Страница:
В районах с умеренным климатом они будут смыты в связи с изменением колонистами погодных условий, если их работа в этом направлении будет продолжена. Но в арктических районах, где дождей не бывает, мелкая пыль будет лежать многие столетия, никем не тревожимая. Потом ее перекроют другие отложения, и она станет частью геологической истории планеты. Возможно, думала Вольева, через несколько миллионов лет на Ресургем прибудут другие существа, обладающие чем-то вроде человеческого любопытства. Они захотят узнать историю планеты и в процессе ее изучения возьмут пробы коры литосферы, что уведет их в далекое прошлое. Безусловно, слои ископаемой пыли будут не единственной тайной, с которой они столкнутся, но они наверняка задумаются над ней, хотя, может быть, и мимолетно. Вольева не сомневалась, что будущие исследователи придут к совершенно неверным выводам в отношении происхождения этой пыли. Им и в голову не придет, что этот слой — результат акта сознательного воздействия… Вольева проспала лишь несколько часов из минувших тридцати, но ее нервная энергия казалась неистощимой. Конечно, в ближайшем будущем ей придется за это расплатиться, но сейчас она чувствовала себя так, будто несется во весь опор, наполненная неизбывной силой. Но даже и при этом она не сразу вернулась из глубин напряженного внимания, когда Хегази придвинул к ней свой стул.
— Что случилось?
— Я получил кое-что, что может быть связано с нашим парнем.
— С Силвестом?
— Или с кем-то, кто выдает себя за него. — Триумвир впал в одно из своих состояний, которые, по мнению Вольевой, означали, что он вступает в полный душевный контакт с кораблем. — Не могу проследить линию связи, которой он пользуется. Она идет через Кювье, но готов держать пари, что физически он там отсутствует.
— Что же он говорит?
— Просит выйти на связь с ним. Бубнит одно и то же.
Хоури слышала чьи-то шаги, хлюпающие по полуторадюймовому слою слизи, которая затопила весь капитанский уровень.
У нее не было никакого рационального ответа на вопрос, зачем она сюда спустилась. Возможно, причина заключалась в том, что теперь, когда она перестала верить Вольевой — единственному человеку, кому она могла доверять особенно сейчас, когда Мадемуазель исчезла после разрушения орудия из Тайника, — Хоури пришлось обратиться к иррациональному. Единственным человеком, который не предал ее на корабле и не стал ей ненавистным, был тот, от кого она никак и никогда не могла получить ответа.
Она почти немедленно поняла, что шаги не принадлежат Вольевой, но в них чувствовалась настойчивость, которая говорила, что человек знает, куда идет, а не просто случайно забрел в эту часть корабля.
Хоури выбралась из жидкой грязи. Седалищная часть ее штанов промокла и стала скользкой от слизи, но темный цвет материи скрывал урон, нанесенный одежде.
— Успокойся, — сказала фигура, которая без опаски шагнула из-за поворота. Свободно свисающие руки сверкали металлическим блеском, от металлических кистей исходило многоцветное сияние голографических узоров.
— Суджика! — узнала ее Хоури. — Откуда ты тут взялась, черт бы тебя побрал?
Суджика покачала головой, на лице появилась тонкогубая улыбка.
— Как я нашла сюда дорогу? Да очень просто, Хоури. Пошла за тобой. Когда выяснила общее направление, мне стало ясно, куда ты идешь. Поэтому я пошла дальше не торопясь, так как решила, что мы можем немного поболтать
— Поболтать?
— Насчет нашей ситуации. — Суджика широко развела руками. — Здесь — на корабле. И особенно об этом гребаном Триумвирате. От тебя ведь не ускользнуло, что у меня есть претензии к одному из его членов?
— К Вольевой?
— Да, к нашей общей подружке Вольевой. — Суджика умудрилась так произнести это имя, что придала ему грандиозно похабное выражение. — Как ты знаешь, она пришила моего любовника.
— Я поняла, что тут были… проблемы.
— Проблемы? Ха! Ничего себе! Ты, Хоури, значит, называешь проблемой, когда кого-нибудь доводят до безумия? — Она помолчала, потом придвинулась ближе, хотя все еще сохраняла почтительное расстояние от разламывающейся на куски раки, в которой лежал Капитан. — А может, мне лучше звать тебя просто Ана, раз уж мы с тобой так… хм… подружились?
— Зови как хочешь. Все равно это ничего не меняет. Я сейчас могу ненавидеть ее до самых печенок, но это еще не значит, что я ее предам. Лучше бы нам не начинать этот разговор.
Суджика серьезно кивнула.
— Видно, она тебя достала своей терапией лояльности, верно? Послушай, Саджаки и другие далеко не так опасны, как ты думаешь. Ты можешь рассказать мне все.
— Все не так просто, как кажется.
— Это еще почему?
Суджика стояла, подбоченясь, ее закованные в рукавицы руки нежно лежали на узких бедрах. Женщина была прекрасна в том худощавом стиле, который характерен для рожденных в космосе. Физиологические процессы у нее шли на минимальном уровне, и если бы ее скелетно-мускульная структура не была химерийски укреплена, то очень сомнительно, что она смогла бы переносить нормальную силу тяжести. Однако сейчас, со всеми этими подкожными добавлениями, Суджика была безусловно сильнее и гибче, чем любой не оснащенный ими человек. Ее сила чем-то напоминала обоюдоострый клинок именно из-за кажущейся хрупкости. И еще она напоминала женскую фигурку оригами, вырезанную из режущей как нож бумаги.
— Не могу сказать, — ответила Хоури. — Но Илиа и я… у нас есть общие секреты. — Она тут же пожалела о сказанном, но ей так нужно было выпустить воздух из этой нахальной и властной Ультра. — Я хочу сказать…
— Послушай, я уверена, что именно такой она и жаждет тебя видеть. Но ты спроси себя вот о чем, Хоури: как много из того, что ты помнишь, — реально? Не может ли быть так, что Вольева каким-то образом ухитрилась повлиять на твою память? Она ведь пыталась поступить так и с Борисом. Пыталась «лечить» его, стирая память о прошлом, но у нее не получилось. Он все еще слышал голоса, с которыми должен был бороться. Может, и с тобой происходит такое? Нет ли каких новых голосов, которые плавают в твоем мозгу?
— Если и есть, — ответила Хоури, — то с Вольевой они ничего общего не имеют.
