Страница:
К этому времени тело Тейлора Донована уже покоилось в земле. Когда Лаффит привел туда Серину, над могилой возвышался холмик, и необтесанный кол, воткнутый в песок, указывал на место его захоронения.
Увидев могилу, Серина упала на колени и обняла ее. Жан стоял сзади, опустив голову. Один из матросов Жана подошел к нему и прошептал:
— Капитан, скоро начнется прилив. Нам лучше уехать, иначе мы попадем в ловушку.
— Забирай людей и уезжай, — приказал Жан. — Мы скоро догоним вас.
Кивнув, суровый моряк вскочил на коня, остальные последовали за ним. Когда усталые люди двинулись вперед в надвигающихся сумерках, они услышали нечто, о чем, они знали, никогда никому не расскажут и не будут обсуждать даже между собой.
Жан Лаффит пел церковный гимн.
Он пел его вместе с Сериной, стоя рядом с ней на коленях, и его густой баритон красиво вплетался в ее уверенное сопрано. Когда они допели гимн, Серина повернулась к Жану:
— Не могли бы вы прочитать молитву?
Жан ласково посмотрел на нее, склонил голову и начал:
— Господь Всемогущий, прими в свое царство твоего смиренного слугу. Прости ему его прегрешения и прояви сострадание к его бессмертной душе. Во имя Сына своего Иисуса утешь дочь, оставленную им, и оберегай ее до конца ее дней. Аминь.
— Аминь, — тихо повторила Серина.
Жан поднялся.
— Деточка, если мы не поспешим, то не сможем отсюда выбраться. Прилив уже начался.
— Да.
Взяв Серину под локоть, Жан помог ей встать на ноги и повел к своему черному жеребцу. Взлетев в седло, он наклонился и помог ей взобраться на коня позади него. Она обхватила Жана руками за талию, и он пустил лошадь галопом. Мощный черный конь мчался по мокрому песку, хозяин подгонял его, чтобы преодолеть глубокий овраг, пока оставалось время. Если оно еще оставалось.
Но черная вода уже хлынула в овраг и выплескивалась на его берега. Жан осадил коня, и вороной нервно затоптался на месте. Жан посмотрел на бурлящие потоки воды, потом резко повернул коня в поисках более подходящего места для переправы.
— Это моя вина, — вздохнула Серина. — Я слишком долго оставалась с отцом…
— В этом нет твоей вины, — утешил ее Жан.
— Но мы ведь не сможем переправиться на другой берег, не так ли?
— Не сегодня, — ответил Жан. — Но тебе незачем беспокоиться. У меня с собой есть вода и пища. Мы поедем в «Мезон-Руж» завтра утром.
Через покосившуюся дверь она провела его в почти не пострадавшую от воды спальню.
— Это моя комната, — сказала она.
— Здесь мы и останемся, — решил он. — Деточка, у меня с собой фляга с водой. Сними с себя эти лохмотья и умойся. Тебе помочь?
— Я справлюсь сама. — Она туже запахнула плащ.
— Прекрасно. — Жан снял с себя черную рубашку. — Надень ее. Я выйду…
— Нет! Я знаю дом лучше, чем вы, и найду, где переодеться.
Серина сбросила плащ и вышла из комнаты.
Она вернулась через несколько минут. В комнате мерцала свеча. Жан лежал на своем плаще, заложив руки за голову и глядя в потолок. Остановившись в дверях, Серина молча смотрела на него.
Почувствовав ее взгляд, Жан приподнялся на локте.
— Входи, — приказал он.
Серина робко подошла и опустилась на колени на край плаща. Жан повернулся к ней лицом. Стояла оглушительная тишина, в которой слышалось только их прерывистое дыхание. Ее взгляд упал на его обнаженную грудь, мускулистую, покрытую густыми черными волосами. Она выглядела такой уютной, теплой и безопасной.
— Погрей меня немножко, — прошептала Серина и упала ему на грудь. Сильные руки обвились вокруг ее тела, и Серина, закрыв глаза, прижалась к нему. Она слышала стук его сердца и молча благодарила судьбу за его присутствие. Его сила перельется в ее холодное измученное тело.
Жан, обнимая Серину, думал о том, как утешить и защитить ее. Он гладил ее дрожавшие плечи, ощущая юное тело через мягкую ткань рубашки. Они молчали, прильнув друг к другу, и свет свечи освещал их лица. Жан, продолжая держать ее за плечи, слегка откинулся назад, глядя на нее горящим взглядом.
Он пытался бороться с эмоциями, переполнявшими его. Человек, который гордился тем, что может контролировать себя в любой ситуации, сейчас был охвачен безумным желанием, которое эта очаровательная молодая женщина породила в нем. Она смотрела на него доверчивыми голубыми глазами, ее рот полуоткрылся, и губы блестели во мраке спальни. Роскошные светлые волосы обрамляли ее бледное прекрасное лицо, а маленькие теплые ручки крепко обнимали его шею.
Жан чувствовал себя молодым бесстрашным воином, выигравшим битву со штормом. И теперь победителю требовалась награда. В этот торжественный момент он был молод, силен, полон надежд. Изящная блондинка, смотревшая ему в глаза, не была беспомощным ребенком, искавшим у него защиты, это была прекрасная женщина, жаждавшая его объятий. Сейчас они были на равных: оба молодые, смелые, страстные. Они были Адамом и Евой в раю.
Жан медленно приближал к ней лицо, давая ей возможность отвернуться, оттолкнуть его, отказаться от поцелуя.
Но она не сделала этого. Она потянулась к нему губами, вздохнула, и он ощутил на лице ее теплое дыхание. Жан нежно поцеловал ее, и пламя страсти охватило обоих. Он отстранился и посмотрел на Серину. Ее милое личико пылало, стройное тело льнуло к нему.
— Серина…
Впервые за все время он назвал ее по имени, и ее сердце наполнилось радостью. Он прильнул к ее губам, скинул с нее рубашку и крепко прижал к себе.
Серина страстно льнула к нему, а когда он положил ее на пол, закрыла глаза и прошептала:
— Жан, Жан, — словно не было на свете ничего прекраснее этого имени.
Серина зашевелилась, и Жан напрягся. Подняв голову с его груди, она откинула назад волосы и улыбнулась милой очаровательной улыбкой. У Жана защемило сердце.
— Я теперь… твоя любовница, Жан? — сонно спросила она. — Я буду жить с тобой?
