— Я в этом не сомневаюсь, ню мне кажется, что мелочная лавка не место для светской молодой леди.
   Обе леди за прилавком громко фыркнули.
   — Возможно, вы меня не поняли. Я сказала, что я — дочь Жана Лаффита… В чем дело? — спросила Сильвия, заметив, что Джон Спенсер пристально рассматривает ее.
   — Деточка, ваш отец был самым лучшим покупателем в моей лавке.
   — Мой… Лаффит бывал здесь? Он заходил в вашу лавку?
   Джон Спенсер энергично закивал.
   — Я сейчас познакомлю вас с моими сестрами. — Он взял Сильвию за локоть. — Вам повезло, что они здесь. Эстер, Мария, поздоровайтесь с мисс Лаффит.
   Старшая из двух сестер, Эстер, опять фыркнула и проворчала:
   — Я думала, вас зовут мисс Фэрмонт. — Она укоризненно посмотрела на Сильвию, а ее сестра захихикала, одобряя выходку Эстер.
   Сильвия переводила взгляд с одного некрасивого лица па другое.
   — Знаете что? — спросила она. — Я тоже думала, что меня зовут мисс Фэрмонт. — Она разразилась громким смехом. Она смеялась над ними. Над собой. Над жизнью.
   Женщины во все глаза смотрели на Сильвию, а Джон Спенсер хохотал вместе с ней и, когда они, наконец, успокоились, сказал:
   — Вы будете ценным приобретением для нашей лавки. Ваш отец был умным и обходительным. Не сомневаюсь, что вы унаследовали его амбиции и ум. Приходите на работу завтра утром. Ровно в девять.
   — Вы добрый человек, Джон Спенсер, — произнесла Сильвия. Улыбаясь, она направилась к двери, но внезапно остановилась и посмотрела на сестер. — Это семейная чета? — спросила она и в ответ услышала веселый смех Джона Спенсера.
   — Как ты посмел, Джон?! — налетела на Спенсера Эстер. — Мы все знаем об этой женщине! Ее мать спала с пиратом. Ты можешь себе это представить?
   — Да, могу, — ответил умудренный жизнью Джон. — Мне нравился Жан Лаффит. Но даже если бы он мне и не нравился, я бы все равно взял на работу его дочь. Она одинока и нуждается в помощи. Вы считаете себя христианками. Так где же ваши сострадание, понимание и любовь?
   Он смотрел на этих старых дев и думал — уже в который раз, — имеют ли они представление, что значит — быть молодой и влюбленной, совершать ошибки, поддавшись страсти? Нет, они этого не понимают.
   — Нет, Джон Спенсер, ты не заставишь нас смириться с ее присутствием, — заявила Мария. — Как ты можешь требовать от нас, чтобы мы общались с этой… этой…
   Лицо сестры стало пунцовым.
   — Ублюдком? — подсказал Джон, наблюдая, как сестры обмениваются взглядами. — В этом нет необходимости, мои дорогие. Если вы не желаете видеть ее, то сидите у себя наверху, потому что эта девочка будет работать в моей лавке.
   — Но, Джон, мы не можем…
   — Мне больше нечего вам сказать, — ответил Джон Спенсер, снимая салфетку с подноса с завтраком. Он откусил кусочек бутерброда и уткнулся в газету.
* * *
   Лейтенант Хилтон Картин в промокшей от пота рубашке сидел на поваленном кипарисе в самом сердце Флориды. Он курил сигару и в который уже раз спрашивал себя, что он делает в этих тропиках и зачем гоняется за неуловимыми семинолами, которым он тайно симпатизировал. Это была их земля, их дом, их мир, а им приказали убраться с насиженных мест. Мог ли он винить их за неповиновение? Опустив голову, Хилтон закрыл глаза.
   Он слышал о приказе Эндрю Джэксона, предписывающем семинолам убираться с их земель.
   — Я говорю, что вы должны убраться отсюда, и вы уберетесь! — заявил он вождям семинолов на встрече в Форт-Кинге.
   Храбрый молодой Оцеола воткнул нож в документ.
   — Вот наш ответ! — гордо заявил он.
