Страница:
Пэйс быстро посмотрел на жену в надежде, что та собирается все ему выложить, но встретил только грустный, отсутствующий взгляд. Его мучила пробудившаяся совесть, и он стал смотреть на дорогу.
Что ж, он не собирался просить прощения за то, чего нельзя избежать. Остановив экипаж у дома, Пэйс помог ей сойти.
– Пойду проверю табачные посадки. Я не очень опоздаю к обеду.
Пэйс понимал, что это звучит грубовато, но не мог не обороняться. Он ожидал, что Дора рассердится или обидится, но та лишь слегка дотронулась до его распухшего подбородка, кивнула и поднялась по лестнице. С тем же успехом она могла бы ударить его ножом в сердце.
Пэйс никогда не знал, чего от нее ожидать. Иногда казалось, будто он женат на трех разных женщинах. А поскольку ему приходилось ладить с матерью, с Джози и полным домом служанок, то еще три женщины в лице жены были ему ни к чему. Он все время пребывал в неизвестности – то ли она испугается, рассердится или будет недовольна его поступками. Он не хотел ни того, ни другого, ни третьего.
Выругавшись про себя, Пэйс поставил экипаж в конюшню, выпряг лошадей, почистил ее и насыпал в кормушку овса, потом побрел к табачным посадкам. Надо бы переодеться, но в этом вроде нет особой необходимости. Доре следовало бы побранить его за порванную рубашку, которую она совсем недавно старательно выстирала и выгладила, а у него их было не так уж много. Но она, казалось, даже не заметила этого.
Да какое, черт возьми, это имеет значение? Это его рубашки. Это его дом. Он тратит свои собственные деньги, пусть они принадлежали отцу и Чарли. Она не имеет права что-либо говорить. Дора неглупа и знает это. Ему бы следовало поблагодарить судьбу за то, что его жена умеет держать язык за зубами.
Однако Дора никогда не держала язык за зубами в его обществе. Он был единственным человеком, с которым она разговаривала. С кем еще она могла говорить? С его матерью? С Джози? Наверное, она все копит в себе. Как он сам. Эта мысль появилась как бы ниоткуда, и Пэйс быстро отправил ее обратно. Мужчины не говорят о своих чувствах. Они проявляют их на деле.
Пэйс остановился возле кухни, чтобы умыться из насоса, прежде чем войти в дом и надеть чистую рубашку ради воскресного обеда. Стояли последние числа апреля. Солнце пригревало, и кое-где уже раскрыли кухонные окна навстречу легкому ветерку. Когда он наклонился над тазом, из окон донесся знакомый голос. Пэйс так стремительно выпрямился, что чуть не ударился головой о кран. Он шумно распахнул дверь кухни, в два шага пересек ее, схватил новоприбывшего за грудки и припер к стене.
– Ты почему, черт побери, не сообщил, что вернулся? Джексон ухмыльнулся и огромной ручищей задрал подбородок Пэйса с такой силой, что тому пришлось его отпустить из опасения, как бы не сломать себе шею.
– Вы хотите, чтобы я оставил у парадного визитную карточку? – язвительно спросил Джексон.
Пэйс шлепнул его по руке.
– Ты свободный человек. Ты имеешь на это право. Но, черт возьми, что ты здесь делаешь?
Ухмылка сошла с лица Джексона, и он кивнул на смеющихся, болтающих служанок.
– Потом расскажу. Слышал, что вы поженились.
Все с тем же выражением лица Пэйс хлопнул Джексона по спине и подтолкнул к галерее, ведущей в дом.
– Идем к Доре. Она будет рада тебя видеть. Входи, я ее позову.
Джексон заупрямился:
– Мне нельзя туда входить. Обстоятельства не настолько еще переменились. Хотите поговорить – давайте здесь.
Но Пэйс дал ему такого тумака, что чуть не сбил с ног.
– Заткнись, Джексон. Это мой дом, и я приглашаю кого хочу.
Джексон замолчал, но пребывал в смущении, пока шел по освещенной солнцем галерее, где теснились горшки с геранью, а также не уместившиеся на кухне тарелки, чашки, кружки. Очутившись в элегантной столовой с полированным обеденным столом и канделябрами, он подался назад и едва не наступил Пэйсу на ноги.
– Мне здесь не место, – пробормотал он, – пойду подожду на крыльце.
– Ты жил в доме у Доры, – напомнил Пэйс, подталкивая его в нужном направлении. – Почему же теперь не можешь войти в мой дом?
Оказавшись в парадной гостиной, Джексон критически оглядел дорогие ковры, потом перевел взгляд на хрустальные светильники, бросавшие блики на полированные столики.
– У Доры не было всех этих побрякушек. Вы же не впустите сюда быков.
Пэйс фыркнул точно так же, как это делала его мать.
– Видел бы ты этот дом, когда мы с Чарли подрались. Босиком здесь пройти было нельзя. Битое стекло до сих пор находят.
Джексон вроде бы согласился, но отказался сесть на вышитый диван, пока Пэйс звал Дору. Он стоял посреди нарядной гостиной и вертел в больших черных руках потертую фетровую шляпу.
Однако Джексон забыл о своем смущении, когда Дора сбежала с лестницы, обняла и чмокнула его в щеку. Пэйс понимал, что Джексон не столько смутился, сколько был поражен такой встречей. В палевом воскресном платье и пышных юбках, Дора со своими локонами была совсем непохожа на ту строгую серенькую квакершу, которую Джексон видел в последний раз. Может быть, замужество не так уж ей не к лицу, как иногда могло показаться.
– Ты жив! Невредим! Слава Богу, Джексон. Я очень беспокоилась. В газете ничего не писали про ваш полк. Я не знала, что и думать.
Дора чуть не танцевала от радости. Она взяла Джексона за руку и подвела к дивану. На этот раз, заметил Пэйс, Джексон сел без уговоров.
Да, она так не смеялась и не танцевала, когда Пэйс вернулся домой, но, с другой стороны, он ведь не давал ей оснований для радости. Кроме того, Дора всегда знала, жив он, здоров или болен и огорчен. Она знала, что Пэйс жив. Она знала, что он нарочно притворялся, будто Дора для него не существует. Пэйс просто не заслужил, чтобы его так встречали.
Тем не менее, с видом собственника он обнял ее за талию и усадил рядом с собой на диванчик для двоих напротив Джексона. Она удивленно взглянула на Пэйса, но тот уже сосредоточил все внимание на Джексоне.
– А теперь расскажи, что ты делаешь в этой чертовой дыре, – потребовал он. – Ты свободный человек, но это не место для свободного негра.
Джексон пожал плечами и снова затеребил шляпу.
– Я уволился из армии и получил немного денег. Лиза живет у друзей на том берегу. Пора нам где-то осесть. И я подумал, что, может быть, мисс До… ваша жена нанимает работников.
– Я всегда для тебя Дора, – мягко сказала она.
– Здесь и так слишком много миссис Николлз, а я еще не привыкла к этому званию.
Пэйс сел свободнее, откинувшись на спинку кресла. Даже если бы между ним и Дорой не было ничего общего, в одном они были согласны. Они оба знали разницу между человеком и животным, но понимали, что цвет кожи не делает разницы между людьми. Однако все это не объясняло, почему Джексон вернулся.
– Да, мы нанимаем работников, – ответил Пэйс, – но тебе совершенно незачем к кому-то наниматься, ведь ты можешь стать хозяином собственной фермы, если уедешь куда-нибудь на Запад.
Во взгляде у Джексона появилось упрямство.
– Это наши с Лизой родные места. У нее здесь друзья и родственники. У нее скоро будет ребенок, и она хочет жить поблизости от своей мамы. У меня тоже есть родные, которые вернутся сюда, если смогут выбраться из Юты. При первой возможности я их разыщу. Ничего этого не будет, если мы сбежим на Запад. Если вы меня не возьмете, буду просить кого-нибудь еще.
Не слушая возражений Доры, Пэйс продолжал:
– Ты будешь просто дурак, если хочешь вернуться сюда. Оставайся за рекой, там ты будешь в безопасности. Если тебя будут искать, мы скажем, где тебя можно найти.
– На том берегу хватает работников. Там не то, что здесь. У них не много земли, и они могут обработать ее сами или с помощью сыновей и одного-двух работников. Я знаю, что сюда возвращаться страшновато, но вы с Дорой самые справедливые хозяева из всех.
– Может, все и уладится, Пэйс, – стала уговаривать мужа Дора. – Армия объявила всех свободными, даже если закон об этом молчит. Теперь уже никто не хватает свободных негров. Их слишком много. Джексон солдат. Армия возьмет его под защиту. Он и Лиза могут жить в моем доме. Мне не хочется, чтобы он пустовал. Она запнулась, потом неуверенно предложила:
– Может быть… – и, волнуясь, взглянула на Джексона. – Я когда-то сказала, что лучше продам дом Джексону, чем кому-нибудь другому. Я не передумала.
Лицо Джексона оставалось бесстрастным. Пэйс не хуже его знал, что произойдет, если передать землю бывшему рабу. До этого не дойдет, дом прежде сожгут. Но мужчины не хотели разочаровать Дору, они сами мечтали о том же.
Пэйс кивком несколько разрядил напряжение.
– Ладно, поговорим об этом позже. А сначала придумаем историю, которая объяснила бы окружающим, почему он должен остаться здесь.
Джексон сел вольнее и даже почти улыбнулся.
– Стало быть, вы меня нанимаете? Пэйс нахмурился.
– А ты же в этом ни минуты не сомневался, да? Какого черта я смыслю в труде фермера? Тебе надо быть одновременно мулом, рабом и управляющим. Но я не заплачу тебе ни цента, пока не созреет урожай. Ты хотел занять это место? Ты его получил.
Джексон усмехнулся:
– Ну, мулом-то я не буду. Раз уж мне вам указывать, что делать, стало быть, это ваша должность. Здесь земли хватит на десять человек. Работать придется до упаду. – Он взглянул на Дору: – А где этот парень – Солли? Он бы нам очень пригодился.
– Блеск позолоченных пуговиц соблазнил его. Без тебя некому было его отговорить. Хорошо хоть, что война окончилась и его маме не придется о нем плакать.
– Дурачок, – проворчал Джексон. Он встал.
– В армии белых его заставят рыть канавы, и он ничему там не научится. Он, наверное, как и все прочие, тратит все до последнего пенни на вино и женщин. – Он бросил на Дору виноватый взгляд. – Простите, я не должен говорить об этом в вашем присутствии.
Пэйсу не хотелось вставать. Ему нравилось сидеть, обняв Дору за плечи, как пристало обычной супружеской паре. Как только они встанут, то снова разойдутся по своим делам. На секунду он задумался, изменится ли когда-нибудь такое положение, но понимал Джексона – тому не терпелось вернуться к жене и сообщить важную новость. Он нехотя встал и подал руку новому работнику.
– Добро пожаловать, Джексон, – тихо сказала Дора. Она тоже встала, чтобы попрощаться.
– Приятно, что ты снова с нами.
Мужчины стоя ждали, когда она уйдет. Как только Дора вышла, Джексон бросил на Пэйса проницательный взгляд.
– Мы с Лизой можем жить в одной из хижин за домом. Известно, что будет, если мы поселимся в доме.
Пэйс сунул руки в карманы и внимательно посмотрел на собеседника.
– Если Дора готова продать ферму, то я могу заключить сделку. Мне нужны наличные деньги. Мы можем договориться так: ты уплатишь часть наличными, а со временем рассчитаешься за участок сполна. Я выдам заверенный документ, который ты сможешь хранить в надежном месте, и я сразу же оформлю авансовую купчую. Никому в этих краях не придет в голову проверять такие документы. Правильно зарегистрированная, она послужит для тебя доказательством законного права на владение в случае, если возникнет нужда. А я распущу слух, что Дора снова тебя наняла, и ты обрабатываешь землю для нее. Дьявольски рискованно, но может сработать. Все уже примирились с тем, что Дора воспитана квакерами и думает не так, как другие. Им не понравится, что ты там живешь, но они клюнут на эту выдумку. Джексон медленно кивнул.
–А я поговорю с Лизой. Она знает, что мы рискуем. У меня хватит денег на первый взнос. Я буду обрабатывать землю Доры по вечерам и заработаю, чтобы выплатить остальное. Только отложу, сколько надо, чтобы мы с Лизой прожили до нового урожая. Вот только остается договориться о цене на ферму и справедливой оплате за обработку вашей земли.
Пэйс проводил его до самой двери.
– Наверное, оплата составит определенный процент от урожая. Когда придет время, я включу твой урожай в свой. Ты это знаешь, да? Подумай хорошенько, прежде чем соглашаться. Наш город еще сотню лет не сможет принять то, что мы затеваем.
Дойдя до веранды, Джексон снова стиснул шляпу.
Да я думаю об этом каждую минуту, днем и ночью, с тех пор как уехал отсюда. И мне до смерти надоело думать. Не могу упускать шанс. Вы предлагаете – я беру.
И я тебе чертовски благодарен. Я учился на адвоката, а не на фермера. Я боялся сказать Доре, что мы не продержимся и года на моих знаниях сельского хозяйства. Но если я влезу в долги, чтобы закупить зерно для посева, то хочу быть уверен, что, когда я его посею, оно взойдет и вырастет.
Джексон хмыкнул и стал спускаться по лестнице.
–Ну, если вы рассчитываете наверняка, то взялись не за свое дело. Приду завтра, как только устрою Лизу в доме.
Пэйс закрыл за ним дверь со смешанным чувством страха и надежды. Впервые с тех пор, как он вернулся, и на его плечи свалилось бремя ответственности за ферму, у него появилась надежда. Ненадолго, но он станет лелеять ее, пока возможно.
С этой надеждой, когда весь дом затих, он поднялся наверх. Дора ушла на полчаса раньше, чтобы покормить Фрэнсис. Она, наверное, уже готовится ко сну. Необходимо кое-что уладить с ней. Их разногласия выросли угрожающе, и он ничего не сделал, чтобы навести мосты. Что, если попытаться найти общую почву?
Он открыл дверь как раз в ту минуту, когда желтое платье соскользнуло с плеч Доры. У него перехватило дыхание, когда свет лампы, подобно лунному свету, заиграл на шелковистой коже. Он никогда прежде не видел Дору в корсете. Она стояла к нему спиной, но он видел достаточно. Ее грудь стала намного полнее и округлее, чем раньше, и просто рвалась из шнуровки. Он чуть не застонал от внезапного возбуждения.
Пэйс пришел сюда не за этим, но кровь, бросившаяся к чреслам, унесла с собой все благие намерения. До нее было меньше двух шагов, и Пэйс невольно сделал эти два шага. Он обнял Дору и притянул к себе, прежде чем та смогла возразить.
– Я когда-нибудь говорил тебе, как ты прекрасна? – прошептал он ей на ухо.
Ее голова откинулась назад, и голубые глаза взглянули на него с изумлением.
– Ты не должен говорить неправду, чтобы сделать мне приятное.
Пэйс одной рукой крепко обнял ее талию, хотя Дора и не пыталась освободиться. другой провел по прекрасным локонам.
– Я не лгу, тем более что легче промолчать. Ты похожа на ангела. Иногда ты кажешься такой неземной, что даже не верится, будто ты живая, земная женщина.
Его ищущие пальцы скользнули вниз к незастегнутому вороту рубашки. Дора ничего не предприняла, чтобы помешать ему.
–Но я земная женщина. Не говори глупости… – Дора ахнула, когда Пэйсу удалось освободить ее грудь. – Пэйс, мы не должны. Еще слишком рано.
Пэйс взглянул на маленькие земляничные соски и с сожалением вздохнул:
– Я этого и опасался. С юности я еще не был так долго без женщины. Я уже дошел до того, что почти завидую Фрэнсис.
Заметив, что она вопросительно смотрит на него, он вымученно усмехнулся.
– Не могу сказать, что сознательно хранил супружескую верность. Просто так получилось. – Взгляд его посерьезнел, он внимательно глядел на Дору. Это, по крайней мере, он мог ей обещать. – Я дал обет верности, Дора, и намерен его сдержать. Я подожду, пока ты не будешь готова.
Пэйс залюбовался легким румянцем, окрасившим ее щеки, когда до нее дошел смысл его слов. Некоторые женщины предпочли бы, чтобы муж завел себе любовницу и освободил их от супружеских обязанностей. Насколько он знал Дору, она бы такой выбор не сделала, и он был этому рад. Пэйсу никогда не доставляли истинного удовольствия ни оплаченные связи, ни случайные встречи с женщинами, которым нужна была ночь с мужчиной, но он живо помнил каждую минуту, проведенную с Дорой. Ему хотелось, чтобы она чувствовала то же самое. И ее румянец означал, что он недалек от истины.
– Мне говорили, что должно пройти от четырех до шести недель, – прошептала она смущенно, не пытаясь помешать его испытующим пальцам, которые уже почти распустили шнуровку.
Пэйс почувствовал, как учащается ее дыхание, когда он дотрагивается до ее сосков. Им обоим было трудно, но ему именно сейчас необходимо это прикосновение. Ему необходимо увериться, что она желает его так же сильно, как он ее.
– Как насчет деток? Я хочу, чтобы ты полностью оправилась от этого, прежде чем мы заведем еще ребенка.
Пэйс не мог поверить, что это говорит он сам. Его первым побуждением было взять ее, и к черту последствия, но совесть в этой внутренней борьбе победила.
– Говорят, что, когда женщина кормит, шансов забеременеть меньше.
Это показалось ему совершенно нелепым. У женщин, которые сами не кормили, а отдавали детей рабыням-кормилицам, редко бывало много детей, а у цветных кормилиц обычно по дюжине. Но спорить не хотелось. От четырех до шести недель. А две с лишним уже прошли. Значит, осталось не так уж долго.
– Я подожду. Пусть умру, но подождать стоит. Осторожно и нехотя Пэйс отвел руки, не поддаваясь соблазну до конца распустить шнуровку.
– Джексон согласен купить твою ферму. Хочу поблагодарить тебя за это предложение.
Она слегка вздрогнула, когда он снова задел ее грудь, прежде чем снять корсет.
– Папа Джон одобрил бы это. Я думаю, будь он жив, он бы обрадовался, что я вышла замуж за тебя.
Пэйс за ее спиной невесело усмехнулся:
Он не одобрил бы моего сегодняшнего поведения у церкви.
Нет. И я тоже чувствую, что это нехорошо, но иногда мне кажется, что другого выхода не было. И меня это смущает.
Пэйс снял жилет и в некотором замешательстве смотрел, как она стоит, из скромности повернувшись к нему спиной.
Ты не сердишься?
Я сержусь на Джо Митчелла. Я сержусь на того, кто затеял ссору в таком месте. Я сержусь на себя, что не знала, как остановить драку. Я сержусь гораздо сильнее, чем следовало бы, но ничего не могу с собой поделать.
Губы Пэйса дрогнули в улыбке – его насмешило, что Дора, желая поскорее прикрыть наготу, накинула ночную рубашку прежде, чем развязала тесемки нижних юбок. Он никогда раньше не имел дела со скромной женщиной. Такое поведение ему понравилось.
– Тебе ничего не надо делать, только заботиться о Фрэнсис и смотреть за домом. Пусть я калека, но я могу за себя постоять.
Она повернулась и храбро взглянула на него, хотя он в это время стаскивал с себя рубашку.
– Ты не калека, Пэйс Николлз. Я не желаю этого больше слышать ни от тебя, ни от кого-либо другого. Ты жив. Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что это для меня значит?
На глазах у нее навернулись слезы. Он с удивлением заметил их. Сколько он себя помнил, никто никогда не плакал из-за него прежде. Кроме Доры. Что-то встало на место, окончательно прояснилось, и он внимательно поглядел на жену.
– Ты тогда удержала меня от возвращения на войну, пока не кончилась битва. Почему?
В свете лампы слезы блестели, точно капли росы на васильках.
– Ты бы тогда погиб. Или встретил Чарли, который наверняка бы тебя убил.
Он не хотел ничего слышать.
– Как ты могла это знать? И откуда знала о времени сражения?
Бессмысленный, конечно, разговор, но дни, когда он в первый раз был с ней, неизгладимо врезались ему в память. Он ясно припомнил, как, вернувшись в Атланту, нашел один пепел. Теперь Пэйс был уверен, что Дора отдалась ему только для того, чтобы удержать от участия в том сражении. Он даже не понимал, как ко всему этому относиться.
– Я не знаю, – прошептала она. – Я всегда знала, где ты и как тебя найти. Я просто знала. Но это свойство с тех пор исчезло. Ты представляешь себе, как я страдала, не зная, где ты, после твоего отъезда?
Он этого не знал. И не хотел знать. До него лишь постепенно доходило ужасающее значение ее слов.
Соблазнив ангела своего детства, он буквально сверг его с небес на землю.
Глава 31
Они увидели экипаж задолго до того, как тот подъехал, и успели поспешно привести себя в порядок, чтобы встретить посетителей. Когда экипаж остановился у ступеней парадного крыльца, Пэйс вежливо помог Джози сойти, затем вынул чемоданы, в то время как Дора радостно поздоровалась с Джози и взяла на руки Эми.
Была середина мая, Фрэнсис начала спать по ночам, и Дора снова чувствовала себя по-человечески. Но она никогда не выдерживала сравнения с пышущей здоровьем Джози и ее броскими нарядами. Занимаясь домашними делами, Дора все еще надевала серые квакерские платья. Рядом с элегантной Джози она чувствовала себя служанкой.
Отослав экипаж, Пэйс взбежал по лестнице и взял Эми на руки. Девочка радостно завизжала и обхватила дядю за шею. Дора почувствовала прилив нежности к мужу. Несмотря на свои недостатки, Пэйс был хорошим человеком – он добр к детям. Дети, кажется, радовали его больше, чем что-либо другое.
Пэйс отнесся к Джози с подобающей случаю вежливостью, и Дора не заметила каких-либо чувств, скрытых за внешней любезностью. Возможно, она принимала желаемое за действительное, но позволила себе слегка расслабиться, пока не обернулась и не уловила выражение лица Джози. В нем была грусть и жажда чего-то недостижимого. У Доры заныло под ложечкой.
– Приятно снова тебя видеть, Джози, – сказал Пэйс. – Что, многовато янки в Цинциннати?
Джози слабо улыбнулась.
– Папа говорит, что я нужна ему. Я должна буду жить с ним, но, – закончила она весело, – я оставила здесь, очень много платьев и не могу все это просто так бросить. Кроме того, я должна была в конце концов увидеть мою маленькую племянницу. Эми всю дорогу только о ней и говорила.
Пэйс усмехнулся и пощекотал животик Эми.
– Хочешь посмотреть на свою маленькую кузину, куколка? Знаешь, она уже выговаривает твое имя, – пошутил он.
Он отнес ее к лестнице, обращая больше внимания на веселый детский смех, чем на то, что между женщинами возникла натянутость.
Как только Пэйс вышел из комнаты, плечи Джози поникли.
– Я не могу здесь оставаться. Я думала, что смогу, но ничего не получится.
Доре хотелось закричать, что она, конечно, согласна. Она почти торжествовала от сознания, что. Джози в свое время сделала неправильный выбор, и теперь будет страдать от этого так же, как тогда страдал Пэйс. Но она не могла этому радоваться. И только сочувственно проговорила:
– Это и твой дом, Джози. Чарли хотел бы, чтобы ты жила здесь.
Джози бросила на нее проницательный взгляд:
– Не морочь мне голову своим квакерским смирением, Дора. Пэйс даже не взглянул на меня, да и на тебя не слишком обращает внимание. Мы обе в этом увязли, нравится нам это или нет. Должна признать, что ты оказалась умнее меня. Ты сделала правильный выбор. Но я лучше тебя знаю мужчин и смогу вернуть его, если надумаю. Он обожает Эми. Он пойдет на все ради нее.
Дора прямо встретила ее взгляд.
– У него теперь есть собственная дочь. Здесь не может быть никакого соперничества. Чего ты хочешь, Джози? Я вижу, как ты несчастна.
– Твои любимые словечки! – ехидно заметила Джози. – Жизнь в этом доме такая, что если бы не ты, я, может, давно бы задушила мамашу Николлз в ее постели, а если бы Чарли не убрался на войну, могла бы убить и его тоже. Трудно остаться молодой и невинной, выйдя замуж в такую семью.
В словах Джози таилось зерно истины. Дора боялась признаться себе в этом. Она указала на стул:
– Садись и расскажи мне, что у тебя на душе. Джози села и стала теребить перчатки.
– Мой отец говорит, что мне пора подумать о новом замужестве. Поэтому он зовет меня домой.
Дора заметила, что она была в темно-синем, а не в черном. Такой выбор нельзя было осудить, но он, возможно, указывал на недостаточное уважение к памяти молодого супруга, убитого во имя того, что он считал справедливым. Но вправе ли она порицать ее за это?
Ты еще молода, – осторожно произнесла Дора. – Эми нужен отец. Может быть, твой папа прав.
Я не хочу снова выходить замуж, – возразила Джози почти со злостью. – Я не хочу, чтобы еще один мужчина куражился надо мной. Я этого не сделаю. По словам папы, он хочет быть уверен, что земля после его смерти перейдет в надежные руки. Так почему бы не нанять кого-нибудь? Я не желаю, чтобы меня продавали, как рабыню на торгах.
Дора переплела пальцы и пристально посмотрела на невестку.
– Не так-то легко сейчас кого-нибудь нанять. Можешь спросить Пэйса. А твой отец нездоров. Его тревожит, что будет с тобой и с твоей матерью после его кончины. Я понимаю, почему он так говорит. – И не очень удачно добавила: – Но тебя я тоже понимаю.
Джози неподвижно смотрела мимо Доры в одну точку. Она готова была разрыдаться.
– Что мне делать? Дора немного подумала.
– Он не может принудить тебя к замужеству, – сказала она осторожно.
– Но если он завтра умрет, я не смогу содержать усадьбу в порядке. Она значит для него все. Это вся его жизнь. Ты же сама знаешь, как для тебя важна ферма твоего отца.
Дора промолчала о том, что охотно рассталась с фермой, когда подвернулся случай, ведь Пэйс сказал всем, что Джексон, как и прежде, только арендует участок.
– Разве ферма для твоего отца значила больше, чем ты? – спросила Дора тихо.
Джози было ощетинилась, но потом задумчиво ответила:
Не знаю. Может быть.
Если так, то он не заслуживает твоего уважения и ты не должна жертвовать собой ради него. Человек важнее, чем земля, Джози. Тем не менее, не пренебрегай пожеланиями своего отца. – И продолжала более осторожно: – Он может быть прав. Хороший человек тебя не обидит. Он будет любить и уважать тебя. Но не выходи замуж только для того, чтобы угодить отцу.
Что ж, он не собирался просить прощения за то, чего нельзя избежать. Остановив экипаж у дома, Пэйс помог ей сойти.
– Пойду проверю табачные посадки. Я не очень опоздаю к обеду.
Пэйс понимал, что это звучит грубовато, но не мог не обороняться. Он ожидал, что Дора рассердится или обидится, но та лишь слегка дотронулась до его распухшего подбородка, кивнула и поднялась по лестнице. С тем же успехом она могла бы ударить его ножом в сердце.
Пэйс никогда не знал, чего от нее ожидать. Иногда казалось, будто он женат на трех разных женщинах. А поскольку ему приходилось ладить с матерью, с Джози и полным домом служанок, то еще три женщины в лице жены были ему ни к чему. Он все время пребывал в неизвестности – то ли она испугается, рассердится или будет недовольна его поступками. Он не хотел ни того, ни другого, ни третьего.
Выругавшись про себя, Пэйс поставил экипаж в конюшню, выпряг лошадей, почистил ее и насыпал в кормушку овса, потом побрел к табачным посадкам. Надо бы переодеться, но в этом вроде нет особой необходимости. Доре следовало бы побранить его за порванную рубашку, которую она совсем недавно старательно выстирала и выгладила, а у него их было не так уж много. Но она, казалось, даже не заметила этого.
Да какое, черт возьми, это имеет значение? Это его рубашки. Это его дом. Он тратит свои собственные деньги, пусть они принадлежали отцу и Чарли. Она не имеет права что-либо говорить. Дора неглупа и знает это. Ему бы следовало поблагодарить судьбу за то, что его жена умеет держать язык за зубами.
Однако Дора никогда не держала язык за зубами в его обществе. Он был единственным человеком, с которым она разговаривала. С кем еще она могла говорить? С его матерью? С Джози? Наверное, она все копит в себе. Как он сам. Эта мысль появилась как бы ниоткуда, и Пэйс быстро отправил ее обратно. Мужчины не говорят о своих чувствах. Они проявляют их на деле.
Пэйс остановился возле кухни, чтобы умыться из насоса, прежде чем войти в дом и надеть чистую рубашку ради воскресного обеда. Стояли последние числа апреля. Солнце пригревало, и кое-где уже раскрыли кухонные окна навстречу легкому ветерку. Когда он наклонился над тазом, из окон донесся знакомый голос. Пэйс так стремительно выпрямился, что чуть не ударился головой о кран. Он шумно распахнул дверь кухни, в два шага пересек ее, схватил новоприбывшего за грудки и припер к стене.
– Ты почему, черт побери, не сообщил, что вернулся? Джексон ухмыльнулся и огромной ручищей задрал подбородок Пэйса с такой силой, что тому пришлось его отпустить из опасения, как бы не сломать себе шею.
– Вы хотите, чтобы я оставил у парадного визитную карточку? – язвительно спросил Джексон.
Пэйс шлепнул его по руке.
– Ты свободный человек. Ты имеешь на это право. Но, черт возьми, что ты здесь делаешь?
Ухмылка сошла с лица Джексона, и он кивнул на смеющихся, болтающих служанок.
– Потом расскажу. Слышал, что вы поженились.
Все с тем же выражением лица Пэйс хлопнул Джексона по спине и подтолкнул к галерее, ведущей в дом.
– Идем к Доре. Она будет рада тебя видеть. Входи, я ее позову.
Джексон заупрямился:
– Мне нельзя туда входить. Обстоятельства не настолько еще переменились. Хотите поговорить – давайте здесь.
Но Пэйс дал ему такого тумака, что чуть не сбил с ног.
– Заткнись, Джексон. Это мой дом, и я приглашаю кого хочу.
Джексон замолчал, но пребывал в смущении, пока шел по освещенной солнцем галерее, где теснились горшки с геранью, а также не уместившиеся на кухне тарелки, чашки, кружки. Очутившись в элегантной столовой с полированным обеденным столом и канделябрами, он подался назад и едва не наступил Пэйсу на ноги.
– Мне здесь не место, – пробормотал он, – пойду подожду на крыльце.
– Ты жил в доме у Доры, – напомнил Пэйс, подталкивая его в нужном направлении. – Почему же теперь не можешь войти в мой дом?
Оказавшись в парадной гостиной, Джексон критически оглядел дорогие ковры, потом перевел взгляд на хрустальные светильники, бросавшие блики на полированные столики.
– У Доры не было всех этих побрякушек. Вы же не впустите сюда быков.
Пэйс фыркнул точно так же, как это делала его мать.
– Видел бы ты этот дом, когда мы с Чарли подрались. Босиком здесь пройти было нельзя. Битое стекло до сих пор находят.
Джексон вроде бы согласился, но отказался сесть на вышитый диван, пока Пэйс звал Дору. Он стоял посреди нарядной гостиной и вертел в больших черных руках потертую фетровую шляпу.
Однако Джексон забыл о своем смущении, когда Дора сбежала с лестницы, обняла и чмокнула его в щеку. Пэйс понимал, что Джексон не столько смутился, сколько был поражен такой встречей. В палевом воскресном платье и пышных юбках, Дора со своими локонами была совсем непохожа на ту строгую серенькую квакершу, которую Джексон видел в последний раз. Может быть, замужество не так уж ей не к лицу, как иногда могло показаться.
– Ты жив! Невредим! Слава Богу, Джексон. Я очень беспокоилась. В газете ничего не писали про ваш полк. Я не знала, что и думать.
Дора чуть не танцевала от радости. Она взяла Джексона за руку и подвела к дивану. На этот раз, заметил Пэйс, Джексон сел без уговоров.
Да, она так не смеялась и не танцевала, когда Пэйс вернулся домой, но, с другой стороны, он ведь не давал ей оснований для радости. Кроме того, Дора всегда знала, жив он, здоров или болен и огорчен. Она знала, что Пэйс жив. Она знала, что он нарочно притворялся, будто Дора для него не существует. Пэйс просто не заслужил, чтобы его так встречали.
Тем не менее, с видом собственника он обнял ее за талию и усадил рядом с собой на диванчик для двоих напротив Джексона. Она удивленно взглянула на Пэйса, но тот уже сосредоточил все внимание на Джексоне.
– А теперь расскажи, что ты делаешь в этой чертовой дыре, – потребовал он. – Ты свободный человек, но это не место для свободного негра.
Джексон пожал плечами и снова затеребил шляпу.
– Я уволился из армии и получил немного денег. Лиза живет у друзей на том берегу. Пора нам где-то осесть. И я подумал, что, может быть, мисс До… ваша жена нанимает работников.
– Я всегда для тебя Дора, – мягко сказала она.
– Здесь и так слишком много миссис Николлз, а я еще не привыкла к этому званию.
Пэйс сел свободнее, откинувшись на спинку кресла. Даже если бы между ним и Дорой не было ничего общего, в одном они были согласны. Они оба знали разницу между человеком и животным, но понимали, что цвет кожи не делает разницы между людьми. Однако все это не объясняло, почему Джексон вернулся.
– Да, мы нанимаем работников, – ответил Пэйс, – но тебе совершенно незачем к кому-то наниматься, ведь ты можешь стать хозяином собственной фермы, если уедешь куда-нибудь на Запад.
Во взгляде у Джексона появилось упрямство.
– Это наши с Лизой родные места. У нее здесь друзья и родственники. У нее скоро будет ребенок, и она хочет жить поблизости от своей мамы. У меня тоже есть родные, которые вернутся сюда, если смогут выбраться из Юты. При первой возможности я их разыщу. Ничего этого не будет, если мы сбежим на Запад. Если вы меня не возьмете, буду просить кого-нибудь еще.
Не слушая возражений Доры, Пэйс продолжал:
– Ты будешь просто дурак, если хочешь вернуться сюда. Оставайся за рекой, там ты будешь в безопасности. Если тебя будут искать, мы скажем, где тебя можно найти.
– На том берегу хватает работников. Там не то, что здесь. У них не много земли, и они могут обработать ее сами или с помощью сыновей и одного-двух работников. Я знаю, что сюда возвращаться страшновато, но вы с Дорой самые справедливые хозяева из всех.
– Может, все и уладится, Пэйс, – стала уговаривать мужа Дора. – Армия объявила всех свободными, даже если закон об этом молчит. Теперь уже никто не хватает свободных негров. Их слишком много. Джексон солдат. Армия возьмет его под защиту. Он и Лиза могут жить в моем доме. Мне не хочется, чтобы он пустовал. Она запнулась, потом неуверенно предложила:
– Может быть… – и, волнуясь, взглянула на Джексона. – Я когда-то сказала, что лучше продам дом Джексону, чем кому-нибудь другому. Я не передумала.
Лицо Джексона оставалось бесстрастным. Пэйс не хуже его знал, что произойдет, если передать землю бывшему рабу. До этого не дойдет, дом прежде сожгут. Но мужчины не хотели разочаровать Дору, они сами мечтали о том же.
Пэйс кивком несколько разрядил напряжение.
– Ладно, поговорим об этом позже. А сначала придумаем историю, которая объяснила бы окружающим, почему он должен остаться здесь.
Джексон сел вольнее и даже почти улыбнулся.
– Стало быть, вы меня нанимаете? Пэйс нахмурился.
– А ты же в этом ни минуты не сомневался, да? Какого черта я смыслю в труде фермера? Тебе надо быть одновременно мулом, рабом и управляющим. Но я не заплачу тебе ни цента, пока не созреет урожай. Ты хотел занять это место? Ты его получил.
Джексон усмехнулся:
– Ну, мулом-то я не буду. Раз уж мне вам указывать, что делать, стало быть, это ваша должность. Здесь земли хватит на десять человек. Работать придется до упаду. – Он взглянул на Дору: – А где этот парень – Солли? Он бы нам очень пригодился.
– Блеск позолоченных пуговиц соблазнил его. Без тебя некому было его отговорить. Хорошо хоть, что война окончилась и его маме не придется о нем плакать.
– Дурачок, – проворчал Джексон. Он встал.
– В армии белых его заставят рыть канавы, и он ничему там не научится. Он, наверное, как и все прочие, тратит все до последнего пенни на вино и женщин. – Он бросил на Дору виноватый взгляд. – Простите, я не должен говорить об этом в вашем присутствии.
Пэйсу не хотелось вставать. Ему нравилось сидеть, обняв Дору за плечи, как пристало обычной супружеской паре. Как только они встанут, то снова разойдутся по своим делам. На секунду он задумался, изменится ли когда-нибудь такое положение, но понимал Джексона – тому не терпелось вернуться к жене и сообщить важную новость. Он нехотя встал и подал руку новому работнику.
– Добро пожаловать, Джексон, – тихо сказала Дора. Она тоже встала, чтобы попрощаться.
– Приятно, что ты снова с нами.
Мужчины стоя ждали, когда она уйдет. Как только Дора вышла, Джексон бросил на Пэйса проницательный взгляд.
– Мы с Лизой можем жить в одной из хижин за домом. Известно, что будет, если мы поселимся в доме.
Пэйс сунул руки в карманы и внимательно посмотрел на собеседника.
– Если Дора готова продать ферму, то я могу заключить сделку. Мне нужны наличные деньги. Мы можем договориться так: ты уплатишь часть наличными, а со временем рассчитаешься за участок сполна. Я выдам заверенный документ, который ты сможешь хранить в надежном месте, и я сразу же оформлю авансовую купчую. Никому в этих краях не придет в голову проверять такие документы. Правильно зарегистрированная, она послужит для тебя доказательством законного права на владение в случае, если возникнет нужда. А я распущу слух, что Дора снова тебя наняла, и ты обрабатываешь землю для нее. Дьявольски рискованно, но может сработать. Все уже примирились с тем, что Дора воспитана квакерами и думает не так, как другие. Им не понравится, что ты там живешь, но они клюнут на эту выдумку. Джексон медленно кивнул.
–А я поговорю с Лизой. Она знает, что мы рискуем. У меня хватит денег на первый взнос. Я буду обрабатывать землю Доры по вечерам и заработаю, чтобы выплатить остальное. Только отложу, сколько надо, чтобы мы с Лизой прожили до нового урожая. Вот только остается договориться о цене на ферму и справедливой оплате за обработку вашей земли.
Пэйс проводил его до самой двери.
– Наверное, оплата составит определенный процент от урожая. Когда придет время, я включу твой урожай в свой. Ты это знаешь, да? Подумай хорошенько, прежде чем соглашаться. Наш город еще сотню лет не сможет принять то, что мы затеваем.
Дойдя до веранды, Джексон снова стиснул шляпу.
Да я думаю об этом каждую минуту, днем и ночью, с тех пор как уехал отсюда. И мне до смерти надоело думать. Не могу упускать шанс. Вы предлагаете – я беру.
И я тебе чертовски благодарен. Я учился на адвоката, а не на фермера. Я боялся сказать Доре, что мы не продержимся и года на моих знаниях сельского хозяйства. Но если я влезу в долги, чтобы закупить зерно для посева, то хочу быть уверен, что, когда я его посею, оно взойдет и вырастет.
Джексон хмыкнул и стал спускаться по лестнице.
–Ну, если вы рассчитываете наверняка, то взялись не за свое дело. Приду завтра, как только устрою Лизу в доме.
Пэйс закрыл за ним дверь со смешанным чувством страха и надежды. Впервые с тех пор, как он вернулся, и на его плечи свалилось бремя ответственности за ферму, у него появилась надежда. Ненадолго, но он станет лелеять ее, пока возможно.
С этой надеждой, когда весь дом затих, он поднялся наверх. Дора ушла на полчаса раньше, чтобы покормить Фрэнсис. Она, наверное, уже готовится ко сну. Необходимо кое-что уладить с ней. Их разногласия выросли угрожающе, и он ничего не сделал, чтобы навести мосты. Что, если попытаться найти общую почву?
Он открыл дверь как раз в ту минуту, когда желтое платье соскользнуло с плеч Доры. У него перехватило дыхание, когда свет лампы, подобно лунному свету, заиграл на шелковистой коже. Он никогда прежде не видел Дору в корсете. Она стояла к нему спиной, но он видел достаточно. Ее грудь стала намного полнее и округлее, чем раньше, и просто рвалась из шнуровки. Он чуть не застонал от внезапного возбуждения.
Пэйс пришел сюда не за этим, но кровь, бросившаяся к чреслам, унесла с собой все благие намерения. До нее было меньше двух шагов, и Пэйс невольно сделал эти два шага. Он обнял Дору и притянул к себе, прежде чем та смогла возразить.
– Я когда-нибудь говорил тебе, как ты прекрасна? – прошептал он ей на ухо.
Ее голова откинулась назад, и голубые глаза взглянули на него с изумлением.
– Ты не должен говорить неправду, чтобы сделать мне приятное.
Пэйс одной рукой крепко обнял ее талию, хотя Дора и не пыталась освободиться. другой провел по прекрасным локонам.
– Я не лгу, тем более что легче промолчать. Ты похожа на ангела. Иногда ты кажешься такой неземной, что даже не верится, будто ты живая, земная женщина.
Его ищущие пальцы скользнули вниз к незастегнутому вороту рубашки. Дора ничего не предприняла, чтобы помешать ему.
–Но я земная женщина. Не говори глупости… – Дора ахнула, когда Пэйсу удалось освободить ее грудь. – Пэйс, мы не должны. Еще слишком рано.
Пэйс взглянул на маленькие земляничные соски и с сожалением вздохнул:
– Я этого и опасался. С юности я еще не был так долго без женщины. Я уже дошел до того, что почти завидую Фрэнсис.
Заметив, что она вопросительно смотрит на него, он вымученно усмехнулся.
– Не могу сказать, что сознательно хранил супружескую верность. Просто так получилось. – Взгляд его посерьезнел, он внимательно глядел на Дору. Это, по крайней мере, он мог ей обещать. – Я дал обет верности, Дора, и намерен его сдержать. Я подожду, пока ты не будешь готова.
Пэйс залюбовался легким румянцем, окрасившим ее щеки, когда до нее дошел смысл его слов. Некоторые женщины предпочли бы, чтобы муж завел себе любовницу и освободил их от супружеских обязанностей. Насколько он знал Дору, она бы такой выбор не сделала, и он был этому рад. Пэйсу никогда не доставляли истинного удовольствия ни оплаченные связи, ни случайные встречи с женщинами, которым нужна была ночь с мужчиной, но он живо помнил каждую минуту, проведенную с Дорой. Ему хотелось, чтобы она чувствовала то же самое. И ее румянец означал, что он недалек от истины.
– Мне говорили, что должно пройти от четырех до шести недель, – прошептала она смущенно, не пытаясь помешать его испытующим пальцам, которые уже почти распустили шнуровку.
Пэйс почувствовал, как учащается ее дыхание, когда он дотрагивается до ее сосков. Им обоим было трудно, но ему именно сейчас необходимо это прикосновение. Ему необходимо увериться, что она желает его так же сильно, как он ее.
– Как насчет деток? Я хочу, чтобы ты полностью оправилась от этого, прежде чем мы заведем еще ребенка.
Пэйс не мог поверить, что это говорит он сам. Его первым побуждением было взять ее, и к черту последствия, но совесть в этой внутренней борьбе победила.
– Говорят, что, когда женщина кормит, шансов забеременеть меньше.
Это показалось ему совершенно нелепым. У женщин, которые сами не кормили, а отдавали детей рабыням-кормилицам, редко бывало много детей, а у цветных кормилиц обычно по дюжине. Но спорить не хотелось. От четырех до шести недель. А две с лишним уже прошли. Значит, осталось не так уж долго.
– Я подожду. Пусть умру, но подождать стоит. Осторожно и нехотя Пэйс отвел руки, не поддаваясь соблазну до конца распустить шнуровку.
– Джексон согласен купить твою ферму. Хочу поблагодарить тебя за это предложение.
Она слегка вздрогнула, когда он снова задел ее грудь, прежде чем снять корсет.
– Папа Джон одобрил бы это. Я думаю, будь он жив, он бы обрадовался, что я вышла замуж за тебя.
Пэйс за ее спиной невесело усмехнулся:
Он не одобрил бы моего сегодняшнего поведения у церкви.
Нет. И я тоже чувствую, что это нехорошо, но иногда мне кажется, что другого выхода не было. И меня это смущает.
Пэйс снял жилет и в некотором замешательстве смотрел, как она стоит, из скромности повернувшись к нему спиной.
Ты не сердишься?
Я сержусь на Джо Митчелла. Я сержусь на того, кто затеял ссору в таком месте. Я сержусь на себя, что не знала, как остановить драку. Я сержусь гораздо сильнее, чем следовало бы, но ничего не могу с собой поделать.
Губы Пэйса дрогнули в улыбке – его насмешило, что Дора, желая поскорее прикрыть наготу, накинула ночную рубашку прежде, чем развязала тесемки нижних юбок. Он никогда раньше не имел дела со скромной женщиной. Такое поведение ему понравилось.
– Тебе ничего не надо делать, только заботиться о Фрэнсис и смотреть за домом. Пусть я калека, но я могу за себя постоять.
Она повернулась и храбро взглянула на него, хотя он в это время стаскивал с себя рубашку.
– Ты не калека, Пэйс Николлз. Я не желаю этого больше слышать ни от тебя, ни от кого-либо другого. Ты жив. Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что это для меня значит?
На глазах у нее навернулись слезы. Он с удивлением заметил их. Сколько он себя помнил, никто никогда не плакал из-за него прежде. Кроме Доры. Что-то встало на место, окончательно прояснилось, и он внимательно поглядел на жену.
– Ты тогда удержала меня от возвращения на войну, пока не кончилась битва. Почему?
В свете лампы слезы блестели, точно капли росы на васильках.
– Ты бы тогда погиб. Или встретил Чарли, который наверняка бы тебя убил.
Он не хотел ничего слышать.
– Как ты могла это знать? И откуда знала о времени сражения?
Бессмысленный, конечно, разговор, но дни, когда он в первый раз был с ней, неизгладимо врезались ему в память. Он ясно припомнил, как, вернувшись в Атланту, нашел один пепел. Теперь Пэйс был уверен, что Дора отдалась ему только для того, чтобы удержать от участия в том сражении. Он даже не понимал, как ко всему этому относиться.
– Я не знаю, – прошептала она. – Я всегда знала, где ты и как тебя найти. Я просто знала. Но это свойство с тех пор исчезло. Ты представляешь себе, как я страдала, не зная, где ты, после твоего отъезда?
Он этого не знал. И не хотел знать. До него лишь постепенно доходило ужасающее значение ее слов.
Соблазнив ангела своего детства, он буквально сверг его с небес на землю.
Глава 31
Любовь не ищет выгоду свою
И жертвует собой без слова,
Она живет лишь для другого,
И дарит Рай ему в Аду.
Уильям Блейк «Глина и камень»
Они увидели экипаж задолго до того, как тот подъехал, и успели поспешно привести себя в порядок, чтобы встретить посетителей. Когда экипаж остановился у ступеней парадного крыльца, Пэйс вежливо помог Джози сойти, затем вынул чемоданы, в то время как Дора радостно поздоровалась с Джози и взяла на руки Эми.
Была середина мая, Фрэнсис начала спать по ночам, и Дора снова чувствовала себя по-человечески. Но она никогда не выдерживала сравнения с пышущей здоровьем Джози и ее броскими нарядами. Занимаясь домашними делами, Дора все еще надевала серые квакерские платья. Рядом с элегантной Джози она чувствовала себя служанкой.
Отослав экипаж, Пэйс взбежал по лестнице и взял Эми на руки. Девочка радостно завизжала и обхватила дядю за шею. Дора почувствовала прилив нежности к мужу. Несмотря на свои недостатки, Пэйс был хорошим человеком – он добр к детям. Дети, кажется, радовали его больше, чем что-либо другое.
Пэйс отнесся к Джози с подобающей случаю вежливостью, и Дора не заметила каких-либо чувств, скрытых за внешней любезностью. Возможно, она принимала желаемое за действительное, но позволила себе слегка расслабиться, пока не обернулась и не уловила выражение лица Джози. В нем была грусть и жажда чего-то недостижимого. У Доры заныло под ложечкой.
– Приятно снова тебя видеть, Джози, – сказал Пэйс. – Что, многовато янки в Цинциннати?
Джози слабо улыбнулась.
– Папа говорит, что я нужна ему. Я должна буду жить с ним, но, – закончила она весело, – я оставила здесь, очень много платьев и не могу все это просто так бросить. Кроме того, я должна была в конце концов увидеть мою маленькую племянницу. Эми всю дорогу только о ней и говорила.
Пэйс усмехнулся и пощекотал животик Эми.
– Хочешь посмотреть на свою маленькую кузину, куколка? Знаешь, она уже выговаривает твое имя, – пошутил он.
Он отнес ее к лестнице, обращая больше внимания на веселый детский смех, чем на то, что между женщинами возникла натянутость.
Как только Пэйс вышел из комнаты, плечи Джози поникли.
– Я не могу здесь оставаться. Я думала, что смогу, но ничего не получится.
Доре хотелось закричать, что она, конечно, согласна. Она почти торжествовала от сознания, что. Джози в свое время сделала неправильный выбор, и теперь будет страдать от этого так же, как тогда страдал Пэйс. Но она не могла этому радоваться. И только сочувственно проговорила:
– Это и твой дом, Джози. Чарли хотел бы, чтобы ты жила здесь.
Джози бросила на нее проницательный взгляд:
– Не морочь мне голову своим квакерским смирением, Дора. Пэйс даже не взглянул на меня, да и на тебя не слишком обращает внимание. Мы обе в этом увязли, нравится нам это или нет. Должна признать, что ты оказалась умнее меня. Ты сделала правильный выбор. Но я лучше тебя знаю мужчин и смогу вернуть его, если надумаю. Он обожает Эми. Он пойдет на все ради нее.
Дора прямо встретила ее взгляд.
– У него теперь есть собственная дочь. Здесь не может быть никакого соперничества. Чего ты хочешь, Джози? Я вижу, как ты несчастна.
– Твои любимые словечки! – ехидно заметила Джози. – Жизнь в этом доме такая, что если бы не ты, я, может, давно бы задушила мамашу Николлз в ее постели, а если бы Чарли не убрался на войну, могла бы убить и его тоже. Трудно остаться молодой и невинной, выйдя замуж в такую семью.
В словах Джози таилось зерно истины. Дора боялась признаться себе в этом. Она указала на стул:
– Садись и расскажи мне, что у тебя на душе. Джози села и стала теребить перчатки.
– Мой отец говорит, что мне пора подумать о новом замужестве. Поэтому он зовет меня домой.
Дора заметила, что она была в темно-синем, а не в черном. Такой выбор нельзя было осудить, но он, возможно, указывал на недостаточное уважение к памяти молодого супруга, убитого во имя того, что он считал справедливым. Но вправе ли она порицать ее за это?
Ты еще молода, – осторожно произнесла Дора. – Эми нужен отец. Может быть, твой папа прав.
Я не хочу снова выходить замуж, – возразила Джози почти со злостью. – Я не хочу, чтобы еще один мужчина куражился надо мной. Я этого не сделаю. По словам папы, он хочет быть уверен, что земля после его смерти перейдет в надежные руки. Так почему бы не нанять кого-нибудь? Я не желаю, чтобы меня продавали, как рабыню на торгах.
Дора переплела пальцы и пристально посмотрела на невестку.
– Не так-то легко сейчас кого-нибудь нанять. Можешь спросить Пэйса. А твой отец нездоров. Его тревожит, что будет с тобой и с твоей матерью после его кончины. Я понимаю, почему он так говорит. – И не очень удачно добавила: – Но тебя я тоже понимаю.
Джози неподвижно смотрела мимо Доры в одну точку. Она готова была разрыдаться.
– Что мне делать? Дора немного подумала.
– Он не может принудить тебя к замужеству, – сказала она осторожно.
– Но если он завтра умрет, я не смогу содержать усадьбу в порядке. Она значит для него все. Это вся его жизнь. Ты же сама знаешь, как для тебя важна ферма твоего отца.
Дора промолчала о том, что охотно рассталась с фермой, когда подвернулся случай, ведь Пэйс сказал всем, что Джексон, как и прежде, только арендует участок.
– Разве ферма для твоего отца значила больше, чем ты? – спросила Дора тихо.
Джози было ощетинилась, но потом задумчиво ответила:
Не знаю. Может быть.
Если так, то он не заслуживает твоего уважения и ты не должна жертвовать собой ради него. Человек важнее, чем земля, Джози. Тем не менее, не пренебрегай пожеланиями своего отца. – И продолжала более осторожно: – Он может быть прав. Хороший человек тебя не обидит. Он будет любить и уважать тебя. Но не выходи замуж только для того, чтобы угодить отцу.