Страница:
— Я знаю, — рассмеялась Сильвия, — замуж выходят один раз в жизни!
— Совершенно верно.
Все шло хорошо до того дня, когда они собрались покинуть Новый Орлеан. Был ясный полдень. Сильвия с матерью сидели в кафе, наслаждаясь великолепным ленчем. Глаза Сильвии расширились от удивления, когда чернокожий официант поставил перед ней аперитив.
— Мама! — воскликнула Сильвия. — Это же мой первый в жизни крепкий напиток! Большое тебе спасибо.
Серина рассмеялась. Ее нежный смех смешивался с гулом мужских голосов, а голубые глаза сияли тем внутренним светом, который появлялся в них, когда она смотрела на любимую дочь.
— На здоровье, дорогая, — сказала она, отпивая черный кофе. — Я никогда не забуду свой первый аперитив. Тогда я была в том же возрасте, что и ты.
— Правда, мама? — Сильвия отпила из бокала, облизнула губы и одобрительно кивнула. — Расскажи мне об этом. Где это было?
— Здесь, в Новом Орлеане. Эдвин повел меня в театр посмотреть музыкальную комедию. После театра мы зашли в маленькое кафе. — Она замолчала, вспоминая. — В этот день мне исполнилось восемнадцать.
— Мама, как это романтично! Готова держать пари, что ты была очень красивой. Ты хорошо тогда провела время?
Серина снова рассмеялась и дотронулась до руки дочери.
— Да, дорогая, но, по правде говоря, мое сердце разрывалось от тревоги. Твой отец хотел, чтобы мы остались в городе и провели ночь в отеле.
— Ты, конечно, согласилась?
— Я же сказала тебе, что мое сердце рвалось на части. Дело в том, что я впервые уехала, оставив тебя одну.
— О, мама, не говори, что ты…
— Я уговорила его вернуться в «Ривербенд». Я не могла смириться с мыслью, что оставлю свою малютку одну, пусть даже всего на ночь.
— Мама, если уж речь зашла о «Ривербенде», почему мы сегодня не поехали туда?
— Сильвия, что за глупая мысль! — рассердилась Серина.
— Почему глупая? Я очень скучаю по «Ривербенду» и знаю, что и ты тоже скучаешь. Мы могли бы навестить мистера Рэнкина…
— Ни в коем случае! — Серина побледнела как смерть.
— Но почему, мама? Я знаю, что мистер Рэнкин женился…
— Откуда тебе это известно? — резко оборвала ее Серина. — Почему ты вдруг заговорила о нем?
— Мама, каждый раз, как я заговариваю о мистере Рэнкине, ты начинаешь сердиться. Почему? Что тебе не нравится в нем?
— Нам пора возвращаться в отель, — уклонилась от ответа Серина.
— Мама, почему ты не хочешь рассказать мне о мистере Рэнкине? Кто он? Какая тайна с ним связана? И что ты можешь сказать о Кашке? — Увидев недовольный взгляд матери, Сильвия поспешила добавить: — Я знаю, что Кашка умер. Я это прекрасно знаю, но ты что-то скрываешь от меня. Пожалуйста, расскажи мне.
— Милая, я уже рассказывала тебе: Кашка умер задолго до того, как я приехала в «Ривербенд».
— Да, но определенно кто-то другой знает о…
— Сильвия, дорогая, мне бы хотелось, чтобы ты забыла эту историю с сокровищами, якобы спрятанными в «Ривербенде». Это миф, и не более. Ты слышала сплетни слуг и слепо приняла их за истину. Забудь о спрятанном золоте. Забудь о Хайде Рэнкине. Забудь о «Ривербенде».
— Но я не могу, мама. Мне хочется вновь увидеть его. Сейчас еще нет двух часов. Мы можем сесть на пароход и отправиться в «Ривербенд». Если ты не хочешь заходить к мистеру Рэнкину, мы просто прогуляемся по поместью…
— Нет! — Серина быстро встала из-за стола, чуть не опрокинув чашку. — Мы не поплывем в «Ривербенд»! И ты должна обещать мне, что никогда не поедешь туда — ни одна, ни с кем-нибудь из своих друзей. Ты меня поняла?
Сильвия от удивления открыла рот: она еще никогда не видела мать в таком состоянии. Серина направилась к двери, и Силъвия последовала за ней, забыв на столе сердечные капли матери. Она терялась в догадках, почему ее мать так рассердилась.
— В чем дело, мама? Что я сделала?
— Найдя нам карету. Я плохо себя чувствую.
— Конечно. О, мама… ты такая бледная.
Когда они вернулись в отель, Делила, едва взглянув на Серину, сказала:
— Позвольте мне раздеть вас и уложить в постель.
Оставшись, в гостиной, Сильвия заметалась по комнате, в который раз задавая себе одни и те же вопросы. Почему ее мать отказывается говорить о мистере Рэнкине? Ничему она так сильно ненавидит этого странного человека?
В гостиную вошла Делила, и Сильвия бросилась к ней.
— Как мама?
— Твоя мама устала, и ей необходимо отдохнуть, — ответила служанка.
— Дело не только в усталости. — Сильвия схватила Делилу за рукав. — За ленчем я заговорила о мистере Рэнкине, и это ее, кажется, очень расстроило.
В черных глазах Делилы вспыхнула ненависть.
— Я запрещаю тебе говорить об этом человеке!
— Послушать тебя, так мистер Рэнкин сам дьявол.
— Возможно, и так, — содрогнувшись, ответила служанка.
Делила потрогала лоб Серины: он был горячим и влажным.
— Попробуй найти врача, — сказала она Сильвии. — Миссис Серину лихорадит.
Сильвия выскочила из каюты, чувствуя, как от волнения кровь стучит в висках. К счастью, ей повезло, и она быстро нашла врача. К вечеру Серине стало совсем плохо. Она вся горела, дыхание было тяжелым и хриплым. Ее милое лицо казалось белым, как простыня, на которой она лежала. Врач очень заботливо отнесся к своей пациентке. Он дал Серине лекарство и остался сидеть у ее постели, отказавшись даже от обеда. Он держался спокойно, уверенно и утешал Сильвию как мог.
— Не надо так волноваться, деточка. Я позабочусь о твоей маме. Почему бы тебе не спуститься в столовую и не поесть?
— Я не голодна, — ответила Сильвия.
— Пожалуйста, дорогая. — Серина открыла глаза. — Ты должна поесть, и Делила тоже.
Скрестив на груди руки, Делила упрямо покачала головой и не сдвинулась с места. Сильвия, почувствовав, что если еще хоть минуту просидит без дела, то разрыдается, ответила:
— Возможно, ты права. Я быстро поем и вернусь обратно.
Но Сильвия не пошла в столовую. Она поднялась на палубу и, вцепившись руками в деревянные перила, долго смотрела на мутную воду. Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы, понимая, что если заплачет, то уже не сможет остановиться и этим только расстроит мать.
