Резник Майк. Второй контакт

   — Да, сэр. До суда меньше двух недель.
   — Не слишком много времени на подготовку дела, — заметил Дженнингс.
   — Честно говоря, сэр, — сказал Беккер, — у меня сложилось отчетливое впечатление, что ваше дело считается совершенно простым и ясным и что я должен бы скорее заключить сделку, нежели готовить защиту. — Он сделал паузу. — Судя по обстоятельствам, это наиболее разумная линия поведения.
   — Не сомневаюсь в этом, майор, — раздраженно бросил Дженнингс. — Им нужно чистенькое, гладкое вранье для прессы. — Он помолчал. — Их ждет жестокое разочарование.
   Беккер с минуту молчал, изучая его.
   — Что вы на меня так уставились, майор? — осведомился Дженнингс.
   — Вы не такой, каким я ожидал вас увидеть, сэр.
   — А вы, без сомнения, предпочли бы, чтобы я с пеной у рта вопил о том, как Господь велел мне это совершить?
   — Это значительно облегчило бы дело, — признал Беккер с усмешкой. — Обвинение согласилось принять ссылку на временную невменяемость, но постоянную невменяемость было бы куда проще доказать.
   — Об этом можете не беспокоиться, майор.
   — Вот как?
   — Я не намерен ссылаться на невменяемость.
   — Не намерены?
   Дженнингс покачал головой:
   — Нет.
   Беккер нахмурился.
   — Сэр, вы делаете серьезную ошибку. Если вы признаете себя виновным, смертный приговор вам гарантирован. Обвинение уже выразило свою готовность к заключению сделки.
   — Я не собираюсь признавать себя виновным.
   Беккер поморщился.
   — Если вы хотели объявить себя невиновным, вам не следовало признаваться в том, что вы убили двоих членов вашего экипажа.
   — Но я действительно убил их.
   — Тогда как же я смогу убедить суд, что вы невиновны?
   — Я собираюсь сослаться на убийство при смягчающих вину обстоятельствах.
   — Смягчающих обстоятельствах? — переспросил Беккер, не в силах скрыть изумления.
   — Совершенно верно.
   — Эти двое пытались поднять мятеж?
   — Нет.
   — Они угрожали вам физически?
   — Нет.
   — Тогда их убийство очень трудно оправдать.
   — Вызовите меня как свидетеля защиты, и я объясню свои действия.
   — Может быть, лучше вы начнете с того, что объясните их мне?
   Дженнингс покачал головой:
   — Нет, пока я не буду уверен, что могу доверять вам.
   — Я сейчас, пожалуй, единственный человек во всем мире, кому вы можете доверять.
   — Возможно, — сказал Дженнингс, — но я предпочел бы знать наверняка. Я должен быть уверен, что вы здесь не затем, чтобы заткнуть мне рот.
   — Я ваш адвокат, — повторил Беккер. — Если вы хотите заявить о своей невиновности, я должен, по закону, представить суду вашу историю, независимо от того, верю я в нее или нет.
   — Может быть, — сказал Дженнингс.
   — Почему — может быть? — все больше раздражаясь, осведомился Беккер.
   — Потому что, майор, как только я объясню вам свои действия, вы решите, что я намерен сослаться на невменяемость, а когда я откажусь это сделать, вы попросту бросите дело, и мне дадут другого адвоката, который тоже мне не поверит.
   — Я заранее настроен на то, чтобы верить вам, — терпеливо проговорил Беккер. — Вы мой клиент. — Он помолчал. — Если вы не можете убедить меня в том, что у вас были смягчающие обстоятельства, как же вы собираетесь убедить в этом суд?
   — Это уже моя проблема, майор.
   — Это должна быть наша проблема, — поправил его Беккер.
   — Это моя проблема, — твердо повторил Дженнингс. — Именно мне грозит смертный приговор.
