Джейми всегда оправдывал их ожидания. Первый в школе, Оксфорд, игра в университетской сборной, работа в аристократичном банке Gurney Kroheim. Родители несколько удивились, узнав о его переходе в Dekker Ward, но Джейми объяснил свои мотивы, и они с готовностью их приняли. Теперь их сын стал одним из предпринимателей нового поколения, о которых они столько слышали.
Я вовсе не насмехался над такой слепой привязанностью. Я мог только завидовать. Чего бы я ни добивался в жизни, мой отец не проявлял к этому никакого интереса.
Я неторопливо потягивал пиво.
– Не знаю, как мне быть дальше.
– Разве ты не собираешься оставаться в Dekker?
– Не знаю. Иногда я кайфую от происходящего. Как во время битвы за Брейди. Но потом начинаешь думать о том, что они сделали с Дейвом и проектом favela, о наркоденьгах…
– Да брось ты.
– Не могу. Меня это настораживает. Тебя – нет?
Джейми задумался на мгновение.
– Может быть, и насторожило бы, если б я остановился и задумался. Поэтому я не останавливаюсь и не задумываюсь. Я обязан преуспеть. Ради Кейт и Оливера. И ты знаешь, что я умею делать то, что делаю. – Он взглянул на меня, ища подтверждения своим словам.
– Безусловно. – Я не кривил душой. Судя по тому, что я успел увидеть в Dekker, Джейми действительно был профессионалом. – Извини. Я тебе ужасно благодарен. Спасибо, что помог получить эту работу.
– Да брось, боссу ты нравишься. Так что и я заработал очки.
– А что с этими визами в Россию, о которых говорил Стивен? Думаешь, Рикарду им все обломал?
– Не знаю, но я бы не удивился. Не один, так другой. Они не любят, когда им подкладывают свинью.
– Это я заметил.
Аура нервозности, окружавшая Стивена, исчезла вместе с ним, и меня сейчас словно окутывал мягкий теплый свет, чему немало поспособствовали три пинты пива и приятная беседа с другом.
За все эти годы мы вместе прошли через многое. Соглашаясь на работу в Dekker, я доверил Джейми свое будущее. Но я знал, что могу на него положиться.
– Кейт сказала, что Изабель тебя просто приворожила.
Я почувствовал, что краснею. Странно. Обычно мы вполне открыто трепались на любые темы.
– Она хорошая.
– Хорошая?! Это уже серьезно. Раньше было проще, например, "есть за что подержаться" или "она не прочь переспать со мной".
– Нет. И нечего скабрезничать.
– Между вами что-то было?
– Нет.
– Но ты бы не отказался, верно?
– Не отказался бы. Но, думаю, это невозможно.
– Почему?
– Не знаю. Похоже, она не слишком на это настроена.
– Будь с ней поосторожнее. Она довольно странная. – Внезапно он что-то вспомнил. – Слушай, надеюсь, ты не растрепал ей об этой истории с отмыванием денег?
– Я ей все рассказал. Она тоже считает, что Эдуарду не следует ничего говорить. Но она считает, что стоит поговорить с Рикарду. Я, впрочем, этого делать не собираюсь.
– Ник! С ней даже заикаться об этом нельзя было! Я же говорил тебе: она и Эдуарду – ты что, забыл?
– Говорил. Но это лишь слухи. И я в них не верю.
– Ты просто не хочешь верить. Ты видел, что случилось с Дейвом. Лучше выбрось из головы все эти проблемы с отмыванием денег. Иначе и с тобой произойдет то же самое.
– Я доверяю Изабель.
– Дело в том, Ник, что в нашем бизнесе вообще никому нельзя доверять.
Я собирался возразить, но передумал. И отчасти потому, что, как ни неприятно это сознавать, но он был прав.
– Ну, уже поздно. Пора и по домам. – Джейми поставил пустую кружку на стойку.
– Уходим.
Мы вышли из паба. Джейми принялся ловить такси, а я побрел в сторону метро. Велосипед остался на Кэнери Уорф.
Новый день был серым и холодным, словно весна передумала наступать. Операционный зал Dekker на сороковом этаже, казалось, придавило свинцовыми тучами, вяло колыхавшимися за окном. Эйфория от победы над Bloomfield Weiss померкла перед лицом суровой реальности: нам предстояло продать мексиканские облигации на два миллиарда. Наступил момент напомнить клиентам о сделанных некогда одолжениях.
