли.
– Время у нас покуда есть, – заметил Эттрейг. – Но в обрез.
– Как будто еще несколько минут что-то изменят! – яростно возразил Эннеари.
Каждого из этих людей, а уж Лерметта тем более, он бы поодиночке уговорил. Но всякий раз, когда ему приходилось убеждать в чем-то не одного, а сразу нескольких людей, Эннеари неизменно терялся. До сих пор, несмотря ни на что – терялся. Будь другие эльфы рядом, возможно, он нашел бы, что сказать – но Илмерран самым непререкаемым образом отправил и четверку друзей и Илери по каким-то неотложным делам. Объяснять, куда и зачем он их разослал, гном не удосужился, да и спрашивать было некогда.
– Почему ты так настаиваешь? – удивился Лерметт.
– Да я просто не могу дозволить, чтобы Шайри вошла к Иргитеру в таком виде! – возмутился Эннеари.
– А чем тебе такой вид плох? – поинтересовался Лерметт.
Вид, и в самом деле, не шел ни в какое сравнение с прежним. Вернуть изуродованные брови и ресницы в их обычное естество для Илери труда не составило – да и что это для эльфийской целительницы? Ведь не рана, в конце концов. А если глянуть, что за кудри скрывались под натянутым на самый лоб стоячим чепцом… нет, все-таки надо быть эльфом, чтобы под таким маскарадом углядеть эту своеобразную, ни на что не похожую красоту.
– Да тем, что стоит Шайри появиться в этом платье, и весь наш план рухнет! – упрямо заявил Эннеари. – Никакого ошеломления не получится.
– Знаешь, – благоговейно выдохнул Лерметт, – я впервые в жизни вижу, как ты врешь. Да еще так нагло.
Эннеари зарделся до корней волос.
– Да, вру! – взорвался он. – Лериме, как ты не понимаешь? Это крысомордие посмело напугать женщину. Мою женщину! Напугать до такого вот унижения! – Арьен гневным взмахом кисти указал на красное с розовым платье Шеррин. – И я, по-твоему, допущу, чтобы она показалась этому мерзавцу в наряде своего страха и унижения?!
– А теперь не врешь, – очень серьезно кивнул Лерметт.
– Я не понимаю, о чем вы спорите, – робко вмешалась Шеррин. – У меня же все равно других нарядов нет.
– Зато у меня есть! – рявкнул Эннеари.
Лерметт вытаращил глаза.
– Я с собой четыре нарретталя приволок, и все разные, – чуть остывая, произнес Арьен. – Ну… как посол… если какой-нибудь пир или там прием…. в общем, если важная церемония, и надо одеться на человеческий манер, дабы почтить… тьфу! Лерметт, да не смотри на меня так! Сам ведь знаешь – послам каких только глупостей делать не приходится… так я на всякий случай.
Лерметт снова пресерьезнейшим образом кивнул, но губы его дрогнули.
– Нарретталь, он ведь и мужчинам, и женщинам годится, – продолжал Эннеари. – Широко особенно не будет, мы, эльфы, и вообще народ не широкий. А что длинно, так это вмиг подрезать можно. Нарретталь ведь можно сколько угодно подрезать, это не платье.
Он снова, не сдержавшись, метнул взгляд на злополучное платье Шеррин – такой обвиняющий, словно оно само было повинно в своем выдающемся безобразии.
– Воротник, правда, совершенно мужской, но даже и так будет лучше. Все лучше, чем это… эта… взбесившаяся клумба! Шайри, ну я тебя очень прошу…
– И не проси, – хмыкнул Сейгден. – Какая женщина от нового наряда откажется? У вас десять минут, ваше высочество.
– Я успею, – пообещала Шеррин и исчезла за дверью комнаты Эннеари.
Управилась Шеррин гораздо быстрее, чем за десять минут. Принцессы из захолустных королевств, не обремененные избытком фрейлин, привычны одеваться сами – и быстро. Когда Шеррин, преображенная почти до неузнаваемости, появилась на пороге, ахнул даже Илмерран.
– Да, – веско сказал Сейгден. – Это просто слов нет. Если Иргитера это не ошеломит… ну, тогда он и не человек вовсе.
