Рейнольдс Аластер. Космический Апокалипсис

   На дисплее своего браслета Вольева видела изображение, поступавшее с обращенных вниз камер на корпусе «Плацдарма». Они образовывали кольца, отстоявшие друг от друга на несколько сот метров и разбросанные по всей его четырехкилометровой длине. Таким образом, как бы глубоко конус ни проник под поверхность планеты, некоторые камеры остались бы над ней. Сейчас Вольева пыталась заглянуть под кору Цербера — сквозь ту, еще не залеченную рану, которая была нанесена орудиями из Тайника.
   Силвест не лгал.
   Там внизу находилось Нечто. Огромное, органическое похожее на гигантские трубы или гнездо колоссальных змей. Жар атаки уже рассосался, и, хотя серые облака все еще клубами выходили из дыры, Вольева решила, что эти облака связаны скорее с горящим металлом, нежели с кипящей лавой. Ни одна из змееподобных труб не шевелилась, их серебристые сегментированные бока были покрыты черными пятнами и разрывами шириной в сотни метров, откуда вырывались наружу пучки более тонких «змеек».
   Да, Вольева тяжело ранила Цербера. Она не знала, смертельна ли эта рана или это всего лишь ссадина, которая заживет через несколько дней. Понимание этой проблемы заставило ее вздрогнуть. Она ранила нечто чуждое, нечто непознаваемое.
   И тут инопланетное Существо ответило ударом на удар. Когда это произошло, Вольева вскочила с места, хотя и умом, и эмоциями ждала этого момента. Случилось это, когда «Плацдарм» находился всего в двух километрах от поверхности Цербера, то есть на расстоянии примерно в половину длины конуса.
   Действие развернулось столь стремительно, что с трудом воспринималось зрением. Между двумя ничтожно малыми мгновениями «кора» изменилась с невероятной быстротой. Вокруг дыры почти километрового диаметра образовались концентрические круги серых бугров, выпирающих подобно волдырям. Вольева только успела их заметить, как они лопнули, испустив облака сверкающих спор и серебристых осколков, которые рванулись к «Плацдарму» искрящимися роями светляков. Вольева не знала, что это такое — комочки антиматерии, или крошечные боеголовки, или капсулы с вирусами, или миниатюрные пушечные батареи, — она понимала одно: эти тучи несут гибель ее детищу.
   — Ну, — шептала она, — ну же…
   Ей не пришлось разочароваться. Возможно, что по другому счету было бы лучше, если б созданное ею оружие было немедленно уничтожено, но в этом случае Вольева лишилась бы огромного удовольствия наблюдать, как оно реагирует на нападение, реагирует с той эффективностью, которую она сама в него вложила. Системы вооружения, расположенные вокруг днища конуса, пришли в действие, прощупывая лазерными и бозерными лучами каждый сверкающий уголек задолго до того, как тому удавалось коснуться конического защитного щита из гипералмаза.
   «Плацдарм» увеличил скорость, преодолев оставшиеся два километра за треть минуты. Кора вокруг дыры сверкала и светилась от парирующих ударов «Плацдарма». На его конусе тоже возникли небольшие кратеры в местах попаданий, в каждом из них сверкали споры, полыхающие короткими розовыми вспышками, но это не наносило ущерба боевым качествам «Плацдарма». Острая как игла вершина конуса уже прошла сквозь кору, точно угодив в центр дыры.
   Бежали секунды, расширяющаяся часть корпуса уже задевала рваные края дыры. Кора начала рваться, разламываться, линии новых разломов побежали по радиусам в разные стороны. Каменные «волдыри» все еще выплевывали свои споры, но теперь уже на больших расстояниях от «раны», как будто механизмы, питавшие их, или повреждены, или истощили свои запасы. Теперь «Плацдарм» вошел в недра Цербера уже на сотни метров, ударные волны расходились от центра по радиусам, стенки корпуса содрогались по всей длине. Пьезоэлектрические буферные устройства, которые Вольева вживила в «шкуру» конуса, смягчали эти удары, превращая их энергию в тепловую, которая направлялась к оборонительным вооружениям «Плацдарма».
   — Скажите мне, что мы побеждаем, — молил Силвест. — Ради Бога, подтвердите, что мы побеждаем.