   — Так не пойдет, — сказал Беккер. — Мы должны прийти к пониманию здесь и сейчас. — Он вновь помолчал. — Я ваш адвокат, и если вы хотите заявить о своей невиновности, я приложу все силы к тому, чтобы подготовить защиту на основании вашей невиновности. Но я не могу действовать в вакууме. Вы должны дать мне хоть какую-то информацию.
   Дженнингс вновь уставился на него, затем, казалось, решился.
   — Я кажусь вам ненормальным, майор?
   — Во всяком случае, не сию минуту.
   — И вы хотите, чтобы я целиком и полностью рассказал вам всю эту историю?
   — Я настаиваю на этом.
   — А если я скажу вам, что, пытаясь найти подтверждение моему рассказу, вы, возможно, подвергнете свою жизнь опасности?
   — Я вам не поверю, — откровенно признался Беккер.
   — У меня нет причин вам лгать. В моих же интересах, чтобы вы доказали мою невиновность.
   — Почему бы вам просто не рассказать мне вашу историю, а об остальном мы побеспокоимся позже?
   Дженнингс глубоко вздохнул, затем открыл ящик стола и достал блокнот.
   — Все здесь, майор, — сказал он. — Что я сделал, почему я сделал, почему я убежден, что действовал в интересах моего корабля.
   Он протянул блокнот Беккеру. Тот наскоро полистал его и положил в портфель.
   — Я прочту его сегодня же вечером, — пообещал он. — Но сейчас я предпочел бы услышать всю историю из первых уст, чтобы иметь возможность задавать любые вопросы, какие только придут мне в голову.
   — Хорошо, майор. С чего мне начать?
   — Начните с того, почему вы убили Гринберга и Провоста.
   — Я их не убивал.
   Беккер нахмурился.
   — Погодите-ка минутку. Вы только что признались в том, что убили их.
   — Не так, — сказал Дженнингc. — Вы спросили, убил ли я двоих членов моего экипажа, и я сказал — да.
   — И что же? — непонимающе спросил Беккер.
   — Вы не спрашивали, убил ли я Гринберга и Провоста.
   Беккер вынул из портфеля бумагу.
   — Вот здесь сказано, что вы застрелили Роберта Гринберга и Джонатана Провоста-младшего.
   — Я знаю, что здесь сказано — и это ложь.
   — Ну ладно, — сказал Беккер. — Кого же вы убили?
   — Не знаю — но это были не Гринберг и Провост.
   — Не знаете? — переспросил Беккер.
   — Нет.
   — Ладно. Кто же они, по-вашему, были?
   Дженнингc набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.
   — Инопланетяне.
   — О, черт! — пробормотал Беккер. — Так-таки инопланетяне? Почему не шпионы?
   — Они вполне могли быть и шпионами.
   — Инопланетяне?
   — Инопланетяне.
   — Ладно, — мрачно сказал Беккер, — поехали дальше. Они выглядели как люди?
   — Да.
   — Кто-нибудь из ваших подчиненных когда-нибудь высказывал предположение, что они не люди?
   — Нет.
   — Во время полета они проходили еженедельное медицинское обследование?
   — Да.
   — Они говорили с акцентом?
   — Даже без намека на акцент.
   — Вы знаете, какова вероятность существования инопланетной расы, неотличимой от людей?
   — Миллион к одному, я полагаю, — ответил Дженнингс.
   — Миллиард к одному, — поправил его Беккер.
   — И тем не менее они были инопланетянами, — твердо сказал Дженнингс.
   — А вы — единственный, кто сумел распознать в них инопланетян?
   — Насколько мне известно — да.
   — Как вы засекли их? Что они такого сделали?
   — Мелочи, — сказал Дженнингс. — Ничего такого, во что можно было бы ткнуть пальцем и назвать неоспоримым свидетельством.
   — Приведите пример.
   — Как-то вечером, когда я был на мостике, Гринберг принес мне кофе. Он окунул в кофе большой палец и держал его так все время, пока нес чашку — а я еще и заставил его ждать, покуда вводил кое-какие команды, изменявшие наш курс, — но когда я принялся за кофе, он был еще таким горячим, что я обжегся. А когда я осмотрел его палец, он даже не покраснел.