Говорят, к черным волосам идет красное. Может, кому и идет, но только не Шеррин. Ее красно-розовое платье смотрелось на ней нелепо не только из-за неверных пропорций. А вот зеленый с золотом нарретталь подходил ей необыкновенно. Может, все дело в ее глазах – ясных глазах цвета зеленоватого орехового меда, осененных громадными темными ресницами? Зеленые глаза, непокрытые черные волосы, стройное тело… как же она все-таки хороша в длинном легком нарреттале! Вот только воротник его – короткий прямой воротник стойкой – вне всяких сомнений, мужской… но Шеррин идет и это! Даже больше идет, чем большой кружевной воротник по последней женской моде. Похоже, отрешенно подумал Лерметт, не позднее чем завтра в Найлиссе вспыхнет новая мода. А что рубашка Арьена, надетая под нарретталь, принцессе велика, так это ей даже к лицу, хоть и смотрится необычно.
– Подумаешь, – фыркнул Эттрейг. – Я вот тоже не вполне человек, но я ошеломлен.
– Значит, самая пора идти, – подытожил Илмерран.
По дороге к Мозаичному Коридору, где расположился Иргитер со своей свитой, им не попался почти никто. Все-таки час был еще довольно ранний, да и гном выбирал самые малолюдные из дворцовых переходов. Ему ли их не знать! Арьену вспомнилось, как он вдвоем с Алани точно так же тайком шел в кабинет Илмеррана… сдается, паж просто позаимствовал у гнома план дворцовых лабиринтов. Самому Илмеррану ни планы, ни карты не были нужны.
– Надеюсь, мы не опоздали, – вздохнул на ходу Алани, словно бы отзываясь на случайную мысль Эннеари. Хотя… а кто сказал, что «словно»? С магами никогда нельзя знать наверняка.
– Нет, – успокоил его Эттрейг. – Териан только-только из своих комнат вышел.
– Ты уверен? – с неподдельным удивлением спросил Лерметт.
– Лериме, никогда не сомневайся в волчьем носе, – улыбнулся Арьен.
– Даже как-то обидно, – усмехнулся Эттрейг. – Это вам нос ничего не говорит. А мой мне все расскажет.
– И что твой нос рассказывает про Териана? – полюбопытствовал Эннеари.
– Что выехал он из города не через Лесные Ворота, – невозмутимо ответил Эттрейг. – Духу его там не было. Может, затем, чтобы после не припомнили, что он ездил через них, когда убийство совершилось. Может, он даже и не один раз вот так ночью выезжал через те, другие ворота… как бы проветриться… чтобы потом подозрений не возникло. Но этого я знать не могу. Он выехал через Речные ворота – в объезд. Прибыл первым. Ждал. Потом подъехала эта… Джеланн. Они стояли и говорили. Потом он ее убил. Быстро, внезапно. Неожиданно для нее. Смертью ее там пахнет, а страхом – нет. Она не успела испугаться. Даже почувствовать не успела.
Эннеари сглотнул, с трудом подавляя внезапную дурноту. Сама даже мысль о Джеланн внушала ему ужас и отвращение – не потому, что это его она послала на смерть, а потому, что она и вообще это сделала. Создание, которое могло так поступить, не женщина… это неведомое чудовище в облике женщины… это ведь только облик, оболочка… он еще привыкнет к этому соображению… непременно привыкнет…
– Потом Териан оттащил тело, – продолжал оборотень. – Не знаю, зачем. Может, чтобы тебя не насторожить… он ведь не знал, что ты не свернешь, даже если под этой веткой будет гора трупов.
– Знал, – хрипло возразил Эннеари. – Наверняка знал. Просто поверить не мог.
– Он ждал, – кивнул Эттрейг. – Потом ты пришел. Он думал, что убил тебя. Взял обоих коней, своего и Джеланн. Вернулся в город. Опять не Лесными воротами. Значит, долго ехал, в объезд… а потом еще и через пол-Найлисса добирался. Он и вернулся-то совсем незадолго до нас. Пошел прямо к себе. Кровь смыть, в себя прийти… он от крови пьяный совсем. Такой пьяный, что едва соображает. Пока он очнулся… мы могли и не торопиться так. Он только что вышел.
– А куда направился? – завороженно спросил Алани. – К Иргитеру?
Эттрейг вновь блеснул зубами в усмешке.
– Вот именно, – ответил он. – Так что мы прибудем в самую пору.
