Рейнольдс Аластер. Космический Апокалипсис

   — И наверняка потерпел неудачу.
   — Да, и наверняка с очень тяжелыми последствиями. Теперь он, надо полагать, думает, что я смогу работать с этой испорченной записью без «перелива» сознания, просто полагаясь на свое знание инстинктов и методологии Кэла.
   Паскаль кивнула. Она была достаточно проницательна, чтобы не задавать напрашивающийся вопрос: каковы могут быть замыслы Саджаки, если его копия слишком плоха даже для этой цели. Вместо этого она спросила:
   — А как ты думаешь, что произошло там внизу?
   — Не знаю. И думаю, что Саджаки сказал правду, когда высказался в том смысле, что он тоже не понимает. Как бы там ни было, в план это не входило. Может, что-то вроде борьбы за власть внутри команды разыгралось на поверхности планеты, так как внутри корабля бунтовщики не имели ни единого шанса на победу.
   Хотя эта идея казалась достаточно невероятной, но ничего другого он сейчас предложить не мог. Слишком много утекло воды даже по индивидуальному времени Саджаки, чтобы Силвест мог довериться своему обычно непогрешимому аналитическому мышлению.
   Придется разыгрывать свои карты очень осторожно, пока он не поймет соотношения сил внутри нынешней команды. Конечно, если ему дадут такую роскошь, как время.
   Паскаль опустилась на колени около мужа. Оба уже успели снять маски, но только Паскаль сняла и очки.
   — Мы в большой опасности, да? Если этот Саджаки решит, что не может тебя использовать…
   — То он вернет нас живыми и невредимыми на Ресургем. — Силвест взял руки Паскаль в свои. Вокруг них высились ряды пустых скафандров, как будто они с женой были нежелательными пришельцами в египетской гробнице, а скафандры — мумиями. — Саджаки никогда не сможет отказаться от мысли, что я еще смогу пригодиться ему в будущем.
   — Надеюсь, ты прав. Потому что ты пошел на страшный риск. — Она поглядела на него с выражением, которого он раньше ни разу у нее не видел. Это было выражение тихого и умиротворенного спокойствия. — Ты ведь рисковал и моей жизнью тоже.
   — Саджаки мне не господин. Я был обязан напомнить ему об этом. Дать ему понять, что как бы он ни был умен, я всегда буду на шаг впереди.
   — Но сейчас-то он господин, как ты этого не понимаешь? Может, у него и нет модели сознания Кэлвина, но зато у него есть ты. И в моем представлении это значит — он стоит на первом месте.
   Силвест улыбнулся и ответил ей. Ответ был точен и именно таков, каким его ждал Саджаки:
   — Но не на таком высоком, как он полагает.
 
   Саджаки и та, другая женщина вернулись примерно через час в компании с огромным химерийцем. Силвест с трудом узнал этого человека, которого видел на корабле раньше и которого звали Триумвиром Хегази. Хегази был типичным представителем своего народа — он был почти так же кибернизован, как сам Капитан. Но за прошедшие годы Хегази еще глубже похоронил свою человеческую сущность под слоем машинных частей, а также заменил различные части тела новыми и более элегантными протезами. В частности, он приобрел совершенно новый оптический антураж, который, взаимодействуя с движением различных частей тела, создавал каскад радужных иллюзий, возникавших в воздухе на доли секунд и потом исчезавших, растворяясь. Саджаки же, в отличие от него, носил непритязательный корабельный костюм, лишенный украшений и знаков различия, лишь подчеркивавший изящество его телосложения. Впрочем, Силвест был достаточно умен, чтобы не судить о человеке по таким признакам, как рост, толщина или отсутствие очевидных для всех боевых протезов. Под кожей Саджаки тоже, безусловно, скрывались машины, придавая ему нечеловеческую быстроту движений и силу. Он был по меньшей мере так же опасен, как Хегази, и вдвое быстрее его. Это Силвест знал.
   — Не могу сказать, что видеть вас и в самом деле удовольствие, — сказал Силвест, обращаясь к Хегази, — но, признаюсь, я испытал немалое удивление от факта, что вы не согнулись под грузом своих протезов, Триумвир.
   — Думаю, тебе следует принять это как комплимент, — проворчал Саджаки другому Триумвиру. — Во всяком случае, ничего другого ты от Силвеста не дождешься.
