Страница:
И почему он так спешит?
Саманта резко остановилась, сощурила глаза. Страх с новой силой сдавил ей сердце, подкатил к горлу.
Что-то тут не так.
Лошадь была уже совсем близко, в нескольких шагах. Всадник поднял голову, резко выпрямился. Саманта прикрыла ладонью рот. Глаза ее широко раскрылись. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Ей хотелось кричать, но горло перехватило.
Всадник не был Ником!
ГЛАВА 24
ГЛАВА 25
Саманта резко остановилась, сощурила глаза. Страх с новой силой сдавил ей сердце, подкатил к горлу.
Что-то тут не так.
Лошадь была уже совсем близко, в нескольких шагах. Всадник поднял голову, резко выпрямился. Саманта прикрыла ладонью рот. Глаза ее широко раскрылись. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Ей хотелось кричать, но горло перехватило.
Всадник не был Ником!
ГЛАВА 24
Саманта шарахнулась в сторону, что было сил побежала к каменистой осыпи, надеясь, что лошадь там не пройдет. Мужчина гнал чалую, нахлестывал ее. Она мчалась следом за девушкой. Обогнав ее, он резко остановил коня, отрезав Саманте дорогу.
И тогда Саманте показалось, что кто-то невидимый сжал ей горло цепкими пальцами и принялся душить. Она словно попала в западню. Подняв глаза, она уставилась на всадника. Последняя надежда на спасение исчезла. Он смотрел холодным и безжалостным взглядом.
– Кто вы? Где мой муж? – язык отказывался повиноваться, она с трудом выталкивала слова.
Не отвечая, он спрыгнул с лошади и подошел к ней. Она попятилась назад.
– Ты даже не поцелуешь меня, Саманта? Ты не рада?
Она резко отпрянула, ударилась спиной о большой валун. Кровь отлила от лица. Саманта буквально оцепенела от новой волны ужаса и отвращения, которые у нее вызывал этот человек.
– Кто вы?
Он снял шляпу и наклонился к ней.
– Я твой муж. Помнишь?
Светлые волосы. Ужасный шрам рассекает лицо, превращая его улыбку в страшную, пугающую гримасу. Бледные голубые глаза сверкают злобным огнем.
– Узнаешь меня? Ты узнаешь меня теперь? – выдохнул он.
– Мэтью! – земля качнулась у нее под ногами. Все страшное, то, что хотелось ей забыть, то, что было связано с этим человеком, то, что мучило ее в ночных кошмарах, ярко и зримо выплыло из тумана беспамятства и потащило назад, в прошлое…
Саманта дрожала от слабости. Лекарство все еще действовало. Шатаясь, она сползла с кровати. Взглянула на ненавистное белое платье. Ей надо убежать, спрятаться куда-нибудь, пока он не вернулся. Она крепко ухватилась за спинку кровати, мысленно молясь, чтобы слабые, дрожащие руки смогли удержать тело, такое тяжелое и неповинующееся, на решетке для вьющихся растений. Она решила спуститься вниз по этой металлической решетке.
– Кейти, я готова, – сказала она своей служанке.
– Тогда нужно поторапливаться, – невысокая веснушчатая девушка стояла перед ней, держа в руке большой узел. Вдруг ее глаза стали огромными, испуганными. Кейти сжала руку Саманты, хватала ртом воздух, трясущейся рукой показала на дверь и уронила узел на пол.
– О Господи. Это он!
У Саманты зашевелились волосы на голове. В ужасе она бросилась к двери, схватив со стола масляную лампу. Неяркий свет выхватил из полумрака фигуру ее мучителя – Мэтью. Он стоял в дверном проеме и смотрел на нее.
– Кейти, беги! – закричала она, оцепенела от ужаса, тело отказывалось повиноваться. Но она собралась с силами и попыталась добежать до окна.
– Саманта, ты никуда не уйдешь, – Мэтью сказал это тихо и спокойно, он бросился за ней следом. Опустив на плечо цепкую руку, рывком остановил ее.
– Отпусти меня! – закричала она. – Мне больно. Отпусти!
– Никогда! – рявкнул Мэтью, сжал кулак и замахнулся.
Саманта пыталась вырваться. Подняла руки, защищаясь от удара.
– Нет!
Он ударил ее в челюсть, голова откинулась назад, ей показалось, что у нее раскололся череп. Саманта опустилась на пол, ноги не держали. Она сейчас оглохнет от его ругательств. Встряхнула головой, слизнула кровь с разбитой губы.
Он опять протянул к ней руки, схватил за волосы.
– Сука! Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь отпущу тебя? – рывком поставил ее на ноги и навис над ней. О, как ей знаком этот безумный блеск льдистых глаз.
– Ты – моя. Ты принадлежишь мне. Ты – моя вещь.
Он сомкнул свои длинные пальцы на ее шее.
– Скорее я убью тебя, чем отпущу. Слышишь? – Саманта задыхалась от боли в горле.
В отчаянии она подняла руки, вонзила ногти в его лицо. Обламывая ногти, рвала его кожу, не чувствуя собственной боли. Кровь заполняла царапины, но он словно не замечал этого. Он улыбался. Заломил ей руки и силой выгнул назад. Кровь капала с его лица на белое кружевное платье. Боль в спине была нестерпимой. Вместе с болью надвигалась темнота. Саманта куда-то проваливалась. Крик служанки привел ее в чувство.
– Мисс! – кричала Кейти. – Помоги мне!
Саманта задыхалась, хватала ртом воздух. Где тот живительный глоток, который поможет ей собраться с силами, который даст ей возможность пережить эту ужасную действительность? Она потерла шею. Открыла глаза. Мебель в комнате плыла и качалась из стороны в сторону, наползая на нее. А там, на другом конце комнаты Мэтью оторвал от себя Кейти, швырнул ее на пол и стал изо всех сил молотить кулаками.
Он убьет ее. Его надо остановить, во что бы то ни стало.
Саманта поползла к камину. Руки, испачканные его кровью, подламывались. В разбитой губе пульсировала тягучая боль. Она с трудом встала на колени, вцепилась в каминную решетку и поднялась на ноги. Мэтью засмеялся своим диким смехом, переходящим в жуткий безумный хохот, и продолжал избивать Кейти.
– Нет! – взвыла Саманта, схватила кочергу и ринулась к ним.
Ей словно передалось его безумие. Боль и гнев за себя и за Кейти придали ей силы. Хватит, ей надоело. Сейчас она отомстит ему за все – за унижения, за его дикую брань, за все издевательства, за смерть отца. Почему-то в эту секунду она ясно осознала его причастность к смерти отца. Держа над головой свое оружие, она позвала:
– Мэтью!
Он обернулся, и в комнате стало тихо. Он мгновенно перестал хохотать, лицо его было, словно застывшая маска. Он был изумлен и растерян.
– Саманта! – прошептал он и попытался протянуть к ней руки.
Но ничто и никто уже не смогло остановить ее. Со всей силой, на какую только была способна, она обрушила кочергу на это ненавистное лицо. Он зашатался и рухнул к ее ногам. Она разжала пальцы, кочерга со звоном покатилась по полу. Руки у нее тряслись. Она обошла Мэтью спокойно, брезгливо и как-то отстраненно. Подошла к Кейти, помогла девушке подняться. Служанка отшатнулась от нее, в ужасе уставилась на распростертое тело.
– О Боже мой! Ты убила его!
Саманта медленно повернулась, заставила себя посмотреть. Ей было все равно. Ей давно надо было это сделать. По полу растекалась кровь. Много крови. Целое море крови. Кто-то кричал за ее спиной. От этого крика ей вдруг стало жутко и холодно. Холод и мрак наплывали на нее из каждого угла этой опостылевшей комнаты, превращенной в ее тюрьму. Все поплыло у нее перед глазами, исчезая в черном с алыми разводами тумане. Она стала тонуть в море, вода в котором была красная, словно кровь.
Он сильно ударил ее по щеке и нетерпеливо приказал:
– Заткнись! – потом ударил еще раз и засмеялся.
Саманта дрожала. Это был Мэтью. Призрак из ее невыносимого, безумного прошлого. Он ожил для того, чтобы снова мучить и унижать ее. Чтобы снова наслаждаться видом ее страданий и унижений. Ночной кошмар снова становился явью.
«Мэтью!»
– Господи, помоги мне!
Руки у Саманты были связаны. Она закрыла глаза. Боль и неимоверная усталость обессилили ее. От жары и тряски все тело горело и зудело, словно накусанное муравьями. Нет. Это, должно быть, только ночной кошмар, страшный сон. Она приоткрыла глаза. Мэтью ехал впереди. Он здесь. А где же Ник? Ей опять стало нечем дышать.
Боже, что он сделал с Ником?
Она попыталась глубоко вздохнуть, позвала:
– Мэтью?
Он повернулся в седле, улыбаясь ей.
– Хорошо, дорогая. Наконец-то ты пришла в себя. Надеюсь, теперь тебе будет хорошо, – он подъехал к ней, положил ладонь на ее связанные руки.
– Мэтью, где Ник? – голос у нее вибрировал и срывался.
– Кто? – он нахмурился. – А, этот выродок, полукровок, – он нежно погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. – Все хорошо, крошка. Он больше не будет тебя беспокоить.
К горлу подкатила тошнота. От страха и горя во рту стало сухо и горько. Что он делает с ее сердцем? Оно и так изболелось от горя и страданий. Оно только-только начало оттаивать. Ник, Ник – ее радость, ее счастье, ее любовь…
– Мэтью, что ты сделал с моим мужем?
Он с ненавистью уставился на нее. От злости и гнева шрам на лице стал багровым.
– Я твой муж. Слышишь? Я. Он попытался отнять тебя у меня, как и все остальное, – лицо его покраснело. – Но теперь у них ничего не получится. Никто никогда не отнимет тебя.
– Ты хочешь сказать… – голос ее прервался, она сглотнула сухой ком, застрявший в горле и упрямо переспросила: – Что ты сделал с ним?
– Именно то, что делает любой муж с тем, кто крадет у него жену. Я убил его, – он похлопал ее по стянутым рукам ладонью, удовлетворенно усмехнулся.
– Нет! Нет! Пожалуйста, скажи, что это неправда! – голос у нее стал хриплым.
– Хорошо, это неправда, – он удивленно посмотрел на нее.
Сердце у нее словно заледенело от горя. Она и верила и не верила тому, что он сказал.
– Где он?
Мэтью неопределенно махнул рукой в сторону дальних холмов.
– Да, там где-то…
– Ты сказал, что убил его. Как? Я хочу знать все.
– Я думал, что тебе хочется верить, что я его не убивал? – он снова нахмурился. – Не понимаю, чего ты хочешь?
– Ты покажешь мне его, Мэт?
– Нет. Зачем тебе теперь о нем волноваться? Ты теперь моя. Ты снова свободна.
– Нет! – закричала она. – Прошу тебя, пожалуйста, отвези меня к Нику! Пожалуйста!
Она закусила губу до крови. Страх за Ника рвал ее сердце на части.
– Нет! – он поехал впереди.
Неожиданно она зарыдала.
– Ну, пожалуйста, Мэтью. Я пойду с тобой, куда угодно. Сделаю все, что ты скажешь. Пожалуйста, умоляю тебя. Отвези меня к Нику. Я хочу видеть его.
Он повернулся к ней. Глаза его были похожи на куски бледно-голубого льда.
– Нет. Я запрещаю тебе говорить такое. Прекрати весь этот шум, он меня утомляет и раздражает, – он подстегнул ее лошадь, хлестнул свою. Кони понеслись галопом. Он не хотел слушать ее просьбы, ее мольбу.
Она затряслась в седле, глядя в сторону холмов. Там где-то лежит мертвый Ник. Она хочет видеть его. Ее Ник, ее счастье, ее любовь, ее радость. Она плакала, слезы катились у нее по щекам. Над грядой холмов парили в воздухе птицы. Они собирались в стаю, кружили, взмывая вверх и снова опускаясь к земле… Они кружили над телом убитого Ника.
Теперь ей было все равно, куда везет ее Мэтью. И совершенно безразлично, что он будет с ней делать. Ник умер. И та часть ее души, которая могла чувствовать, радоваться, любить, умерла вместе с ним.
Некоторое время спустя, они добрались до вершины холма. Мэтью остановил уставших лошадей. Он спрыгнул на землю, подошел к Саманте, вынул нож, разрезал веревки, стягивающие ее запястья.
– Давай, я тебе помогу, дорогая. Животным необходимо отдохнуть.
Он схватил ее в охапку, выхватил из седла, прижал к себе, поднял руку, убирая с лица прядь волос, выбившуюся из косы.
– Вот так лучше, – грубо схватил за подбородок, приподнял лицо, заглядывая в глаза. – О, малышка устала.
Отстранившись от него, Саманта вывернулась из его объятий. Криво усмехнувшись, он отпустил ее. Ноги у нее подкашивались от слабости. Она облегченно вздохнула, когда он оставил ее в покое и пошел к своей лошади. Отпустив лошадей пастись, он вернулся, держа в руках одеяло. То самое одеяло, на котором они с Ником спали, на котором они любили друг друга. Ей захотелось вцепиться, ногтями, как тогда, разодрать в кровь это ненавистное лицо. Ей хотелось кричать, вырвать из его цепких липких пальцев одеяло. Но у нее не было больше сил сопротивляться. Эта вспышка гнева не даст ничего, ей не станет легче. Потому что никто теперь не вернет ей Ника. Переставляя ноги, словно деревянная кукла, она молча пошла за Мэтью в тень раскидистого дуба. Он разостлал одеяло и толкнул Саманту на него. Она не протестовала, она свалилась как бесчувственный тюк. Ей казалось, что она перестала существовать. Все, кем она была, умерло вместе с Ником. Осталась пустая оболочка – бесчувственная, равнодушная ко всему на свете. Она сидела, закрыв глаза.
Он разжал ей рот, противная теплая жидкость полилась в горло. Она проглотила. Приоткрыла глаза. Он поил ее из фляги. Вода. Это просто вода. Она сделала еще несколько глотков.
– Вот и хорошо, моя дорогая, – он погладил ее по щеке. – Тебе надо отдохнуть. Ложись, поспи.
А сам пошел по дороге вниз, ветками заметая следы. Он делал все это сосредоточенно и старательно.
Саманта задумалась. Насторожилась. Он уничтожает следы. Почему? Какой в этом смысл? Он боится, что их будут преследовать? Но никто, кроме Ника, не знает, что он увез ее. Никто просто не догадается их искать. Никто, кроме Ника. Он боится. Значит, Ник не умер. Он жив. Если каким-то чудом он остался жив, то, скорее всего, тяжело ранен. Иначе, давно бы был здесь. Он не мог ее бросить. Она должна сама разыскать его и спасти. Но для этого нужно сбежать от Мэтью. Он все еще заметал следы у подножия холма.
Не спуская с него глаз, она с трудом поднялась, собрав последние силы, подкралась к лошадям. Отвязав поводья от куста, дрожащей рукой похлопала серую кобылу по шее. Лошадь дернулась в сторону, взбрыкнула и толкнула чалого. Тот в ответ захрапел и укусил ее. Она заржала от боли.
Обернувшись Саманта увидела, что Мэтью бежит к ней, что-то крича. От страха у нее стучало в висках, она не слышала, что он кричит, она только видела его открытый рот, его глаза, искаженные яростью и гневом. Она вскарабкалась в седло, ударила лошадь пятками в бока.
– Вперед!
– Саманта! Стой!
Мэтью выдернул ружье, привязанное к седлу чалого коня. Поднял ружье, прицелился. Пуля просвистела и ударилась в землю впереди Саманты. Вторая пуля пробила каблук ее башмака. Серая неожиданно споткнулась и упала на колени. Саманта перелетела через ее голову, больно ударилась о землю. У нее перехватило дыхание.
Оцепенев от боли и страха, она сидела и смотрела неподвижными глазами, как к ней приближается Мэтью. Серая билась в агонии неподалеку от нее, копыта судорожно скребли по земле. Мэтью подъехал, выстрелил лошади в голову, она затихла.
Мэтью спешился, рывком поставил Саманту на ноги.
– Тебе не следовало этого делать, крошка, – он крепко схватил ее за руку. Она поморщилась, но не закричала. Что толку? Он потащил ее обратно к одеялу, снова толкнул на него.
– Оставайся здесь, – приказал он, а сам пошел и снова привязал чалого. Саманта потерла руки. У нее ничего не получилось. Неизвестно, что он придумает теперь. Что он будет с ней делать?
Вернувшись, он укоризненно покачал головой.
– Я же сказал тебе, чтобы ты отдыхала. А теперь, видишь, ты вся грязная, – он протянул руку и принялся стряхивать пыль с ее рубашки. Рука погладила ее грудь, глаза его возбужденно заблестели, он улыбнулся.
У Саманты пересохло в горле, она отодвинулась, оглянулась тоскливо и безнадежно. Бежать ей было некуда. Он грубо рванул ее к себе, обнял.
– Спокойно. Не сопротивляйся. Ты ведь моя, Саманта. Я могу делать с тобой все, что мне заблагорассудится. И ты меня не сможешь остановить.
Она снова попыталась отползти, но он потянул ее к себе за рубашку. Пуговица оторвалась и упала.
– Видишь, что ты наделала? – губы его медленно растянулись в улыбке. Саманта глянула вниз. Ворот рубашки распахнулся, обнажив кружевное белье и грудь. Она быстро заслонилась ладонями, запахнула рубашку, придерживая у ворота трясущимися пальцами.
– Нет! Так мне не нравится, – он отвел ее руку, грудь обнажилась снова. Он затаил дыхание, не сводя взгляда с груди. Он улыбнулся. Саманту затрясло. Она осознала правоту его слов. Он действительно может сделать с ней все, что ему захочется. У нее не хватит сил справиться с ним. Здесь она одна. Нет ни Кейти, ни Тилли. Никого, кто мог бы ей помочь. Он положил руки ей на плечи, стал с силой давить. Она упала навзничь.
– Я твой муж, – сказал он, слегка задыхаясь. – Не бойся меня, – он сел верхом, сжав коленями ей бедра. Одной рукой он схватил ее за горло. Другой рукой спустил рубашку с ее плеча и стал гладить грудь. Недовольно сощурил глаза.
– Что ты дрожишь, как испуганная птица. Прекрати, – он медленно развязал тесьму на сорочке и распахнул ее. Схватил ее за грудь.
– Такая мягкая, белая, теплая. Я скучал по тебе, Саманта. Помнишь, как тебе нравилось, когда я так делал? – его палец стал гладить ее сосок.
– Нет! – закричала она. К горлу подкатывала тошнота. Она кусала губы, слезы катились по щекам. – Нет, мне никогда это не нравилось. Ты лжешь, – она попыталась оторвать его руку от груди.
Он разозлился, заломил ей руки за голову, сильно сжал запястья.
– Лежи спокойно, – другой рукой он снова стал ласкать грудь, пальцем нежно гладил сосок, засмеялся довольно.
– Посмотри, тебе это нравится, а?
К ужасу и стыду, она чувствовала, как набухла грудь и сосок стал твердым. Старалась не думать о том, что он делает. Он вел себя так, словно делал это раньше. Словно, и в самом деле, был ее мужем. Но она знала, что он никогда не прикасался к ней. Вернее, он пытался изнасиловать ее, когда ей было двенадцать лет. Конюх услышал ее крики и спас от него. Через несколько дней старика нашли мертвым с размозженным черепом. Решили, что его ударила копытом лошадь.
Рука Мэтью оставила одну ее грудь и стала ласкать другую. Он часто и тяжело дышал. Глаза горели от возбуждения. Он хотел ее. Наклонил голову, жадно прильнул к соску, ласкал ее языком и зубами. Саманта закрыла глаза, отвернув голову в сторону. Она чувствовала, как набухла и отвердела его плоть, прижатая к ее животу. Она стала смотреть на вершину снежной горы. Нет, она ни за что не позволит ему осквернить ее тело. Она не хочет его. Его желание вызывает в ней только отвращение и ненависть. Вдруг он поднял голову.
– Я знаю, тебе тоже невтерпеж. Но не будь же такой нетерпеливой, дорогая. Всему свое время. Мы не можем сейчас делать этого. Не здесь. Все должно быть в нормальной обстановке. Точно так же, как было раньше, – он оторвался от нее, поднялся, поставил ее на ноги, потер распухший низ, схватил ее руку, притянул к себе, ладонью провел по набухшему члену.
– Чувствуешь? Я тоже хочу этого, – он поцеловал ее в щеку. – Но мы должны спешить.
Саманта облегченно вздохнула. Он отпустил ее и стал сворачивать одеяло. Она решила быть покорной. Что бы он ни сделал, ей нужно выжить. Она должна помочь Нику.
Мэтью без устали повторял, что они женаты. Говорил ей, что она спала с ним. Но ведь она-то прекрасно знала, что этого не было. Правда, в ее прошлом было столько туманного, неясного. Наверное, это оттого, что они с Люсиндой все время поили ее настойкой опия. Она твердо знала одно, до Ника у нее не было мужчин. Она была невинна. Ее первым мужчиной был Ник.