— Моя милая Серина, — печально ответил Жан, — у меня уже есть любовница. У меня есть семья… сын. — Ее голубые глаза наполнились слезами. — О Господи! — простонал он, беря в руки ее лицо. — Послушай меня, Деточка. Я поступил с тобой ужасно несправедливо. Мне нет прощения. Я не имел права так поступать.
Слезы потекли по ее щекам.
— Но я люблю тебя, — проговорила она, плача.
— Нет, дорогая, не любишь. Сейчас ты так думаешь, но скоро забудешь о том, что случилось. Должна забыть. — Жан сел. — Где ты жила, прежде чем приехать на остров?
— В Новом Орлеане, но…
— У тебя там семья?
— Нет. Я совсем одна.
— Прости. — Он тяжело вздохнул и добавил: — Я позабочусь о тебе, Серина. Тебе надо закончить образование. Я отправлю тебя в Новый Орлеан. Ты поступишь в школу при монастыре урсулинок. Сестры будут учить и воспитывать тебя. А я буду присылать тебе деньги…
Серина слушала Жана, и ей казалось, что ее приговорили к длительному тюремному заключению. Где тот страстный нежный мужчина, который забрал ее сердце? Что случилось с тем ласковым любовником, который всю ночь целовал ее и так крепко прижимал к себе, словно боялся ее потерять? Кто этот незнакомец, который так равнодушно смотрит на нее теперь?
Жан Лаффит снял с мизинца кольцо необычайной красоты: большой сверкающий изумруд в золотой оправе, окруженный маленькими бриллиантами.
— Это особое кольцо, Серина. — Он взял ее руку. — Я хочу подарить его тебе. — Он надел кольцо на ее средний палец. — Посмотри на меня, — приказал он.
Серина подняла на него глаза.
— Ты милый, очаровательный ребенок, и у тебя впереди вся жизнь. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты забудешь меня, дорогая, гораздо раньше, чем тебе кажется. — Он поцеловал ее мокрую от слез щеку.
Серина знала, что никогда не сможет забыть этого необыкновенного человека. Она полюбила его и будет любить до конца своих дней. Она посмотрела на кольцо, и сердце у нее защемило. И это все, что ей осталось от Жана Лаффита?
Часть II
Глава 3
Глава 4
Увидев могилу, Серина упала на колени и обняла ее. Жан стоял сзади, опустив голову. Один из матросов Жана подошел к нему и прошептал:
— Капитан, скоро начнется прилив. Нам лучше уехать, иначе мы попадем в ловушку.
— Забирай людей и уезжай, — приказал Жан. — Мы скоро догоним вас.
Кивнув, суровый моряк вскочил на коня, остальные последовали за ним. Когда усталые люди двинулись вперед в надвигающихся сумерках, они услышали нечто, о чем, они знали, никогда никому не расскажут и не будут обсуждать даже между собой.
Жан Лаффит пел церковный гимн.
Он пел его вместе с Сериной, стоя рядом с ней на коленях, и его густой баритон красиво вплетался в ее уверенное сопрано. Когда они допели гимн, Серина повернулась к Жану:
— Не могли бы вы прочитать молитву?
Жан ласково посмотрел на нее, склонил голову и начал:
— Господь Всемогущий, прими в свое царство твоего смиренного слугу. Прости ему его прегрешения и прояви сострадание к его бессмертной душе. Во имя Сына своего Иисуса утешь дочь, оставленную им, и оберегай ее до конца ее дней. Аминь.
— Аминь, — тихо повторила Серина.
Жан поднялся.
— Деточка, если мы не поспешим, то не сможем отсюда выбраться. Прилив уже начался.
— Да.
Взяв Серину под локоть, Жан помог ей встать на ноги и повел к своему черному жеребцу. Взлетев в седло, он наклонился и помог ей взобраться на коня позади него. Она обхватила Жана руками за талию, и он пустил лошадь галопом. Мощный черный конь мчался по мокрому песку, хозяин подгонял его, чтобы преодолеть глубокий овраг, пока оставалось время. Если оно еще оставалось.
Но черная вода уже хлынула в овраг и выплескивалась на его берега. Жан осадил коня, и вороной нервно затоптался на месте. Жан посмотрел на бурлящие потоки воды, потом резко повернул коня в поисках более подходящего места для переправы.
— Это моя вина, — вздохнула Серина. — Я слишком долго оставалась с отцом…
— В этом нет твоей вины, — утешил ее Жан.
— Но мы ведь не сможем переправиться на другой берег, не так ли?
— Не сегодня, — ответил Жан. — Но тебе незачем беспокоиться. У меня с собой есть вода и пища. Мы поедем в «Мезон-Руж» завтра утром.
* * *
— Идем, — позвала Серина, взяв Жана за руку.Через покосившуюся дверь она провела его в почти не пострадавшую от воды спальню.
— Это моя комната, — сказала она.
— Здесь мы и останемся, — решил он. — Деточка, у меня с собой фляга с водой. Сними с себя эти лохмотья и умойся. Тебе помочь?
— Я справлюсь сама. — Она туже запахнула плащ.
— Прекрасно. — Жан снял с себя черную рубашку. — Надень ее. Я выйду…
— Нет! Я знаю дом лучше, чем вы, и найду, где переодеться.
Серина сбросила плащ и вышла из комнаты.
Она вернулась через несколько минут. В комнате мерцала свеча. Жан лежал на своем плаще, заложив руки за голову и глядя в потолок. Остановившись в дверях, Серина молча смотрела на него.
Почувствовав ее взгляд, Жан приподнялся на локте.
— Входи, — приказал он.
Серина робко подошла и опустилась на колени на край плаща. Жан повернулся к ней лицом. Стояла оглушительная тишина, в которой слышалось только их прерывистое дыхание. Ее взгляд упал на его обнаженную грудь, мускулистую, покрытую густыми черными волосами. Она выглядела такой уютной, теплой и безопасной.
— Погрей меня немножко, — прошептала Серина и упала ему на грудь. Сильные руки обвились вокруг ее тела, и Серина, закрыв глаза, прижалась к нему. Она слышала стук его сердца и молча благодарила судьбу за его присутствие. Его сила перельется в ее холодное измученное тело.
Жан, обнимая Серину, думал о том, как утешить и защитить ее. Он гладил ее дрожавшие плечи, ощущая юное тело через мягкую ткань рубашки. Они молчали, прильнув друг к другу, и свет свечи освещал их лица. Жан, продолжая держать ее за плечи, слегка откинулся назад, глядя на нее горящим взглядом.