   — И вы застрелили его потому, что его большой палец был нечувствителен к горячему? — не веря собственным ушам, осведомился Беккер.
   Дженнингс покачал головой:
   — Нет, конечно, нет. Были и другие мелочи, пропасть мелочей. Например, компьютер в уборной для экипажа показал, что Провост не мочился больше недели.
   — Может быть, он писал в кровать, — сказал Беккер. — Может быть, использовал офицерскую уборную или отливал в ванну вместо писсуара. Может, он напивался вусмерть каждую ночь и мочился прямо в раковину. Может быть…
   — Я же сказал вам, что было не только это, — раздраженно пояснил Дженнингс. — Все четыре месяца нашего полета в глубоком космосе я только и делал, что замечал разные мелочи. Будь их одна-две, это еще можно было бы объяснить — но не десять и не двадцать. Они все записаны здесь, — продолжал он, указывая на краешек блокнота, торчавший из портфеля Беккера. — Когда я окончательно убедился, что я прав, я решил, что безопасность корабля и самой Земли требует, чтобы я как можно скорее ликвидировал их.
   — Почему бы просто не посадить их под арест?
   — Они были инопланетянами. Я понятия не имел об их физических или умственных возможностях. Наш карцер мог не удержать их, или же они были бы способны испортить корабль, оставаясь в заключении.
   — Вы сделали еще кое-что, не так ли? — спросил Беккер, просматривая извлеченные из портфеля бумаги. — Я имею в виду — помимо того, что убили их.
   — Верно, — ответил Дженнингс. — Я передал командование «Рузвельтом» своему помощнику и заперся в своей каюте, под домашним арестом.
   Беккер покачал головой.
   — Еще до этого.
   — Я освободил главного судового врача Джиллетта от обязанностей и поместил его под арест.
   — Точно, — сказал Беккер. — Почему вы это сделали?
   — Потому что я подозревал, что он тоже инопланетянин.
   — Тогда почему вы не убили и его?
   — Потому что я не замечал за ним аномального поведения.
   — Тогда что навело вас на мысль, что он тоже инопланетянин?
   — Когда он осмотрел тела Гринберга и Провоста после того, как я убил их, он не сказал ни слова о том, что они не люди.
   — Может быть, потому, что они и были людьми.
   — Не были, — твердо сказал Дженнингс, — а стало быть, он был в сговоре с ними, независимо от того, человек он или инопланетянин. — Он помолчал. — Я спросил его напрямую, люди ли они, и он ответил утвердительно. После этого я не мог позволить ему выполнять и дальше свои обязанности.
   — И ваш помощник поддержал вас?
   Дженнингс покачал головой:
   — Нет. Полагаю, он освободил Джиллетта несколькими часами позже.
   Беккер сделал паузу, обдумывая следующий вопрос.
   — Если я скажу, что не верю в вашу историю, вы решите, что и я — инопланетянин?
   — Нет.
   — Или что я в сговоре с ними?
   — Нет, — сказал Дженнингс. — У вас есть только мое слово и мои наблюдения, а я понимаю, насколько неестественными они могут казаться. Но если бы вам представился случай осмотреть тела Гринберга и Провоста, а потом вы усомнились бы в моем рассказе, я мог бы заключить, что вы действительно в сговоре с ними.
   Беккер откинулся на спинку кресла и с глубоким вздохом развел руками.
   — И вы действительно хотите представить суду вот эту историю?
   — Это правда, — сказал Дженнингс. — Я понимаю, что все это кажется абсолютной чушью, но…
   — Чушь — это слишком мягко сказано, — перебил его Беккер. — По правде говоря, это самая нелепая разновидность паранойи, о которой я когда-либо слышал — а ведь я на вашей стороне. Мне и подумать страшно, что сделает со всем этим Магнуссен. — Он взглянул на Дженнингса через разделявшие их несколько футов. — Вы уверены, что не хотите ссылки на помешательство?