   Хегази погладил пальцами усы, которые он отращивал, несмотря на то, что протезы непрерывно распространялись по его черепу.
   — Посмотрим, удастся ли ему сохранить свое остроумие, когда ты покажешь ему Капитана, Саджаки. Думаю, это зрелище быстренько сотрет ухмылку с его физиономии.
   — Без сомнения, — отозвался Саджаки. — Кстати, о лицах, Дэн: вы не откроете свое? — Саджаки как бы случайно дотронулся до рукояти пистолета, висящего у него на поясе.
   — С радостью, — ответил ему Силвест. Он поднял руку и сорвал очки. Позволив им соскользнуть на пол, он продолжал наблюдать за выражением — или за тем, что они считали выражением, — лиц людей, которые взяли его в плен. Ибо они впервые увидели, что случилось с глазами Силвеста. Возможно, что-то они и знали, но шок от зрелища, которое представляло рукоделие Кэлвина, был огромен. Его глаза не были ловкой попыткой улучшить оригинал, а жалкой заменой, которая лишь частично сохранила функции, присущие человеческим глазам. В древних хирургических учебниках можно найти и более сложные примеры… например, деревянные ноги.
   — Вы, конечно, знали, что я лишился зрения? — спросил Силвест, переводя взгляд с одного на другого. — На Ресургеме это всем известно. Об этом даже не говорят.
   — Какое же разрешение они вам дают? — спросил Хегази с искренним интересом. — Я понимаю, их трудно назвать произведениями искусства, но готов спорить, вы видите в них на всех электромагнитных волнах от инфракрасного до ультрафиолета. Возможны и акустические изображения. А может, и электронное увеличение?
   Силвест одарил Хегази долгим и твердым взглядом.
   — Вам следует понять одну вещь, Триумвир. При обычном освещении с не слишком далекого расстояния я могу узнать лицо своей жены.
   — Вот как… — Хегази продолжал любоваться Силвестом и, видимо, был очень заинтригован.
   Теперь их повели в глубь корабля. В последний раз, когда Силвест был здесь, его проводили прямо в медицинский центр. Тогда Капитан еще более или менее мог передвигаться. Во всяком случае, на малые расстояния. Но сейчас Силвеста вели куда-то, где ему все было незнакомо. Это, конечно, вовсе не обязательно означало, что они находятся далеко от медчасти, ибо корабль по сложности не уступал небольшому городу и запомнить все его «улицы» и «переулки» было очень трудно. И все-таки Силвест чувствовал, что находится на совершенно неизвестной ему территории, что он идет по таким районам корабля — Саджаки и его товарищи называли их округами которых ему раньше не показывали. Если память его не подводила, то лифт сейчас уносил его от узкого носа корабля вниз, где конический корпус расширялся до максимальных размеров.
   — Незначительные технические дефекты ваших глаз меня не волнуют, — сказал Саджаки. — Мы можем их легко выправить.
   — Без работающей версии Кэлвина? Я так не думаю.
   — Тогда мы просто вырвем глаза и заменим их чем-нибудь получше.
   — Я не стал бы этого делать. Кроме того, Кэлвина у вас все равно нет, так что толку от всего этого будет чуть
   Саджаки что-то пробормотал себе под нос. Лифт остановился.
   — Значит, вы мне не поверили, когда я сказал, что у нас есть дубль? Что ж, вы, разумеется, правы. У нашей копии огромные недостатки. Она стала совершенно бесполезной задолго до того, как мы попробовали обратиться к ней.
   — Такое нередко случается с программным обеспечением.
   — Да… Так вот, возможно, я в конце концов все же убью вас. — Саджаки плавным движением вытащил пистолет из кобуры, дав Силвесту возможность заметить бронзовую змейку, обвивающую ствол оружия. Тип пистолета был неясен — то ли лучевой, то ли пулевой, но Силвест не сомневался, что на таком расстоянии выстрел будет смертельным.
   — Сейчас вы меня убивать не станете. Особенно учитывая, сколько труда вы положили, чтобы найти меня.
   Палец Саджаки застыл на спусковом крючке.
   — Вы недооцениваете мою склонность действовать по вдохновению, Дэн. Я могу убить вас хотя бы потому, что такой поступок был бы космически идиотским.
   — Тогда вам придется искать кого-то другого, чтобы лечить вашего Капитана.
   — И что же я потеряю? — Зеленый огонек под нижней челюстью змейки сменился красным. Палец Саджаки побелел.
