Дора возразила:
   – Но ведь ферма принадлежит Чарлзу, Солли. А у него может быть другое мнение на этот счет.
   Солли передернул плечами:
   – Ну, это мы еще посмотрим. Мастера Чарлза уже давно дома нет. И он не пишет. Может, он вообще не вернется. Я подожду.
   За незрелыми суждениями Солли чувствовалось довольно большое упрямство, и Дора не стала с ним спорить. Она радовалась, что в хозяйстве есть хоть один мужчина, или почти мужчина, который берет часть забот на себя.
   Дора отослала Солли напоить лошадь, а сама пошла в лавку. Она не хотела, чтобы бедный парень стал свидетелем ее возможного унижения, если станут шушукаться сразу же, как она войдет.
   В лавке она застала жену Билли Джона, лениво вязавшую чепчик для младенца. Салли удивленно взглянула на Дору и оживленно ее приветствовала:
   – Целый век тебя не видела, Дора! Где ты пропадаешь?
   Она заговорщически понизила голос и быстро обвела взглядом помещение, узнать, не прислушивается ли кто к разговору.
   – А что станут делать Джози и миссис Николлз, когда дом будет продан с аукциона? Переселятся к тебе?
   Дора заморгала, чтобы глаза поскорее привыкли к тусклому свету, и пыталась понять, о чем говорит Салли. Осторожно она осведомилась:
   – С аукциона?
   Лицо Салли вспыхнуло, как фонарь.
   – А ты ничего не слышала? Билли Джон с пеной у рта вчера толковал об этом. Он уверен, что Джо Митчелл и его папочка уже запустили в это дело лапы, но у нас с Билли и двух пенсов нет в копилке, и поэтому он не осмеливается поднять крик против мэра и его папаши. То же самое было, когда они хотели завладеть фермой Томми Маккоя. А я думала, вы стараетесь вызвать домой Пэйса поскорее, чтобы он позаботился обо всем.
   Голова у Доры закружилась, она взялась руками за прилавок и перешла к сути дела:
   – Ты хочешь сказать, что Митчеллы собираются продать дом Николлзов за неуплату налогов?
   Салли жизнерадостно кивнула. Наконец-то ее поняли.
   – Ну, разве не ужас? Ты думаешь, они дадут время бедной вдове собрать вещи?
   Ребенок перевернулся в животе у Доры так сильно, что она вся напряглась.
   – Но это какая-то ошибка. Брат Карлсон всегда без задержки платил по счетам, и мы не видели никаких уведомлений о том, что у него есть задолженность. Разве они не должны были нас известить?
   Выражение лица Салли сделалось сочувственным.
   – Так ты, значит, все еще у них живешь? А я думала, что теперь хозяйством заправляет Джози. – И нахмурилась, поняв, что не ответила на вопрос. – Да, наверное. Но точно я не знаю. У нас в семье бумажными делами ведает Билли Джон.
   – А ты каким образом узнала об аукционе? – терпеливо спросила Дора.
   Салли приободрилась. Ответ был ей известен.
   – А Билли Джон вчера был в окружном суде и видел объявление. И сказал, что аукцион состоится сегодня, за неуплату налогов. Он бы с удовольствием тоже поторговался, но налоги по владению такие, что мы за целый год не зарабатываем. И неизвестно, за какую цену дом пойдет с молотка.
   Желудок судорожно свело. Значит, Митчелл опять обделывает свои грязные делишки. Она считала, что он друг Чарли, но, очевидно, дружбой можно и пожертвовать за такой лакомый кусочек, особенно если этот друг сейчас очень кстати попал за тюремную решетку. До нее доходили слухи, что Джо Митчелл за бесценок скупает собственность во всем графстве. Как мэр, он знал, кто, чем и с каких пор владеет. И с отцом, представляющим в конгрессе весь округ, он всегда мог рассчитывать на поддержку закона. Без сомнения, если кто-нибудь опротестует повод, они объявят аукцион «несостоявшимся», а сами постараются сделать все негласно. Дора не могла этого допустить.
   Купив серу, она поспешила туда, где оставила повозку. Солли еще не вернулся. Ладно, это хорошо. Надо с кем-то срочно посоветоваться, кто был бы на ее стороне или, по крайней мере, поддерживал Пэйса. Дружкам Чарли она не доверяла ни на йоту.
   Она быстро поехала по боковой дороге, моля небо, чтобы нужный ей человек был еще жив. На этой дороге она уже бывала несколько лет назад. И надеялась, что все это время Пэйс поддерживал с ним отношения.
   Хижина показалась ей еще более ветхой, чем прежде. Никто не полол сорняки, и они шуршали под ногами. Но в окошке, затянутом желтой бумагой, мерцал огонек. В хижине кто-то жил.
   Когда она постучалась, раздался все такой же зычный голос дяди Джэза, крикнувшего, чтобы вошли. Дора нерешительно открыла дверь и заглянула внутрь. Перед очагом сидел старик и обтесывал полено.
   – Входи, дитя, и закрывай за собой дверь. Сквозняк невыносимый.
   Она скользнула внутрь и закрыла дверь, как только можно крепче.
   – Извините, что беспокою вас, дядя Джэз.
   – Тебе и сейчас не стоило сюда являться, как тогда, в детстве, помнишь? Никак не научишься уму-разуму, да?
   Он покачал головой, и когда посмотрел на нее, она увидела у него на глазах бельма. Дядя Джэз слеп. Но Дора не обратила внимания на его ворчание.
   – Мне нужна помощь. И я не знаю, где еще могу ее получить.
   Дядя Джэз фыркнул и помахал резаком.
   – И поэтому ты пришла к слепому старику? Надо очень ему верить, девочка.
   – Ты знаешь обо всем, что здесь происходит, – ответила она с упреком. – Почему ты не предупредил нас о том, что будет аукцион?
   Джэз пожал плечами.
   – А я ничего не должен мастеру Чарли. Пусть сам о себе позаботится.
   – А как насчет Пэйса? Ведь это и его дом тоже! Пусть дом ему не принадлежит, но все равно он имеет свою долю в собственности.
   Старик кивнул каким-то своим невысказанным мыслям.
   – Все еще бегаешь по той же самой дорожке? И ребенок, наверное, от него?
   Дора напряглась, а Джэз рассмеялся.
   – Но это дело не мое. Но я бы с удовольствием поглядел, как этому парню Джо натянули нос. Как ты думаешь, что, по-твоему, я могу сделать?
   – Ты знаешь друзей Пэйса, которым можно доверять. Если бы мне удалось помешать Джо явиться на аукцион, я бы могла его задержать, отложить или еще каким-нибудь образом не допустить продажу дома.
   Джэз проницательно взглянул на Дору:
   – Не легче ль заплатить налоги?
   – Я об этом думала. Сегодня суббота. Банк в Сити не работает. Бьюсь об заклад, извещение об аукционе из-за этого было разослано только вчера. Но если Джо не будет на аукционе, я смогу заплатить прямо в здании суда.
   – Но до него долго ехать. Можешь повредить своему младенцу.
   – Я чувствую себя прекрасно. Я здорова. Мне это по силам. Я просто не могу допустить, чтобы Джо удалась его затея. Кто-то должен положить конец этому скверному делу. Если его не остановить, он скоро всем городом завладеет.
   Джэз пожал плечами.
   – Да я вижу, что он и его папаша так и делают, но меня это не касается. Я не имею права голоса и голосовать против мерзавцев не могу. И мне никакая собственность не светит из того, что они к рукам прибрали. Мне даже и жить не положено так, как мне хочется. Но ладно, ради Пэйса я согласен. Он малость диковатый парень, но сердце у него там, где полагается ему быть. А ты теперь поезжай прямиком в суд. А я подумаю насчет Джо.
   – Спасибо тебе, – с облегчением прошептала Дора, прежде чем уйти и поспешно уехать.
   Солли уже слонялся по улице, глазея в окна магазинов, когда Дора снова выехала на главную дорогу. Он рассеянно оглянулся, когда она его окликнула, но сразу посерьезнел, когда она велела поспешить домой. Она хотела послать дяде Джэзу копченый окорок в благодарность за совет. И корзину с джемами и соленьями. А если он действительно поможет, то она уж позаботится, чтобы он впредь никогда не беспокоился о хлебе насущном.
   Когда показался дом, она велела:
   – Засыпь кобыле овса, Солли, но не распрягай ее. Мы поедем в городской суд. Я только сбегаю в дом и обратно.
   – Что-нибудь случилось, мисс Дора?
   – Случилось, и нечто очень скверное, Солли, и ты мне поможешь положить этому конец.
   И Солли промолчал всю дорогу до дому, только настегивая кобылу, чтобы поскорее доехать. Он ни о чем не спрашивал, а Дора ничего не объясняла. Для обсуждения найдется время позже, а сейчас надо найти достаточно денег, чтобы заплатить налоги.

Глава 19

   В невинности есть истинная смелость,
   И только в честном деле – постоянство.
Томас Саузерн «Гибель Капуи»

   Дора сжала в муфте замерзшие руки и небольшой кошелек с банкнотами, золотом и квитанциями. Деревянная повозка гремела и подпрыгивала на зимней обледеневшей дороге. Дору сотрясала дрожь, но дорожные ухабы к этому почти не имели отношения.
   Особняк Николлзов стал для нее почти таким же родным домом, как ее собственная маленькая ферма. Здесь родился Пэйс, это был родной дом Эми. В нем еще служило полдюжины рабов, здесь болела мать Пэйса. Предшествовавшие поколения заботливо перевезли через горы из Виргинии мебель, которая заполняла комнаты, заодно с дорогой фарфоровой посудой, коврами и другими предметами роскоши, приобретенными в последующее время. Это было настоящее родовое гнездо, приют для многих поколений семьи, и по-настоящему грешно будет позволить какому-то жадному чужаку все это разорить. Грех будет и на ней, если она допустит, чтобы Чарли и Пэйс вернулись к разрушенному очагу.
   Но бремя спасения всей фермы с угодьями было слишком тяжело для ее плечей. Она перевернула ящики стола Карлсона в поисках налоговых квитанций и нашла только кучку монет, к которой прибавила свои, и деньги, вырученные за лошадей. И, тем не менее, ее всю трясло при мысли о предстоящих трудностях в таком серьезном деле. Она была в ужасе от взятой на себя ответственности. То, как она вела свои собственные дела, оказалось неверно. Бремя ее собственных ошибок теперь об этом ясно свидетельствовало. Она была слишком невежественна, чтобы вести себя правильно в отношениях с Пэйсом. И в суде ее просто съедят заживо. Ее до сих пор преследовали кошмарные сны, напоминавшие о том, что бывает, когда слабые женщины берут решение своей судьбы в свои слабые руки. Почему же она считает, что сможет все устроить как надо?
   Однако она просто не может стоять и смотреть равнодушно на происходящее, ничего не предпринимая. Она так жила целые годы, ни во что не вмешиваясь, предоставляя событиям идти своей чередой. Но сейчас уже некому обо всем позаботиться, предоставив ей утопать в роскоши пассивного ожидания. Лучше чем кто-нибудь другой она знала, что Пэйс, скорее всего уже не захочет вернуться, а Чарли не сможет. Никого нет. И теперь у нее будет еще ребенок, о котором тоже надо позаботиться. Поэтому надлежит быть сильной и действовать самой.
   Дора нервно повернула золотое кольцо на пальце. Она не привыкла носить драгоценности. И уж ни за что бы не стала красоваться с кольцом Пэйса на глазах у его семьи. Но в кольце она черпала сейчас необходимую поддержку. Доре еще не хватало мужества выйти в люди без этого слабого свидетельства о внимании и защите со стороны Пэйса. Даже в одиночестве своем она чувствовала, что кольцо принадлежит ей по праву и ему самое место у нее на пальце. Такой простой символ. Вреда он не принесет.
   Солли притормозил повозку и осторожно предупредил:
   – Они там что-то задумали, мисс Дора. Быть заварушке. Может, свернем и поедем другой дорогой?
   Они ехали по большой дороге к зданию суда. Она была ровнее, чем обледеневшие комья грязи проселочной, и можно было двигаться быстрее и безопаснее, к тому же у Доры не было времени для окольных путей, тем более, малолюдных. Она вцепилась крепче в кошелек, спрятанный в муфте, и напряженно всмотрелась в группу всадников на дороге за деревьями.
   Дорожные разбойники! Сердце подпрыгнуло, младенец в утробе забеспокоился, да так сильно, что у Доры захватило дыхание. Всего человека три-четыре верхом. И средь бела дня! Нет, это невозможно.
   Она тронула Солли за руку, чтобы он сбавил шаг. Кто бы они ни были, повозку они еще не заметили из-за небольшой рощицы и потому, что она была у них за спиной. Люди были в масках и о чем-то весьма яростно спорили. Раздавались сердитые крики. В чем там дело, разглядеть ей никак не удавалось. Их лошади теснили друг друга, и Дора вдруг увидела, как в руке одного из всадников, старавшегося удержаться в седле, сверкнула сталь пистолета.
   Дора сильнее сжала руку Солли, словно предупреждая.
   – Не смеешь! – закричал один из всадников. – У меня есть дело в суде! И ты меня не остановишь! Я всех вас на виселицу пошлю!
   Дора, закрыв глаза, горячо взмолилась про себя. Она узнала голос Джо Митчелла. Это должен быть Джо. Она не видела его ни разу после отъезда Чарли, но в прошлом не раз была объектом его злых шуток, чтобы узнать его голос даже заглазно. Она выпустила руку Солли и кивнула:
   – Все в порядке. Поезжай.
   Солли недоверчиво взглянул на Дору, и в глазах его сквозило сильнейшее любопытство. Однако повозка снова затарахтела.
   Дора громко запела, предупреждая всадников о своем приближении на тот случай, если они чересчур увлекутся выяснением своих дел и не услышат шума колес и стука копыт. К тому времени как, обогнув поворот, повозка выехала на большую дорогу снова, там остался единственный всадник. Он был уже без маски, только ружье осталось лежать поперек седла. Дора узнала младшего брата Томми Маккоя, Роберта, перестала петь и приветствовала его легкой улыбкой.
   – Вам со мной по дороге, мисс Смайт? – крикнул он в ответ на ее приветствие. – Я еду на судебное заседание.
   Дора серьезно кивнула:
   – Я была бы благодарна за компанию, если вы не против медленного шага.
   – Я совсем не против Шага[6], – двусмысленно пошутил Роберт, – но на дороге довольно часто встречаются разные мерзавцы, и дама не должна путешествовать в одиночку. Я буду рад составить вам компанию.
   Они оба знали, как он только что поступил. Заряженное ружье поперек седла красноречиво об этом говорило. То были опасные времена не только для женщин, но и для мужчин. Дора постаралась сделать вид, что ничего не знает о его недавней размолвке со спутниками, но не могла скрыть озабоченности и сказала:
   – Я не хочу для тебя никаких неприятностей.
   Любой, кто услышал бы их разговор, решил, что разговор весьма натянут и осторожен. Она вполне доверяла Солли, но Роберт его не знал, да и у деревьев по обе стороны дороги могут быть уши. Даже сейчас где-то за прозрачной сетью ветвей сумаха и засохших виноградных лоз могли притаиться люди в масках и напасть на свою жертву. И не следует давать им знать, насколько она вовлечена в инцидент с домом.
   – Ну, неприятностей у меня больше, чем нужно, – беззаботно ответил Роберт. Повозка уже отъехала довольно далеко от того места, где к нему приставали, и он мог говорить громче, не опасаясь, что услышат его сотоварищи. – И мне почти нечего терять.
   Дора окинула его быстрым взглядом. Он был на несколько лет моложе Пэйса. Довольно худощав, с рыжеватыми усами и волосами, уже начавшими редеть, он держался прямо и легко управлял лошадью. В нем чувствовались гордыня и чисто мужское самомнение, и Дора слегка улыбнулась. Ей мало, что было известно о друзьях Пэйса, но высокомерием они могли с ним равняться.
   – Я огорчилась, услышав о смерти твоего брата, – наконец сказала Дора, уже печально.
   – С ним обошлись несправедливо. Роберт пожал плечами.
   – Да, они подвели его под обвинение в воровстве. Он вряд ли совершил преступление, за которое его повесили, но другие он совершал. Но это все зависело от времени, в котором он жил. Мне часто хочется, Чтобы другие здешние преступники получили то же самое.
   Это было совершенно безобидное замечание, какое мог сделать законопослушный гражданин, но Дора расслышала за ним скрытый напряженный подтекст. Роберт явно считал виноватым в несчастьях семьи Маккой Джо Митчелла. Шайка местной гвардии во главе с Чарли были свидетелями, как арестовали Томми Маккоя. У Джо и Чарли тоже рыльце в пушку. Они просто были более изощренными в своих воровских действиях, и их ни разу не поймали на этом. Дора все это понимала, но ответ Роберта заставил ее вздрогнуть.
   – Но ты же не можешь взять исполнение закона в собственные руки, – возразила она.
   Роберт кинул на нее насмешливый взгляд:
   – Почему же? А мне сдается, что именно это и происходит уже некоторое время, но ни я и никто из моих близких в этом пока неповинен. Равно как и вы, судя по вашим словам.
   Доре послышался в его словах мягкий упрек, и она придержала язык. Если она правильно понимает, что сейчас произошло, то, значит, Роберт и его друзья помешали Джо Митчеллу добраться до здания суда. И сделали это для нее. Она мстительно пожелала, чтобы они не только взяли Джо в заложники, но и отняли у него деньги. Позже она даже употребила слова, которые считались непозволительными, так, во всяком случае, ее воспитали. Может, это тоже следствие ее выхода в широкий мир, на дорогу собственных, независимых поступков?
   Разговор становился отрывочнее по мере их приближения к заполненному народом зданию суда. День судебных заседаний всегда привлекал толпу. Солли то и дело натыкался на другие телеги и повозки, на которых окрестные фермеры привезли сено, зелень или банки с джемами и маринадами. Роберт помог Солли найти место с тыльной стороны здания, где можно было привязать лошадь, подальше от других лошадей и мулов, владельцы которых съехались сюда что-нибудь купить или продать.
   Дора с еще большим волнением сцепила ладони в муфте, понимая, что настал главный момент. Держа в одной руке кошелек, она выпростала из муфты другую и с помощью Роберта спустилась с повозки. Если он и заметил, когда плащ распахнулся, ее большой живот, то ни словом не обмолвился. Джентльмен такие вещи не замечает.
   Сжав зубы, подняв подбородок, она пошла по немощеной задней улице к украшенному шпилем зданию суда. Часы на башне пробили три. Что, если они опоздали?
   Роберт был при ней безотлучно. Солли держался на шаг сзади них. В их присутствии она чувствовала себя несколько увереннее, но они тоже толком не знали, куда именно надо идти. Какие-то фермеры посторонились и дали им пройти через толпу, судачившую на улице о том о сем, но никто не обращал на Дору особенного внимания. Никто и не должен был обращать, ведь ее никто не знал.
   – Аукцион обычно идет на ступеньках здания, – прошептал ей на ухо Роберт, – обойдем кругом.
   Дора понимающе кивнула. Она снова стиснула обе руки в муфте, словно в их касании черпала силы и помощь. Оглушительно стучало сердце, и она радовалась, что слабость, от которой она падала в обморок в первые месяцы беременности, ей сейчас уже несвойственна. Ей, как никогда, теперь нужны все ее способности и стойкость. Пробравшись через толпу к подъезду, они остано­вились перед пустым и зловещим в своей пустоте пространством у самых ступенек. На одной стороне сгрудились несколько мужчин. Они жевали табак и курили, обмениваясь ничего не значащими замечаниями. В своих подтяжках и фетровых шляпах они не внушали больших опасений, однако Дора стала пристально и украдкой их разглядывать. Только эти несколько человек стояли поблизости от ступенек, на которых должен был состояться аукцион.
   – У меня есть еще время, чтобы найти шерифа и уплатить налоги? – нервно осведомилась она у Роберта.
   – Я бы сказал, что нет, мисс Дора, – уныло ответил Роберт, подходя к толпе, стоявшей на лужайке.
   – Шериф уже здесь. И уже начался аукцион.
   Дора широко распахнула глаза, пока он поспешно вел ее к небольшой группе мужчин в, подтяжках. Ей случалось бывать на аукционах и прежде. Там стоял шум, гам, все время выкликали цену и убедительно предлагали набавлять. Но здесь все было тихо.
   – Две тысячи долларов, ребята, цена хорошая. Мужчина в черном дерби покачнулся взад-вперед на каблуках, размахивая листком бумаги в одной руке, а другой ухватившись за подтяжку. Его как будто не слишком интересовали торги. Взгляд его охватил толпу, остановился на Доре и скользнул дальше в поисках чего-то или кого-то более интересного.
   – Но это же смешно, Харли, – возразил один из стоявших мужчин, – кто же мог заплатить налоги с такой суммы?
   Мужчина в дерби передернул плечами.
   – Налоги здесь уже давно не плачены. Но место интересное и так далее. Давайте, ребята, набавляйте. И у меня есть владения поскромнее. Хотите взглянуть?
   Пока мужчины, сгрудившись, пытались рассмотреть листки, которые он им протянул, Дора подобралась поближе к тому, которого Роберт назвал шерифом.
   Нерешительно, пользуясь тем, что внимание других отвлечено, она окликнула:
   – Шериф?
   Человек в дерби повернулся и окрысился на нее:
   – Здесь женщинам не место. Вы не видите, что я занят?
   Роберт оттолкнул кого-то и пробрался поближе к Доре.
   – Она приехала навести справки о доме Николлзов. Там случилась какая-то неувязка с налогами. Мистер Николлз умер в декабре, но всегда платил налоги в срок.
   Шериф вздернул кустистые брови и поглядел вниз на Дору, закутанную в серый плащ с капюшоном, и затем вызверился на Роберта:
   – Ay меня с собой бумаги, из которых следует, что он не уплатил. Мы не ставим недвижимое имущество на торги, не имея на то оснований.
   Все еще прячась за Роберта, Дора протянула шерифу небольшую пачку документов, найденных в бюро Карлсона.
   – Вот взгляните на это, сэр. Мне кажется, что это квитанции об уплате. Я не вижу квитанций за этот год, но я искала и не нашла и счета. Если вы сказали бы, сколько он задолжал, я бы за него уплатила.
   Шериф что-то проворчал и сгреб документы. Фермеры, просматривавшие инвентарные списки других, более мелких владений, потеряли к ним интерес. Услышав озадаченное хмыканье шерифа, они подошли поближе. Шериф оттолкнул локтем человека, заглянувшего ему через плечо, но все уже явно увидели, что у него в руках квитанции об уплате. Шериф, так же ворча, вернул их Доре:
   – Кажется, все в порядке, мэм, – неохотно подтвердил он.
   – Я проконсультируюсь с должностными лицами, конечно, но за этот год все равно придется платить. Сочувствую вдове, но закон есть закон. Она должна подписать бумаги о вступлении в наследство, когда уплатит по счету. Если же она этого не сделает, у меня не будет другого выхода, как продать усадьбу.
   – Но я могу сейчас же заплатить, – тихо, дрожащим голосом повторила Дора. Она почувствовала нежелание шерифа пойти навстречу, когда он заговорил о необходимости проконсультироваться. Она подозревала, что эти «должностные лица» – не кто иной, как Джо, мэр города, где счет должен быть оплачен. Джо сегодня не приедет в суд, но поможет ли его отсутствие разрешить проблему?
   – Но вы же не вдова его, не так ли? – спросил воинственно настроенный шериф.
   – Нет, но наследник – сын мистера Карлсона. Он в…
   Тут ее перебил Роберт:
   – Он сражается за правое дело, шериф, и не может быть здесь в настоящее время. Но здесь его жена, и она может подписать ваши проклятые бумажонки. У вас нет такого права – забирать у женщин и детей дом, пока их мужья, сыновья и отцы сражаются за наши конституционные права. Говори, сколько она должна, и мы уйдем.
   Дора только рот открыла, услышав эту наглую ложь. Джози лежит в постели больная. Она не может расписаться за нее. И, уж конечно, за Чарли. И Чарли не сражается, он гниет в федеральной тюрьме. А Пэйс борется совсем не за интересы этих людей. Однако шериф в первый раз внимательно посмотрел на Дору. К ужасу своему, она вдруг увидела кольцо Пэйса на своей руке, она забыла его снять. А сейчас этой рукой Дора прикрывала свой выпяченный живот. Возможно, это было инстинктивное движение. Она хотела защитить свое дитя, но из-за этого окружающие все поняли не так, как все есть на самом деле. Она не замужем. Кольцо носит не по праву. У ее будущего ребенка нет имени. Ну, как же она могла наговорить такое всей этой толпе чужаков?
   Шериф нервно оглянулся. Никто не спешил ему на помощь. Стоявшие рядом фермеры выжидающе молчали, сплевывая табачную жижу на землю. Шериф был избран народом, он должен защищать его, иначе потеряет место и должность и навсегда погубит свою карьеру. Шериф все еще колебался, когда один из стоявших рядом пожилых мужчин сухо сказал:
   – Сдается мне, раз у нее есть квитанции, дело затеяно незаконное, Харли. Пусть заплатит что должна, и давай покончим на этом.
   Куда только подевалось воинственное настроение шерифа. Он быстро сделал какие-то подсчеты и назвал сумму. Ужаснувшись, Дора все же стала вытаскивать из муфты кошелек, когда незнакомый седой джентльмен выхватил у шерифа счет и стал его проглядывать.
   – Нельзя брать проценты с уплаченных денег, Харли. У леди и половины этой суммы не наберется.
   Он тоже набросал несколько цифр, получил другой итог и протянул счет Роберту, чтобы тот проверил.
   Дора сильно подозревала, что Роберт совершенно не разбирается в четырех действиях арифметики, но позволила ему все просмотреть с важным видом, прежде чем взять листок у него из рук и убедиться лично. Она внимательно вгляделась в цифры платежей за предыдущие годы, вычеркнутые шерифом. Новая сумма показалась ей почти такой же, как прежняя. Она проверила, сходятся ли цифры с теми, что указаны в квитанции, и осторожно вынула кошелек. Дора начала кое-что понимать относительно денежных сделок с подобными людьми.
   – Янки заплатили нам вот этими деньгами за лошадей. Они годятся? – спросила Дора нарочито жалобным тоном. Если ей удастся склонить всех этих людей на свою сторону, она, уж конечно, попридержит золото.