Страница:
"Повсюду лежало разбитое стекло, – сказал я, – осколки зеркала и душевой кабины. Кажется, я получил пару царапин, ничего серьезного".
"Как же тот человек выволок вас из постели?" – спросил доктор Уинн.
"За руки".
Доктор взглянул на мои руки. К этому времени синяки проявились еще сильнее. Он внимательно их осмотрел.
Тогда доктор Уинн попросил наклониться вперед, чтобы осмотреть мой затылок. Я повиновался, и его пальцы поразительно нежно ощупали огромную шишку. От этих прикосновений у меня по всему телу побежали приятные мурашки.
И снова Гоблин покачал головой, не позволяя мне рассказать о нас с ним доктору, потому что тот может причинить моему двойнику вред.
"Ну, теперь-то вы мне верите? – спросил я. – Убедились, что я не сам сделал это с собой?"
"О да, я абсолютно вам верю, – ответил он. – Ни одна из ваших ран не могла быть нанесена вами. Это очевидно по многим причинам. Но нам все равно придется сделать томографию".
У меня словно камень с души свалился.
Томография оказалась относительно простой процедурой, показавшей отсутствие опухоли мозга и кровотечения внутри черепа. Как только доктор Мэйфейр подтвердил эти результаты, меня отвезли на каталке в палату люкс, состоявшую из гостиной и двух спален. Одну спальню предоставили мне, а во второй разместилась тетушка Куин. За это время Жасмин успела съездить домой за тетушкиными вещами и вернуться, но вскоре ей снова предстояло уехать.
Я пообещал не трогать капельницу и вести себя смирно, но только если меня развяжут. Доктор Мэйфейр с легкостью согласился на эти условия.
"Надеюсь, охрану выставили?" – поинтересовался я.
Тетушка Куин поспешила уверить меня, что в коридоре дежурит полицейский офицер в форме, а в холле сидит Клем. Я заметил, что у тетушки Куин заплаканные глаза. Но еще больше меня расстроил тот факт, что она до сих пор была в своем неглиже с перьями. У нее даже не было времени переодеться. Меня охватили одновременно злость и страх.
"Знаешь, малыш, странная какая-то ситуация... – Тетушка присела у моей постели. (Гоблин в это время ретировался в угол.) – У нас две версии того, что случилось сегодня ночью, – и обе чудовищные".
"Поверь мне, есть только одно объяснение, – продолжал убеждать я. – Этот человек представляет реальную угрозу! – И тут я признался, что сжег книги незнакомца и это спровоцировало его на вторжение в мой дом. – Он какой-то чудак, готов поручиться. Стоит только взглянуть на его прическу и на прекрасно сшитый черный костюм. В то же время он силен как бык. И все же Гоблин его жутко испугал. Этот тип так и не понял, откуда на него сыплются удары, откуда летит стекло".
Я замолчал, вспомнив, что все это уже рассказывал ей в машине, по дороге в больницу. Причем не раз. Но почему она только сейчас прислушалась к моим словам – неужели сыграло роль утверждение доктора Уинна, что я не мог сам себе нанести эти раны? Тетушка была глубоко встревожена. Мне хотелось быть сильным ради нее, а не валяться тут на больничной койке, как какой-то слабак. Я взял в руки пульт управления и нажал несколько кнопок, чтобы принять сидячее положение в кровати.
Перед уходом ко мне заглянул доктор Уинн.
"Томография отличная, – повторил он. – В ближайшие несколько дней мы проведем еще ряд исследований. Все, что вам нужно, Квинн, это придерживаться постельного режима Утром я вас навещу".
"Доктор, я очень злоупотреблю вашим терпением, если задам один вопрос?" – спросил я.
"Вовсе нет, спрашивайте".
"Сюда к вам в исследовательское отделение приняли одну подающую надежды студентку, прошедшую доврачебную подготовку. Мы с ней дружили. Она погибла в дорожной катастрофе. Я подумал, что, быть может, вы ее знали".
Его спокойное лицо исказила гримаса боли.
"Вы говорите о Линелль Спрингер?"
Я кивнул.
"Так вы тот самый юноша, которого она учила, о котором столько рассказывала? – спросил он. – Ну конечно! Тарквиний Блэквуд – ее радость и гордость. Она любила вас как родного".
Я почувствовал комок в горле и чуть не разрыдался, ибо никак не ожидал услышать подобное.
"Это правда, что после аварии она ни на секунду не пришла в сознание? – спросил я. – Что так и не поняла, как сильно пострадала?"
"Правда, – ответил он как-то очень робко, с большим почтением. – Она пролежала здесь две недели. Приходили ее дочери. Проигрывали ей записи любимой музыки и стихов. Но она была где-то слишком далеко, а раны оказались чересчур серьезными. Мы сделали все, что могли, но она нас покинула".
Его слова доставили мне огромное облегчение. Мне показалось, будто какая-то ключевая глава моей жизни наконец дописана и теперь навсегда останется со мной в своей целостности, без единой недосказанной детали. А еще у меня возникла уверенность, что этот человек не станет мне лгать – никогда, ни по одному поводу.
Тетушка Куин осыпала меня поцелуями и сообщила, что Клем только что вернулся с ее чемоданом и теперь она может пойти и переодеться.
В палату вошел отец Кевинин Мэйфейр и сел рядом со мной. Гоблин, не покидавший своего поста за спинкой кровати, посматривал на священника с подозрением.
"Так что вы хотите от меня услышать? – спросил я у отца Кевинина. – Вам, вероятно, уже известно все, что я рассказал другим. Наверняка вам сказали и то, что Гоблин меня спас Вы ведь знаете Гоблина. Каждое воскресенье он приходит со мной на мессу".
"Не стоит так бояться меня, Квинн, – священник говорил чуть тверже и громче, чем доктор Уинн. – Я не враг. И я здесь не для того, чтобы предать вас суду испанской инквизиции. Ваша служанка, Рамона, видела, как по воздуху летали осколки. Если бы я это увидел, то, возможно, никогда впредь не усомнился бы во всемогуществе Спасителя. Возможно, это дело рук самого дьявола".
"В ванной не было никакого дьявола, – отрезал я. – Там был лишь обозленный тщеславный человек – высокий и красивый. Он прошел мимо охраны и дернул меня прямо из постели. А потом Гоблин, мой Гоблин... – Я взглянул на своего приятеля и увидел, что он обеспокоенно разглядывает отца Кевинина. – Мой Гоблин разбил стекло, чтобы отогнать от меня злодея, и принялся швырять в него осколки. Но тот не видел Гоблина, как не видите вы. Этот человек никак не мог понять, что происходит. Поверьте, Гоблин не от дьявола. Должен же быть какой-то промежуточный тип духовной субстанции, которая не относится ни к дьяволу, ни к ангелу. Обязательно".
