Джефф и дед ждали в холле. Ник понес лед в спальню. Роза уже сняла с девушки ночную сорочку. Повернувшись к нему, она приказала:
   – Помоги мне положить ее в бадью, Ник.
   Он бережно поднял Саманту и положил ее в воду. Она слегка вздрогнула, когда холодная вода коснулась пылающей кожи.
   Роза, закатав рукава, придерживала голову девушки.
   – Разбей лед на куски и положи вокруг нее, – приказала Роза Нику.
   Он беспрекословно подчинялся старой женщине. Сняв с крючка на стене охотничий нож, наколол лед и обложил все тело девушки.
   – Достаточно?
   Роза одной рукой поддерживала голову Саманты, в другую взяла мочалку и приказала ему:
   – А теперь выйди, Ник. Мне надо кое-что сделать.
   Выйти? Сидеть в холле и ждать? Не зная, как она? Он решительно сощурил глаза.
   – Я не уйду. Тебе же нужна моя помощь. И, кажется, она – моя жена, так?
   – Хорошо, – согласилась Роза и протянула мочалку ему.
   Ник обмакивал мочалку в воду и прикладывал к жаркому телу Саманты. Вскоре вода в бадье согрелась, а кожа девушки стала прохладной.
   – Мне кажется, ей лучше, – Роза вздохнула облегченно.
   Ник убрал с плеча Саманты мокрую прядь волос. Она была испачкана кровью.
   – Ты думаешь? – спросил Ник, все еще не веря, потом предложил: – Давай, вымоем ей волосы.
   Стараясь не замочить повязку, они аккуратно вымыли рыжие вьющиеся волосы. Роза обернула голову больной махровым полотенцем, и Ник вынул девушку из бадьи. Она была легонькая, как птичка, дрожала от холода. Стараясь согреть, Ник покрепче прижал ее к себе, не обращая внимания на то, что его одежда промокла насквозь.
   – Никки, ты так собираешься стоять всю ночь? – Роза ждала у кровати с полотенцем наготове.
   Он улыбнулся ей кротко и застенчиво. Старательно обтирая больную, боялся неосторожным движением причинить ей неудобство или сделать больно.
   И удивлялся гладкости, бархатистости ее кожи. Сняв с головы девушки мокрое полотенце, Роза заменила его на сухое. В доме не было женских ночных сорочек, кроме Розиных. Саманте они были велики, она затерялась в пышных оборках и казалась сейчас еще более нежной и хрупкой.
   – Подержи ее, Ник, я поменяю постель.
   Ник снова взял Саманту на руки, дважды обернув просторную сорочку вокруг ее хрупкой фигурки. Прижимая девушку к своей груди, он слышал, как бьется ее сердце. Его собственное билось рядом. Два сердца словно превратились в одно. Это было так удивительно… тревожно… чудесно…
   Ее голова покоилась на его плече. Длинные темные ресницы отбрасывали густые тени на бледные щеки. Ник и не думал, что он будет так страдать. Раскаяние охватило его, он зашептал:
   – Котенок, прости меня! Прости, – он слегка наклонился и нежно коснулся губами ее лба.
   Она словно услышала. Ресницы дрогнули. Протяжно вздохнув, потерлась щекой о его плечо.
   – Теперь ты можешь положить ее, Ник, – напомнила ему экономка.
   – Ты видела, Роза? Кажется, она просыпается? – обрадовался он, в сердце ворохнулась слабая надежда.
   Роза внимательно и пристально посмотрела на него, взглянула в лицо девушки и отрицательно покачала головой.
   – Тебе показалось, Никки.
   Она откинула одеяло. Вздохнув, Ник положил Саманту на кровать, расправил сорочку, чтобы грубые складки не давили. Старательно укрыл девушку одеялом. Встал перед кроватью на колени, не сводя взгляда с бледного личика. Вот сейчас дрогнут ресницы, он снова увидит удивительные зеленые бездонные озера ее глаз.
   Но Саманта спала глубоким сном, дыхание было спокойным и ровным.
   Роза провела ладонью по заросшей щеке Ника.