   — Подождите, — сказал Силвест. — Не надо меня убивать. Неужели вы поверили, что я разбил единственную в мире копию сознания Кэла?
   Облегчение Саджаки было очевидно.
   — Есть и другая?
   — Да. — Силвест кивнул на жену. — И она знает, где ее искать. Знаешь ведь, Паскаль?
 
   Несколькими часами позже Кэл сказал:
   — Я всегда знал, сын, что ты хладнокровный и расчетливый подонок.
   Они находились возле Капитана. Саджаки увел было Паскаль, но теперь она вернулась вместе с другими членами команды, которых Силвест знал. И с Призраком, которого он надеялся никогда больше не видеть.
   — Бесчувственное… предательское… ничтожество… — Призрак говорил спокойно, как актер, произносящий роль только для того, чтобы рассчитать время и не впадать в эмоции. — Бессмысленная крыса!
   — От ничтожества к крысе, а? — сказал Силвест. — Если иметь в виду перспективу, так это уже улучшение, не так ли?
   — И не думай, сынок, — оскалился Кэлвин, наклонясь в кресле вперед. — Думаешь, ты такой неописуемо умный, да? Так вот, теперь я держу тебя за яйца, если предположить, что они у тебя есть. Они рассказали мне, что ты наделал. Как ты убивался ради того, чтобы произвести на них впечатление, будто ты разрушил их планы. — Он возвел глаза к потолку. — Какое жалкое основание для отцеубийства! Я еще мог бы оправдать его, если бы ты оказал мне честь, укокошив меня ради какой-нибудь относительно приличной причины! Но нет! Это значило бы ждать от тебя слишком многого! Я не могу сказать, что ты разочаровал меня, ибо это означало бы признание, что была такая минута, когда я ждал от тебя чего-то значительного!
   — Если бы я действительно убил тебя, — сказал Силвест, — то наш разговор мог бы выдвинуть ряд онтологических проблем. Кроме того, я всегда знал о существовании еще одного экземпляра тебя.
   — Но ты убил одного из меня!
   — Сожалею, но ты допускаешь одну из грубейших ошибок, с которыми я когда-либо встречался. Ты ведь всего-навсего программа, Кэл. Быть скопированным или стертым — для тебя обычная форма существования! — Силвест уже готовился к новым возражениям Кэла, но тот почему-то молчал. — И я сделал это не ради разрушения планов Саджаки. Мне было необходимо… его сотрудничество, как и ему — мое.
   — Мое сотрудничество? — Глаза Триумвира сощурились.
   — Мы еще дойдем до этого. Пока что я лишь говорю, что, уничтожая копию, я знал, что существует дубликат, и вы меня заставите предъявить его или сообщить, где он находится.
   — Значит, ваше действие было бессмысленным?
   — Нет, ни в коем случае. Какое-то время я наслаждался, видя, как вы воображаете, что все ваши планы рухнули, Ююджи-сан. Риск стоил того, чтобы заглянуть в вашу душу. К тому же зрелище было не слишком уж симпатичное.
   — Откуда ты… узнал? — спросил Кэл. — Что меня скопировали?
   — Я думала, что его нельзя скопировать, — сказала женщина, которую им представили как Хоури. Она была низкорослая и похожая на лисичку, но вероятно, как и Саджаки, ей нельзя было полностью доверяться. — Я думала, существуют способы защиты от копирования — споилеры и другие…
   — Это касается только имитаций на альфа-уровне, милочка, — объяснил Кэлвин. — Я — не то! Нет! Я ведь просто низший уровень бета. И не важно, что могу пройти все тесты Тьюринга, главное, что, с философской точки зрения, сознанием я не обладаю. А стало быть, у меня и души нет. И по этой причине у меня не возникнет никаких этических проблем, если меня будет больше, чем один. Однако… — Он с шумом перевел дыхание, заполнив таким образом тишину, которую кто-нибудь из присутствующих иначе мог бы заполонить своими высказываниями. — Не верю я больше в эту нейронно-познавательную чушь. Я не имею права говорить о себе, записанном на уровне альфа, поскольку эта запись исчезла два столетия назад, но я по каким-то причинам обладаю сознанием! Не знаю, может, на то же самое способны все модели бета-уровня, а может, я один, благодаря своей повышенной сложности, перевалившей через критическую массу. Не знаю. Я знаю только, что я мыслю, а потому дико злюсь.