"Возможно, вы правы", – к моему удивлению, согласился отец Кевинин.
Он на секунду задумчиво отвел взгляд, а потом снова посмотрел на меня. Я нашел, что он безумно красив. И дело было не только в сочетании ярко-рыжих волос и зеленых глаз, а в тонких чертах лица, выразительном взгляде, мягком голосе.
"Года два назад, а то и меньше, – сказал он, – я бы вам ни за что не поверил. Но теперь... Со времени переезда на юг я так много узнал о привидениях и семейных проклятиях, что стал менее категоричен в своих суждениях и даже изменил свой нрав. – Он помолчал. – Но вот что я вам скажу порождение ли это дьявола или нашего воспаленного мозга, являются ли они призраками или бестелесными существами непонятного происхождения, духи все равно не приносят нам никакого добра. В этом я уверен".
Гоблин начал проявлять признаки волнения и с холодной ненавистью уставился на отца Кевинина.
"Нет, Гоблин, – предостерег я, – ничего не предпринимай".
Я огляделся вокруг, внезапно встревожившись. Над раковиной висело зеркало. Что, если он разобьет его вдребезги? Теперь он знал, что способен и на такое!
Гоблин учится!
А Гоблин смотрел на меня с какой-то странной улыбкой, словно говоря: "Тебе не кажется, что я лучше знаю, как поступить?"
"Послушайте, он здесь, – сказал я отцу Кевинину. – Вы его не видите, но он сейчас стоит за спинкой кровати. И он считает это грубостью, если в его присутствии о нем отзываются как о каком-то зле. Никакое он не зло. Каким образом он оказался настолько ко мне привязан, я не знаю. Вероятно, он просто витал над землей, выискивая того, кто мог бы его увидеть, а тут подвернулся я, ребенок, обладавший этим даром. Так возникло наше маленькое братство, его и мое. Я не знаю, как оно было на самом деле. Но сегодня он меня спас. Он спас меня, проявив недюжинную силу. Это он разбил стекло, не я, и мне не хотелось бы, чтобы он хотя бы на секунду счел меня неблагодарным".
Отец Кевинин, изучавший меня пытливым взглядом во время всей речи, теперь кивнул.
"Давайте договоримся так: если захотите поговорить со мной – позвоните, я оставил свой номер телефона вашей тетушке, а в больнице я бываю ежедневно, совершаю обход. Скоро я окончательно стану штатным священником. Вы не представляете, какими исследованиями мне иногда приходится заниматься по просьбе доктора Роуан. Позже я еще загляну к вам".
"Так что она просит вас исследовать?" – заинтригованный, не удержался я от вопроса, чувствуя, что постепенно успокаиваюсь и что мне нравится с ним беседовать. Он оказался совершенно не тем типичным священником, каким я его представлял.
"Клиническую смерть, – ответил он, – вот что я исследую. Это когда у людей констатируют смерть, и они видят яркий свет, проходя через туннель, и приветствуют существо, состоящее из света, а потом их возвращают к жизни, и они нам рассказывают о пережитом".
"Да, знаю. Я читаю все, что можно найти по этому вопросу. И верю, что именно так все и происходит. Так оно и есть на самом деле".
"Таким людям часто не верят, – продолжал священник. – Я здесь для того, чтобы верить, однако никогда не задаю наводящих вопросов и не высказываю предположений".
"Я понял. Вам приходилось разговаривать с теми, кто пережил подобное?"
"Приходилось, – ответил он. – Разумеется, я также совершаю другие обряды: исповедую больных, причащаю".
"А мне вы... поверили?"
"Я верю вам, верю, что вы говорили правду, – подтвердил он. – Не хотите ли теперь причаститься? Никаких особых усилий от вас это не потребует".
"Я не болен, – ответил я. – А что до моих плотских грехов, то я пока не готов в них признаться. Не готов к исповеди. И не могу принять причастие. Секс все еще для меня внове".
"Да, – сказал священник с едва заметной усталой улыбкой, – в вашем возрасте это довольно трудно. – Он пожал плечами, а потом вдруг, весело улыбнувшись, добавил: – Когда мне было столько лет, сколько вам, все это казалось мне адом, да и теперь я частенько так думаю. Священники, знаете ли, тоже исповедуются. Другим священникам. Все не так просто".
"Вы мне нравитесь. Понимаю, это не имеет, наверное, большого значения."
"О нет, имеет, – возразил он. – Но мне пора возвращаться в церковь. В приходе еще много дел, да и позже нужно будет заглянуть в университет. Увидимся ближе к вечеру".
Он поднялся.
У меня вдруг мелькнула в голове одна мысль.
"Отец, – обратился я к нему, – а что, если вы все-таки увидите призрака, несущего зло, призрака, сулящего вам беду, такого призрака, который жаждет черной мести? Как вы тогда поступите? Перекреститесь и прочтете молитву? Это единственное ваше оружие?"
Он долго смотрел на меня, прежде чем ответить.
"Не разговаривайте с ним, – наконец сказал он. – Не обращайте на него внимания, вообще не глядите в его сторону. Помните, без вашей помощи он не сможет сильно навредить. Вполне возможно, что без вас он вообще ни на что не способен. Возьмем, к примеру, призрака отца Гамлета. Представьте, что Гамлет не пошел на встречу и не разговаривал с ним. Представьте, что он не дал призраку возможности рассказать историю убийства, которая принесла гибель всем подряд – и виновным, и невинным Подумайте об этом. Что, если бы Гамлет отказался поговорить с призраком?"
Я кивнул.
Отец ушел из палаты, а я лежал, погрузившись в полудрему, и радовался, что теперь на стуле возле кровати сидит Гоблин и держит меня за руку.
Вновь вспомнился грозный незнакомец, вторгшийся в дом.
"Кто был тот мерзавец, Гоблин? – спросил я. – Как он прошел в мою комнату?"
Не получив ответа, я повернулся, чтобы взглянуть на него, и увидел то же самое мрачное выражение, которое заметил еще раньше, на кладбище, когда хоронил останки Ревекки.
"Неужели ты не можешь поговорить со мной, Гоблин? – удивился я. – Послушай, я попрошу, чтобы завтра мне принесли карандаши и бумагу – знаешь, такой большой альбом для рисования, – и мы сможем писать друг другу".
Гоблин покачал головой. Мне показалось, что он вроде бы презрительно усмехнулся. Нет, он действительно усмехнулся. После чего напустил на себя холодный, рассерженный вид.
"Компьютер, Квинн, пусть принесут компьютер", – прозвучало у меня в голове.