Она взглянула на небо. Ей нужно убежать от него, пока еще светло, попытаться разыскать Ника. В противном случае, он увезет ее далеко отсюда. И она потеряет Ника навсегда. Она посмотрела на лошадь. Он привязал ее таким узлом, что она просто не успеет его распутать. Мэтью снова поймает ее. Она огляделась. Увидела камень. Мэтью стоял к ней спиной. Она нагнулась, протянула руку. Мэтью резко повернулся, схватил за волосы, притянул к себе. Глаза стали холодными и безжалостными.
– Не зли меня, крошка. Тебе это не понравится. Ой как не понравится, – он толкнул ее к лошади, а сам привязал одеяло. Посадил Саманту в седло. Сам сел сзади, с силой притянул ее к себе. Ладони жадно пробежали по ее телу. Засмеялся, почувствовав, как она вздрогнула. Да, теперь она ясно понимала, что у нее нет сил остановить его. Одной рукой он придерживал поводья, другой обхватил ее грудь и пустил лошадь галопом.
Небо становилось алым. Солнце скатывалось за холмы. Очень скоро станет совсем темно. Тогда она не сможет убежать от него. И даже если ей, каким-то образом, удастся уйти от него, она не знает, где искать Ника.
Саманта поежилась под назойливыми пальцами Мэтью. Скоро на землю опустится ночь. И тогда она останется наедине с этим сумасшедшим. Он будет мучить ее, истязать.
Она понимала, что ее шансы спастись ничтожны.
И тогда Саманте показалось, что кто-то невидимый сжал ей горло цепкими пальцами и принялся душить. Она словно попала в западню. Подняв глаза, она уставилась на всадника. Последняя надежда на спасение исчезла. Он смотрел холодным и безжалостным взглядом.
– Кто вы? Где мой муж? – язык отказывался повиноваться, она с трудом выталкивала слова.
Не отвечая, он спрыгнул с лошади и подошел к ней. Она попятилась назад.
– Ты даже не поцелуешь меня, Саманта? Ты не рада?
Она резко отпрянула, ударилась спиной о большой валун. Кровь отлила от лица. Саманта буквально оцепенела от новой волны ужаса и отвращения, которые у нее вызывал этот человек.
– Кто вы?
Он снял шляпу и наклонился к ней.
– Я твой муж. Помнишь?
Светлые волосы. Ужасный шрам рассекает лицо, превращая его улыбку в страшную, пугающую гримасу. Бледные голубые глаза сверкают злобным огнем.
– Узнаешь меня? Ты узнаешь меня теперь? – выдохнул он.
– Мэтью! – земля качнулась у нее под ногами. Все страшное, то, что хотелось ей забыть, то, что было связано с этим человеком, то, что мучило ее в ночных кошмарах, ярко и зримо выплыло из тумана беспамятства и потащило назад, в прошлое…
Саманта дрожала от слабости. Лекарство все еще действовало. Шатаясь, она сползла с кровати. Взглянула на ненавистное белое платье. Ей надо убежать, спрятаться куда-нибудь, пока он не вернулся. Она крепко ухватилась за спинку кровати, мысленно молясь, чтобы слабые, дрожащие руки смогли удержать тело, такое тяжелое и неповинующееся, на решетке для вьющихся растений. Она решила спуститься вниз по этой металлической решетке.
– Кейти, я готова, – сказала она своей служанке.
– Тогда нужно поторапливаться, – невысокая веснушчатая девушка стояла перед ней, держа в руке большой узел. Вдруг ее глаза стали огромными, испуганными. Кейти сжала руку Саманты, хватала ртом воздух, трясущейся рукой показала на дверь и уронила узел на пол.
– О Господи. Это он!
У Саманты зашевелились волосы на голове. В ужасе она бросилась к двери, схватив со стола масляную лампу. Неяркий свет выхватил из полумрака фигуру ее мучителя – Мэтью. Он стоял в дверном проеме и смотрел на нее.
– Кейти, беги! – закричала она, оцепенела от ужаса, тело отказывалось повиноваться. Но она собралась с силами и попыталась добежать до окна.
– Саманта, ты никуда не уйдешь, – Мэтью сказал это тихо и спокойно, он бросился за ней следом. Опустив на плечо цепкую руку, рывком остановил ее.
– Отпусти меня! – закричала она. – Мне больно. Отпусти!
– Никогда! – рявкнул Мэтью, сжал кулак и замахнулся.
Саманта пыталась вырваться. Подняла руки, защищаясь от удара.
– Нет!
Он ударил ее в челюсть, голова откинулась назад, ей показалось, что у нее раскололся череп. Саманта опустилась на пол, ноги не держали. Она сейчас оглохнет от его ругательств. Встряхнула головой, слизнула кровь с разбитой губы.
Он опять протянул к ней руки, схватил за волосы.
– Сука! Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь отпущу тебя? – рывком поставил ее на ноги и навис над ней. О, как ей знаком этот безумный блеск льдистых глаз.
– Ты – моя. Ты принадлежишь мне. Ты – моя вещь.
Он сомкнул свои длинные пальцы на ее шее.
– Скорее я убью тебя, чем отпущу. Слышишь? – Саманта задыхалась от боли в горле.
В отчаянии она подняла руки, вонзила ногти в его лицо. Обламывая ногти, рвала его кожу, не чувствуя собственной боли. Кровь заполняла царапины, но он словно не замечал этого. Он улыбался. Заломил ей руки и силой выгнул назад. Кровь капала с его лица на белое кружевное платье. Боль в спине была нестерпимой. Вместе с болью надвигалась темнота. Саманта куда-то проваливалась. Крик служанки привел ее в чувство.
– Мисс! – кричала Кейти. – Помоги мне!
Саманта задыхалась, хватала ртом воздух. Где тот живительный глоток, который поможет ей собраться с силами, который даст ей возможность пережить эту ужасную действительность? Она потерла шею. Открыла глаза. Мебель в комнате плыла и качалась из стороны в сторону, наползая на нее. А там, на другом конце комнаты Мэтью оторвал от себя Кейти, швырнул ее на пол и стал изо всех сил молотить кулаками.
Он убьет ее. Его надо остановить, во что бы то ни стало.
Саманта поползла к камину. Руки, испачканные его кровью, подламывались. В разбитой губе пульсировала тягучая боль. Она с трудом встала на колени, вцепилась в каминную решетку и поднялась на ноги. Мэтью засмеялся своим диким смехом, переходящим в жуткий безумный хохот, и продолжал избивать Кейти.
– Нет! – взвыла Саманта, схватила кочергу и ринулась к ним.
Ей словно передалось его безумие. Боль и гнев за себя и за Кейти придали ей силы. Хватит, ей надоело. Сейчас она отомстит ему за все – за унижения, за его дикую брань, за все издевательства, за смерть отца. Почему-то в эту секунду она ясно осознала его причастность к смерти отца. Держа над головой свое оружие, она позвала:
– Мэтью!
Он обернулся, и в комнате стало тихо. Он мгновенно перестал хохотать, лицо его было, словно застывшая маска. Он был изумлен и растерян.
– Саманта! – прошептал он и попытался протянуть к ней руки.