Я наблюдал, как это делает Джейми. Мастерская работа. Он начал со своих лучших клиентов. С каждым он вел себя совершенно по-разному. С одними обсуждал футбол и телевидение, с другими – средневзвешенный срок до погашения и доходы на облигации с купоном. Иногда он говорил без умолку, иногда просто слушал. Но обманом, просьбами или лобовой атакой – Джейми умудрялся выбить заказ из каждого собеседника. Заказы достигали и десяти, и двадцати миллионов долларов. Но это была капля в море. Требовалось чудо и заказы на уровне в сотни миллионов, чтобы двухмиллиардная гора облигаций стронулась с места.
Босс и сам с головой погрузился в работу. По-настоящему большие заказы могли поступить только от тех, кому в свое время оказали серьезные услуги, а должным образом напомнить им об этом мог только Рикарду. Время от времени он вставал из-за стола и обходил зал. Ситуация была напряженной, и он старался подбодрить нас, то похвалив одного сотрудника за пятимиллионный заказ, выбитый у какого-нибудь упрямца, то вместе с другим сожалел о том, что клиент отказывается заглатывать наживку. В этом бою мы сражались плечом к плечу, и он был уверен в нашей преданности делу.
Рикарду умел одновременно решать сразу несколько проблем. После ланча я сидел и наблюдал, как работает Джейми, и внезапно почувствовал легкое похлопывание по плечу.
– Ты хорошо знаком с Польшей?
– Не особенно. Я был там один раз – в Краковском университете.
– Каковы шансы на то, что они девальвируют свою валюту?
В общении с Рикарду честность была наилучшей тактикой.
– Понятия не имею.
– А кто-нибудь мог бы тебе подсказать? Профи?
Я задумался.
– Пожалуй, да. Есть один экономист, преподающий в Лондонской школе экономики. Пятнадцать лет назад нынешний польский премьер был его студентом. Они до сих пор поддерживают отношения. Можно поговорить с ним. Правда, для этого придется распить с ним как минимум бутылку водки.
– Великолепно, – сказал Рикарду. – Хоть галлон. Запишешь на наш счет.
15
Войтек искренне обрадовался моему звонку и тут же пригласил меня на ужин. Мы познакомились, когда я изучал советскую экономику, и именно благодаря ему я и попал в Краков. Войтек с давних пор прослыл яростным критиком командных методов управления, принятых в Восточной Европе, и на родине у него была влиятельная группа последователей. Я сказал, что теперь работаю в Сити и что мне нужно кое-что выяснить насчет польской экономической стратегии.
Я появился у дверей в Илинге, одном из лондонских пригородов, с бутылкой его любимой зубровки.
– Чудесно! – Он был в восторге. – Проходи, проходи!
Квартира выглядела точно так же, как и в последний раз. На тех участках стены, что не были еще заставлены книжными шкафами, красовались афиши довольно экстравагантных польских, русских и французских выставок. Плакаты отбирались не с учетом пристрастий хозяина, но в соответствии с тем весом, который событиям придавала почтеннейшая публика. Как-то в приливе пьяной откровенности он признался мне, что его любимый фильм "Когда Гарри встретил Салли". Он потребовал, чтобы я поклялся, что никому не проболтаюсь. Плакат из этого фильма на стене, понятное дело, отсутствовал.
Хотя Войтеку было уже под пятьдесят, он прилагал все усилия, чтобы походить на перманентно разгневанного первокурсника. Пышные черные усы, взъерошенные длинные волосы, сзади кое-как перехваченные в "конский хвост", прилипшая к нижней губе неизменная сигарета с белым фильтром. Однако, несмотря на такой вызывающий внешний вид, он был любимцем бизнесменов, политиков и деятелей Международного валютного фонда. Он проповедовал экономику, основанную на жесткой монетарной и налоговой стратегии – и тем не менее не всегда считал слабаками тех политиков, которым еще не удалось догнать безработицу до двадцатипроцентной отметки. Войтек относился к тем редким преподавателям, которым искренне интересны дела и успехи их студентов. Когда-то такой чести удостоился и я, а до меня – нынешние министры финансов Польши и Словакии.
Мне он нравился. Хотя он был старше меня, и виделись мы не часто, я считал его своим другом.
– Как поживает наша хорошенькая Джоанна?
– В Америке она поживает. С этим уродом Уэсом.
– Отлично. Мне она никогда не нравилась, и каким бы негодяем он ни был, уверен, они друг друга стоят. Я приготовил рататуй. Пойдет?
– А то!