Возле входа в Мозаичный Коридор Алани предупреждающе поднял руку, и все послушно остановились. На выражение лица Илмеррана в эту минуту, право же, стоило посмотреть – ничего более забавного Эннеари давно уже не видывал… или это просто новые глаза подмечают острее и точнее? Как бы то ни было, но выглядел гном совершенно чарующе: он ведь тоже начал было подымать руку, и точно таким же движением – но Алани успел первым. Эннеари припомнились мальчишки, которых он дома наставлял в обращении с луком… неужто у меня будет такое же лицо, когда кто-нибудь из них сумеет послать стрелу в цель быстрее меня?
– Правильно, студент, правильно, – одобрительно буркнул Илмерран. – Наверняка ведь этот урод естества еще и стражу при своей особе держит.
– А стража нам сейчас и вовсе ни к чему, – согласился Алани и, слегка воздев теперь уже обе руки, стряхнул их, словно после умывания, этаким ленивым жестом. – Вот теперь можно.
Гном и паж не ошиблись. От кого стерегся Иргитер во дворце, полном королей и их придворных, где ни шагу нельзя сделать незамеченным? Однако Мозаичный Коридор и впрямь был набит стражей. Кто коротал время за картами или вином, кто находился при исполнении своих прямых обязанностей… сейчас все они сидели и стояли в том положении, в каком сморил их волшебный сон.
– А сам Иргитер от твоих чар не уснет ненароком? – обеспокоенно поинтересовался Эннеари.
– Обижаешь, – усмехнулся Алани. – Это ведь совсем не то, чем тебя угостили. От тех чар едва не весь дворец вповалку храпел. А это чары военные. Настроены исключительно на стражу. Окажись в этом коридоре хоть один случайный человек, и он бы сейчас хлопал глазами и старался изо всех сил понять, что же такое приключилось.
– Зачем ему столько стражи? – изумился Эттрейг.
Арьен в ответ только хмыкнул. Такой воин, как эттармский оборотень, не нуждается в страже и вовсе – где уж ему понять!
– Тот, кто собирается нападать сам, судит других по себе и ждет нападения, – сухо ответил Сейгден. – У меня еще были сомнения… но теперь я почти уверен. Иргитер почти наверняка знал заранее – иначе не натолкал бы полный коридор стражи. Хорошо бы, конечно, удостовериться…
– Время у нас покуда есть, – заметил Эттрейг. – Но в обрез.
– Как будто еще несколько минут что-то изменят! – яростно возразил Эннеари.
Каждого из этих людей, а уж Лерметта тем более, он бы поодиночке уговорил. Но всякий раз, когда ему приходилось убеждать в чем-то не одного, а сразу нескольких людей, Эннеари неизменно терялся. До сих пор, несмотря ни на что – терялся. Будь другие эльфы рядом, возможно, он нашел бы, что сказать – но Илмерран самым непререкаемым образом отправил и четверку друзей и Илери по каким-то неотложным делам. Объяснять, куда и зачем он их разослал, гном не удосужился, да и спрашивать было некогда.
– Почему ты так настаиваешь? – удивился Лерметт.
– Да я просто не могу дозволить, чтобы Шайри вошла к Иргитеру в таком виде! – возмутился Эннеари.
– А чем тебе такой вид плох? – поинтересовался Лерметт.
Вид, и в самом деле, не шел ни в какое сравнение с прежним. Вернуть изуродованные брови и ресницы в их обычное естество для Илери труда не составило – да и что это для эльфийской целительницы? Ведь не рана, в конце концов. А если глянуть, что за кудри скрывались под натянутым на самый лоб стоячим чепцом… нет, все-таки надо быть эльфом, чтобы под таким маскарадом углядеть эту своеобразную, ни на что не похожую красоту.
– Да тем, что стоит Шайри появиться в этом платье, и весь наш план рухнет! – упрямо заявил Эннеари. – Никакого ошеломления не получится.
– Знаешь, – благоговейно выдохнул Лерметт, – я впервые в жизни вижу, как ты врешь. Да еще так нагло.
Эннеари зарделся до корней волос.
– Да, вру! – взорвался он. – Лериме, как ты не понимаешь? Это крысомордие посмело напугать женщину. Мою женщину! Напугать до такого вот унижения! – Арьен гневным взмахом кисти указал на красное с розовым платье Шеррин. – И я, по-твоему, допущу, чтобы она показалась этому мерзавцу в наряде своего страха и унижения?!
– А теперь не врешь, – очень серьезно кивнул Лерметт.
– Я не понимаю, о чем вы спорите, – робко вмешалась Шеррин. – У меня же все равно других нарядов нет.
– Зато у меня есть! – рявкнул Эннеари.
Лерметт вытаращил глаза.
– Я с собой четыре нарретталя приволок, и все разные, – чуть остывая, произнес Арьен. – Ну… как посол… если какой-нибудь пир или там прием…. в общем, если важная церемония, и надо одеться на человеческий манер, дабы почтить… тьфу! Лерметт, да не смотри на меня так! Сам ведь знаешь – послам каких только глупостей делать не приходится… так я на всякий случай.
Лерметт снова пресерьезнейшим образом кивнул, но губы его дрогнули.
– Нарретталь, он ведь и мужчинам, и женщинам годится, – продолжал Эннеари. – Широко особенно не будет, мы, эльфы, и вообще народ не широкий. А что длинно, так это вмиг подрезать можно. Нарретталь ведь можно сколько угодно подрезать, это не платье.
Он снова, не сдержавшись, метнул взгляд на злополучное платье Шеррин – такой обвиняющий, словно оно само было повинно в своем выдающемся безобразии.
– Воротник, правда, совершенно мужской, но даже и так будет лучше. Все лучше, чем это… эта… взбесившаяся клумба! Шайри, ну я тебя очень прошу…
– И не проси, – хмыкнул Сейгден. – Какая женщина от нового наряда откажется? У вас десять минут, ваше высочество.
– Я успею, – пообещала Шеррин и исчезла за дверью комнаты Эннеари.
Управилась Шеррин гораздо быстрее, чем за десять минут. Принцессы из захолустных королевств, не обремененные избытком фрейлин, привычны одеваться сами – и быстро. Когда Шеррин, преображенная почти до неузнаваемости, появилась на пороге, ахнул даже Илмерран.
– Да, – веско сказал Сейгден. – Это просто слов нет. Если Иргитера это не ошеломит… ну, тогда он и не человек вовсе.
Говорят, к черным волосам идет красное. Может, кому и идет, но только не Шеррин. Ее красно-розовое платье смотрелось на ней нелепо не только из-за неверных пропорций. А вот зеленый с золотом нарретталь подходил ей необыкновенно. Может, все дело в ее глазах – ясных глазах цвета зеленоватого орехового меда, осененных громадными темными ресницами? Зеленые глаза, непокрытые черные волосы, стройное тело… как же она все-таки хороша в длинном легком нарреттале! Вот только воротник его – короткий прямой воротник стойкой – вне всяких сомнений, мужской… но Шеррин идет и это! Даже больше идет, чем большой кружевной воротник по последней женской моде. Похоже, отрешенно подумал Лерметт, не позднее чем завтра в Найлиссе вспыхнет новая мода. А что рубашка Арьена, надетая под нарретталь, принцессе велика, так это ей даже к лицу, хоть и смотрится необычно.
– Подумаешь, – фыркнул Эттрейг. – Я вот тоже не вполне человек, но я ошеломлен.
– Значит, самая пора идти, – подытожил Илмерран.
По дороге к Мозаичному Коридору, где расположился Иргитер со своей свитой, им не попался почти никто. Все-таки час был еще довольно ранний, да и гном выбирал самые малолюдные из дворцовых переходов. Ему ли их не знать! Арьену вспомнилось, как он вдвоем с Алани точно так же тайком шел в кабинет Илмеррана… сдается, паж просто позаимствовал у гнома план дворцовых лабиринтов. Самому Илмеррану ни планы, ни карты не были нужны.
– Надеюсь, мы не опоздали, – вздохнул на ходу Алани, словно бы отзываясь на случайную мысль Эннеари. Хотя… а кто сказал, что «словно»? С магами никогда нельзя знать наверняка.
– Нет, – успокоил его Эттрейг. – Териан только-только из своих комнат вышел.
– Ты уверен? – с неподдельным удивлением спросил Лерметт.
– Лериме, никогда не сомневайся в волчьем носе, – улыбнулся Арьен.
– Даже как-то обидно, – усмехнулся Эттрейг. – Это вам нос ничего не говорит. А мой мне все расскажет.
– И что твой нос рассказывает про Териана? – полюбопытствовал Эннеари.
– Что выехал он из города не через Лесные Ворота, – невозмутимо ответил Эттрейг. – Духу его там не было. Может, затем, чтобы после не припомнили, что он ездил через них, когда убийство совершилось. Может, он даже и не один раз вот так ночью выезжал через те, другие ворота… как бы проветриться… чтобы потом подозрений не возникло. Но этого я знать не могу. Он выехал через Речные ворота – в объезд. Прибыл первым. Ждал. Потом подъехала эта… Джеланн. Они стояли и говорили. Потом он ее убил. Быстро, внезапно. Неожиданно для нее. Смертью ее там пахнет, а страхом – нет. Она не успела испугаться. Даже почувствовать не успела.
Эннеари сглотнул, с трудом подавляя внезапную дурноту. Сама даже мысль о Джеланн внушала ему ужас и отвращение – не потому, что это его она послала на смерть, а потому, что она и вообще это сделала. Создание, которое могло так поступить, не женщина… это неведомое чудовище в облике женщины… это ведь только облик, оболочка… он еще привыкнет к этому соображению… непременно привыкнет…
– Потом Териан оттащил тело, – продолжал оборотень. – Не знаю, зачем. Может, чтобы тебя не насторожить… он ведь не знал, что ты не свернешь, даже если под этой веткой будет гора трупов.
– Знал, – хрипло возразил Эннеари. – Наверняка знал. Просто поверить не мог.
– Он ждал, – кивнул Эттрейг. – Потом ты пришел. Он думал, что убил тебя. Взял обоих коней, своего и Джеланн. Вернулся в город. Опять не Лесными воротами. Значит, долго ехал, в объезд… а потом еще и через пол-Найлисса добирался. Он и вернулся-то совсем незадолго до нас. Пошел прямо к себе. Кровь смыть, в себя прийти… он от крови пьяный совсем. Такой пьяный, что едва соображает. Пока он очнулся… мы могли и не торопиться так. Он только что вышел.
– А куда направился? – завороженно спросил Алани. – К Иргитеру?
Эттрейг вновь блеснул зубами в усмешке.
– Вот именно, – ответил он. – Так что мы прибудем в самую пору.
Возле входа в Мозаичный Коридор Алани предупреждающе поднял руку, и все послушно остановились. На выражение лица Илмеррана в эту минуту, право же, стоило посмотреть – ничего более забавного Эннеари давно уже не видывал… или это просто новые глаза подмечают острее и точнее? Как бы то ни было, но выглядел гном совершенно чарующе: он ведь тоже начал было подымать руку, и точно таким же движением – но Алани успел первым. Эннеари припомнились мальчишки, которых он дома наставлял в обращении с луком… неужто у меня будет такое же лицо, когда кто-нибудь из них сумеет послать стрелу в цель быстрее меня?
– Правильно, студент, правильно, – одобрительно буркнул Илмерран. – Наверняка ведь этот урод естества еще и стражу при своей особе держит.
– А стража нам сейчас и вовсе ни к чему, – согласился Алани и, слегка воздев теперь уже обе руки, стряхнул их, словно после умывания, этаким ленивым жестом. – Вот теперь можно.
Гном и паж не ошиблись. От кого стерегся Иргитер во дворце, полном королей и их придворных, где ни шагу нельзя сделать незамеченным? Однако Мозаичный Коридор и впрямь был набит стражей. Кто коротал время за картами или вином, кто находился при исполнении своих прямых обязанностей… сейчас все они сидели и стояли в том положении, в каком сморил их волшебный сон.
– А сам Иргитер от твоих чар не уснет ненароком? – обеспокоенно поинтересовался Эннеари.
– Обижаешь, – усмехнулся Алани. – Это ведь совсем не то, чем тебя угостили. От тех чар едва не весь дворец вповалку храпел. А это чары военные. Настроены исключительно на стражу. Окажись в этом коридоре хоть один случайный человек, и он бы сейчас хлопал глазами и старался изо всех сил понять, что же такое приключилось.
– Зачем ему столько стражи? – изумился Эттрейг.
Арьен в ответ только хмыкнул. Такой воин, как эттармский оборотень, не нуждается в страже и вовсе – где уж ему понять!
– Тот, кто собирается нападать сам, судит других по себе и ждет нападения, – сухо ответил Сейгден. – У меня еще были сомнения… но теперь я почти уверен. Иргитер почти наверняка знал заранее – иначе не натолкал бы полный коридор стражи. Хорошо бы, конечно, удостовериться…