Он пытался бороться с эмоциями, переполнявшими его. Человек, который гордился тем, что может контролировать себя в любой ситуации, сейчас был охвачен безумным желанием, которое эта очаровательная молодая женщина породила в нем. Она смотрела на него доверчивыми голубыми глазами, ее рот полуоткрылся, и губы блестели во мраке спальни. Роскошные светлые волосы обрамляли ее бледное прекрасное лицо, а маленькие теплые ручки крепко обнимали его шею.
Жан чувствовал себя молодым бесстрашным воином, выигравшим битву со штормом. И теперь победителю требовалась награда. В этот торжественный момент он был молод, силен, полон надежд. Изящная блондинка, смотревшая ему в глаза, не была беспомощным ребенком, искавшим у него защиты, это была прекрасная женщина, жаждавшая его объятий. Сейчас они были на равных: оба молодые, смелые, страстные. Они были Адамом и Евой в раю.
Жан медленно приближал к ней лицо, давая ей возможность отвернуться, оттолкнуть его, отказаться от поцелуя.
Но она не сделала этого. Она потянулась к нему губами, вздохнула, и он ощутил на лице ее теплое дыхание. Жан нежно поцеловал ее, и пламя страсти охватило обоих. Он отстранился и посмотрел на Серину. Ее милое личико пылало, стройное тело льнуло к нему.
— Серина…
Впервые за все время он назвал ее по имени, и ее сердце наполнилось радостью. Он прильнул к ее губам, скинул с нее рубашку и крепко прижал к себе.
Серина страстно льнула к нему, а когда он положил ее на пол, закрыла глаза и прошептала:
— Жан, Жан, — словно не было на свете ничего прекраснее этого имени.
* * *
Наступило утро, и вместе с солнцем развеялись чары. Жан уже не чувствовал себя молодым страстным любовником, как это было накануне. Теперь это был усталый мужчина средних лет, воспользовавшийся неопытностью невинной девушки. Жан лежал неподвижно, ощущая печаль и отвращение к себе, прекрасно зная, что чувство вины никогда не покинет его.Серина зашевелилась, и Жан напрягся. Подняв голову с его груди, она откинула назад волосы и улыбнулась милой очаровательной улыбкой. У Жана защемило сердце.
— Я теперь… твоя любовница, Жан? — сонно спросила она. — Я буду жить с тобой?
— Моя милая Серина, — печально ответил Жан, — у меня уже есть любовница. У меня есть семья… сын. — Ее голубые глаза наполнились слезами. — О Господи! — простонал он, беря в руки ее лицо. — Послушай меня, Деточка. Я поступил с тобой ужасно несправедливо. Мне нет прощения. Я не имел права так поступать.
Слезы потекли по ее щекам.
— Но я люблю тебя, — проговорила она, плача.
— Нет, дорогая, не любишь. Сейчас ты так думаешь, но скоро забудешь о том, что случилось. Должна забыть. — Жан сел. — Где ты жила, прежде чем приехать на остров?
— В Новом Орлеане, но…
— У тебя там семья?
— Нет. Я совсем одна.
— Прости. — Он тяжело вздохнул и добавил: — Я позабочусь о тебе, Серина. Тебе надо закончить образование. Я отправлю тебя в Новый Орлеан. Ты поступишь в школу при монастыре урсулинок. Сестры будут учить и воспитывать тебя. А я буду присылать тебе деньги…
Серина слушала Жана, и ей казалось, что ее приговорили к длительному тюремному заключению. Где тот страстный нежный мужчина, который забрал ее сердце? Что случилось с тем ласковым любовником, который всю ночь целовал ее и так крепко прижимал к себе, словно боялся ее потерять? Кто этот незнакомец, который так равнодушно смотрит на нее теперь?
Жан Лаффит снял с мизинца кольцо необычайной красоты: большой сверкающий изумруд в золотой оправе, окруженный маленькими бриллиантами.
— Это особое кольцо, Серина. — Он взял ее руку. — Я хочу подарить его тебе. — Он надел кольцо на ее средний палец. — Посмотри на меня, — приказал он.
Серина подняла на него глаза.
— Ты милый, очаровательный ребенок, и у тебя впереди вся жизнь. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты забудешь меня, дорогая, гораздо раньше, чем тебе кажется. — Он поцеловал ее мокрую от слез щеку.
Серина знала, что никогда не сможет забыть этого необыкновенного человека. Она полюбила его и будет любить до конца своих дней. Она посмотрела на кольцо, и сердце у нее защемило. И это все, что ей осталось от Жана Лаффита?
Часть II
Глава 3
Военная академия США, Уэст-Пойнт
Конец апреля 1829 года
В штат Нью-Йорк пришла весна.
На плацу, по которому через час пройдут парадным маршем молодые офицеры, военные оркестранты настраивали инструменты и раскладывали ноты на деревянные пюпитры. Звук одинокой трубы, доносившийся с плаца, долетел до пансиона, известного под названием «Старый Юг».
На третьем этаже, в маленькой комнате, обставленной по-спартански, у открытого окна стоял коренастый молодой человек, выделявшийся среди прочих копной торчащих во все стороны светлых волос, здоровым цветом лица и светло-голубыми глазами, и застегивал медные пуговицы на однобортном синем кителе. Это был курсант Крис Кемпбелл.
В другом конце залитой солнцем комнаты, растянувшись на койке и подложив под темноволосую голову скатанный матрас, лежал Хилтон Кортин. На нем вместо формы были цивильные брюки синевато-серого цвета и белая рубашка из чистейшего льна. Третий человек, находившийся в комнате, возился с вещами, что-то бормоча себе под нос. Это был Джаспер. Аккуратно складывая личные вещи Хилтона Кортина, он что-то бормотал себе под нос, время от времени бросая неодобрительные взгляды на своего хозяина. Джаспер еще никогда в жизни не испытывал такого стыда за своего подопечного. Семья Хилтона не переживет позора. Неужели этот молодой дурак не понимает, что испортил себе жизнь и разбил сердца своих родителей?
Крис Кемпбелл пригладил вихор и посмотрел на товарища по комнате.
— Черт возьми, Хилл, тебе непременно надо быть таким упрямым? У них нет на тебя ничего конкретного. Тебе просто надо доказать свою невиновность!
Хилтон Кортин выпустил в потолок цепочку идеальных колечек дыма. Он даже не взглянул на товарища, пока не выдохнул весь дым.
— Крис, дружище, я с тобой не согласен. — Хилтон покосился на своего слугу, с несчастным видом собиравшего вещи. — Я считаю себя джентльменом и человеком чести. Врать не в моих правилах. Я отказываюсь это делать.
Джаспер что-то сердито пробурчал, а Крис скептически улыбнулся.