– Тогда наливай!
Мы выпили водки. Войтек рассказал мне о своей последней подруге – американской студентке. Молоденькими девочками он увлекался до тех пор, пока они не достигали двадцати пяти лет, после чего терял к ним всякий интерес. Он даже женился на двух своих студентках, но вскоре прекратил подобные эксперименты. Браки все равно оказывались недолгими, а разводы – муторными.
Ужинали мы на его просторной кухне. Рататуй был великолепным, водка – крепкой, и не прошло и часа, как мы уже прилично набрались.
Как и ожидалось, сначала он высказал мне свое «фи» за то, что я попал в Сити, а уже потом поинтересовался, что мне нужно.
Я откашлялся, пытаясь хоть немного прочистить мозги.
– Меня взяли, потому что им нужны мои знания русского языка и тамошней экономики. Теперь вдруг выяснилось, что мне надо еще разбираться и в польских делах, а за ними я уже Бог знает сколько лет не слежу. Надеялся, что ты мне что-нибудь подскажешь, чтобы я не выглядел полным идиотом.
– Тебе, дружище, не грозит выглядеть идиотом ни при каком раскладе. Слушай.
И он ясным и точным языком принялся излагать историю польской экономики со времен «Солидарности». Я все понимал, все формулировки были четкими и схватывались легко – оставалось только надеяться, что наутро я буду в состоянии все это вспомнить.
– А что насчет девальвации? Не слишком ли они задрали свой валютный курс?
– Не то слово! – Войтек почти выкрикнул эти слова. Он встал и возбужденно заходил по кухне. – Мне уже надоело им об этом говорить! Девальвируйте злотый сейчас, прежде чем экономика рухнет окончательно! Лучше контролировать ситуацию и самим выбирать подходящий момент, а не ждать, пока кризис заставит это сделать.
– Так ты думаешь, они на это пойдут?
Войтек остановился, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
– Понятия не имею.
Он сделал ну очень невинное лицо, и я ему, конечно, не поверил. Он наверняка знал о предстоящих планах Польши – и одобрял их.
Мы выпили еще по одной, потом еще, и еще. Я понял, что пора отступать.
– Но ведь еще только десять часов! – запротестовал Войтек.
– Но мне к семи на работу. Это и так не радует, а если учесть, сколько я выпил…
– Уговорил! Шагай, рад был тебя увидеть, Ник.
Он обнял меня, и я оставил своего друга наедине с остатками водки.
Крутить педали наутро оказалось непростым делом. Голова гудела, во рту пересохло. У одного из магазинчиков я притормозил и купил пол-литра молока, которое не выпил, а в мгновение ока буквально втянул в свой исстрадавшийся организм. Слава Богу, ехать нужно было вниз.
Рикарду при виде меня расхохотался.
– Вижу, вчера ты честно выполнил свой долг.
– Черт, неужели заметно?
– Вполне. Ну, польза какая-то есть?
– Думаю, что поляки все-таки собираются девальвировать. – Я рассказал о разговоре с Войтеком и о том, что ему не удалось скрыть гордость оттого, что власти прислушались к его советам.
– Ты уверен, что его влияние действительно серьезно настолько, насколько кажется ему самому?
– Уверен.
– В таком случае молодец! – Он улыбнулся и похлопал меня по плечу. – Пора заняться отладкой наших польских позиций.
Он вернулся к своему столу и взялся за телефон.
– Неплохо, – сказал Джейми. – Больше чем неплохо. Только не рассказывай мне, что ты играл в регби с врачом Бориса Ельцина.
– Что нет, то нет, – сказал я. – Войтек, пожалуй, мой потолок по части агентов влияния.
– Все равно, ты теперь фигура хоть куда. Только вот…
– Что?
– Выглядишь паршиво.
– Спасибо.
Я был доволен собой. Может быть, Рикарду удастся заработать на моей информации. Тогда он наверняка вспомнит о моем участии. Этого у него не отнять. Он умел отдавать долги.
Зазвонил телефон.
– Ник? Это Войтек.
Голос был хриплым и измученным. Похоже, после моего ухода он не прекратил возлияний.
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – пробормотал он.
Я ухмыльнулся, как же, знаем.
– Вчера, Ник… Когда мы говорили насчет Польши. И девальвации. Ты помнишь, нет?
– Конечно. И спасибо, Войтек, это был полезный разговор.
– Ну да… Хм. Всегда рад помочь тебе, старому другу. Ник, я что-нибудь говорил о девальвации злотого?