— Значит есть. — Суджика гордо усмехнулась, подобно школьнице, одержавшей победу в трудной игре и не желающей показать, как ей это приятно. — Впрочем, есть у тебя голоса или нет, не имеет значения. Важно то, что ты потеряла свои иллюзии, связанные с ней. И с Триумвиратом в целом. Не станешь же ты прикидываться, что тебе нравится то, чем они заняты сейчас?
— Я не уверена, что понимаю их действия, Суджика. У меня в голове такая путаница. — Хоури чувствовала, как холодная мокрая ткань брюк липнет к ее коже. — Вот почему я и пришла сюда, если хочешь знать. В поисках мира и тишины. Чтобы остудить голову.
— И чтобы узнать, не поделится ли он с тобой мудростью? — Суджика кивнула в сторону Капитана.
— Он мертв, Суджика. Может быть, я единственный человек на борту, который это понимает, но это так.
— А если Силвест вылечит его?
— Даже если и сможет, то захочет ли этого Саджаки?
Суджика понимающе кивнула.
— Конечно, конечно. Это понятно. Но послушай… — Ее голос понизился до конспиративного шепота, хотя единственными слушателями могли быть попискивающие крысы. — Они нашли Силвеста. Это я узнала перед тем, как спустилась сюда.
— Его нашли? Он уже здесь?
— Нет, конечно, нет! Они лишь установили с ним контакт. Они еще даже не знают, где он. Знают только, что жив. Им все еще надо исхитриться доставить его на борт. Вот тут-то и появляешься ты. И я — тоже. Если по правде.
— Что ты хочешь сказать?
— Не стану притворяться, что понимаю, что случилось с Кжарваль в тренировочном зале, Хоури. Возможно, у нее и в самом деле крыша поехала, хотя я знала ее лучше всех на корабле и могу сказать, что она не из тех, у кого мозги всмятку. Как бы там ни было, Вольева получила основания, чтобы прикончить ее, хотя я не знала, что эта сука ненавидит Кжарваль до такой степени.
— Тут вины Вольевой нет.
— Ладно, пусть. — Суджика покачала головой. — Это в данную минуту не важно. Но зато это означает, что она нуждается в тебе для выполнения своей задачи. Ты и я, Хоури, а может, и ее Сучье Величество, должны спуститься на поверхность планеты и привезти Силвеста.
— Откуда ты это все знаешь?
Суджика отрицательно качнула головой.
— Официально — ниоткуда. Но когда поживешь на корабле с мое, начинаешь многое узнавать, минуя обычные каналы.
На минуту воцарилось молчание, нарушаемое лишь отдаленным звоном капель, падающих из прохудившейся трубы в затопленном коридоре.
— Суджика, зачем ты все это говоришь? Я думала, ты меня ненавидишь до печенок.
— Может, так оно и было, — ответила женщина. — Раньше. Но теперь нам нужны все союзники, каких только можно заполучить. И я подумала, что ты будешь довольна, получив предупреждение. Особенно если предположить, что у тебя есть малая капля ума, и ты можешь понять, кому можно верить, а кому — нет.
Вольева обратилась к своему браслету:
— «Бесконечность», сравни голос, который ты сейчас услышишь, с имеющимися на борту записями голоса Силвеста. Если ты не сможешь установить тождество, немедленно дай мне знать по закрытому каналу связи.
Голос Силвеста ворвался в каюту на середине фразы:
— …если слышите меня. Повторяю, мне надо знать, слышите ли вы меня. Я требую, сука, чтобы ты опознала меня. Я требую, ты, гребаная, чтобы ты меня опознала…
— Это точно он, — сказала Вольева, и ее голос перекрыл звук мужского. — Я бы узнала этот наглый голос где угодно. Отключите его. Я полагаю, мы еще не установили, где он находится?
— К сожалению. Нам придется адресовать послание всей колонии и принять на веру, что у него есть средства нас услышать.
— Уверена, что эту важную деталь он не оставил без внимания. — Вольева проконсультировалась со своим браслетом, удостоверилась, что корабль еще не смог опровергнуть гипотезу, будто услышанный голос принадлежит Силвесту. Возможна ошибка, ибо Силвест, который когда-то был на борту, много моложе того человека, которого они ищут, так что сверка голосов затруднена и не может быть точной. Но даже с учетом этих обстоятельств, похоже, они обнаружили искомого человека, и он не является очередным обманщиком, желающим «спасти» колонию.
— Ладно. Дай-ка мне ту частоту, на которой шла передача. Силвест? Говорит Вольева. Скажите что-нибудь, если слышите меня.
Теперь его голос звучал яснее.
— Давно пора… мать вашу!
— Думаю, нам придется классифицировать это как «да», — сказал Хегази.
— Нам надо обсудить проблему, как взять вас на борт, и я думаю, было бы гораздо легче, если бы могли воспользоваться защищенным каналом. Если вы скажете, где находитесь в настоящее время, мы проведем тщательную проверку указанного района и найдем ваш передатчик, избежав, таким образом, необходимость связываться с Кювье…
— А зачем вам все это нужно? Разве вы хотите, чтобы я знал нечто, чего остальная колония знать не должна? — Голос Силвеста смолк, но Вольева явно ощутила его недовольство. — Во всяком случае, раньше вас это никак не стесняло. — Снова пауза. — Кроме того, мне не нравится то обстоятельство, что я имею дело с вами, а не с Саджаки.
— Он недосягаем, — ответила Вольева. — Объясните, где находитесь.
— Сожалею, но это невозможно.
— И все же придется это сделать.
— Какого черта! Вы же обладаете огромными возможностями. Найдите верное решение.
Хегази махнул рукой, делая Вольевой знак, чтобы она отключила звук.
— Вероятно, он не может выдать свое местопребывание.
— Не может?
Хегази постучал металлическим пальцем по металлической же переносице.
— Его похитители могут возражать. Они готовы отпустить его, но не хотят выдать место своей дислокации.
Вольева кивнула, находя, что мнение Хегази может оказаться близко к истине. Она опять включила звук.
— Ладно, Силвест. Думаю, ваша позиция ясна. Предлагаю компромисс, принимая за данность, что вы можете передвигаться по местности. Ваши… гостеприимные хозяева, надо полагать, смогут организовать что-либо после краткого предупреждения. Верно?