Она стояла под холодным дождем, и мысли ее крутились вокруг мистера Рэнкина. Тут была какая-то тайна, и Сильвия дала себе слово рано или поздно узнать все, что связывает ее семью с этим человеком. И главное, почему, стоило ей заговорить об этом с матерью, как здоровье Серины резко ухудшилось, хотя еще накануне она выглядела абсолютно здоровой, веселой и жизнерадостной?
Делила что-то знала об этом, но не желала отвечать на вопросы Сильвии. Впрочем, как только они вернутся в Мобил, она снова расспросит Делилу о мистере Рэнкине.
Сильвия стояла одна в сгущающихся сумерках и молча молилась, чтобы мама поскорее выздоровела. Она дала себе клятву, что больше никогда не будет ее огорчать и не задаст ей ни одного вопроса, который мог бы испортить ей настроение.
Глава 14
Глава 15
— Совершенно верно.
Все шло хорошо до того дня, когда они собрались покинуть Новый Орлеан. Был ясный полдень. Сильвия с матерью сидели в кафе, наслаждаясь великолепным ленчем. Глаза Сильвии расширились от удивления, когда чернокожий официант поставил перед ней аперитив.
— Мама! — воскликнула Сильвия. — Это же мой первый в жизни крепкий напиток! Большое тебе спасибо.
Серина рассмеялась. Ее нежный смех смешивался с гулом мужских голосов, а голубые глаза сияли тем внутренним светом, который появлялся в них, когда она смотрела на любимую дочь.
— На здоровье, дорогая, — сказала она, отпивая черный кофе. — Я никогда не забуду свой первый аперитив. Тогда я была в том же возрасте, что и ты.
— Правда, мама? — Сильвия отпила из бокала, облизнула губы и одобрительно кивнула. — Расскажи мне об этом. Где это было?
— Здесь, в Новом Орлеане. Эдвин повел меня в театр посмотреть музыкальную комедию. После театра мы зашли в маленькое кафе. — Она замолчала, вспоминая. — В этот день мне исполнилось восемнадцать.
— Мама, как это романтично! Готова держать пари, что ты была очень красивой. Ты хорошо тогда провела время?
Серина снова рассмеялась и дотронулась до руки дочери.
— Да, дорогая, но, по правде говоря, мое сердце разрывалось от тревоги. Твой отец хотел, чтобы мы остались в городе и провели ночь в отеле.
— Ты, конечно, согласилась?
— Я же сказала тебе, что мое сердце рвалось на части. Дело в том, что я впервые уехала, оставив тебя одну.
— О, мама, не говори, что ты…
— Я уговорила его вернуться в «Ривербенд». Я не могла смириться с мыслью, что оставлю свою малютку одну, пусть даже всего на ночь.
— Мама, если уж речь зашла о «Ривербенде», почему мы сегодня не поехали туда?
— Сильвия, что за глупая мысль! — рассердилась Серина.
— Почему глупая? Я очень скучаю по «Ривербенду» и знаю, что и ты тоже скучаешь. Мы могли бы навестить мистера Рэнкина…
— Ни в коем случае! — Серина побледнела как смерть.
— Но почему, мама? Я знаю, что мистер Рэнкин женился…
— Откуда тебе это известно? — резко оборвала ее Серина. — Почему ты вдруг заговорила о нем?
— Мама, каждый раз, как я заговариваю о мистере Рэнкине, ты начинаешь сердиться. Почему? Что тебе не нравится в нем?
— Нам пора возвращаться в отель, — уклонилась от ответа Серина.
— Мама, почему ты не хочешь рассказать мне о мистере Рэнкине? Кто он? Какая тайна с ним связана? И что ты можешь сказать о Кашке? — Увидев недовольный взгляд матери, Сильвия поспешила добавить: — Я знаю, что Кашка умер. Я это прекрасно знаю, но ты что-то скрываешь от меня. Пожалуйста, расскажи мне.
— Милая, я уже рассказывала тебе: Кашка умер задолго до того, как я приехала в «Ривербенд».
— Да, но определенно кто-то другой знает о…
— Сильвия, дорогая, мне бы хотелось, чтобы ты забыла эту историю с сокровищами, якобы спрятанными в «Ривербенде». Это миф, и не более. Ты слышала сплетни слуг и слепо приняла их за истину. Забудь о спрятанном золоте. Забудь о Хайде Рэнкине. Забудь о «Ривербенде».
— Но я не могу, мама. Мне хочется вновь увидеть его. Сейчас еще нет двух часов. Мы можем сесть на пароход и отправиться в «Ривербенд». Если ты не хочешь заходить к мистеру Рэнкину, мы просто прогуляемся по поместью…
— Нет! — Серина быстро встала из-за стола, чуть не опрокинув чашку. — Мы не поплывем в «Ривербенд»! И ты должна обещать мне, что никогда не поедешь туда — ни одна, ни с кем-нибудь из своих друзей. Ты меня поняла?
Сильвия от удивления открыла рот: она еще никогда не видела мать в таком состоянии. Серина направилась к двери, и Силъвия последовала за ней, забыв на столе сердечные капли матери. Она терялась в догадках, почему ее мать так рассердилась.
— В чем дело, мама? Что я сделала?
— Найдя нам карету. Я плохо себя чувствую.
— Конечно. О, мама… ты такая бледная.
Когда они вернулись в отель, Делила, едва взглянув на Серину, сказала:
— Позвольте мне раздеть вас и уложить в постель.
Оставшись, в гостиной, Сильвия заметалась по комнате, в который раз задавая себе одни и те же вопросы. Почему ее мать отказывается говорить о мистере Рэнкине? Ничему она так сильно ненавидит этого странного человека?
В гостиную вошла Делила, и Сильвия бросилась к ней.
— Как мама?
— Твоя мама устала, и ей необходимо отдохнуть, — ответила служанка.
— Дело не только в усталости. — Сильвия схватила Делилу за рукав. — За ленчем я заговорила о мистере Рэнкине, и это ее, кажется, очень расстроило.
В черных глазах Делилы вспыхнула ненависть.
— Я запрещаю тебе говорить об этом человеке!
— Послушать тебя, так мистер Рэнкин сам дьявол.
— Возможно, и так, — содрогнувшись, ответила служанка.
* * *
На следующий день, когда Сильвия, Серина и Делила взошли на борт колесного парохода «Саванна», чтобы плыть в Мобил, солнце спряталось за тучи, резко похолодало, и вскоре первые капли дождя упали на палубу.Делила потрогала лоб Серины: он был горячим и влажным.
— Попробуй найти врача, — сказала она Сильвии. — Миссис Серину лихорадит.