"Конечно, – ответил я. – И как мне самому не пришло в голову? Я закажу лэптоп, объясню, что мне нужен именно портативный компьютер".
С каждой секундой мне все больше хотелось спать. Он сидел рядом, мой защитник, а потом снова заговорил со мной с помощью телепатии.
"Гнев делает меня сильным, Квинн".
"Гнев – это плохо", – пробормотал я, уплывая куда-то.
А потом вдруг вздрогнул и проснулся, напомнив самому себе, что здесь мне ничто не угрожает. Вошла тетушка Куин. Я услышал, как она жалуется сиделке, что я все время сонный и приходится меня будить.
Жасмин прошептала мне на ухо:
"Послушай меня, маленький хозяин, на ближайшие две недели все номера в Особняке заказаны. Мне нужно вернуться домой, и Мамушке – тоже. Другого выхода нет. Но мисс Куин устроилась здесь надолго. А снаружи дежурит охрана. Так что по этому поводу можешь не волноваться. Я вернусь, как только смогу".
"Поцелуй меня", – пробормотал я, снова погружаясь в сон.
Но было ли это сном? Мы снова сидели с Ревеккой на лужайке в больших плетеных креслах, косые лучи солнца падали на циннии, высаженные Папашкой вдоль этой стороны дома.
"Ну, разумеется, мне бы хотелось пожить как люди, сделав вид, что прошлого не было, – отрывисто говорила Ревекка. – Хотелось, чтобы он женился на мне и сделал меня хозяйкой своего дома, чтобы любил детей, которых я родила бы ему. Тебя самого всегда любили, ты не знаешь, каково это – жить без любви, ничего не иметь, просто-таки ничегошеньки, а ты со своей Жасмин даже не поостерегся. Вдруг от этого союза родится ребенок – ты что, будешь его любить? Будешь любить выродка, которого сделал с этой цветной стервой!"
Я попытался проснуться. Нужно будет спросить у Жасмин. Правда ли, что она может забеременеть? Но тут мне показалось, что наша с ней близость произошла во сне, и я испугался, что она накинется на меня, если я заговорю об этом. А еще я понял, что она никак не предохранялась, да и я тоже, так что, вполне возможно, ребенок будет, и от этой мысли я чувствовал себя почти счастливым.
Я не мог пошевелить руками и, открыв глаза, обнаружил, что они привязаны к кровати.
"Что вы делаете?" – Я пытался сказать что-то еще, но меня заглушала Ревекка. Когда мне привязали и ноги, я начал кричать, прося помощи.
Надо мной стояла тетушка Куин и причитала:
"Квинн, дорогой, ты вырвал иголку капельницы. Ты все время с кем-то вслух разговаривал и при этом очень волновался. Даже оттолкнул практиканта. Он должен снова поставить капельницу".
Это было ужасно, просто ужасно. Я уставился в потолок. Мне хотелось поскорее оказаться далеко отсюда, и я отключил сознание. И конечно, сразу рядом появилась Ревекка Она наливала мне кофе и улыбалась. Вперемежку с цинниями цвели маргаритки, мне очень они нравились, эти белые цветочки с желтой серединкой.
"Ты должна найти способ уйти отсюда, – говорил я Ревекке. – Ты должна найти способ покинуть это место и оказаться там, где свет. Бог ждет тебя. Он знает, что с тобой случилось, знает о крюке, знает, что они сотворили. Разве ты не понимаешь, что только Бог может поступить с тобою по справедливости?"
("Просыпайся, Квинн. Мальчик мой, просыпайся".)
"С какой стати мне уходить, когда здесь так мило, – отвечала Ревекка. – Вот, смотри, на мне та самая блузка, которую ты нашел наверху в сундуке. Большая Рамона выстирала и выгладила всю мою одежду, как ты ей велел. Я надела это специально для тебя. А камею видишь? Очень хорошенькая. Венера с крошечным купидоном. Я взяла ее из коллекции тетушки Куин, прямо из-под стекла. Как мне нравится быть с тобой. Выпей еще кофе. А что ты будешь делать со всеми моими старыми нарядами?"
("Просыпайся, Квинн, давай же, открывай глаза".)
"Меня больше волнует вопрос, что делать с тобой, – ответил я. – Послушай, ты отправишься домой, к Богу. Как все мы. Это всего лишь вопрос времени".
20
"Как же тот человек выволок вас из постели?" – спросил доктор Уинн.
"За руки".
Доктор взглянул на мои руки. К этому времени синяки проявились еще сильнее. Он внимательно их осмотрел.
Тогда доктор Уинн попросил наклониться вперед, чтобы осмотреть мой затылок. Я повиновался, и его пальцы поразительно нежно ощупали огромную шишку. От этих прикосновений у меня по всему телу побежали приятные мурашки.
И снова Гоблин покачал головой, не позволяя мне рассказать о нас с ним доктору, потому что тот может причинить моему двойнику вред.
"Ну, теперь-то вы мне верите? – спросил я. – Убедились, что я не сам сделал это с собой?"
"О да, я абсолютно вам верю, – ответил он. – Ни одна из ваших ран не могла быть нанесена вами. Это очевидно по многим причинам. Но нам все равно придется сделать томографию".
У меня словно камень с души свалился.
Томография оказалась относительно простой процедурой, показавшей отсутствие опухоли мозга и кровотечения внутри черепа. Как только доктор Мэйфейр подтвердил эти результаты, меня отвезли на каталке в палату люкс, состоявшую из гостиной и двух спален. Одну спальню предоставили мне, а во второй разместилась тетушка Куин. За это время Жасмин успела съездить домой за тетушкиными вещами и вернуться, но вскоре ей снова предстояло уехать.
Я пообещал не трогать капельницу и вести себя смирно, но только если меня развяжут. Доктор Мэйфейр с легкостью согласился на эти условия.
"Надеюсь, охрану выставили?" – поинтересовался я.
Тетушка Куин поспешила уверить меня, что в коридоре дежурит полицейский офицер в форме, а в холле сидит Клем. Я заметил, что у тетушки Куин заплаканные глаза. Но еще больше меня расстроил тот факт, что она до сих пор была в своем неглиже с перьями. У нее даже не было времени переодеться. Меня охватили одновременно злость и страх.
"Знаешь, малыш, странная какая-то ситуация... – Тетушка присела у моей постели. (Гоблин в это время ретировался в угол.) – У нас две версии того, что случилось сегодня ночью, – и обе чудовищные".
"Поверь мне, есть только одно объяснение, – продолжал убеждать я. – Этот человек представляет реальную угрозу! – И тут я признался, что сжег книги незнакомца и это спровоцировало его на вторжение в мой дом. – Он какой-то чудак, готов поручиться. Стоит только взглянуть на его прическу и на прекрасно сшитый черный костюм. В то же время он силен как бык. И все же Гоблин его жутко испугал. Этот тип так и не понял, откуда на него сыплются удары, откуда летит стекло".
