Сильвия содрогнулась: картина, которую он нарисовал, взбудоражила ее кровь, и без того уже бурлившую в венах. Она живо представила себе их обнаженные тела и лица, скрытые под масками.
   — Да, — прошептала она. — Цыганка свободна, и она пойдет с тобой.
   Взяв Хилтона за руку, она перегнулась через перила и помахала Большому Наполеону. Он кивнул и исчез. Хилтон Кортин ничего не заметил. Он повел Сильвию вверх по лестнице в просторную комнату, выдержанную в приглушенных желтовато-коричневых тонах. Увидев огромную кровать красного дерева, занимающую почти все свободное пространство, Сильвия покраснела от смущения.
   По обеим сторонам кровати в настенных хрустальных канделябрах горели свечи. Тяжелые бархатные шторы были раздвинуты, и серебристый свет луны свободно проникал в помещение сквозь легкие белые занавески.
   Сильвия вздрогнула, услышав голос Хилтона:
   — Иди ко мне, милая цыганочка. — Он протянул к ней руки и улыбнулся.
   С напускной храбростью, которой она вовсе не испытывала, Сильвия подошла к нему. Он развязал ее шарф и нетерпеливо бросил его на пол. Осторожно сняв золотые сережки, он опустил их в свой карман и привлек к себе. Он поцеловал Сильвию со всей страстью, на которую только был способен, и она, дрожа от желания, все крепче прижималась к нему.
   Не отрываясь от ее губ, Хилтон поднял Сильвию и понес через комнату. Подойдя к комоду, он осторожно посадил ее на его полированную поверхность.
   — Кортин, что ты делаешь? — спросила она, нервно хихикая.
   — Я собираюсь раздеть тебя, цыганочка. — Хилтон, улыбаясь, снял с нее туфли и поставил их на пол. У Сильвии перехватило дыхание, когда его руки коснулись ее лодыжек. — Ты ведь не собираешься ложиться в мою постель в чулках и туфлях, не так ли, дорогая? — Но прежде чем она успела ответить, его сильные руки поднялись к ее колену.
   Невольно Сильвии пришла в голову мысль: сажал ли когда-нибудь Эдвин Фэрмонт ее мать на комод, чтобы снять с нее туфли и чулки? Делают ли мужья подобные вещи со своими женами? Впрочем, она тут же перестала думать об этом, так как пальцы Хилтона, наконец, добрались до красной атласной подвязки на ее ноге. Он снял ее и аккуратно положил на комод. Затем стал нежно ласкать ее ногу, пока она, закусив губу, не начала извиваться, желая, чтобы его руки поднялись еще выше.
   Он почувствовал ее нетерпение и улыбнулся.
   — Потерпи, моя прекрасная цыганочка, — прошептал он, медленно снимая с нее чулок.
   Ее юбка задралась, обнажив бедро, и Хилтона охватил острый приступ желания. Сдерживая себя, он поднял ее обнаженную ногу и склонился над ней. Его теплые губы припали к тонким пальчикам, и Сильвию начала сотрясать дрожь.
   — Хилтон, — еле выговорила она пересохшим ртом, — ты ведь не собираешься…
   — Собираюсь, дорогая, — ответил он, покрывая поцелуями ее ногу. — Я собираюсь перецеловать все твое тело.
   Его губы прижались к нежной коже бедра, осыпая его быстрыми поцелуями. У Сильвии внезапно закружилась голова, и она испугалась, осознав, что ее тело больше не принадлежит ей, и этот человек в маске полностью покорил ее своей воле. Когда он начал проделывать все то же самое с ее правой ногой, Сильвию охватил огонь желания, и она едва сдерживалась, чтобы не закричать, умоляя его целовать ее снова и снова.
   Лицо Сильвии горело, и она была рада тому, что маска и полумрак не позволяют ему увидеть ее глаза, и он не догадывается, как сильно она его желает.
   — Хилтон, Хилтон, — повторяла она, не сознавая, что губы шепчут его имя.
   Наконец, он снял ее с комода и, улыбнувшись, посмотрел на нее. Хилтон не ошибся, считая ее страстной натурой. Такой же страстной, как и он сам. Он знал, что она несколько лет прожила на реке среди матросов, портовых рабочих и проституток, и не сомневался, что в ее постели побывало много мужчин.
   Впрочем, это не волновало Хилтона. Он радовался тому, что этой ночью испытает ни с чем не сравнимое наслаждение. А с приходом утра не будет слез, угроз, сожалений, обвинений. Будет только удовольствие. Для нее. Для него. Для них обоих.
   Хилтон с Сильвией на руках подошел к огромной кровати, сел на нее, посадив ее к себе на колено. Она осыпала его поцелуями, запустив пальцы в его густые черные волосы. Она гладила его грудь и, прижавшись к ней щекой, слушала, как бьется его сердце.
   Сильвия приникла к его рту и провела языком по его губам, а в это время руки ее осторожно исследовали густую черную линию волос, сбегавшую вниз живота. Она была так увлечена этим занятием, что не заметила, как Хилтон высвободил ее груди, и, лишь почувствовав, как холодный воздух коснулся ее разгоряченной кожи, вскинула голову и смущенно посмотрела на него. Ее груди были обнажены, и она прикрыла их руками, чем весьма озадачила Хилтона.
   — Дорогая, позволь мне ласкать тебя так, как ты ласкаешь меня. — Он осторожно раздвинул ее руки и спустил блузку к талии.
   — Какие прекрасные, необыкновенно прекрасные! — услышала она страстный шепот. Ее спина напряглась, когда он взял в руку ее грудь и медленно склонился к розовому соску.
   Сильвия выгибала спину и стонала от страсти, а когда Хилтон слегка прикусил ее сосок, она вскрикнула и вцепилась в его волосы.
   — Хилтон, — выдохнула она, — дорогой, как это чудесно!
   — Цыганочка, ты такая сладкая, — прошептал он. — Какая же ты сладкая!
   Он целовал и ласкал ее груди, пока она не начала извиваться и выкрикивать его имя. И тогда Хилтон поставил ее на пол. Она доверчиво смотрела на него сквозь прорези алой маски, а он, не спеша, раздевал ее, бросая на пол широкий кушак, алую юбку, сорочку, панталоны.
   Хилтон, увидев ее прекрасное обнаженное тело, с трудом сдержался, чтобы не упасть перед ней на колени и не вознести хвалу Господу за то, что создал подобное совершенство. Он молча откинул одеяло и уложил Сильвию на постель.
   Она с любопытством смотрела, как высокий мужчина в маске раздевается при свете свечей. Отбросив в сторону белую сорочку, он стал расстегивать брюки, а Сильвия с восхищением разглядывала его широкие плечи, волосатую грудь, плоский живот и прямую спину. Наконец он снял брюки, и у Сильвии перехватило дыхание. Раскрасневшись от смущения, она разглядывала его огромное копье, и в ее голове промелькнула мысль, что такого просто не бывает на свете. В своей жизни они видела только одного обнаженного мужчину — Большого Наполеона, в ту ночь, когда вырвала его из рук Рэнкина. Она тогда лишь мельком увидела его член и поэтому даже представить себе не могла, что этот мужской орган может быть таких внушительных размеров. Эта пульсирующая, мощная штука, которую она видела перед собой, вряд ли сможет войти в нее. Она испуганно смотрела на Хилтона.
   Он растянулся на постели рядом с ней, и Сильвия съежилась от страха. Его сильная рука легла на ее плечи, и он прошептал:
   — Милая, я не сделаю тебе больно. Тебе будет хорошо, поверь мне.
   Сильвию сотрясала дрожь, и она смогла лишь кивнуть, радуясь, что маска скрывает ее лицо. Он снова начал целовать ее щеки, уши, шею, рот. И когда она расслабилась, он сбросил с нее одеяло.
   — Твоя кожа цвета меда, — сказал он, — а на вкус еще слаще. Поцелуй меня, цыганочка.
   Их губы слились в поцелуе, а руки Хилтона начали изучать ее тело: груди, живот, бедра. Его губы оставили ее рот и двинулись дальше — к подбородку и чувствительной впадинке на шее, которую он поцеловал на балу.
   Наконец его пальцы пробрались к черному треугольнику кудрявых волос между ее ног и двинулись ниже, к ее лону, которое нетерпеливо ожидало его прикосновений. Он погрузил пальцы в теплую влагу и начал нежно ласкать ее самое чувствительное место. Сильвия тяжело дышала, выгибала спину, ее тело сжигал огонь страсти; каждый мускул и каждый нерв ее существа были сосредоточены на том месте между ног, где двигались его пальцы. С каждой секундой ее желание возрастало. Она готова была закричать от незнакомого ощущения, которое заставляло ее тело трепетать, и только теперь поняла, что не может дождаться момента, когда же, наконец, Хилтон ворвется в нее.
   Она повернулась на бок и провела рукой по его телу, опускаясь все ниже и ниже. Едва ее пальцы коснулись этого удивительного органа мужского тела, как он поднялся ей навстречу и оказался в ее руке. Стон восторга сорвался с ее губ, и она сжала его, дрожа от нетерпения.
   — Господи, цыганочка…
   — Пожалуйста, Хилтон, сейчас!
   — Милая. — Он раздвинул ей ноги.
   Он резко вошел в нее и тут же остановился.
   — О Боже! — воскликнул он, пораженный. Сорвав маску, он отбросил ее в сторону. — Сильвия, дорогая, — прошептал он в ужасе. — Мой ангел, не бойся меня.
   В ее больших испуганных глазах стояли слезы, и у него защемило сердце.
   — Я не знал, любимая, я не знал, — смущенно шептал он. — Я сделал тебе больно?
   Сильвия, у которой болело все тело от сильного внезапного удара, быстро завертела головой, приказав себе не плакать и не изображать из себя скромную молодую невесту.
   — Не останавливайся, — попросила она, стараясь сдержать слезы.
   Хилтон уже не мог остановиться, он хотел ее еще больше, чем прежде. Мысль, что эта красивая, чувственная молодая женщина никогда не была с мужчиной, что она подарила ему свою девственность, распалила его, и он снова задвигался в ней, но теперь осторожно, медленно, стараясь доставить ей радость.
   — Милая, — улыбнулся он, — худшее уже позади.
   Сильвия смущенно посмотрела на него из-под длинных ресниц.
   — Хилтон, я не знаю… что я должна делать? Я…
   — Успокойся, любимая. — Он поцеловал ее в дрожащие губы. — Тебе ничего не надо делать. Просто лежи и позволь мне любить тебя.
   — Я… Я…
   — Ты такая красивая, такая сладкая, — говорил он между поцелуями. — Такая теплая и нежная.
   Сильвия с удовольствием занималась с Хилтоном любовью. Его тело сейчас принадлежало ей. Боль исчезла, и она уже не вспоминала о ней. Они двигались в одном ритме, сливаясь воедино, и это было прекрасно. Ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно.
   Хилтон увидел восторг на ее лице и улыбнулся. Она продолжала льнуть к нему, вонзая ногти в его спину, ее сердце учащенно билось, тело жаждало освобождения.
   И оно наступило.
   Она содрогнулась, и… Сильвия не слышала своих криков. Она продолжала прижиматься к своему любовнику, пока не достигла вершины. До этой минуты она и не подозревала, что когда-нибудь сможет испытать такое наслаждение.
   Наконец Хилтон медленно поднялся и нежно поцеловал ее. Его глаза слипались. Он тихо пробормотал:
   — Спать, дорогая, спать. — И к удивлению Сильвии, быстро заснул.
   А Сильвия при свете свечей изучала его смуглое красивое лицо. Она провела пальцем по шраму, рассекавшему его густую черную бровь, и улыбнулась, вспомнив, как храбро он вел себя в тот день. Ей нравились его по-девичьи длинные черные ресницы, отбрасывающие тени на смуглые щеки, нравился прямой, классической формы нос и большой чувственный рот, только что так страстно целовавший ее.
   Все в нем было прекрасно!