Сильвия выскочила из каюты, чувствуя, как от волнения кровь стучит в висках. К счастью, ей повезло, и она быстро нашла врача. К вечеру Серине стало совсем плохо. Она вся горела, дыхание было тяжелым и хриплым. Ее милое лицо казалось белым, как простыня, на которой она лежала. Врач очень заботливо отнесся к своей пациентке. Он дал Серине лекарство и остался сидеть у ее постели, отказавшись даже от обеда. Он держался спокойно, уверенно и утешал Сильвию как мог.
— Не надо так волноваться, деточка. Я позабочусь о твоей маме. Почему бы тебе не спуститься в столовую и не поесть?
— Я не голодна, — ответила Сильвия.
— Пожалуйста, дорогая. — Серина открыла глаза. — Ты должна поесть, и Делила тоже.
Скрестив на груди руки, Делила упрямо покачала головой и не сдвинулась с места. Сильвия, почувствовав, что если еще хоть минуту просидит без дела, то разрыдается, ответила:
— Возможно, ты права. Я быстро поем и вернусь обратно.
Но Сильвия не пошла в столовую. Она поднялась на палубу и, вцепившись руками в деревянные перила, долго смотрела на мутную воду. Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы, понимая, что если заплачет, то уже не сможет остановиться и этим только расстроит мать.
Она стояла под холодным дождем, и мысли ее крутились вокруг мистера Рэнкина. Тут была какая-то тайна, и Сильвия дала себе слово рано или поздно узнать все, что связывает ее семью с этим человеком. И главное, почему, стоило ей заговорить об этом с матерью, как здоровье Серины резко ухудшилось, хотя еще накануне она выглядела абсолютно здоровой, веселой и жизнерадостной?
Делила что-то знала об этом, но не желала отвечать на вопросы Сильвии. Впрочем, как только они вернутся в Мобил, она снова расспросит Делилу о мистере Рэнкине.
Сильвия стояла одна в сгущающихся сумерках и молча молилась, чтобы мама поскорее выздоровела. Она дала себе клятву, что больше никогда не будет ее огорчать и не задаст ей ни одного вопроса, который мог бы испортить ей настроение.
Глава 14
Хорошенькое личико Джинджер Томпсон покраснело от гнева. Она металась по комнате и высказывала своей изумленной матери все, что о ней думает.
— Послушай меня, старая! — злобно кричала она. — Я не такая, как ты! Ты бесхарактерная, мягкотелая!
Бледные глаза маленькой измученной женщины наполнились слезами, и она попыталась защитить себя:
— Джинджер, пожалуйста, не будь такой грубой. Твой отец сильный человек, и он…
— Мой отец неудачник! А ты? Ты всю жизнь делала вид, что этот отвратительный домишко — дворец, и что ты вполне довольна своей судьбой.
— Но это так, Джинджер! Я вышла замуж за уважаемого человека, и у меня красивая дочь. — Миссис Томпсон попыталась улыбнуться.
— Возможно, ты и счастлива, а вот я нет! Я не хочу провести свою жизнь так, как ты!
— Джинджер, я знаю, ты расстроена, потому что этот молодой человек, которым ты так увлечена, выбрал мисс Фэрмонт, а не тебя. Насколько я знаю, ты не виделась с ним уже много недель, верно?
Джинджер посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна тем, что там увидела.
— Да, я давно не виделась с Бакстером, и все по твоей вине! — бросила она в лицо матери.
— По моей вине? — Миссис Томпсон схватилась за горло. — Дорогая, но что я сделала? Как я могла…
Джинджер обдала мать ледяным взглядом.
— Это твоя вина, твоя и папы. Он владеет магазином, и ты убеждена, что этого вполне достаточно. А для меня нет, и для Рэнди — тоже. — Джинджер снова повернулась к зеркалу. — Сильвия Фэрмонт отняла у меня Рэнди, но я не собираюсь мириться с этим и ждать, когда он женится на ней.
— Но что ты можешь сделать, Джинджер?
Повернувшись, Джинджер прошла мимо матери, словно не замечая ее. Она взяла зонтик и, подойдя к двери, оглянулась на мать.
— Я уже сказала тебе, мама, что отличаюсь от тебя. Я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как жизнь проходит мимо. — На лице Джинджер появилась довольная улыбка: — У меня есть план.
Миссис Томпсон дотронулась до плеча дочери.
— Какой план, дорогая?
Джинджер брезгливо сбросила с плеча руку матери.
— Это тебя не касается, старушка! — фыркнула она и скрылась за дверью.
Джинджер спешила к своей цели, которая была расположена почти рядом с ее домом. Она уже давно заметила табличку на двери, еще год назад, когда та только появилась там. Джинджер проходила мимо нее сотни раз, иногда кивая высокому мужчине с каштановыми волосами, когда он входил или выходил из дома. Судя по табличке, его звали Маккарен, но она не была в этом уверена.
Подходя к Брод-стрит, Джинджер, к своему удивлению, обнаружила, что нервничает. Никогда прежде ей не приходилось иметь дел с частным детективом. А что, если он сначала поинтересуется ее мотивами? А что, если он попросит ее все объяснить, а потом скажет, что не намерен совать нос в чужие дела? Какую цену он заломит? А вдруг он вообще откажется помогать ей?
Джинджер стояла перед закрытой дверью. Два окна с непрозрачными стеклами не позволяли ей заглянуть внутрь. Возможно, детектива там не было. Возможно, он уехал из города по делам и не скоро вернется обратно.
Наконец она собралась с духом и толкнула дверь. Дверь открылась, и Джинджер вошла в комнату. За столом, уткнувшись носом в бумаги, сидел тот самый мужчина с каштановыми волосами. Он поднял голову и, взглянув на нее, улыбнулся и встал со стула. Протянув ей через стол руку, приветливо сказал:
— Входите, мисс. Я Спенсер Маккарен. Чем могу быть полезен?
Джинджер заметила его оценивающий взгляд и интерес, промелькнувший в ясных голубых глазах, когда она улыбнулась ему обворожительной улыбкой.
— Мистер Маккарен, — начала она, когда они обменялись рукопожатием. — Я мисс Джинджер Томпсон. У меня есть проблема, и я нуждаюсь в вашей помощи.
— Сделаю все, что в моих силах. Пожалуйста, садитесь и расскажите, что вас волнует.
Джинджер села на стул с высокой спинкой, расправила пышные юбки и положила шелковый зонтик на край стола.
— Перехожу сразу к делу. Я люблю человека, который собирается жениться на другой. Я не могу позволить, чтобы это случилось. Я хочу, чтобы вы провели расследование относительно девушки и ее семьи. Уверена, что в прошлом у них было что-то скандальное… Возможно, в их роду были грабители, контрабандисты, или в них течет негритянская кровь. Ну, хоть что-нибудь! Помогите мне это узнать.
— Вы очень решительная молодая леди, мисс Томпсон.
— Я же сказала вам, что не позволю ему жениться на ней. Вы можете мне помочь?