   – Почему бы тебе не побриться, Никки? Ты же не хочешь, чтобы она проснулась и увидела тебя таким заросшим? А я побуду здесь до твоего возвращения, – предложила она, грузно усаживаясь в кресло перед камином.
   Ник потер свои заросшие щеки и подбородок. Его мысли были слишком заняты Самантой, ее состоянием. Он совсем забыл про бритье. От усов, наверное, тоже пришло время избавиться. Роза сердилась на него, за то, что он их отрастил. Сейчас ему захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Он открыл дверь, вышел в коридор и замер, удивленный. У двери, на полу, сидели Джейк и Джефф.
   – Ну, как себя чувствует Сэмми? – спросил Джефф.
   – Ее больше не лихорадит, – отозвался Ник. – И мне кажется, что она скоро проснется.
   – А куда ты идешь такой довольный?
   – Мне нужно побриться.
   – Побриться? – переспросил Джефф. – В три часа ночи?
   Счастливо улыбаясь, Ник засвистел и весело побежал вниз по лестнице, пропустив замечание кузена мимо ушей.
   – Мне кажется, что в этом доме лихорадит не одну Саманту, – оторопело вытаращившись, заметил Джефф. – Джейк, ты бы присмотрел за ним хорошенько, что ли?
   Ник слышал, как Джейк довольно засмеялся:
   – Вот и славно, Джефф, – и успокоил внука: – Все так и должно быть. Шел бы ты отдыхать, малыш. Еще только три часа ночи. Пойду и я прилягу. – Он, кряхтя, встал и отправился в свою комнату.
 
   В доме все спали, когда Ник вернулся в спальню.
   – Есть какие-нибудь перемены? – с надеждой спросил он.
   – Она спит спокойно, не волнуйся.
   Ник с любовью и благодарностью взглянул на маленькую полную женщину, повернулся и продемонстрировал ей выбритое лицо.
   – Ну как?
   Роза похлопала его по щеке.
   – Вот так-то лучше, сынок, – нежно сказала она.
   Роза называла его сыном и была для него словно мать с тех пор, как умерла его бабушка. Он наклонился над ней, обнял за плечи.
   – Зачем нам торчать здесь вдвоем, Роза? Почему бы тебе не поспать? Я позову, если что-нибудь изменится.
   Роза кивнула, легонько пожала его руку. С трудом сдерживая зевоту, вышла за дверь.
   Ник сел на стул и стал смотреть на маленькую фигурку. Волосы Саманты подсохли и рассыпались по подушке ярким огненным веером, резко выделяясь на белоснежной наволочке. Он взял щетку и стал осторожно проводить ею по прядям, пользуясь возможностью касаться длинных шелковистых локонов. И расчесывал до тех пор, пока они не высохли полностью. Боясь потревожить Саманту, он нехотя положил щетку на туалетный столик. Встал на колени и облокотился на кровать, глядя, как девушка спит. Первый раз в жизни он чувствовал неуверенность и смущение. Она – его жена. Супруга. Он всю жизнь был одиноким. У него не было никого, кроме Джейка и Джеффа.
   Ему было всего пять лет, когда погибли его родители – Джим и Маленькая Лань. С тех пор он жил с дедом и бабушкой. А лето проводил в деревне с родственниками матери.
   Он жил в племени Чиянна, но считался только наполовину индейцем. Среди белых был только наполовину белым. Чувствовал себя чужаком и среди тех, и среди других. Не то, чтобы его не любили. Нет. Просто ни белые, ни индейцы не считали его своим. Одиночество было его спутником.
   Что она будет делать, когда придет в себя? Вспомнит ли, как их обвенчали в лачуге? Ник хорошо понимал, что для такой девушки он далеко не подарок. У него была репутация скандалиста и драчуна. Он был очень гордым. Гордился своей индейской кровью. И тем, что был внуком Белого Орла, вождя племени. Но горожане сторонились его, словно он был прокаженным. В детстве его дразнили грязным дикарем. Он обижался на сверстников, отстаивал свое равноправие в драках. А когда вырос, то стал упрямым, угрюмым и злым. Он был таким, чтобы выжить.