— Господи, у тебя весьма странные принципы, Хилл! Ты даже не пытаешься защитить себя, чтобы спасти военную карьеру, и в то же время не испытываешь угрызений совести по поводу дуэли, на которой ты мог покалечить или убить человека. Какая в этом логика, скажи мне ради Бога?
Хилтон зажал в зубах тонкую коричневую сигару, проворно спрыгнул с койки и провел рукой по густым черным волосам.
— Южная, — ответил он и выбросил сигару за окно.
Крис покачал головой. Уроженец штата Теннесси, уравновешенный, незлобивый, амбициозный, он обожал импульсивного алабамца, с которым делил комнату на протяжении четырех лет. Но, сказать по правде, он никогда не понимал Хилтона Кортина. Восхищаясь его отвагой, честностью и остроумием, он приходил в отчаяние от холодного безрассудства Кортина, которое привело к этой последней выходке, результатом чего стало исключение из академии.
— Хилтон, я такой же южанин, как и ты, но честь получить назначение в Уэст-Пойнт, определенно…
— Южанин, Крис? — с ленивой усмешкой прервал его Кортин. — Если бы они узнали, что ты даже не гражданин Соединенных Штатов, они бы тоже вышибли тебя вон.
Крис рассмеялся:
— Я уроженец великого штата Теннесси, и ты это знаешь.
— Возможно. Но твои папочка и братец по фамилии Кемпбелл переехали в Техас. Я прав? — Черные глаза Кортина сверкнули. — Они все еще граждане Мексики?
Простодушное широкое лицо Кемпбелла покраснело.
— Так решил мой младший брат… Но скажи, стоило ли обижаться на глупые слова, сказанные в гневе…
— Крис, — прервал его Хилтон, — Сэмюель Данлеп сказал мне прямо в лицо, что считает меня и вообще всех южан варварами, потому что мы владеем рабами. — Засунув руки в карманы брюк, он, прищурившись, посмотрел на друга. — Не знаю, как бы ты отреагировал на такое оскорбление, но я не могу позволить этому сенаторскому сынку, который вею жизнь провел в Питсбурге, учить меня, как управлять плантациями! Сэм никогда не был южнее Филадельфии, поэтому я не могу позволить ему высказывать свои суждения об обычаях, принятых за линией Мейсон — Диксон.
— Согласен. Но все же я не могу понять…
— Ты уже начинаешь говорить как янки, Крис. Ты пробыл здесь слишком долго. Тебе пора возвращаться на Юг или в Техас. — Он рассмеялся. — Скажу тебе даже больше: старина Сэм должен быть рад, что я набросился на него.
Этот длинный шрам на челюсти только украсит его дьявольскую внешность. Сейчас, когда у него на лице такая отметина, говорящая о его безумной отваге, успех у женщин ему обеспечен.
— И, однако, ты чертовски хороший солдат, Хилл, и твои оценки были всегда высокими! Без твоей помощи я бы никогда…
Крис не успел закончить свою мысль. Дверь распахнулась, и в комнату вошел офицер. Высокий и стройный, с хорошей выправкой лейтенант Джефферсон [1] Дэвис широко улыбался, протягивая тонкую руку Хилтону Кортину.
— Сколько мне учить тебя? — спросил Дэвис, кивнув Крису. — Какого черта ты позволил выбросить себя вон?
Хилтон, довольный приходом веселого миссисипца, который постоянно опекал его во время учебы в академии, пожал Дэвису руку.
— Откровенно говоря, Джефф, без тебя здесь стало скучно, поэтому я решил, что с меня довольно.
— Я горжусь тобой, Хилл! Господи, если бы я только знал, я бы с радостью стал твоим секундантом. Так чем он оскорбил тебя?
— Разговор шел о рабовладении, — нехотя ответил Хилтон.
— Хилл, может, твой отец вмешается в это дело? Ты ведь знаешь, что меня отдавали под трибунал и выгоняли, но потом взяли обратно. Уверен, что все прояснится…
— Нет, Джефф. — Хилтон сжал губы. — Я ни о чем не буду его просить.
— Независимость — восхитительная черта, Хилл. И, однако… — Дэвис покачал головой. — Давай не терять связи, Кортин! Нам предстоят великие дела. — Он крепко сжал плечо Хилтона и вышел из комнаты.
После того как Джефф Дэвис ушел, Крис Кемпбелл печально посмотрел на своего лучшего друга и на прощание крепко прижал его к груди. Хилтон не выдержал и рявкнул:
— Убирайся к черту, Кемпбелл!
Крис отступил, поднял руку, затянутую в перчатку, и отдал честь. То же самое сделал и Хилтон. Он стоял и смотрел, как этот большой человек твердым шагом направился к двери, открыл ее и вышел из комнаты.
У Джаспера дрожали губы, когда он закрывал последний чемодан.
— Вот и все, Джас. Поехали.
Хилтон спустился на причал, за ним торопливо шагал Джаспер, продолжая сыпать укоры на темноволосую голову хозяина.
— Мне будет стыдно посмотреть людям в глаза. Мне никогда не пережить такого позора…
Хилтон молча слушал его бормотание. Возможно, от этого Джаспер чувствовал себя лучше, а Хилтона его слова мало беспокоили, если беспокоили вообще. Когда они дошли до деревянной пристани, Джаспер запыхался и выбился из сил, но все равно продолжал ворчать. Хилтон сел на поваленное дерево, оглядел спокойную реку и только после этого повернулся к Джасперу.
— Джас, ты совершенно прав, — сказал он улыбаясь. — Я опозорил тебя, и ты никогда этого не переживешь. — Запустив длинные пальцы в волосы, он откинул голову назад и расхохотался.
— Дома ты не будешь так смеяться, — сказал Джаспер. — Не будет смеяться и твой отец.
Конец апреля 1829 года
В штат Нью-Йорк пришла весна.
На плацу, по которому через час пройдут парадным маршем молодые офицеры, военные оркестранты настраивали инструменты и раскладывали ноты на деревянные пюпитры. Звук одинокой трубы, доносившийся с плаца, долетел до пансиона, известного под названием «Старый Юг».
На третьем этаже, в маленькой комнате, обставленной по-спартански, у открытого окна стоял коренастый молодой человек, выделявшийся среди прочих копной торчащих во все стороны светлых волос, здоровым цветом лица и светло-голубыми глазами, и застегивал медные пуговицы на однобортном синем кителе. Это был курсант Крис Кемпбелл.