   Вольева считывала сводки, поступавшие на ее браслет. На какое-то время антагонизм, существовавший между ней и Силвестом, бесследно исчез. Осталось лишь присущее обоим любопытство.
   — Мы справляемся, — отвечала она. — «Плацдарм» уже проник на глубину одного километра. Он двигается с постоянной скоростью километр за девяносто секунд. Ракетная тяга доведена до максимума, что говорит о силе механического сопротивления, которое нам оказывается.
   — Через какие препятствия он проходит?
   — Не знаю. Данные Алисии говорят, что искусственная кора имеет толщину около полукилометра, но в оболочке нашего оружия слишком мало датчиков — они бы ослабили его сопротивляемость кибернетическим видам вооружения.
   То, что было видно на дисплее — результат работы камер корабля, — было похоже на абстрактную композицию: конус, как бы разрезанный посередине и поставленный вверх ногами на мертвую серую поверхность. Эту поверхность корчат судороги боли, «волдыри» мечут свои споры во всех направлениях, будто их прицельные механизмы сошли с ума. «Плацдарм» замедляет продвижение вниз, и, хотя вся сцена разыгрывается в полной тишине, Вольева вполне в состоянии вообразить оглушительный треск ломаемого трением камня и металла. Именно это услышала бы она, будь здесь атмосфера, способная передавать звуки, а также уши, которые не оглохли бы от чудовищного грохота и лязга. Сейчас, подсказал ей браслет, давление на острие конуса сильно понизилось, как будто оружие пробилось сквозь кору и теперь движется в пустоте под ней. Прямо в царстве исполинских змей.
   Спуск снова замедлился.
   Символы черепа и скрещенных костей танцуют на браслете, означая начало новой мощной атаки молекулярного оружия против «Плацдарма». Вольева ожидала именно этого. Вот уже антитела просачиваются сквозь щит, встречая и отражая инопланетных врагов.
   Медленнее… еще медленнее… и вот уже полная остановка.
   Глубина проникновения примерно равна расчетной. Километр с третью конуса еще торчат над изрытой трещинами поверхностью Цербера, что выглядит так, будто это верхняя часть какого-то гигантского фортификационного сооружения. Опоясывающие его орудия все еще палят по вооружениям вокруг невидимого сейчас кратера, но залпы «спор» теперь приходят с расстояния в несколько десятков километров. Ясно, что явной угрозы они не представляют, разве что сама кора окажется способной на быструю регенерацию.
   Теперь «Плацдарм» — якорная стоянка, закрепляющая достигнутый успех, она будет анализировать формы молекулярного оружия, используемые врагом и разрабатывать стратегии противодействия ему.
   «Плацдарм» не посрамил своего творца.
   Вольева развернула свое кресло так, чтобы сидеть лицом к остальным, и вдруг заметила — впервые за много тысячелетий, — что в руке у нее все еще зажат пистолет.
   — Мы вошли в него! — сказала она.

* * *

   Все это выглядело как урок биологии для богов или как моментальный снимок чего-то порнографического, способный позабавить более чувственные планеты.
   Те часы, что прошли после того, как «Плацдарм» встал на якорь, Хоури провела рядом с Вольевой, вместе с ней анализируя постоянно меняющийся ход вялотекущей битвы. Геометрические формы противников напоминали ей гигантскую сферическую клетку и — карлика в сравнении с ней — конический вирус, которые изо всех сил пытались уничтожить друг друга. И ей приходилось все время напоминать себе, что этот конус имеет размеры приличной горы, а клетка занимает целую планету.