   Ему стало горько и досадно, когда он вспомнил обо всем. Он знал много женщин, но, в большинстве, это были шлюхи. Аманда жила с ним довольно долго. Правда, он не был ее первым мужчиной, но любил ее. Она божилась, что тоже его любит. Но не захотела выйти за него замуж, несмотря на то, что бедным его нельзя было назвать. Она не вышла за него замуж, потому что считала его индейцем.
 
   Ник взял руку Саманты, провел пальцем по линии жизни. Он как будто услышал голос деда: «Она была хорошенькая, словно новорожденная лошадка». Теперь он понял, почему дед хотел, чтобы Ник женился. Забота о более слабом, о более хрупком существе делает мягче самое жестокое сердце. А мягкость и доброта приносят в дом мир и счастье. Дед хотел своему внуку счастья.
   Но Ник, и впрямь, был диким и свободолюбивым. Ему нравилось жить беспечно – не отвечая ни за что, ни перед кем не отчитываясь. Ему нравилось делать все, что заблагорассудится.
   Теперь все изменилось. Он женился. У него было ощущение, что он попал в капкан. Эта рыжеволосая поймала его в ловушку. И он никак не мог решить: радоваться ему или горевать?
   Он задумался, сдвинув брови. Вообще-то, он планировал когда-нибудь остепениться. Но не сейчас. А когда-нибудь потом, попозже. Когда-нибудь…
   Но его уже начали преследовать странные видения. Вот она рядом с ним на ранчо. Накрывает на стол вместе с Розой.
   Вот они вдвоем в хижине на Высокой Месе. Вокруг них куча рыжеволосых ребятишек. В холодные зимние вечера они укладывают детей спать, заботливо укрывают их. А сами долго сидят у камина. За стенами дома свистит ветер, воет метель, холодно… А им уютно и тепло возле весело пылающего огня. Он прижимает ее к себе, смотрит в зеленые глаза, тонет в них…
   Он любит ее прямо здесь, у огня… Ник наклонился над Самантой, зарыл лицо в ее золотистые локоны, вдохнул их томящий свежий запах. Пальцем провел по нежной линии щеки и подбородка. Его жена.
   «Хотел бы я знать, что ты будешь чувствовать, когда поймешь, что вышла замуж за полукровку, Саманта?»
   Он понимал, что она, конечно же, испугается. И вдруг ему стало страшно. Неужели она, она отнимет у него мечту? Прочитав документ, Саманта упала в обморок. Он знал, что есть женщины, которые не боятся выходить замуж за индейцев. Но большинство, конечно же, не хотят быть отвергнутыми своим обществом. Еще одна мысль пришла ему в голову.
   А вдруг она уже обручена с кем-нибудь? Или замужем?
   Она такая хорошенькая. Девушки с ее внешностью рано выходят замуж. Скорее всего, у нее есть поклонник. А может быть, жених или муж?
   Ему представилось, как другой мужчина кладет ей на плечи руки, ласкает ее, обнимает, целует… Ник сжал зубы. Ревность закипела в его душе. Он твердо знал одно: он не желает, чтобы кто-то другой любил ее. Он не хочет, чтобы она отдавалась кому-то другому. Он не выдержит, если узнает, что она жена или любовница другого мужчины.
   – Я убью каждого, кто посмеет дотронуться до нее! – он выдохнул эти слова, будто клятву.
 
   Саманта услышала его голос, зашевелилась, что-то забормотала. Лицо исказилось гримасой страха. Ник наклонился, пытаясь разобрать невнятное бормотание.
   – Мэтью! – выдохнула она.
   Она назвала мужское имя, и Ник задохнулся от боли в сердце.
   – Нет! Кейти, беги! – Саманта стала метаться в подушках. – Мэтью! Мне больно! Я не могу дышать!
   Ник вскочил и склонился над кроватью. Откинул одеяло. Может быть, оно мешает, или одежда сдавливает ее? Но, кажется, все в порядке? Она просто бредит.