— У нас есть транспорт, если вы это имеете в виду.
— В таком случае у вас в распоряжении шесть часов, статочно времени, чтобы забраться подальше от того места, где вы находитесь сейчас. Но если через шесть часов мы от вас ничего не услышим, мы предпримем атаку на нашу следующую цель. Это ясно всем заинтересованным лицам?
— О да! — ядовито отозвался Силвест. — В высшей степени ясно.
— И еще одно.
— Да?
— Возьмите с собой Кэлвина.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
— Что случилось?
— Я получил кое-что, что может быть связано с нашим парнем.
— С Силвестом?
— Или с кем-то, кто выдает себя за него. — Триумвир впал в одно из своих состояний, которые, по мнению Вольевой, означали, что он вступает в полный душевный контакт с кораблем. — Не могу проследить линию связи, которой он пользуется. Она идет через Кювье, но готов держать пари, что физически он там отсутствует.
— Что же он говорит?
— Просит выйти на связь с ним. Бубнит одно и то же.
Хоури слышала чьи-то шаги, хлюпающие по полуторадюймовому слою слизи, которая затопила весь капитанский уровень.
У нее не было никакого рационального ответа на вопрос, зачем она сюда спустилась. Возможно, причина заключалась в том, что теперь, когда она перестала верить Вольевой — единственному человеку, кому она могла доверять особенно сейчас, когда Мадемуазель исчезла после разрушения орудия из Тайника, — Хоури пришлось обратиться к иррациональному. Единственным человеком, который не предал ее на корабле и не стал ей ненавистным, был тот, от кого она никак и никогда не могла получить ответа.
Она почти немедленно поняла, что шаги не принадлежат Вольевой, но в них чувствовалась настойчивость, которая говорила, что человек знает, куда идет, а не просто случайно забрел в эту часть корабля.
Хоури выбралась из жидкой грязи. Седалищная часть ее штанов промокла и стала скользкой от слизи, но темный цвет материи скрывал урон, нанесенный одежде.
— Успокойся, — сказала фигура, которая без опаски шагнула из-за поворота. Свободно свисающие руки сверкали металлическим блеском, от металлических кистей исходило многоцветное сияние голографических узоров.
— Суджика! — узнала ее Хоури. — Откуда ты тут взялась, черт бы тебя побрал?
Суджика покачала головой, на лице появилась тонкогубая улыбка.
— Как я нашла сюда дорогу? Да очень просто, Хоури. Пошла за тобой. Когда выяснила общее направление, мне стало ясно, куда ты идешь. Поэтому я пошла дальше не торопясь, так как решила, что мы можем немного поболтать
— Поболтать?
— Насчет нашей ситуации. — Суджика широко развела руками. — Здесь — на корабле. И особенно об этом гребаном Триумвирате. От тебя ведь не ускользнуло, что у меня есть претензии к одному из его членов?
— К Вольевой?
— Да, к нашей общей подружке Вольевой. — Суджика умудрилась так произнести это имя, что придала ему грандиозно похабное выражение. — Как ты знаешь, она пришила моего любовника.
— Я поняла, что тут были… проблемы.
— Проблемы? Ха! Ничего себе! Ты, Хоури, значит, называешь проблемой, когда кого-нибудь доводят до безумия? — Она помолчала, потом придвинулась ближе, хотя все еще сохраняла почтительное расстояние от разламывающейся на куски раки, в которой лежал Капитан. — А может, мне лучше звать тебя просто Ана, раз уж мы с тобой так… хм… подружились?
— Зови как хочешь. Все равно это ничего не меняет. Я сейчас могу ненавидеть ее до самых печенок, но это еще не значит, что я ее предам. Лучше бы нам не начинать этот разговор.
Суджика серьезно кивнула.
— Видно, она тебя достала своей терапией лояльности, верно? Послушай, Саджаки и другие далеко не так опасны, как ты думаешь. Ты можешь рассказать мне все.
— Все не так просто, как кажется.
— Это еще почему?
Суджика стояла, подбоченясь, ее закованные в рукавицы руки нежно лежали на узких бедрах. Женщина была прекрасна в том худощавом стиле, который характерен для рожденных в космосе. Физиологические процессы у нее шли на минимальном уровне, и если бы ее скелетно-мускульная структура не была химерийски укреплена, то очень сомнительно, что она смогла бы переносить нормальную силу тяжести. Однако сейчас, со всеми этими подкожными добавлениями, Суджика была безусловно сильнее и гибче, чем любой не оснащенный ими человек. Ее сила чем-то напоминала обоюдоострый клинок именно из-за кажущейся хрупкости. И еще она напоминала женскую фигурку оригами, вырезанную из режущей как нож бумаги.
— Не могу сказать, — ответила Хоури. — Но Илиа и я… у нас есть общие секреты. — Она тут же пожалела о сказанном, но ей так нужно было выпустить воздух из этой нахальной и властной Ультра. — Я хочу сказать…
— Послушай, я уверена, что именно такой она и жаждет тебя видеть. Но ты спроси себя вот о чем, Хоури: как много из того, что ты помнишь, — реально? Не может ли быть так, что Вольева каким-то образом ухитрилась повлиять на твою память? Она ведь пыталась поступить так и с Борисом. Пыталась «лечить» его, стирая память о прошлом, но у нее не получилось. Он все еще слышал голоса, с которыми должен был бороться. Может, и с тобой происходит такое? Нет ли каких новых голосов, которые плавают в твоем мозгу?
— Если и есть, — ответила Хоури, — то с Вольевой они ничего общего не имеют.
— Значит есть. — Суджика гордо усмехнулась, подобно школьнице, одержавшей победу в трудной игре и не желающей показать, как ей это приятно. — Впрочем, есть у тебя голоса или нет, не имеет значения. Важно то, что ты потеряла свои иллюзии, связанные с ней. И с Триумвиратом в целом. Не станешь же ты прикидываться, что тебе нравится то, чем они заняты сейчас?
— Я не уверена, что понимаю их действия, Суджика. У меня в голове такая путаница. — Хоури чувствовала, как холодная мокрая ткань брюк липнет к ее коже. — Вот почему я и пришла сюда, если хочешь знать. В поисках мира и тишины. Чтобы остудить голову.
— И чтобы узнать, не поделится ли он с тобой мудростью? — Суджика кивнула в сторону Капитана.
— Он мертв, Суджика. Может быть, я единственный человек на борту, который это понимает, но это так.
— А если Силвест вылечит его?
— Даже если и сможет, то захочет ли этого Саджаки?
Суджика понимающе кивнула.
— Конечно, конечно. Это понятно. Но послушай… — Ее голос понизился до конспиративного шепота, хотя единственными слушателями могли быть попискивающие крысы. — Они нашли Силвеста. Это я узнала перед тем, как спустилась сюда.
— Его нашли? Он уже здесь?
— Нет, конечно, нет! Они лишь установили с ним контакт. Они еще даже не знают, где он. Знают только, что жив. Им все еще надо исхитриться доставить его на борт. Вот тут-то и появляешься ты. И я — тоже. Если по правде.
— Что ты хочешь сказать?
— Не стану притворяться, что понимаю, что случилось с Кжарваль в тренировочном зале, Хоури. Возможно, у нее и в самом деле крыша поехала, хотя я знала ее лучше всех на корабле и могу сказать, что она не из тех, у кого мозги всмятку. Как бы там ни было, Вольева получила основания, чтобы прикончить ее, хотя я не знала, что эта сука ненавидит Кжарваль до такой степени.
— Тут вины Вольевой нет.
— Ладно, пусть. — Суджика покачала головой. — Это в данную минуту не важно. Но зато это означает, что она нуждается в тебе для выполнения своей задачи. Ты и я, Хоури, а может, и ее Сучье Величество, должны спуститься на поверхность планеты и привезти Силвеста.
— Откуда ты это все знаешь?
Суджика отрицательно качнула головой.
— Официально — ниоткуда. Но когда поживешь на корабле с мое, начинаешь многое узнавать, минуя обычные каналы.
На минуту воцарилось молчание, нарушаемое лишь отдаленным звоном капель, падающих из прохудившейся трубы в затопленном коридоре.
— Суджика, зачем ты все это говоришь? Я думала, ты меня ненавидишь до печенок.
— Может, так оно и было, — ответила женщина. — Раньше. Но теперь нам нужны все союзники, каких только можно заполучить. И я подумала, что ты будешь довольна, получив предупреждение. Особенно если предположить, что у тебя есть малая капля ума, и ты можешь понять, кому можно верить, а кому — нет.
Вольева обратилась к своему браслету:
— «Бесконечность», сравни голос, который ты сейчас услышишь, с имеющимися на борту записями голоса Силвеста. Если ты не сможешь установить тождество, немедленно дай мне знать по закрытому каналу связи.
Голос Силвеста ворвался в каюту на середине фразы:
— …если слышите меня. Повторяю, мне надо знать, слышите ли вы меня. Я требую, сука, чтобы ты опознала меня. Я требую, ты, гребаная, чтобы ты меня опознала…
— Это точно он, — сказала Вольева, и ее голос перекрыл звук мужского. — Я бы узнала этот наглый голос где угодно. Отключите его. Я полагаю, мы еще не установили, где он находится?
— К сожалению. Нам придется адресовать послание всей колонии и принять на веру, что у него есть средства нас услышать.
— Уверена, что эту важную деталь он не оставил без внимания. — Вольева проконсультировалась со своим браслетом, удостоверилась, что корабль еще не смог опровергнуть гипотезу, будто услышанный голос принадлежит Силвесту. Возможна ошибка, ибо Силвест, который когда-то был на борту, много моложе того человека, которого они ищут, так что сверка голосов затруднена и не может быть точной. Но даже с учетом этих обстоятельств, похоже, они обнаружили искомого человека, и он не является очередным обманщиком, желающим «спасти» колонию.
— Ладно. Дай-ка мне ту частоту, на которой шла передача. Силвест? Говорит Вольева. Скажите что-нибудь, если слышите меня.
Теперь его голос звучал яснее.
— Давно пора… мать вашу!
— Думаю, нам придется классифицировать это как «да», — сказал Хегази.
— Нам надо обсудить проблему, как взять вас на борт, и я думаю, было бы гораздо легче, если бы могли воспользоваться защищенным каналом. Если вы скажете, где находитесь в настоящее время, мы проведем тщательную проверку указанного района и найдем ваш передатчик, избежав, таким образом, необходимость связываться с Кювье…
— А зачем вам все это нужно? Разве вы хотите, чтобы я знал нечто, чего остальная колония знать не должна? — Голос Силвеста смолк, но Вольева явно ощутила его недовольство. — Во всяком случае, раньше вас это никак не стесняло. — Снова пауза. — Кроме того, мне не нравится то обстоятельство, что я имею дело с вами, а не с Саджаки.
— Он недосягаем, — ответила Вольева. — Объясните, где находитесь.
— Сожалею, но это невозможно.
— И все же придется это сделать.
— Какого черта! Вы же обладаете огромными возможностями. Найдите верное решение.
Хегази махнул рукой, делая Вольевой знак, чтобы она отключила звук.
— Вероятно, он не может выдать свое местопребывание.
— Не может?
Хегази постучал металлическим пальцем по металлической же переносице.
— Его похитители могут возражать. Они готовы отпустить его, но не хотят выдать место своей дислокации.
Вольева кивнула, находя, что мнение Хегази может оказаться близко к истине. Она опять включила звук.
— Ладно, Силвест. Думаю, ваша позиция ясна. Предлагаю компромисс, принимая за данность, что вы можете передвигаться по местности. Ваши… гостеприимные хозяева, надо полагать, смогут организовать что-либо после краткого предупреждения. Верно?
— У нас есть транспорт, если вы это имеете в виду.
— В таком случае у вас в распоряжении шесть часов, статочно времени, чтобы забраться подальше от того места, где вы находитесь сейчас. Но если через шесть часов мы от вас ничего не услышим, мы предпримем атаку на нашу следующую цель. Это ясно всем заинтересованным лицам?
— О да! — ядовито отозвался Силвест. — В высшей степени ясно.
— И еще одно.
— Да?
— Возьмите с собой Кэлвина.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Северный Некхебет, год 2566-й
Силвест почувствовал, как самолет, вынырнувший из подземного ангара Мантеля, уклонился от песчаникового склона столовой горы и стал набирать высоту. Силвест протер в иллюминаторе окошко, но густая пыльная завеса мешала увидеть что-либо кроме горы, в которой были прорыты туннели базы. Потом и гора ушла куда-то из-под сверкающего плазменным огнем крыла. Силвест знал, что никогда больше не вернется сюда. И не только Мантеля не увидит, но и всей колонии тоже.
Машина была самая маленькая и самая дешевая, которую только удалось найти в Мантеле. Вряд ли она была больше планера, на котором Силвест летал когда-то в Чазм-Сити. Летела она довольно быстро, так что за шесть часов могла оставить между собой и Мантелем весьма приличное расстояние. Самолет брал четырех человек, но сейчас в нем были только Силвест и Паскаль. И все же, несмотря на определенную свободу перемещения, они пока оставались пленниками Слуки. Ее люди составили программу полета задолго до вылета из Мантеля. Самолет мог отклониться от плана полета, только если автопилот решит, что погодные условия требуют изменения курса. Если же условия посадки на месте будут удовлетворительны, то самолет высадит Силвеста и его жену в заранее согласованном месте, о котором будет сообщено Вольевой и ее команде. Если условия посадки будут плохими, в том же районе будет найдено более подходящее место.
Самолет не будет находиться на месте высадки долго. После того как Силвест и Паскаль сойдут с него, имея достаточный запас продовольствия, чтобы выжить в условиях наступающей бури несколько часов, самолет тут же отправится в Мантель, тщательно избегая немногих радарных систем, которые могли бы сообщить в Ресургем-Сити обратную трассу полета. Тогда Силвест свяжется с Вольевой и информирует ее о своем местонахождении. В этом случае он будет вести открытую передачу, и Вольева легко определит точку, где находится Силвест. После этого все перейдет в руки Вольевой. Силвест сам не знает, как именно будут разворачиваться события и каким образом она доставит его на корабль. Это ее проблема, а не его. Он знал одно: операция на ловушку не похожа. Хотя Ультра нуждаются в Кэлвине, но последний совершенно бесполезен им без Дэна Силвеста. Так что пусть заботятся и о нем, да получше. А если та же логика не будет применена к Паскаль, Силвест принял кое-какие меры предосторожности, которые быстро исправят ситуацию.
Самолет спускался. Сейчас он летел чуть ниже невысоких гряд, используя их как укрытия. Каждые несколько секунд он разворачивался и летел сквозь узкие, похожие на каньоны коридоры, которые отделяли друг от друга столовые горы. Видимость была почти нулевая. Силвест надеялся, что топографическая карта, на которой самолет основывал свои маневры, не устарела и учитывает возможность оползней. В противном случае полет может окончиться раньше, чем пройдут отпущенные Вольевой шесть часов.
— Где, черт побери… — Кэлвин, который только что появился в кабине, очумело огляделся. Он, как всегда, покоился в огромном очень мягком кресле. Для таких габаритов фюзеляж был слишком мал, и отдельные части кресла, на удивление всем, скрывались в стенах и в потолке. — Черт побери, да где же это я? Ничего не понимаю! Что случилось, во имя дьявола? Скажите же мне?
Силвест повернулся к жене.
— Проснувшись, Кэлвин первым делом обнюхивает местное кибернетическое пространство, разрешает ему получить данные о себе, устанавливает временные параметры и так далее. Беда в том, что в данном случае кибернетическое пространство отсутствует, поэтому он несколько сбит с толку.
— Перестань болтать обо мне так, будто меня здесь вовсе нет! Где я, черт побери?
— Ты в аэроплане.
— В аэроплане? Вот так новость! — кивнул головой Кэл. К нему явно возвращалось присутствие духа. — В самом деле — новинка! Кажется, я никогда не летал на них. Уверен, что ты не откажешь своему старенькому папочке и сообщишь ему основные факты?
— Именно для этого я тебя и разбудил. — Силвест остановился, чтобы закрыть иллюминаторы ставнями. Теперь в них ничего не было видно. Непрерывные пыльные вихри напоминали ему о том, каково будет на том месте, где их высадят. — И не думай ни на минуту, что я сделал так потому, что соскучился по ссорам, Кэл.
— А ты вроде постарел, сынок?
— Да, видишь ли, некоторым из нас приходится заниматься делами, которые имеют отношение к проблеме, как умудриться выжить в этой энтропийной системе.
— О! Это печально, весьма печально.
Вмешалась Паскаль:
— Прекратите! Сейчас не время подпускать друг другу шпильки!
— Не знаю, не знаю, — отозвался Силвест. — Пять часов кажутся мне весьма долгим временем. А ты как думаешь, Кэл?
— Ты совершенно прав. Да и вообще, что она понимает? — Кэл бросил на Паскаль злобный взгляд. — Это у нас такая традиция, милочка. Мы таким образом… как бы это выразиться… проясняем отношения. Если он проявляет что-то, хоть отдаленно похожее на сердечность, я тут же начинаю бить тревогу. Это означает, что он собирается заставить меня оказать ему очень затруднительную для меня услугу.
— Нет, — возразил Силвест. — Для получения затруднительных одолжений я просто угрожаю стереть твою запись. Я пока не нуждался в получении от тебя ничего столь серьезного, чтобы притворяться приятным, и, надеюсь, такое время никогда не настанет.
Кэлвин подмигнул Паскаль.
— Он, конечно, прав. Глупо с моей стороны.
Он выглядел весьма импозантно в своем фраке цвета пепла, со стоячим воротником, с рукавами, покрытыми переплетающимися золотыми шевронами. Обутая в сапог нога закинута на колено другой, длинная фалда закрывает эту ногу как бы завесой из мягких складок. Его бородка и усы отросли, и их трудно было назвать пушистыми. Они создавали блистательную скульптурную композицию, которая может появиться на свет лишь заботами армии преданных и отлично вышколенных слуг-автоматов. Янтарный монокль-компьютер закрывает одну глазницу (причуда, поскольку Кэлвину сразу же после рождения были сделаны имплантаты для прямой связи с Сетью). Волосы (он носит их сейчас длинными) зачесаны назад и образуют там нечто вроде маслянистой ручки амфоры, соединяясь с черепом вторично вблизи от макушки. Силвест попытался датировать весь этот ансамбль, но не сумел. Вполне возможно, он был результатом воспоминаний Кэла о каком-то определенном моменте тех лет, когда он правил в Йеллоустоне. Но с равным успехом этот облик мог возникнуть из ничего, чтобы убить время и избавиться от скуки, когда все дела давно переделаны.
— Итак?
— Аэроплан несет меня на свидание с Вольевой, — сказал Силвест. — Ты ее, конечно, не забыл?
— Как можно забыть? — Кэлвин удалил монокль и задумчиво потер его о рукав. — И как же это у вас получилось?
— Долго рассказывать. Она надавила на колонию. У них не осталось другого выбора, как выдать меня. И уж если по правде, то и тебя тоже.
— Она хочет меня?
— Не стоит, пожалуй, разыгрывать такое удивление.
— А я и не удивлен. Просто разочарован. Ну и, разумеется, уж больно внезапно все это на меня свалилось. — Кэлвин вставил монокль обратно, и увеличенный глаз сверкнул за янтарным стеклом. — Ты думаешь, мы нужны ей оба в качестве гарантии? Или у нее есть более конкретные пожелания?
— Последнее более вероятно. Хотя она и не спешит объявить о своих намерениях.
Кэлвин задумчиво покивал головой.
— Итак, ты имел дело только с Вольевой?
— Тебе это кажется странным?
— Я бы ожидал, что на определенном этапе свой нос должен высунуть наш друг Саджаки.
— Я тоже, но она ни разу не объяснила его отсутствия. — Силвест передернул плечами. — Но имеет ли это значение? Один хуже другого.
— Верно, но, имея дело с Саджаки, лучше понимаешь ситуацию.
— Более примитивен, хочешь сказать?
Кэлвин уклончиво мотнул головой.
— Считай как хочешь, но он по крайней мере держит слово. И он — или кто у них там сейчас главный — имел совесть не беспокоить тебя до сих пор. Сколько времени прошло с тех пор, когда мы в последний раз были на борту этого готического безобразия, которое они именуют «Тоской по Бесконечности»?
— Около ста тридцати лет. И куда меньше для них — всего несколько десятилетий, как я понимаю.
— Я думаю, нам следует ожидать худшего.
— Чего именно?
— Того, — начал Кэлвин с наигранным спокойствием, — что на нас возложат определенную задачу, связанную с неким джентльменом. — Он скосил глаза на Силвеста. — Кстати, а многое ли ей известно?
— Гораздо меньше, чем я думала, кажется. — Паскаль вовсе не выглядела довольной.
— Я рассказал ей лишь кое-что, — ответил Силвест, глядя в пространство между женой и записью отца на бета-уровне. — Для ее же блага.
— Ах, большое спасибо!
— Конечно, у меня были собственные сомнения…
— Дэн, чего, собственно, хотят эти люди от тебя и твоего отца?
— Боюсь, это еще одна довольно длинная история.
— У нас с тобой есть пять часов — ты только что сам сказал. Конечно, если вам обоим удастся отвлечься от вашего сеанса взаимного обожания.
— Не слыхал никогда такого названия. Какое-то представление о ситуации у нее есть, сынок?
— Да, — согласился Силвест. — В корне неверное.
— И все-таки тебе стоило бы рассказать ей больше — так сказать, представить картину в целом.
Самолет сделал особенно резкий разворот. Кэлвин был единственным, кто не ощущал физических особенностей полета.
— Ладно, — сказал Силвест, — хотя мне и сейчас кажется, что ей лучше знать меньше, чем больше.
— А почему бы вам не дать мне возможность судить об этом самой? — спросила Паскаль.
Кэлвин усмехнулся.
— Начни рассказ со сведений о милейшем капитане Бреннигене — мне кажется, так будет лучше.
Таким образом, Силвест рассказал жене все. До сих пор он искусно обходил вопрос, почему команда Саджаки так хочет заполучить его. У Паскаль было право знать это, конечно, но сам сюжет был настолько омерзителен для Силвеста что он изо всех сил старался оставить его в стороне. Он, разумеется, лично не имел ничего против капитана Бреннигена, даже сочувствовал этому человеку, с которым произошла такая жуть. Капитан был уникальной личностью с уникальной и страшной судьбой. И если он (насколько мог судить Силвест) в настоящее время находился без сознания, то в прошлом был вполне энергичен и проницателен и может снова стать таким же в будущем, если, что мало вероятно, его удастся излечить. Ну и что в том, что в туманном прошлом за Капитаном числились даже преступления? Безусловно, этот человек расплатился за прежние грехи своим нынешним положением. Нет, любой человек пожелал бы Капитану удачи, а большинство людей захотели бы одолжить ему свою энергию, чтобы помочь, если, конечно, им бы это ничем плохим не грозило. Да и небольшой риск тоже был бы вполне оправдан.
Но то, чего команда хотела от Силвеста, — было куда большим, нежели просто риск лично собой. Они могут потребовать, чтобы он подчинился Кэлвину, разрешил Кэлвину войти в его мозг и взять на себя контроль над его — Силвеста — моторикой. Даже одна мысль об этом вызывала у Силвеста неодолимое отвращение. Даже взаимодействие с Кэлвином как с имитацией бета-уровня — и то было весьма неприятным. Он чувствовал себя так, будто встречается с привидением отца. Он уничтожил бы эту запись годы назад, если бы она не оказалась несколько раз удивительно полезной, но вообще само сознание, что она существует, заставляет его содрогаться. Кэл был слишком проницателен и хитер в своих… в своих суждениях. Он прекрасно знал, что случилось с его записью на альфа-уровне, хотя никогда не жаловался по этому поводу и даже не заговаривал об этом. Но каждый раз, когда Силвест допускал его в свой мозг, ему казалось, что Кэлвин все глубже запускает в него свои щупальца. Каждый раз Кэлвин узнавал его все лучше и лучше и учился более точно предсказывать поведение Силвеста. Так во что же превращается тогда он сам, если то, что он считал своей свободной волей, так легко копируется обрывком компьютерной программы, теоретически не имеющей собственного сознания? Это было хуже, чем, например, обезличивающий процесс перезаписи сознания. Даже в физическом смысле процедура была отвратительна. Его собственные моторные сигналы блокировались у самого их источника, их блокировала похлебка из лекарственных препаратов, воздействующих на нервную систему. Он был парализован — и все же двигался, как человек, одержимый демоном. Кошмарные переживания, испытывать которые вторично у него не было ни малейшего желания.
Силвест почувствовал, как самолет, вынырнувший из подземного ангара Мантеля, уклонился от песчаникового склона столовой горы и стал набирать высоту. Силвест протер в иллюминаторе окошко, но густая пыльная завеса мешала увидеть что-либо кроме горы, в которой были прорыты туннели базы. Потом и гора ушла куда-то из-под сверкающего плазменным огнем крыла. Силвест знал, что никогда больше не вернется сюда. И не только Мантеля не увидит, но и всей колонии тоже.
Машина была самая маленькая и самая дешевая, которую только удалось найти в Мантеле. Вряд ли она была больше планера, на котором Силвест летал когда-то в Чазм-Сити. Летела она довольно быстро, так что за шесть часов могла оставить между собой и Мантелем весьма приличное расстояние. Самолет брал четырех человек, но сейчас в нем были только Силвест и Паскаль. И все же, несмотря на определенную свободу перемещения, они пока оставались пленниками Слуки. Ее люди составили программу полета задолго до вылета из Мантеля. Самолет мог отклониться от плана полета, только если автопилот решит, что погодные условия требуют изменения курса. Если же условия посадки на месте будут удовлетворительны, то самолет высадит Силвеста и его жену в заранее согласованном месте, о котором будет сообщено Вольевой и ее команде. Если условия посадки будут плохими, в том же районе будет найдено более подходящее место.
Самолет не будет находиться на месте высадки долго. После того как Силвест и Паскаль сойдут с него, имея достаточный запас продовольствия, чтобы выжить в условиях наступающей бури несколько часов, самолет тут же отправится в Мантель, тщательно избегая немногих радарных систем, которые могли бы сообщить в Ресургем-Сити обратную трассу полета. Тогда Силвест свяжется с Вольевой и информирует ее о своем местонахождении. В этом случае он будет вести открытую передачу, и Вольева легко определит точку, где находится Силвест. После этого все перейдет в руки Вольевой. Силвест сам не знает, как именно будут разворачиваться события и каким образом она доставит его на корабль. Это ее проблема, а не его. Он знал одно: операция на ловушку не похожа. Хотя Ультра нуждаются в Кэлвине, но последний совершенно бесполезен им без Дэна Силвеста. Так что пусть заботятся и о нем, да получше. А если та же логика не будет применена к Паскаль, Силвест принял кое-какие меры предосторожности, которые быстро исправят ситуацию.
Самолет спускался. Сейчас он летел чуть ниже невысоких гряд, используя их как укрытия. Каждые несколько секунд он разворачивался и летел сквозь узкие, похожие на каньоны коридоры, которые отделяли друг от друга столовые горы. Видимость была почти нулевая. Силвест надеялся, что топографическая карта, на которой самолет основывал свои маневры, не устарела и учитывает возможность оползней. В противном случае полет может окончиться раньше, чем пройдут отпущенные Вольевой шесть часов.
— Где, черт побери… — Кэлвин, который только что появился в кабине, очумело огляделся. Он, как всегда, покоился в огромном очень мягком кресле. Для таких габаритов фюзеляж был слишком мал, и отдельные части кресла, на удивление всем, скрывались в стенах и в потолке. — Черт побери, да где же это я? Ничего не понимаю! Что случилось, во имя дьявола? Скажите же мне?
Силвест повернулся к жене.
— Проснувшись, Кэлвин первым делом обнюхивает местное кибернетическое пространство, разрешает ему получить данные о себе, устанавливает временные параметры и так далее. Беда в том, что в данном случае кибернетическое пространство отсутствует, поэтому он несколько сбит с толку.
— Перестань болтать обо мне так, будто меня здесь вовсе нет! Где я, черт побери?
— Ты в аэроплане.
— В аэроплане? Вот так новость! — кивнул головой Кэл. К нему явно возвращалось присутствие духа. — В самом деле — новинка! Кажется, я никогда не летал на них. Уверен, что ты не откажешь своему старенькому папочке и сообщишь ему основные факты?
— Именно для этого я тебя и разбудил. — Силвест остановился, чтобы закрыть иллюминаторы ставнями. Теперь в них ничего не было видно. Непрерывные пыльные вихри напоминали ему о том, каково будет на том месте, где их высадят. — И не думай ни на минуту, что я сделал так потому, что соскучился по ссорам, Кэл.
— А ты вроде постарел, сынок?
— Да, видишь ли, некоторым из нас приходится заниматься делами, которые имеют отношение к проблеме, как умудриться выжить в этой энтропийной системе.
— О! Это печально, весьма печально.
Вмешалась Паскаль:
— Прекратите! Сейчас не время подпускать друг другу шпильки!
— Не знаю, не знаю, — отозвался Силвест. — Пять часов кажутся мне весьма долгим временем. А ты как думаешь, Кэл?
— Ты совершенно прав. Да и вообще, что она понимает? — Кэл бросил на Паскаль злобный взгляд. — Это у нас такая традиция, милочка. Мы таким образом… как бы это выразиться… проясняем отношения. Если он проявляет что-то, хоть отдаленно похожее на сердечность, я тут же начинаю бить тревогу. Это означает, что он собирается заставить меня оказать ему очень затруднительную для меня услугу.
— Нет, — возразил Силвест. — Для получения затруднительных одолжений я просто угрожаю стереть твою запись. Я пока не нуждался в получении от тебя ничего столь серьезного, чтобы притворяться приятным, и, надеюсь, такое время никогда не настанет.
Кэлвин подмигнул Паскаль.
— Он, конечно, прав. Глупо с моей стороны.
Он выглядел весьма импозантно в своем фраке цвета пепла, со стоячим воротником, с рукавами, покрытыми переплетающимися золотыми шевронами. Обутая в сапог нога закинута на колено другой, длинная фалда закрывает эту ногу как бы завесой из мягких складок. Его бородка и усы отросли, и их трудно было назвать пушистыми. Они создавали блистательную скульптурную композицию, которая может появиться на свет лишь заботами армии преданных и отлично вышколенных слуг-автоматов. Янтарный монокль-компьютер закрывает одну глазницу (причуда, поскольку Кэлвину сразу же после рождения были сделаны имплантаты для прямой связи с Сетью). Волосы (он носит их сейчас длинными) зачесаны назад и образуют там нечто вроде маслянистой ручки амфоры, соединяясь с черепом вторично вблизи от макушки. Силвест попытался датировать весь этот ансамбль, но не сумел. Вполне возможно, он был результатом воспоминаний Кэла о каком-то определенном моменте тех лет, когда он правил в Йеллоустоне. Но с равным успехом этот облик мог возникнуть из ничего, чтобы убить время и избавиться от скуки, когда все дела давно переделаны.