   Все это Силвест слышал далеко не в первый раз.
   — Он — запись сознания на бета-уровне, отклонившаяся от стандарта Тьюринга. Им — «бетам» — просто положено высказываться в таком ключе. Если бы они не претендовали на наличие сознания, они бы автоматически не соответствовали этому стандарту. Но это совершенно не означает, что высказывания Кэла, вернее, произносимые им звуки, имеют под собой прочный фундамент сознания.
   — Я мог бы те же самые доводы приложить к тебе, — возразил Кэлвин, — и это привело бы нас, мой дражайший сын, вот куда: поскольку о судьбе альфа-записи нет даже предположений, приходится допустить, что я — это все, что от меня осталось. Далее. Может, тебе это трудно понять, но один лишь факт, что я являюсь чем-то драгоценным и уникальным, уже заставляет меня еще более решительно возражать против идеи, разрешающей кому бы то ни было снимать с меня копии. Каждый акт копирования принижает мое значение. Меня как бы ставят на ту же полку, что и любой товар. Я становлюсь чем-то, что производят, дублируют и уничтожают, если я случайно не соответствую чьему-то представлению о полезности. — Кэл помолчал. — Итак, хотя я и не утверждаю, что не приму мер к увеличению моей способности выживать, я добровольно не дам согласия на копирование — кому бы то ни было.
   — Но ты же дал его. Ты разрешил Паскаль скопировать тебя в «Сошествие во тьму»!
   Она сделала это очень осторожно, и на протяжении нескольких лет Силвест даже не подозревал об этом. Он сам дал ей согласие на общение с Кэлвином, чтобы облегчить ей подготовку его собственной биографии. В обмен на это она добилась для него разрешения вернуться к своей навязчивой идее — амарантянам, выхлопотала ему доступ к исследовательской работе и к переписке со значительно сузившимся кругом поклонников.
   — Это была его собственная идея, — оправдывалась Паскаль.
   — Да… это я должен признать. — Кэл набрал в легкие воздуха, что создало впечатление, будто он готовится к длительному выступлению, несмотря на то, что запись Кэлвина «думала» куда быстрее человека. — Времена были опасные, не хуже теперешнего, конечно, как я понял после пробуждения, но тоже весьма тяжелые. Мне показалось заманчивым сохранить хоть часть себя от возможного уничтожения оригинала. Я думал не о копии, а скорее об очертаниях, абрисе. Пожалуй, даже не о думающей машине в представлении Тьюринга.
   — И что же заставило тебя переменить свое решение? — спросил Силвест.
   — Паскаль начала вставлять отдельные куски меня в твою биографию, в определенный период времени, исчисляемый месяцами. Выборки были маленькие. Но однажды она скопировала такой кусок оригинала, что ранее скопированные отрывки начали соединяться и взаимодействовать между собой, пока они, а вернее — я, не оказались в положении, когда идея кибернетического самоубийства ради того, чтобы доказать свою правоту, стала казаться менее привлекательной. Фактически в процессе копирования я почувствовал себя даже более живым и более самим собой, чем раньше. — Кэл наградил аудиторию улыбкой. — Конечно, я понял, в чем тут дело. Паскаль копировала на несравненно более мощной компьютерной системе — ядре правительственной системы в Кювье, где тогда набирали «Сошествие». Система была соединена с куда большим числом архивов и сетей, чем мне позволил использовать ты в Мантеле. Я получил нечто, чем мог занять свой мощный интеллект. — Кэл спокойно выдержал их взгляды, а затем мягко добавил: — Между прочим, это была шутка, если кто не понял.
   — Копии биографии продавались свободно, — сказала Паскаль. — Одну из них достал Саджаки, даже не понимая, что она содержит в себе модель Кэлвина. А как ты узнал, что он там? — Она посмотрела на Силвеста. — Тебе об этом поведала скопированная версия Кэла?