   Отбросив сигару, Хилтон передернул плечами. Этот молодой храбрец был вождем семинолов. Он приехал в Сент-Огастин под белым флагом перемирия, присланным ему генералом Джессапом. Но генерал нарушил собственное обещание, арестовал Оцеолу и посадил его в тюрьму. Гордый Оцеола умер там от малярии. Ходили слухи, что тюремный врач отрубил индейцу голову и взял ее себе в качестве сувенира.
   Вождь коакучи Дикий Кот стал постоянной головной болью армии Соединенных Штатов. Плененный вместе с Оцеолой, он совершил побег из тюрьмы и, вернувшись в болота, рассказал своим соплеменникам, что белым людям доверять нельзя. Хилтон полностью разделял его точку зрения.
   — По коням! — Голос генерала Захарии Тейлора прервал размышления Хилтона. — Этот проклятый Дикий Кот скрывается где-то здесь. Мы выкурим его из логова.
   Надев фуражку, Хилтон вскочил на коня. Он вместе с тысячью других солдат поскакал в направлении болот. Через час генерал приказал своим людям спешиться.
   — Дальше мы пойдем пешком. Лошади здесь не пройдут, — сказал он.
   Слева от них простиралась бескрайняя саванна, справа в непроходимые болота, впереди — целый лес острой как бритва осоки. Индейцев нигде не было видно.
   Тейлор стал искать добровольцев, и, к великой досаде Хилтона, его указующий перст уперся ему в грудь.
   — Кажется, вы хотите, лейтенант? — Взгляд стальных глаз генерала пронизывал Хилтона насквозь.
   — Да, сэр, — ответил Хилтон.
   Он и другие добровольцы разделились на две группы и начали пробираться через болота. Тишину нарушали лишь редкие крики птиц да плеск воды под сапогами.
   Хилтон почувствовал, как волосы на голове встают дыбом. Он был уверен, что за ними наблюдают тысячи враждебных глаз. Они забирались все дальше и дальше в джунгли, и свисавший с деревьев лишайник цеплялся за их лица, затрудняя обзор. Они вышли на открытое пространство и увидели войско семинолов. Дикий Кот хорошо подготовился к встрече непрошеных гостей. Он поднял руку, и со всех сторон загремели выстрелы.
   Хилтон сразу узнал Дикого Кота, словно был знаком с ним всю жизнь. Хилтон прицелился в его голую грудь, но в тот момент, когда хотел нажать на курок, пуля настигла его, и он упал на землю, не успев сделать ни одного выстрела.
* * *
   Когда на следующее утро Сильвия Фэрмонт пришла в мелочную лавку, суровых сестер там не было. Джон Спенсер, подняв взгляд от гроссбуха, широко улыбнулся, подергал себя за бачки и весело сказал:
   — Доброе утро, мисс Фэрмонт. Пришли точно вовремя. Прекрасно, прекрасно!
   — Мистер Спенсер, я мисс Лаффит, а не мисс Фэрмонт, — поправила его Сильвия.
   — Знаете что? — Джон Спенсер вышел из-за прилавка. — Чтобы не было путаницы, я буду звать вас Сильвией, а вы меня Джоном. Согласны? — Глаза его светились дружелюбием, когда он помогал Сильвии снять накидку.
   — Джон, — Сильвия рассмеялась, — вы мне нравитесь.
   — Рад это слышать, Сильвия. Идемте, я покажу вам мое хозяйство, пока нет покупателей.
   Джон Спенсер был прекрасным человеком, но плохим бизнесменом. Он провел Сильвию по лабиринтам, заполненным товарами и провизией, разложенными в таком беспорядке, что Сильвия начала сомневаться, сможет ли она в случае необходимости найти здесь нужную вещь.
   Бочки с дегтем, бочонки с хлебной водкой, гвозди, китовый жир, колесная мазь, свечи, парусина, канаты — весь товар был свален в одну кучу. Но Спенсер чувствовал себя здесь уверенно и прекрасно знал, где что лежит.
   — Это не очень доходный бизнес, но он нас кормит, — сказал Спенсер. — Присаживайтесь на этот бочонок и давайте поговорим.