   – Кейти, помоги! Мэтью хочет убить меня! – Ужас в ее голосе был неподдельным. Действительно, что-то страшное случилось в ее жизни. Ника охватила ярость от беспомощности. Он не может защитить ее от этого невидимого врага. Этот враг – в прошлом, но не отпускает ее. Он сел на кровать, взял ее на руки, принялся укачивать, словно ребенка.
   – Котенок! Все хорошо. Никто не сделает тебе зла. Ты в безопасности. Я никому не позволю тебя обидеть.
   Она с трудом открыла глаза. Пристально посмотрела на Ника.
   – Любовь моя, – прошептала она. – Билли…
   Билли? Ее любовь? Ника словно по голове ударили. Его сладко-горькие грезы растаяли в ночи. Мечты только поманили, обнадежили, поддразнили и… посмеялись.
   Но он все держал Саманту на руках, покачивая ее, защищая от страшных воспоминаний. Наконец, она успокоилась. Он положил ее на постель, бережно прикрыл одеялом. И сразу же почувствовал себя одиноким и покинутым. Он еще никогда в жизни не испытывал такого горького и мучительного чувства.
   Ник медленно отошел от кровати и, словно побитый, поплелся к письменному столу. Достал из ящика сигару, откусил кончик, зажал сигару зубами. Трясущейся рукой с большим трудом зажег спичку и прикурил. Приоткрыв оконную створку, сел на подоконник. Теперь ему было все ясно.
   Он должен найти того человека. Того, которого она звала во сне. Человека, которого она называла своей любовью… Мужчину по имени Билли… Далеко на холмах завыл одинокий волк. Голос его набирал силу, становился громче. А потом медленно отдалялся и замирал на холодном ночном ветру. Какое-то время стояла напряженная тишина, после которой новая волчья песня казалась более жуткой и тоскливой. Одинокий волк продолжал созывать свою стаю. В его призыве были тоска и безнадежность.
   Ник посмотрел вдаль. Горьким эхом отозвался в его сердце этот плач – скорбный и унылый плач одинокого волка.

ГЛАВА 8

   Ник допил свой кофе и рывком отодвинул стул от стола. Поднявшись, потянулся и зевнул.
   – Схожу, еще раз посмотрю на Саманту и буду готов, – сказал он деду.
   Ник был усталый, измученный. Остаток ночи он просидел на подоконнике, погруженный в печальные размышления.
   Джейк попыхивал трубочкой. Облака дыма плавали над столом. Дед нахмурился. Он знал, что Ник так и не отдохнул.
   – Нет необходимости в том, чтобы ты ехал с нами, Ник. Почему тебе не остаться дома? Выспись хорошенько. Мы с Джеффом управимся без тебя.
   – Трудно справиться одним. Лишних рук на пастбище не бывает.
   Ник не сказал деду, что ему необходимо быть занятым. Он не хотел, чтобы у него было свободное время. Он знал, что если останется и ляжет в постель, то не сможет сразу заснуть. Его начнут навещать мрачные мысли о том человеке, которого любит Саманта. А если заснуть все-таки удастся, то будут приходить не менее мучительные сновидения. Теперь он знал, что должен делать. Никаких грез и надежд. Мало ли чего ему хочется?
 
   Он вышел из столовой и поднялся в спальню. Над холмами занимался рассвет. Розовые солнечные лучи робко ползли по полу и стенам, словно подкрадывались к спящей девушке.
   Щеки и лоб Саманты были прохладными. Опухоль на виске уменьшилась. Но она все еще не пришла в себя. Скрипнула дверь. Неслышными шагами вошла Роза с кувшином горячей воды и успокоила Ника:
   – Не волнуйся, Никки. Я не оставлю девочку без присмотра. С ней все будет хорошо.
   Он погладил руку Саманты, вздохнул.
   – Я надеюсь на тебя, Роза.
   Роза положила ему на плечо мягкую, теплую руку.
   – Тебе пора. Седельные вьюки упакованы. Они в холле. Я позабочусь о твоей малышке, пока ты не вернешься, – заверила она.
