"Вы имеете в виду, что используете этот дар спонтанно? – поинтересовалась тетушка. – Вы просто слушаете мысли людей?"
   "Да, одних я слышу лучше, других – хуже, – последовал ответ. – Мысли Квинна звучат для меня очень четко. Он весьма умен, этот молодой человек".
   "Люди так и говорят, – сказал я. – А как получилось, что мавзолей на острове Сладкого Дьявола носит ваше имя?"
   "Это имя прапрабабушки Петронии, – ответила тетушка Куин, явно стараясь сгладить мое участие в общем разговоре. – Мы как раз говорили о ней и вообще о переселении душ. Петрония верит, что в ее семье одно поколение уходит и рождается в другом. Ей, например, снятся странные сны из времен древних Помпеи".
   У меня возникло дурное предчувствие. Древние Помпеи. Много лет назад я разглядывал фотографии гипсовых слепков, сделанных с тех бедняг, что старались скрыться от пепельного дождя, падавшего на Помпеи во время извержения Везувия. Несчастные оказались в ловушке. Эти снимки показались мне тогда жуткими и трогательными, и тема Помпей превратилась для меня в навязчивую идею.
   Гоблин все крепче сжимал мою руку. Таинственная гостья смотрела на меня, и я мог бы поклясться, что увидел в ту секунду Везувий, изрыгающий с ревом смертельное облако, вызвавшее в городе, расположенном у его подножия, панику. Люди с криками бежали по узким улицам. Земля содрогалась. Облако закрыло все небо. Я видел это собственными глазами. Петрония продолжала на меня пялиться. Мы были там, и мы были здесь. Тетушка Куин продолжала что-то говорить. Пепельный дождь превратился в потоп.
   У меня закружилась голова. Да, началось головокружение, опасный симптом.
   "А что вам снится о древних Помпеях?" – поинтересовался Нэш своим чудным низким голосом.
   "О, это очень трагичные сны, – прозвучал в ответ ее тихий голос. – Я вижу себя в те времена рабыней, резчицей камей, старшей в цехе таких же ремесленников. Вижу, будто мой мастер предупредил нас всех о начале извержения, и я бегу по улицам, пытаясь предостеречь горожан. Уходите из города. Гора принесет беду. Но люди мне не верят. Просто не обращают внимания".
   Пока она говорила, я все это видел собственными глазами. Видел, как она, с пышной черной шевелюрой, в мужской тунике, бежит по узким каменным улочкам, стучит в двери, хватает прохожих за плечи. "Уходите, немедленно уходите. Гора сейчас взорвется. Она разрушит город. Времени не осталось".
   Я видел, как дома смыкаются вокруг нее, небольшой городок, оштукатуренные стены. Она – этакое высокое необычное существо чудовищной красоты – бежит, а дома смыкаются вокруг нее. И никто ее не слушает. Наконец она согнала рабов с их рабочих мест. Нет. Я не просто это видел. Я там был!
   Рабы начали укладывать камеи в мешки. "Нет времени! – кричала она. – Бегите!" И все мы – рабы, свободные граждане, женщины, дети – побежали к берегу моря. Гора оглушительно ревела. Я видел, как черное облако затягивает все небо. День померк. Спустилась ночь. Мы забрались в лодку и быстро понеслись на веслах по водам залива, подернутым рябью. Нас окрркали переполненные лодки. И снова прозвучал глас горы. А потом в темноте мелькнуло пламя. Городу суждено было вскоре погибнуть.
   Она сидела в лодке, я был рядом. Она плакала. Огромные валуны скатывались к подножию горы. Люди убегали, спасаясь от этих камней. На берегу царил хаос. Земля содрогалась под теми, кто пытался скрыться на колесницах. Она не переставала рыдать. Остальные резчики камей смотрели на удалявшийся город как зачарованные. Пепельный дождь сыпался на дома, на воду. Залив стал черным. Лодки, раскачиваясь, переворачивались. Гребцы посильнее налегли на весла. Мы покидали опасную зону. Пересекали залив, стремясь туда, где было безопасно. Но нас не покидал ужас. Гора продолжала извергать свой смертоносный яд. Сидя в лодке, я держал ее дрожащую руку. Она продолжала всхлипывать, оплакивая тех, кто ее не послушал, кто не стал убегать, когда она предупреждала; она оплакивала потерянные камеи, утраченные сокровища. Она оплакивала город, быстро исчезавший в зловещем тумане пепла и дыма.
   "Меня там нет!" – сказал я себе, пытаясь шевелить губами и произнести эти слова вслух. Я постарался вынырнуть из этого видения, постарался отторгнуть его, вернуться в реальность, постарался определить, где я нахожусь, но в то же время я не хотел оставлять ее рыдающей в лодке, а вокруг по-прежнему теснились другие лодки, в которых люди стенали, кричали и куда-то указывали руками. У меня защипало глаза. И ночь вытеснила день, словно навсегда, не оставив ни малейшей надежды.
   А затем последовал электрический шок от руки Гоблина. Он дотронулся пальцами до моей левой руки, как часто делал, и я открыл глаза. Я посмотрел на нее, услышал ее тихий голос, журчащий как ручей, пока она рассказывала что-то тетушке Куин.
   "Эти странные сны заставляют меня верить, будто я жила в то время, знала каких-то людей, страдала, умерла. Я и тогда была такой, как сейчас, – наполовину мужчина, наполовину женщина. И ничего я так не любила, как вырезать камеи. Я отдавалась этому занятию целиком, со всей страстью. Не знаю, как живут те, у кого нет такой страсти".
   Сердце дико стучало в груди, но я не смог стряхнуть с себя дурноту. Взглянув на Нэша, я увидел его остекленевшие глаза. Даже тетушка Куин казалась оцепеневшей, когда смотрела не мигая на это существо, это высокое полногрудое создание с пышной гривой черных волос.
   Я содрогнулся. Я захотел стряхнуть с себя эту слабость, эти чары. Нет, я не позволю себе находиться у них в плену. И тут я, поддавшись импульсу, потянулся к Петронии, словно собирался схватить ее за руку, а она потянулась мне навстречу, не видя, что поверх моей кисти лежит рука Гоблина. Она хотела взять меня за руку, но тут же резко дернулась, отпрянув назад, словно от укуса пчелы, – и все потому, что к ней прикоснулся Гоблин.
   Я услышал тихий смешок Гоблина.
   "Зло, Квинн, – сказал он мне. – Зло!"
   Петрония поискала его глазами, но так ничего и не увидела. Я оглянулся на Гоблина, который был теперь очень хорошо виден, и сразу понял, что Гоблин напуган. Потом он сказал мне то, что объясняло все и ничего не объясняло.
   "Не живое".
   То, что я почувствовал, еще больше сбивало с толку – нечто призрачное, вроде Гоблина, наэлектризованное, сильное, готовое через Гоблина передать мне свою мощь. Я никак не мог понять суть этого существа, но оно было сверхзаряжено и наводило ужас. И тут меня захлестнула ярость, как в ту ночь, когда эта тварь, эта злобная громила ворвалась в мою комнату. Как смеет это существо играть со мной? Как смеет оно играть со всеми нами?
   Тем временем гостья продолжала спокойно рассказывать:
   "Я занялась этим искусством, потому что мне очень нравились камеи, и, зная о вашей к ним любви, я поняла, что просто обязана принести вам несколько штук для пополнения коллекции. Я давно не навещала остров. Разумеется, до меня дошла история о том, как моя прапрабабушка хотела быть похороненной там, но этого так и не случилось".
   "Да, этого не случилось, – подхватил я. – А вчера ночью вы поймали меня во дворе и чуть не придушили мастерским захватом, пока рассказывали, какие именно работы должны быть сделаны в Хижине Отшельника. А еще раньше вы ворвались в мою комнату и стащили меня с кровати!"
   Я поднялся, заняв выгодную позицию прямо над ней, так что ей приходилось смотреть на меня снизу вверх. Она смотрела и улыбалась.
   "Я видел, как вы избавлялись от трупов, – сказал я. – Видел собственными глазами. И после всего вы приходите в гости к самому дорогому для меня человеку!"
   "Квинн, родной, – воскликнула тетушка Куин, – ты потерял рассудок!"
   "Тетушка Куин, это тот самый субъект! Уверяю тебя, это и есть таинственный незнакомец. Это он!"
   Нэш тоже вскочил и попытался отвести меня в сторону, обняв за плечи. Тогда Петрония тоже очень медленно поднялась во весь свой рост, составлявший больше шести футов, и постепенно перестала быть женщиной, превратившись в мужчину, который спокойно взирал на меня со злорадной довольной улыбочкой на лице.
   Тетушка Куин не знала, куда деться от волнения.
   Нэш умолял меня успокоиться.
   "Попробуйте сказать, что это не так, – продолжал бушевать я. – Скажите, что это не вы побывали в моей комнате и стащили меня с кровати".
   "Миссис Маккуин, – последовал ответ, – до сегодняшнего вечера я ни разу не бывал в этом доме".
   ""Любезный Принц, вам слишком хорошо известно, что бывали", – ответил я строкой из "Гамлета". – Вы были в моей комнате. Вы подловили меня перед домом. Вы узнали из моих мыслей о Моне Мэйфейр. Вы угрожали. Сами знаете, что это так. Вы и сюда явились, чтобы продолжать меня мучить. В этом вся причина. Вы со мной играете, и эта игра вас забавляет. А началось все в ту лунную ночь, когда вы избавлялись от трупов, зная, что я на острове и слежу за вами".
   "Молчать, Квинн! – рявкнула тетушка. Я в жизни не слышал от нее подобных командных окриков. – Я этого не потерплю". – Ее трясло.
   "Позвольте, я потихоньку уйду", – сказала Петрония, пожимая тетушке руку.
   "Простите, – извинилась тетушка Куин. – Мне ужасно, ужасно жаль".
   "Вы были со мной очень любезны, – произнесла гостья в прежней женской манере. – Я никогда этого не забуду".
   Он повернул ко мне свое симпатичное лицо, и я увидел в нем женщину, а потом он ушел, распрямив плечи, широким шагом, его великолепная шевелюра колыхалась при ходьбе. Я услышал, как гулко стукнула створка больших парадных дверей.
   Все, кто находился рядом со мной, были потрясены. Синди, сиделку, переполняло волнение. Нэш не знал, что делать, кому услужить. А я, обессилев, опустился на стул, понимая, что пьян, и чувствуя, что меня сейчас вытошнит, а тетушка Куин уставилась на меня, и в ее взгляде я прочел гнев и разочарование. Жасмин просто качала головой.
   Наконец, поглубже усевшись в кресле, тетушка Куин заговорила:
   "Неужели ты действительно полагаешь, что кто-нибудь поверит твоим словам?"
   "Это все правда, – сказал я. – Как ты, скажи на милость, могла поверить ей, а не мне? Что она тебе там наговорила – что в ней столько мужского и женского, что она ни то ни другое? И ты этому веришь? И что она верит в переселение душ? И этому ты тоже поверила? И она якобы сама вырезала камеи, которые принесла тебе в подарок? И ты снова поверила? И что мавзолей на острове был построен для ее прапрабабушки. Веришь, да? Так вот послушай, она приходила ко мне. Или он приходил ко мне. А то, что у этого существа мужская сила, могу поклясться. А еще он умеет читать чужие мысли, и это опасно. И все остальное, о чем я говорил, все правда".
   Тетушка Куин не могла даже смотреть на меня. Синди подала ей горячего пунша. У нее осталась еще чашка.
   "Где ты провел сегодняшний вечер?" – спросила тетушка.
   "У Мэйфейров, – ответил я. – Приехал к ним около двух". – Я замолчал.
   Ну какой был смысл что-то утаивать? Все равно пришлось бы рассказать тетушке Куин. Должна же она знать, что я чувствую. Поэтому я выпалил на одном дыхании:
   "Пока я там был, то видел одного призрака и даже разговаривал с ним. Мы беседовали минут двадцать или больше, а я даже не подозревал, что передо мной призрак. Это был Джулиен Мэйфейр, и он рассказал, что познал как муж жену дедушки Уильяма, так что я его потомок".
   Тетушка Куин вздохнула.
   "У тебя буйное помешательство".
   "Ничего подобного, – возразил я. – Я немного погорячился, признаю, меня вывела из себя наглость этой особи, но я в своем уме, что гораздо хуже, не находишь?"
   "Что мне делать?" – спросила тетушка.
   "Позволь мне позвать Стирлинга Оливера Возможно, он поручится за мое душевное здоровье. Он видит Гоблина. Кстати, он присутствовал на обеде. Я должен с ним встретиться и поговорить. Я должен ему рассказать о своих чувствах, которые вызывает во мне эта особь! Я должен с ним поговорить. А дотех пор я не буду знать покоя. Это создание может навредить кому угодно. Стирлинг поможет тебе во всем разобраться".
   "И ты думаешь, мне необходимо в чем-то разбираться?"
   "Не знаю, тетушка. Я хочу убить эту тварь, вот и все, что я могу сказать. В этом существе есть что-то очень злобное и ужасное. И дело вовсе не в том, что оно гермафродит, – с этим я мог бы смириться и даже посчитал бы, что в этом есть свое очарование. Дело в другом. Гоблин чувствует это. Гоблин называет это злом. Говорю тебе, эта тварь меня пугает. Ты должна понять. Пойми хотя бы, что я верю в то, что говорю, пусть даже ты ничему не веришь".
   Тетушка по-прежнему отказывалась посмотреть на меня.
   Я прошел в ванную. Меня вырвало. Немного погодя я сумел выпить бумажный стаканчик воды. А потом я снова вышел к ним. Они по-прежнему пребывали в состоянии шока, как было, когда я их оставил. Я извинился перед каждым.
   "Но вы должны взглянуть на это моими глазами, – сказал я. – Вспомните, сколько я натерпелся от этой твари. А потом прихожу домой и нахожу этого типа здесь, с моей тетушкой Куин".
   Нэш ласково посоветовал мне пойти спать. Я действительно выглядел усталым. Я сразу согласился, но не мог уйти, не добавив, что этот незнакомец, иначе называемый Петронией, не слишком заботился о том, сплю ли я или бодрствую. Когда я наклонился, чтобы поцеловать тетушку Куин, она была прежней, любящей, и я был, как всегда, с ней нежен, заверив напоследок, что сказал ей правду.
   "Мы позвоним мистеру Оливеру, – сказала она, – и попросим приехать к нам завтра. И мы поговорим с ним. Как, устраивает?"
   "Я очень тебя люблю, – прошептал я. – И мне так много хочется рассказать тебе о Моне".
   "Завтра, мой дорогой", – сказала тетушка.
   Я с трудом заставил себя подняться по лестнице. Стоило мне облачиться в мягкую фланелевую рубашку и обнять Большую Рамону, и я сразу принялся мечтать о Моне, время от времени думая о том, что завтра поговорю с Нэшем. Я то и дело просыпался от испуга, что Петрония здесь, в комнате, странная, злобная Петрония, с намерением расправиться со мной, причинить мне вред, но это были всего лишь пьяные фантазии, и в конце концов я погрузился в глубокий спокойный сон.

33

   Стирлингу я позвонил около девяти утра. Не утерпел – тут же выложил всю историю целиком, пригласив его на обед, чтобы обсудить последние события более подробно. Вероятно, мне хотелось, чтобы он сразу понял: это было отнюдь не праздное приглашение. Мне казалось, так будет только справедливо.
   Стирлинг меня удивил, настояв, чтобы мы встретились пораньше, во время ленча. Спросил, будет ли мне удобно увидеться в двенадцать. Я немедленно отправился вниз, навестить тетушку Куин. Оказалось, что она уже проснулась и, сидя в шезлонге, смотрит кино, перебирает четки и ест клубничное мороженое. Я очень обрадовался, заручившись ее согласием принять гостя во время ленча.
   Стирлинг приедет в Блэквуд-Мэнор? Конечно.
   Так как в ту пору у нас не осталось ни одного свободного номера, мы установили маленький столик в спальне тетушки Куин, застелив ее кровать тончайшим атласом и рассадив на ней всю коллекцию розовощеких будуарных кукол, разодетых в свободные наряды, которые так обожала сама тетушка.
   Стирлинг появился без пяти двенадцать, хотя его цветы, огромный букет розовых роз, прибыли раньше, и мы все собрались в комнате тетушки Куин, где нас ждало белое вино и отлично приготовленная Жасмин телятина с макаронами. Нэш, несколько раз порывавшийся отказаться от совместной трапезы, все-таки присоединился к нам, и тетушка Куин, к моему изумлению, сразу взяла быка за рога: принялась рассказывать "странную" историю о Петронии, как она или он – тетушка все время сбивалась, поскольку видела Петронию по-разному – появился в Блэквуд-Мэнор с подарком, привез камеи, которые тут же были представлены Стирлингу на обозрение.
   Тогда я сам впервые увидел эти роскошные вещицы и убедился, что они действительно не имеют цены. Это были не камеи в том смысле, какой мы вкладываем в название украшений, вырезанных из контрастных слоев раковины или камня. Это были портреты, вырезанные из драгоценных камней – в данном случае из больших аметистов и бразильских изумрудов, – и хотя аметисты больше не отличаются дороговизной благодаря открытию крупных месторождений в Новом Свете, изумруды до сих пор стоят дорого. А сама резьба (мелкие головки, каждая из которых явно изображала какое-то римское божество) была превосходна, если не сказать, абсолютно великолепна.
   Всего даров насчитывалось четыре, и тетушка Куин, разумеется, была невероятно за них благодарна, но тут я вернулся домой и внес в собрание полную неразбериху, которую теперь я хотел объяснить, как считала тетушка.
   Я и объяснил. Начал с самого начала. Объяснил все. Я поглощал телятину с макаронами и жадно запивал белым вином, забывая промокать губы салфеткой, и опомнился, только проглотив два или три бокала, но я с жаром выкладывал всю свою историю, начав с Ревекки и ее призрачных появлений, рассказав, как они привели меня на остров и что я там увидел при свете луны, и как потом развивались события, как я в ярости сжег книги чужака, как он или она потом явилась ко мне и так далее. Ничего не скрыл.
   Жасмин меняла передо мной одну тарелку за другой. Я с радостью уминал каждую порцию.
   "Теперь вы все знаете, – сказал я. – Не забудьте, что Гоблин сказал мне на ухо: "Зло, Квинн", а потом, когда я взял Петронию за руку, я почувствовал шок, что-то вроде электрического разряда, который через Гоблина дошел до меня! И эта особь, это существо, эта тварь, этот проныра, пригрозивший мне навредить Моне, именно мне он произнес эти угрозы, он не видит Гоблина, но знает, что Гоблин рядом. Он знает, что Гоблин способен забросать его стеклом, а он, хоть ловок и силен, не хочет пораниться".
   Наконец я замолчал. Я не видел, но чувствовал, что тетушка Куин и Нэш неусыпно наблюдают за мной. Я чувствовал, что они наблюдают и за Стирлингом.
   "Да, – спокойно сказал Стерлинг, заканчивая еду, несмотря на то, что очень много раз откладывал вилку в сторону и просто смотрел на меня с обостренным вниманием. – Оно не хочет пораниться".
   "Вы говорите "оно" из-за ее принадлежности к обоим полам?" – вежливо поинтересовался Нэш. С первой секунды между Нэшем и Стирлингом чувствовалась легкая напряженность. Я не мог понять почему.
   "Думаю, что нет, – ответил Стирлинг. – Надеюсь, что нет. Хотя, кто знает? Позвольте мне выразиться иначе – она не хочет пораниться".
   "Так вы верите моему племяннику? – спросила тетушка Куин. – Его рассказ не лишен здравого смысла? – Она говорила очень по-доброму. Сидя справа от меня, она очень нежно пожала мне плечо, говоря: – Мой племянник готов услышать ваш приговор".
   "Да, готов, – подтвердил я. – Я знаю вас как искреннего и правдивого человека. Майкл и Роуан уважают вас. Мона уважает вас. Я верю тому, что вижу в вас. Так что скажите, что вы обо всем об этом думаете".
   "Разумеется, – сказал Стирлинг. Он сделал еще один глоток вина и отодвинул бокал в сторону. – Позвольте для начала дать вам совет, как если бы вы были моим сыном. Немедленно уезжайте отсюда. Отправляйтесь путешествовать вместе с тетушкой Куин, о чем она давно вас просит. И пусть мои слова вас не расстраивают. Позвольте, я объясню. Мона Мэйфейр больна, но ее состояние может ухудшиться. Сейчас самое время ее покинуть. Очевидно, вы будете ей писать, звонить, поддерживать с ней связь. И если вдруг ей станет хуже, то, скорее всего, вы, с позволения тетушки, сможете вернуться домой".
   "Ну разумеется, – сказала тетушка Куин. – Я считаю, что это очень разумный выход. Мы можем заручиться согласием доктора Уинна Мэйфейра, а также посоветоваться с доктором Роуан Мэйфейр. Ну и, конечно, Квинн, ты поговоришь с самой Моной".
   "Ну а теперь, позвольте, я продолжу, – сказал Стирлинг. – Я думаю, вам следует незамедлительно отправиться путешествовать. Я думаю, вам следует уехать подальше от Петронии. Если возможно, поезжайте прямо сегодня вечером, но если не сегодня, так завтра, и если не завтра, так на следующий день. Но обязательно уезжайте. Уезжайте быстро, а тем временем пусть начнут ремонт Хижины Отшельника на острове, в точности как на том настаивало это существо, но никогда, подчеркиваю, никогда не позволяйте рабочим задерживаться на острове Сладкого Дьявола после наступления темноты".
   "Это не проблема, – поспешил сказать я. – Рабочие приходят в шесть утра, а в четыре дня они уже хотят сидеть перед телевизором с банкой пива в руке".
   Но мое поспешное вмешательство не уменьшило изумления тетушки Куин, как я на то надеялся.
   "Выходит, все, что видел Квинн... случилось на самом деле?" – спросила она.
   "Да, именно это я и имею в виду, – ответил Стирлинг. – Он абсолютно нормален, и, если бы ему довелось давать показания в суде, я бы ему поверил. Как верю здесь и сейчас".
   "Стирлинг Оливер, – строго начала тетушка Куин, – вы утверждаете, что местные болота кишат вампирами?"
   "Нет, миссис Куин, я вовсе этого не утверждаю, в противном случае вы сочли бы меня за сумасшедшего и не обратили бы внимания на все мои слова. Просто скажу, что Петрония привыкла вести ночной образ жизни и самостоятельно распоряжаться на острове Сладкого Дьявола. Однажды ночью, когда она думала, что находится там одна, ее застиг врасплох сам землевладелец, вот она и затеяла с ним игру в кошки-мышки, превратившись с той самой первой встречи в его врага".
   "Значит, вы все-таки верите его рассказу", – сказала тетушка.
   "Безусловно. Но самое важное теперь сделать все, как хочет это существо. Обновите Хижину. Увезите Квинна подальше. Отправляйтесь в путешествие по Европе. И готовьтесь оплачивать в каждом отеле длинные телефонные счета за междугородные звонки. Этот юноша очень сильно любит Мону Мэйфейр, – я убежден, сам видел".
   "Право, не знаю, что сказать, мистер Оливер", – растерянно произнесла тетушка Куин, зато я был несказанно рад тому, что мне поверили, хотя не хотел ни на секунду покидать Мону.
   "Миссис Маккуин, – сказал Стирлинг, – будет лучше, если Квинн уедет немедленно с вами, как вы понимаете. Работы на острове могут осуществляться и без него, а если он больше никогда не увидит Петронию, то тем для него лучше, в чем вы, безусловно, согласитесь".
   "Да, конечно".
   "Тогда заранее прошу прощения за то, что сейчас скажу, но, выслушав меня, Квинну будет проще принять решение. Прошу вас, поверьте, я пользуюсь этим даром с великим почтением".
   "Каким именно даром?"
   "Тем же самым, которым хвастается Петрония, – ответил Стирлинг. – И когда я сегодня вошел в эту комнату, то воспользовался им, как всегда случайно, как всегда невольно. Таким образом я узнал, что недавно вас навещал врач, и он сказал, что эта поездка в Европу должна стать для вас последней".
   "О господи, – вздохнула тетушка, – я не хотела, чтобы Квинн знал".
   "Но я должен знать такие вещи! – воскликнул я, испытав неприятное потрясение. – Тетушка Куин, мы едем немедленно! Я понятия не имел, что к тебе приходил врач. Мне просто придется обсудить все с Моной. Уверен, она поймет". – У меня защемило сердце.
   В этот самый подходящий момент откуда-то вынырнула Жасмин и авторитетно заявила:
   "Врач сказал, что ни о какой поездке в Европу не может быть и речи, вот что он сказал! Но тетушка Куин твердила, что все равно поедет, и тогда врач согласился, но добавил, что это путешествие должно быть последним. Вот что случилось здесь сегодня утром. Я знаю, потому что слышала собственными ушами!"
   "Мы поедем, – сказал я. – Мы поедем все вместе и пробудем в Европе столько, сколько сможем". – Моя драгоценная Мона, что еще мне оставалось?
   "Так будет лучше всего, – заявил Стирлинг. – Вы попросили меня приехать, выслушать ваши рассказы, и вот что я скажу, исходя из всего услышанного, включая мое непростительное проникновение в ваши мысли: вам следует увезти отсюда Квинна подальше от Петронии с ее капризами и вспышками гнева. Эта поездка для вашего племянника будет великим благом. Так совершите это благо, пока можете. И себе сделайте подарок. Вы его тоже заслужили".
   "Это правда, тетушка Куин, – сказал я. – Стирлинг, вы творите волшебство словами. Преподносите одну только истину. Мы едем. Мне только нужно переговорить с Моной".
   "Что ж, мне кажется, это чудесное решение, – сказала тетушка Куин, – но у меня еще остались вопросы. Стирлинг, вы говорите так, словно знаете Петронию..."
   "Мне ничего о ней неизвестно. Я даже ни разу не слышал ее имени. Просто я сужу по вашему рассказу. Все в нем указывало на то, что она придерживается ночного образа жизни. Зачем бы иначе ей делить Хижину с Квинном подобным образом – он будет хозяйничать там днем, а она – ночью? Значит, она любит бывать на болотах после наступления темноты – необычное пристрастие, правда? Если не считать тех, кто охотится за аллигаторами. Что касается остальных ее привычек, то она кажется мне злобным и неуправляемым существом. Так что Квинн проявил незаурядное мужество, дав ей отпор. Могу представить, как она была изумлена, покидая вчера ваш дом".
   "Вид у нее был торжествующий, – сказал я. – Она выставила меня абсолютным безумцем".
   "Но вы не безумны", – сказал Стирлинг.
   "Да, конечно, – согласилась тетушка Куин. – Ты нормален. У меня словно камень с души свалился. Но, Стирлинг, вы говорите о ней так, словно она нечто вроде какого-то существа".
   "Это получилось не нарочно, – сказал он, – считайте, что это был промах с моей стороны. Использовав это слово, я, наверное, хотел выразить понятие безличности. Как я уже говорил, я пытался судить только исходя из того, что вы мне рассказали. Но я уверен, что она представляет угрозу для Квинна, и, если вы останетесь здесь, она продолжит затеянную с ним игру. Сейчас самое важное – уехать".