   Сильвия смахнула пыль с бочонка и села, сложив на коленях руки. Она уже планировала, как все здесь вычистит, приведет в порядок, по-другому разложит товары.
   Сложив коротенькие руки на крепкой груди, Спенсер заговорил извиняющимся тоном:
   — Сильвия, мои сестры вчера были грубы с вами…
   — Джон, не извиняйтесь. Я все понимаю.
   — Можно я расскажу вам немного о своей семье? — Сильвия кивнула. — Я и мои сестры жили на ферме недалеко от Кливленда, штат Огайо, близ озера Эри. Отец был проповедником и сторонником строгой дисциплины. Он считал, что грех таится за каждым углом, проникает в каждую дверь, в каждое место, где есть любовь и смех. Он полагал, что дьявол везде поджидает нас. — Спенсер рассмеялся. — Похоже, мои сестры хорошо усвоили его уроки. Они слепо принимали его слова за истину. Когда умерла мама, он запретил дочерям выходить замуж. Они должны были сидеть дома и заботиться о нем.
   — Может ли быть присущ служителю церкви такой грех, как эгоизм? — спросила Сильвия.
   — Вы остроумная молодая женщина, Сильвия! Жаль, что Мария и Эстер не так умны, как вы. — Джон покачал головой. — В Огайо я женился на милой девчушке, распрощался с друзьями и семьей, привез молодую жену в Алабаму, имея в кармане совсем мало денег. Мы купили эту лавку у старика, ушедшего на покой, поселились в квартире наверху и были двумя самыми счастливыми людьми на земле. — Он тяжело вздохнул, помолчал и продолжал: — Моя очаровательная Лили вскоре забеременела. Она была хрупкой девочкой, маленького росточка… и слабенькой. Она умерла при родах вместе с сыном.
   — О, Джон… — Сильвия погладила его по руке. — Мне так жаль.
   — Я остался один, но мое одиночество длилось недолго. Вскоре умер отец, и я послал за Марией и Эстер. С тех пор мы живем вместе. У них никогда не было кавалеров. Они практически не выходили из дома, а теперь, когда мы живем в шумном порту, вообще не высовывают нос на улицу. Они никуда не ходят, кроме церкви и рынка, и каждый раз только в моем сопровождении.
   — Вы хороший человек, Джон Спенсер, — улыбнулась Сильвия. — Я рада, что вы мне все рассказали. Я буду более уважительно относиться к вашим сестрам, и, возможно, со временем они увидят, что у меня нет ни когтей, ни хвоста. — Она рассмеялась и спрыгнула с бочки. — Пора приступать к работе, Джон. Где тут у вас метла?
   Джон Спенсер посмотрел на очаровательную молодую женщину. Ее сияющая улыбка согрела его сердце.
   Сильвия распрощалась с Джоном Спенсером в шесть часов вечера. Целый день она, по выражению Спенсера, носилась как ураган и сейчас видела плоды своих усилий. Никогда еще за всю свою молодую жизнь она не работала так много. Она вытирала пыль, мыла, скребла, передвигала коробки, открывала ящики, выбрасывала мусор. И встречала каждого посетителя, открывавшего скрипучую дверь.
   Большие и сильные моряки, вернувшиеся после многомесячных плаваний по Атлантике, оглядывали ее с откровенным интересом. Одинокие матросы, забегавшие в лавку за провизией, почтой или просто перекинуться словцом с Джоном Спенсером, не могли оторвать глаз от хорошенькой Сильвии. Отъявленные головорезы столбенели от вида красивой и явно принадлежавшей к высшему свету молодой женщины.
   — Сильвия, — сказал Джон Спенсер, когда она собралась уходить, — на нижней полке под кассой лежит заряженный револьвер. Воспользуйся им в случае опасности.
   Когда Сильвия рассказывала Делиле о своем первом рабочем дне, чернокожая служанка довольно улыбалась, видя, что к ее хозяйке вернулась былая жизнерадостность.
   — Ложись-ка спать, милочка, — приказала она, заметив, что Сильвия начала неудержимо зевать. Она откинула одеяло, и Сильвия уютно свернулась на мягкой постели. — Спокойной ночи, солнышко. — Делила задула лампу и приоткрыла окно, чтобы свежий воздух проникал в крошечную спальню.