О Боже! Я постарался, чтобы мой голос прозвучал бодро и уверенно:
– Нет, ты ничего не сказал.
– Это хорошо. Если бы финансовые рынки узнали о предстоящей девальвации от меня, серьезные люди перестали бы мне доверять.
– Конечно. Я понимаю. – В ушах у меня звенело. Щеки пылали.
– Ты можешь дать слово, что никому не скажешь о том, что мы с тобой… не обсуждали вчера вечером?
Черт! Черт, черт!
– Ник?
Что мне оставалось?
– Не волнуйся, приятель. Ты просто сделал для меня обзор текущих дел, вот и все.
Оставалось надеяться, что голос меня не выдаст. Хорошо, что Войтек не видел моего лица.
– Вот и хорошо. – Он произнес это с явным облегчением. – Рад был повидаться. Не пропадай, ладно?
– Конечно. До встречи.
Я положил трубку и сделал глубокий вдох. Подняв глаза, я увидел, что Рикарду направляется к моему столу.
– Отличная работа, Ник. Все пружины взведены. Надеюсь, что ты окажешься прав.
– Я прав, – буркнул я. Однако я чувствовал, что неправ, и всерьез неправ.
– Кстати, вечером мы угощаем клиентов. Очень серьезных клиентов. Хочешь присоединиться?
Господи! Опять пить. Чего мне хотелось меньше всего на свете, так это развлекать людей, которых я отроду не видел. Мне хотелось лечь в постель и накрыться с головой одеялом. Прямо сейчас.
Однако надо делать хорошую мину. Я ее сделал.
– Почту за честь.
Я налил себе кофе и потянулся за газетой. Я заслужил немного покоя и тишины. Кофе, однако, не очень помог. Голова болела по-прежнему, живот сводило. Меня бросало в жар, на лбу выступил пот. Занятия русистикой вредны для здоровья, а главный профессиональный риск в них – водка. Что же со мной будет, когда я всерьез начну заниматься Восточной Европой?
Украдкой я бросил взгляд на Изабель. Она листала какие-то бумаги, шелковистые пряди волос закрывали от меня ее лицо. Как же она хороша! После той пятничной встречи в баре мы перекинулись лишь парой слов – вполне по-дружески, но и не больше того. Она явно старалась, чтобы между нами не возникло никаких серьезных отношений. Чертовски жаль.
Я вспомнил предупреждение Джейми. Нет, он неправ. Ей безусловно можно доверять. Но я вовсе не собирался следовать ее совету поделиться своими подозрениями с Рикарду. Благоразумие требовало вообще ничего не предпринимать, хотя и это не казалось мне правильной тактикой. Голова раскалывалась. Я так и не принял никакого решения.
– Что случилось, Ник?
– А что?
– Ты просмотришь во мне дыру.
Я попытался сфокусировать взгляд. Изабель насмешливо разглядывала меня.
– Извини. Я сегодня не в форме. Вчера вечером я сражался за Dekker – со стаканом.
– Какая трогательная преданность коллективу.
Я обиженно уткнулся в газету. Пролистал новости культуры. Надо признать, что рецензии на фильмы в Financial Times весьма солидны. Только что вышел новый фильм Кшиштофа Кесловского. Похоже, интересная работа. Если выдастся свободное время, обязательно посмотрю.
Какая же я скотина! Я обманул Войтека. Он доверился мне, а я его предал. Конечно, его вина в этом тоже есть. Даже в большей степени – его вина. Я честно сказал, чем и где занимаюсь и что хотел узнать. Он сам был по-идиотски откровенен. И он это понял, потому и бросился мне звонить. Это его вина. В том, что я предал его, виноват он сам.
Чушь! Софистикой тут не отделаться. Если Войтек когда-нибудь узнает, как все вышло… Оставалось надеяться, что он не узнает никогда.
В памяти всплыли слова Стивена. В нашем бизнесе трудно зайти слишком далеко. Главное, чтобы тебя не поймали.
Какая же я скотина!
После пары стаканов вина стало гораздо лучше. По крайней мере, башка уже так не трещала. Мы сидели в Vong, модном нью-йоркском ресторане, перебравшемся прямо оттуда в Найтсбридж. Наших было семеро плюс пятеро гостей. Наши – Рикарду, Эдуарду, Джейми, Мигел и еще пара человек. Гости – чиновники центрального банка. Поездка в Лондон стала для них чем-то вроде ежегодного мероприятия, неформальной благодарностью Dekker за прошлые и будущие сделки.