   — Уверен.
   — Этого-то я и боялся, — вздохнул Беккер. — Ну ладно, — продолжал он, с видом побежденного пожав плечами, — если такова ваша версия, мы должны работать с ней — во всяком случае, пока. Гринберг или Провост когда-нибудь служили под вашим началом до этого полета?
   — Нет.
   — А этот врач… Джиллетт?
   — Нет. — Дженнингс пересел на край кровати. — Простите меня, майор, но…
   — Что?
   — Может быть, мне подвергнуться проверке на детекторе лжи?
   — Суд не сочтет это приемлемым доказательством.
   Дженнингс покачал головой.
   — Я имел в виду — не для суда. Я хотел бы убедить вас, что я говорю правду.
   — Это ничего бы не дало, — напрямик ответил Беккер. — Если вы чокнутый, вы пройдете проверку на «ура».
   Дженнингс мрачно усмехнулся.
   — Да, я понимаю, к чему вы клоните.
   — Вы говорили о своих подозрениях еще кому-нибудь на борту «Рузвельта», прежде чем убили Гринберга и Провоста?
   — Когда я только начал осознавать, в чем дело, я походя затронул эту тему в разговорах с двумя моими офицерами. Я не говорил об этом впрямую.
   — Почему же?
   — Они решили бы, что я спятил, — ответил Дженнингс.
   — У обвинения имеются трое психиатров, которые с великой охотой подтвердят это под присягой.
   — Только трое? — удивился Дженнингс. — Значит, одного из них я все-таки убедил.
   — Четвертый в нерешительности. Нам от него проку не будет. — Беккер помолчал. — Позвольте мне все-таки спросить вас еще раз — вы уверены, что не предпочтете сослаться на временную невменяемость?
   — Я не сумасшедший! — отрезал Дженнингс. — И более того, я должен предостеречь армию, что в наши ряды проник враг и нам грозит опасность. У меня отняли команду, мне запретили общение с прессой, так что сделать это я смогу только на суде.
   — Вы никоим образом не сумеете убедить суд, что двое членов вашего экипажа были инопланетянами, если остальные двести тридцать семь членов экипажа плюс медик из врачебной комиссии поклянутся под присягой, что они были людьми. Если вы сошлетесь на невменяемость, вас будут лечить за государственный счет и вы сохраните свое жалованье и пенсию.
   — А если я сумею убедить их, что я в своем уме?
   — Тогда они попытаются выяснить, какие счеты могли быть у вас с Гринбергом и Провостом, объявят вас виновным в предумышленном убийстве и поставят перед расстрельным взводом.
   — Они были инопланетянами, — упрямо повторил Дженнингс.
   — Суд скорее примет версию об убийстве, чем об инопланетянах, — сказал Беккер. — Уж вы мне поверьте.
   — Я знаю, что они были инопланетянами, и я исполнил свой долг, поступив так, как надлежит поступить капитану «Теодора Рузвельта», — непреклонно заявил Дженнингс. — Более того, для нашей безопасности жизненно важно, чтобы я убедил в своей правоте моих коллег; если только на моем корабле их было трое, одному Господу известно, сколько их проникло во всю систему вооруженных сил. — Он повернулся к Беккеру. — Ну так как, будете вы отстаивать мою невиновность или нет?