   – Я знаю, что могу быть уверен в тебе, Роза. Ты могла бы и не говорить этого.
   Ник убрал прядь волос с лица Саманты. Нежно, как ребенка, погладил по голове. Ему очень хотелось поцеловать ее, но сдержался, круто повернулся и вышел из комнаты.
   Он не стал никому рассказывать, что ночью девушка бредила. И что в горячечном бреду она называла имена Билли и Мэтью. Он сам должен справиться со всем. Он взял вьюки и вышел во двор ранчо.
   Скаут подал голос из конюшни, но Ник знал, что мерину необходим отдых, слишком загнал он его за прошлые дни. Джефф лукаво улыбнулся Нику, он уже оседлал для него коня мышиной масти. Серый был плохо объезжен, вставал на дыбы и брыкался, когда на него надевали седло.
   Ник никогда не бил лошадей, не кричал на них. Он сидел, крепко обняв сильными стройными ногами лошадиные бока и не выпуская поводья из рук. Серый попытался пару раз встать на дыбы и взбрыкнуть. Но, почувствовав на себе уверенного всадника, успокоился и пустился вслед за другими лошадьми ровным шагом.
   Из-за засухи в долине стадо оставили пастись на альпийских лугах дольше обычного. Запасы сена оказались довольно скудными, зимовка предстояла суровая и трудная. Поэтому всех бычков решили забить. Ник договорился с полковником Карсоном, командующим форта Гарланд, о поставке мяса для военных.
   Коровы с телятами паслись на нижних горных пастбищах. А большая часть стада – одно– и двухгодовалые бычки – на альпийских лугах. Их труднее всего было найти и собрать. За лето они становились совсем дикими.
   Джеффа отправили с фургоном, в котором везли продовольствие. Он должен был разбить лагерь. А Ник и Джейк делали с рабочими загоны для скота. Потом они должны были прочесать кустарник и собрать одичавших за лето и разбившихся на группки животных.
   Ник отправился с загонщиками в высокогорье, в самые труднодоступные места. Он продирался сквозь густые заросли кустарников и высоких альпийских трав. Растительность полностью скрывала бычков не только от хищников, но и от людей.
 
   Утро было ясным и холодным. Лошадь недовольно фыркала. Из ее ноздрей вырывался пар. Подмороженная трава хрустела под копытами. Все вокруг сверкало и искрилось, присыпанное легкой ледяной пыльцой.
   Воздух был чистый и прохладный. Ник дышал легко и с наслаждением. Ему хотелось, чтобы холодный воздух протрезвил голову, захмелевшую от любви, а не от спиртного.
   Лошадь бежала весело, мотала головой, гарцевала и радостно ржала. Ник усмехнулся, понимая, что к вечеру она устанет и будет способна передвигаться только медленным шагом.
   В прошлом месяце Ник забил и доставил в деревню Чиянна пятьдесят бычков. Так повелось давно, еще с тех пор, когда у Джейка и его жены Марты не было ничего, кроме одежды, хижины и нескольких десятков голов скота.
   Однажды во время охоты Джейк был застигнут в высокогорье бураном. Он, наверное, замерз бы, если бы его не нашел Белый Орел со своими людьми. Они не убили его, а доставили на ранчо.
   Прекрасно понимая, что жизнью обязан индейцам, Джейк тогда забил дюжину бычков и отправил на зимнюю стоянку племени, где люди в то время голодали. С тех пор, перед каждой зимой, он посылал племени Чиянна несколько десятков свежих туш на зимнюю стоянку, расположенную на Высокой Месе.
 
   Несмотря на то что было холодно, рубашка у Ника промокла от пота. Он метался в густых зарослях, выгоняя бычков на открытое место и сбивая их в стадо. Время от времени он останавливался, снимал шляпу и вытирал лицо шейным платком. Бычков почему-то было мало. Ник озадаченно стал пересчитывать. Рядом с ним ехал старый загонщик.
   – Дэнни, – обратился к нему Ник, – ты уверен, что наверху больше нет животных?