   Сердце Сильвии сжалось от боли. Она лежит в постели с мужчиной, которому его социальное положение никогда не позволит ухаживать за ней. Он взял ее на одну ночь, и она ничего не значит для него. Ничего. Она была для него развлечением на вечер и теплым телом в постели.
   Оторвав голову от подушки, Сильвия снова посмотрела на его лицо, такое спокойное и безмятежное во сне. «Что я наделала? — спросила она себя. — Я в постели с Хилтоном Кортином! Мужчиной, известным своими похождениями. Я должна немедленно бежать».
   Сняв руку Хилтона со своего живота, она попыталась незаметно отодвинуться от него. Но он почувствовал это движение и проснулся.
   — Не вставай, дорогая. — Он поцеловал ее в шею и посмотрел на нее с такой нежностью, что ей захотелось плакать. — Моя милая девочка, почему же ты ничего не сказала мне? — Он поцеловал ее в губы. — Я ведь не знал, что ты девственница, Сильвия. Господи, дорогая, я бы не стал… — Он покачал головой.
   Напуганная его нежностью и смущением, Сильвия не нашла ничего лучшего, как сказать:
   — Не переживай так, Кортин. Дело в том, что я намеренно рассталась со своей девственностью.
   — Я благодарен тебе за это и счастлив, — прошептал он, тронутый ее словами, — но почему?..
   — Потому, — ответила она, сознательно делая ему больно, — что я знала: ты не будешь так переживать, как переживал бы настоящий джентльмен.
   Взгляд Хилтона обдал ее холодом.
   — Ты абсолютно права, цыганочка. Я всегда думаю только о себе и прямо сейчас хочу тебя снова. — Его глаза сузились, а губы растянулись в хищной усмешке.
   — Нет! — закричала Сильвия, пытаясь встать.
   — О да, маленькая чаровница! Я уже был в тебе и получил от этого удовольствие. И собираюсь сделать это снова. — Он притянул ее к себе. — А я всегда получаю то, что хочу!
   — Нет, — взмолилась Сильвия. — Позволь мне уйти. Я очень сожалею, что вообще…
   — Я тоже, — ответил он, целуя ее.
   Сильвия кричала, отталкивала его, но Хилтон не обращал на это внимания. Она обидела его и должна за это поплатиться. Она узнает, что такое необузданная страсть, дикое желание, животное совокупление. Он был с ней ласков — сейчас он продемонстрирует ей грубую похоть.
   Сжав ладонями голову Сильвии, он впился в ее губы голодным, требовательным поцелуем. Его язык проник ей и рот, и она с наслаждением встретила его, переплетая со своим языком. Они стонали, сжимали друг друга в объятиях, их тела спивались в единое целое.
   Они вжимались друг в друга, их разгоряченные тела были мокрыми от пота, их сердца бешено стучали, дыхание было тяжелым и прерывистым. Лежа на огромной кровати, они никак не могли заставить себя разжать объятия.
   Это событие останется в их памяти навсегда — минуты неизъяснимого блаженства, невероятной нежности и полной искренности. Они смаковали эти сладкие мгновения, шепча друг другу слова любви.
   Когда Хилтон почувствовал, что она успокоилась, он выпустил ее из своих объятий и лег рядом с ней. Вскоре он заснул, так и не услышав ее признания:
   — Хилтон, я люблю тебя. Я люблю тебя, дорогой.
* * *
   Хилтон проснулся с первыми лучами солнца и посмотрел на спавшую рядом с ним возлюбленную. Она лежала на спине, и ее длинные волосы рассыпались по подушке. Хилтон, укрыв ее одеялом, поднялся и начал одеваться. Он знал, что должен уйти, и уйти именно сейчас, пока она не проснулась. Она ясно дала ему понять, что он ничего для нее не значит, и что он ведет себя совсем не по-джентльменски.
   Хилтон подошел к комоду, вынул из кармана ее серьги и изумрудное кольцо, положил их рядом с чулками и алыми подвязками.
   Подойдя к кровати, он склонился, чтобы посмотреть на нее в последний раз. Его рука невольно потянулась, чтоб погладить ее по щеке, но на полпути замерла, так и дотронувшись до ее лица. Он схватил накидку и тихо закрыл за собой дверь.