   Казалось, там вообще ничего не происходит, но это только потому, что конфликт шел на молекулярном уровне, на невидимом и почти не представимом фронте, охватывающем какие-то жалкие десятки квадратных километров. Сначала, без особого успеха, Цербер пытался избавиться от насильника с помощью высокоэнтропийного оружия. Он стремился превратить врага в мегатонны атомного пепла. Теперь же стратегия Цербера пошла по линии пищеварительного процесса. Он все еще жаждал раздробить «Плацдарм» на атомы, но хотел сделать это системно, как ребенок, который разбирает игрушку на мелкие части, вместо того, чтобы грубо разбить ее в куски. При этом он аккуратно складывает детальки в разные коробочки, чтобы в будущем использовать в каком-нибудь головокружительном проекте. В этом подходе была своего рода логика — несколько кубических километров планеты были аннигилированы орудиями из Тайника, а оружие Вольевой состояло предположительно из материи с тем же содержанием изотопов и элементарных частиц, как и у той части Цербера, что была уничтожена в бою. Враг имел огромный потенциальный резервуар материала для ремонта, который вполне мог покрыть нужду планеты и избавить ее от необходимости использовать собственные весьма ограниченные запасы. Вполне возможно, что Цербер всегда стремился пользоваться случайно заброшенными сюда материалами, чтобы чинить повреждения, нанесенные неизбежными ударами миллиардов метеоритов и разрушительным действием космических лучей. Не исключено, что первый беспилотный разведчик Силвеста был захвачен именно потому, что планетарный механизм был голоден, а не из-за глупого желания соблюсти секретность. Цербер действовал, исходя из слепых инстинктов, как действует венерианская летающая ловушка, вовсе не заботясь о будущем.
   Однако «Плацдарм» Вольевой создавался вовсе не для того чтобы его переваривали без всякого сопротивления
   — Смотрите, Цербер учится у нас, — произнесла она, сидя на своем кресле в рубке. Она вычерчивала графики содержания нескольких десятков различных компонентов в молекулярном арсенале, который планета использовала против ее любимого «Плацдарма». То, что Вольева им показала, было больше всего похоже на страничку из учебника этиологии — науки о происхождении болезней: коллекция металлических узкоспециализированных жучков. Некоторые из них были как бы демонтированы — передовая линия амарантянской оборонительной системы. Их обязанность заключалась в физической атаке на поверхность корпуса «Плацдарма». Они отрывали атомы и молекулы с помощью своих манипуляторов, разрывали и растаскивали химические связи. Они должны были также участвовать в рукопашной схватке с передовыми линиями войск Вольевой. Те вещества, которые им удавалось урвать, они передавали более откормленным «букашкам», стоявшим позади боевого фронта. Как неутомимые писари, эти существа трудились, определяя и сортируя куски вещества, полученные ими с фронта. Если это было легко сделать — например, имея дело с цельным, недифференцированным куском железа или углерода, то его быстро передавали третьей породе жучков, которые анализировали полученное на предмет установления полезных качеств. Если таковые имелись, то они изучались, копировались и передавались фабричным «букашкам». Таким образом, следующее поколение становилось немножко более продвинутым, чем предыдущее.
   — Обучаются у нас, — повторила Вольева, как будто она открыла нечто в высшей степени интересное, но и очень тревожное. — Они перенимают наши контрмеры и включают этот дизайн в своих бойцов, укрепляя их силы.
   — Не понимаю твоего радостного волнения, — сказала Хоури, откусывая кусок яблока, выращенного на корабле.
   — А что? Очень даже элегантная схема. Я из нее тоже смогу кое-что позаимствовать, но это другое дело. То, что происходит там, — это просто очень методичный бесконечный процесс, но за ним нет никакой творческой мысли. Она произнесла это с искренним восхищением.
   — Да, весьма поучительно, — отозвалась Хоури. — Слепое воспроизводство — ничего хитрого. Но так как происходит это в миллиардах мест одновременно, они выигрывают у нас, беря просто своей численностью. Разве не так? Ты вот будешь сидеть тут и ломать голову, а на конечный исход это не окажет никакого влияния. Рано или поздно, они разгадают любой трюк, который есть у тебя в заначке.
   — Пока еще не совсем так, — сказала Вольева, кивком указав на схему. — Ты думаешь, что я настолько глупа, что попробую нанести им удар с помощью наших самых продвинутых методик? Такого в войне не бывает, Хоури. Ты никогда не тратишь против врага больше энергии или разума, чем совершенно необходимо в данной ситуации. Точно так же ты никогда не откроешь при игре в покер сильные карты слишком рано. Ты будешь ждать, пока ставки не вырастут, чтобы сорвать куш побольше. — И она пояснила, что нынешние контрмеры, примененные «Плацдармом», — самые устарелые и не слишком эффективные. Она адаптировала их, позаимствовав в старинных записях голографической информации арсенала корабля. — Лет на триста отстают от сегодняшнего дня, — добавила она.
   — Но Цербер учится.
   — Верно, но масштабы технического превосходства достаточно стабильны, возможно, именно благодаря бессмысленности способа, которым используются наши секреты. Здесь интуитивные прыжки почти не применимы, поэтому амарантянская система развивается линейно. Это все равно как если бы кто-то попытался раскрыть компьютерный код с помощью древних счетов. А поэтому я могу довольно точно определить, сколько им потребуется времени на то, чтобы достигнуть нашего нынешнего уровня. Сейчас они тратят примерно десять дней на каждые 3—4 часа нашего корабельного времени. Это дает нам фору примерно около недели. Вот тогда-то и начнется самое интересное.
   — А разве это не интересно? — Хоури покачала головой, чувствуя — и уже не впервые, — что есть многое, чего она в Вольевой не понимает. — Но какой ценой достигается эта эскалация? Твой «Плацдарм» имеет в своем распоряжении весь архив арсенала?
   — Нет, это было бы слишком опасно.
   — Верно. Все равно что послать солдата в тыл противнику, нагрузив его всеми секретами, которыми располагает командование. А как же с обучением «Плацдарма»? Передаешь ему требуемые данные, только когда они становятся ему необходимыми? Разве это не так же рискованно?
   — Ты права, происходит что-то в этом роде, но с высокой степенью защиты, гораздо более высокой, чем ты думаешь. Передачи зашифрованы с использованием одноразового шифровального блокнота. Случайный набор знаков указывает на изменения, которые должны быть внесены в каждый бит информации, содержащейся в сигнале. Надо ли добавить ноль или единицу. После того как сигнал зашифрован с помощью блокнота, враг не имеет никакой возможности расшифровать сигнал, не имея собственной копии блокнота, а эта копия спрятана неимоверно глубоко — за стенами из алмаза толщиной в несколько десятков метров, с гиперзащищенными оптическими подводками к контрольной системе ассемблера. Только в том случае, если «Плацдарм» подвергнется массированной атаке, может возникнуть угроза захвата блокнота. Тогда я немедленно прекращу передачу.
   Хоури доела яблоко, включая и лишенную семян сердцевину.
   — Значит, такая возможность все же есть, — сказала она после недолгого обдумывания.
   — Возможность чего?
   — Да прикончить все это. Мы же все этого хотим, не так ли?
   — А ты не допускаешь, что урон, которого мы боимся, уже нанесен?
   — Наверняка мы этого знать не можем. Однако давай предположим, что это не так. В конце концов все, что мы видели пока, — лишь слой камуфляжа, ниже которого расположен слой защитных вооружений, задача которых этот самый камуфляж защищать. Все это, конечно, удивительно, и самый факт, что технология нам абсолютно чужда, означает, что тут нам есть чему поучиться, но мы все равно не знаем, что за всем этим скрывается. — Хоури крепко стукнула кулаком по подлокотнику, как бы подчеркивая значение своих слов, что заставило Вольеву вздрогнуть. — Там есть что-то, до чего мы еще не добрались. Даже глазом не заглянули, и не заглянем до тех пор, пока Силвест туда не пробрался.
   — А мы не позволим ему туда сунуть свой нос! — Вольева погладила свой игольный пистолет и заткнула его за, пояс. — Теперь тут хозяева — мы.
   — И рискнем, что он покончит с нами, нажав на кнопку той штучки, что спрятана у него в окулярах?
   — Но ведь Паскаль сказала, что это был блеф?
   — Ага, и я верю, что она действительно так думает. — Хоури не надо было продолжать. Она просто подчеркнула свою мысль медленным наклоном головы, и Вольева поняла ее. — Есть лучшая возможность. Пусть Силвест отправляется, если хочет, но мы постараемся сделать так, чтобы проникнуть внутрь ему оказалось бы чертовски трудно.
   — А под этим ты подразумеваешь…
   — Ладно, скажу уж сама, раз ты боишься. Придется дать «Плацдарму» умереть, Вольева. Пусть победит Цербер.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

   Цербер-Гадес, Дельта Павлина, гелиопауза, год 2566-й
 
   — Все, что мы знаем, — произнес Силвест, — это то, что «Плацдарм» Вольевой проник глубже внешней оболочки планеты. Возможно, в уровень, занятый машинами, которые я видел во время первого полета разведчика.