Но ничто и никто уже не смогло остановить ее. Со всей силой, на какую только была способна, она обрушила кочергу на это ненавистное лицо. Он зашатался и рухнул к ее ногам. Она разжала пальцы, кочерга со звоном покатилась по полу. Руки у нее тряслись. Она обошла Мэтью спокойно, брезгливо и как-то отстраненно. Подошла к Кейти, помогла девушке подняться. Служанка отшатнулась от нее, в ужасе уставилась на распростертое тело.
– О Боже мой! Ты убила его!
Саманта медленно повернулась, заставила себя посмотреть. Ей было все равно. Ей давно надо было это сделать. По полу растекалась кровь. Много крови. Целое море крови. Кто-то кричал за ее спиной. От этого крика ей вдруг стало жутко и холодно. Холод и мрак наплывали на нее из каждого угла этой опостылевшей комнаты, превращенной в ее тюрьму. Все поплыло у нее перед глазами, исчезая в черном с алыми разводами тумане. Она стала тонуть в море, вода в котором была красная, словно кровь.
Он сильно ударил ее по щеке и нетерпеливо приказал:
– Заткнись! – потом ударил еще раз и засмеялся.
Саманта дрожала. Это был Мэтью. Призрак из ее невыносимого, безумного прошлого. Он ожил для того, чтобы снова мучить и унижать ее. Чтобы снова наслаждаться видом ее страданий и унижений. Ночной кошмар снова становился явью.
«Мэтью!»
– Господи, помоги мне!
Руки у Саманты были связаны. Она закрыла глаза. Боль и неимоверная усталость обессилили ее. От жары и тряски все тело горело и зудело, словно накусанное муравьями. Нет. Это, должно быть, только ночной кошмар, страшный сон. Она приоткрыла глаза. Мэтью ехал впереди. Он здесь. А где же Ник? Ей опять стало нечем дышать.
Боже, что он сделал с Ником?
Она попыталась глубоко вздохнуть, позвала:
– Мэтью?
Он повернулся в седле, улыбаясь ей.
– Хорошо, дорогая. Наконец-то ты пришла в себя. Надеюсь, теперь тебе будет хорошо, – он подъехал к ней, положил ладонь на ее связанные руки.
– Мэтью, где Ник? – голос у нее вибрировал и срывался.
– Кто? – он нахмурился. – А, этот выродок, полукровок, – он нежно погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. – Все хорошо, крошка. Он больше не будет тебя беспокоить.
К горлу подкатила тошнота. От страха и горя во рту стало сухо и горько. Что он делает с ее сердцем? Оно и так изболелось от горя и страданий. Оно только-только начало оттаивать. Ник, Ник – ее радость, ее счастье, ее любовь…
– Мэтью, что ты сделал с моим мужем?
Он с ненавистью уставился на нее. От злости и гнева шрам на лице стал багровым.
– Я твой муж. Слышишь? Я. Он попытался отнять тебя у меня, как и все остальное, – лицо его покраснело. – Но теперь у них ничего не получится. Никто никогда не отнимет тебя.
– Ты хочешь сказать… – голос ее прервался, она сглотнула сухой ком, застрявший в горле и упрямо переспросила: – Что ты сделал с ним?
– Именно то, что делает любой муж с тем, кто крадет у него жену. Я убил его, – он похлопал ее по стянутым рукам ладонью, удовлетворенно усмехнулся.
– Нет! Нет! Пожалуйста, скажи, что это неправда! – голос у нее стал хриплым.
– Хорошо, это неправда, – он удивленно посмотрел на нее.
Сердце у нее словно заледенело от горя. Она и верила и не верила тому, что он сказал.
– Где он?
Мэтью неопределенно махнул рукой в сторону дальних холмов.
– Да, там где-то…
– Ты сказал, что убил его. Как? Я хочу знать все.
– Я думал, что тебе хочется верить, что я его не убивал? – он снова нахмурился. – Не понимаю, чего ты хочешь?
– Ты покажешь мне его, Мэт?
– Нет. Зачем тебе теперь о нем волноваться? Ты теперь моя. Ты снова свободна.
– Нет! – закричала она. – Прошу тебя, пожалуйста, отвези меня к Нику! Пожалуйста!
Она закусила губу до крови. Страх за Ника рвал ее сердце на части.
– Нет! – он поехал впереди.
Неожиданно она зарыдала.
– Ну, пожалуйста, Мэтью. Я пойду с тобой, куда угодно. Сделаю все, что ты скажешь. Пожалуйста, умоляю тебя. Отвези меня к Нику. Я хочу видеть его.
Он повернулся к ней. Глаза его были похожи на куски бледно-голубого льда.
– Нет. Я запрещаю тебе говорить такое. Прекрати весь этот шум, он меня утомляет и раздражает, – он подстегнул ее лошадь, хлестнул свою. Кони понеслись галопом. Он не хотел слушать ее просьбы, ее мольбу.
Она затряслась в седле, глядя в сторону холмов. Там где-то лежит мертвый Ник. Она хочет видеть его. Ее Ник, ее счастье, ее любовь, ее радость. Она плакала, слезы катились у нее по щекам. Над грядой холмов парили в воздухе птицы. Они собирались в стаю, кружили, взмывая вверх и снова опускаясь к земле… Они кружили над телом убитого Ника.
Теперь ей было все равно, куда везет ее Мэтью. И совершенно безразлично, что он будет с ней делать. Ник умер. И та часть ее души, которая могла чувствовать, радоваться, любить, умерла вместе с ним.
Некоторое время спустя, они добрались до вершины холма. Мэтью остановил уставших лошадей. Он спрыгнул на землю, подошел к Саманте, вынул нож, разрезал веревки, стягивающие ее запястья.
– Давай, я тебе помогу, дорогая. Животным необходимо отдохнуть.
Он схватил ее в охапку, выхватил из седла, прижал к себе, поднял руку, убирая с лица прядь волос, выбившуюся из косы.
– Вот так лучше, – грубо схватил за подбородок, приподнял лицо, заглядывая в глаза. – О, малышка устала.
Отстранившись от него, Саманта вывернулась из его объятий. Криво усмехнувшись, он отпустил ее. Ноги у нее подкашивались от слабости. Она облегченно вздохнула, когда он оставил ее в покое и пошел к своей лошади. Отпустив лошадей пастись, он вернулся, держа в руках одеяло. То самое одеяло, на котором они с Ником спали, на котором они любили друг друга. Ей захотелось вцепиться, ногтями, как тогда, разодрать в кровь это ненавистное лицо. Ей хотелось кричать, вырвать из его цепких липких пальцев одеяло. Но у нее не было больше сил сопротивляться. Эта вспышка гнева не даст ничего, ей не станет легче. Потому что никто теперь не вернет ей Ника. Переставляя ноги, словно деревянная кукла, она молча пошла за Мэтью в тень раскидистого дуба. Он разостлал одеяло и толкнул Саманту на него. Она не протестовала, она свалилась как бесчувственный тюк. Ей казалось, что она перестала существовать. Все, кем она была, умерло вместе с Ником. Осталась пустая оболочка – бесчувственная, равнодушная ко всему на свете. Она сидела, закрыв глаза.