   Сильвия открыла глаза, когда зимнее солнце осветило комнату. Улыбаясь счастливой улыбкой, она повернулась к Хилтону… Но постель была пуста!
   И тут она все поняла! Он бросил ее, как дешевую проститутку! Щеки ее загорелись от стыда и унижения, и она долго рыдала на смятой постели. Наконец рыдания прекратились, слезы высохли, и ее глаза потемнели от ненависти. Она ненавидела Хилтона Кортина, и это чувство вытеснило из ее груди все прочие эмоции. Во всем, что произошло между ними, виноват только он. Он заманил ее в эту комнату, он пустил в ход свое обаяние, перед которым она не смогла устоять. Это он шептал ей ласковые слова и осыпал поцелуями ее тело. Но ведь так же он обращался с каждой своей любовницей, и она была просто одной из них. А она расслабилась и даже объяснилась ему в любви! Наверняка он уже забыл о ней, ведь десятки женщин влюблялись в него — благородные, красивые, богатые.
   Сильвия подошла к комоду и вздрогнула: рядом с чулками лежало изумрудное кольцо ее матери. Она взяла его и невольно улыбнулась. Ее не интересовало, где Хилтон нашел его. Главное — ее кольцо снова вернулось к ней. Надев его на палец, она спросила себя: только ли это кольцо осталось ей на память о Хилтоне Кортине?

Глава 23

   В погруженной во мрак столовой горела единственная свеча, и маленькое слабое пятно света освещало сидящего за столом человека. В мерцающем свете блестела голова Горгоны на эбеновой трости, издававшей глухой звук, когда человек, сидевший за столом, рассеянно постукивал ею по ладони. Жуткие тени плясали на потрескавшихся обоях, а вдоль плинтуса нагло бродила мышь. Воздух в комнате был спертый, пропитанный зловонием, исходившим от давно не мытого тела. Хайд Рэнкин отложил в сторону трость, взял столовый нож и начал небрежно поигрывать им. В его холодных глазах, блестевших в полумраке, плескалась ярость.
   очесав под мышкой, Рэнкин закричал в тишину дома:
   — Джонс! — На его узком лбу вздулись вены. — Джонс, чтобы твоя черная задница была здесь сию же минуту!
   Джонс, стройный, с хорошими манерами чернокожий, выполнявший роль дворецкого в пришедшем в упадок поместье «Ривербенд», возник в дверях с круглыми от страха глазами.
   — Да, масса Рэнкин?
   — Подойди ближе, Джонс! — Рэнкин глотнул виски и поднял дьявольскую трость. — Иди сюда, чтобы я мог тебя видеть. — Слуга повиновался. — Джонс, ты знаешь, что два дня назад миссис Рэнкин ушла от меня?
   — Ужасно жалко, масса Рэнкин, — выдавил из себя слуга.
   — Значит, знаешь, — холодно заметил Рэнкин. — А Бетти Лу? Ей тоже жаль?
   При упоминании жены Джонс побледнел и закивал головой:
   — Да-да, и ей жалко, масса.
   Прищурив глаза, Хайд Рэнкин одним взмахом руки смел со стола весь фарфор и засмеялся, увидев, как черный раб задрожал.
   — Страшно, Джонс? — с угрозой спросил Рэнкин. — Похоже, это единственный способ привлечь внимание таких, как ты.
   Негр опустил голову, боясь встретиться со взглядом этого дьявола, который был теперь его хозяином. Он в который раз пожалел, что не забрал жену и двоих детей и не скрылся в болотах, как это сделали многие рабы с тех пор, как Хайд Рэнкин поселился в «Ривербенде».
   — Приведи сюда Бетти Лу, Джонс.
   — Но, масса, она убирает на кухне. Она…
   Рэнкин посмотрел на чернокожего холодным тяжелым взглядом.
   — Когда я разберусь с ней, она не сможет больше заниматься уборкой! — Рэнкин снова сел на стул и поскреб волосатую грудь. — Бетти Лу нашептала моей жене ужасные вещи, и миссис Рэнкин от меня ушла. — Он посмотрел на дрожавшего негра. — Приведи сюда жену и раздень ее.
   — Нет, масса Рэнкин. Лучше выпорите меня. — Напуганный негр начал расстегивать рубашку. — Это я виноват, — с мольбой произнес Джонс. — Порите меня, а не мою жену.
   И тут в полутемную комнату неслышно вошла Бетти Лу. Молодая негритянка подошла к столу и улыбнулась хозяину.
   — Масса Рэнкин, — заявила она спокойным решительным тоном, — вы не должны пороть Джонса. Он знает секрет, который сделает вас богатым.
   — Секрет? Что за секрет, Джонс? Ты и вправду собираешься сделать меня богатым?
   Негр с упреком посмотрел на жену.
   — Масса Рэнкин, но я ничего не знаю.
   — В «Ривербенде» спрятано золото, — вмешалась в разговор Бетти Лу. — Давным-давно пираты закопали его где-то здесь, на плантации.
   — Золото на моей земле? — Глаза Рэнкина заблестели.
   Что ж, вполне возможно. Пират Лаффит спал с Сериной Фэрмонт и сделал ей ребенка. И может быть, он подарил ей эту плантацию вместе с золотом. — Где оно спрятано, Джонс?
   — Масса, я не знаю. Я только слышал об этом.
   — Он не знает, масса, — снова вмешалась Бетти Лу, — но некоторые рабы знают.
   Глаза Рэнкина заблестели от возбуждения, и он вскочил со стула. Взяв в руки трость, он подошел к Бетти Лу вплотную. Она бесстрашно смотрела ему в глаза, не двигаясь с места. Схватив ее за курчавые волосы, Рэнкин притянул ее лицо к себе.
   — Тебе лучше сказать мне правду, Бетти, — угрожающе прошипел он. — Из-за твоего болтливого языка я потерял жену. Так что берегись, рабыня! — С дьявольской улыбкой он подтащил ее к столу и толкнул на груду разбитой посуды. — Убери это, — приказал он, не обращая внимания на ее крики. — Надо поговорить с рабами на плантации, — повернулся он к Джонсу.
   — Да, — ответил тот, не спуская глаз с жены. — Завтра же утром. — Он направился к Бетти Лу.
   — Нет. — Рэнкин повертел в руках трость. — Сегодня!
   — Но уже ночь, масса Рэнкин.
   — Ты даже это знаешь? — презрительно процедил Рэнкин. — Идем!
   Усталые, испуганные рабы выползли из своих хижин. Постукивая по ладони золотым набалдашником, Рэнкин оглядел растерянную толпу негров.
   — Где спрятано золото? — спросил он грозно. — Ведите меня туда.
   Рабы переглянулись, но никто не произнес ни слова. Рэнкин ходил вдоль строя, заглядывая в лицо каждого. Его холодный взгляд наводил на всех ужас. Рэнкин поскреб подбородок и усмехнулся. И вдруг его руки со скоростью нападающей змеи метнулись вперед и вцепились в высокого чернокожего юношу.
   — Начнем с тебя, сынок? Хочешь, чтобы я тебя выпорол прямо сейчас?
   — Нет, хозяин! — Охваченный ужасом, юноша завертел головой.
   Хайд Рэнкин отпустил его и начал прохаживаться взад и вперед.
   — Слушайте меня внимательно: вы живете на моей земле, спите в моих постелях и прячете от меня мое золото. Я хочу получить его, и получить сегодня же ночью. — Он замолчал и многозначительно посмотрел на трость. — Я думаю начать с самого младшего из вас и закончить самым старшим. — Он остановился перед молодым отцом с пятилетней малышкой на руках. Концом трости он ткнул в щеку спящей девочки. — Ну что, Руфус, начнем с твоей дочери?
   — Нет, хозяин, прошу вас, — взмолился отец, прижимая к себе девочку.
   — Начните с меня. — Старый седой негр по имени Саул вышел из строя. — Отпустите остальных. Они не знают о золоте. Сокровища спрятаны где-то здесь, в «Ривербенде», но даже я не знаю где.
