Хайд Рэнкин поднял руку.
   — Не торопитесь, сэр.
   Он сел на стул с высокой спинкой, стоявший у стола. Скрестив ноги и положив шляпу на колено, Рэнкин погладил золотой набалдашник своей трости. Страх сковал сердце Эдвина Фэрмонта, но он старался не показывать этого.
   — В чем дело? Что вы еще хотите?
   — Ничего особенного. Просто пришел к вам с визитом на несколько минут.
   — Берите деньги и убирайтесь! — Эдвин швырнул банкнот на стол, но Рэнкин даже не пошевелился, чтобы взять его.
   — Насколько мне известно, ваша очаровательная дочка встречается с этим парнем Бакстером. — Круглое лицо Эдвина Фэрмонта побледнело. Дьявольская улыбка Хайда Рэнкина стала еще шире. — Друзья сказали мне, что эта красивая парочка собирается пожениться. Вы и ваша жена, должно быть, довольны. Бакстеры… Ведь в них течет голубая кровь, не так ли, Фэрмонт?
   — Скажите, ради Бога, чего вы хотите?
   — Того же самого, что и вы: счастья вашей дочери.
   Ненавидя себя за то, что приходится унижаться перед этим чудовищем, Эдвин Фэрмонт взмолился:
   — Пожалуйста… Прошу вас, Рэнкин…
   — Бог здесь ни при чем. — Рэнкин поднялся и, сделав несколько шагов по офису, повернулся к Эдвину: — Счастье вашей дочери в моих руках. Разве не так?
   — Назовите вашу цену, — сказал Фэрмонт сквозь стиснутые зубы.
   — Два таких банкнота, Фэрмонт. — Рэнкин вернулся к столу. — Вы можете потерять вдвое больше. Ваша дочь влюбилась в аристократа. Как вы думаете, что скажут Бакстеры, если узнают, что…
   — Хорошо, — сдался Эдвин Фэрмонт.
   Пять минут спустя Хайд Рэнкин с довольным видом вышел из офиса. Свернув за угол, Рэнкин увидел маленькое кафе и зашел туда, чтобы отпраздновать победу. Выбрав столик у стены, он положил на него шляпу и тросточку и, лениво потягивая джин, равнодушно оглядывал тускло освещенное помещение.
   Было занято всего два-три столика, и у длинной полированной стойки бара стояли несколько джентльменов. Внимание Рэнкина привлек столик, за которым сидели смеющиеся молодые люди. Двое уже встали, собираясь уходить. Третий, красивый блондин, сидел за столиком, качая головой в ответ на приглашение присоединиться к компании приятелей.
   Как только друзья ушли, он, вздохнув, внимательно оглядел зал. Взгляд молодого человека столкнулся со взглядом Хайда Рэнкина, и лицо его расплылось в широкой дружеской улыбке.
   Пульс Рэнкина учащенно забился. Допив джин, он поднялся и направился к столику блондина.
   — Я Хайд Рэнкин, — представился он. — Разрешите купить вам выпить, мистер…
   — Филипп Лоусон. — Голубые глаза с интересом смотрели на Рэнкина. — Присаживайтесь.
   Глубоко вздохнув, Хайд Рэнкин щелкнул пальцами и сел за столик напротив молодого человека.
   Часом позже Хайд Рэнкин вышел из кареты у своего дома на Уотер-стрит. С ним был и Филипп Лоусон.
* * *
   Эдвин Фэрмонт снял меховую пелерину и устало поднялся наверх по застеленной ковром лестнице. Тихонько постучав в дверь спальни, он заставил себя улыбнуться, когда нежный голос жены разрешил ему войти.
   — Дорогая, — сказал он, подходя к кровати, на которой лежала Серина, — как ты себя чувствуешь?
   — Немного лучше. — Она взяла мужа за руку, и он сел на кровать рядом с ней. — Через пару дней я встану.
   — У тебя уже появился легкий румянец. — Он поцеловал руку жене.
   — Ну, вот видишь, я ведь говорила, что у меня просто легкая простуда. Не надо волноваться. Мне только жаль, что нам придется пропустить бал в честь победы. Мы обещали Бакстерам…
   — Бакстеры поймут нас, Серина. Пусть тебя это не волнует. Полагаю, Сильвия уже одевается…
   — Она одевается уже целый час. Она так возбуждена… — Серина внимательно посмотрела на мужа. — Эдвин, что с тобой, дорогой? Ты выглядишь таким расстроенным.
   — Мне бы не хотелось делиться с тобой своими тревогами. Я должен щадить тебя…
   — Я не хочу, чтобы меня щадили.
   Эдвин тяжело вздохнул. Он поднялся и стал ходить вокруг кровати, сокрушенно качая головой:
   — Сегодня ко мне заходил Рэнкин. — Серина испуганно посмотрела на него. — Он недоволен суммой, которую запросил вначале, и потребовал ее удвоить.
   — Удвоить? Да как он смеет! Ты не должен…
   — Послушай меня, дорогая. Этот человек знает о предстоящей помолвке. Он прямо сказал мне, что если я… У меня не было выбора. Господи! Что нам теперь делать?
   Эдвин выглядел таким несчастным, что у Серины заболело сердце.
   — Эдвин, любимый, не терзай себя. — Она сжала его руку. — Дорогой, это не продлится долго. Помолвка Рэндольфа и Сильвии состоится на следующей неделе. Через год они поженятся, и тогда все образуется.
   — Дорогая, неужели ты действительно думаешь, что этому настанет конец?
   — Я прекрасно знаю, что мы испытываем финансовые затруднения и не можем жить так вечно. Но после того, как Сильвия выйдет замуж, нам не надо будет вести светскую жизнь. Мы станем отшельниками и будем жить только друг для друга. Ну, разве это не чудесно?
   — Дорогая, даже после того, как дети поженятся, наши беды не кончатся.
   — Ш-ш-ш. — Серина положила палец на губы мужа, заставляя его замолчать. — Эдвин, в своей жизни я имела все, о чем может мечтать каждая женщина. Мы будем жить экономно и, возможно, даже переедем в другой город, подальше от наших друзей. — Серина почувствовала, что не убедила мужа, и быстро добавила: — Когда Рэндольф и Сильвия поженятся, этот человек не сможет больше помешать их счастью. Рэндольф любит ее, через два года после женитьбы он будет любить ее еще сильнее, особенно если появится ребенок. Думаю, тогда его уже не будут волновать эти грязные сплетни. Давай будем верить в него. Он прекрасный мальчик, Эдвин. Ты сам говорил это много раз.
   — Да, говорил. — Эдвин попытался улыбнуться. — Он хороший человек. Я в этом просто уверен. Возможно, ты права. Нам бы только продержаться пару лет.
   — Продержимся?
   — Конечно. — Стараясь не поддаться соблазну рассказать своей верной жене, что они на грани разорения, Эдвин Фэрмонт постарался улыбнуться. — А теперь давай поговорим о чем-нибудь приятном. Хочешь, я пообедаю здесь с тобой?
   — Сочту за честь. — Серина улыбнулась и потянулась к колокольчику.
* * *
   Наступили сумерки, когда Рэндольф Бакстер ворвался в особняк «Дубовая роща». Отец с удивлением посмотрел на сына, когда тот вошел в гостиную в теплом пальто, из-под которого виднелись красный халат и шелковая пижама.
   — Сын, — отец поднялся с кресла, удивленно глядя на Рэндольфа, — мне кажется, тебе пора одеваться.
   — Папа, я пришел сказать, что я заболел и не могу пойти с вами на бал.
   В это время Джоан Бакстер, мать Рэндольфа, спускалась с лестницы. Услышав, что ее единственный сын заболел, она, побледнев, бросилась к нему.
   — Рэнди, дорогой, что случилось? Скажи своей маме.
   Рэндольф, засунув руки в карманы халата, улыбнулся:
   — Ничего серьезного. Я подхватил насморк, и мне кажется, будет несправедливо распространять заразу.
   Встревоженная мать положила руку на лоб сына.
   — Мы все останемся дома! Иди немедленно наверх и ложись в постель. Я попрошу Винни…
   Стараясь сдержать раздражение, Рэндольф отстранил руку матери.