В другом конце залитой солнцем комнаты, растянувшись на койке и подложив под темноволосую голову скатанный матрас, лежал Хилтон Кортин. На нем вместо формы были цивильные брюки синевато-серого цвета и белая рубашка из чистейшего льна. Третий человек, находившийся в комнате, возился с вещами, что-то бормоча себе под нос. Это был Джаспер. Аккуратно складывая личные вещи Хилтона Кортина, он что-то бормотал себе под нос, время от времени бросая неодобрительные взгляды на своего хозяина. Джаспер еще никогда в жизни не испытывал такого стыда за своего подопечного. Семья Хилтона не переживет позора. Неужели этот молодой дурак не понимает, что испортил себе жизнь и разбил сердца своих родителей?
Крис Кемпбелл пригладил вихор и посмотрел на товарища по комнате.
— Черт возьми, Хилл, тебе непременно надо быть таким упрямым? У них нет на тебя ничего конкретного. Тебе просто надо доказать свою невиновность!
Хилтон Кортин выпустил в потолок цепочку идеальных колечек дыма. Он даже не взглянул на товарища, пока не выдохнул весь дым.
— Крис, дружище, я с тобой не согласен. — Хилтон покосился на своего слугу, с несчастным видом собиравшего вещи. — Я считаю себя джентльменом и человеком чести. Врать не в моих правилах. Я отказываюсь это делать.
Джаспер что-то сердито пробурчал, а Крис скептически улыбнулся.
— Господи, у тебя весьма странные принципы, Хилл! Ты даже не пытаешься защитить себя, чтобы спасти военную карьеру, и в то же время не испытываешь угрызений совести по поводу дуэли, на которой ты мог покалечить или убить человека. Какая в этом логика, скажи мне ради Бога?
Хилтон зажал в зубах тонкую коричневую сигару, проворно спрыгнул с койки и провел рукой по густым черным волосам.
— Южная, — ответил он и выбросил сигару за окно.
Крис покачал головой. Уроженец штата Теннесси, уравновешенный, незлобивый, амбициозный, он обожал импульсивного алабамца, с которым делил комнату на протяжении четырех лет. Но, сказать по правде, он никогда не понимал Хилтона Кортина. Восхищаясь его отвагой, честностью и остроумием, он приходил в отчаяние от холодного безрассудства Кортина, которое привело к этой последней выходке, результатом чего стало исключение из академии.
— Хилтон, я такой же южанин, как и ты, но честь получить назначение в Уэст-Пойнт, определенно…
— Южанин, Крис? — с ленивой усмешкой прервал его Кортин. — Если бы они узнали, что ты даже не гражданин Соединенных Штатов, они бы тоже вышибли тебя вон.
Крис рассмеялся:
— Я уроженец великого штата Теннесси, и ты это знаешь.
— Возможно. Но твои папочка и братец по фамилии Кемпбелл переехали в Техас. Я прав? — Черные глаза Кортина сверкнули. — Они все еще граждане Мексики?
Простодушное широкое лицо Кемпбелла покраснело.
— Так решил мой младший брат… Но скажи, стоило ли обижаться на глупые слова, сказанные в гневе…
— Крис, — прервал его Хилтон, — Сэмюель Данлеп сказал мне прямо в лицо, что считает меня и вообще всех южан варварами, потому что мы владеем рабами. — Засунув руки в карманы брюк, он, прищурившись, посмотрел на друга. — Не знаю, как бы ты отреагировал на такое оскорбление, но я не могу позволить этому сенаторскому сынку, который вею жизнь провел в Питсбурге, учить меня, как управлять плантациями! Сэм никогда не был южнее Филадельфии, поэтому я не могу позволить ему высказывать свои суждения об обычаях, принятых за линией Мейсон — Диксон.
— Согласен. Но все же я не могу понять…
— Ты уже начинаешь говорить как янки, Крис. Ты пробыл здесь слишком долго. Тебе пора возвращаться на Юг или в Техас. — Он рассмеялся. — Скажу тебе даже больше: старина Сэм должен быть рад, что я набросился на него.
Этот длинный шрам на челюсти только украсит его дьявольскую внешность. Сейчас, когда у него на лице такая отметина, говорящая о его безумной отваге, успех у женщин ему обеспечен.
— И, однако, ты чертовски хороший солдат, Хилл, и твои оценки были всегда высокими! Без твоей помощи я бы никогда…
Крис не успел закончить свою мысль. Дверь распахнулась, и в комнату вошел офицер. Высокий и стройный, с хорошей выправкой лейтенант Джефферсон [1] Дэвис широко улыбался, протягивая тонкую руку Хилтону Кортину.
— Сколько мне учить тебя? — спросил Дэвис, кивнув Крису. — Какого черта ты позволил выбросить себя вон?
Хилтон, довольный приходом веселого миссисипца, который постоянно опекал его во время учебы в академии, пожал Дэвису руку.
— Откровенно говоря, Джефф, без тебя здесь стало скучно, поэтому я решил, что с меня довольно.
— Я горжусь тобой, Хилл! Господи, если бы я только знал, я бы с радостью стал твоим секундантом. Так чем он оскорбил тебя?
— Разговор шел о рабовладении, — нехотя ответил Хилтон.
— Хилл, может, твой отец вмешается в это дело? Ты ведь знаешь, что меня отдавали под трибунал и выгоняли, но потом взяли обратно. Уверен, что все прояснится…
— Нет, Джефф. — Хилтон сжал губы. — Я ни о чем не буду его просить.
— Независимость — восхитительная черта, Хилл. И, однако… — Дэвис покачал головой. — Давай не терять связи, Кортин! Нам предстоят великие дела. — Он крепко сжал плечо Хилтона и вышел из комнаты.
После того как Джефф Дэвис ушел, Крис Кемпбелл печально посмотрел на своего лучшего друга и на прощание крепко прижал его к груди. Хилтон не выдержал и рявкнул:
— Убирайся к черту, Кемпбелл!
Крис отступил, поднял руку, затянутую в перчатку, и отдал честь. То же самое сделал и Хилтон. Он стоял и смотрел, как этот большой человек твердым шагом направился к двери, открыл ее и вышел из комнаты.
У Джаспера дрожали губы, когда он закрывал последний чемодан.
— Вот и все, Джас. Поехали.
* * *
В «Старом Юге» царила тишина — кадеты готовились к параду. Хилтон, перекинув через плечо сюртук, в последний раз спустился по шаткой лестнице. Его красивое лицо было непроницаемым. Никто, даже черный слуга, следовавший за ним по пятам, не подозревал о том, что Хилтон Кортин сожалел о своем исключении из академии. Но это было правдой. Несмотря на юный возраст — через месяц ему исполнялся двадцать один год, — Хилтон был достаточно умен, чтобы понимать, что здесь, в Уэст-Пойнте, он встретил людей, принадлежавших к сливкам общества. Это были самые блестящие, самые храбрые и самые достойные молодые люди нации.Хилтон спустился на причал, за ним торопливо шагал Джаспер, продолжая сыпать укоры на темноволосую голову хозяина.
— Мне будет стыдно посмотреть людям в глаза. Мне никогда не пережить такого позора…
Хилтон молча слушал его бормотание. Возможно, от этого Джаспер чувствовал себя лучше, а Хилтона его слова мало беспокоили, если беспокоили вообще. Когда они дошли до деревянной пристани, Джаспер запыхался и выбился из сил, но все равно продолжал ворчать. Хилтон сел на поваленное дерево, оглядел спокойную реку и только после этого повернулся к Джасперу.
— Джас, ты совершенно прав, — сказал он улыбаясь. — Я опозорил тебя, и ты никогда этого не переживешь. — Запустив длинные пальцы в волосы, он откинул голову назад и расхохотался.
— Дома ты не будешь так смеяться, — сказал Джаспер. — Не будет смеяться и твой отец.
Глава 4
Сахарная плантация «Ривербенд» на берегах Миссисипи, в окрестностях Нового Орлеана.
Август 1831 года
Сильвия Фэрмонт, настороженно оглядываясь по сторонам и прикусив от волнения губу, на цыпочках подошла к широкой резной лестнице. Бесшумно спустившись вниз, она остановилась, вцепившись в полированные перила, и, свесившись с них, заглянула в библиотеку. Через высокую арку она увидела Эдвина Фэрмонта, спящего в кресле со скрещенными на животе руками и склоненной набок седой головой.
Сильвия облегченно вздохнула и, пробежав через большой холл, выскочила из дома, прикрыв за собой тяжелую парадную дверь. Оказавшись на залитой солнцем галерее, она радостно засмеялась и, тряхнув длинными волосами, словно норовистый жеребенок, помчалась через расположенные уступами лужайки «Ривербенда».
Делила выглянула из окна верхнего этажа как раз в тот момент, когда раздувающаяся на ветру желтая юбка Сильвии мелькнула за кустами акаций, растущих на краю просторного двора. Рабыня покачала головой: Сильвии опять удалось прошмыгнуть мимо отца! Одному Богу известно, куда убежала эта девчонка.
Делила, улыбнувшись, отошла от окна. Эта высокая негритянка была служанкой Сильвии на протяжении последних восьми лет. Когда Сильвии исполнилось четыре года, а самой Делиле было только двенадцать, ей сказали, что теперь она будет занимать ответственную должность — опекать Сильвию. Делила была девочкой умной и сразу поняла причину столь необычного решения хозяина: никто из слуг, включая и старую нянюшку Сильвии, не мог справиться с маленькой непоседой. Сильвия отличалась неудержимой энергией, бесконечным любопытством и полным пренебрежением к предрассудкам. Не по годам развитая девочка, не признающая никаких запретов, плохо поддавалась воспитанию и превращала жизнь Делилы в бесконечную борьбу. Но, несмотря на их постоянные стычки, Делила любила свою маленькую госпожу и всячески защищала ее.
Делила собирала разбросанную одежду и книги Сильвии, думая о том, когда же ее подопечная научится вести себя как леди. Сейчас ей оставалось только надеяться, что Сильвия вернется до полудня. Делилу предупредили, что в «Ривербенд» приедет гость, и Сильвия должна встретить его вместе с отцом и матерью. Ее волосы должны быть аккуратно причесаны и завязаны ленточкой, руки и ногти чистыми, а манеры безупречными.
Поэтому Делила, расчесывая волосы Сильвии, несколько раз повторила девочке, что она должна оставаться дома. Сначала ей следовало поупражняться на пианино, а затем вместе с родителями ожидать прибытия гостя.
Делила поняла — Сильвия обнаружила, что ее отец задремал в кресле, а значит, она получила долгожданную свободу. Она не могла пренебречь возможностью вырваться из дома и насладиться солнечным августовским днем, и Делила не винила ее за это. У ребенка абсолютно не было музыкальных способностей, и она ненавидела каждую минуту, проведенную на высоком вращающемся стуле, придвинутом к роялю.
Сильвия умная девочка. Она вернется еще до того, как ее отец проснется, а мать спустится вниз. Делила не донесет на нее, и все будут довольны. Сильвия пробежала стремглав через сад, ловко уклоняясь от ветвей, сгибающихся под тяжестью плодов позднего лета: персиков, груш и слив. Рабы-негры, собиравшие богатый урожай фруктов, помахали Сильвии, приветствуя ее, а она улыбнулась им в ответ, прежде чем исчезнуть в густом лесу.
Осторожно прокладывая себе путь через зеленый перелесок, она с опаской высматривала змей и пауков. Протоптанная тропинка привела ее к поляне, граничащей с болотами, и через несколько минут она уже стояла у старой заброшенной церкви, куда ходили молиться рабы. Сильвии запрещали ходить к старой церкви, но она, тем не менее, часто приходила сюда. Это было ее потайное место. Сегодня она не могла задерживаться здесь надолго. Пройдя через кладбище, расположенное рядом с церковью, она оказалась на широкой дороге, ведущей к пристани.
Сильвия услышала резкий громкий гудок, и сердце ее забилось от восторга. Она побежала по узкой тропинке и оказалась у деревянного причала как раз вовремя, чтобы увидеть высокие трубы парохода, показавшегося из-за поворота реки. Прикрыв глаза от слепящего солнца, она смотрела как завороженная на огромный речной пароход.
Он был великолепен! Сверкая белыми боками на фоне безоблачного голубого неба, он выпускал в утренний воздух густые клубы черного дыма через две высокие трубы. Лоснящийся и длинный, гордый и прекрасный, он прокладывал себе путь через темную мрачную воду, и его гигантское колесо, медленно вращаясь, шлепало по воде. Широко открытые серые глаза Сильвии подмечали каждую деталь этого красавца парохода, от развевающегося на ветру флага и раскаленных докрасна котлов до сурового лица рулевого. Но вдруг радостная улыбка исчезла с лица Сильвии, и ее сменило недоумение. Пароход стал замедлять ход, словно капитан решил причалить к пустынной пристани «Ривербенда». Такого просто не могло быть!
Сильвия изумленно наблюдала, как капитан поднял руку и огромное колесо, замедлив ход, остановилось. Любуясь пароходом, Сильвия не сразу заметила стоявшего на палубе высокого темноволосого человека и от неожиданности так резко повернулась, что в ее босую ногу воткнулась заноза. Девочка громко вскрикнула от боли.
Ей надо скорее убежать отсюда. Кто-то приехал в «Ривербенд». Сильвия не стала тратить время на занозу, а быстро взобралась по крутому склону и исчезла в прохладном спасительном лесу.
Хилтон Кортин, засунув руки в карманы светло-коричневых брюк, стоял на палубе старого парохода «Дженнифер» и, щурясь от солнца, разглядывал берег. На маленьком причале, всего в сотне ярдов от него, стояла девочка в желтом платье и восхищенно смотрела на пароход. Внезапно она сорвалась с места, словно испуганная лань, и скрылась за деревьями. Хилтон улыбнулся.
Ему стало скучно в гостинице в Новом Орлеане, и. он сел на пароход, плывущий вниз по реке, прекрасно зная, что появится раньше назначенного часа. Он обещал Фэрмонтам приехать к ленчу. Эдвин Фэрмонт заверил его, что пришлет за ним карету, которая довезет его до дома, а после ленча они отправятся осматривать огромную сахарную плантацию, которую Хилтон намеревался купить.
Кортин спустился по сходням, кивнув на прощание капитану и его команде. Дождавшись, пока пароход отчалит от берега, он снял сюртук, перекинул его через руку и пошел по тенистой тропе, ведущей в «Ривербенд».
Дойдя до широкой дубовой аллеи, Хилтон повернул налево и неожиданно заметил мелькающее среди деревьев желтое пятно. Он остановился.
Бледно-желтое, похожее на нарцисс пятно четко выделялось на фоне темно-зеленой листвы. Вдруг оно исчезло. Хилтон снова двинулся вперед, не отрывая взгляда от зарослей, окружавших дорогу. Желтое пятно то появлялось, то исчезало. Внезапно пронзительный крик разорвал тишину.
Со скоростью ягуара Хилтон бросился в лес и вскоре увидел девочку, лежащую на траве. Упав на колени рядом с распростертым телом, он приподнял ее и, погладив по спине, уверенно сказал:
— Все хорошо, дорогая! С тобой ничего не случится.
Сильвия, бледная от страха, вцепилась в загорелую руку незнакомца. От боли лоб ее покрылся испариной, сердце колотилось в груди, в ушах стоял звон.
Хилтон улыбался, поглаживая Сильвию по спине. Когда она повернула к нему испуганное личико, Хилтон подумал, что никогда в жизни не видел более красивой девочки. Огромные дымчато-серые глаза казались темнее из-за длинных пушистых ресниц. Вздернутый носик совершенной формы был восхитителен. Полные мягкие губки, розовые и влажные, были полуоткрыты, обнажая маленькие белые зубки. Взлохмаченная копна густых каштановых волос падала на ее овальное лицо и хрупкие плечи. Даже ее гладкая кожа была удивительной: золотистая, словно прозрачный мед, пронизанный солнечными лучами.
— Вам лучше? — спросил Хилтон, продолжая широко улыбаться.
— Д-да, спасибо, — выдавила она из себя. Оттолкнув его руку, она быстро вскочила, но тут же, вскрикнув от боли, запрыгала на одной ножке.
— Что, плохо? — Хилтон встал с колен и положил руки ей на плечи.
— Немного, — ответила Сильвия, скорчив рожицу. — Моя нога. В ней заноза.
Только сейчас Хилтон обратил внимание, что на девочке нет туфель.
— Садитесь, — скомандовал он, расстелив на земле свой сюртук. — Дайте мне посмотреть ее. — Опустившись рядом с ней на корточки, он положил ее маленькую грязную ступню к себе на колени.
— Скажите, кто вы, сэр? — спросила Сильвия. Все внимание Хилтона было сосредоточено на отвратительной занозе, вонзившейся в нежную кожу, но он все же ответил:
Август 1831 года
Сильвия Фэрмонт, настороженно оглядываясь по сторонам и прикусив от волнения губу, на цыпочках подошла к широкой резной лестнице. Бесшумно спустившись вниз, она остановилась, вцепившись в полированные перила, и, свесившись с них, заглянула в библиотеку. Через высокую арку она увидела Эдвина Фэрмонта, спящего в кресле со скрещенными на животе руками и склоненной набок седой головой.
Сильвия облегченно вздохнула и, пробежав через большой холл, выскочила из дома, прикрыв за собой тяжелую парадную дверь. Оказавшись на залитой солнцем галерее, она радостно засмеялась и, тряхнув длинными волосами, словно норовистый жеребенок, помчалась через расположенные уступами лужайки «Ривербенда».
Делила выглянула из окна верхнего этажа как раз в тот момент, когда раздувающаяся на ветру желтая юбка Сильвии мелькнула за кустами акаций, растущих на краю просторного двора. Рабыня покачала головой: Сильвии опять удалось прошмыгнуть мимо отца! Одному Богу известно, куда убежала эта девчонка.
Делила, улыбнувшись, отошла от окна. Эта высокая негритянка была служанкой Сильвии на протяжении последних восьми лет. Когда Сильвии исполнилось четыре года, а самой Делиле было только двенадцать, ей сказали, что теперь она будет занимать ответственную должность — опекать Сильвию. Делила была девочкой умной и сразу поняла причину столь необычного решения хозяина: никто из слуг, включая и старую нянюшку Сильвии, не мог справиться с маленькой непоседой. Сильвия отличалась неудержимой энергией, бесконечным любопытством и полным пренебрежением к предрассудкам. Не по годам развитая девочка, не признающая никаких запретов, плохо поддавалась воспитанию и превращала жизнь Делилы в бесконечную борьбу. Но, несмотря на их постоянные стычки, Делила любила свою маленькую госпожу и всячески защищала ее.
Делила собирала разбросанную одежду и книги Сильвии, думая о том, когда же ее подопечная научится вести себя как леди. Сейчас ей оставалось только надеяться, что Сильвия вернется до полудня. Делилу предупредили, что в «Ривербенд» приедет гость, и Сильвия должна встретить его вместе с отцом и матерью. Ее волосы должны быть аккуратно причесаны и завязаны ленточкой, руки и ногти чистыми, а манеры безупречными.
Поэтому Делила, расчесывая волосы Сильвии, несколько раз повторила девочке, что она должна оставаться дома. Сначала ей следовало поупражняться на пианино, а затем вместе с родителями ожидать прибытия гостя.
Делила поняла — Сильвия обнаружила, что ее отец задремал в кресле, а значит, она получила долгожданную свободу. Она не могла пренебречь возможностью вырваться из дома и насладиться солнечным августовским днем, и Делила не винила ее за это. У ребенка абсолютно не было музыкальных способностей, и она ненавидела каждую минуту, проведенную на высоком вращающемся стуле, придвинутом к роялю.
Сильвия умная девочка. Она вернется еще до того, как ее отец проснется, а мать спустится вниз. Делила не донесет на нее, и все будут довольны. Сильвия пробежала стремглав через сад, ловко уклоняясь от ветвей, сгибающихся под тяжестью плодов позднего лета: персиков, груш и слив. Рабы-негры, собиравшие богатый урожай фруктов, помахали Сильвии, приветствуя ее, а она улыбнулась им в ответ, прежде чем исчезнуть в густом лесу.
Осторожно прокладывая себе путь через зеленый перелесок, она с опаской высматривала змей и пауков. Протоптанная тропинка привела ее к поляне, граничащей с болотами, и через несколько минут она уже стояла у старой заброшенной церкви, куда ходили молиться рабы. Сильвии запрещали ходить к старой церкви, но она, тем не менее, часто приходила сюда. Это было ее потайное место. Сегодня она не могла задерживаться здесь надолго. Пройдя через кладбище, расположенное рядом с церковью, она оказалась на широкой дороге, ведущей к пристани.
Сильвия услышала резкий громкий гудок, и сердце ее забилось от восторга. Она побежала по узкой тропинке и оказалась у деревянного причала как раз вовремя, чтобы увидеть высокие трубы парохода, показавшегося из-за поворота реки. Прикрыв глаза от слепящего солнца, она смотрела как завороженная на огромный речной пароход.
Он был великолепен! Сверкая белыми боками на фоне безоблачного голубого неба, он выпускал в утренний воздух густые клубы черного дыма через две высокие трубы. Лоснящийся и длинный, гордый и прекрасный, он прокладывал себе путь через темную мрачную воду, и его гигантское колесо, медленно вращаясь, шлепало по воде. Широко открытые серые глаза Сильвии подмечали каждую деталь этого красавца парохода, от развевающегося на ветру флага и раскаленных докрасна котлов до сурового лица рулевого. Но вдруг радостная улыбка исчезла с лица Сильвии, и ее сменило недоумение. Пароход стал замедлять ход, словно капитан решил причалить к пустынной пристани «Ривербенда». Такого просто не могло быть!
Сильвия изумленно наблюдала, как капитан поднял руку и огромное колесо, замедлив ход, остановилось. Любуясь пароходом, Сильвия не сразу заметила стоявшего на палубе высокого темноволосого человека и от неожиданности так резко повернулась, что в ее босую ногу воткнулась заноза. Девочка громко вскрикнула от боли.
Ей надо скорее убежать отсюда. Кто-то приехал в «Ривербенд». Сильвия не стала тратить время на занозу, а быстро взобралась по крутому склону и исчезла в прохладном спасительном лесу.
Хилтон Кортин, засунув руки в карманы светло-коричневых брюк, стоял на палубе старого парохода «Дженнифер» и, щурясь от солнца, разглядывал берег. На маленьком причале, всего в сотне ярдов от него, стояла девочка в желтом платье и восхищенно смотрела на пароход. Внезапно она сорвалась с места, словно испуганная лань, и скрылась за деревьями. Хилтон улыбнулся.
Ему стало скучно в гостинице в Новом Орлеане, и. он сел на пароход, плывущий вниз по реке, прекрасно зная, что появится раньше назначенного часа. Он обещал Фэрмонтам приехать к ленчу. Эдвин Фэрмонт заверил его, что пришлет за ним карету, которая довезет его до дома, а после ленча они отправятся осматривать огромную сахарную плантацию, которую Хилтон намеревался купить.
Кортин спустился по сходням, кивнув на прощание капитану и его команде. Дождавшись, пока пароход отчалит от берега, он снял сюртук, перекинул его через руку и пошел по тенистой тропе, ведущей в «Ривербенд».
Дойдя до широкой дубовой аллеи, Хилтон повернул налево и неожиданно заметил мелькающее среди деревьев желтое пятно. Он остановился.
Бледно-желтое, похожее на нарцисс пятно четко выделялось на фоне темно-зеленой листвы. Вдруг оно исчезло. Хилтон снова двинулся вперед, не отрывая взгляда от зарослей, окружавших дорогу. Желтое пятно то появлялось, то исчезало. Внезапно пронзительный крик разорвал тишину.
Со скоростью ягуара Хилтон бросился в лес и вскоре увидел девочку, лежащую на траве. Упав на колени рядом с распростертым телом, он приподнял ее и, погладив по спине, уверенно сказал:
— Все хорошо, дорогая! С тобой ничего не случится.
Сильвия, бледная от страха, вцепилась в загорелую руку незнакомца. От боли лоб ее покрылся испариной, сердце колотилось в груди, в ушах стоял звон.
Хилтон улыбался, поглаживая Сильвию по спине. Когда она повернула к нему испуганное личико, Хилтон подумал, что никогда в жизни не видел более красивой девочки. Огромные дымчато-серые глаза казались темнее из-за длинных пушистых ресниц. Вздернутый носик совершенной формы был восхитителен. Полные мягкие губки, розовые и влажные, были полуоткрыты, обнажая маленькие белые зубки. Взлохмаченная копна густых каштановых волос падала на ее овальное лицо и хрупкие плечи. Даже ее гладкая кожа была удивительной: золотистая, словно прозрачный мед, пронизанный солнечными лучами.
— Вам лучше? — спросил Хилтон, продолжая широко улыбаться.
— Д-да, спасибо, — выдавила она из себя. Оттолкнув его руку, она быстро вскочила, но тут же, вскрикнув от боли, запрыгала на одной ножке.
— Что, плохо? — Хилтон встал с колен и положил руки ей на плечи.
— Немного, — ответила Сильвия, скорчив рожицу. — Моя нога. В ней заноза.
Только сейчас Хилтон обратил внимание, что на девочке нет туфель.
— Садитесь, — скомандовал он, расстелив на земле свой сюртук. — Дайте мне посмотреть ее. — Опустившись рядом с ней на корточки, он положил ее маленькую грязную ступню к себе на колени.
— Скажите, кто вы, сэр? — спросила Сильвия. Все внимание Хилтона было сосредоточено на отвратительной занозе, вонзившейся в нежную кожу, но он все же ответил: