Энни застонала.
   — Если, по-твоему, я такая хитрая и лживая, почему бы тебе меня просто не отпустить? Давай пожмем руки друг другу и разойдемся в разные стороны!
   — Ни за что!
   — Но ведь ты по-прежнему думаешь, что я тебя обманываю! Сэм вздохнул, пытаясь успокоиться.
   — Послушай, Энни, моя бабушка и юродивый из ее племени подсказали мне, где тебя искать. Зачем бы они стали мне лгать? Насколько я помню, моя бабушка никогда не ошибалась в своих предсказаниях.
   Энни смотрела на него во все глаза. Пожалуй, он прав. Она и сама не могла объяснить себе ту мистическую связь, которая существовала между их встречей и ее путешествием во времени.
   — Потом я нашел тебя — точную копию той преступницы, которую искал, — продолжал он сурово. — И что, по-твоему, я должен был подумать?
   Она тяжело вздохнула.
   — У нас возникла неразрешимая проблема, Сэм. Он положил руки ей на плечи.
   — Милая, поедем к моей бабушке — послушаем, что она скажет. Может быть, она сумеет нам помочь.
   — Хорошо, — согласилась Энни.
   — Я рад, что мы договорились. — Он улыбнулся ей. — А теперь ты меня поцелуешь?
   Энни очень хотелось это сделать, но она вдруг спросила:
   — Ты действительно хотел бы поскорее разобраться во всем, охотник за головами?
   Сэм нагнулся и нежно коснулся губами ее губ.
   — Энни… — страстно прошептал он.
   Она испугалась того горячего желания, которое он всколыхнул в ней, и оттолкнула его.
   — Не сейчас, Сэм.
   Его рука уверенно скользнула по ее обнаженной ноге.
   — Но ты же хочешь этого, Энни! Между нами такое мощное притяжение, что никто из нас не в силах его побороть.
   О да, она чувствовала это мощное притяжение, даже когда слезы обиды и гордости застилали ей глаза.
   — Наверное, ты прав, но сейчас не время.
   — Почему? — застонал он.
   — Потому что ничего не изменилось.
   — Ты что, не слышала, что я сказал? Все изменилось!
   — Обычно, когда люди занимаются любовью, это их сближает.
   — Ты хочешь сказать, что мы не сблизились?
   — Я говорю не о физическом сближении, а о подлинной близости, о взаимопонимании и доверии. Этой ночью соединились наши тела, но наши души до сих пор живут порознь. Я не могу спать с человеком, который думает, будто я его обманываю. Поэтому… — Она помолчала. — Поэтому нам надо сначала решить некоторые важные вопросы.
   Сэм понурился.
   — Хорошо, Энни, если ты этого хочешь.
   Но хотела-то она его. Однако на их пути было слишком много препятствий.

Глава 19

   Они оседлали лошадей и поехали дальше, погруженные в свои сомнения и обиды.
   Местность становилась все более неровной. К югу и к северу от них возвышались столовые горы, перемежающиеся равнинами и крутыми холмами. Когда они поднялись на вершину, поросшую полынью и кедром, Энни впервые увидела далекие Скалистые горы во всей их красе. Высокие зубчатые голубые пики в блестящих белых шапках были окутаны спиральными лентами тумана, таявшими в ослепительно голубых небесах. Но великолепный пейзаж не радовал Энни. Она размышляла над тем тупиком, в который зашли ее отношения с Сэмом. Наконец он нарушил молчание:
   — Ты еще сердишься на меня, милая? Она с укором взглянула на него.
   — А как ты думаешь? Ты хочешь отвезти меня к своей бабушке, чтобы она наставила меня, грешницу, на путь истинный, и еще спрашиваешь, сержусь ли я!
   — Моя бабушка — очень мудрая женщина, — сказал он с нажимом. — Она сумеет во всем разобраться.
   — А ты нет?
   Сэм снял шляпу и провел ладонью по волосам.
   — Послушай, Энни, я простой человек. Мне трудно понять твои затейливые рассказы.