   — По правде говоря, я попросту не знаю, как это сделать, — откровенно признался Беккер. — Я поговорю с вашим судовым врачом, а он расскажет мне, что обследовал два совершенно нормальных человеческих тела. Он уже подписал заявление по этому поводу, да и в медицинском журнале не зафиксировано, что убитые при жизни имели какие-либо отклонения от нормы. Я не могу представить суду ни единого свидетеля защиты, который мог бы подтвердить ваши наблюдения, потому что вы не сообщали о них никому. Я просто не в силах выстроить убедительную защиту на том утверждении, что вы убили двоих инопланетян, которые маскировались под землян. — Лицо Беккера выражало явную растерянность. — Если они и вправду были инопланетянами — как они могли сойти за людей? Почему медицинская служба не засекла их? Как они, прежде всего, попали на борт «Рузвельта»? Каждый из них имел в своем послужном списке не один полет; тогда почему их не засекли раньше? Если они были глубоко внедренными агентами — когда произошло внедрение? Кто знал об этом? Кто за это ответственен? Почему не доложили об этом их друзья и родные? Как они выучили язык? — Беккер покачал головой. — Чем больше таких вопросов будут задавать, тем невероятнее будет выглядеть ваш рассказ.
   — У меня нет ответов на эти вопросы, — угрюмо сказал Дженнингс. — Я человек военный. Я оказался перед военной проблемой и разрешил ее военными средствами. Я хочу, чтобы меня судили мои единомышленники.
   — Те, кто будет заседать в суде по этому делу, не ваши единомышленники, — сказал Беккер.
   — То есть как?
   — Ваши единомышленники, если только они у вас есть, полагают, что инопланетяне выглядят как люди и способны избежать разоблачения со стороны своих сослуживцев за четыре месяца тесных контактов в глубоком космосе. — Беккер в упор взглянул на Дженнингса. — Вполне вероятно, что во всем мире у вас не найдется ни одного единомышленника. В сущности, сейчас, поразмыслив, я прихожу к выводу, что самый быстрый способ проиграть это дело — это вызвать вас на свидетельское место для дачи показаний. Через пять минут перекрестного допроса на вас наденут смирительную рубашку.
   — Но вы должны меня вызвать! Только так я смогу объяснить свои действия и оповестить весь мир о том, что происходит!
   — Не пройдет, — сказал Беккер. — Мне и прежде доводилось работать с Джимом Магнуссеном. Он, как никто, умеет разделать свидетеля под орех и подорвать доверие к его показаниям.
   — Плевать! — бросил Дженнингс. — Я заявляю, что невиновен, и настаиваю на том, чтобы вы вызвали меня для дачи показаний.
   — Это ваше последнее слово?
   — Да.
   Беккер вздохнул и тяжело поднялся на ноги. Он протянул руку, но Дженнингс словно и не заметил ее.
   — Благодарю вас, капитан Дженнингс, — официальным тоном проговорил Беккер. — Возможно, мне понадобится еще раз проконсультироваться с вами.
   — Помните о том, что я сказал, — ответил Дженнингс.
   Беккер направился к двери, которая плавно разъехалась перед ним и быстро сомкнулась за его спиной.

* * *

   Три часа спустя Беккер стоял навытяжку в кабинете генерала.
   — Исключено! — раздраженно отрезал генерал.
   — Но, сэр…
   — Вы меня слышали, майор. Мы выбрали именно вас и с вами намерены работать. Вы не вызвались добровольно заниматься этим делом, а потому не можете по своей воле от него отказаться.
   — Сэр, я попросту не смогу подготовить должную защиту, сообразуясь с теми условиями, которые поставил мне капитан Дженнингс.
   — А кто сможет?
   — Не знаю.
   — Вот до тех пор, пока вы это не узнаете, его адвокатом будете вы.
   — Сэр, вы читали материалы дела?
   — Да, я с ними ознакомился.
   Беккер мгновение помолчал.
   — Капитан Дженнингс намерен заявить о своей невиновности.
   Генерал нахмурился.
   — Мы бы предпочли временную невменяемость.
   — Вы получите вердикт о невменяемости, — заверил его Беккер. — Он настаивает на том, чтобы я вызвал его для дачи показаний.
   — Вот как? — Генерал побарабанил пальцами по столу. — Это было бы в высшей степени неразумно. Услышав его показания, пресса разгуляется вовсю.
   — Полагаю, что если я этого не сделаю, он откажется от моих услуг и будет защищать себя сам.