Для государственных служащих они оказались на редкость открытыми и приятными людьми. Еда была превосходна, выпивка текла рекой, а разговор сопровождался взрывами веселого смеха.
Я сидел рядом с Эдуарду, который за весь вечер едва ли открыл рот. Ближе к концу вечеринки он наклонился ко мне.
– Сегодня ты узнаешь, как делается бизнес, – в черных глазах блеснули плутовские искорки.
– Серьезно?
– Да. Клиентам надо давать то, что им хочется получить. Речь не только о лучших ценах или лучших сделках. Этим занимается Рикарду. Но кто-то должен выстраивать и неформальную составляющую. А это уже моя специальность. Ты понимаешь, о чем я?
Он ухмыльнулся, глядя на меня в упор.
– Не совсем.
– Во-первых, надо знать, что любят твои клиенты. Я, например, знаю, что вся эта группа – большие бабники. Несложная задача. Все, кроме вот этого, в конце стола. – Он указал на симпатичного мужчину с залысинами, который заинтересованно слушал Джейми. – Предпочитает мальчиков. Его коллеги об этом не знают, Джейми об этом не знает – но сам он наверняка оценит то, что его посадили рядом с самым обаятельным из наших бойцов.
Я не смог сдержать улыбку. То, что внешность Джейми привлекала к нему представителей разного пола, было правдой. И это его порядком бесило. Он, конечно, пришел бы в ярость, если бы узнал, что Эдуарду сейчас просто использует его.
– Но ты ведь ему не скажешь, Ник?
– Когда-нибудь скажу. Трудно удержаться.
– Ладно, главное, чтобы не сегодня. Сегодня ты поймешь, почему эти люди всегда имели и будут иметь дело с нами, а не с Bloomfield Weiss.
Около одиннадцати мы вышли из ресторана, и в вечернем воздухе раздались крики: "Эдуарду, Эдуарду!"
– Что происходит? – спросил я у Джейми.
– Продолжение банкета. Мы едем к Эдуарду.
Интересное дело! У меня словно открылось второе дыхание, да и общий энтузиазм был заразителен. Я втиснулся в одно из трех такси.
Эдуарду жил в Мейфэре, примерно в полумиле от ресторана. В просторной гостиной места хватило всем. На окнах висели дорогие портьеры, полы были устланы коврами. Мы ввалились в помещение, на ходу стаскивая пиджаки и ослабляя узлы галстуков. Шампанское уже ждало на полке буфета, которым заведовала очаровательная блондинка. Я взял бокал и плюхнулся на диван.
Фелипе, сидевший рядом со мной, рассказывал о какой-то нашумевшей конференции, которую пару лет назад Dekker проводила в Акапулько. Я с трудом улавливал суть. Он говорил с очень сильным акцентом, заводился, захлебывался от радости и, казалось, вообще нес какую-то бессмыслицу. Однако все остальные с готовностью кивали и хохотали, вспоминая былое.
Шампанское было великолепным, гостиная теплой, диван поразительно удобным – и я, блаженствуя, откинулся назад. Я позволил себе расслабиться.
Внезапно прямо в глаза мне блеснул лучик света. Я вздрогнул и повернулся, ища взглядом его источник. Зеркало. Эдуарду и еще двое сосредоточенно делили белый порошок на аккуратные дорожки.
Десять лет своей жизни я провел в университетах, где вдоволь насмотрелся на наркотики и научился их избегать. Похоже, нравы в нашем бизнесе не слишком отличаются от тех, что царят в вольной студенческой среде. Я вжался в диван, надеясь, что на меня не обратят внимание.
Зеркало привлекло почти всех присутствующих, включая Джейми. Он поймал мой взгляд и пожал плечами. Он не употреблял наркотики.
Я поискал глазами Рикарду. Он уже исчез. Все остальные на месте. Что ж, очевидно, у босса есть свои привилегии.
Эдуарду поймал мой взгляд и через всю комнату обратился ко мне.
– Хочешь немножко, Ник? Хорошая штука.
Проклятье.
– Спасибо, нет, – сказал я, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком невежливо.
– Брось, попробуй. Отличный товар. Щепотка никому еще не вредила. Как раз, чтобы войти в настрой. – Толстые губы расплылись в улыбке, но глаза были жесткими и требовательными.
– Не хочу. Извини.