   — Нет, и я даже сомневаюсь, что он захотел бы сказать, будь у него такая возможность. Я просто вычислил. Биография была слишком велика для того объема материала, который в ней содержался. О, я знаю, ты поступила очень умно, закодировав Кэла среди самых незначительных файлов, но Кэла там оказалось слишком много, чтобы легко скрыть. «Сошествие» оказалось на пятнадцать процентов больше, чем должно было быть. Несколько месяцев я думал, что там должен быть скрыт целый пласт сценариев — те аспекты моей жизни, которые не были хорошо документированы, но которые ты отложила для тех, кто будет настойчив и разыщет их. Однако в конце концов я понял, что избыточная емкость вполне достаточна, чтобы спрятать там копию Кэла. Тогда все встало на свои места. Конечно, кое-какие сомнения у меня оставались, полной уверенности не было… — Он поглядел на модель Кэла. — Хотя, полагаю, ты можешь сказать, что ты и есть настоящий Кэл, а то, что я уничтожил, — всего лишь копия?
   Кэл поднял ладонь с подлокотника, как бы призывая к окончанию диспута.
   — Нет, то была слишком упрощенная версия. В конце концов можно признать, что когда-то я был этой копией. Но то, чем я был тогда и чем оставался в погубленном тобой картридже, — это все лишь тень того, каков я теперь. Давай скажем так: это был момент моего богоявления. И покончим на этом.
   — Так… — Силвест вышел вперед, постукивая ногтем по зубам. — В таком случае, значит, я тебя вовсе не убивал?
   — Нет, — ответил Кэлвин с обманчивым миролюбием. — Не убивал. Но сделать это мог, а это — главное. И поэтому, мой дорогой, боюсь, для истории ты остаешься жестоким подонком-отцеубийцей.
   — Как трогательно, не правда ли? — вмешался Хегази. — Больше всего на свете я ценю доброе семейное согласие.
   Они отправились к Капитану. Хоури уже бывала здесь, но, несмотря на известное знакомство с местными окрестностями, чувствовала тут себя нервно. К тому же она понимала, что зараженная материя еле сдерживается холодом, обволакивающим Капитана.
   — Кажется, я знаю, чего вы от меня хотите, — сказал Силвест.
   — Разве это не очевидно? — ответил Саджаки. — Вы полагаете, мы взяли на себя все эти труды только для того, чтобы спросить у вас, как вы поживаете?
   — От вас всего можно ожидать, — парировал Силвест. — Ваше поведение и в прошлом казалось мне не всегда нормальным, так с какой стати ему меняться сейчас? А кроме того, не будем обманывать друг друга и утверждать, что все происходившее там — внизу — было именно таким, каким казалось.
   — Что вы хотите этим сказать? — вспыхнула Хоури.
   — Ох, уж не желаете ли вы меня уверить, что сами еще не разобрались в происходившем?
   — Не разобралась в чем?
   — Что в действительности ничего не случилось. — Силвест уставился на нее пустыми провалами своих глазниц. Этот испытующий взгляд ощущался скорее как сканирование автоматической сторожевой системой, нежели как проявление человеческого любопытства. — А может быть, и нет. Может быть, вы и впрямь ничего не поняли. Кстати, а кто вы такая?
   — У вас еще будет возможность задать любые вопросы, какие вам заблагорассудится, — вмешался Хегази, который нервничал все больше, так как Капитан был уже совсем рядом.
   — Нет, — огрызнулась Хоури. — Я хочу знать. Что вы хотите сказать этим своим «в действительности ничего не случилось»?
   Силвест ответил медленно и спокойно:
   — Я говорил о том поселении, которое Вольева стерла с лица земли.
   Хоури сделала несколько шагов вперед и загородила дорогу процессии.
   — А ну-ка, объяснитесь подробнее…
   — Это может и подождать, — вмешался Саджаки, тоже выходя вперед и отталкивая с дороги Хоури. — Тебе еще самой придется объяснить свою роль в происходящем, да так, чтобы это объяснение меня удовлетворило. — Триумвир уже давно поглядывал на Хоури с подозрением, убежденный, что две смерти в ее присутствии не могут быть простым совпадением. Теперь, когда Вольева была без сознания, а Мадемуазель умолкла, некому было защитить Хоури. Вопрос о том, как на собственные подозрения будет реагировать Саджаки и какие жуткие меры предпримет, — был лишь вопросом времени. За нее ответил Силвест:
   — Нет, зачем же ждать? Я думаю, что нам всем надо совершенно ясно понять, что тут происходит. Саджаки, вы спускались на поверхность Ресургема не только для того, чтобы раздобыть копию моей биографии. Так? Тогда зачем? Вы не знали, что «Сошествие» содержит копию сознания Кэла до тех пор, пока я вам это не сказал. Вы взяли биографию только потому, что она могла оказаться вам полезной при переговорах со мной. Но спускались на Ресургем вы по другой причине. По совершенно другой.