   Саул рассказал Рэнкину все, что знал:
   — Посыльный от Жана Лаффита передал золото Кашке, рабу, который давно умер. Кашка спрятал золото и драгоценности, но не сказал никому где.
   — Что ты несешь? Кашка рассказал тебе о золоте, но не сказал, где он его спрятал?
   — Я не хотел знать об этом, — спокойно ответил Саул.
   — Будь ты проклят, старый дурак! — Хайд Рэнкин схватил старика за шиворот. — Ты покажешь мне могилу Кашки. — Он вытащил из толпы четверых самых сильных мужчин. — Берите лопаты и следуйте за нами. Мы выкопаем тело Кашки из могилы. Я получу это золото!
* * *
   В феврале погода часто меняется. Вот и сегодня, на следующий после бала день, светило яркое весеннее солнце. Сильвия возвращалась домой и мерзла под теплыми лучами, вспоминая прошедшую ночь.
   Единственное, чего ей сейчас хотелось, — повернуть время вспять, чтобы не было этого злосчастного бала и встречи с обаятельным негодяем Хилтоном Кортином.
   Но над временем она была не властна.
   Приближаясь к дому, Сильвия замедлила шаги. Будут ли они ее расспрашивать? Будут ли возмущаться и ругаться, усугубляя тем самым ее позор? Будут ли сестры смотреть на нее с таким же отвращением, как в былые дни? Будет ли Делила распекать ее, говоря, что она ведет себя как портовая шлюха?
   К счастью, сестер Спенсер не было дома. Большой Наполеон был в лавке, и только Делила терпеливо дожидалась ее. Стоило служанке увидеть печаль во взгляде ее воспитанницы, как она тут же раскрыла ей свои объятия.
   — Делила, — заплакала Сильвия, прижимаясь к груди негритянки, — он бросил меня. Хилтон Кортин ушел, не сказав ни слова, после того как я… как мы…
   — Пойдем наверх. Я приготовлю тебе горячую ванну, вымою твои волосы, и ты почувствуешь себя намного лучше.
   Сильвия последовала за Делилой на второй этаж и села в приготовленную деревянную ванну. Делила намылила и осторожно расчесала ей волосы, тихо приговаривая при этом:
   — Господь заглядывает в наши сердца, Сильвия. Он знает, что ты хорошая девушка. Он знает, что ты страдаешь. Ты должна принимать каждый день таким, какой он есть. Ты должна задать себе вопрос: хорошо ли ты провела вчерашнюю ночь?
   Сильвия заглянула Делиле в глаза.
   — Делила, я даже и не подозревала, что существует такая радость. Мне и во сне не снилось, что мужчина и женщина могут доставлять друг другу такое удовольствие. Это было необыкновенно. Такого блаженства я никогда не испытывала!
   Делила улыбалась, продолжая мыть Сильвии голову.
   — Возможно, не все бывают так счастливы, как ты, дорогая. Возможно, для вас двоих это было что-то особенное.
   — Нет, Делила. Если бы это было так, он бы не покинул меня.
   — Милая, я не могу ответить на этот вопрос. Но я знаю одно: ты всегда будешь помнить эту ночь, и ты получила обратно свое кольцо.
   — Делила, — улыбнулась Сильвия, — говорила ли я тебе когда-нибудь, что ты очень умная женщина?
   Служанка тихо рассмеялась.
   Наступили сумерки, и Сильвия вышла подышать воздухом в небольшой дворик. Она села на деревянную скамейку, сколоченную Большим Наполеоном прошлым летом, и стала смотреть на луну, показавшуюся на усеянном звездами небосклоне.
   На нее нахлынуло чувство одиночества, а на сердце легла печаль. Разные мысли бродили у нее в голове. Испытала ли ее мать такое же блаженство в объятиях Жана Лаффита, какое испытала она в объятиях Хилтона Кортина? Раньше она не переставала удивляться, как ее дорогая, такая правильная мать могла отдаться мужчине, которого она едва знала и которого больше никогда не видела. Сильвия посмотрела на изумрудное кольцо и вздохнула.
   — Этот колумбийский изумруд принадлежал Жану Лаффиту, — раздался за спиной голос Большого Наполеона.