   — Мама, спасибо за хлопоты, но в этом нет необходимости. Мне будет вполне удобно в моем домике. Кроме того, вам надо идти. Сильвия ждет нас. Мы не можем подвести ее.
   — Но, но… — начала миссис Бакстер.
   — Мальчик прав, Джоан, — прервал ее Мартин Бакстер. — Мы должны ехать на бал.
   Джоан Бакстер бросила сердитый взгляд на мужа, но возражать не осмелилась.
   — Передайте Сильвии мои сожаления и любовь, — торопливо сказал Рэндольф. — Попросите ее не беспокоиться. Возможно, завтра мне станет лучше.
   — Хорошо, — согласилась Джоан Бакстер. Она с тоской смотрела, как ее сын уходит в холодную ночь. — Ты считаешь, что с ним все будет в порядке, Мартин? — спросила она мужа.
   — Господи, Джоан, он взрослый мужчина! От простуды еще никто не умирал.
   Широко улыбаясь, абсолютно здоровый Рэндольф Бакстер пересек широкий двор, пролез через живую изгородь и вышел на дорожку, ведущую к уютному домику, скрытому в гуще деревьев. Он вошел внутрь, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
   Она вопросительно посмотрела на него.
   — Они мне поверили, — с гордостью произнес он.
   — Значит, мы останемся здесь на всю ночь? — Джинджер Томпсон, с распущенными по плечам рыжими волосами, предстала перед ним во всей своей красе.
   — Да, но это в последний раз, Джинджер. Я уже говорил тебе.
   — Ты ведь и сам не веришь в это, Рэнди, — сказала она, подступая к нему.
   — Я люблю Сильвию и собираюсь на ней жениться.
   Джинджер изобразила безразличие, которого на самом деле не испытывала. Смело распахнув его красный халат, она улыбнулась:
   — Ты любишь меня, Рэнди. Если бы не любил, ты не был бы сейчас здесь. — Ее пальцы начали расстегивать перламутровые пуговицы его пижамы. Ловким движением она сняла ее, и у Рэндольфа перехватило дыхание.
   — Ты ошибаешься! — резко оборвал он ее. — Я здесь потому, что ты вызываешь у меня физический голод. Сильвия слишком респектабельна, чтобы я мог вести себя с ней подобным образом.
   — В самом деле? — спросила она и провела кончиком языка по его губам.
   — В самом деле, — ответил Рэндольф сдавленным голосом, так как в это время она начала гладить его грудь, побуждая медленными чувственными прикосновениями. — Джинджер, прошу тебя…
   — Ложись, — приказала она.
   Рэндольф растянулся на полу. Она опустилась рядом с ним на колени и вновь стала гладить его. Опытные руки нежно ласкали его широкие плечи, мускулистую грудь, плоский живот, длинные ноги. Она ласкала его повсюду, кроме одного места, и он ждал этих ласк с мучительным нетерпением. Ради этого он готов был умереть зa нее. Стыдясь самого себя, он начал умолять ее об этом. И когда искушенная соблазнительница довела его до исступления, она быстро села на него верхом и наклонилась к его лицу. Он жадно целовал ее груди с затвердевшими сосками, сжимая ее округлые ягодицы, окружавшие его плоть.
   Когда элегантно одетые родители Рэндольфа садились и карету, отправляясь за его невестой, сам он лежал на полу, и рыжая дьяволица сидела на нем, широко расставив ноги и доставляя ему неизъяснимое наслаждение. Джинджер старалась довестись его до экстаза и одновременно внушала ему:
   — Ты мой, Рэндольф, только мой. Ты принадлежишь только мне.
   — Да, — стонал он, сотрясаясь всем телом. — Я твой, только твой!

Глава 11

   Сильвия Фэрмонт в отделанной кружевами ночной рубашке лежала на высокой пуховой постели, строя планы на сегодняшний вечер и предаваясь размышлениям и воспоминаниям о «Ривербенде».