Я замолчал, вспомнив, что все это уже рассказывал ей в машине, по дороге в больницу. Причем не раз. Но почему она только сейчас прислушалась к моим словам – неужели сыграло роль утверждение доктора Уинна, что я не мог сам себе нанести эти раны? Тетушка была глубоко встревожена. Мне хотелось быть сильным ради нее, а не валяться тут на больничной койке, как какой-то слабак. Я взял в руки пульт управления и нажал несколько кнопок, чтобы принять сидячее положение в кровати.
Перед уходом ко мне заглянул доктор Уинн.
"Томография отличная, – повторил он. – В ближайшие несколько дней мы проведем еще ряд исследований. Все, что вам нужно, Квинн, это придерживаться постельного режима Утром я вас навещу".
"Доктор, я очень злоупотреблю вашим терпением, если задам один вопрос?" – спросил я.
"Вовсе нет, спрашивайте".
"Сюда к вам в исследовательское отделение приняли одну подающую надежды студентку, прошедшую доврачебную подготовку. Мы с ней дружили. Она погибла в дорожной катастрофе. Я подумал, что, быть может, вы ее знали".
Его спокойное лицо исказила гримаса боли.
"Вы говорите о Линелль Спрингер?"
Я кивнул.
"Так вы тот самый юноша, которого она учила, о котором столько рассказывала? – спросил он. – Ну конечно! Тарквиний Блэквуд – ее радость и гордость. Она любила вас как родного".
Я почувствовал комок в горле и чуть не разрыдался, ибо никак не ожидал услышать подобное.
"Это правда, что после аварии она ни на секунду не пришла в сознание? – спросил я. – Что так и не поняла, как сильно пострадала?"
"Правда, – ответил он как-то очень робко, с большим почтением. – Она пролежала здесь две недели. Приходили ее дочери. Проигрывали ей записи любимой музыки и стихов. Но она была где-то слишком далеко, а раны оказались чересчур серьезными. Мы сделали все, что могли, но она нас покинула".
Его слова доставили мне огромное облегчение. Мне показалось, будто какая-то ключевая глава моей жизни наконец дописана и теперь навсегда останется со мной в своей целостности, без единой недосказанной детали. А еще у меня возникла уверенность, что этот человек не станет мне лгать – никогда, ни по одному поводу.
Тетушка Куин осыпала меня поцелуями и сообщила, что Клем только что вернулся с ее чемоданом и теперь она может пойти и переодеться.
В палату вошел отец Кевинин Мэйфейр и сел рядом со мной. Гоблин, не покидавший своего поста за спинкой кровати, посматривал на священника с подозрением.
"Так что вы хотите от меня услышать? – спросил я у отца Кевинина. – Вам, вероятно, уже известно все, что я рассказал другим. Наверняка вам сказали и то, что Гоблин меня спас Вы ведь знаете Гоблина. Каждое воскресенье он приходит со мной на мессу".
"Не стоит так бояться меня, Квинн, – священник говорил чуть тверже и громче, чем доктор Уинн. – Я не враг. И я здесь не для того, чтобы предать вас суду испанской инквизиции. Ваша служанка, Рамона, видела, как по воздуху летали осколки. Если бы я это увидел, то, возможно, никогда впредь не усомнился бы во всемогуществе Спасителя. Возможно, это дело рук самого дьявола".
"В ванной не было никакого дьявола, – отрезал я. – Там был лишь обозленный тщеславный человек – высокий и красивый. Он прошел мимо охраны и дернул меня прямо из постели. А потом Гоблин, мой Гоблин... – Я взглянул на своего приятеля и увидел, что он обеспокоенно разглядывает отца Кевинина. – Мой Гоблин разбил стекло, чтобы отогнать от меня злодея, и принялся швырять в него осколки. Но тот не видел Гоблина, как не видите вы. Этот человек никак не мог понять, что происходит. Поверьте, Гоблин не от дьявола. Должен же быть какой-то промежуточный тип духовной субстанции, которая не относится ни к дьяволу, ни к ангелу. Обязательно".
"Возможно, вы правы", – к моему удивлению, согласился отец Кевинин.
Он на секунду задумчиво отвел взгляд, а потом снова посмотрел на меня. Я нашел, что он безумно красив. И дело было не только в сочетании ярко-рыжих волос и зеленых глаз, а в тонких чертах лица, выразительном взгляде, мягком голосе.
"Года два назад, а то и меньше, – сказал он, – я бы вам ни за что не поверил. Но теперь... Со времени переезда на юг я так много узнал о привидениях и семейных проклятиях, что стал менее категоричен в своих суждениях и даже изменил свой нрав. – Он помолчал. – Но вот что я вам скажу порождение ли это дьявола или нашего воспаленного мозга, являются ли они призраками или бестелесными существами непонятного происхождения, духи все равно не приносят нам никакого добра. В этом я уверен".
Гоблин начал проявлять признаки волнения и с холодной ненавистью уставился на отца Кевинина.
"Нет, Гоблин, – предостерег я, – ничего не предпринимай".
Я огляделся вокруг, внезапно встревожившись. Над раковиной висело зеркало. Что, если он разобьет его вдребезги? Теперь он знал, что способен и на такое!
Гоблин учится!
А Гоблин смотрел на меня с какой-то странной улыбкой, словно говоря: "Тебе не кажется, что я лучше знаю, как поступить?"
"Послушайте, он здесь, – сказал я отцу Кевинину. – Вы его не видите, но он сейчас стоит за спинкой кровати. И он считает это грубостью, если в его присутствии о нем отзываются как о каком-то зле. Никакое он не зло. Каким образом он оказался настолько ко мне привязан, я не знаю. Вероятно, он просто витал над землей, выискивая того, кто мог бы его увидеть, а тут подвернулся я, ребенок, обладавший этим даром. Так возникло наше маленькое братство, его и мое. Я не знаю, как оно было на самом деле. Но сегодня он меня спас. Он спас меня, проявив недюжинную силу. Это он разбил стекло, не я, и мне не хотелось бы, чтобы он хотя бы на секунду счел меня неблагодарным".
Отец Кевинин, изучавший меня пытливым взглядом во время всей речи, теперь кивнул.
"Давайте договоримся так: если захотите поговорить со мной – позвоните, я оставил свой номер телефона вашей тетушке, а в больнице я бываю ежедневно, совершаю обход. Скоро я окончательно стану штатным священником. Вы не представляете, какими исследованиями мне иногда приходится заниматься по просьбе доктора Роуан. Позже я еще загляну к вам".