   С тех пор как «Плацдарм» встал на якорь, прошло уже пятнадцать часов, и за это время Вольева не сделала ровным счетом ничего, отказавшись даже послать в недра планеты своих беспилотных шпионов.
   — Похоже, функция этих машин — поддерживать существование камуфляжной оболочки. Они чинят ее, когда в ней возникают дыры, они поддерживают иллюзию реальности ландшафта, они собирают материалы, в которых нуждаются. Кроме того, это первая линия обороны.
   — Но что лежит внизу? — спросила Паскаль. — Мы ничего не успели толком рассмотреть, когда раскрылась кора. Не думаю, однако, что машины стоят прямо на коренных породах. Не могу поверить, что за этим механизированным фасадом лежит самое обыкновенное планетное тело.
   — Об этом мы скоро узнаем, — сказала Вольева и крепко сжала свои узкие губы.
   Ее механические шпионы были просто смехотворны по своей примитивности. Они были даже проще роботов, которых Кэлвин и Силвест использовали в начальной стадии работы над Капитаном. Эта примитивность была частью главной идеи Вольевой — не дать Церберу ознакомиться с технологией более изощренной, чем это необходимо для решения первоочередных задач. Беспилотные устройства могли производиться «Плацдармом» в огромных количествах, и именно их многочисленность должна была восполнить нехватку у них собственного интеллекта. Каждое было размером с кулак и снабжено достаточным числом конечностей, необходимых для передвижения, а также глаз, что в первую очередь и оправдывало их существование. Мозги начисто отсутствовали — не было даже простейшей сети с несколькими тысячами нейронов. Не было даже таких мозгов, которые дают возможность среднему насекомому казаться весьма башковитым созданием. Зато у них было небольшое прядильное устройство, как у паука, которое производило оптическую нить, одетую изоляционным материалом. Управлялись они «Плацдармом». Все команды и вся информация передавались в обоих направлениях через оптический кабель, что гарантировало сохранение секретности.
   — Кажется, мы обнаружили еще один слой автоматов, — заметил Силвест. — Возможно, это еще один уровень защиты. Но ведь должно же где-то быть и то, что надлежит вот так защищать?
   — Да есть ли оно? — спросила Хоури, которая все еще продолжала держать свою зловещую плазменную винтовку нацеленной на Силвеста с той самой минуты, когда началось их совещание. — А не пали ли вы сами жертвой скороспелых соображений? Болтаете, будто там внутри есть драгоценное Нечто, до которого наши грязные пальчики недостойны даже дотронуться, поскольку существует вся эта камуфляжная оболочка. Чтобы обезьяны сюда не лезли, одним словом. А что, ежели там сидит просто какая-то большая бяка?
   — Она, возможно, права, — поддержала Паскаль.
   Силвест поглядел на винтовку.
   — Не следует доводить себя до такого состояния, когда вам начинает казаться, будто в мире существует хоть одна возможность, которую я бы еще не рассмотрел, — сказал он холодно, не заботясь о том, кому он отвечает — Хоури или жене. Пусть понимают, как хотят.
   — Бог с вами, такое мне и в страшном сне не приснится, — тут же парировала Хоури.
   Через девяносто минут после того, как первый разведчик размотал свой кабель и исчез сквозь дыру в полом пространстве под корой планеты, Силвест увидел то, что его там ждало. Он не сразу смог разобраться в том, что открылось его взгляду. Гигантские, похожие на невиданных змей, формы — истерзанные и, насколько ему казалось, мертвые, высились над разведчиком точно трупы павших богов — переплетенные и сраженные. Невозможно было даже предположить, какие неведомые функции выполняли эти машины, хотя, вероятно, главной из них было обеспечение благополучия лежавшей над ними коры. Очевидно, именно в них проснулись к жизни молекулярные орудия, брошенные навстречу пришельцам. Сама кора фактически тоже являлась машиной, функция которой заключалась в поддержании сходства Цербера с обыкновенной планетой. У «змей» такой строгой специализации, видимо, не было.