   — Мы этого не позволим. У него должен быть адвокат, хочет он того или нет. А вы должны позаботиться о том, чтобы он не поставил нас в неловкое положение.
   — Он уже убил двоих членов своего экипажа, — напомнил Беккер. — Можно ли придумать более неловкое положение?
   — Я не хочу, чтобы всплыла эта дурацкая болтовня об инопланетянах, — твердо сказал генерал. — Если она увидит свет, вы представляете, сколько чокнутых пристрелят своих соседей, сочтя их чужаками?
   — Тогда почему бы не закрыть суд для прессы?
   — Мы уже пригласили репортеров освещать суд. Если мы в последний момент изменим свое решение, они будут уверены, что мы что-то скрываем.
   — Сэр, — сказал Беккер, наконец позволив себе стать «вольно», — проблема так или иначе остается: вызову я Дженнингса для дачи показании или нет, как я смогу построить его защиту, не обнародовав его рассказа об инопланетянах?
   — Тогда не допустите, чтобы он объявил себя невиновным.
   — Я не могу предотвратить этого, сэр. Если я встану в суде и скажу, что он согласен сослаться на невменяемость, а он возразит, меня тут же отстранят от дела и отложат суд до тех пор, пока не найдут адвоката, который сделает то, чего хочет Дженнингс. Я просто предлагаю вам отыскать такого адвоката сейчас и сберечь уйму времени и усилий. — Беккер умолк, набирая полную грудь воздуха. — Вы знаете, что он чокнутый, Джим Магнуссен знает, что он чокнутый, и теперь, после разговора с ним, я знаю, что он чокнутый. Почему бы вам не забрать у меня дело и не передать его адвокату, который поверит, что Дженнингс в своем уме?
   — Найдите мне такого, и я подумаю об этом.
   — Я пытался сделать это всю вторую половину дня, — мрачно ответил Беккер. — Никто и слышать не хочет об этом деле.
   — Кто дал вам право самому искать себе замену?! — взвился генерал. — В конце концов, вы его адвокат!
   — Да, сэр.
   — Так начинайте готовить его защиту!
   — Я вряд ли сумею заткнуть ему рот, сэр.
   — Тогда сделайте вид, что пытаетесь доказать его правоту. Когда вы покажете ему, что это безнадежно, может быть, он согласится на невменяемость.
   — Сомневаюсь, — сказал Беккер. — Не могли бы вы…
   — Это все, майор.
   Беккер в упор воззрился на генерала, хотел было что-то сказать, но передумал и, отдав честь, вышел из кабинета. В худшем случае, мрачно размышлял он, чертов суд продлится не больше чем полдня… и стоит, наверно, вытерпеть немножко публичного унижения ради того, чтобы спасти остатки своего отпуска.

ГЛАВА 3

   — Что случилось? — спросил Магнуссен, когда на следующее утро Беккер вошел в его кабинет. — Мне казалось, ты прошлым вечером собирался зайти ко мне выпить.
   — Проблемы, — пробормотал Беккер, плюхаясь на свободное кресло.
   — Женщины?
   — Хотел бы я такого счастья.
   — Что же тогда?
   — Дженнингс, — кратко ответил Беккер. — И мне нужно выпить.
   — Сейчас? Еще только десять утра.
   — Лучше раньше, чем никогда, — сказал Беккер.
   Магнуссен мгновение пристально смотрел на него, потом пожал плечами, подошел к небольшому шкафчику и извлек оттуда бутылку водки.
   — Томатный сок или апельсиновый?
   — Как хочешь.
   — Как ты хочешь.
   — Я хочу выпить. А будет выпивка подкрашена или нет, это уже не важно.
   — Тогда погоди минутку, — сказал Магнуссен, открывая пакет с томатным соком и смешивая «Кровавую Мэри». — Не могу смотреть, как кто-то с утра пораньше хлещет чистую водку.
   Он подошел к Беккеру, отдал ему стакан и вернулся к столу.