   Сильвия не осмеливалась рассказать родителям о том, что она тоскует по «Ривербенду» и Новому Орлеану. И она никому не могла признаться, что поцелуи Рэндольфа были теплыми и приятными, но слишком уж короткими и лишенными чувства, к тому же их было не так много, как ей бы хотелось. Сильвия закрыла глаза и заскрипела зубами, когда в ее голове прозвучали язвительные слова Рэндольфа: «Сильвия, дорогая, ведь ты хорошо воспитанная молодая леди. Пожалуйста, не веди себя как обычная… как невоспитанная девчонка».
   Как она была оскорблена! Как смущена! А ведь всего-то она попыталась поцеловать его так, как ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. И после этого он смерил ее таким взглядом, будто она сделала что-то непристойное. Обескураженная, она спросила:
   — Тебе не нравятся мои поцелуи? Ты находишь меня непривлекательной?
   — Дорогая, конечно, ты привлекательна. Я ведь собираюсь жениться на тебе…
   — Тогда я не понимаю, почему…
   — Сильвия, ты — леди! И должна вести себя, как подобает леди. Когда мы поженимся, все будет по-другому. Вот увидишь.
   — Если ты не перестанешь грезить наяву, то непременно опоздаешь. — В комнату вошла Делила, прервав размышления Сильвии.
   — Я думала о том, какой прекрасной была эта зима, — сказала Сильвия, вставая с постели. — Каникулы, проведенные с Рэндольфом, и как хорошо… ну, что на следующей неделе — всего через семь дней — состоится наша помолвка.
   — Да, деточка. Хочу надеяться, что миссис Серина поправится к тому времени.
   — Я тоже. А сейчас помоги мне одеться. Ты права — мне надо спешить. Рэндольф с родителями скоро за мной приедут.
   — Так куда вы сегодня идете?
   — На бал в честь победы техасцев, он состоится в отеле «Конде». — Сильвия подняла руки, чтобы Делила надела на нее сиреневое бархатное платье.
* * *
   Сильвия была разочарована, когда Бакстеры сообщили ей, что Рэндольф болен и не сможет приехать на бал, но ее настроение быстро поднялось, когда они подъехали к старинному отелю «Конде». Перед помпезным четырехэтажным зданием стояла длинная вереница карет.
   Пораженная количеством приглашенных, Сильвия пришла в себя, лишь когда стала подниматься по широкой лестнице, ведущей в огромный бальный зал, расположенный на втором этаже. Здесь собралась вся элита Мобила, чтобы внести деньги на поддержку техасских повстанцев. Когда Сильвия проходила мимо респектабельного седовласого джентльмена, она услышала, как тот говорит своему собеседнику:
   — Только вчера заголовки газет гласили: «Техасцы осадили Сан-Антонио-де-Бехар».
   Шампанское лилось рекой, весело звучала музыка. Счастливые лица сияли в свете сотен свечей, ярко горевших в многочисленных канделябрах.
   Сильвия, улизнув от Бакстеров, взяла бокал с пуншем и присоединилась к группе молодых леди, знакомых ей еще со школы. Они были разочарованы, узнав, что с ней нет ее красивого жениха. Она объяснила им, что он и сам ужасно разочарован, но просил ее напомнить всем, что на следующей неделе состоится их помолвка.
   — Рэндольф сказал, что он… он… — Сильвия замолчала, почувствовав среди гостей какое-то волнение.
   Смех и разговоры внезапно смолкли, и по залу пробежал шумок. Подруги уже не слушали ее. Их взгляды устремились в конец зала. Сильвия медленно обернулась.
   У нее перехватило дыхание. Через открытую дверь она увидела высокого красивого джентльмена, склонившегося к худенькой седой женщине в меховой накидке.
   Сильвия сразу узнала его. Он стоял в противоположном конце зала, элегантный и очень красивый. Его фрак превосходного качества плотно облегал широкие плечи и подчеркивал тонкую талию. Вьющиеся черные волосы блестели под ярким светом свечей.
   — Хилтон Кортин! — выдохнула Сильвия, чувствуя, как у нее кружится голова. Он был гораздо красивее, чем она его запомнила. Сейчас она ни капли не сомневалась в правдивости слухов о его победах в любовных делах.