— Мисс Томпсон, мои услуги стоят дорого, — задумчиво глядя на нее, произнес он.
— У меня есть кое-какие деньги… Немного, но… А сколько вы берете, сэр?
— Двадцать долларов в день плюс дорожные расходы.
— Вам придется поехать в Новый Орлеан. Ее семья жила там. У меня есть триста долларов. Вы можете начать прямо сегодня?
— Триста долларов я израсходую за две недели, мисс Томпсон.
— Возможно, вы что-то раскопаете за это время.
— А если нет?
— Поговорим, когда возникнет необходимость.
Маккарен кивнул:
— Расскажите мне все, что вы знаете об этой девушке и ее семье.
Близилась полночь. К вечеру пошел снег, и ледяной северный ветер пробирался в дом сквозь высокие двери. Пламя свечей, стоявших на рояле в серебряных подсвечниках, колебалось от сквозняка. Холод затаился в темных углах просторной комнаты, но двоим, сидевшим на диване у потрескивающего огня в камине, совсем не было холодно.
Вздыхая от удовольствия, Сильвия нежилась в объятиях Рэндольфа. Он смотрел в ее большие серые глаза и дивился их чистоте и невинности.
— Не замерзла, моя дорогая? — спросил он.
— Нет, Рэндольф, — ответила Сильвия, покраснев. — Мне жарко.
— Я хочу, чтобы тебе всегда было тепло в моих объятиях. — Рэндольф нежно поцеловал ее.
Сильвия охотно отзывалась на его поцелуи. Когда он оторвался от нее, она блаженно вздохнула и положила голову ему на плечо. Рэндольф начал расстегивать крошечные пуговки на ее высоком воротнике.
— Сильвия, — прошептал он, — я очень тебя люблю. Ты веришь, что я не сделаю тебе ничего плохого?
— Конечно, — ответила она, взмахнув длинными ресницами.
— Я этому рад, любимая, — улыбнулся он, продолжая заниматься пуговицами. — Помни всегда, что моя любовь к тебе так же незыблема, как восход солнца, и будет длиться до тех пор, пока мы живы.
— Я чувствую то же самое, — заверила его Сильвия. — Я… Что ты делаешь?
Он поцеловал ее в курносый носик.
— Ты говорила, что тебе жарко. — Он расстегнул пуговицу у нее на груди.
— Но… это же…
— Тс-с… — Он снова поцеловал ее.
Сильвия перестала сопротивляться.
— О Господи, Сильвия, — хрипло прошептал он и поцеловал ее в подбородок. — Его рука забралась под расстегнутый лиф платья и нежно сжала ее сосок.
— Рэндольф, — застонала она, прижимаясь к нему.
— Я знаю, милая, я знаю… — Дрожащей рукой он пытался застегнуть пуговицы ее платья. Затем отстранил ее от себя и поднялся с дивана. — Уже поздно. Я должен уйти. Думай обо мне, когда ляжешь спать.
— Буду думать, Рэндольф. А ты? Ты будешь думать обо мне?
Впервые за все время их знакомства Рэндольф мог сказать правду. Он перестал встречаться с Джинджер Томпсон. Сейчас он вернется в свой домик в «Дубовой роще», будет ворочаться с боку на бок, думая только о красивой сероглазой девушке, доверием которой он не воспользовался.
— Да, дорогая, я буду думать о тебе. Я буду молить Бога, чтобы время текло быстрее. Я не могу дождаться, когда мы поженимся. Я хочу, чтобы ты проводила со мной в постели все эти холодные долгие ночи. Давай сбежим. Давай сегодня ночью…
— Рэндольф, дорогой, — Сильвия засмеялась и покачала головой, — мы не должны этого делать. Я заказала свадебное платье. Я хочу венчаться в церкви. Скажи, что ты меня понимаешь.
— Понимаю, — вздохнув, ответил Рэндольф. — Я веду себя глупо. Мы обвенчаемся в церкви. Я все сделаю так, как ты скажешь. Я люблю тебя. О Господи, как же я тебя люблю!
— Я тоже тебя люблю, — ответила Сильвия со счастливой улыбкой.
Радость Сильвии была словно солнечный луч среди морозной зимы. Серина, уютно устроившись в ее спальне, была единственным и самым взыскательным зрителем, весело аплодирующим, когда ее дочь расхаживала по комнате, демонстрируя многочисленные наряды, присланные из Нового Орлеана. Никогда еще они не были так близки, как в эту длинную холодную зиму.
Сильвию тревожили бледность матери, измученный взгляд ее голубых глаз, потеря веса, но она никогда не говорила об этом вслух. Она любила мать и отлично понимала, что предстоящая свадьба так же важна для Серины, как и для нее самой.
Сильвия была счастлива. Она любила Рэндольфа Бакстера всем своим юным доверчивым сердцем и была уверена, что впереди их ждет долгая счастливая жизнь.
Она не знала, почему Рэндольф начал более откровенно проявлять свою любовь, но ее это только радовало. Временами глубина его страсти пугала Сильвию. Он даже целовать ее стал по-другому — как настоящий мужчина. И это напоминало ей горячие, захватывающие дух поцелуи того смуглого мужчины, что обнимал ее на холодном балконе. Это были поцелуи, которыми, как ей казалось, муж должен обмениваться со своей женой.
Сильвия с нетерпением ждала дня свадьбы.
— Мне жаль, мисс Томпсон, — сказал Спенсер Маккарен, глядя на нее через стол, — но я не нашел ничего порочащего в прошлом семьи Фэрмонт. Я занимался этим делом больше месяца, мисс Томпсон. — Он помолчал, прокашлялся и продолжил: — На вас ушло больше времени и сил, чем на других моих клиентов.
— Вы хотите сказать, что больше не будете заниматься этим делом, если я вам не заплачу?
— Совершенно верно. Мне жаль, но я…
Хорошенькое личико Джинджер опечалилось.
— Но я уверена, что вы обязательно что-нибудь найдете, если продолжите ваши поиски. Не могли бы вы…
— Я не работаю бесплатно, мисс Томпсон.
— Я… уверена, что нет. — Джинджер медленно встала со стула. У нее не было больше денег, чтобы ему заплатить, но ее изворотливый ум подсказал ей выход из щекотливой ситуации. Положив перчатки на край стола, она улыбнулась. — Вы женаты, мистер Маккарен?
— Я холостяк, мисс Томпсон. А что?
Обогнув стол, Джинджер остановилась перед ним.
— Вы находите меня привлекательной, мистер Маккарен?
Спенсер Маккарен внимательно оглядел ее роскошное тело, не пропустив ни одного изгиба.
— Я нахожу вас очень красивой, мисс Томпсон.
Одарив его обворожительной улыбкой, Джинджер повернулась и пошла через комнату, покачивая бедрами. Она заперла дверь и опустила тяжелые жалюзи. Комната погрузилась в полумрак, единственным источником света теперь оставалась горевшая на столе лампа. Джинджер медленно вернулась к нему, сняла шляпу и положила ее поверх перчаток.