   — Сбор разведывательных данных, — осторожно ответил Саджаки.
   — Больше того. Вы отправились собирать информацию. Это верно. Но вы должны были насадить там и свою.
   — О Фениксе? — спросила Хоури.
   — Не просто о Фениксе. Ему надо было создать Феникс. Его не существовало. — Силвест разрешил себе закатить актерскую паузу, прежде чем продолжить. — Это был призрак, созданный Саджаки. Его не было на старых картах, которые хранились в Мантеле, но как только мы обновили их по материалам новых карт из Кювье, Феникс возник. Мы решили, что это совсем новый поселок, которого на старых картах быть не могло. Это было глупостью, я должен был догадаться. Но мы решили, что оригиналы карт не могут быть подделками.
   — Дважды глупость, — согласился Саджаки. — Тем более что вам давно следовало задуматься над вопросом, где же я нахожусь?
   — Если бы я задумался хоть на минуту…
   — Нисколько не жалею, что вы этого не сделали, — ответил Саджаки. — Иначе этот наш разговор мог бы и не состояться. Но, с другой стороны, мы могли бы прибегнуть и к другим средствам, чтобы заполучить вас.
   Силвест кивнул головой.
   — Полагаю, что логическим следующим шагом было бы уничтожение более крупного населенного пункта, но тоже фиктивного. Но я сильно сомневаюсь, что вам дважды удалось бы провернуть одно и то же. Есть у меня неприятное предчувствие, что вам пришлось бы подорвать что-то более реальное.

* * *

   Холод, казалось, обладал стальной текстурой, будто тысячи острых стальных крючков мягко скребли кожу, причем каждое движение угрожало проникнуть глубже и дойти до кости. Но как только люди оказались во владениях Капитана, этот холод уже больше не ощущался, поскольку холод, в котором был заключен Капитан, был куда сильнее.
   — Он болен, — сказал Саджаки. — Вариант Расползающейся Чумы. Вы, надо думать, о ней наслышаны.
   — Кое-какие вести из Йеллоустона до нас доходили, — ответил Силвест. — Не могу сказать, чтобы они были подробными. — За все это время он ни разу не взглянул на Капитана.
   — Нам не удалось сдержать наступление болезни, — тихо проговорил Хегази. — Во всяком случае, не удалось заставить ее отступить. Глубокая заморозка замедляет ее развитие, но не более того. Она, вернее сказать, он — вирус — медленно распространяется, поглощая массу корабля и превращая ее в собственную ткань.
   — Значит, Капитан все еще жив, во всяком случае, с биологической точки зрения?
   Саджаки кивнул.
   — Конечно. Впрочем, ни один организм нельзя назвать живым при этих температурах. Но если бы мы стали согревать Капитана… какие-то части его могут начать функционировать.
   — Вряд ли это вселяет большие надежды.
   — Я доставил вас на борт, чтобы вы лечили его, а не чтобы слушать ваши заверения.
   Капитан больше всего напоминал статую, обмотанную щупальцами, похожими на серебристые веревки, протянувшиеся на десятки метров во все стороны Они завлекательно поблескивали с какой-то зловещей биомеханической злостью. Кокон для глубокого сна, находившийся в центре замороженной экспозиции, все еще, в силу чуда конструкции или случайности, номинально функционировал. Его когда-то симметрическая форма была разорвана и развалена медленной, как ползущий ледник, и такой же неостановимой силой увеличения объема тела Капитана Большая часть жизнеобеспечивающих датчиков и приборов уже давно погибла. Не было и иллюзорных живых картин, которые разнообразили бы окружение. Из приборов, которые еще работали и чьи экраны светились, большинство показывало несусветную чушь. Бессмысленные иероглифы машин, погрузившихся в бездны старческого маразма. Хоури обрадовалась, что техника оптических иллюзий сдохла. Ей казалось, что иначе иллюзии тоже претерпели бы жуткие деформации. Хороводы изуродованных серафимов и искалеченных херувимов только подчеркивали бы невероятную глубину и распространенность болезни Капитана.
   — Вам нужен не хирург, вам нужен священник, — сказал Силвест.
   — А Кэлвин говорит иначе, — ответил Саджаки. — Ему не терпится взяться за работу.