   В зале не было ни одной женщины, молодой, старой, дурнушки или хорошенькой, одинокой или замужней, которая бы не ощутила его присутствия. Леди в десятки раз опытнее и искушеннее, чем Сильвия Фэрмонт, не могли оторвать взглядов от этого пользующегося дурной славой мужчины, о шальных выходках которого говорили во всех салонах, и который к тому же прославился как потрясающий любовник.
   Хилтон вошел со своей бабушкой в зал, обмениваясь рукопожатиями со старыми знакомыми. Он внимательно оглядел всех присутствующих. Наконец его взгляд достиг Сильвии. Хилтон увидел потрясающе красивую молодую женщину. Она была выше своих подруг и гораздо красивее их. Он продолжал смотреть на нее, и вдруг его глаза расширились от удивления: он узнал ее.
   Она мило улыбнулась ему, и Хилтон непроизвольно напрягся, как зверь перед прыжком. Он медленно отвел взгляд и оговорил о чем-то с бабушкой, но все его мысли были заняты темноволосой красавицей с золотистой кожей.
   Сильвия уловила в его взгляде интерес к ней. Польщенная его вниманием, она почти не слышала болтовню подруг.
   — Этот красавчик посмотрел на тебя, Сильвия! Ты его знаешь? Он друг Рэндольфа? Ты можешь представить нас ему?
   — Гм-м, — промычала Сильвия. Ей очень понравилось, что он посмотрел на нее, но она тут же вспомнила, какой дурочкой он ее выставил в один прекрасный летний день в Новом Орлеане. Он сказал ей, что она ребенок, и он бы с удовольствием отшлепал ее. Сильвия улыбнулась.
   «Сейчас я уже не ребенок, мистер Хилтон Кортин, — мысленно сказала она ему. — Я женщина, и вы не можете отрицать этого. Еще до того как закончится этот вечер, мой любезный друг, вы попытаетесь поцеловать меня — именно так, как мне хотелось, чтобы вы поцеловали меня и тот день в Новом Орлеане. Вам до смерти захочется поцеловать меня. Я сделаю вид, что позволю вам, но в последний момент рассмеюсь вам в лицо!»
   — Сильвия, ответь нам! — Невысокая блондинка тронула ее за локоть.
   — Что? Простите, я…
   — Ты знаешь этого джентльмена?
   — Какого, Вивиан?
   Вивиан только вздохнула.
   — О Господи, — прошептала круглолицая брюнетка, — он идет к нам.
   Сильвия сглотнула и приказала сердцу успокоиться. Встряхнув локонами, она открыто посмотрела на мужчину, целенаправленно пробиравшегося сквозь толпу к ней. Ее пальцы сжали бокал с фруктовым пуншем.
   Хилтон надеялся, что, никто, включая и объект его внимания, не сможет прочитать его мысли. Эта девчонка околдовала его. Необыкновенная золотистая кожа, блестящие каштановые волосы! А какой рост! Богиня, возвышающаяся над окружавшей ее стайкой малорослых невзрачных женщин. Его взгляд пробежался по ее лицу и спустился ниже, отметив попутно изысканный цвет ее нарядного бархатного платья. Оно подчеркивало тонкую талию и полную высокую грудь. Он чуть не задохнулся от восторга. Ему нестерпимо захотелось покрыть поцелуями ее стройную лебединую шею.
   Их взгляды встретились.
   — Мисс Фэрмонт.
   — Мистер Кортин.
   — Я с трудом узнал вас, Сильвия, — сказал он с нежностью в голосе, и Сильвия почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки, когда она услышала этот приятный баритон, который так хорошо помнила.
   — Прошло много времени с тех пор, как мы виделись в Новом Орлеане, мистер Кортин, — пытаясь изобразить улыбку пересохшими от волнения губами, пролепетала Сильвия.
   — Даже слишком много, — ответил он, беря бокал из ее оцепеневших пальцев и ставя его на поднос проходившего мимо официанта. — Вы позволите? — Он кивнул в сторону танцующих.
   — С удовольствием. — Она протянула ему дрожащую руку.
   Бросив победоносный взгляд на онемевших подруг, она позволила ему увести себя.
   Хилтон Кортин вел ее за руку по скользкому паркету, с такой легкостью и грациозностью лавируя среди гостей, какие трудно было подозревать в этом высоком мужчине.
   Сильвия уже стала достаточно взрослой женщиной, чтобы распознать огонь в горящих глазах Хилтона. Вне всякого сомнения, она вызвала в нем интерес. Он больше не считал ее ребенком. Теперь все будет по-другому. Не пройдет и получаса, как он захочет ее поцеловать.
   Она улыбнулась ему очаровательной улыбкой и посмотрела на белый шрам, рассекавший его левую бровь.
   — О Господи, мистер Кортин! — воскликнула она.
   — Зовите меня Хилтон, дорогая. В чем дело?
   — Ваша бровь. Вы получили этот шрам в тот день, когда спасли меня на причале в Новом Орлеане?
   Облизав губы, она стала ждать от него ответа, который, ей казалось, должен был прозвучать примерно, так: «Это ваша метка на мне, мисс Фэрмонт» или: «Я боготворю этот шрам. Он напоминает мне о вас».
   Именно так сказал бы Рэндольф. Или Билл Грейлорд. Или Джейк Робардс. И даже Томми Мейсон, Да и еще с десяток джентльменов, которые ухаживали за ней.
   — У меня множество таких шрамов, — ответил Хилтон с ленивой улыбкой, играя ее изумрудным кольцом.
   — Это мероприятие важно для вас, потому что вы обеспокоены судьбой техасцев, мистер Кор… Хилтон? — спросила Сильвия, стараясь скрыть разочарование.
   — Да. — Лицо Хилтона стало серьезным: он подумал о своем друге Крисе Кемпбелле, который готов пожертвовать жизнью, лишь бы одержать победу над мексиканцами.
   — Я тоже хочу помочь техасцам.
   На лице Хилтона снова появилась улыбка.
   — Ваши родители здесь?
   — Нет. Моя мама больна…
   Хилтон облегченно вздохнул. Он с удовольствием смотрел на сиреневый бархат, виднеющуюся из-под платья нижнюю юбку, вдыхал аромат жасмина и наслаждался веселой девичьей болтовней.
   Они не замечали никого вокруг и смотрели только друг на друга. Сильвия без умолку болтала, а околдованный ею Хилтон кивал, улыбался, позволяя ее чарам прочно укрепиться в его сердце. «Я так скучаю по „Ривербенду“, что хоть плачь… Что? Нет-нет, я пока не нашла сокровища, но наступит день…»
   Сильвия продолжала болтать, стараясь очаровать Хилтона. И именно по этой причине она ни словом не обмолвилась о Рэндольфе Бакстере и умолчала о том, что скоро состоится ее помолвка.
   Хилтон говорил мало, но его горящий взгляд притягивал Сильвию, и ее бросало то в жар, то в холод. Она торжествовала победу и была абсолютно уверена в том, что после окончания танца он не выпустит ее из своих объятий. Но он всего лишь сказал:
   — Спасибо, Сильвия, — и повел ее к подружкам. — Я был рад снова увидеться с вами.
   Не успела Сильвия возразить, как этот загадочный мужчина начал протискиваться сквозь толпу, уходя от нее. Она ревниво наблюдала, как он пригласил на танец роскошную гибкую блондинку. Он низко склонился к улыбавшемуся лицу счастливой избранницы, и Сильвии Фэрмонт захотелось умереть.
   Вечер был в самом разгаре, но Хилтон Кортин больше не приглашал Сильвию танцевать. Однако он наблюдал за ней. Время от времени Сильвия ловила на себе его внимательный взгляд.
   Извинившись перед подругами, Сильвия стала пробираться сквозь толпу. Она намеренно прошла перед Хилтоном, окруженным небольшой группой мужчин. Бросив на него взгляд из-под длинных ресниц, она быстро двинулась дальше. Подойдя к высоким стеклянным дверям, она открыла их и вышла на холодный пустой балкон.