"Так что она просит вас исследовать?" – заинтригованный, не удержался я от вопроса, чувствуя, что постепенно успокаиваюсь и что мне нравится с ним беседовать. Он оказался совершенно не тем типичным священником, каким я его представлял.
"Клиническую смерть, – ответил он, – вот что я исследую. Это когда у людей констатируют смерть, и они видят яркий свет, проходя через туннель, и приветствуют существо, состоящее из света, а потом их возвращают к жизни, и они нам рассказывают о пережитом".
"Да, знаю. Я читаю все, что можно найти по этому вопросу. И верю, что именно так все и происходит. Так оно и есть на самом деле".
"Таким людям часто не верят, – продолжал священник. – Я здесь для того, чтобы верить, однако никогда не задаю наводящих вопросов и не высказываю предположений".
"Я понял. Вам приходилось разговаривать с теми, кто пережил подобное?"
"Приходилось, – ответил он. – Разумеется, я также совершаю другие обряды: исповедую больных, причащаю".
"А мне вы... поверили?"
"Я верю вам, верю, что вы говорили правду, – подтвердил он. – Не хотите ли теперь причаститься? Никаких особых усилий от вас это не потребует".
"Я не болен, – ответил я. – А что до моих плотских грехов, то я пока не готов в них признаться. Не готов к исповеди. И не могу принять причастие. Секс все еще для меня внове".
"Да, – сказал священник с едва заметной усталой улыбкой, – в вашем возрасте это довольно трудно. – Он пожал плечами, а потом вдруг, весело улыбнувшись, добавил: – Когда мне было столько лет, сколько вам, все это казалось мне адом, да и теперь я частенько так думаю. Священники, знаете ли, тоже исповедуются. Другим священникам. Все не так просто".
"Вы мне нравитесь. Понимаю, это не имеет, наверное, большого значения."
"О нет, имеет, – возразил он. – Но мне пора возвращаться в церковь. В приходе еще много дел, да и позже нужно будет заглянуть в университет. Увидимся ближе к вечеру".
Он поднялся.
У меня вдруг мелькнула в голове одна мысль.
"Отец, – обратился я к нему, – а что, если вы все-таки увидите призрака, несущего зло, призрака, сулящего вам беду, такого призрака, который жаждет черной мести? Как вы тогда поступите? Перекреститесь и прочтете молитву? Это единственное ваше оружие?"
Он долго смотрел на меня, прежде чем ответить.
"Не разговаривайте с ним, – наконец сказал он. – Не обращайте на него внимания, вообще не глядите в его сторону. Помните, без вашей помощи он не сможет сильно навредить. Вполне возможно, что без вас он вообще ни на что не способен. Возьмем, к примеру, призрака отца Гамлета. Представьте, что Гамлет не пошел на встречу и не разговаривал с ним. Представьте, что он не дал призраку возможности рассказать историю убийства, которая принесла гибель всем подряд – и виновным, и невинным Подумайте об этом. Что, если бы Гамлет отказался поговорить с призраком?"
Я кивнул.
Отец ушел из палаты, а я лежал, погрузившись в полудрему, и радовался, что теперь на стуле возле кровати сидит Гоблин и держит меня за руку.
Вновь вспомнился грозный незнакомец, вторгшийся в дом.
"Кто был тот мерзавец, Гоблин? – спросил я. – Как он прошел в мою комнату?"
Не получив ответа, я повернулся, чтобы взглянуть на него, и увидел то же самое мрачное выражение, которое заметил еще раньше, на кладбище, когда хоронил останки Ревекки.
"Неужели ты не можешь поговорить со мной, Гоблин? – удивился я. – Послушай, я попрошу, чтобы завтра мне принесли карандаши и бумагу – знаешь, такой большой альбом для рисования, – и мы сможем писать друг другу".
Гоблин покачал головой. Мне показалось, что он вроде бы презрительно усмехнулся. Нет, он действительно усмехнулся. После чего напустил на себя холодный, рассерженный вид.
"Компьютер, Квинн, пусть принесут компьютер", – прозвучало у меня в голове.
"Конечно, – ответил я. – И как мне самому не пришло в голову? Я закажу лэптоп, объясню, что мне нужен именно портативный компьютер".
С каждой секундой мне все больше хотелось спать. Он сидел рядом, мой защитник, а потом снова заговорил со мной с помощью телепатии.
"Гнев делает меня сильным, Квинн".
"Гнев – это плохо", – пробормотал я, уплывая куда-то.
А потом вдруг вздрогнул и проснулся, напомнив самому себе, что здесь мне ничто не угрожает. Вошла тетушка Куин. Я услышал, как она жалуется сиделке, что я все время сонный и приходится меня будить.
Жасмин прошептала мне на ухо:
"Послушай меня, маленький хозяин, на ближайшие две недели все номера в Особняке заказаны. Мне нужно вернуться домой, и Мамушке – тоже. Другого выхода нет. Но мисс Куин устроилась здесь надолго. А снаружи дежурит охрана. Так что по этому поводу можешь не волноваться. Я вернусь, как только смогу".
"Поцелуй меня", – пробормотал я, снова погружаясь в сон.
Но было ли это сном? Мы снова сидели с Ревеккой на лужайке в больших плетеных креслах, косые лучи солнца падали на циннии, высаженные Папашкой вдоль этой стороны дома.
"Ну, разумеется, мне бы хотелось пожить как люди, сделав вид, что прошлого не было, – отрывисто говорила Ревекка. – Хотелось, чтобы он женился на мне и сделал меня хозяйкой своего дома, чтобы любил детей, которых я родила бы ему. Тебя самого всегда любили, ты не знаешь, каково это – жить без любви, ничего не иметь, просто-таки ничегошеньки, а ты со своей Жасмин даже не поостерегся. Вдруг от этого союза родится ребенок – ты что, будешь его любить? Будешь любить выродка, которого сделал с этой цветной стервой!"
Я попытался проснуться. Нужно будет спросить у Жасмин. Правда ли, что она может забеременеть? Но тут мне показалось, что наша с ней близость произошла во сне, и я испугался, что она накинется на меня, если я заговорю об этом. А еще я понял, что она никак не предохранялась, да и я тоже, так что, вполне возможно, ребенок будет, и от этой мысли я чувствовал себя почти счастливым.
Я не мог пошевелить руками и, открыв глаза, обнаружил, что они привязаны к кровати.
"Что вы делаете?" – Я пытался сказать что-то еще, но меня заглушала Ревекка. Когда мне привязали и ноги, я начал кричать, прося помощи.
Надо мной стояла тетушка Куин и причитала:
"Квинн, дорогой, ты вырвал иголку капельницы. Ты все время с кем-то вслух разговаривал и при этом очень волновался. Даже оттолкнул практиканта. Он должен снова поставить капельницу".