   — Вздор! Ты гораздо умней, чем тебе кажется, Сэм. Ты многое можешь понять, если постараешься. Но гордость и упрямство мешают тебе признать свою ошибку.
   Он вздохнул.
   — Посмотрим, что скажет Знахарка.
   Энни промолчала, чтобы не расстраивать Сэма. Он тревожился не меньше ее. Возможно, ее слова просто не укладывались у него в голове, и он искренне стремился ей помочь.
   Однако между ними стояла стена недоверия и боли. Вспоминая вчерашнюю ночь, Энни всей душой рвалась в его объятия, но трезвая реальность доказывала, что в их отношениях еще очень много сложностей.
   Сэм видел ее переживания, и внутри у него все переворачивалось. Она отдалялась от него с каждой секундой, и он ничего не мог с этим поделать. Когда он думал о блаженствах прошлой ночи, его тело пылало огнем. Он жаждал прижать Энни к своей груди, стерев с ее красивого лица несчастное выражение, остановиться в сумрачной лощине, раздеться, целовать и ласкать ее, пока она не взмолится о пощаде.
   Но как преодолеть ту пропасть непонимания, которая пролегла между ними? Он не станет лгать — даже ради того, чтобы снова сблизиться с ней. Он не может сказать, что поверил в ее историю, если на самом деле это не так.
   — Ну и сколько же ехать до твоей бабушки? — нарочито бодро спросила Энни.
   Сэм улыбнулся.
   — Несколько дней. Ее отряд скрывается в долине за Сентрал-Сити.
   Энни нахмурилась.
   — Неужели к концу века в Колорадо еще оставались бродячие индейцы? Я думала, к этому времени почти всех согнали в резервации… а остальные бежали дальше на запад.
   — Ты права, — согласился Сэм. — Немногочисленные вольные индейские отряды сохранились в основном на территориях Небраски, Вайоминга и Дакоты. — Он вздохнул. — Всех бизонов истребили, и индейцам, чтобы не умереть с голода, пришлось уйти в резервации.
   — А отряд твоей бабушки? Как ему удалось остаться свободным здесь, в Колорадо?
   — Это интересная история. Но пусть лучше она сама тебе ее расскажет.
   — Объясни хотя бы, каким образом они спаслись от конницы?
   — Дело в том, что они никогда не задерживаются на одном месте слишком долго. Вот уже шесть лет они ведут кочевую жизнь — с моей помощью и с помощью еще одного белого человека.
   — Ты имеешь в виду Лунного Теленка? — удивилась Энни.
   Сэм засмеялся.
   — Нет, я говорю про бывшего погонщика мулов по прозвищу Свистящий Кнут. Последние шесть лет Кнут живет в отряде моей бабушки. Когда мы приедем в лагерь, ты все узнаешь.
   — Предвкушаю захватывающий рассказ!
   Все в том же тревожном состоянии они продолжали двигаться к шайеннскому поселению. Проехав небольшой городок Тринидад, путники оказались среди Скалистых гор и начали пробираться сквозь сгущающиеся сумерки и холодный туман — все выше и выше по утоптанной горной тропе, минуя каменные глыбы и отвесные утесы. Любопытный взгляд Энни заметил пуму, сидевшую за очередным зубчатым выступом и внимательно следившую за ними сверху. К тропе подступали огромные сосны. Энни обратила внимание на тонкую, по-солдатски прямую осину, весьма поэтичную в своей симметричности. В ветвях порхали мелкие певчие пташки, где-то стучал дятел и хрипло каркали вороны. Дорогу им иногда перебегали стройные лани.
   Они больше не занимались любовью, но Энни с трудом выносила вынужденную интимность совместного путешествия: Сэм умывался и одевался у нее на глазах, а по ночам лежал рядом, мучая ее своей близостью. Судя по смущенным, но жарким взглядам, которые он бросал в ее сторону, ему тоже было несладко.
   Особенно трудной выдалась их вторая ночь на тропе. Вымыв голову в горном ручье, Энни вернулась к месту привала и принялась расчесывать спутанные мокрые локоны. Сэм сидел на ближайшем гранитном валуне и внимательно следил за ее действиями, потом вдруг усадил Энни к себе на колени, выхватил у нее расческу и принялся аккуратно и терпеливо распутывать ей волосы. Энни избегала его взгляда, чуть ли не до слез растроганная столь неожиданной заботой.
   Закончив, он приподнял ее лицо и коснулся губ нежнейшим поцелуем. Энни отпрянула, точно испуганная лань.
   Ласка Сэма всколыхнула в ее душе целую бурю чувств. Она вспомнила своих покойных родителей и своего непутевого братца. Ей не хватало опоры в жизни — дома, семьи… надежного, любящего мужчины.
   Такого, как Сэм. Быть может, этот человек предначертан ей судьбой? Быть может, она для того и перенеслась сквозь время, чтобы найти именно его? Ее неумолимо влекло к нему, но они были очень разными и по-разному смотрели на многие вещи.
   Погода по-прежнему была холодной, с частыми туманами и моросящими дождями. Но красота пейзажа с лихвой окупала все эти неудобства. Они ехали по крутым горным тропам и утоптанным фургонным дорогам, змеившимся по головокружительным кромкам отвесных утесов. Вокруг дыбились гранитные скалы, в глубоких ущельях блестели скатившиеся со склонов огромные розовые валуны, отсюда казавшиеся галькой, беспорядочно насыпанной в корзины. Они проезжали маленькие суетливые поселения и мрачные города-призраки; пробирались по бесконечным лабиринтам заброшенных приисков с разбитыми золотопромывательными желобами, обветшалыми перилами и кучами пустой породы, громоздившимися вдоль каменных склонов; пересекали мелкие речушки и ледяные горные ручьи, объезжали тихие фермы и шумные скотоводческие ранчо. Повсюду кипела жизнь: на речках строили плотины бобры, в рощах бродили в поисках пищи горные олени, по ветвям лазали бурундуки, среди деревьев порхали птицы.
   У Энни захватывало дух от красоты и величия Скалистых гор. Повсюду, куда бы она ни взглянула, ее встречало неистовое буйство красок: дымчатый пурпур скал, яркая зелень лугов, пламенеющая желтизна осин, сапфировая синева озер, огненная ржавчина колибри, порхающих в нежно-сиреневых зарослях водосбора.
   Наконец в одно прекрасное утро туман рассеялся, и ослепительное солнце возвестило о начале холодного ясного дня. Когда они проехали высокогорный Луг, усыпанный желтым подсолнечником и сиреневой горечавкой, Сэм неожиданно объявил:
   — Лагерь моей бабушки в долине за следующим перевалом. Энни удивленно взглянула на него.
   — Значит, мы почти у цели?
   — Да.
   — А сколько индейцев живет в этом лагере?
   — Около двадцати. Прежде чем мы туда приедем, я хочу немного рассказать тебе об их традициях.
   — Ах, ну конечно, ведь я бледнолицая! — усмехнулась Энни. — Поверь мне, я не собираюсь никого оскорблять.
   — Это хорошо. Цель отряда моей бабушки — сохранить шайеннский образ жизни, который исчезает в резервациях.
   Энни кивнула:
   — Я знаю, что идея резерваций оказалась крайне неудачной. Она губит индейскую культуру.
   — Я не хочу, чтобы ты нарушила какое-нибудь табу, пока мы будем находиться в племени.
   — Какое, например?
   Сэм серьезно посмотрел на нее.
   — Входя в вигвам, держись левой стороны, потому что ты женщина.
   — Левой стороны? — озадаченно повторила она.
   — Да. А мужчины должны держаться правой стороны. Энни воздела глаза к голубым небесам.
   — Понятно.
   — После того как войдешь в вигвам, стой и жди, когда хозяин предложит тебе сесть. И еще: никогда не проходи между индейцем и костром — это считается дурным знаком.
   — Ага, — бодро отозвалась Энни. Сэм сурово взглянул на нее.
   — Отряд моей бабушки часто собирается на открытые совещания, куда приглашают всех, но моя бабушка — единственная женщина, которой позволено говорить, поскольку она уважаемая знахарка. А вообще на таких совещаниях говорят только мужчины.
   — Ну, здесь за меня можно не волноваться. Я не говорю по-шайеннски и, значит, не помешаю индейцам совещаться.
   — Почти все члены отряда говорят по-английски так же хорошо, как и по-шайеннски, — объяснил Сэм. — Учти: если ты не удержишься и заговоришь, перебив другого оратора или рассказчика, это будет воспринято как оскорбление.
   Энни морщила лоб, пытаясь запомнить все наставления.
   — Что-нибудь еще?
   — Да. Запрещается показывать пальцем на небесные светила, жечь перья совы…
   — Жаль! А я как раз собиралась сегодня вечером сделать барбекю из совиных перьев.
   Сэм нахмурился.
   — Прости мою глупую шутку, Сэм! — засмеялась Энни. — Я никогда в жизни не причиню вреда животному или птице.
   — Это хорошо. Шайенны чтут природу и используют ее дары только по мере надобности. Да, еще. Шайеннские женщины верят, что золотые орлы обладают мощной колдовской силой и, если дотронуться до этой птицы, случится несчастье.
   Энни наморщила лоб.
   — Очень любопытно. Он щелкнул пальцами.
   — Да, вот еще что! Женщинам, не входящим в особое сообщество, запрещено иметь дело с волками.
   Она усмехнулась.
   — Ты слишком поздно меня предупредил. Он покосился на нее с шутливым укором.
   — Что касается еды, то здесь у шайеннов тоже есть свои ритуалы. Но ты просто следи за мной и повторяй мои действия.
   С уст Энни слетел сдавленный стон.
   — О Боже, Сэм, я чувствую себя шаловливым ребенком, которого тетушка учит хорошим манерам, прежде чем отвести в гостиную.
   Он улыбнулся.
   — Тебе еще повезло: в этом лагере нет «перечащих».
   — Кого-кого?
   — «Перечащие» — это такие воины, которые все делают наоборот. Например, если ты хочешь, чтобы «перечащий» пошел на север, ты должна сказать ему: «Иди на юг!» И так далее.
   — Ты шутишь?
   Сэм отрицательно покачал головой.
   — Как же мне все это запомнить? — развела руками Энни. — А если я вдруг нарушу какое-нибудь табу, меня сожгут на костре?
   Он хмыкнул.
   — Шайенны — миролюбивые люди. Они борются только потому, что белые вторгаются на их территорию и нарушают соглашения. Но все-таки, если ты нарушишь табу, будут неприятности.
   — Я постараюсь ничего не нарушать.
   Когда они поднялись на вершину, Энни напряглась в седле. В расстилавшейся внизу долине виднелось с полдюжины стоявших кольцом белых вигвамов. Рядом был временный загон для скота, кишевший пегими скаковыми лошадьми и коричневыми коровами. К западу от лагеря блестело голубое озеро, к востоку высилась поросшая лесом гора.
   — Ого, мы и впрямь приехали! Сэм улыбнулся.
   — Если не считать моей бабушки, все шайенны с подозрением относятся к белым, во всяком случае, сначала. Так что лучше я сам начну разговор.
   Индейцы начали выходить из вигвамов, потревоженные непрошеными гостями.
   — Да ради Бога! — охотно согласилась Энни.

Глава 20

   Они направили своих лошадей вниз по каменистому склону. Энни с любопытством разглядывала небольшой шайеннский лагерь. Вигвамы, украшенные звездами, орлами, охотничьими сценками и индейскими символами, располагались вокруг большого кострища, с восточной стороны был прогал. Старик в бизоньей накидке переходил от одного вигвама к другому и что-то кричал, за ним с лаем бегали собаки, а из вигвамов выходили все новые и новые индейцы. Энни догадалась, что это глашатай племени возвещает об их прибытии. Две девушки, собиравшие кукурузу на маленьком поле, бросили свою работу и вернулись в селение, сопровождаемые тремя крупными оленями.
   Оглядев отряд, Энни прикинула, что в нем около двух дюжин человек: старики, мужчины и женщины среднего возраста, подростки и с полдюжины детей. Одна молодая женщина, стоявшая рядом с мужем, явно была беременной. Среди индейцев затесалось двое белых — старик в костюме из оленьей кожи, в такой же, как у Сэма, широкополой шляпе, и мужчина с длинной бородой в бизоньей накидке, державший в руках какую-то птицу.
   Сэм и Энни подъехали уже совсем близко, но индейцы молчали, настороженно глядя на них своими карими глазами. Столь пристальное внимание смущало Энни, но она старалась держаться уверенно. К Сэму шайенны уже привыкли, она же была для них чужой, «бледнолицей» и, значит, опасной.
   Вблизи эти люди показались Энни экзотичными и милыми: высокие стройные мужчины в удобных рубашках и обтягивающих брюках из оленьей кожи; женщины пониже ростом и более коренастые, в платьях, изящно вышитых бисером и перьями. Малыши были босыми и в набедренных повязках, зато остальные члены отряда демонстрировали великолепные мокасины самых разных фасонов и расцветок. Энни поразилась обилию украшений, которые носили индейцы: затейливые амулеты в волосах у мужчин, бусы, браслеты, кольца в носах и ушах у женщин. Даже у самых маленьких детей уши были проколоты в нескольких местах, а в дырочки вставлены бусинки.
   Высокая женщина с длинными седыми волосами, в простом замшевом платье и с большой кожаной сумкой, привязанной к поясу, пробралась сквозь толпу и остановилась перед ними. Взглянув на ее морщинистое лицо, Энни отметила характерные для шайеннов черты и мудрые добрые глаза.
   Сэм спрыгнул с лошади и шагнул к женщине.
   — Здравствуй, внучек, — сказала она по-английски, улыбнувшись почти беззубым ртом.
   Сэм просиял и обнял старую шайеннку.
   — Привет, бабушка. Очень рад тебя видеть. — Он махнул рукой в сторону Энни, которая осталась сидеть на лошади. — Я привез подругу.
   — Познакомь меня с ней, — попросила женщина. Сэм помог Энни спешиться и подвел ее к своей бабушке.
   — Не бойся, милая, — шепнул он ей на ухо по дороге, — она не кусается.
   Энни метнула на него сердитый взгляд, потом улыбнулась женщине.
   — Бабушка, это Энни Диллон, — объявил Сэм.
   — Добро пожаловать к нам.
   — Спасибо, — ответила Энни.
   — Энни, — повернулся к ней Сэм, — это моя бабушка, знахарка.
   Еще раз взглянув на сумку-мешок, висевшую на поясе женщины, Энни догадалась, что там лекарственные травы: в воздухе чувствовался их густой аромат.
   — Очень приятно, — сказала она. Знахарка улыбнулась.
   К ним размашистой походкой подошел пожилой мужчина в оленьей коже с бахромой и хлопнул Сэма по плечу.
   — Рад тебя видеть, приятель! — Он обернулся к Энни и приподнял шляпу в знак приветствия. — Я вижу, ты привез с собой хорошенькую девушку.
   Бросив на мужчину укоризненный взгляд, Сэм объявил:
   — Познакомься, Энни, это мой старый друг Свистящий Кнут.
   Энни одарила улыбкой толстого мужчину лет шестидесяти с большим квадратным лицом, заросшим седеющей бородой.
   — Здравствуйте.
   — Добрый день, мэм.
   В этот момент к Энни осторожно приблизился второй белый человек — в бизоньей накидке и с длинной бородой. Она удивленно обернулась, и он, поморщившись, отпрянул. На щеке его дергался мускул.