Спенсер Маккарен с интересом наблюдал за ней. Он вцепился руками в ручки кресла, когда она, задрав пышные юбки, спустила панталоны и они упали на пол. Она ногой отшвырнула их в сторону.
Маккарен покраснел, сердце его бешено колотилось в груди. Джинджер, глядя ему в глаза, медленно опустилась на колени.
Он сидел, широко расставив ноги. Джинджер села на корточки между его раздвинутых ног.
— У меня больше нет денег, мистер Маккарен, но, возможно, я смогу доставить вам удовольствие. — Она положила руку на его пах. Он застонал и заерзал, когда она через брюки стала гладить его восставшую плоть. — Вы? хотите меня?
— О Господи, да, — выдохнул он.
— Вы мне поможете?
— Помогу. Давай быстрее!
Рядом, за закрытой дверью, сновали прохожие, а Джинджер Томпсон, задрав юбки, уверенной рукой направляла его твердую плоть в свое влажное лоно. На улице скрипели кареты, ржали лошади, кричали торговцы, но Спенсер Маккарен, частный детектив, ничего не слышал. Он сидел в кресле, отдавая себя бесстыдной молодой женщине, сидевшей на нем верхом, и его руки сжимали ее круглые ягодицы, а язык ласкал груди, вывалившиеся из расстегнутого лифа.
Ерзая на нем, она шептала:
— Тебе это нравится, Мак? Я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Только обещай мне, что будешь продолжать поиски. Я не могу позволить ему жениться на ней. Я люблю его. Я его действительно люблю.
— Конечно, продолжу, — отвечал Спенсер Маккарен. — Я буду работать столько времени, сколько ты захочешь.
И вскоре он уже кричал от наслаждения, когда Джинджер умелыми действиями довела его до экстаза.
Сильвия и Рэндольф проводили чудесное время, сидя на белой скамейке, вдыхая аромат роз, целуясь и считая дни, оставшиеся до свадьбы. Вечера, проводимые вместе, стали для них пыткой. Их поцелуи становились все горячее, продолжительнее и доводили их до отчаяния. Их руки гладили, трогали, исследовали. Тела прижимались друг к другу, стремясь слиться воедино. Они так любили друг друга, что им стало казаться, что они не выдержат еще одной недели, еще одного дня, еще одного часа.
И, наконец, до свадьбы осталась всего неделя. Сильвия проснулась с восходом солнца и улыбнулась.
— Одна неделя, — прошептала она. — Всего одна неделя, и мы больше никогда не расстанемся!
Она вскочила с постели и стянула через голову ночную рубашку. В это время открылась дверь. Прикрыв тело пеньюаром, она посмотрела на Делилу.
— Ты могла бы и постучать. Я… — Она замолчала, и страх сковал ее сердце. — В чем дело, Делила? Что случилось?
— Деточка, твоя мама… Миссис Серина… Она… — Делила заплакала.
Пеньюар Сильвии упал на пол.
— Что — мама? Говори же, Делила!
— О Господи, она умирает! Миссис Серина умирает!
— Послушай меня, старая! — злобно кричала она. — Я не такая, как ты! Ты бесхарактерная, мягкотелая!
Бледные глаза маленькой измученной женщины наполнились слезами, и она попыталась защитить себя:
— Джинджер, пожалуйста, не будь такой грубой. Твой отец сильный человек, и он…
— Мой отец неудачник! А ты? Ты всю жизнь делала вид, что этот отвратительный домишко — дворец, и что ты вполне довольна своей судьбой.
— Но это так, Джинджер! Я вышла замуж за уважаемого человека, и у меня красивая дочь. — Миссис Томпсон попыталась улыбнуться.
— Возможно, ты и счастлива, а вот я нет! Я не хочу провести свою жизнь так, как ты!
— Джинджер, я знаю, ты расстроена, потому что этот молодой человек, которым ты так увлечена, выбрал мисс Фэрмонт, а не тебя. Насколько я знаю, ты не виделась с ним уже много недель, верно?
Джинджер посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна тем, что там увидела.
— Да, я давно не виделась с Бакстером, и все по твоей вине! — бросила она в лицо матери.
— По моей вине? — Миссис Томпсон схватилась за горло. — Дорогая, но что я сделала? Как я могла…
Джинджер обдала мать ледяным взглядом.
— Это твоя вина, твоя и папы. Он владеет магазином, и ты убеждена, что этого вполне достаточно. А для меня нет, и для Рэнди — тоже. — Джинджер снова повернулась к зеркалу. — Сильвия Фэрмонт отняла у меня Рэнди, но я не собираюсь мириться с этим и ждать, когда он женится на ней.
— Но что ты можешь сделать, Джинджер?
Повернувшись, Джинджер прошла мимо матери, словно не замечая ее. Она взяла зонтик и, подойдя к двери, оглянулась на мать.
— Я уже сказала тебе, мама, что отличаюсь от тебя. Я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как жизнь проходит мимо. — На лице Джинджер появилась довольная улыбка: — У меня есть план.
Миссис Томпсон дотронулась до плеча дочери.
— Какой план, дорогая?
Джинджер брезгливо сбросила с плеча руку матери.
— Это тебя не касается, старушка! — фыркнула она и скрылась за дверью.
Джинджер спешила к своей цели, которая была расположена почти рядом с ее домом. Она уже давно заметила табличку на двери, еще год назад, когда та только появилась там. Джинджер проходила мимо нее сотни раз, иногда кивая высокому мужчине с каштановыми волосами, когда он входил или выходил из дома. Судя по табличке, его звали Маккарен, но она не была в этом уверена.
Подходя к Брод-стрит, Джинджер, к своему удивлению, обнаружила, что нервничает. Никогда прежде ей не приходилось иметь дел с частным детективом. А что, если он сначала поинтересуется ее мотивами? А что, если он попросит ее все объяснить, а потом скажет, что не намерен совать нос в чужие дела? Какую цену он заломит? А вдруг он вообще откажется помогать ей?
Джинджер стояла перед закрытой дверью. Два окна с непрозрачными стеклами не позволяли ей заглянуть внутрь. Возможно, детектива там не было. Возможно, он уехал из города по делам и не скоро вернется обратно.
Наконец она собралась с духом и толкнула дверь. Дверь открылась, и Джинджер вошла в комнату. За столом, уткнувшись носом в бумаги, сидел тот самый мужчина с каштановыми волосами. Он поднял голову и, взглянув на нее, улыбнулся и встал со стула. Протянув ей через стол руку, приветливо сказал:
— Входите, мисс. Я Спенсер Маккарен. Чем могу быть полезен?
Джинджер заметила его оценивающий взгляд и интерес, промелькнувший в ясных голубых глазах, когда она улыбнулась ему обворожительной улыбкой.