   Глубоко вдохнув морозный воздух, Сильвия подошла к перилам. Вцепившись в холодное железо, она смотрела на ярко освещенный город и укоряла себя за то, что не догадалась взять накидку. Холод пробрал ее до костей.
   А что, если он не видел, как она выходила? А если видел, но решил не следовать за ней? Что, если она простоит здесь на холоде весь оставшийся вечер? Вдруг за ее спиной открылась дверь, и она еще крепче вцепилась в железные перила, моля Бога, чтобы это был он.
   — Пожалуй, холодно стоять здесь без накидки, не так ли, дорогая?
   Сильвия вздрогнула, услышав его голос. Загорелые руки легли на перила по бокам от нее. Она почувствовала тепло, исходившее от его тела, и, к своему ужасу, обнаружила, что не может вымолвить ни слова.
   — Повернитесь ко мне, дорогая, — прошептал он ей на ухо.
   Сильвия медленно повернулась. Хилтон Кортин стоял, все так же держась за перила, и она оказалась в кольце его рук.
   — Вы слишком хороши, чтобы позволить вам замерзнуть. — Он улыбнулся и расстегнул фрак. — Подойдите ближе.
   Сильвия молча повиновалась. Прижавшись к нему, она обняла его за талию и улыбнулась, когда он прикрыл фраком ее обнаженные плечи и сомкнул руки у нее за спиной.
   — Все еще холодно? — прошептал он.
   Ее ногам было холодно, но щеки пылали.
   — Немного. — Она вздрогнула, когда он провел горячей рукой по ее обнаженной спине.
   Ей показалось, что он уже целую вечность прижимает ее к своему крепкому, сильному телу. Его сила обещала безопасность, а в темных глазах таилась угроза. Внезапно Сильвия поняла, что ее руки гладят его теплую спину, а он в это время крепко сжимает ее талию, все теснее прижимая се к себе.
   Он смотрел на нее не отрываясь, и Сильвия решила, что нужный момент настал: он сейчас поцелует ее. Положив руку ей на затылок, он склонился к ее лицу. Она, затаив дыхание, ждала, завороженная его горящим взглядом.
   — Сильвия, почему вы боитесь меня? — спросил он.
   — Я… я… нет, — пробормотала она, хотя боялась его так, как никогда в жизни не боялась ни одного мужчины.
   Она боялась его мужественности. Его дьявольского взгляда. Его необузданности. Его пыла. Его страсти. Она боялась, что не устоит перед искушением.
   — Вы не должны бояться, — ласково сказал он и раздвинул губами ее губы.
   Сильвия сразу забыла о своих планах. Мысли отвернуть голову в последний момент будто и не существовало. Остатки страха все еще бродили в ней, но сразу исчезли, когда жадный требовательный рот Хилтона Кортина завладел ее губами.
   Сильвию ошеломило странное, доселе незнакомое ей желание. Страсть, охватившая ее, была так сильна, что колени ее подогнулись, и она повисла на его руках. Его поцелуй действовал на нее как наркотик. Его губы были умелыми и настойчивыми. Его язык совершал странные и чудесные движения внутри ее влажного рта и не пропустил ни одной чувствительной точки в его теплой глубине.
   Постепенно Сильвия начала осознавать, что их горячие губы не были единственными частями их тел, вовлеченными в этот сказочный поцелуй. Опытные руки Хилтона блуждали по ее спине, талии и бедрам, и сквозь складки пышной сиреневой юбки она почувствовала его восставшую плоть.
   Унесенная волной эмоций, которых она никогда еще не испытывала, Сильвия вдруг поняла, что ей хотелось бы жить, чувствовать, таять в объятиях этого необыкновенного мужчины как можно дольше, может быть, даже всю жизнь.
   Хилтона опьянила их близость. Он с трудом сдерживал себя. Наконец он оторвался от ее губ и, уткнувшись лицом в ее роскошные кудри, прошептал:
   — Дорогая, давай уйдем отсюда. Я увезу тебя в такое место, где мы будем одни.
   Сильвия, прижавшись щекой к его груди, слушала, как сильно бьется его сердце, и смысл его слов не сразу дошел до нее. Она с трудом возвращалась к реальности, пока, наконец, не осознала, где она и с кем.