   — Спасибо, — сказал Беккер, одним глотком осушив стакан. — Никогда бы не подумал, что в один прекрасный день скажу: «Именно в этом я и нуждался» — но, видит Бог, именно в этом я и нуждался!
   — Может быть, все же расскажешь мне, в чем дело?
   Беккер кивнул.
   — Для этого я и пришел.
   И снова умолк.
   — Ну?
   — Ты станешь национальным героем, — сказал Беккер. — Когда завершится этот процесс, кто-нибудь настрочит за тебя твою автобиографию и сделает из нее сериал по видео.
   — Весьма польщен, конечно, — саркастически заметил Магнуссен, — но о чем это ты, черт побери, толкуешь?
   — Он намерен объявить себя невиновным.
   — Шутишь!
   — Я что, похож на клоуна?
   — Я этому не верю! — объявил Магнуссен.
   — Если тебе так трудно поверить в это, ты будешь просто в восторге от его линии защиты, — мрачно сказал Беккер.
   — И ты собираешься рассказать мне о ней? — без тени улыбки спросил Магнуссен.
   — Почему бы и нет? — отозвался Беккер. — Но прежде чем я сделаю это, хочу сообщить тебе, что вчера я пытался отказаться от дела. Генерал не дал мне сорваться с крючка.
   — Неужели у Дженнингса такая слабая защита?
   — Настолько слабая, что я полночи провел, дергая за нужные веревочки, чтобы получить новое назначение.
   — Полагаю, ничего не вышло?
   — Ничего.
   — Могу я спросить, на что ты истратил вторую половину ночи?
   — Ни на что. Я читал его дневник или как там еще он его называет. — Беккер помолчал. — Тебе останется только сидеть и любоваться тем, как я буду корчить из себя дурака.
   — Неужели его подбил на это дьявол? — предположил Магнуссен.
   — Дьявол большой и красный, а эти ребята, скорее всего, были маленькие и зеленые.
   — Я тебя не понимаю.
   — Гринберг и Провост были инопланетянами, и, убивая их, он защищал свой экипаж.
   — Инопланетянами? В своих показаниях он ни разу не говорил об этом.
   Беккер уставился на него.
   — Ты уверен?
   — Конечно, уверен.
   — Тогда откуда об этом знает генерал?
   — Дженнингс под постоянным наблюдением, и охрана, вероятно, сообщила генералу, что он тебе рассказал.
   — Ну вот, а теперь Дженнингс горит желанием поведать об этом всему миру.
   Магнуссен захихикал.
   — Не могу дождаться той минуты, когда ты попытаешься убедить суд, что на «Рузвельт» проникли шпионы с Марса!
   — Спасибо за сочувствие, — кисло отозвался Беккер.
   — Да я просто не могу удержаться! — Магнуссен уже откровенно хохотал. — Инопланетяне!.. Ты видел медицинские отчеты?
   — Само собой.
   — Мне смерть как хочется дожить до той минуты, когда ты встанешь в суде и будешь объяснять, откуда у инопланетян взялись отпечатки пальцев Гринберга и Провоста!
   — Сам жду не дождусь.
   — Господи, чего я только не дал бы, лишь бы заполучить его на перекрестный допрос!
   — Сколько дашь? — деловито осведомился Беккер.
   — Ты о чем? — растерянно спросил Магнуссен.
   — Десять баксов, и он твой. — Беккер протянул руку.
   — Ты ведь шутишь? — недоверчиво спросил Магнуссен. — Ты собираешься вызвать его для дачи показаний?
   — Скажем так, что я не могу помешать ему сделать это.
   — Это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Иисусе, Макс, дай мне шесть месяцев, чтобы обустроить собственную практику, и становись моим партнером. Ты это заслужил.
   — После этакого фиаско вряд ли я смогу ждать целых шесть месяцев.
   — Просто не верится! — продолжал Магнуссен. — Он и в самом деле намерен присягнуть, что думал, будто убивает инопланетян?