Страница:
Но ему очень хотелось чего-то, и это что-то было одобрение Доры. Она единственный в мире человек, который принимал его таким, какой он есть, и принимал с восхищением. Однако сейчас этот уютный покров одобрения ветшал на глазах, и Пэйс ощущал себя голым и уязвимым. Он не понимал, почему он так зависел от этой Маленькой женщины, и ему не нравилась его жажда одобрения с ее стороны.
Ведь он в ней самой не нуждался. Он завтра же мог уехать отсюда и создать себе новую, удобную жизнь. Пэйс получил образование. Где-нибудь, где нужен опытный адвокат, он найдет место, найдет других женщин. Он был близок с женщинами покрасивее Доры, чувственными, страстными, которые давали ему все, чего он желал. Может быть, в этом все его затруднения. Может быть, ему нужно физическое освобождение, которое от Доры он сейчас получить не может? Но Пэйс понимал, почему Дора сейчас не может удовлетворить его желание, и он понимал, что не сможет уехать.
У него теперь дочь. Он не желал этого ребенка, и Дора тоже, разумеется, о нем не просила, но все равно есть дочь, его плоть и кровь. И еще Пэйс знал, что значит быть нежеланным и нелюбимым ребенком. Его отец никогда не скрывал, что появление Пэйса на свет стало для него неприятным сюрпризом. И он, Пэйс, не позволит, чтобы его дитя испытало те же чувства, какие он сам испытывал в детстве. У Фрэнсис будет родной дом и любящие родители, чего он никогда не имел. И Дора его научит, как все это дать ребенку.
И еще: ему теперь есть, для чего жить. Дора, конечно, всегда могла бы найти мужа получше, но у Фрэнсис никогда не будет второго настоящего отца, любящего ее уже только за то, что она его дочь. Да, он сможет справиться с собой. И он хочет быть отцом и мужем, вот только как сделать так, чтобы Дора на него не набрасывалась?
Он услышал голодный, требовательный крик дочери и улыбнулся. Они с Фрэнсис похожи, они заодно, и Дора не сможет сопротивляться обоим сразу. Поднимаясь по лестнице, Пэйс знал, что не сделал Доре одолжения, женившись на ней. Он плохой муж, у него дурной характер, он скверный фермер. Но ведь она некогда видела в нем нечто достойное. Может быть, увидит это снова, а он тоже поймет, чем обладал, и снова найдет дорогу к утраченному.
Когда он вошел в спальню, Дора взглянула на него с удивлением. Страха в ее взгляде не было, или же она сумела быстро подавить его. Она не улыбнулась навстречу и снова обратила все внимание на ребенка, сосущего грудь. Да, черт возьми, он слишком долго сам не приникал к ее груди. Пэйс почувствовал напряжение в паху. Желание было сильным. Он обходился без женщины уже девять долгих месяцев. После тех июльских ночей с Дорой он не желал дешевых армейских шлюх. И самое любопытное, давно не желал ни одной женщины, кроме Доры.
И Пэйс даже не знает, почему желает ее. Такая она маленькая, хрупкая и вряд ли относится к тому чувственному типу, который он предпочитал раньше. Дора была неяркая.
Волосы такие светлые, что кажутся почти серебряными, и кожа на щеках тонкая и прозрачная, словно самый дорогой фарфор его матери. Но когда она смотрела на него своими чудесными синими очами, он видел перед собой ангела, и ему уже никакая другая не нужна была. Обладая небом, кто захочет опять опуститься на землю?
Да, он слишком налегал на поэзию в школе. Тем не менее, действовал Пэйс по привычке. Сидя в кресле, снял сапоги, встал, повесил сюртук в шкаф. Дора лампу не погасила, и он чувствовал не оборачиваясь, что жена пристально наблюдает за ним, но оба молчали.
Пэйс подождал, пока ребенок насытится, и только потом подошел к постели. Он снял рубашку, но оставил из чувства приличия кальсоны. Пэйс почувствовал, что, прежде чем отдать ребенка, Дора заколебалась, но, ничего не сказав, передала ему свою ношу и разрешила уложить Фрэнсис в колыбель. Он поцеловал беспокойную малышку в лобик, положил ее на бочок и укачивал, пока та не заснула. У нее были его волосы. Хорошо бы девочка унаследовала глаза матери.
Когда он подошел к постели, Дора поспешно задула лампу. Пэйс улыбнулся при виде такой запоздалой скромности, но ничего не сказал. Он сам немного нервничал и не мог понять отчего. Он знал, что нельзя себя навязывать Доре так скоро после родов, но не знал, когда это будет возможно. Она слишком хрупка, чтобы рожать часто и иметь много детей. С ней надо обращаться бережно. Хорошо бы расспросить на этот счет человека сведущего, но Дора как раз и была таким человеком, знающим ответы на подобные вопросы. Однако говорить с ней об этом сейчас невозможно.
Он так и лег в кальсонах, чтобы не встревожить ее больше, чем следует, при этом матрас сильно опустился под его тяжестью, и она слегка подпрыгнула.
– Спасибо за твою попытку защитить меня, – сказал Пэйс серьезно.
К. его удивлению, она разрыдалась и, отвернувшись, зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипывания.
Да, он, конечно, сказал это с некоторой выспренностью, но никак не ожидал подобной реакции. Вообще-то он думал, что Дора рассмеется. А он так давно не слышал ее смеха. И за это винил опять-таки себя.
Пэйс осторожно прикоснулся к ее руке. Дора ее не отдернула, но и не повернулась к нему.
– Прости, Дора. Ты меня удивила, вот и все. Я глазам своим не поверил.
– Я и сама от себя этого не ожидала, – плакала Дора. – И теперь не знаю, кто же я на самом деле. На душе у меня сейчас просто ужасно. Я ненавижу тех людей и всех, кто на них похож. Я устала от их угроз и оскорблений. Мне захотелось дать им сдачи. Мне захотелось этого. Но я не смогла. Я ничего не могу. Я такая никчемная и не знаю, как мне теперь быть.
И она так яростно стала бить кулаком в подушку, что Пэйс стал опасаться, как бы не полетели перья. Он ухватил ее кулак и сжал его в ладони.
– Дора, если тебе кто-нибудь из них угрожает, я хочу об этом знать. В этом мы с тобой заодно. Ты больше не одинока в этом мире. Когда ты была маленькой, ты била своей куклой по головам моих врагов. Теперь предоставь мне право поступать и с твоими недругами так же.
Она шмыгнула носом, разрешив ему удерживать свою руку, но так и не поворачивалась к нему лицом.
– Мне весь мир угрожает, и я устала это терпеть. И ты, Пэйс, помочь мне не сможешь. Я сама должна спасти себя.
Волосы у нее все еще были короткие, но уже достаточно отросли, чтобы виться на затылке и обрамлять завитками лицо. Пэйс погладил их своей большой ладонью.
– Ас квакерами ты чувствовала себя в безопасности, да?
Дора помолчала немного, потом ответила:
– Да, наверное. По крайней мере я не чувствовала себя одинокой, и они никогда не сделали мне ничего дурного.
Мир, где женщины и мужчины всегда разговаривали тихо и мягко и никогда не носили оружия, был совершенно чужд тому миру, который знал и в котором жил Пэйс. И у него возникло странное, непреодолимое желание покоя и тишины, но он знал, что не подходит этому мирному миру. Среди черт его характера никогда не было места покорности и послушанию. Он был категоричен и поступал в соответствии со своими мнениями, не сообразуясь с мнениями других людей. И квакеры, наверное, единожды нарушили бы свои принципы и застрелили его, попытайся он войти в их общину. Но Дора была с ними в безопасности, не то, что с ним, Пэйсом. Ему, правда, после событий сегодняшнего вечера не казалось, что Дора так уж беззащитна, но не хотелось ей возражать.
– А не могло бы помочь делу… Как ты думаешь, может, тебе хочется пойти со мной в церковь? – осторожно осведомился Пэйс.
Вот тут она повернулась. Повернулась и уставилась на него в темноте.
– Но ты же никогда в жизни не посещал церковь, Пэйс Николлз.
Он слегка пожал плечами.
– Но ведь меня крестили в ней когда-то, моя мать в свое время всегда ходила, Джози иногда туда захаживает. Возможно, это не такая уж плохая мысль. Ты сможешь больше и чаще выходить, видеться с людьми, с кем-то подружиться. И тогда, может быть, не станешь чувствовать себя такой одинокой.
Его мысль ее испугала. Пэйс мог это почувствовать по тому, как она вся напряглась под его прикосновением. Он не мог упрекнуть ее за это. Богобоязненные прихожане недолюбливали его и презирали. Да и Доре будет нелегко среди людей, которые многие годы насмехались над ее привычками и манерой говорить.
Пэйс понятия не имел, почему он сделал ей такое предложение, может, потому, что лишил Дору возможности бывать на собраниях и общаться с друзьями, живущими на другом берегу реки. Он пораскинул умом насчет других возможностей, которые были бы ей приемлемы.
– А как ты думаешь… Не соблаговолит ли твоя матушка тоже поехать?
Ах, черт возьми, все-таки удалось. Но теперь он не то, что сам будет являться в церковь, как в караул, ему и мать придется туда тащить на аркане, хотя легче иметь дело с эскадроном солдат.
Глава 29
Пасхальные службы уже закончились, к тому же Фрэнсис было рано выносить из дому в первое воскресенье после того, как Пэйс сделал свое невероятное предложение. Но на второй пасхальной неделе Дора дала понять, что принимает его.
Дора не смогла уговорить Харриет облачиться подобающим образом и показаться на людях, но надела на Фрэнсис длинное платьице из хлопка, отделанное аппликациями и кружевами, и подходящий к нему чепчик, а для себя отважилась перешить одно из старых платьев Джози. Дора не выбрала бы для своего туалета палевый цвет, но он достаточно резко отличался от тех оттенков серого, который она носила в последние годы. Дора чувствовала себя необычайно женственной в надетых одна на другую нижних юбках, которые Джози уже не носила. И осознала это еще сильнее, заметив огонек желания в глазах Пэйса, взглянувшего на нее, когда она спускалась по лестнице.
– Я никогда не видел тебя такой, – прошептал Пэйс.
Он взял ее за руку и отступил назад, чтобы получше разглядеть. Затем повернул, с восхищением осмотрел атласный бант, круто развернул в обратную сторону, потом заглянул под чепчик, на личико спящей дочурки.
– Вы обе очень красивы.
Дора нервно переступила с ноги на ногу.
– Как моя шляпка? Она… твоя… матушка сказала, что Джози не будет против, если я надену это платье, но оно кажется ужасно дорогим.
Глаза Пэйса внезапно наполнились страданием, и он погладил Дору по щеке.
– Ты выглядишь безупречно, Дора, но ты не должна ради меня менять свои привычки. Ты можешь носить серое и говорить всем «ты» сколько угодно. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы не обращать на это внимания.
Дора прижала к себе ребенка.
– Ты, но не другие. Другие замечают только то, что на поверхности. Простая речь и простая одежда предназначены для того, чтобы избежать суетности, уравнять нас, но в этом новом мире так не получается. Если… ты должен быть фермером, то я буду женой фермера. Пэйс, я хочу, чтобы нас здесь признали, если не ради нас самих, то ради нашей дочери.
Против этого он не мог ничего возразить. Пэйс взял спящего младенца из рук жены и проводил ее к ожидавшему экипажу.
Накануне вечером Дора отгладила изящно простроченные складки полотняной рубашки Пэйса и теперь разглядывала, под высоким воротником и галстуком, результат своих усилий. Слишком длинные волосы Пэйса не были подстрижены по моде, не отвечало моде и его гладко выбритое лицо, но Дора считала его самым красивым мужчиной на свете. Ей хотелось погладить высокую скулу, когда он повернулся к ней в профиль и взял поводья. Но она лишь приняла Фрэнсис на руки и устремила взгляд на дорогу. Дора родила лишь две недели назад. Она не имела права на подобные мысли.
Супруги приехали рано, но люди уже ждали на ступенях церкви и кружили между повозок. Доре показалось, что, когда Пэйс остановился, все повернулись и уставились на них, но она не поддалась своим опасениям. Она сделал это ради Фрэнсис. И ради Пэйса, хотя он не позволил бы ей признаться в этом. Ему не меньше, чем ей, нужно было признание. Не всеми. Одному Богу было известно, как много в этих краях невежества, которое создало бы им врагов больше, нежели они могли сосчитать. Но здесь жили и хорошие люди, люди, которым помогал Пэйс, женщины, которым Дора помогала при родах, помогала нянчить детей. Не мог весь город презирать их за убеждения. Кто-то должен протянуть им руку помощи.
Однако сейчас никто не двигался. Дора высоко подняла голову, когда Пэйс помог ей выйти из экипажа, но почти ощущала кожей тишину. Никто не обратился к ним с дружеским приветствием. Никто не подошел поздороваться или перекинуться парой слов о погоде. Все взгляды следовали за ними, когда Пэйс переводил Дору через улицу к церкви. Заслонив рот ладонью, люди перешептывались, но никто ничего не сказал, пока они не вступили в прохладный сумрак церкви.
Дора чувствовала, что мнет тонкую ткань его сюртука, но не могла разжать пальцы. Пока ее глаза привыкали к тусклому освещению, она старалась рассмотреть обстановку. Эта церковь с ее высоким, пышно убранным алтарем и резными скамьями, была для нее непривычной. Пронизанный пылинками столб света пробудил в ней давние воспоминания о другой церкви, с цветными витражами, о матери, державшей ее за руку и просившей вести себя потише. В то время она еще не была чужда церкви. По рождению она принадлежала к более состоятельной, чем эта, но могла освоиться и здесь. Господь есть Господь, какой бы ни была церковь.
Она успокоилась, и Пэйс усадил ее на скамью. Несколько пожилых женщин в темных платьях подошли посмотреть на ребенка, и Дора почувствовала себя увереннее. Каждой матери приятно показать своего прелестного младенца. Она наслаждалась их восторженными «о-о-о» и «а-а-х». Фрэнсис же беспокойно заерзала, но не проснулась.
Все больше прихожан вереницей входили в церковь, и Дора почувствовала, как напрягся Пэйс. Старые дамы торопливо вернулись на свои скамьи. В церкви становилось шумно. Дора догадывалась, что пришедшие раньше уже сообщили остальным об их присутствии. Она ощущала направленные на них удивленные взгляды, но все поспешно занимали свои места. Времени для дальнейших разговоров уже не было.
Понадобилось несколько минут, чтобы она осознала: все скамьи вокруг заполнены, но никто не садился рядом с ними. Она настолько привыкла к одиночеству, что это обстоятельство поначалу не поразило ее, но Пэйс, должно быть, заметил это раньше. Он принадлежал к общине, а она нет. Ему подобало оставаться на ступеньках церкви, обмениваясь новостями с другими мужчинами, и только теперь поспешно войти вместе с опаздывающими. Но никто не осмеливался выказывать дружбу человеку, сражавшемуся на стороне янки.
Закусив губу, Дора обернулась, чтобы посмотреть, нет ли среди опоздавших знакомых. Она увидела Салли, которая с двумя старшими детьми нерешительно остановилась недалеко у входа. Билли Джон держал маленького. Он словно не видел, что рядом с Пэйсом есть свободные места, и старался найти другие.
Салли встретилась взглядом с Дорой, посмотрела на как бы окаменевшего Пэйса рядом с ней и, невзирая на собственного мужа, решительно зашагала по проходу между рядами, ведя за собой ребятишек. Она плюхнулась на скамью, раскинув широкие юбки, усадила детей, потом взяла Фрэнсис и стала агукать, пока та не улыбнулась.
Билли Джон с изумлением уставился на жену. По церкви пробежал шепоток, и большие уши Билли покраснели. На скамье оставалось свободным только одно место, рядом с женой. Или же он мог найти место для себя на другой стороне церкви. Нахмурившись, Билли проследовал к своей половине.
Напряженная поза Пэйса ничуть не изменилась, но он кивнул в знак приветствия. Появление проповедника избавило его от необходимости беседовать.
К тому времени, когда служба закончилась, а обе женщины по очереди успокаивали закапризничавших детей, Пэйс немного успокоился. Было почти невозможно оставаться холодным и официальным, вытирая мокрые носы, доставая из карманов веревочки и ключи, чтобы позабавить ребятишек. А когда умолк церковный хор, Пэйс уже держал на плечах одного малыша, а Билли Джон – другого, и они чуть не выбежали из церкви.
Салли, глядя на них, рассмеялась, а Дора улыбнулась вымученной улыбкой. Она знала, что предстоящие ей испытания только начинаются, но Фрэнсис нуждалась в защите и сама была ее щитом. Внезапно почувствовав себя неловко во множестве непривычных для нее нижних юбок, Дора медленно шла по проходу рядом с Салли. Несколько женщин остановились, чтобы поглядеть на младенцев. Они болтали с Салли и с любопытством посматривали на Дору, но никто не сказал ничего грубого. Дора никогда не вызывала к себе пристального внимания. Горожане не одобряли верования квакеров, но не могли не признать умения молодой женщины ухаживать за больными, поэтому не знали, как себя вести, и это замешательство позволило ей спокойно пройти.
Пэйсу повезло меньше. Еще не дойдя до дверей, Дора услышала доносящиеся с улицы громкие голоса и узнала среди них голос мужа. Она ускорила шаг, ее шелковые юбки зашелестели по церковным ступеням. В толпе, собравшейся возле церкви, она поискала взглядом знакомый серый цилиндр Пэйса и сразу узнала его противника, похожего на свинью.
– Ты проклятый вор и убийца, Николлз! Толстяк угрожающе потрясал громадным кулаком перед самым лицом ее мужа. Из-под шелковой шляпы по его круглому лицу струился пот.
– Я еще увижу, как тебя повесят!
– Ты гнусный паразит, Паттерсон. Куда делись те два слизняка, которых ты раскопал, чтобы запугивать мою семью? Если бы существовали законы для скотов, я бы всех вас привлек к суду.
Мужчина по имени Паттерсон сжал кулаки.
– Эй ты, друг черномазых, да я тебя…
Оба противника оказались в центре круга, и у Доры перехватило дыхание. Нет, она не допустит драки в первый же раз, когда она приехала в город с Пэйсом как его жена. В ярости она пробилась сквозь окружение.
– Немедленно перестаньте! Сегодня воскресенье! Это безбожно так вести себя в день Господний.
Пэйс и Паттерсон обернулись и зло посмотрели на нее. Их замешательство дало время Джо Митчеллу войти в круг и примирительно сказать:
– Вы совершенно правы, миссис Николлз. Здесь не время и не место для ссоры. – Он повернулся к Пэйсу, слегка наморщив свой красивый лоб: – Тем не менее, Пэйс, вам придется кое за что ответить. Убит человек, и пропало не только ценное имущество, но и документы, имеющие важное значение для граждан этого города. Вы единственный янки во всей округе, у кого могли быть основания освободить рабов.
Дора видела, как загорелое лицо Пэйса отвердело, но он сумел сдержаться.
– Ay вас есть свидетели? Я слышал, что надсмотрщик остался жив и может дать показания.
Митчелл сморщился еще больше.
– Надсмотрщик утверждает, что это сделал один из рабов, но всем прекрасно известно, что рабы Хомера были закованы в цепи.
Паттерсон снова потряс кулаком перед носом у Пэйса.
– И все прекрасно знают, кто разбил эти цепи. Пэйс оттолкнул кулак.
– Докажи это в суде, Паттерсон. А сейчас, черт возьми, убери руки.
– Мы подадим в суд, Пэйс, если потребуется, – закричал Джо, перекрикивая ворчание Паттерсона. – У нас законопослушный город, и мы не допустим, чтобы проклятые головорезы вроде тебя взяли над нами верх.
Это последнее оскорбление со стороны человека, который каждую минуту своей жизни лгал, воровал и мошенничал, все решило, и даже Дора это поняла. Когда Пэйс сжал кулаки и закричал: «Не мешай, Дора, садись в экипаж!» – она только покорно вздохнула и встала между обоими мужчинами. Быстрым движением она сняла с Пэйса цилиндр и взяла его в ту же руку, на которой держала Фрэнсис, и протянула свободную руку между противниками.
– Не хочу выводить пятна крови с твоего воскресного сюртука, Пэйс Николлз.
Не глядя на нее, Пэйс снял тесный сюртук и отдал ей. Паттерсон неуклюже пытался снять свой, но руки у него застряли в рукавах, и Пэйс мог нанести ему первый удар, однако он ждал, пока Дора уйдет.
– Я буду у Салли, – предупредила она, – для Фрэнсис в экипаже слишком жарко.
Ей показалось, что выражение его лица на секунду смягчилось, когда он взглянул на нее и на дочь. Возможно, в его глазах даже промелькнуло что-то вроде просьбы извинить, но затем это выражение исчезло, и он нацелился в толстый живот Паттерсона. Дора поспешила уйти, а толпа сомкнулась вокруг противников, поощряя их криками. Послышался перекрывавший шум толпы властный голос проповедника, поспешившего вмешаться, но Дора уже последовала за Салли в лавку, в прохладу скромной гостиной. Она достаточно долго сегодня привлекала к себе всеобщее внимание, к тому же Фрэнсис начала беспокойно ерзать от первых позывов голода.
– Ох уж эти мужчины! Могли бы найти другой способ улаживать свои ссоры. – Салли бросилась на диван, набитый конским волосом, и стала укачивать хнычущего младенца.
– Я тоже так думаю, – вежливо согласилась Дора, хотя, услышав сегодня перебранку, она уже не знала, есть ли другой способ. Возможно, Пэйс действительно освободил рабов, тогда морально он прав, так как избавил их от страданий. Возможно, по федеральному закону он был прав юридически, хотя в последнем Дора сильно сомневалась. Она не могла представить, что Пэйс лично виновен в смерти Хомера, во всяком случае, надеялась, что это не так, но не могла оправдать убийство ни при каких обстоятельствах. Воздаяние злом за зло не давало в конечном счете добро. Ситуация была безнадежно запутанной, и каждый из противников был по-своему прав. Суд не мог бы разрешить ее ко всеобщему удовлетворению.
Однако появление на сцене Джо Митчелла заставило Дору встать на сторону Пэйса. Дора знала, что если Джо Митчелл имел отношение к тому, что произошло тогда ночью, то Пэйс поступил правильно. Если бы мог, Джо извлек бы выгоду даже из смерти собственной матери и не оставил никаких следов. Дора понимала, почему Пэйс так зол. Ей даже хотелось, чтобы он расквасил нос Джо, а не этому несчастному толстяку.
Придя в ужас от подобных чувств, Дора заставила себя думать и отвлекла Салли, расстегнув лиф платья, чтобы покормить Фрэнсис, Она с благодарностью взяла шаль, которую ей подала Салли, и прикрылась на случай внезапного появления мужчин.
Шум и крики продолжались недолго. Салли выглянула в окно гостиной узнать, что происходит, и сообщила, что толпа расходится, затем отправила малышей наверх и осталась с Дорой.
Дора еще не закончила кормить девочку, когда раздался топот двух пар башмаков у входной двери. Дора аккуратно поправила шаль и уселась на диване поудобнее.
Дверь гостиной отворилась. Даже не глядя, Дора знала, что на пороге стоит Пэйс. За ним виднелся Билли Джон. Оба вежливо остановились в дверях. Билли Джон что-то пробормотал насчет того, что поднимется наверх посмотреть, как там детишки, и его башмаки застучали по лестнице. Пэйс остался и терпеливо ждал, пока жена кончит кормить. Его недавно выглаженная рубашка была испачкана, один рукав разорван по шву и свисал с плеча. Волосы упали на лоб, на щеках была кровь, но, видимо, чужая. Однако в глазах не было торжества, а лишь выражение мертвенной пустоты, которое появилось у него после возвращения с войны. Одно время Дора думала, что оно уже в прошлом. Она ошибалась.
– Если ты уже заканчиваешь, я подгоню экипаж, – натянуто сказал он. Дора кивнула и с нескрываемой грустью посмотрела ему вслед. Салли поагукала младенцу, но ничего не говорила, пока Дора застегивала лиф и собиралась уходить. Потом взяла у нее ребенка и сказала:
– Тебе необходимо кое о чем знать, Дора. Застегивая последние пуговицы, та с удивлением посмотрела на Салли. Хозяйка лавки передала ей Фрэнсис.
– Билли Джон говорит, что у Джо Митчелла имеются документы почти на каждый земельный участок от реки до железной дороги.
Дора смотрела, ничего не понимая. Салли огорченно взглянула на нее:
– Ты ни разу не видела карту? Ваша с Пэйсом усадьба и твоя ферма расположены как раз посередине этого участка.
До Доры сразу дошел смысл услышанного, но она подумала, что, когда будет время, надо все как следует осмыслить, а пока что у нее одна-единственная цель и забота – избавить Пэйса от этого ужасного скорбного взгляда.
Глава 30
По дороге домой Дора не позволила себе никаких упреков, но Пэйс воспринял ее молчание как неодобрение. Он знал, что Дора не станет его пилить или читать нотации, но ее молчание говорило само за себя. Он понимал, что она думает о нем, но не мог стать таким, каким жена хотела его видеть. Дора знала, за кого выходит замуж. Он дал ей свое имя, ребенок родился в законном браке, а большего она не должна ожидать или требовать.
Но, черт побери, ведь жена ничего и не просила. Дора никогда ни о чем не просила. Она только смотрела на него большими голубыми глазами, и Пэйс чувствовал себя или героем, или ничтожеством. В данную минуту скорее последним. Уж лучше бы она кричала на него. С этим бы он справился.
Ведь он в ней самой не нуждался. Он завтра же мог уехать отсюда и создать себе новую, удобную жизнь. Пэйс получил образование. Где-нибудь, где нужен опытный адвокат, он найдет место, найдет других женщин. Он был близок с женщинами покрасивее Доры, чувственными, страстными, которые давали ему все, чего он желал. Может быть, в этом все его затруднения. Может быть, ему нужно физическое освобождение, которое от Доры он сейчас получить не может? Но Пэйс понимал, почему Дора сейчас не может удовлетворить его желание, и он понимал, что не сможет уехать.
У него теперь дочь. Он не желал этого ребенка, и Дора тоже, разумеется, о нем не просила, но все равно есть дочь, его плоть и кровь. И еще Пэйс знал, что значит быть нежеланным и нелюбимым ребенком. Его отец никогда не скрывал, что появление Пэйса на свет стало для него неприятным сюрпризом. И он, Пэйс, не позволит, чтобы его дитя испытало те же чувства, какие он сам испытывал в детстве. У Фрэнсис будет родной дом и любящие родители, чего он никогда не имел. И Дора его научит, как все это дать ребенку.
И еще: ему теперь есть, для чего жить. Дора, конечно, всегда могла бы найти мужа получше, но у Фрэнсис никогда не будет второго настоящего отца, любящего ее уже только за то, что она его дочь. Да, он сможет справиться с собой. И он хочет быть отцом и мужем, вот только как сделать так, чтобы Дора на него не набрасывалась?
Он услышал голодный, требовательный крик дочери и улыбнулся. Они с Фрэнсис похожи, они заодно, и Дора не сможет сопротивляться обоим сразу. Поднимаясь по лестнице, Пэйс знал, что не сделал Доре одолжения, женившись на ней. Он плохой муж, у него дурной характер, он скверный фермер. Но ведь она некогда видела в нем нечто достойное. Может быть, увидит это снова, а он тоже поймет, чем обладал, и снова найдет дорогу к утраченному.
Когда он вошел в спальню, Дора взглянула на него с удивлением. Страха в ее взгляде не было, или же она сумела быстро подавить его. Она не улыбнулась навстречу и снова обратила все внимание на ребенка, сосущего грудь. Да, черт возьми, он слишком долго сам не приникал к ее груди. Пэйс почувствовал напряжение в паху. Желание было сильным. Он обходился без женщины уже девять долгих месяцев. После тех июльских ночей с Дорой он не желал дешевых армейских шлюх. И самое любопытное, давно не желал ни одной женщины, кроме Доры.
И Пэйс даже не знает, почему желает ее. Такая она маленькая, хрупкая и вряд ли относится к тому чувственному типу, который он предпочитал раньше. Дора была неяркая.
Волосы такие светлые, что кажутся почти серебряными, и кожа на щеках тонкая и прозрачная, словно самый дорогой фарфор его матери. Но когда она смотрела на него своими чудесными синими очами, он видел перед собой ангела, и ему уже никакая другая не нужна была. Обладая небом, кто захочет опять опуститься на землю?
Да, он слишком налегал на поэзию в школе. Тем не менее, действовал Пэйс по привычке. Сидя в кресле, снял сапоги, встал, повесил сюртук в шкаф. Дора лампу не погасила, и он чувствовал не оборачиваясь, что жена пристально наблюдает за ним, но оба молчали.
Пэйс подождал, пока ребенок насытится, и только потом подошел к постели. Он снял рубашку, но оставил из чувства приличия кальсоны. Пэйс почувствовал, что, прежде чем отдать ребенка, Дора заколебалась, но, ничего не сказав, передала ему свою ношу и разрешила уложить Фрэнсис в колыбель. Он поцеловал беспокойную малышку в лобик, положил ее на бочок и укачивал, пока та не заснула. У нее были его волосы. Хорошо бы девочка унаследовала глаза матери.
Когда он подошел к постели, Дора поспешно задула лампу. Пэйс улыбнулся при виде такой запоздалой скромности, но ничего не сказал. Он сам немного нервничал и не мог понять отчего. Он знал, что нельзя себя навязывать Доре так скоро после родов, но не знал, когда это будет возможно. Она слишком хрупка, чтобы рожать часто и иметь много детей. С ней надо обращаться бережно. Хорошо бы расспросить на этот счет человека сведущего, но Дора как раз и была таким человеком, знающим ответы на подобные вопросы. Однако говорить с ней об этом сейчас невозможно.
Он так и лег в кальсонах, чтобы не встревожить ее больше, чем следует, при этом матрас сильно опустился под его тяжестью, и она слегка подпрыгнула.
– Спасибо за твою попытку защитить меня, – сказал Пэйс серьезно.
К. его удивлению, она разрыдалась и, отвернувшись, зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипывания.
Да, он, конечно, сказал это с некоторой выспренностью, но никак не ожидал подобной реакции. Вообще-то он думал, что Дора рассмеется. А он так давно не слышал ее смеха. И за это винил опять-таки себя.
Пэйс осторожно прикоснулся к ее руке. Дора ее не отдернула, но и не повернулась к нему.
– Прости, Дора. Ты меня удивила, вот и все. Я глазам своим не поверил.
– Я и сама от себя этого не ожидала, – плакала Дора. – И теперь не знаю, кто же я на самом деле. На душе у меня сейчас просто ужасно. Я ненавижу тех людей и всех, кто на них похож. Я устала от их угроз и оскорблений. Мне захотелось дать им сдачи. Мне захотелось этого. Но я не смогла. Я ничего не могу. Я такая никчемная и не знаю, как мне теперь быть.
И она так яростно стала бить кулаком в подушку, что Пэйс стал опасаться, как бы не полетели перья. Он ухватил ее кулак и сжал его в ладони.
– Дора, если тебе кто-нибудь из них угрожает, я хочу об этом знать. В этом мы с тобой заодно. Ты больше не одинока в этом мире. Когда ты была маленькой, ты била своей куклой по головам моих врагов. Теперь предоставь мне право поступать и с твоими недругами так же.
Она шмыгнула носом, разрешив ему удерживать свою руку, но так и не поворачивалась к нему лицом.
– Мне весь мир угрожает, и я устала это терпеть. И ты, Пэйс, помочь мне не сможешь. Я сама должна спасти себя.
Волосы у нее все еще были короткие, но уже достаточно отросли, чтобы виться на затылке и обрамлять завитками лицо. Пэйс погладил их своей большой ладонью.
– Ас квакерами ты чувствовала себя в безопасности, да?
Дора помолчала немного, потом ответила:
– Да, наверное. По крайней мере я не чувствовала себя одинокой, и они никогда не сделали мне ничего дурного.
Мир, где женщины и мужчины всегда разговаривали тихо и мягко и никогда не носили оружия, был совершенно чужд тому миру, который знал и в котором жил Пэйс. И у него возникло странное, непреодолимое желание покоя и тишины, но он знал, что не подходит этому мирному миру. Среди черт его характера никогда не было места покорности и послушанию. Он был категоричен и поступал в соответствии со своими мнениями, не сообразуясь с мнениями других людей. И квакеры, наверное, единожды нарушили бы свои принципы и застрелили его, попытайся он войти в их общину. Но Дора была с ними в безопасности, не то, что с ним, Пэйсом. Ему, правда, после событий сегодняшнего вечера не казалось, что Дора так уж беззащитна, но не хотелось ей возражать.
– А не могло бы помочь делу… Как ты думаешь, может, тебе хочется пойти со мной в церковь? – осторожно осведомился Пэйс.
Вот тут она повернулась. Повернулась и уставилась на него в темноте.
– Но ты же никогда в жизни не посещал церковь, Пэйс Николлз.
Он слегка пожал плечами.
– Но ведь меня крестили в ней когда-то, моя мать в свое время всегда ходила, Джози иногда туда захаживает. Возможно, это не такая уж плохая мысль. Ты сможешь больше и чаще выходить, видеться с людьми, с кем-то подружиться. И тогда, может быть, не станешь чувствовать себя такой одинокой.
Его мысль ее испугала. Пэйс мог это почувствовать по тому, как она вся напряглась под его прикосновением. Он не мог упрекнуть ее за это. Богобоязненные прихожане недолюбливали его и презирали. Да и Доре будет нелегко среди людей, которые многие годы насмехались над ее привычками и манерой говорить.
Пэйс понятия не имел, почему он сделал ей такое предложение, может, потому, что лишил Дору возможности бывать на собраниях и общаться с друзьями, живущими на другом берегу реки. Он пораскинул умом насчет других возможностей, которые были бы ей приемлемы.
– А как ты думаешь… Не соблаговолит ли твоя матушка тоже поехать?
Ах, черт возьми, все-таки удалось. Но теперь он не то, что сам будет являться в церковь, как в караул, ему и мать придется туда тащить на аркане, хотя легче иметь дело с эскадроном солдат.
Глава 29
Существуют три способа переносить
жизненные невзгоды: с безразличием ко всему,
с помощью философии или религии.
Чарлз Калеб Колтон «Лакон»
Пасхальные службы уже закончились, к тому же Фрэнсис было рано выносить из дому в первое воскресенье после того, как Пэйс сделал свое невероятное предложение. Но на второй пасхальной неделе Дора дала понять, что принимает его.
Дора не смогла уговорить Харриет облачиться подобающим образом и показаться на людях, но надела на Фрэнсис длинное платьице из хлопка, отделанное аппликациями и кружевами, и подходящий к нему чепчик, а для себя отважилась перешить одно из старых платьев Джози. Дора не выбрала бы для своего туалета палевый цвет, но он достаточно резко отличался от тех оттенков серого, который она носила в последние годы. Дора чувствовала себя необычайно женственной в надетых одна на другую нижних юбках, которые Джози уже не носила. И осознала это еще сильнее, заметив огонек желания в глазах Пэйса, взглянувшего на нее, когда она спускалась по лестнице.
– Я никогда не видел тебя такой, – прошептал Пэйс.
Он взял ее за руку и отступил назад, чтобы получше разглядеть. Затем повернул, с восхищением осмотрел атласный бант, круто развернул в обратную сторону, потом заглянул под чепчик, на личико спящей дочурки.
– Вы обе очень красивы.
Дора нервно переступила с ноги на ногу.
– Как моя шляпка? Она… твоя… матушка сказала, что Джози не будет против, если я надену это платье, но оно кажется ужасно дорогим.
Глаза Пэйса внезапно наполнились страданием, и он погладил Дору по щеке.
– Ты выглядишь безупречно, Дора, но ты не должна ради меня менять свои привычки. Ты можешь носить серое и говорить всем «ты» сколько угодно. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы не обращать на это внимания.
Дора прижала к себе ребенка.
– Ты, но не другие. Другие замечают только то, что на поверхности. Простая речь и простая одежда предназначены для того, чтобы избежать суетности, уравнять нас, но в этом новом мире так не получается. Если… ты должен быть фермером, то я буду женой фермера. Пэйс, я хочу, чтобы нас здесь признали, если не ради нас самих, то ради нашей дочери.
Против этого он не мог ничего возразить. Пэйс взял спящего младенца из рук жены и проводил ее к ожидавшему экипажу.
Накануне вечером Дора отгладила изящно простроченные складки полотняной рубашки Пэйса и теперь разглядывала, под высоким воротником и галстуком, результат своих усилий. Слишком длинные волосы Пэйса не были подстрижены по моде, не отвечало моде и его гладко выбритое лицо, но Дора считала его самым красивым мужчиной на свете. Ей хотелось погладить высокую скулу, когда он повернулся к ней в профиль и взял поводья. Но она лишь приняла Фрэнсис на руки и устремила взгляд на дорогу. Дора родила лишь две недели назад. Она не имела права на подобные мысли.
Супруги приехали рано, но люди уже ждали на ступенях церкви и кружили между повозок. Доре показалось, что, когда Пэйс остановился, все повернулись и уставились на них, но она не поддалась своим опасениям. Она сделал это ради Фрэнсис. И ради Пэйса, хотя он не позволил бы ей признаться в этом. Ему не меньше, чем ей, нужно было признание. Не всеми. Одному Богу было известно, как много в этих краях невежества, которое создало бы им врагов больше, нежели они могли сосчитать. Но здесь жили и хорошие люди, люди, которым помогал Пэйс, женщины, которым Дора помогала при родах, помогала нянчить детей. Не мог весь город презирать их за убеждения. Кто-то должен протянуть им руку помощи.
Однако сейчас никто не двигался. Дора высоко подняла голову, когда Пэйс помог ей выйти из экипажа, но почти ощущала кожей тишину. Никто не обратился к ним с дружеским приветствием. Никто не подошел поздороваться или перекинуться парой слов о погоде. Все взгляды следовали за ними, когда Пэйс переводил Дору через улицу к церкви. Заслонив рот ладонью, люди перешептывались, но никто ничего не сказал, пока они не вступили в прохладный сумрак церкви.
Дора чувствовала, что мнет тонкую ткань его сюртука, но не могла разжать пальцы. Пока ее глаза привыкали к тусклому освещению, она старалась рассмотреть обстановку. Эта церковь с ее высоким, пышно убранным алтарем и резными скамьями, была для нее непривычной. Пронизанный пылинками столб света пробудил в ней давние воспоминания о другой церкви, с цветными витражами, о матери, державшей ее за руку и просившей вести себя потише. В то время она еще не была чужда церкви. По рождению она принадлежала к более состоятельной, чем эта, но могла освоиться и здесь. Господь есть Господь, какой бы ни была церковь.
Она успокоилась, и Пэйс усадил ее на скамью. Несколько пожилых женщин в темных платьях подошли посмотреть на ребенка, и Дора почувствовала себя увереннее. Каждой матери приятно показать своего прелестного младенца. Она наслаждалась их восторженными «о-о-о» и «а-а-х». Фрэнсис же беспокойно заерзала, но не проснулась.
Все больше прихожан вереницей входили в церковь, и Дора почувствовала, как напрягся Пэйс. Старые дамы торопливо вернулись на свои скамьи. В церкви становилось шумно. Дора догадывалась, что пришедшие раньше уже сообщили остальным об их присутствии. Она ощущала направленные на них удивленные взгляды, но все поспешно занимали свои места. Времени для дальнейших разговоров уже не было.
Понадобилось несколько минут, чтобы она осознала: все скамьи вокруг заполнены, но никто не садился рядом с ними. Она настолько привыкла к одиночеству, что это обстоятельство поначалу не поразило ее, но Пэйс, должно быть, заметил это раньше. Он принадлежал к общине, а она нет. Ему подобало оставаться на ступеньках церкви, обмениваясь новостями с другими мужчинами, и только теперь поспешно войти вместе с опаздывающими. Но никто не осмеливался выказывать дружбу человеку, сражавшемуся на стороне янки.
Закусив губу, Дора обернулась, чтобы посмотреть, нет ли среди опоздавших знакомых. Она увидела Салли, которая с двумя старшими детьми нерешительно остановилась недалеко у входа. Билли Джон держал маленького. Он словно не видел, что рядом с Пэйсом есть свободные места, и старался найти другие.
Салли встретилась взглядом с Дорой, посмотрела на как бы окаменевшего Пэйса рядом с ней и, невзирая на собственного мужа, решительно зашагала по проходу между рядами, ведя за собой ребятишек. Она плюхнулась на скамью, раскинув широкие юбки, усадила детей, потом взяла Фрэнсис и стала агукать, пока та не улыбнулась.
Билли Джон с изумлением уставился на жену. По церкви пробежал шепоток, и большие уши Билли покраснели. На скамье оставалось свободным только одно место, рядом с женой. Или же он мог найти место для себя на другой стороне церкви. Нахмурившись, Билли проследовал к своей половине.
Напряженная поза Пэйса ничуть не изменилась, но он кивнул в знак приветствия. Появление проповедника избавило его от необходимости беседовать.
К тому времени, когда служба закончилась, а обе женщины по очереди успокаивали закапризничавших детей, Пэйс немного успокоился. Было почти невозможно оставаться холодным и официальным, вытирая мокрые носы, доставая из карманов веревочки и ключи, чтобы позабавить ребятишек. А когда умолк церковный хор, Пэйс уже держал на плечах одного малыша, а Билли Джон – другого, и они чуть не выбежали из церкви.
Салли, глядя на них, рассмеялась, а Дора улыбнулась вымученной улыбкой. Она знала, что предстоящие ей испытания только начинаются, но Фрэнсис нуждалась в защите и сама была ее щитом. Внезапно почувствовав себя неловко во множестве непривычных для нее нижних юбок, Дора медленно шла по проходу рядом с Салли. Несколько женщин остановились, чтобы поглядеть на младенцев. Они болтали с Салли и с любопытством посматривали на Дору, но никто не сказал ничего грубого. Дора никогда не вызывала к себе пристального внимания. Горожане не одобряли верования квакеров, но не могли не признать умения молодой женщины ухаживать за больными, поэтому не знали, как себя вести, и это замешательство позволило ей спокойно пройти.
Пэйсу повезло меньше. Еще не дойдя до дверей, Дора услышала доносящиеся с улицы громкие голоса и узнала среди них голос мужа. Она ускорила шаг, ее шелковые юбки зашелестели по церковным ступеням. В толпе, собравшейся возле церкви, она поискала взглядом знакомый серый цилиндр Пэйса и сразу узнала его противника, похожего на свинью.
– Ты проклятый вор и убийца, Николлз! Толстяк угрожающе потрясал громадным кулаком перед самым лицом ее мужа. Из-под шелковой шляпы по его круглому лицу струился пот.
– Я еще увижу, как тебя повесят!
– Ты гнусный паразит, Паттерсон. Куда делись те два слизняка, которых ты раскопал, чтобы запугивать мою семью? Если бы существовали законы для скотов, я бы всех вас привлек к суду.
Мужчина по имени Паттерсон сжал кулаки.
– Эй ты, друг черномазых, да я тебя…
Оба противника оказались в центре круга, и у Доры перехватило дыхание. Нет, она не допустит драки в первый же раз, когда она приехала в город с Пэйсом как его жена. В ярости она пробилась сквозь окружение.
– Немедленно перестаньте! Сегодня воскресенье! Это безбожно так вести себя в день Господний.
Пэйс и Паттерсон обернулись и зло посмотрели на нее. Их замешательство дало время Джо Митчеллу войти в круг и примирительно сказать:
– Вы совершенно правы, миссис Николлз. Здесь не время и не место для ссоры. – Он повернулся к Пэйсу, слегка наморщив свой красивый лоб: – Тем не менее, Пэйс, вам придется кое за что ответить. Убит человек, и пропало не только ценное имущество, но и документы, имеющие важное значение для граждан этого города. Вы единственный янки во всей округе, у кого могли быть основания освободить рабов.
Дора видела, как загорелое лицо Пэйса отвердело, но он сумел сдержаться.
– Ay вас есть свидетели? Я слышал, что надсмотрщик остался жив и может дать показания.
Митчелл сморщился еще больше.
– Надсмотрщик утверждает, что это сделал один из рабов, но всем прекрасно известно, что рабы Хомера были закованы в цепи.
Паттерсон снова потряс кулаком перед носом у Пэйса.
– И все прекрасно знают, кто разбил эти цепи. Пэйс оттолкнул кулак.
– Докажи это в суде, Паттерсон. А сейчас, черт возьми, убери руки.
– Мы подадим в суд, Пэйс, если потребуется, – закричал Джо, перекрикивая ворчание Паттерсона. – У нас законопослушный город, и мы не допустим, чтобы проклятые головорезы вроде тебя взяли над нами верх.
Это последнее оскорбление со стороны человека, который каждую минуту своей жизни лгал, воровал и мошенничал, все решило, и даже Дора это поняла. Когда Пэйс сжал кулаки и закричал: «Не мешай, Дора, садись в экипаж!» – она только покорно вздохнула и встала между обоими мужчинами. Быстрым движением она сняла с Пэйса цилиндр и взяла его в ту же руку, на которой держала Фрэнсис, и протянула свободную руку между противниками.
– Не хочу выводить пятна крови с твоего воскресного сюртука, Пэйс Николлз.
Не глядя на нее, Пэйс снял тесный сюртук и отдал ей. Паттерсон неуклюже пытался снять свой, но руки у него застряли в рукавах, и Пэйс мог нанести ему первый удар, однако он ждал, пока Дора уйдет.
– Я буду у Салли, – предупредила она, – для Фрэнсис в экипаже слишком жарко.
Ей показалось, что выражение его лица на секунду смягчилось, когда он взглянул на нее и на дочь. Возможно, в его глазах даже промелькнуло что-то вроде просьбы извинить, но затем это выражение исчезло, и он нацелился в толстый живот Паттерсона. Дора поспешила уйти, а толпа сомкнулась вокруг противников, поощряя их криками. Послышался перекрывавший шум толпы властный голос проповедника, поспешившего вмешаться, но Дора уже последовала за Салли в лавку, в прохладу скромной гостиной. Она достаточно долго сегодня привлекала к себе всеобщее внимание, к тому же Фрэнсис начала беспокойно ерзать от первых позывов голода.
– Ох уж эти мужчины! Могли бы найти другой способ улаживать свои ссоры. – Салли бросилась на диван, набитый конским волосом, и стала укачивать хнычущего младенца.
– Я тоже так думаю, – вежливо согласилась Дора, хотя, услышав сегодня перебранку, она уже не знала, есть ли другой способ. Возможно, Пэйс действительно освободил рабов, тогда морально он прав, так как избавил их от страданий. Возможно, по федеральному закону он был прав юридически, хотя в последнем Дора сильно сомневалась. Она не могла представить, что Пэйс лично виновен в смерти Хомера, во всяком случае, надеялась, что это не так, но не могла оправдать убийство ни при каких обстоятельствах. Воздаяние злом за зло не давало в конечном счете добро. Ситуация была безнадежно запутанной, и каждый из противников был по-своему прав. Суд не мог бы разрешить ее ко всеобщему удовлетворению.
Однако появление на сцене Джо Митчелла заставило Дору встать на сторону Пэйса. Дора знала, что если Джо Митчелл имел отношение к тому, что произошло тогда ночью, то Пэйс поступил правильно. Если бы мог, Джо извлек бы выгоду даже из смерти собственной матери и не оставил никаких следов. Дора понимала, почему Пэйс так зол. Ей даже хотелось, чтобы он расквасил нос Джо, а не этому несчастному толстяку.
Придя в ужас от подобных чувств, Дора заставила себя думать и отвлекла Салли, расстегнув лиф платья, чтобы покормить Фрэнсис, Она с благодарностью взяла шаль, которую ей подала Салли, и прикрылась на случай внезапного появления мужчин.
Шум и крики продолжались недолго. Салли выглянула в окно гостиной узнать, что происходит, и сообщила, что толпа расходится, затем отправила малышей наверх и осталась с Дорой.
Дора еще не закончила кормить девочку, когда раздался топот двух пар башмаков у входной двери. Дора аккуратно поправила шаль и уселась на диване поудобнее.
Дверь гостиной отворилась. Даже не глядя, Дора знала, что на пороге стоит Пэйс. За ним виднелся Билли Джон. Оба вежливо остановились в дверях. Билли Джон что-то пробормотал насчет того, что поднимется наверх посмотреть, как там детишки, и его башмаки застучали по лестнице. Пэйс остался и терпеливо ждал, пока жена кончит кормить. Его недавно выглаженная рубашка была испачкана, один рукав разорван по шву и свисал с плеча. Волосы упали на лоб, на щеках была кровь, но, видимо, чужая. Однако в глазах не было торжества, а лишь выражение мертвенной пустоты, которое появилось у него после возвращения с войны. Одно время Дора думала, что оно уже в прошлом. Она ошибалась.
– Если ты уже заканчиваешь, я подгоню экипаж, – натянуто сказал он. Дора кивнула и с нескрываемой грустью посмотрела ему вслед. Салли поагукала младенцу, но ничего не говорила, пока Дора застегивала лиф и собиралась уходить. Потом взяла у нее ребенка и сказала:
– Тебе необходимо кое о чем знать, Дора. Застегивая последние пуговицы, та с удивлением посмотрела на Салли. Хозяйка лавки передала ей Фрэнсис.
– Билли Джон говорит, что у Джо Митчелла имеются документы почти на каждый земельный участок от реки до железной дороги.
Дора смотрела, ничего не понимая. Салли огорченно взглянула на нее:
– Ты ни разу не видела карту? Ваша с Пэйсом усадьба и твоя ферма расположены как раз посередине этого участка.
До Доры сразу дошел смысл услышанного, но она подумала, что, когда будет время, надо все как следует осмыслить, а пока что у нее одна-единственная цель и забота – избавить Пэйса от этого ужасного скорбного взгляда.
Глава 30
Тщетны мечты, и надежды напрасны,
Но если стремишься стать,
Помни, свершений не будет прекрасных,
Коль не умеешь мечтать.
Летиция Элизабет Лэндон
По дороге домой Дора не позволила себе никаких упреков, но Пэйс воспринял ее молчание как неодобрение. Он знал, что Дора не станет его пилить или читать нотации, но ее молчание говорило само за себя. Он понимал, что она думает о нем, но не мог стать таким, каким жена хотела его видеть. Дора знала, за кого выходит замуж. Он дал ей свое имя, ребенок родился в законном браке, а большего она не должна ожидать или требовать.
Но, черт побери, ведь жена ничего и не просила. Дора никогда ни о чем не просила. Она только смотрела на него большими голубыми глазами, и Пэйс чувствовал себя или героем, или ничтожеством. В данную минуту скорее последним. Уж лучше бы она кричала на него. С этим бы он справился.