Это было ужасно, просто ужасно. Я уставился в потолок. Мне хотелось поскорее оказаться далеко отсюда, и я отключил сознание. И конечно, сразу рядом появилась Ревекка Она наливала мне кофе и улыбалась. Вперемежку с цинниями цвели маргаритки, мне очень они нравились, эти белые цветочки с желтой серединкой.
"Ты должна найти способ уйти отсюда, – говорил я Ревекке. – Ты должна найти способ покинуть это место и оказаться там, где свет. Бог ждет тебя. Он знает, что с тобой случилось, знает о крюке, знает, что они сотворили. Разве ты не понимаешь, что только Бог может поступить с тобою по справедливости?"
("Просыпайся, Квинн. Мальчик мой, просыпайся".)
"С какой стати мне уходить, когда здесь так мило, – отвечала Ревекка. – Вот, смотри, на мне та самая блузка, которую ты нашел наверху в сундуке. Большая Рамона выстирала и выгладила всю мою одежду, как ты ей велел. Я надела это специально для тебя. А камею видишь? Очень хорошенькая. Венера с крошечным купидоном. Я взяла ее из коллекции тетушки Куин, прямо из-под стекла. Как мне нравится быть с тобой. Выпей еще кофе. А что ты будешь делать со всеми моими старыми нарядами?"
("Просыпайся, Квинн, давай же, открывай глаза".)
"Меня больше волнует вопрос, что делать с тобой, – ответил я. – Послушай, ты отправишься домой, к Богу. Как все мы. Это всего лишь вопрос времени".
20
Портативный компьютер я получил через три дня. Его привез из города Нэш Пенфилд, мой будущий учитель. Мы договорились, что я с ним познакомлюсь при более благоприятных обстоятельствах – это было мое решение, не тетушкино, – но я все равно был ему благодарен за то, что он нашел средства и купил подходящую машину с длинным шнуром для подключения.
За эти три дня я прошел через всевозможные медицинские обследования. В конце концов после всех мук стало совершенно ясно, что у меня нет ни повреждений височной доли мозга, ни эпилепсии, ни опухоли.
Я также не страдал малокровием и электролитным дисбалансом. У меня не было проблем с кровеносной системой и наркотической зависимости.
Кроме того, у меня не было проблем со щитовидной железой, равно как и с питуитарной.
Небольшой ушиб мозга в результате того, что нападавший стукнул меня о стену, быстро вылечили, и головные боли исчезли без следа.
У нас состоялись пылкие дебаты по поводу того, следует ли делать пункцию спинного мозга. В конце концов, я убедил их сделать ее и покончить со всеми вопросами раз и навсегда. Я терпеливо все вынес, и в результате никаких злокачественных клеток в моем организме обнаружено не было.
В перерывах между долгими прогулками по лабиринту красиво раскрашенных больничных коридоров я подробно рассказывал про ту бурную ночь, когда на меня напали, любому, кто хотел меня слушать.
Доктор Уинн Мэйфейр тихо и вдумчиво слушал мои описания Гоблина и того, как Гоблин пришел мне на выручку, и тетушка Куин, находившаяся в палате, даже не пыталась меня перебить, чтобы успокоить, когда я чересчур входил в раж, или добавить что-то к сказанному, хотя к этому времени она уже выучила весь рассказ досконально.
В докторе Уинне чувствовалась некая глубокая сдержанность. У меня не возникало потребности получить его одобрение, я скорее ждал от него профессиональной оценки, хотя он был очень тактичен во всех своих замечаниях. И меня совсем не удивило, когда он попросил меня выступить перед небольшой тщательно отобранной комиссией психиатров.
Я отказался. Но тетушка Куин убедила меня изменить решение. К этому времени она успела перевезти в больницу половину своего гардероба и каждое утро наряжалась в одно из своих прелестных платьев, надевала подходящую шляпку-колокол и усаживалась у моей постели, чтобы держать мою руку.
"Как ты не поймешь, я должна это сделать! – уговаривала она. – У меня нет другого выхода. Если я не буду настаивать, чтобы ты поговорил с этими психиатрами, нас и дальше будут обвинять в обыкновенной беспечности. Подумай хорошенько, Квинн. Нас обоих станут обвинять. Мы должны пережить это и вернуться к той жизни, какой мы хотим".
"Каким же образом, тетушка Куин? Что будет с Блэквуд-Мэнор? Как ты не понимаешь, что если мы с тобой вместе отправимся в одну из твоих экзотических поездок, то Блэквуд останется без присмотра? Я встречусь с этим учителем, как тебе и обещал, но не здесь. Я настаиваю, чтобы наша встреча состоялась в другом месте".
"Я прекрасно тебя понимаю, – ответила тетушка. – И не беспокойся насчет Нэша: он отлично устроился в средней гостевой в Блэквуд-Мэнор и, даже если наши планы, как говорится, полетят в тартарары, все равно прекрасно отдохнет в креольском стиле. Тебе, наверное, трудно такое представить, но я готова поклясться, что Жасмин с ним флиртует. На нее что-то нашло. И я считаю, давно пора. Сегодня Жасмин расхаживала с важным видом в прелестном костюме от Шанель, который я ей подарила еще два года назад. Раньше она никогда не носила такие чудесные вещи. Думаю, Жасмин теперь смирилась со своим уделом".
"И каков же он?" – спросил я.
"Управлять Блэквуд-Мэнор в наше отсутствие. Она отлично со всем справится, а Клем и Большая Рамона станут ей помогать. Я хочу сказать, что Жасмин всю жизнь томилась, занимаясь домашней работой, ведь у нее острый ум, грамотная речь, и она, безусловно, может отлично распоряжаться частью прибыли".
"А я и не знал, что мы получаем какую-то прибыль, – сказал я. – Папашка утверждал, что мы тянем лямку на грани вечных убытков".
"Ну, Папашка был пессимистом, упокой Господь его душу, и, разумеется, не без оснований. Постояльцы оплачивают только часть содержания дома, но ведь нам только и надо, что сохранить Блэквуд-Мэнор, – правда? Наверное, мне следовало сказать "выручка" вместо "прибыль". Так тебе нравится больше? Когда огласят завещание Папашки, станет легче".
"И когда же это должно случиться?" – поинтересовался я.
"Пэтси вернулась, уже два дня как дома. Наверное, мы могли бы огласить его послезавтра".
"Хорошо", – сказал я, несколько удивившись неожиданной новости. До сих пор я был занят исключительно собой, мучимый страхами, странными снами с Ревеккой и взглядами отнюдь не призрачного Гоблина, обретшего краски персонажа цветного кино.