   Энни в замешательстве взглянула на Сэма, но тот лишь пожал плечами. Вскоре странный мужчина опять начал робко подкрадываться к Энни, на этот раз внимательно ее разглядывая. Она следила за ним с той же осторожностью, боясь снова его спугнуть.
   Наконец, все так же ни слова не говоря, он остановился и вперил в Энни раздражающе-пристальный взгляд. Она явно пробудила в нем любопытство, однако его лицо и поза выдавали напряжение. Он напоминал кошку, которая обнюхивает незнакомца, готовая удрать при первом же признаке опасности. Опустив глаза, Энни с удивлением увидела в его руках симпатичного коричнево-желтого лугового жаворонка, который с интересом озирался по сторонам, спокойно давая мужчине поглаживать свою пушистую головку.
   Видимо, это и был Лунный Теленок — белый юродивый и заклинатель животных, о котором рассказывал Сэм. Но почему он так ею заинтересовался? Энни с трудом подавляла желание съежиться под острым взглядом темных, глубоко посаженных глаз. Сухопарый и бородатый, мужчина был тем не менее недурен собой — прямой нос правильной формы, высокий лоб, хорошо очерченная челюсть — и относительно молод — лет тридцати с небольшим.
   Однако диковатый, затравленный взгляд выдавал в нем безумца.
   Между тем мужчина прижал птицу к груди и выпростал вперед свободную руку, направив указательный палец в небо. Жаворонок забился у него в кулаке.
   — К нам явилась избавительница! — заговорил бородатый, и от его громового голоса по спине Энни пробежала дрожь. — Ее пришествие было начертано на звездах, и вот она здесь!
   Энни смотрела и слушала, замерев от ужаса. Мужчина повернулся к остальным.
   — Мудрый Всевышний предсказывал, что она придет с гор осенним утром, и вот она здесь!
   Закончив свою речь, мужчина резко опустил руку и зашагал прочь. Птица выпорхнула из его разжатой ладони. От неожиданности Энни вздрогнула.
   — О Боже! — пробормотала она, оглядываясь по сторонам. Стоявшие вокруг индейцы перешептывались и внимательно смотрели на нее.
   Сэм взял Энни за руку и ободряюще сжал ей пальцы.
   — Не бойся, милая. Лунный Теленок совершенно безобиден. Он мало говорит, а если говорит, то несет всякий бред, хотя люди считают его колдуном.
   — Значит, это был Лунный Теленок? — уточнила Энни. — Тот самый белый человек, который сказал тебе, где меня искать? Но он говорил как индеец!
   Знахарка понимающе улыбнулась.
   — Лунный Теленок сжился с шайеннами. Когда он к нам пришел, он был похож на Великие равнины после того, как на них истребили наших друзей бизонов. Все следы белой жизни стерты в его душе.
   — Вы хотите сказать, что у него амнезия? — спросила Энни.
   Кнут и Сэм удивленно переглянулись, а Знахарка продолжала:
   — В последние годы юродивый общался с нашими старейшими воинами, курил трубку и медитировал в вигвамах, постигая наш образ жизни.
   — Да, он явно одичал, — согласилась Энни. — К тому же, похоже, он умеет находить общий язык с животными.
   Знахарка кивнула.
   — Он даже ночами бродит по прерии — поет птицам и разговаривает со зверями, с нашими священными волками и койотами. Однажды он привел в лагерь скунса. — Она поморщилась. — Эта тварь похуже «перечащего» на тропе войны! Когда вонючая кошка наконец убралась из нашего поселка, нам пришлось сжечь несколько вигвамов.
   Энни сдержала смешок.
   — Как видите. Лунный Теленок совершенно забыл белую жизнь, — заключила Знахарка, взглянув на Сэма с грустной улыбкой, — так же, как и я.
   Сэм обнял бабушку за плечи.
   — Но ты не должна забывать своего белого внука. Женщина возмущенно погрозила ему пальцем.
   — Забыть мою кровиночку? Человека, который нас защищает? Ни за что!
   — Вот и хорошо, — улыбнулся Сэм и снова обнял бабушку.