   – Вообще-то, должны быть. Но, странно, почему их не видно? – он махнул рукой в сторону худого загонщика, такого тощего, что, казалось, ему нечем отбрасывать тень. – У Селима тоже собралось маленькое стадо.
   – Гони стадо вниз, а я пройдусь повыше. – Ник оставил рабочих и поскакал на Сером в горы.
   Он был озадачен. Костей им нигде по пути не попалось, значит, волки бычков задрать не могли. Он обнаружил узкую тропинку, протоптанную бычками, спешился и тщательно осмотрел все вокруг. Встревоженный, снова сел в седло и поехал по стежке, довольно широкой. Лошадь проходила по ней свободно. Тропа вывела на крутой горный склон и оборвалась.
   Следы животных вели вверх по склону. Скорее всего, бычки за хребтом сошли вниз и не смогли выбраться.
   Он снова спешился, оставил лошадь внизу и стал карабкаться наверх по склону. Следы привели к широкому каньону, поросшему самшитом. Ник обогнул каньон и, в самом деле, увидел внизу бычков. Они толклись на небольшом пятачке и не могли найти выхода. Их было больше полусотни. Пригибаясь к земле, он стал красться, стараясь не привлекать внимания животных. Одичавшие бычки боялись человека больше, чем медведя гризли.
 
   Стадо было худым от голода. Здесь им нечего было есть. Но вода, видимо, была где-то рядом, иначе животные давно бы сдохли. Ник решил найти водоем. Он бесшумно бродил по зарослям, пока не наткнулся на маленькое озерцо. Вода стекала в него с горного склона. Ник обрадовался – вода в здешних маловодных горах была на вес золота. Он пошел вверх по течению небольшого ручейка и вскоре выбрался на маленькую площадку, откуда вниз струился водопад. Ник подставил ладони под струю, хотел напиться и только поднес ладони с водой ко рту, как позади послышался шум.
   Он оглянулся, и дрожь пробежала по спине. Позади него стоял огромный бык и смотрел на него воинственно и вызывающе. Взгляд быка не предвещал ничего хорошего. Бык захрапел, уставился на ковбоя маленькими разъяренными глазами, опустил голову и потряс длинными изогнутыми рогами.
   Оглядевшись, Ник понял, что он в ловушке.
   – Хо-а! – пронзительно закричал он и замахал перед носом быка шляпой, надеясь, что тот испугается и убежит. Но бык воспринял вопль как вызов и бросился вперед.
   Ник хотел отскочить в сторону, но поскользнулся на мокром камне, оступился и упал. Он не успел подняться и увернуться, а только прикрыл руками лицо, пытаясь защитить от острых рогов. Боль пронзила все тело, рога ударили со страшной силой. Ник закричал от боли и ярости так, что бык отскочил. И… снова изготовился к атаке.
   Ник с трудом поднялся. Все тело, казалось, разрывается. Каждый вздох причинял ему новую боль. Но руки уже выхватили из-за пояса длинный охотничий нож. Ник припал к земле, пошире расставил ноги и изготовился.
   Бык снова пошел вперед. Сначала медленно. Шаг, еще шаг. Потом рванулся вперед. Ник отпрянул в сторону, направил лезвие ножа вверх и воткнул его в толстую шею животного по самую рукоятку.
   Мотая головой из стороны в сторону, бык взревел. Кровь и слюна обрызгали камни. Бык снова отступил. Опустил голову вниз. Рога были снова нацелены на человека.
   Ник уже держал нож наготове. Теперь он должен попасть точно в сердце, иначе… На новый удар у него просто не будет времени и сил.
   Голова кружилась, все тело пронизывала острая боль. Пошатываясь от слабости, он ждал. И снова животное рванулось на человека. Рога чиркнули по камням. Ник мягко уклонился. Сжал нож обеими руками и вонзил его под левую лопатку зверя. Темно-красная струя ударила вверх. Бык рухнул на камни и заревел. Из ноздрей хлынула кровь. Он завалился на бок, вытянул ноги и застыл огромной неподвижной глыбой.