Он разжал ей рот, противная теплая жидкость полилась в горло. Она проглотила. Приоткрыла глаза. Он поил ее из фляги. Вода. Это просто вода. Она сделала еще несколько глотков.
– Вот и хорошо, моя дорогая, – он погладил ее по щеке. – Тебе надо отдохнуть. Ложись, поспи.
А сам пошел по дороге вниз, ветками заметая следы. Он делал все это сосредоточенно и старательно.
Саманта задумалась. Насторожилась. Он уничтожает следы. Почему? Какой в этом смысл? Он боится, что их будут преследовать? Но никто, кроме Ника, не знает, что он увез ее. Никто просто не догадается их искать. Никто, кроме Ника. Он боится. Значит, Ник не умер. Он жив. Если каким-то чудом он остался жив, то, скорее всего, тяжело ранен. Иначе, давно бы был здесь. Он не мог ее бросить. Она должна сама разыскать его и спасти. Но для этого нужно сбежать от Мэтью. Он все еще заметал следы у подножия холма.
Не спуская с него глаз, она с трудом поднялась, собрав последние силы, подкралась к лошадям. Отвязав поводья от куста, дрожащей рукой похлопала серую кобылу по шее. Лошадь дернулась в сторону, взбрыкнула и толкнула чалого. Тот в ответ захрапел и укусил ее. Она заржала от боли.
Обернувшись Саманта увидела, что Мэтью бежит к ней, что-то крича. От страха у нее стучало в висках, она не слышала, что он кричит, она только видела его открытый рот, его глаза, искаженные яростью и гневом. Она вскарабкалась в седло, ударила лошадь пятками в бока.
– Вперед!
– Саманта! Стой!
Мэтью выдернул ружье, привязанное к седлу чалого коня. Поднял ружье, прицелился. Пуля просвистела и ударилась в землю впереди Саманты. Вторая пуля пробила каблук ее башмака. Серая неожиданно споткнулась и упала на колени. Саманта перелетела через ее голову, больно ударилась о землю. У нее перехватило дыхание.
Оцепенев от боли и страха, она сидела и смотрела неподвижными глазами, как к ней приближается Мэтью. Серая билась в агонии неподалеку от нее, копыта судорожно скребли по земле. Мэтью подъехал, выстрелил лошади в голову, она затихла.
Мэтью спешился, рывком поставил Саманту на ноги.
– Тебе не следовало этого делать, крошка, – он крепко схватил ее за руку. Она поморщилась, но не закричала. Что толку? Он потащил ее обратно к одеялу, снова толкнул на него.
– Оставайся здесь, – приказал он, а сам пошел и снова привязал чалого. Саманта потерла руки. У нее ничего не получилось. Неизвестно, что он придумает теперь. Что он будет с ней делать?
Вернувшись, он укоризненно покачал головой.
– Я же сказал тебе, чтобы ты отдыхала. А теперь, видишь, ты вся грязная, – он протянул руку и принялся стряхивать пыль с ее рубашки. Рука погладила ее грудь, глаза его возбужденно заблестели, он улыбнулся.
У Саманты пересохло в горле, она отодвинулась, оглянулась тоскливо и безнадежно. Бежать ей было некуда. Он грубо рванул ее к себе, обнял.
– Спокойно. Не сопротивляйся. Ты ведь моя, Саманта. Я могу делать с тобой все, что мне заблагорассудится. И ты меня не сможешь остановить.
Она снова попыталась отползти, но он потянул ее к себе за рубашку. Пуговица оторвалась и упала.
– Видишь, что ты наделала? – губы его медленно растянулись в улыбке. Саманта глянула вниз. Ворот рубашки распахнулся, обнажив кружевное белье и грудь. Она быстро заслонилась ладонями, запахнула рубашку, придерживая у ворота трясущимися пальцами.
– Нет! Так мне не нравится, – он отвел ее руку, грудь обнажилась снова. Он затаил дыхание, не сводя взгляда с груди. Он улыбнулся. Саманту затрясло. Она осознала правоту его слов. Он действительно может сделать с ней все, что ему захочется. У нее не хватит сил справиться с ним. Здесь она одна. Нет ни Кейти, ни Тилли. Никого, кто мог бы ей помочь. Он положил руки ей на плечи, стал с силой давить. Она упала навзничь.
– Я твой муж, – сказал он, слегка задыхаясь. – Не бойся меня, – он сел верхом, сжав коленями ей бедра. Одной рукой он схватил ее за горло. Другой рукой спустил рубашку с ее плеча и стал гладить грудь. Недовольно сощурил глаза.
– Что ты дрожишь, как испуганная птица. Прекрати, – он медленно развязал тесьму на сорочке и распахнул ее. Схватил ее за грудь.
– Такая мягкая, белая, теплая. Я скучал по тебе, Саманта. Помнишь, как тебе нравилось, когда я так делал? – его палец стал гладить ее сосок.
– Нет! – закричала она. К горлу подкатывала тошнота. Она кусала губы, слезы катились по щекам. – Нет, мне никогда это не нравилось. Ты лжешь, – она попыталась оторвать его руку от груди.
Он разозлился, заломил ей руки за голову, сильно сжал запястья.
– Лежи спокойно, – другой рукой он снова стал ласкать грудь, пальцем нежно гладил сосок, засмеялся довольно.
– Посмотри, тебе это нравится, а?
К ужасу и стыду, она чувствовала, как набухла грудь и сосок стал твердым. Старалась не думать о том, что он делает. Он вел себя так, словно делал это раньше. Словно, и в самом деле, был ее мужем. Но она знала, что он никогда не прикасался к ней. Вернее, он пытался изнасиловать ее, когда ей было двенадцать лет. Конюх услышал ее крики и спас от него. Через несколько дней старика нашли мертвым с размозженным черепом. Решили, что его ударила копытом лошадь.
Рука Мэтью оставила одну ее грудь и стала ласкать другую. Он часто и тяжело дышал. Глаза горели от возбуждения. Он хотел ее. Наклонил голову, жадно прильнул к соску, ласкал ее языком и зубами. Саманта закрыла глаза, отвернув голову в сторону. Она чувствовала, как набухла и отвердела его плоть, прижатая к ее животу. Она стала смотреть на вершину снежной горы. Нет, она ни за что не позволит ему осквернить ее тело. Она не хочет его. Его желание вызывает в ней только отвращение и ненависть. Вдруг он поднял голову.
– Я знаю, тебе тоже невтерпеж. Но не будь же такой нетерпеливой, дорогая. Всему свое время. Мы не можем сейчас делать этого. Не здесь. Все должно быть в нормальной обстановке. Точно так же, как было раньше, – он оторвался от нее, поднялся, поставил ее на ноги, потер распухший низ, схватил ее руку, притянул к себе, ладонью провел по набухшему члену.
– Чувствуешь? Я тоже хочу этого, – он поцеловал ее в щеку. – Но мы должны спешить.
Саманта облегченно вздохнула. Он отпустил ее и стал сворачивать одеяло. Она решила быть покорной. Что бы он ни сделал, ей нужно выжить. Она должна помочь Нику.
