Рейнольдс Аластер. Космический Апокалипсис

   И это ее очень беспокоило.
   — Ты что же, все это время провела на ногах? — спросила Хоури, пробудившись от долгого сна. Сейчас они с Вольевой шли навестить Капитана.
   — Ну, не совсем так, — ответила Вольева. — Даже мое тело нуждается в каком-то отдыхе. Я как-то попыталась справиться с этим… есть такие лекарства… и имплантаты, которые вмешиваются в работу ретикулярной формации — того участка мозга, где возникают сны. Но ведь все равно нужно куда-то сбрасывать яд усталости… — Она поморщилась. Хоури стало ясно, что Вольевой тема имплантатов так же приятна, как зубная боль.
   — Что-нибудь произошло за это время?
   — Ничего такого, что могло бы тебя касаться, — отозвалась Вольева, затягиваясь сигаретой. Хоури уже решила, что эта тема исчерпана, но тут Триумвир разразилась неожиданным пассажем: — Впрочем, раз уж ты мне напомнила… кое-что случилось. Фактически случились две вещи, хотя я и не знаю, какой из них следует придать большее значение. Первая тебя пока не касается. Что же до второй…
   Хоури искала в лице Вольевой доказательства того, насколько состарили эту женщину те семь лет, которые прошли со времени их последней встречи. Никаких следов, ни намека. А это означает, что Вольева скомпенсировала семь лет вливанием ряда специально разработанных лекарств. Если она и выглядела иначе, чем раньше, то это благодаря тому, что отпустила волосы, тогда как прежде стриглась наголо. Они и теперь были коротки, но все же смягчали резкие очертания рта и скул. Я бы сказала, думала Хоури, что она скорее выглядит на семь лет моложе, чем на семь старше. Уже не в первый раз она пыталась определить физиологический возраст этой женщины, но безрезультатно.
   — И что же это?
   — Было нечто непонятное в твоей нейронной активности пока ты лежала в глубоком сне. Ее вообще не должно было быть. Но то, что я видела, вряд ли можно было бы назвать нормальным даже у бодрствующего. Похоже было, что у тебя в голове шла небольшая война.
   Лифт прибыл на этаж Капитана.
   — Интересная аналогия, — сказала Хоури, выходя в холодный коридор.
   — Если бы только аналогия. Я сомневаюсь, конечно, что ты хоть что-нибудь помнишь.
   — Ровным счетом ничего, — отозвалась Хоури. Вольева молчала до тех пор, пока они не добрались до той человеческой туманности, которая раньше звалась Капитаном. Блестящий, отвратительно скользкий, он походил не на человека, а скорее на ангела, рухнувшего на твердую гибельную поверхность планеты. Древний «кокон» для глубокого сна все еще хранил Капитана, хотя совсем разболтался и растрескался. Он еще функционировал, но еле-еле, а холод, который он вырабатывал, теперь уже не обеспечивал задачи сдерживать непрерывно наступающую Чуму. Капитан Бренниген пустил множество корней, похожих на щупальца, которые уходили глубоко в корабль. Вольева следила за ними, но была бессильна остановить их рост. Конечно, можно было их срезать, но кто мог предсказать, какое действие это окажет на Капитана? Насколько Вольева понимала, именно эти корни поддерживали в нем жизнь — если бы она осмелилась применить к современному положению Капитана этот термин. Вольева как-то сказала, что когда-нибудь корни охватят весь корабль и тогда уже никто не различит — где корабль, а где — Капитан. Конечно, этот рост можно было остановить, можно было полностью изолировать эту часть корабля, можно было даже катапультировать ее, отрезать, как поступали старинные хирурги с гангренозными членами больных. Объем пространства, который сейчас занимал Капитан, был так мал, что корабль вряд ли заметит его исчезновение. Без сомнения, трансформация будет продолжаться, но так как нужной материи скоро не станет, вирус болезни обратится к внутренностям тела, и вскоре энтропия вытеснит жизнь из того, что еще недавно было Капитаном.
   — Ты рассматривала такую возможность? — спросила Хоури.
   — Да, рассматривала, — ответила Вольева, — но я надеюсь, что до этого не дойдет. Все пробы, которые я беру… мне кажется, я продвигаюсь. Я нашла противоядие — ретровирус, который вроде бы сильнее Чумы. Он разрушает механизм Чумы скорее, чем Чума уничтожает его. Но пока я имею дело с пробами очень маленьких объемов. Не знаю, что еще я могу предпринять: проверка на самом Капитане — это дело врачей, а я для такой работы не обладаю нужной квалификацией.
   — Конечно, — быстро сказала Хоури. — Но если этого не сделаешь ты, значит, вы все надежды возложите на Силвеста, так, что ли?
   — Возможно, но нельзя недооценивать его искусства, и искусства Кэлвина, кстати.
   — И он поможет вам просто за так?
   — Нет, конечно, но он ведь и в первый раз помог нам не по собственной воле. И все-таки нам удалось отыскать выход.
   — Ты имеешь в виду силу убеждения?
   Вольева на минуту смолкла. Она брала соскоб с одного из похожих на трубку щупальцев, которое как раз в эту минуту собиралось нырнуть в переплетение кишок канализации корабля.
   — Силвест человек увлекающийся, — сказала она. — А такими людьми легче манипулировать, чем они воображают. Они так увлечены своей единственной целью, что далеко не всегда способны заметить, как их подчиняют чьей-то воле.
   — Например, твоей?
   Вольева сняла тонкий, как волос, соскоб и спрятала его для проведения дальнейших анализов.
   — Саджаки говорил тебе, что мы привели его на борт во время его так называемого пропавшего месяца?
   — «Тридцать дней в дебрях»?
   — Дурацкое название, отдающее Библией, — ответила Вольева, скрипнув зубами. — Зачем оно им понадобилось? Так и кажется, что у Силвеста уже тогда был своего рода мессианский комплекс! Во всяком случае, я так думаю. Ну, так вот, именно тогда мы и пригласили его на корабль. Любопытное совпадение — это произошло ровно за тридцать лет до того, как Ресургемская экспедиция покинула Йеллоустон. Ну а теперь я открою тебе маленький секрет. Перед тем как мы прибыли на Иеллоустон и рекрутировали тебя, мы и слыхом не слыхали об этой самой экспедиции. Мы все еще надеялись найти Силвеста на самом Йеллоустоне.
   По собственному опыту с Фазилем Хоури отлично понимала, какие трудности стояли перед командой корабля, но на всякий случай она решила, что естественнее будет продемонстрировать наивность.
   — По-моему, это было глупо — не проверить сначала.
   — Вовсе нет. Мы даже попытались это сделать, но дело в том, что наша самая надежная информация, к тому времени, как мы ее получили, уже устарела на несколько десятков лет. А когда мы стали на ее основе действовать и рванули на Йеллоустон, она устарела еще в два раза.
   — Тогда вам просто не повезло. Семья Силвестов всегда была связана с Йеллоустоном, так что вполне логично было рассчитывать, что ее юный отпрыск все еще крутится где-нибудь поблизости.
   — Да, но, к сожалению, мы ошиблись. Но интересно то, что мы, кажется, могли себя избавить от этих хлопот. Силвест, когда мы его приволокли на корабль, вполне мог уже обдумывать свою экспедицию на Ресургем. Если бы мы тогда слушали его внимательнее, то могли отправиться прямо туда, не теряя времени на Йеллоустон.
   Пропутешествовав по множеству лифтов и коридоров, что вели от помещения Капитана к лужайке, Вольева остановилась и почти шепотом отдала приказ своему браслету, который никогда не снимала с запястья. Хоури знала, что Вольева обращается к одной из систем корабля, но в чем состоял приказ, догадаться было невозможно.
   Яркая зелень лужайки была праздником для души после холода и мрака капитанского коридора. Воздух был теплый, напоенный запахом цветов. Ярко окрашенные птицы, владевшие воздушным пространством этого огромного помещения, сверкали, пожалуй, слишком сильно для глаз Хоури, уже привыкших к темноте. На какой-то момент Хоури так отвлеклась, что не сразу заметила — они с Вольевой уже не одни. Теперь она увидела еще трех человек, расположившихся вокруг огромного пня, стоя на коленях в росистой траве. Одним из них был Саджаки, переменивший прическу на такую, какой Хоури еще не приходилось видеть. Теперь он был лыс, если не считать заплетенной в узел пряди на самой макушке голого черепа. Вторым человеком, которого она тут же узнала, была Вольева — волосы снова коротко подстрижены, что подчеркивало угловатую форму головы. Теперь она выглядела как более пожилая копия той Вольевой, что стояла рядом с Хоури. Третий собеседник — сам Силвест.
   — Присоединимся к ним? — предложила настоящая Вольева, спускаясь по шаткой лестнице к травяному ковру лужайки.
   Хоури послушно пошла за нею.
   — Это из времени… — Она остановилась, чтобы вспомнить дату, когда Силвест исчезал из Чазм-Сити. — Около 2460 года, верно?
   — В самую точку, — отозвалась Вольева, поворачиваясь к Хоури и бросая на нее удивленный взгляд. — Ты что, специалист по датам жизни Силвеста? Впрочем, не имеет значения Важно то, что мы записали весь его визит, и я знаю, что в одном месте он сделал одно важное замечание, которое… в свете того, что нам сейчас известно, кажется мне довольно странным.
   — Интригующим.
   Хоури подскочила, так как последние слова принадлежали не ей, а раздались откуда-то из-за ее спины. Она оглянулась, и перед ней возник образ Мадемуазель, стоящей на самом верху лесенки.
   — Так я и знала, что непременно снова увижу твою противную рожу, — сказала Хоури, даже не пытаясь говорить тише, поскольку птичий крик заглушал ее слова, а сама Вольева уже намного опередила ее. — Тут как тут, точно фальшивая монета
   — Ну, во всяком случае, тебе теперь известно, что я еще здесь, — произнесла Мадемуазель. — Вот если б меня не было, у тебя могли бы возникнуть основания для тревоги. Это означало бы, что Похититель Солнц прорвал мою оборону. А там, возможно, наступила бы очередь и твоего рассудка, и мне даже думать не хочется, как бы это отразилось, с учетом характера Вольевой, на твоих перспективах в качестве члена команды этого корабля.
   — Заткнись и дай мне послушать, что скажет Силвест.
   — На здоровье, — коротко ответила Мадемуазель, не покидая своего наблюдательного пункта.
   Хоури присоединилась к Вольевой и остальным трем.
   — Конечно, — говорила настоящая Вольева, обращаясь к Хоури, — я могла бы транслировать этот разговор в любую точку корабля, но в реальности он происходил здесь, и я решила просмотреть его в том же самом месте. — Говоря это, она рылась в кармане своей куртки, откуда добыла пару очков с выпуклыми тонированными стеклами, которые тут же надела. Хоури поняла, что, не имея имплантатов, Вольева может смотреть эту запись только с помощью прямого перевода на сетчатку глаз. Пока она была без очков, она вообще никого на лужайке не видела.
   — Итак, вы видите, — говорил Саджаки, — что в ваших собственных интересах сделать то, чего мы желаем. В прошлом вы уже пользовались сотрудничеством Ультра, например, при путешествии к Завесе Ласкаля. Так что достаточно вероятно, что оно потребуется вам и в будущем
   Силвест положил руку на срез пня. Хоури внимательно всматривалась в него. Она видела множество изображений Силвеста, но это показалось ей самым реалистичным и жизненным из всех попадавшихся ей ранее. Она тут же поняла почему. Сейчас Силвест разговаривал с двумя хорошо известными, ей людьми, а не с анонимами — выходцами из истории Йеллоустона. А это большая разница. Он был красив, невероятно красив, на ее взгляд, но она сомневалась, чтобы эта запись подверглась ретушированию. Его длинные вьющиеся волосы обрамляли могучий лоб ученого. Глаза были ярко-зеленые. Даже если бы она могла заглянуть в них лишь перед тем, как убить его — а такая ситуация, если исходить из распоряжений Мадемуазель, была вполне возможна, — то и тогда это дорогого стоило бы — так прекрасны они должны были быть в действительности.
   — То, что вы говорите, чертовски похоже на шантаж, — сказал Силвест. Голос у него был гораздо ниже, чем у любого из присутствовавших. — Вы говорите так, будто у вас — Ультра — есть со мной некие обязывающие меня соглашения. Может, на кого-нибудь это и подействует, Саджаки, но, боюсь, не на меня.
   — Тогда вы можете получить неприятный сюрприз в следующий раз, когда попытаетесь заручиться поддержкой Ультра, — ответил Саджики, поигрывая какой-то щепочкой. — Давайте проясним ситуацию. Если вы откажете нам, то в дополнение ко всем неприятностям, которые вы можете на себя навлечь, получите железную уверенность, что никогда в жизни не покинете своей родной планеты.
   — Сомневаюсь, что это создаст для меня большие неудобства.
   Вольева — на этот раз сидящая за столом — покачала головой.
   — Вряд ли это так. Наш шпион, видимо, прав. Ходят слухи, что вы пытаетесь найти деньги для финансирования экспедиции к системе Дельты Павлина.
   — Ресургем? — фыркнул Силвест. — Не знаю. Там же нет ничего интересного.
   Настоящая — живая — Вольева сказала:
   — Он явно солгал. Теперь это очевидно, хотя тогда я приняла его слова за чистую монету и решила, что слух, который до меня дошел, лжив.
   Саджаки что-то ответил Силвесту, тот снова заговорил, на этот раз как бы защищаясь:
   — Послушайте, я не отвечаю за слухи, на которые вы ссылаетесь, и не советую вам полагаться на них. Нет никаких данных, указывающих на то, что туда стоит лететь. Почитайте литературу, если мне не верите.
   — Странное дело, — сказала настоящая Вольева, — я проверила. И он оказался прав. Если основываться на том, что было известно в те времена, то не было ни малейшей причины думать об экспедиции на Ресургем.
   — Но ты же только что сказала, что он врал!
   — Конечно, врал. Взгляд в прошлое подтверждает это. — Она покачала головой. — В самом деле, здесь все кажется странным и даже парадоксальным. Через тридцать лет после этой встречи экспедиция все же вылетела на Ресургем. Значит, слухи были верны. — Она кивнула на Силвеста, занятого жарким спором с ее собственной сидячей версией. — Но тогда ведь никто и слыхом не слыхал про каких-то там амарантян. Так откуда же, во имя самого дьявола, он заимствовал мысль о полете именно на Ресургем?
   — Должно быть, он что-то знал, если и в самом деле что-то нашел там.
   — Да, но откуда пришла к нему эта информация? Исследования этой системы до его экспедиции велись с помощью автоматов и были слишком поверхностны. Насколько мне известно, ни одно из них не было столь тщательным, чтобы доказать, будто на Ресургеме могла существовать разумная жизнь. А Силвест знал это.
   — Значит, тут какая-то путаница.
   — Но мне известно, что это правда, — повторила Вольева. — Поверь мне, я знаю, что говорю.
   Сказав это, она присоединилась к своей копии и наклонилась к Силвесту так, что Хоури увидела отражение его немигающих глаз в фасетках очков Вольевой.
   — Что же ты знал? — спросила она. — Или, что более важно: откуда ты это узнал?
   — А он и не подумает ответить тебе, — поддразнила ее Хоури.
   — Сейчас — возможно, — ответила ей Вольева. Потом она улыбнулась. — Но ведь очень скоро настанет время, когда он — только настоящий — будет сидеть на том же месте — вон там. И тогда мы получим ответ.
   Она еще не кончила фразу, когда ее браслет громко зачирикал. Звук был странный, но совершенно очевидно — он выражал тревогу. Наверху без всякого предупреждения синтетический дневной свет стал кроваво-красным и запульсировал в ритме писка браслета.
   — Что это? — встрепенулась Хоури.
   — Тревога! — ответила Вольева. Она прижала браслет к губам, затем сорвала свои темные очки и стала всматриваться в крошечный дисплей, вделанный в браслет. Он тоже пульсировал красным. Хоури видела, как бегут по дисплею буквы, но прочесть слова не смогла.
   — А почему тревога? — выдохнула Хоури, боясь помешать Вольевой. Она не заметила, как исчезли изображения, но они бесшумно улетучились в какую-то часть памяти корабля, которая совсем недавно вызвала их к жизни.
   Вольева снова взглянула на браслет. Лицо ее побледнело.
   — Одно из орудий в Тайнике…
   — Да? И что же?
   — Оно готовится к бою.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   На подходе к Дельте Павлина, год 2565-й
 
   Они мчались по изогнувшемуся коридору, тому самому, что вел от лужайки к ближайшему радиальному лифту.
   — О чем ты говорила? — кричала Хоури, напрягая голос, чтобы переорать рев сирены. — Что значит: «готовится к бою»?
   Вольева не хотела терять силы, отвечая на вопросы, до тех пор, пока они не достигли уже ожидавшей их кабины лифта, которой Вольева тут же дала приказ ехать к ближайшей шахте, идущей вдоль всего корабля. Ехать, игнорируя все существующие ограничения скорости движения. Когда кабина лифта тронулась рывком, Вольеву и Хоури вжало в зеркальную стенку с такой силой, что последние остатки воздуха в легких со свистом вылетели у них изо рта. Красное освещение кабины непрерывно пульсировало. Вольева ощутила, что в том же ритме начало биться и ее сердце. Наконец ей с трудом удалось заговорить.
   — Я имела в виду именно то, что сказала. Существуют системы, которые контролируют каждое орудие из Тайника. Одна из них только что обнаружила поступление энергии в «свое» орудие.
   Вольева умолчала, что это она установила мониторинг и что сделала это в первую очередь из-за того механизма, который, как ей показалось, начал передвигаться. Вольева до сих пор надеялась, что это перемещение было всего лишь галлюцинацией, вызванной одиноким дежурством. Теперь же она знала — это не так. Но как же оно может само двигаться? Вопрос вполне разумный. А вот сколько-нибудь разумного ответа на него не было.
   — Я просто надеюсь, что произошел какой-то сбой в системах мониторинга, — сказала она только для того, чтобы хоть что-то ответить. — А не в самом боевом механизме.
   — Но зачем ему это может понадобиться — готовиться к бою?
   — Не знаю! Неужели ты не заметила, что я ко всему этому отношусь, мягко говоря, без особого спокойствия?
   Кабина радиального лифта резко сбросила скорость и после серии сильных толчков и рывков перешла в продольную шахту. Теперь она падала с такой скоростью, что тела Вольевой и Хоури, казалось, потеряли свой вес.
   — Куда мы направляемся?
   — В зал для боевых машин из Тайника, разумеется! — Вольева с бешенством глянула на своего рекрута. — Я не знаю, что там происходит, Хоури, но что бы это ни было, я хочу увидеть это собственными глазами. Я хочу увидеть сама, что там случилось.
   — Орудие готовится к бою, что же еще?
   — Не знаю. — Вольева старалась быть максимально спокойной. — Я пробовала порыться в протоколах старых наблюдений, но ничего подобного не обнаружила. Такой ситуации я не ожидала.
   — Но так же не может продолжаться! Не может же оно само отыскать себе цель и нанести по ней удар?
   Вольева взглянула на свой браслет. Может быть, цифры показаний не верны, может, произошло замыкание в системе мониторинга… Она надеялась, что дело именно в этом, так как то, что сейчас сообщал ей браслет, было очень скверными новостями.
   Орудие из Тайника двигалось.
 
   Фолкэндер сдержал свое обещание: операции, которые он проделывал над глазами Силвеста, редко были приятны, чаще — весьма болезненны, а иногда делали пациента жертвой настоящей агонии. В течение нескольких дней хирург Слуки истощал мешок своего умения, обещая Силвесту вернуть ему такие важные функции, как цветное зрение, возможность ощущать перспективу и плавные движения, но пока ему так и не удалось убедить больного в том, что врач обладает нужными для этого техническими средствами и необходимым опытом. Силвест же объяснял Фолкэндеру, что его глаза с самого начала не были идеальны. У Кэлвина не хватало необходимых инструментов. Но даже то примитивное зрение, которое дал ему Кэлвин, было лучше, нежели тот унылый, бесцветный, двигающийся рывками мир, в котором он сейчас оказался. И тем не менее Силвест уже не в первый раз выражал мнение, что страдания, связанные с ремонтом глаз, не стоят тех результатов, которых хотел добиться хирург.
   — Я думаю, вам лучше бросить это дело, — говорил он.
   — Я вылечил Слуку, — отвечал Фолкэндер, а в поле зрения Силвеста плясало чудовищно окрашенное слоистое и плоское изображение дергающейся человеческой фигуры. — Вы — ничуть не более сложная проблема.
   — Ну и что будет, если вы вернете мне зрение? Свою жену я не увижу, так как этого не разрешает Слука. А стена в камере — это всего лишь стена в камере, как бы отчетливо ты ее ни видел. — Он замолчал, так как волна боли хлестнула его по вискам. — А если по правде, то, возможно, слепота даже лучше. В этом случае реальность не обязательно будет лупить тебя по зрительному нерву каждый раз, когда ты открываешь глаза.
   — Нет у вас глаз, доктор Силвест! — Фолкэндер дернул что-то, и поле зрения Силвеста покрылось очень болезненными розовыми розетками. — А поэтому, прошу вас, бросьте вы жалеть себя. Вам это не идет. Кроме того, вполне возможно, что вам не придется так долго пялиться именно на эти тюремные стены.
   Силвест заинтересовался.
   — Что имеется в виду?
   — Имеется в виду, что скоро многое придет в движение, если то, что я слыхал, — хоть наполовину правда.
   — Какая информационная насыщенность!
   — Я слышал, что у нас вскоре могут появиться гости, — сказал Фолкэндер, дополняя свой ответ новым болезненным уколом.
   — Хватит вам говорить загадками. Когда вы говорите «у нас», то кого вы имеете в виду? И что за гости?
   — Все, что до меня доходит, — слухи, доктор Силвест. Я уверен, что в должное время Слука сама расскажет вам обо всем.
   — Не рассчитывайте на это, — пробурчал Силвест, который не питал особых иллюзий насчет мнения Слуки о его — Силвеста — полезности. Со времени прибытия в Мантель он пришел к прочному убеждению, что Слука держит его здесь только потому, что он служит ей чем-то вроде кратковременного развлечения. Он для нее лишь сказочный зверь, полуприрученный, но весьма сомнительной полезности и еще меньшей необходимости. Он не думал, что она доверится ему, если дело будет сколько-нибудь важным, а если и доверится, то только по одной из двух причин: или ей будет мало собственной стены для разговора, или она изобрела новое средство допекать его словесной пыткой. Уже несколько раз она намекала на идею погрузить его в глубокий сон на то время, пока она придумает для него какую-либо форму практического использования. «Я была права, когда поймала вас, — говорила она, — и я не утверждаю, что вы вообще бесполезны. Просто мне пока не приходит в голову, как вас лучше использовать. Но зато я не вижу смысла позволять кому-то другому использовать вас в своих интересах». Из этой точки зрения Силвест сделал здравый вывод, что Слуке достаточно безразлично, будет он жить или нет. Живым он доставлял ей развлечение и в перспективе мог даже принести какую-то пользу, если баланс сил в колонии изменится. С другой стороны, его немедленное убийство вряд ли вызвало бы серьезные неприятности. Более того, оно придало бы Силвесту новое качество: он уже никогда не мог бы восстать против Слуки.
   В свое время пришел конец и болям, которые он терпел во имя будущего. Он вернулся в мир спокойного света и почти приемлемых расцветок. Силвест часто подносил руку к глазам, медленно поворачивая из стороны в сторону, наслаждаясь ее прочностью и объемностью. На коже виднелись линии и складки, о которых он напрочь забыл, хотя прошли лишь десятки дней или несколько недель с тех пор, как его ослепили в туннелях амарантянского города.
   — Совсем как новенькие, — сказал Фолкэндер, складывая свои инструменты в автоклав. Странная перчатка с металлическими щупальцами отправилась туда в последнюю очередь. Когда Фолкэндер снимал ее со своих женственных пальцев, она сжималась и дергалась, будто выброшенная на песок медуза.
 
   — Усилить освещение, — приказала Вольева своему браслету, когда лифт доставил их в тот отсек, где хранилось оружие из Тайника.
   Ощущение собственного веса вернулось к ним сразу же, как только кабина лифта стала сбрасывать скорость. Когда лифт остановился в зале, свет тут же вспыхнул, освещая колоссальные формы странного назначения.
   — Где он? — спросила Хоури.
   — Подожди, — отозвалась Вольева. — Мне надо сориентироваться.
   — Я не вижу, чтоб что-то двигалось.
   — Я — тоже… пока.
   Вольева прижалась к стеклянной стенке кабины и, склонив голову набок, пыталась заглянуть за угол того орудия, которое казалось самым огромным. Ругаясь про себя последними словами, она заставила кабину спуститься еще на двадцать—тридцать метров и нашла такое положение, при котором пульсация красного света в кабине прекратилась, равно как и вой сирены.
   — Взгляни, — сказала Хоури, когда наступило подобие тишины. — Не двигается ли там что-то?
   — Где?
   Она ткнула пальцем почти вертикально вниз. Вольева еще сильнее склонила голову, а затем снова отдала приказ — Вспомогательное освещение в квадрант пять помещения Тайника. — Затем обратилась к Хоури: — Давай посмотрим, что надо этой свинье.
   — Ты ведь говорила об этом не всерьез?
   — О чем?
   — О сбое в системе мониторинга?
   — Конечно, нет, — ответила Вольева и еще сильнее сощурилась, когда дополнительное освещение включилось, залив ослепительным светом ту часть зала, которая находилась прямо под ногами. — Это просто был оптимистический взгляд на вещи, который я начинаю быстро терять.
   Данное оружие, сказала Вольева, принадлежит к числу разрушителей планет. Она не уверена, что разбирается в принципах его устройства, а еще менее в том, каковы последствия его применения. Но кое-что она подозревает. Она испытала его годы назад на самом низком пределе его возможностей. Против маленькой луны. Если экстраполировать, а она здорово умеет экстраполировать, то это орудие может уничтожить планету с расстояния сотен астрономических единиц. Внутри него имеются такие штуковины, в которых наблюдаются перепады гравитации, равные тем, что имеют место в Черных Дырах, и, к ее удивлению, эти штуковины не обнаруживают желания испариться. Каким-то образом эта установка создает солитон — уединенную волну — в геодезической структуре пространства-времени.