   Ник, шатаясь от слабости, вернулся к лошади. Обнял Серого за шею, с трудом взобрался на спину коня. И, почти теряя сознание, добрался до лагеря.
 
   Саманту окружали, кривлялись перед ней, гримасничали какие-то странные существа. Она уворачивалась от них, но они не отступали. И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, исчезли. Кто-то огромный схватил ее и бросил в море, вода в котором была красной, словно кровь. Она задыхалась. Красная вода вливалась в рот. Она выплевывала ее. Хватала воздух. Но вместо воздуха снова текла и плавилась вокруг нее красная влага.
   Она пыталась кричать, звать на помощь. Но из горла не вырвалось ни звука – ни писка, ни даже хрипа. Ее обволокло белой, словно хлопковое волокно, тишиной. Тишина была осязаема, давила на уши.
   Тишину разорвал жалобный крик лошади. Лошадь кричала от боли. Саманта знала точно: так лошадь кричит только от страха или боли. Белая лошадь опустила голову, упала на колени. Ее атласная шкура была исполосована, рубцы вздулись и налились кровью. Молодой человек, светловолосый, с жестокими голубыми глазами, снова и снова поднимает хлыст над лошадиной спиной. Хлыст испачкан кровью. А он равнодушно и бесстрастно бьет и бьет коня. Конь вздрагивает от каждого удара и кричит – тонко и жалобно.
   – Нет! – кричит Саманта. – Нет! Не надо!
 
   Девушка открыла глаза, резко отбросила одеяло, спустила ноги с кровати. Поднявшись, зашаталась. Ноги путались в широченной ночной сорочке. Она придержалась за спинку стула.
   Сдерживая подступающий к горлу приступ тошноты, с трудом передвигала ноги. Они словно налиты свинцом. Дверь раскачивается из стороны в сторону. Словно девушка идет не по полу, а по палубе корабля, который колышется на мерной морской зыби.
   Дотащившись до лестницы, стала спускаться вниз, перехватываясь поочередно то правой, то левой рукой. Она спустилась вниз.
   Перед ней была огромная комната. Где-то далеко маячили тяжелые дубовые створки. Она шла и шла. И дверь росла впереди, становилась выше и выше, массивнее, казалась неприступной. Собрав все силы, она толкнула ее всей грудью. И дверь неожиданно легко распахнулась.
   Все кружилось и покачивалось. Далекие зеленые холмы и пастбища. Амбары и хозяйственные постройки с белыми стенами и красными крышами. И все это было огорожено белыми длинными заборами, тянущимися на целые мили.
   Лошадь снова закричала. Она знает, что лошадь находится в конюшне. Она должна остановить Мэтью. Пусть он больше не мучает Клауда.
   Холодный ветер ударил в лицо. Она зашаталась. Острые камни впиваются в нежные ступни. Но сейчас ей все равно. Она добралась до забора и пошла вдоль него, придерживаясь за перекладину.
   – Нет! Мэтью, остановись! – закричала она.
   Там, за дверями конюшни, светловолосый мужчина избивает белоснежного жеребца Клауда. Саманта вырастила его. Она помнит его маленьким, игривым и тонконогим жеребенком. Мэтью обещал забить его насмерть…
   Добравшись до конюшни, Саманта толкнула дверь. Дверь распахнулась, и, не удержавшись на ногах от слабости, девушка упала. Небо над головой закружилось.
   Кружение замедлялось, замедлялось… Саманта приподнялась на локтях, взглянула в глубь конюшни. Гнедая лошадь вставала на дыбы. Она била копытами по барьеру. И снова тоскливо и неистово заржала. Копыта мелькали в воздухе. Саманта зажмурилась от ужаса.
   «Сейчас она затопчет меня».
   Собравшись с силами, Саманта откатилась в сторону. Приподнявшись на колени, ухватилась за столбик ограждения и поднялась.
 
   Только тут она поняла, что находится не в Сторм Хейвене. Все постройки вокруг были бревенчатыми: амбары, конюшни, сараи, навесы. Куда она попала? Она не понимала ничего.