— Мистер Маккарен, — начала она, когда они обменялись рукопожатием. — Я мисс Джинджер Томпсон. У меня есть проблема, и я нуждаюсь в вашей помощи.
— Сделаю все, что в моих силах. Пожалуйста, садитесь и расскажите, что вас волнует.
Джинджер села на стул с высокой спинкой, расправила пышные юбки и положила шелковый зонтик на край стола.
— Перехожу сразу к делу. Я люблю человека, который собирается жениться на другой. Я не могу позволить, чтобы это случилось. Я хочу, чтобы вы провели расследование относительно девушки и ее семьи. Уверена, что в прошлом у них было что-то скандальное… Возможно, в их роду были грабители, контрабандисты, или в них течет негритянская кровь. Ну, хоть что-нибудь! Помогите мне это узнать.
— Вы очень решительная молодая леди, мисс Томпсон.
— Я же сказала вам, что не позволю ему жениться на ней. Вы можете мне помочь?
— Мисс Томпсон, мои услуги стоят дорого, — задумчиво глядя на нее, произнес он.
— У меня есть кое-какие деньги… Немного, но… А сколько вы берете, сэр?
— Двадцать долларов в день плюс дорожные расходы.
— Вам придется поехать в Новый Орлеан. Ее семья жила там. У меня есть триста долларов. Вы можете начать прямо сегодня?
— Триста долларов я израсходую за две недели, мисс Томпсон.
— Возможно, вы что-то раскопаете за это время.
— А если нет?
— Поговорим, когда возникнет необходимость.
Маккарен кивнул:
— Расскажите мне все, что вы знаете об этой девушке и ее семье.
* * *
Солнечный теплый октябрь близился к концу. Яркие краски деревьев постепенно исчезали. Их сменил унылый коричневый цвет. Мертвые сухие листья, шурша, падали на землю.Близилась полночь. К вечеру пошел снег, и ледяной северный ветер пробирался в дом сквозь высокие двери. Пламя свечей, стоявших на рояле в серебряных подсвечниках, колебалось от сквозняка. Холод затаился в темных углах просторной комнаты, но двоим, сидевшим на диване у потрескивающего огня в камине, совсем не было холодно.
Вздыхая от удовольствия, Сильвия нежилась в объятиях Рэндольфа. Он смотрел в ее большие серые глаза и дивился их чистоте и невинности.
— Не замерзла, моя дорогая? — спросил он.
— Нет, Рэндольф, — ответила Сильвия, покраснев. — Мне жарко.
— Я хочу, чтобы тебе всегда было тепло в моих объятиях. — Рэндольф нежно поцеловал ее.
Сильвия охотно отзывалась на его поцелуи. Когда он оторвался от нее, она блаженно вздохнула и положила голову ему на плечо. Рэндольф начал расстегивать крошечные пуговки на ее высоком воротнике.
— Сильвия, — прошептал он, — я очень тебя люблю. Ты веришь, что я не сделаю тебе ничего плохого?
— Конечно, — ответила она, взмахнув длинными ресницами.
— Я этому рад, любимая, — улыбнулся он, продолжая заниматься пуговицами. — Помни всегда, что моя любовь к тебе так же незыблема, как восход солнца, и будет длиться до тех пор, пока мы живы.
— Я чувствую то же самое, — заверила его Сильвия. — Я… Что ты делаешь?
Он поцеловал ее в курносый носик.
— Ты говорила, что тебе жарко. — Он расстегнул пуговицу у нее на груди.
— Но… это же…
— Тс-с… — Он снова поцеловал ее.
Сильвия перестала сопротивляться.
— О Господи, Сильвия, — хрипло прошептал он и поцеловал ее в подбородок. — Его рука забралась под расстегнутый лиф платья и нежно сжала ее сосок.
— Рэндольф, — застонала она, прижимаясь к нему.
— Я знаю, милая, я знаю… — Дрожащей рукой он пытался застегнуть пуговицы ее платья. Затем отстранил ее от себя и поднялся с дивана. — Уже поздно. Я должен уйти. Думай обо мне, когда ляжешь спать.
— Буду думать, Рэндольф. А ты? Ты будешь думать обо мне?
Впервые за все время их знакомства Рэндольф мог сказать правду. Он перестал встречаться с Джинджер Томпсон. Сейчас он вернется в свой домик в «Дубовой роще», будет ворочаться с боку на бок, думая только о красивой сероглазой девушке, доверием которой он не воспользовался.
— Да, дорогая, я буду думать о тебе. Я буду молить Бога, чтобы время текло быстрее. Я не могу дождаться, когда мы поженимся. Я хочу, чтобы ты проводила со мной в постели все эти холодные долгие ночи. Давай сбежим. Давай сегодня ночью…
— Рэндольф, дорогой, — Сильвия засмеялась и покачала головой, — мы не должны этого делать. Я заказала свадебное платье. Я хочу венчаться в церкви. Скажи, что ты меня понимаешь.
— Понимаю, — вздохнув, ответил Рэндольф. — Я веду себя глупо. Мы обвенчаемся в церкви. Я все сделаю так, как ты скажешь. Я люблю тебя. О Господи, как же я тебя люблю!
— Я тоже тебя люблю, — ответила Сильвия со счастливой улыбкой.
* * *
Серина Фэрмонт как могла скрывала свою болезнь от дочери. Она хотела, чтобы ничто не омрачало счастья ее единственного ребенка.Радость Сильвии была словно солнечный луч среди морозной зимы. Серина, уютно устроившись в ее спальне, была единственным и самым взыскательным зрителем, весело аплодирующим, когда ее дочь расхаживала по комнате, демонстрируя многочисленные наряды, присланные из Нового Орлеана. Никогда еще они не были так близки, как в эту длинную холодную зиму.
Сильвию тревожили бледность матери, измученный взгляд ее голубых глаз, потеря веса, но она никогда не говорила об этом вслух. Она любила мать и отлично понимала, что предстоящая свадьба так же важна для Серины, как и для нее самой.
Сильвия была счастлива. Она любила Рэндольфа Бакстера всем своим юным доверчивым сердцем и была уверена, что впереди их ждет долгая счастливая жизнь.
Она не знала, почему Рэндольф начал более откровенно проявлять свою любовь, но ее это только радовало. Временами глубина его страсти пугала Сильвию. Он даже целовать ее стал по-другому — как настоящий мужчина. И это напоминало ей горячие, захватывающие дух поцелуи того смуглого мужчины, что обнимал ее на холодном балконе. Это были поцелуи, которыми, как ей казалось, муж должен обмениваться со своей женой.
Сильвия с нетерпением ждала дня свадьбы.
— Мне жаль, мисс Томпсон, — сказал Спенсер Маккарен, глядя на нее через стол, — но я не нашел ничего порочащего в прошлом семьи Фэрмонт. Я занимался этим делом больше месяца, мисс Томпсон. — Он помолчал, прокашлялся и продолжил: — На вас ушло больше времени и сил, чем на других моих клиентов.
— Вы хотите сказать, что больше не будете заниматься этим делом, если я вам не заплачу?
— Совершенно верно. Мне жаль, но я…
Хорошенькое личико Джинджер опечалилось.
— Но я уверена, что вы обязательно что-нибудь найдете, если продолжите ваши поиски. Не могли бы вы…
— Я не работаю бесплатно, мисс Томпсон.
— Я… уверена, что нет. — Джинджер медленно встала со стула. У нее не было больше денег, чтобы ему заплатить, но ее изворотливый ум подсказал ей выход из щекотливой ситуации. Положив перчатки на край стола, она улыбнулась. — Вы женаты, мистер Маккарен?
— Я холостяк, мисс Томпсон. А что?
Обогнув стол, Джинджер остановилась перед ним.
— Вы находите меня привлекательной, мистер Маккарен?
Спенсер Маккарен внимательно оглядел ее роскошное тело, не пропустив ни одного изгиба.
— Я нахожу вас очень красивой, мисс Томпсон.
Одарив его обворожительной улыбкой, Джинджер повернулась и пошла через комнату, покачивая бедрами. Она заперла дверь и опустила тяжелые жалюзи. Комната погрузилась в полумрак, единственным источником света теперь оставалась горевшая на столе лампа. Джинджер медленно вернулась к нему, сняла шляпу и положила ее поверх перчаток.
Спенсер Маккарен с интересом наблюдал за ней. Он вцепился руками в ручки кресла, когда она, задрав пышные юбки, спустила панталоны и они упали на пол. Она ногой отшвырнула их в сторону.
Маккарен покраснел, сердце его бешено колотилось в груди. Джинджер, глядя ему в глаза, медленно опустилась на колени.
Он сидел, широко расставив ноги. Джинджер села на корточки между его раздвинутых ног.
— У меня больше нет денег, мистер Маккарен, но, возможно, я смогу доставить вам удовольствие. — Она положила руку на его пах. Он застонал и заерзал, когда она через брюки стала гладить его восставшую плоть. — Вы? хотите меня?
— О Господи, да, — выдохнул он.
— Вы мне поможете?
— Помогу. Давай быстрее!
Рядом, за закрытой дверью, сновали прохожие, а Джинджер Томпсон, задрав юбки, уверенной рукой направляла его твердую плоть в свое влажное лоно. На улице скрипели кареты, ржали лошади, кричали торговцы, но Спенсер Маккарен, частный детектив, ничего не слышал. Он сидел в кресле, отдавая себя бесстыдной молодой женщине, сидевшей на нем верхом, и его руки сжимали ее круглые ягодицы, а язык ласкал груди, вывалившиеся из расстегнутого лифа.
Ерзая на нем, она шептала:
— Тебе это нравится, Мак? Я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Только обещай мне, что будешь продолжать поиски. Я не могу позволить ему жениться на ней. Я люблю его. Я его действительно люблю.
— Конечно, продолжу, — отвечал Спенсер Маккарен. — Я буду работать столько времени, сколько ты захочешь.
И вскоре он уже кричал от наслаждения, когда Джинджер умелыми действиями довела его до экстаза.
* * *
Весна пришла рано. Мирт во дворике за домом Фэрмонтов покрылся розовыми цветами, и его отяжелевшие ветви спускались до самой земли. По каменной стене вились ползучие розы, а камелии готовы были распуститься в любой момент.Сильвия и Рэндольф проводили чудесное время, сидя на белой скамейке, вдыхая аромат роз, целуясь и считая дни, оставшиеся до свадьбы. Вечера, проводимые вместе, стали для них пыткой. Их поцелуи становились все горячее, продолжительнее и доводили их до отчаяния. Их руки гладили, трогали, исследовали. Тела прижимались друг к другу, стремясь слиться воедино. Они так любили друг друга, что им стало казаться, что они не выдержат еще одной недели, еще одного дня, еще одного часа.
И, наконец, до свадьбы осталась всего неделя. Сильвия проснулась с восходом солнца и улыбнулась.
— Одна неделя, — прошептала она. — Всего одна неделя, и мы больше никогда не расстанемся!
Она вскочила с постели и стянула через голову ночную рубашку. В это время открылась дверь. Прикрыв тело пеньюаром, она посмотрела на Делилу.
— Ты могла бы и постучать. Я… — Она замолчала, и страх сковал ее сердце. — В чем дело, Делила? Что случилось?
— Деточка, твоя мама… Миссис Серина… Она… — Делила заплакала.
Пеньюар Сильвии упал на пол.
— Что — мама? Говори же, Делила!
— О Господи, она умирает! Миссис Серина умирает!
Глава 15
Сильвия смотрела на Делилу, которая с трудом сдерживала рыдания. Размахивая руками, она что-то невнятно бормотала, и по ее испуганному черному лицу потоком текли слезы.
— Прекрати! Прекрати, Делила! Ты должна держать себя в руках. В таком состоянии ты не сможешь помочь мне. Врача вызвали?
Служанка молча кивнула в ответ.
— Папа с ней?
— Да, мистер Эдвин у нее.
— Послушай меня, Делила: пожалуйста, возвращайся к маме. Я приду, как только оденусь.
— Да. — Делила выбежала из комнаты.
Сильвия решительной походкой направилась в гардеробную. Утро выдалось жарким, и ее стройное тело покрыла испарина, но сердце сковал ледяной страх. Она не рыдала. Сильвия знала, что сейчас она должна быть сильной. Она убедилась в этом, когда, одетая и подтянутая, вошла в спальню родителей и увидела расстроенного отца, сидевшего рядом с кроватью. Она тихо подошла к нему и положила руку на его плечо, но он даже не взглянул в ее сторону.
— Папочка, успокойся, — прошептала она, наклонившись к нему. — Мама может проснуться в любую секунду, и мне бы не хотелось, чтобы она видела у нас слезы.
— Ты права, — ответил отец. — Я… прости. Я… — Вынув из кармана носовой платок, он вытер слезы и высморкался.
— Вот так-то лучше.
Сильвия улыбнулась ему, склонилась над кроватью и взяла в руки маленькую холодную руку матери.
— Мама, дорогая. — Она нежно сжимала руку матери. — Мы здесь. Мы с папой не оставим тебя одну.
Весь долгий июньский день Эдвин Фэрмонт и его дочь сидели у постели больной. Состояние Серины Фэрмонт ухудшалось с каждым часом.
День тянулся бесконечно долго. Наконец солнце начало опускаться за горизонт. Мягкий свет залил комнату и ее молчаливых обитателей. Сильвия сидела в кресле, распрямив спину. И вдруг ресницы Серины затрепетали, и она медленно открыла глаза. Сильвия, вскочив со стула, метнулась к матери. Эдвин, вскинув поникшую голову, бросился вслед за ней. Серина слабо улыбнулась ему и тихо сказала:
— Мой дорогой, ты выглядишь усталым. Тебе надо отдохнуть.
Эдвин попытался ответить, но рыдания душили его. Он схватил руку жены и молча покачал головой.
— Что мы можем для тебя сделать? — спросила Сильвия, глядя с улыбкой на мать. — Тебе удобно?
— Два самых дорогих мне человека рядом. Что мне еще желать?
— Мы не хотим утомлять тебя, — сказала Сильвия. — Я пойду и оставлю тебя с папой.
— Нет, дорогая, подожди. — Серина посмотрела на мужа. — Эдвин, любимый, позволь мне поговорить с Сильвией. Ты потом зайдешь ко мне?
Тяжело сглотнув, Эдвин прошептал:
— Да, дорогая. Я буду рядом.
— Зажечь лампу? — спросила Сильвия, когда отец ушел.
— Нет. Здесь так мирно и спокойно. Сильвия, в верхнем ящике комода лежит изумрудное кольцо. Пожалуйста, достань его оттуда.
— Да, мама. — Сильвия была рада, что мать дала ей возможность хоть что-то для нее сделать. Она достала кольцо и подошла к постели. — Надеть его тебе на палец?
— Нет, надень его на свой.
Сильвия почувствовала, как ее сердце вновь леденеет от страха.
— Но ведь это твое кольцо, мама! Оно тебе дорого, и ты…
— Ты даже представить себе не можешь, как дорого мне это кольцо, Сильвия. — Голос Серины был таким слабым, что Сильвия с трудом слышала ее. — Обещай мне никогда не расставаться с ним, хорошо? — Серина замолчала, перевела дыхание и тихо продолжала: — Он бы захотел, чтобы ты носила его. — По щекам Серины потекли слезы.
— Кто, мама? Папа?
— Да, твой отец, — ответила, плача, Серина. — Обещай мне еще одну вещь, дорогая.
— Все, что угодно, мама. — Сильвия зажала кольцо в кулаке так крепко, что оно врезалось ей в ладонь.
— Присматривай за Эдвином. Он очень дорог мне. Ему будет нужна твоя помощь.
Сильвия не стала говорить матери, мол, ничего плохого с тобой не случится, ты скоро поправишься и сама будешь присматривать за мужем. Сильвия знала, что ее мать не доживет до утра.
— Обязательно буду. Ты можешь положиться на меня.
— Прекрати! Прекрати, Делила! Ты должна держать себя в руках. В таком состоянии ты не сможешь помочь мне. Врача вызвали?
Служанка молча кивнула в ответ.
— Папа с ней?
— Да, мистер Эдвин у нее.
— Послушай меня, Делила: пожалуйста, возвращайся к маме. Я приду, как только оденусь.
— Да. — Делила выбежала из комнаты.
Сильвия решительной походкой направилась в гардеробную. Утро выдалось жарким, и ее стройное тело покрыла испарина, но сердце сковал ледяной страх. Она не рыдала. Сильвия знала, что сейчас она должна быть сильной. Она убедилась в этом, когда, одетая и подтянутая, вошла в спальню родителей и увидела расстроенного отца, сидевшего рядом с кроватью. Она тихо подошла к нему и положила руку на его плечо, но он даже не взглянул в ее сторону.
— Папочка, успокойся, — прошептала она, наклонившись к нему. — Мама может проснуться в любую секунду, и мне бы не хотелось, чтобы она видела у нас слезы.
— Ты права, — ответил отец. — Я… прости. Я… — Вынув из кармана носовой платок, он вытер слезы и высморкался.
— Вот так-то лучше.
Сильвия улыбнулась ему, склонилась над кроватью и взяла в руки маленькую холодную руку матери.
— Мама, дорогая. — Она нежно сжимала руку матери. — Мы здесь. Мы с папой не оставим тебя одну.
Весь долгий июньский день Эдвин Фэрмонт и его дочь сидели у постели больной. Состояние Серины Фэрмонт ухудшалось с каждым часом.
День тянулся бесконечно долго. Наконец солнце начало опускаться за горизонт. Мягкий свет залил комнату и ее молчаливых обитателей. Сильвия сидела в кресле, распрямив спину. И вдруг ресницы Серины затрепетали, и она медленно открыла глаза. Сильвия, вскочив со стула, метнулась к матери. Эдвин, вскинув поникшую голову, бросился вслед за ней. Серина слабо улыбнулась ему и тихо сказала:
— Мой дорогой, ты выглядишь усталым. Тебе надо отдохнуть.
Эдвин попытался ответить, но рыдания душили его. Он схватил руку жены и молча покачал головой.
— Что мы можем для тебя сделать? — спросила Сильвия, глядя с улыбкой на мать. — Тебе удобно?
— Два самых дорогих мне человека рядом. Что мне еще желать?
— Мы не хотим утомлять тебя, — сказала Сильвия. — Я пойду и оставлю тебя с папой.
— Нет, дорогая, подожди. — Серина посмотрела на мужа. — Эдвин, любимый, позволь мне поговорить с Сильвией. Ты потом зайдешь ко мне?
Тяжело сглотнув, Эдвин прошептал:
— Да, дорогая. Я буду рядом.
— Зажечь лампу? — спросила Сильвия, когда отец ушел.
— Нет. Здесь так мирно и спокойно. Сильвия, в верхнем ящике комода лежит изумрудное кольцо. Пожалуйста, достань его оттуда.
— Да, мама. — Сильвия была рада, что мать дала ей возможность хоть что-то для нее сделать. Она достала кольцо и подошла к постели. — Надеть его тебе на палец?
— Нет, надень его на свой.
Сильвия почувствовала, как ее сердце вновь леденеет от страха.
— Но ведь это твое кольцо, мама! Оно тебе дорого, и ты…
— Ты даже представить себе не можешь, как дорого мне это кольцо, Сильвия. — Голос Серины был таким слабым, что Сильвия с трудом слышала ее. — Обещай мне никогда не расставаться с ним, хорошо? — Серина замолчала, перевела дыхание и тихо продолжала: — Он бы захотел, чтобы ты носила его. — По щекам Серины потекли слезы.
— Кто, мама? Папа?
— Да, твой отец, — ответила, плача, Серина. — Обещай мне еще одну вещь, дорогая.
— Все, что угодно, мама. — Сильвия зажала кольцо в кулаке так крепко, что оно врезалось ей в ладонь.
— Присматривай за Эдвином. Он очень дорог мне. Ему будет нужна твоя помощь.
Сильвия не стала говорить матери, мол, ничего плохого с тобой не случится, ты скоро поправишься и сама будешь присматривать за мужем. Сильвия знала, что ее мать не доживет до утра.
— Обязательно буду. Ты можешь положиться на меня.