Он подошел ко мне и присел на подлокотник дивана. До меня отчетливо доносился запах его одеколона. Две верхние пуговицы на рубашке были расстегнуты, обнажив черные волосы на груди и сверкающую золотую цепь. Он обнял меня и потрепал по щеке. Мне зверски захотелось врезать ему по физиономии.
– Ники, дружище, что с тобой? Развлекайся! Оторвись! Хочешь девочку?
В этот момент раздался дверной звонок.
– А вот и она!
Он встал и обратился к банкирам, на лицах которых появилось напряженное ожидание.
– Это мои знакомые. Труженицы модельного бизнеса. – Он подмигнул. – Хороши!
Он открыл дверь, и перед нами предстала дюжина ослепительных красавиц. Они отличались друг от друга цветом кожи и волос, но все были одеты в роскошные, откровенные вечерние платья. Мужчины разом подскочили со своих мест, шум усилился, захлопали пробки. Возбуждение, охватившее всех, ощущалось почти физически.
Я остался на месте. Эдуарду обнял за талию высокую рыжеволосую девушку с бесконечно длинными ногами и подвел ее ко мне.
– Ник, это Мелани. Мелани – Ник. Настоящая красавица, Ник. Уверен, тебе понравится. – С этими словами он отошел. Слава Богу.
– Привет, – поздоровалась она.
– Привет, – я вежливо улыбнулся и уставился в пространство.
Она потягивала шампанское, пытаясь завязать светский разговор, но я не реагировал ни на ее слова, ни на тщательно отполированное произношение. Я страшно устал, мне хотелось домой. Мне никто не был нужен, кроме Изабель, а искусственность ситуации раздражала невыносимо. Я огляделся. У всех мужчин были жены или подруги, но сейчас они оживленно болтали с незнакомками, так, словно знали всю их жизнь. Две пары – да-да, они уже разбились на пары – сплелись в танце. Меня затошнило.
Я взял пиджак и направился к дверям.
– Ник!
Джейми высвободился из объятий блондинки и поспешил ко мне. Я молча ждал.
– Куда ты собрался, Ник?
– Домой.
– Не дури, останься. Эдуарду не понравится твой уход. Брось, ты же даже не женат.
– Может быть, именно поэтому я и не хочу оставаться, – сказал я. – И пошел твой Эдуарду к черту!
На следующее утро я проснулся в девять часов. Сварил кофе, поджарил тост, пролистал газету. Про Польшу написали на восьмой странице. Моя лепта в Dekker. Я вышел из дому и направился вверх по Примроуз-Хилл, любуясь его низкими черными фонарями и яркими нарциссами в полном цвету. Для мая день был прохладным, утренний бриз приятно покалывал кожу.
Я присел на скамью у вершины холма и посмотрел на Лондон. Прямо передо мной высился причудливой формы многогранник – вольер для птиц лондонского зоопарка, – а сразу за ним блестел купол собора Святого Павла и небоскребы Сити. Еще дальше виднелась Кэнери Уорф, трудноразличимая за свежей зеленой листвой деревьев.
Люди Dekker сейчас мучительно делают вид, что после вчерашнего они бодры и полны сил. Они многозначительно переглядываются, врут клиентам, заманивают их в мексиканскую игру, раскручивают новые сделки, подсчитывают новые барыши.
Я думал. Проект favela, отмывание денег, увольнение Дейва, моя ложь Войтеку, ощущение липкой мерзости от вечеринки для избранных. С любым из этих моментов по отдельности я бы справился. Но со всеми сразу не мог.
Я чужак. Можно обманывать себя и прикидываться, что все в порядке, – но не до бесконечности. С другой стороны, Джейми как-то приноровился. Приноровился лгать, не моргнув глазом, смотреть сквозь пальцы на то, на что велят смотреть сквозь пальцы, делать то, что от тебя ждет начальство. Если мешает совесть, ее нужно придавить. Или уйти.
Собирался ли я уходить? Действительно ли меня так сильно задевала реальность? Так ли меня возмущала ее коммерческая изнанка?
Нет, отнюдь. Хотя нападение на пляже Ипанема меня сильно выбило из колеи. Но мозги не отшибло. Нужно смотреть правде в глаза: я сделал ошибку, сунувшись в Dekker. Дурацкий, абсолютно дурацкий шаг. Гордыни мне не занимать, и я не люблю признаваться в том, что где-то ошибся. Однако себя не обманешь.
Уходить надо вовремя. Как любит говорить Рикарду, хороший трейдер должен знать, когда надо отступить и не настаивать. Пора.