— Итак?
— Аэроплан несет меня на свидание с Вольевой, — сказал Силвест. — Ты ее, конечно, не забыл?
— Как можно забыть? — Кэлвин удалил монокль и задумчиво потер его о рукав. — И как же это у вас получилось?
— Долго рассказывать. Она надавила на колонию. У них не осталось другого выбора, как выдать меня. И уж если по правде, то и тебя тоже.
— Она хочет меня?
— Не стоит, пожалуй, разыгрывать такое удивление.
— А я и не удивлен. Просто разочарован. Ну и, разумеется, уж больно внезапно все это на меня свалилось. — Кэлвин вставил монокль обратно, и увеличенный глаз сверкнул за янтарным стеклом. — Ты думаешь, мы нужны ей оба в качестве гарантии? Или у нее есть более конкретные пожелания?
— Последнее более вероятно. Хотя она и не спешит объявить о своих намерениях.
Кэлвин задумчиво покивал головой.
— Итак, ты имел дело только с Вольевой?
— Тебе это кажется странным?
— Я бы ожидал, что на определенном этапе свой нос должен высунуть наш друг Саджаки.
— Я тоже, но она ни разу не объяснила его отсутствия. — Силвест передернул плечами. — Но имеет ли это значение? Один хуже другого.
— Верно, но, имея дело с Саджаки, лучше понимаешь ситуацию.
— Более примитивен, хочешь сказать?
Кэлвин уклончиво мотнул головой.
— Считай как хочешь, но он по крайней мере держит слово. И он — или кто у них там сейчас главный — имел совесть не беспокоить тебя до сих пор. Сколько времени прошло с тех пор, когда мы в последний раз были на борту этого готического безобразия, которое они именуют «Тоской по Бесконечности»?
— Около ста тридцати лет. И куда меньше для них — всего несколько десятилетий, как я понимаю.
— Я думаю, нам следует ожидать худшего.
— Чего именно?
— Того, — начал Кэлвин с наигранным спокойствием, — что на нас возложат определенную задачу, связанную с неким джентльменом. — Он скосил глаза на Силвеста. — Кстати, а многое ли ей известно?
— Гораздо меньше, чем я думала, кажется. — Паскаль вовсе не выглядела довольной.
— Я рассказал ей лишь кое-что, — ответил Силвест, глядя в пространство между женой и записью отца на бета-уровне. — Для ее же блага.
— Ах, большое спасибо!
— Конечно, у меня были собственные сомнения…
— Дэн, чего, собственно, хотят эти люди от тебя и твоего отца?
— Боюсь, это еще одна довольно длинная история.
— У нас с тобой есть пять часов — ты только что сам сказал. Конечно, если вам обоим удастся отвлечься от вашего сеанса взаимного обожания.
— Не слыхал никогда такого названия. Какое-то представление о ситуации у нее есть, сынок?
— Да, — согласился Силвест. — В корне неверное.
— И все-таки тебе стоило бы рассказать ей больше — так сказать, представить картину в целом.
Самолет сделал особенно резкий разворот. Кэлвин был единственным, кто не ощущал физических особенностей полета.
— Ладно, — сказал Силвест, — хотя мне и сейчас кажется, что ей лучше знать меньше, чем больше.
— А почему бы вам не дать мне возможность судить об этом самой? — спросила Паскаль.
Кэлвин усмехнулся.
— Начни рассказ со сведений о милейшем капитане Бреннигене — мне кажется, так будет лучше.
Таким образом, Силвест рассказал жене все. До сих пор он искусно обходил вопрос, почему команда Саджаки так хочет заполучить его. У Паскаль было право знать это, конечно, но сам сюжет был настолько омерзителен для Силвеста что он изо всех сил старался оставить его в стороне. Он, разумеется, лично не имел ничего против капитана Бреннигена, даже сочувствовал этому человеку, с которым произошла такая жуть. Капитан был уникальной личностью с уникальной и страшной судьбой. И если он (насколько мог судить Силвест) в настоящее время находился без сознания, то в прошлом был вполне энергичен и проницателен и может снова стать таким же в будущем, если, что мало вероятно, его удастся излечить. Ну и что в том, что в туманном прошлом за Капитаном числились даже преступления? Безусловно, этот человек расплатился за прежние грехи своим нынешним положением. Нет, любой человек пожелал бы Капитану удачи, а большинство людей захотели бы одолжить ему свою энергию, чтобы помочь, если, конечно, им бы это ничем плохим не грозило. Да и небольшой риск тоже был бы вполне оправдан.
Но то, чего команда хотела от Силвеста, — было куда большим, нежели просто риск лично собой. Они могут потребовать, чтобы он подчинился Кэлвину, разрешил Кэлвину войти в его мозг и взять на себя контроль над его — Силвеста — моторикой. Даже одна мысль об этом вызывала у Силвеста неодолимое отвращение. Даже взаимодействие с Кэлвином как с имитацией бета-уровня — и то было весьма неприятным. Он чувствовал себя так, будто встречается с привидением отца. Он уничтожил бы эту запись годы назад, если бы она не оказалась несколько раз удивительно полезной, но вообще само сознание, что она существует, заставляет его содрогаться. Кэл был слишком проницателен и хитер в своих… в своих суждениях. Он прекрасно знал, что случилось с его записью на альфа-уровне, хотя никогда не жаловался по этому поводу и даже не заговаривал об этом. Но каждый раз, когда Силвест допускал его в свой мозг, ему казалось, что Кэлвин все глубже запускает в него свои щупальца. Каждый раз Кэлвин узнавал его все лучше и лучше и учился более точно предсказывать поведение Силвеста. Так во что же превращается тогда он сам, если то, что он считал своей свободной волей, так легко копируется обрывком компьютерной программы, теоретически не имеющей собственного сознания? Это было хуже, чем, например, обезличивающий процесс перезаписи сознания. Даже в физическом смысле процедура была отвратительна. Его собственные моторные сигналы блокировались у самого их источника, их блокировала похлебка из лекарственных препаратов, воздействующих на нервную систему. Он был парализован — и все же двигался, как человек, одержимый демоном. Кошмарные переживания, испытывать которые вторично у него не было ни малейшего желания.