   Сильвию разбудили странные звуки. Открыв глаза, она оперлась на локоть и прислушалась. Сквозь приоткрытое окно доносились глухие удары. Сильвия подошла к окну и выглянула на улицу.
   Она чуть не задохнулась от ужаса: в соседнем дворике к огромному дубу был привязан обнаженный чернокожий раб. Его запястья и лодыжки были закованы кандалы, и высокий тощий мужчина избивал беднягу эбеновой тростью.
   Сильвия не раздумывала ни минуты. С неистово бьющимся сердцем она подбежала к бюро, рывком выдвинула верхний ящик, вынула из него большую кожаную коробку и достала дуэльный пистолет с перламутровой рукояткой. Дрожащими пальцами она зарядила его, накинула на плечи шерстяную шаль и выскочила из спальни.
   В узком коридоре ее встретила Делила с круглыми от страха глазами.
   — Ты не выйдешь отсюда! — закричала она.
   — Выйду, — буркнула Сильвия через плечо, сбегая по лестнице. Открыв дверь, она бросилась через двор; ее длинные волосы рассыпались по плечам, белая ночная рубашка обвивала стройное тело, босые ноги стыли на холодной земле.
   Она толкнула высокие ворота и влетела в соседний двор. В этот момент очередной удар обрушился на окровавленную спину привязанного к дереву человека.
   Направив тяжелый пистолет на мужчину с тростью, Сильвия решительно заявила:
   — Если ударишь его еще хоть раз, я вышибу тебе мозги!
   Незнакомец обернулся, и Сильвия вскрикнула. На нее смотрел Хайд Рэнкин. Его глаза горели от возбуждения, губы искривились в дьявольской усмешке, в руках он держал окровавленную трость с головой Горгоны.
   Охватившая Сильвию ярость вытеснила страх.
   — Сию же минуту брось трость и отвяжи его! — приказала она, испытывая сильное желание нажать на курок и разнести голову этого негодяя на миллион кусочков.
   Хайд Рэнкин быстро оправился от изумления. Он опустил трость, но не бросил ее.
   — Меня покоряют ваше мужество и благородство, но они здесь не к месту. Этот раб — моя собственность, и я наказываю его, как считаю нужным.
   — Ты умрешь, если дотронешься до него. — Голос Сильвии был решительным, рука твердой. — Немедленно освободи его, иначе тебе не жить! — заявила она Рэнкину.
   — Будь ты проклята, маленькая ведьма! — выругался Рэнкин. — Этот негр мой! Я заплатил за него две тысячи долларов.
   — Я покупаю этого человека, — сказала Сильвия. — Отпусти его немедленно!
   Разъяренный Хайд Рэнкин шагнул к привязанному человеку.
   — Плати и забирай! — злобно рявкнул он, развязывая негра, который за все это время не издал ни звука.
   — Ты получишь свои деньги завтра, — ледяным тоном ответила Сильвия, все еще держа пистолет направленным на Рэнкина.
   Рэнкин грубо схватил раба за руку и крутанул его лицом к Сильвии. Негр стыдливо опустил голову, но Сильвия успела заметить боль в его черных глазах. Это был высокий светло-коричневый раб с аукциона!
   Свободной рукой Сильвия сдернула с себя шаль и, не спуская глаз с Рэнкина, протянула негру, чтобы он прикрыл наготу. Затем обняла его за талию и почувствовала, как рукав ее ночной рубашки пропитался кровью.
   — Ты можешь идти? — спросила она.
   — Да, — последовал ответ.
   Скованный по рукам и ногам, раб медленно шагал вслед за ней через двор. Сильвия слышала, как блондин сказал Рэнкину:
   — Хорошо, что мы от него отделались. От него нет никакого удовольствия.
   Теперь Сильвия поняла, почему они били его: он нужен был им не для работы, а для извращенных удовольствий, но раб отказался потворствовать их желаниям. Сердце Сильвии наполнилось гордостью за этого человека.
   — Коптильня будет для меня в самый раз, — сказал негр.
   — Пойдешь в дом, — твердо заявила Сильвия. — Делила! Делила! — закричала она, когда они подошли к двери.