Мысль, что Жасмин будет управлять Блэквуд-Мэнор, меня взволновала. Я решил, что для нее это идеальное занятие. Тетушка Куин понимала Жасмин, как никто другой, даже лучше ее самой.
Внезапно, с непонятно откуда взявшейся живостью, я захотел удрать из больницы. Если Жасмин начнет сопротивляться своей "судьбе", то я хотел с ней поговорить. Дело-то ведь было очень простое – Жасмин уже заправляла почти единолично всем особняком, и, хотя я не был на все сто уверен в поддержке ее брата Клема, из него мог получиться неплохой помощник, который стал бы приглядывать за работниками, – эту обязанность раньше выполнял Аллен, помощник Папашки. Мне отчаянно захотелось вернуться домой.
Мне захотелось увидеть нарядную Жасмин в костюме от Шанель.
"Так и быть, я готов поговорить с вашим консилиумом, – согласно кивнул я. – Но я хочу переодеться в собственные вещи. Не бойся, я не собираюсь убегать. Просто хочу надеть шмотки от Армани, одну из тех рубашек ручной выделки, которые ты присылаешь мне из Европы, и счастливый галстук от Версаче. А, ну да, еще туфли от Джонстона и Мерфи. Я хочу выглядеть как нормальный человек. И Гоблину эта одежда нравится. Стоит мне разодеться для какого-нибудь события дома, как он прямо с ума сходит".
"Это очень обнадеживает, – сказала тетушка. – Я немедленно распоряжусь. Но советую все-таки надеть туфли от Черч. Мы можем надеяться, что Гоблин будет с тобою рядом на этой встрече?"
"Ну конечно, – ответил я. – Ты что думаешь, я вычеркну его из списка приглашенных? А кроме того, я не всегда могу контролировать его поступки. В больнице он ведет себя тихо. Ему часто приходится мириться с неуважительным пренебрежением".
"Да, наверное", – согласилась тетушка, и я увидел, что она взглянула именно туда, где находился Гоблин. А он смотрел на нее так же холодно и отстраненно.
Одного я не мог рассказать тетушке: во время моего пребывания в больнице Гоблин вел себя очень странно. Он вообще отказался разговаривать со мной до тех пор, пока не привезли компьютер, и одно это было весьма необычно. Кроме того, внешне он больше не напоминал моего двойника, хотя вновь им стал, когда я принарядился перед разговором с психиатрами.
Он не носил больничных халатов и фланелевых рубах, которые были на мне, а ходил в джинсах и рубашках – таких же, как у меня, но мои-то остались дома. Все это мне казалось очень странным.
Но больше всего меня пугала быстрая смена выражений на его лице. Я теперь мог различить каждую его черточку, не то что раньше. Временами оно выражало безразличие, иногда – отчаяние, и почти никогда его лицо не отражало моих чувств.
Как бы то ни было, в больнице меня больше не посещали обычные приступы паники. Я наслаждался трусливым чувством защищенности. Жизнь в палате кипела ключом: тетушка Куин то и дело устраивала чаепития с сытным угощением, Большая Рамона, навещая меня, каждый раз баловала новой вычурной ночной рубашкой, любимая сестра Милочки, тетя Руги, закармливала меня вкуснейшими шоколадными конфетами, в дверь без конца заглядывали охранники, а еще с визитами вежливости являлись многочисленные родственники, хотя не представляю, что они думали по поводу моего пребывания в больнице.
В общем, после многочисленных проволочек я получил долгожданный лэптоп. Устроившись с ним в кресле возле больничной кровати, я собирался вызвать Гоблина на разговор. Мысли о Гоблине не давали мне покоя, путаясь в голове.
"Теперь мне нужно поработать, тетушка Куин, – сказал я как можно мягче. – Поцелуй меня и отправляйся в ресторан, например во "Дворец командора". Ты не была там с тех пор, как заварилась эта каша".
Тетушка что-то заподозрила.
"Но сюда не проведен телефон. Что ты собираешься делать с лэптопом? Писать роман?"
"С его помощью я разговариваю с Гоблином. Ему так легче, чем внушать мне мысли. Он подпитывается электричеством и сам попросил привезти сюда компьютер".
"О, мой дорогой Квинн", – всполошилась тетушка, замахав руками.
"Тетушка Куин, позволь мне еще раз тебе напомнить, что он спас мне жизнь. Если бы не Гоблин, тот ублюдок убил бы меня!"
За эти три дня я прошел через всевозможные медицинские обследования. В конце концов после всех мук стало совершенно ясно, что у меня нет ни повреждений височной доли мозга, ни эпилепсии, ни опухоли.
Я также не страдал малокровием и электролитным дисбалансом. У меня не было проблем с кровеносной системой и наркотической зависимости.
Кроме того, у меня не было проблем со щитовидной железой, равно как и с питуитарной.
Небольшой ушиб мозга в результате того, что нападавший стукнул меня о стену, быстро вылечили, и головные боли исчезли без следа.
У нас состоялись пылкие дебаты по поводу того, следует ли делать пункцию спинного мозга. В конце концов, я убедил их сделать ее и покончить со всеми вопросами раз и навсегда. Я терпеливо все вынес, и в результате никаких злокачественных клеток в моем организме обнаружено не было.
В перерывах между долгими прогулками по лабиринту красиво раскрашенных больничных коридоров я подробно рассказывал про ту бурную ночь, когда на меня напали, любому, кто хотел меня слушать.
Доктор Уинн Мэйфейр тихо и вдумчиво слушал мои описания Гоблина и того, как Гоблин пришел мне на выручку, и тетушка Куин, находившаяся в палате, даже не пыталась меня перебить, чтобы успокоить, когда я чересчур входил в раж, или добавить что-то к сказанному, хотя к этому времени она уже выучила весь рассказ досконально.
В докторе Уинне чувствовалась некая глубокая сдержанность. У меня не возникало потребности получить его одобрение, я скорее ждал от него профессиональной оценки, хотя он был очень тактичен во всех своих замечаниях. И меня совсем не удивило, когда он попросил меня выступить перед небольшой тщательно отобранной комиссией психиатров.
Я отказался. Но тетушка Куин убедила меня изменить решение. К этому времени она успела перевезти в больницу половину своего гардероба и каждое утро наряжалась в одно из своих прелестных платьев, надевала подходящую шляпку-колокол и усаживалась у моей постели, чтобы держать мою руку.
"Как ты не поймешь, я должна это сделать! – уговаривала она. – У меня нет другого выхода. Если я не буду настаивать, чтобы ты поговорил с этими психиатрами, нас и дальше будут обвинять в обыкновенной беспечности. Подумай хорошенько, Квинн. Нас обоих станут обвинять. Мы должны пережить это и вернуться к той жизни, какой мы хотим".