Мэтью без устали повторял, что они женаты. Говорил ей, что она спала с ним. Но ведь она-то прекрасно знала, что этого не было. Правда, в ее прошлом было столько туманного, неясного. Наверное, это оттого, что они с Люсиндой все время поили ее настойкой опия. Она твердо знала одно, до Ника у нее не было мужчин. Она была невинна. Ее первым мужчиной был Ник.
Она взглянула на небо. Ей нужно убежать от него, пока еще светло, попытаться разыскать Ника. В противном случае, он увезет ее далеко отсюда. И она потеряет Ника навсегда. Она посмотрела на лошадь. Он привязал ее таким узлом, что она просто не успеет его распутать. Мэтью снова поймает ее. Она огляделась. Увидела камень. Мэтью стоял к ней спиной. Она нагнулась, протянула руку. Мэтью резко повернулся, схватил за волосы, притянул к себе. Глаза стали холодными и безжалостными.
– Не зли меня, крошка. Тебе это не понравится. Ой как не понравится, – он толкнул ее к лошади, а сам привязал одеяло. Посадил Саманту в седло. Сам сел сзади, с силой притянул ее к себе. Ладони жадно пробежали по ее телу. Засмеялся, почувствовав, как она вздрогнула. Да, теперь она ясно понимала, что у нее нет сил остановить его. Одной рукой он придерживал поводья, другой обхватил ее грудь и пустил лошадь галопом.
Небо становилось алым. Солнце скатывалось за холмы. Очень скоро станет совсем темно. Тогда она не сможет убежать от него. И даже если ей, каким-то образом, удастся уйти от него, она не знает, где искать Ника.
Саманта поежилась под назойливыми пальцами Мэтью. Скоро на землю опустится ночь. И тогда она останется наедине с этим сумасшедшим. Он будет мучить ее, истязать.
Она понимала, что ее шансы спастись ничтожны.
ГЛАВА 25
Нику казалось, что он куда-то падает. Он попытался ухватиться за что-нибудь непослушными пальцами. Казалось, что в голове кто-то ковыряет раскаленным железным прутом. Жгучая боль накатывала жаркими волнами. Он скреб ногтями по земле. Руки сжались, судорожно загребая горячий песок. Что-то прошелестело над ним. Он с трудом открыл глаза. Шелест повторился. Какая-то тяжесть придавила ногу. Резкая боль разрывала колено. Ник приподнял голову, стараясь рассмотреть, что там, что с ногой. Большой черный канюк, усевшись на ногу, долбанул крепким загнутым клювом. Вытянув красную, словно ободранную шею, уставился на Ника холодными хищными глазами.
– У-у-у! – закричал Ник, пытаясь отдернуть ногу. Он приподнял другую ногу и пнул птицу. Канюк замахал крыльями, отскочил в сторону, уселся на землю, но не улетел, а все вытягивал шею и косился на человека. Ник содрогнулся и медленно отполз подальше от хищника.
Проклятые вонючие твари.
Ник пошарил вокруг в поисках карабина. Его не было. В животе жгло. Тошнило. Ник с трудом поднял руку, прикрыл глаза ладонью. Ладонь была выпачкана чем-то липким. Он посмотрел на нее. Она была в крови. Кровь? Какого черта здесь кровь? Он дотронулся до головы. Из раны все еще сочилась кровь. Резкая боль пронизала его.
«В меня стреляли!»
На него снова опускалась темнота. Он чувствовал, что теряет сознание. Он лежал, не двигаясь, старался дышать глубоко, чтобы не провалиться в бездну. Каким-то образом ему удавалось еще сохранить в себе частичку жизни. Он попытался вспомнить события сегодняшнего утра. Что же произошло?
Он высматривал антилоп и заметил вспышку. Отклонился в сторону, но пуля задел бедро лошади. Лошадь поднялась на дыбы, он попытался повернуть ее, но тут увидел еще одну вспышку. Услышал звук второго выстрела.
«Должно быть, тогда я был ранен».
Снова захлопали крылья, потоком воздуха нанесло смрадный дух птичьего гнездовья и разогретого пера. Он повернулся и увидел второго канюка, приземлившегося рядом с первым. Ник поднял камень и швырнул в птиц. Они замахали крыльями, слегка оторвались от земли, увернулись от камня, опять сели неподалеку. Они ждали, когда он растеряет последние силы. Их красные яеи были выгнуты в сторону Ника, глаза горели голодным огнем. Ник поежился и поднял руку. Черные пятна крови запеклись на песке. Черт возьми. Кровь течет, как из бочки. Но, кажется, череп цел.
«Прекрасно, значит, у меня крепкая голова».
Он перекатился на живот. Изо всех сил уперся ладонями в землю. Руки были словно деревянные, подламывались. Он собрался с силами и сел. Голова кружилась. Он переждал. Огляделся вокруг. Увидел шляпу, дотянулся до нее, стряхнул песок. Нахлобучил шляпу на голову. На него снова накатывалась слабость. У него почти не осталось сил. Сжав зубы, он закрыл глаза и стал ждать, когда силы восстановятся. Снова открыл глаза, посмотрел в небо.
Над ним собралась целая стая пернатых хищников. Они кружились и парили в воздушных потоках. Надо убираться отсюда. Если он, не дай Бог, снова потеряет сознание, они его прикончат.
Где-то тихо заржала лошадь. Ник собрал остаток сил и пополз под прикрытие кустов. Может быть, этот подонок вернулся, чтобы добить его или убедиться в его смерти? Опершись на локти, он внимательно оглядел холм. Нигде никого. Только лошадь. Это не его чалый, на котором он приехал. А какой-то гнедой мерин. Опустив голову, он щиплет буйволиную траву. Животное очень истощено. По-видимому, на нем долго ехали. На груди у коня белые пятна соли. Гнедой оседлан, поводья болтаются сбоку. А где же всадник? Он снова огляделся. Никого. Очевидно, человек, который стрелял в него, забрал чалого, а гнедого бросил. Ник нахмурился. Он, должно быть, очень спешил, и даже не успел расседлать коня. Наверное, думал, что с Ником покончено, а заодно бросил подыхать и лошадь. Ник свистнул и стал подзывать коня на языке Чиянна. Тот поднял голову. Копыта проваливались в мягкий песок. Он подошел к Нику, слегка подтолкнул его мордой в плечо, фыркнул. Но тут же шарахнулся в сторону, испугавшись запаха крови.
Сжав от боли зубы, Ник потянулся, пытаясь уцепить поводья. Он стал напевать вполголоса. Одной рукой он сумел дотянуться, ухватить повод, другая уцепилась за стремя. Он должен поймать коня. У него не будет другой возможности. Если ему не удастся сейчас сесть на него, он не сможет удержать его около себя. Тогда ему останется одно – умирать, и быть растерзанным канюками. Он содрогнулся от омерзения. Вздохнув, подтянулся, держась за стремя, поднялся на ноги. Сильно кружилась голова. Он потерял слишком много крови. Ник приподнял ногу. Она была тяжелой и непослушной. Но он все-таки дотянулся носком и вдел ногу в стремя. Мысленно молясь, чтобы лошадь не двигалась с места, глубоко вздохнул и вскарабкался к ней на спину. Обняв лошадь за шею, закрыл глаза, боясь, что от напряжения снова потеряет сознание. Когда дурнота чуть отступила, открыл глаза и оглядел землю вокруг. Долго вспоминал, спрашивая себя, что же он ищет. Наконец, вспомнил: карабин. Снова накатила волна слабости. Ник сжал рот, чтобы его не вырвало. Даже если он увидит свое оружие, то не сможет его поднять. С лошади ему не слезть. Да он и не собирается рисковать. Если хватит сил сползти, то взобраться в седло снова он уже ни за что не сможет. Ему было трудно думать. Видимо, ранение у него тяжелое. Но ему нужно добраться до лагеря. О Господи! Саманта! Она осталась одна. Он посмотрел на небо. Скоро уже стемнеет. Она беспокоится о нем. Ждет его. В него стреляли в полдень. Ника затрясло от дурных предчувствий. Тот человек знал, где она. И также ему хорошо было известно, что она одна. Ник закрыл глаза и стал молиться, чтобы с ней ничего не случилось. Но инстинкт подсказывал, что этот человек, видимо, стрелял в него из-за Саманты. Кто в него все-таки стрелял? Нельзя сказать, что у него не было врагов. Он не мог сосчитать всех, кто ненавидит его. Но зачем им выискивать его сейчас, когда… Он застонал и выругался, вспомнив вечер у Молли.
– У-у-у! – закричал Ник, пытаясь отдернуть ногу. Он приподнял другую ногу и пнул птицу. Канюк замахал крыльями, отскочил в сторону, уселся на землю, но не улетел, а все вытягивал шею и косился на человека. Ник содрогнулся и медленно отполз подальше от хищника.
Проклятые вонючие твари.
Ник пошарил вокруг в поисках карабина. Его не было. В животе жгло. Тошнило. Ник с трудом поднял руку, прикрыл глаза ладонью. Ладонь была выпачкана чем-то липким. Он посмотрел на нее. Она была в крови. Кровь? Какого черта здесь кровь? Он дотронулся до головы. Из раны все еще сочилась кровь. Резкая боль пронизала его.
«В меня стреляли!»
На него снова опускалась темнота. Он чувствовал, что теряет сознание. Он лежал, не двигаясь, старался дышать глубоко, чтобы не провалиться в бездну. Каким-то образом ему удавалось еще сохранить в себе частичку жизни. Он попытался вспомнить события сегодняшнего утра. Что же произошло?
Он высматривал антилоп и заметил вспышку. Отклонился в сторону, но пуля задел бедро лошади. Лошадь поднялась на дыбы, он попытался повернуть ее, но тут увидел еще одну вспышку. Услышал звук второго выстрела.
«Должно быть, тогда я был ранен».
Снова захлопали крылья, потоком воздуха нанесло смрадный дух птичьего гнездовья и разогретого пера. Он повернулся и увидел второго канюка, приземлившегося рядом с первым. Ник поднял камень и швырнул в птиц. Они замахали крыльями, слегка оторвались от земли, увернулись от камня, опять сели неподалеку. Они ждали, когда он растеряет последние силы. Их красные яеи были выгнуты в сторону Ника, глаза горели голодным огнем. Ник поежился и поднял руку. Черные пятна крови запеклись на песке. Черт возьми. Кровь течет, как из бочки. Но, кажется, череп цел.
«Прекрасно, значит, у меня крепкая голова».
Он перекатился на живот. Изо всех сил уперся ладонями в землю. Руки были словно деревянные, подламывались. Он собрался с силами и сел. Голова кружилась. Он переждал. Огляделся вокруг. Увидел шляпу, дотянулся до нее, стряхнул песок. Нахлобучил шляпу на голову. На него снова накатывалась слабость. У него почти не осталось сил. Сжав зубы, он закрыл глаза и стал ждать, когда силы восстановятся. Снова открыл глаза, посмотрел в небо.
Над ним собралась целая стая пернатых хищников. Они кружились и парили в воздушных потоках. Надо убираться отсюда. Если он, не дай Бог, снова потеряет сознание, они его прикончат.
Где-то тихо заржала лошадь. Ник собрал остаток сил и пополз под прикрытие кустов. Может быть, этот подонок вернулся, чтобы добить его или убедиться в его смерти? Опершись на локти, он внимательно оглядел холм. Нигде никого. Только лошадь. Это не его чалый, на котором он приехал. А какой-то гнедой мерин. Опустив голову, он щиплет буйволиную траву. Животное очень истощено. По-видимому, на нем долго ехали. На груди у коня белые пятна соли. Гнедой оседлан, поводья болтаются сбоку. А где же всадник? Он снова огляделся. Никого. Очевидно, человек, который стрелял в него, забрал чалого, а гнедого бросил. Ник нахмурился. Он, должно быть, очень спешил, и даже не успел расседлать коня. Наверное, думал, что с Ником покончено, а заодно бросил подыхать и лошадь. Ник свистнул и стал подзывать коня на языке Чиянна. Тот поднял голову. Копыта проваливались в мягкий песок. Он подошел к Нику, слегка подтолкнул его мордой в плечо, фыркнул. Но тут же шарахнулся в сторону, испугавшись запаха крови.
Сжав от боли зубы, Ник потянулся, пытаясь уцепить поводья. Он стал напевать вполголоса. Одной рукой он сумел дотянуться, ухватить повод, другая уцепилась за стремя. Он должен поймать коня. У него не будет другой возможности. Если ему не удастся сейчас сесть на него, он не сможет удержать его около себя. Тогда ему останется одно – умирать, и быть растерзанным канюками. Он содрогнулся от омерзения. Вздохнув, подтянулся, держась за стремя, поднялся на ноги. Сильно кружилась голова. Он потерял слишком много крови. Ник приподнял ногу. Она была тяжелой и непослушной. Но он все-таки дотянулся носком и вдел ногу в стремя. Мысленно молясь, чтобы лошадь не двигалась с места, глубоко вздохнул и вскарабкался к ней на спину. Обняв лошадь за шею, закрыл глаза, боясь, что от напряжения снова потеряет сознание. Когда дурнота чуть отступила, открыл глаза и оглядел землю вокруг. Долго вспоминал, спрашивая себя, что же он ищет. Наконец, вспомнил: карабин. Снова накатила волна слабости. Ник сжал рот, чтобы его не вырвало. Даже если он увидит свое оружие, то не сможет его поднять. С лошади ему не слезть. Да он и не собирается рисковать. Если хватит сил сползти, то взобраться в седло снова он уже ни за что не сможет. Ему было трудно думать. Видимо, ранение у него тяжелое. Но ему нужно добраться до лагеря. О Господи! Саманта! Она осталась одна. Он посмотрел на небо. Скоро уже стемнеет. Она беспокоится о нем. Ждет его. В него стреляли в полдень. Ника затрясло от дурных предчувствий. Тот человек знал, где она. И также ему хорошо было известно, что она одна. Ник закрыл глаза и стал молиться, чтобы с ней ничего не случилось. Но инстинкт подсказывал, что этот человек, видимо, стрелял в него из-за Саманты. Кто в него все-таки стрелял? Нельзя сказать, что у него не было врагов. Он не мог сосчитать всех, кто ненавидит его. Но зачем им выискивать его сейчас, когда… Он застонал и выругался, вспомнив вечер у Молли.