   — Я не потерплю голых черномазых в этом доме! — презрительно бросила Делила, оглядывая высокого, закованного в кандалы мужчину.
   — Помоги мне втащить его в дом, иначе тебе не поздоровится! — резко оборвала ее Сильвия.
   Делила фыркнула, но повиновалась.
   — Где ты собираешься разместить его?
   — В спальне рядом с гостиной. — Женщины уложили гиганта в постель. — Подними руки над головой, — сказала ему Сильвия. Негр быстро исполнил ее просьбу. — А сейчас мы перевернем тебя на живот.
   Делила, увидев исполосованную спину раба, заплакала.
   — Делила, беги за врачом и за кузнецом. — Сняв льняную наволочку с пуховой подушки, Сильвия приложила ее к кровоточащим ранам негра.
   — Но сейчас ночь. Я не могу идти за док…
   — Иди! — рявкнула Сильвия, и Делила полетела наверх одеваться.
   Когда Делила ушла, Сильвия вскипятила воду и промыла глубокие раны, восхищаясь мужеством человека, который за все это время не издал даже стона.
   — Мое имя Наполеон, — сказал он сочным, мелодичным голосом.
   — Наполеон, — повторила Сильвия, не отрывая взгляда от ран. — Мне жаль, что я причиняю тебе боль. Что еще я могу сделать для тебя?
   — Уже делаете, — ответил Наполеон, не открывая глаз. — Спасибо, что спасли меня.
   — Ты… ты… — Она разрыдалась.
   — Не плачьте, — сказал он на хорошем английском языке. — Я чувствую себя превосходно. Просто превосходно.
   На следующий день Сильвия пошла в Национальный банк Мобила. С собой она взяла пару дуэльных пистолетов с перламутровыми ручками, принадлежавших Эдвину Фэрмонту, и прекрасное изумрудное кольцо матери — кольцо, с которым она обещала никогда не расставаться.
   Она выложила пистолеты и кольцо на стол Ньютона Ланкастера.
   — Мне нужен заем в две тысячи долларов, мистер Ланкастер. Я принесла эти вещи в качестве залога.
   Президент Национального банка надел кольцо на палец и долго молча изучал его, потом положил на стол и открыл кожаный футляр, в котором на красном бархате покоились дорогие дуэльные пистолеты. Откинувшись в кресле, он погладил серебряную рукоятку.
   — Мисс Фэрмонт, я весьма сожалею, но не могу одолжить вам денег под залог этих вещей.
   — Но почему? — недоуменно спросила Сильвия. — Это кольцо стоит очень дорого, а пистолеты были специально сделаны…
   — Я вам верю, и все же… Я должен соблюдать права акционеров и действовать в их интересах. Мне приходится быть очень осторожным в отношении займов. — Он повертел кольцо и задумчиво посмотрел на нее. — Похоже, вы очень нуждаетесь в деньгах, поэтому я вам помогу. Я куплю все эти вещи за две тысячи долларов.
   Сильвия сразу согласилась — выбора у нее все равно не было. Ей эти деньги нужны были сегодня.
   — Согласна, — сказала она, вставая. — Я спешу и хочу получить их наличными.
   Взяв деньги, Сильвия отправилась в дом Хайда Рэнкина. Она громко постучала в дверь и, стоя на маленьком крылечке, прислушалась к шуму, доносившемуся из дома. Приглушенные голоса, смех, быстрые шаги, и, наконец, молодой блондин появился на пороге.
   — Я пришла расплатиться за своего раба, — сказала она.
   — Я Филипп Лоусон. — Молодой человек с усмешкой посмотрел на нее. — Добро пожаловать в мой дом. Не хотите войти?
   — Нет, — нетерпеливо ответила Сильвия. — Вот. — Она протянула ему деньги.
   — Пусть леди войдет, — раздался голос из глубины дома.
   На лице Филиппа Лоусона появилась широкая улыбка.
   — Вы слышали, что сказал Хайд? Он хочет, чтобы вы вошли в дом.
   — Меня не интересуют его желания, — холодно произнесла Сильвия. — У меня нет ни малейшего намерения…
   И тут в дверях появился Хайд Рэнкин. На нем были только черные брюки, и Сильвия содрогнулась: при свете дня он выглядел еще отвратительнее. Длинное худое лицо было желтоватым и рябым, прозрачные глаза-бусинки холодно смотрели на нее. Узкая грудь и тощие руки заросли густыми волосами, что делало его больше похожим на зверя, чем на человека. Тонкие губы Рэнкина растянулись в презрительной усмешке.
   — Вы принесли две тысячи наличными? — Он обнял худенького Филиппа за талию и привлек к себе.
   — Вот ваши деньги. — Сильвия протянула ему пачку купюр. — Но если негр умрет, я позабочусь, чтобы вас привлекли к суду за убийство!
   Хайд Рэнкин рассмеялся. Он отпустил Филиппа и взял деньги. Сильвия повернулась, чтобы уйти, но Рэнкин быстро схватил ее за руку.
   — Не смей угрожать мне, я этого не люблю! — Он злобно оскалил зубы.
   — Запомни, Рэнкин, ты заплатишь мне за все мои несчастья! — Сильвия вырвала руку из его цепких пальцев. — За все!
   — Сомневаюсь, — протянул он, сжав ее плечо и близко наклонившись к ней. — Ты ненавидишь меня? Я, девочка, так же как и ты, недоволен таким поворотом событий. Сейчас, когда все знают, что ты пиратский ублюдок, ты не представляешь для меня никакой ценности. Это мне следовало бы убить тебя.
   — Тебе меня не запугать, — процедила Сильвия презрительно. — Как ты правильно заметил, терять мне нечего. — Она впилась зубами в его тощую руку.
   — Будь ты проклята! — закричал он, отталкивая ее. Сильвия сбежала с крыльца, а он кричал ей вслед:
   — Мерзкая сука! Ты пожалеешь о том, что сделала! Ты слышишь? Пожалеешь!
   Сильвия бросилась через двор к дому. Позвав Делилу, она рассказала ей о своем визите к банкиру, ни словом не упомянув об инциденте в соседском дворе.
   — Ты продала материнское кольцо?! — возмутилась Делила, — Как ты могла это сделать?!
   — Человеческая жизнь ценнее кусочка камня, — невозмутимо ответила Сильвия, кивнув в сторону спальни, где лежал спасенный ею раб.

Глава 19

   — Она ублюдок, и мы намерены сказать ей это прямо в лицо, — в негодовании заявила Эстер Спенсер.
   — Ничего подобного вы не сделаете! — Джон Спенсер стукнул кулаком по столу.
   — А этот черный, который следует за ней как тень, просто наглый негр с оксфордским произношением, —
   встряла Мария. — Мы устали от них обоих.
   — Два с половиной года она работает здесь, — возмутился Джон Спенсер, — и посмотрите, как отлично выглядит наша лавка! — Он указал им на полки, где были аккуратно разложены провизия, головки сыра, стояли жестянки с кофе, чаем и сухими бисквитами, рядом выстроились бочонки с хорошим вином, мешки с мукой и сахаром. У другой стены лежали канаты, сети, навигационные приборы и плотницкие инструменты. Тут же были сложены одеяла, подвесные койки, подушки, матросские брюки и рубахи, шерстяные фуфайки и береты.
   Сестры, напуганные гневом брата, молча смотрели, как он ходит между рядами полок с товарами.
   — Возможно, она и помогла тебе, Джон, — осмелилась сказать Эстер, — однако мы не…
   — Помогла? — сердито перебил ее брат. — Наш доход увеличился в четыре раза с тех пор, как Сильвия начала работать на меня! — Он подошел к Эстер и погрозил ей пальцем. — Вы не хотите, чтобы она отпраздновала с нами День независимости? Так вот что я тебе скажу! Пока вы тут унижаете ее, Сильвия понесла мешки с мукой на борт «Сьюзен» и «Черной вдовы», чтобы капитаны этих пароходов смогли оценить качество нашей муки.
* * *
   Сильвия шла по причалу, улыбаясь рабочим, таскавшим ящики и тюки. Она узнала Амоса Декстера, белая борода и усы которого делали его похожим на Санта-Клауса. Она окликнула его, и он, просияв, взмахнул в знак приветствия бутылкой, которую грузчики передавали по кругу.
   — Не сегодня, Амос, — засмеялась Сильвия. Она знала старика с первых дней своей работы в лавке. Он много пил, но был сердечным и добродушным холостяком, проведшим всю свою жизнь в море.
   — Давай мы понесем твои мешки, Сил! — предложил один из близнецов Коулов. Сильвия улыбнулась и передала свою ношу Кейту Коулу. Кейт и Кен шли с ней рядом и возбужденно рассказывали о предстоящем плавании. Девятнадцатилетние близнецы были высокими стройными юношами с густыми каштановыми волосами, румяными лицами и заразительными улыбками. Сильвия очень любила этих веселых парней. Они, как и большинство людей, работавших на реке, знали, что ее настоящим отцом был Жан Лаффит, и завидовали тому, что она дочь такого известного пирата. Близнецы привозили ей подарки из экзотических стран и каждый раз, когда были в порту, навещали ее.
   — У тебя найдется время пойти с нами в морской ресторан? — спросил Кен.
   — Боюсь, что нет, Кен. Может, отправимся туда все вместе вечером?
   — Нет, — ответил Кейт. — На закате мы отплываем. — Он широко улыбнулся. — В Вест-Индию, Сил. Ты можешь себе представить?
   — Почему бы мне не спрятаться на пароходе? — весело предложила Сильвия, внезапно почувствовав себя беззаботной и счастливой в этот жаркий июльский день. — Кейт, дай мне муку.
   Они стояли перед колесным пароходом, готовым к отплытию. Потные рабочие таскали на его борт по шатким сходням огромные ящики и бочки. Это был пароход «Сьюзен». Его капитан Стив Эндрюс громко отдавал приказы с мостика.
   — У нас есть время, давай мы поможем тебе поднять муку на борт, — предложил Кейт.
   — Я справлюсь сама, — улыбнулась Сильвия и взвалила тяжелый мешок с мукой на свое худенькое плечо. — Желаю вам приятного путешествия. Навестите меня, когда вернетесь. — Ступив на трап, она оглянулась и посмотрела на веселые мальчишеские лица. — Привезите мне с Барбадоса морскую раковину, договорились?
   — Да, мэм, — ответили они хором, наблюдая, как она осторожно поднимается по сходням.
   Послеполуденное солнце палило вовсю, когда Сильвия сошла с борта «Сьюзен». В гавани стояло множество шхун с высокими гордыми мачтами и свернутыми парусами, но среди них не было «Черной вдовы», хотя Сильвия была уверена, что она где-то поблизости.
   Наконец, она увидела шхуну и, облегченно вздохнув, поспешила к ней. На мостике стоял капитан Джонатан Пек. Сильвия помахала ему, он, кивнув в ответ, поднес к губам рупор и прокричал:
   — Тащите скорее груз на борт, бездельники! Мы отплываем с закатом солнца, и я не намерен уходить отсюда с пустыми трюмами!
   Рассмеявшись, Сильвия прошла мимо двух огромных чернокожих, сгибавшихся под тяжестью украшенного искусной резьбой пианино, и подошла к трапу, ведущему на мостик.
   И тут она услышала женский смех и оглянулась.
   На палубе, тесно прижавшись друг к другу, стояли мистер и миссис Рэндольф Бакстер. Застыв, она смотрела на них, а они, не отрываясь, смотрели на нее.
   Наконец Сильвия отвернулась, и, прижав руки к груди, чтобы унять бешеный стук сердца, начала подниматься по трапу. Она избегала встреч с Рэндольфом с того ужасного дня, когда он убил ее приемного отца. И вот он стоит над ней, рассматривая ее и молча оценивая, и, по всей вероятности, думает, что сделал удачный выбор, женившись на Джинджер, а не на ней.
   Приказав себе перестать дрожать и шепотом повторяя, что она всем сердцем ненавидит Рэндольфа Бакстера, Сильвия гордо вздернула подбородок, расправила плечи и с независимым видом поднялась на мостик. За ее спиной раздался веселый женский смех.