"Каким же образом, тетушка Куин? Что будет с Блэквуд-Мэнор? Как ты не понимаешь, что если мы с тобой вместе отправимся в одну из твоих экзотических поездок, то Блэквуд останется без присмотра? Я встречусь с этим учителем, как тебе и обещал, но не здесь. Я настаиваю, чтобы наша встреча состоялась в другом месте".
"Я прекрасно тебя понимаю, – ответила тетушка. – И не беспокойся насчет Нэша: он отлично устроился в средней гостевой в Блэквуд-Мэнор и, даже если наши планы, как говорится, полетят в тартарары, все равно прекрасно отдохнет в креольском стиле. Тебе, наверное, трудно такое представить, но я готова поклясться, что Жасмин с ним флиртует. На нее что-то нашло. И я считаю, давно пора. Сегодня Жасмин расхаживала с важным видом в прелестном костюме от Шанель, который я ей подарила еще два года назад. Раньше она никогда не носила такие чудесные вещи. Думаю, Жасмин теперь смирилась со своим уделом".
"И каков же он?" – спросил я.
"Управлять Блэквуд-Мэнор в наше отсутствие. Она отлично со всем справится, а Клем и Большая Рамона станут ей помогать. Я хочу сказать, что Жасмин всю жизнь томилась, занимаясь домашней работой, ведь у нее острый ум, грамотная речь, и она, безусловно, может отлично распоряжаться частью прибыли".
"А я и не знал, что мы получаем какую-то прибыль, – сказал я. – Папашка утверждал, что мы тянем лямку на грани вечных убытков".
"Ну, Папашка был пессимистом, упокой Господь его душу, и, разумеется, не без оснований. Постояльцы оплачивают только часть содержания дома, но ведь нам только и надо, что сохранить Блэквуд-Мэнор, – правда? Наверное, мне следовало сказать "выручка" вместо "прибыль". Так тебе нравится больше? Когда огласят завещание Папашки, станет легче".
"И когда же это должно случиться?" – поинтересовался я.
"Пэтси вернулась, уже два дня как дома. Наверное, мы могли бы огласить его послезавтра".
"Хорошо", – сказал я, несколько удивившись неожиданной новости. До сих пор я был занят исключительно собой, мучимый страхами, странными снами с Ревеккой и взглядами отнюдь не призрачного Гоблина, обретшего краски персонажа цветного кино.
Мысль, что Жасмин будет управлять Блэквуд-Мэнор, меня взволновала. Я решил, что для нее это идеальное занятие. Тетушка Куин понимала Жасмин, как никто другой, даже лучше ее самой.
Внезапно, с непонятно откуда взявшейся живостью, я захотел удрать из больницы. Если Жасмин начнет сопротивляться своей "судьбе", то я хотел с ней поговорить. Дело-то ведь было очень простое – Жасмин уже заправляла почти единолично всем особняком, и, хотя я не был на все сто уверен в поддержке ее брата Клема, из него мог получиться неплохой помощник, который стал бы приглядывать за работниками, – эту обязанность раньше выполнял Аллен, помощник Папашки. Мне отчаянно захотелось вернуться домой.
Мне захотелось увидеть нарядную Жасмин в костюме от Шанель.
"Так и быть, я готов поговорить с вашим консилиумом, – согласно кивнул я. – Но я хочу переодеться в собственные вещи. Не бойся, я не собираюсь убегать. Просто хочу надеть шмотки от Армани, одну из тех рубашек ручной выделки, которые ты присылаешь мне из Европы, и счастливый галстук от Версаче. А, ну да, еще туфли от Джонстона и Мерфи. Я хочу выглядеть как нормальный человек. И Гоблину эта одежда нравится. Стоит мне разодеться для какого-нибудь события дома, как он прямо с ума сходит".
"Это очень обнадеживает, – сказала тетушка. – Я немедленно распоряжусь. Но советую все-таки надеть туфли от Черч. Мы можем надеяться, что Гоблин будет с тобою рядом на этой встрече?"
"Ну конечно, – ответил я. – Ты что думаешь, я вычеркну его из списка приглашенных? А кроме того, я не всегда могу контролировать его поступки. В больнице он ведет себя тихо. Ему часто приходится мириться с неуважительным пренебрежением".
"Да, наверное", – согласилась тетушка, и я увидел, что она взглянула именно туда, где находился Гоблин. А он смотрел на нее так же холодно и отстраненно.
Одного я не мог рассказать тетушке: во время моего пребывания в больнице Гоблин вел себя очень странно. Он вообще отказался разговаривать со мной до тех пор, пока не привезли компьютер, и одно это было весьма необычно. Кроме того, внешне он больше не напоминал моего двойника, хотя вновь им стал, когда я принарядился перед разговором с психиатрами.
Он не носил больничных халатов и фланелевых рубах, которые были на мне, а ходил в джинсах и рубашках – таких же, как у меня, но мои-то остались дома. Все это мне казалось очень странным.
Но больше всего меня пугала быстрая смена выражений на его лице. Я теперь мог различить каждую его черточку, не то что раньше. Временами оно выражало безразличие, иногда – отчаяние, и почти никогда его лицо не отражало моих чувств.
Как бы то ни было, в больнице меня больше не посещали обычные приступы паники. Я наслаждался трусливым чувством защищенности. Жизнь в палате кипела ключом: тетушка Куин то и дело устраивала чаепития с сытным угощением, Большая Рамона, навещая меня, каждый раз баловала новой вычурной ночной рубашкой, любимая сестра Милочки, тетя Руги, закармливала меня вкуснейшими шоколадными конфетами, в дверь без конца заглядывали охранники, а еще с визитами вежливости являлись многочисленные родственники, хотя не представляю, что они думали по поводу моего пребывания в больнице.
В общем, после многочисленных проволочек я получил долгожданный лэптоп. Устроившись с ним в кресле возле больничной кровати, я собирался вызвать Гоблина на разговор. Мысли о Гоблине не давали мне покоя, путаясь в голове.
"Теперь мне нужно поработать, тетушка Куин, – сказал я как можно мягче. – Поцелуй меня и отправляйся в ресторан, например во "Дворец командора". Ты не была там с тех пор, как заварилась эта каша".
Тетушка что-то заподозрила.
"Но сюда не проведен телефон. Что ты собираешься делать с лэптопом? Писать роман?"
"С его помощью я разговариваю с Гоблином. Ему так легче, чем внушать мне мысли. Он подпитывается электричеством и сам попросил привезти сюда компьютер".
"О, мой дорогой Квинн", – всполошилась тетушка, замахав руками.
"Тетушка Куин, позволь мне еще раз тебе напомнить, что он спас мне жизнь. Если бы не Гоблин, тот ублюдок убил бы меня!"