   Здесь было не так темно, как ожидал Силвест. Свет сквозь «рану» уже не просачивался, так как она теперь была прочно заткнута пробкой «Плацдарма». Зато «змеи» сами испускали слабое серебристое сияние, подобно кишкам некоторых глубоководных океанских существ, населенным биолюминесцентными бактериями. Функции этого свечения определить было невозможно, да, впрочем, их могло и не быть. Вероятно, это был случайный, побочный продукт амарантянской нанотехники. Как бы там ни было, благодаря свечению можно было видеть на десятки километров туда, где потолок или кора планеты сходился с горизонтом пола, на котором лежали кольца «змей». Еще какие-то громадные штуковины, похожие на корявые древесные стволы, поддерживали — без видимого порядка — крышу. Впечатление было такое, будто находишься в залитом лунным светом доисторическом лесу. Неба не видно, земля под ногами почти неразличима из-за густого подлеска. Корни деревьев сплетаются друг с другом, образуя сложную решетку. Все окрашено графитно-серым цветом. Таков пол этой полости.
   — Хотелось бы знать, что там ниже, — сказал Силвест.

* * *

   Вольева была занята обдумыванием проблемы детоубийства. Избежать последнего было невозможно. Лишить «Плацдарм» информации, необходимой, чтобы создавать средства защиты от атаки механизмов, создаваемых Церберов — значило приговорить ее детище к медленной и мучительной смерти. Без необходимой поддержки корабля молекулярное оружие, встроенное в ядро «Плацдарма», не может обновляться и совершенствоваться. Оно останется замороженным, способным лишь на производство спор, устарелых на пару столетий, неспособных прервать бесконечный марш идиотского прогресса, демонстрируемого инопланетной оборонительной системой. Удивительное, хотя и грубое создание Вольевой будет переварено до последнего атома, его тонким слоем размажут по коре планеты, и его жалкие останки будут выполнять совсем другие функции в течение неисчислимых миллионов лет. И все же придется пойти на это. Хоури права: саботаж против «Плацдарма» — единственная неиспользованная пока форма воздействия на ситуацию. Возможности уничтожить «Плацдарм» нет, так как орудия Тайника захвачены Похитителем Солнц, и он подавит любую попытку воспользоваться этими боевыми машинами. Так что остается одно: медленно убить свое дитя, лишив его притока знаний. Жестокое решение.
   Пока еще никто не видит дисплея ее браслета, который непрерывно передает требования «Плацдарма» о немедленной посылке ему новой информации. Уже час, как «Плацдарм» заметил, что обещанная ему расписанием новая информация не поступила. Первый запрос носил чисто технический характер — проверка, работает ли передающий луч. Позднее «Плацдарм» стал настойчивее, хотя вежливости не утратил. Теперь он стал терять дипломатические навыки — машина ощутила эквивалент тревоги.
   Конечно, пока это еще не был страх. Системы Цербера еще не превзошли возможности сопротивления «Плацдарма», но беспокойство росло, Вольеву даже проинформировали о том, сколько времени корабль сможет продержаться, если исходить из нынешнего темпа эскалации возможностей противника. Времени в обрез. Через два часа напор Цербера сравняется с силой сопротивления «Плацдарма», а затем судьба последнего будет решена — время гибели будет зависеть лишь от массы обеих сторон Цербер победит — такова математическая необходимость.
   Так умирай же скорее, подумала Вольева.
   И именно в тот момент, когда слова этой молитвы возникли в ее мозгу, произошло нечто невозможное.
 
   Выражение спокойствия, которое Вольевой еще удавалось сохранять на лице, внезапно исчезло.
   — Что случилось? — спросила Хоури. — Ты будто увидела…
   — Вот именно, — ответила та. — Я увидела призрак. Его зовут Похитителем Солнц.
   — Что случилось? — вмешался Силвест.
   Она с трудом оторвала глаза от браслета. Нижняя челюсть отвисла.
   — Он возобновил трансляцию информации «Плацдарму»! — Глаза Вольевой снова вернулись к браслету, видимо, в надежде, что случившееся — всего лишь мираж. По выражению ее лица было видно, что как бы чудовищно ни было увиденное ею, оно все еще отражается на дисплее.
   — Что же нам следует сделать в первую очередь? — спросил Силвест. — Я был бы весьма обязан, если бы поставили меня в известность…