   Знахарка усмехнулась.
   — Вы, наверное, устали и проголодались?
   — Что ж, едва ли мы откажемся, если ты предложишь нам свое рагу.
   Она просияла.
   — Сейчас мы разведем большой костер и устроим пир в честь вашего приезда.
   — Не стоит так беспокоиться, — возразил Сэм. Знахарка упрямо вскинула голову.
   — Мы должны встретить тебя как полагается, внучек! Она обернулась к остальным и быстро заговорила по-шайеннски, хлопая в ладоши и энергично жестикулируя.
   Энни догадалась, что знахарка объявила о празднике: с радостными криками индейцы побежали готовиться.
   Сэм не торопясь подошел к Энни и положил руку ей на плечо.
   — Ну вот, наконец-то мы одни, милая.
   — Одни — в окружении двух дюжин индейцев? — усмехнулась она. — И не забудь про табу: мне нельзя водить дружбу с волками, — добавила она, скидывая его руку со своего плеча.
   — Черт возьми, Энни! — воскликнул он в досаде.
   — Пойми же, Сэм, — со вздохом сказала Энни, видя его недовольство, — я прекрасно помню, зачем мы сюда приехали: ты считаешь, что я лгунья, и собираешься меня перевоспитать. И как, по-твоему, я должна себя чувствовать в этой ситуации?
   Он кивнул.
   — Я все понимаю, милая. Но может быть, ты перестанешь колоть мне этим глаза?
   Сдержав улыбку, она смерила его презрительным взглядом.
   — Пожалуй, я пойду к остальным… пора мне перевоспитываться.
   Сэм смотрел ей вслед и молча качал головой. Она сводила его с ума своей неприступностью! Чем больше она от него отдалялась, тем отчаяннее он ее желал.
   И это была не только физическая страсть. Сэм мечтал устранить ту пропасть непонимания, которая между ними возникла, именно поэтому он и привез ее сюда.
   Может быть, они наконец найдут ответы на мучившие их вопросы? У него больше нет сил терпеть эту пытку! Сэм невесело усмехнулся. Кажется, сам того не заметив, он оказался в плену у собственной пленницы!

Глава 21

   Энни была в восторге от шайеннского праздника. Все индейцы собрались в большой кружок, правда, многие по-прежнему настороженно смотрели в ее сторону. Приняв у индейской девушки оловянную тарелку, кружку и вилку, она подсела к Сэму, Свистящему Кнуту и Знахарке. Лунный Теленок — белый человек, который так напугал и удивил Энни, — сидел по другую сторону костра и, зажмурив глаза, поглаживал своего лугового жаворонка. При этом он раскачивался взад-вперед и что-то мерно бормотал по-шайеннски.
   Две пожилые и две молодые женщины разносили еду. Сначала самая старшая, державшая оловянное блюдо с горкой аппетитных кусочков жаркого, с торжественно-серьезным видом подошла к бабушке Сэма. Та подняла руки, и женщина положила ей в ладонь несколько кусочков мяса. Знахарка сомкнула ладони и принялась кланяться и поворачиваться, напевая что-то на своем языке.
   — Она совершает молебен на четыре стороны света под названием «нивстаниву», — объяснил Сэм Энни на ухо.
   — Понятно, — отозвалась та, завороженная этим удивительным зрелищем.
   Помолившись, Знахарка положила куски мяса на землю, а женщины раздали остальное. Все индейцы, в том числе и юродивый, взяли жаркое, подняли его к небу, потом положили на землю. Энни последовала их примеру и увидела, как Сэм одобрительно ей подмигнул.
   У костра начался настоящий пир. Энни с интересом отметила, что индейцы пользуются посудой белых людей, а их шайеннская речь перемежается английскими словами. Ей очень понравилось главное блюдо — телячье рагу с рублеными кореньями и кукурузой. Трапезу завершали сушеные ягоды.
   Спустя какое-то время Кнут с усмешкой спросил, обращаясь к Сэму: